До встречи въявь

ДЕЖАВЮ…

      — Хэй, Ричи, не отставай, а то всё вкусное достанется мне!       Хихикая на всю округу, девчонка-лемур с плетённой корзинкой на спине ловко прыгала по большим камням в ручье. В спешащей водице весело пританцовывали отражения пышной листвы, ветвей и лиан. На одной из них, удобно свисающей чуть поодаль, я и решил выпендриться: разбежался, прыгнул и…       — А вот и нетушки! — растение натянулось под весом моего тела, но успешно выдержало. Ступни уверенно шлёпнули об булыжник.       Ахнув от волнения, подруга засуетилась в желании помочь удержаться.       — Ха-а-ха! — однако уже через секунду победоносно поднятым лапам пришлось прикрывать задницу от болезненного приземления…       Прохлада резко окутала моё тело так, словно к коже прицепились тысячи срезанных волосинок после стрижки. Солнечные лучики вздрагивали на водяных разводах, а из пасти хаотично вылетали пузырьки воздуха. Я терялся в пространстве, и потрясение стремительно сменялось паникой. Ручей не был глубоким, но в тот момент казалось словно дно исчезло напрочь, и меня медленно погружает в бездну… Но затем помимо обычного гула воды в ушах зазвучал ещё один, а в лапу что-то грубо вцепилось и потянуло на себя. Стоило только заглотнуть воздуха, как я сразу завёлся громким и долгим кашлем. В глазах всё было очень мутно, и вдобавок они зудели, вызывая неутолимое желание потереть…       — Т-ты чего творишь?!.. Д-дурень! Утопиться решил что ли?! — принялась бранить меня подруга, — И убери лапы прочь от своих гляделок! — по кулачкам прилетел поучительный шлепок.       В ответ я лишь жалобно айкнул и отстранился, будто удар прилетел какой-нибудь палкой.       — Ах, ну вот, вся промокла по твоей милости! Тьфу ты!.. — она наигранно вздохнула и сменила пластинку обратно: — Ладно, по пути высохнем! Идём-сы, фрукты сами себя не соберут, хе-хи-хи!       Айнатиана, так её звали, всю жизнь была разная. По рассказам родителей и знакомых при появлении на свет не издавала почти ни звуку, чем не на шутку всполошила всю деревню. Кто-то даже не поленился и вызвал лекарей из Андрановондронины — ближайшего к нам городка, но благо жизни малышки ничего не угрожало. А вот стоило ей встать на ноги, как жители ощутили на себе гнёт самого что ни на есть чертёнка с пружинкой вместо хвостика. Говорили, что порой у их дома собиралась целая очередь потерпевших от шалостей. Но прошло ещё пару лет, и Айну будто подменили. От той сорванки остались, разве что, жажда приключений и отвага. В словах и поступках у неё неожиданно пробудилась некая взрослость. Может, просто захотела выглядеть постарше в глазах окружающих, или же всё-таки внемлила мудрость шамана Масоандру? Наверное это так и останется для меня загадкой…       Мокрые, но несломленные, мы продолжили путь к мысу Бубаумби: тогда стоял урожайный сезон, и сочные плоды росли как грибы после тёплого дождя. Любовь к труду в нашем поселении старались прививать с самого детства: от мелких просьб постепенно к крупным полапениям. И практически никого не волновали мысли об опасностях, с которыми могут столкнуться их чада во время походов. Дома заучивали, мол, ни с кем никуда ни ногой. Особо усердные даже тайком маскировались или нанимали актёров, дабы подкараулить и проверить на практике, усвоен ли урок. Вовсе не секрет, что у нас абсолютно все взрослые знали друг друга, а чужаки бывали редко. Всякие туристы обычно дальше пары городов и столицы — Антананаривы, не совались. А ещё если кто и затевал кампанию, то шли мы только в компании.       Витая в облаках, я не сразу засёк на себе пристальный взгляд своей спутницы. На миг меня схватило волнение, и пасть слегка приоткрылась в немом вопросе. Но лемуриха опередила:       — Ну как, уже просох? Айда по деревьям наперегонки! — и крохотная смута тут же отлегла от души.       — Да ну не-е… Хва-…       — «Да ну не-е! Да ну не-е!» — перекривляла она, — Фи, зануда! — и снова переобулась, кашлянув в кулачок: — Тогда слушаю твои предложения! Ну не идти же нам столько, будто мы по одиночке!       Почесав репу и задумчиво помычав, я вдруг вспомнил:       — А давай в слова!       Айна вопросительно хмыкнула.       — Ну, говорю, слово, а ты из последней буквы придумываешь другое. Затем снова я, и так по кругу… — завидев искорку интереса в её глазах, я начал: — Ананас!       — Саподилла! — подхватила та, и понеслось…       Авокадо, облако, обед, дом, мост, тропики, инжир, рыба, Африка, Анцирабе… Мы добрались, но игра и не думала кончаться.       — Е-ежевика.       — Асаи, — Айнатиана с ухмылкой и соперническим духом напомнила: — Инжир уже был, если что.       — Гм, а я и не забывал! Икако!       Огород, дрова, абрикос, салак, карамбола, алоэ, энцефаляртос (хи-хи, я умная!), слива, астра, Айна (ах ты ж!)… Свежие плоды словно сами прыгали в корзину. Вот и настала пора обратного пути, но никто из нас не хотел проигрывать, и…       — Араб!       — Хе, баобаб!       — Благо…       — Хэй, п-погляди, оттуда дым… Огонь.       — Напалм.       Мрак, кровь, вопль, лють, террор, резня, ярость, труп, порох, холод… Н-нет… Нет! Нет! Это не те воспоминания! Всё было не так! М-мы… Э-это…       — …Н-не может так быть… — ручки корзины сползли с моих плеч, и все фрукты и овощи порассыпались врозь. Здесь они больше… не нужны.       …Никто из нас не хотел умирать. Но нам не дали выбора. Деревянные дома звонко потрескивали в объятиях пламени. Едкий смог забирался в глаза и лёгкие, от чего слёзы раздражения и ужаса смешивались воедино. Крики, выстрелы, грохот — всё хаотично кружилось в голове, набирая и сбавляя нажим на рассудок. Этот нещадный жар заставлял сердце леденеть…       — Мама-а-а! — истошно крича, Айна не раздумывая бросилась в пекло.       — А-Айна, стой! Айна! — и я рванул вдогонку.       Сквозь дрожащий от жгучих языков воздух мелькали движущиеся силуэты. Вся суть кошмара прояснилась, когда мне мимолётно открылась душераздирающая картина: одна из фигур, явно сильно раненная, пыталась уползти прочь, но вовсе не от огня. Кто-то настиг её и без колебаний всадил длинное лезвие в спину. Это был момент, когда меня одновременно опустошили и заполонили, собрали и разодрали на кусочки. Жалкий зов каждый раз рассеивался в густоте едкого дыма и деревенской агонии…        Айна была схвачена до того, как сумела добраться до обращённого в пепел семейного очага. Мои детские клычки и когти не смогли ничего противопоставить злым вооружённым дядькам в противогазах.       Они переговаривались на непонятном языке — лишь иногда проскакивали знакомые слова. Их забавляли наши попытки вырваться, и били они с нескрываемым азартом. Прилетало в основном по животу и затылку, и хоть как-то смягчить страдания не удавалось. Терпишь — бьют сильнее, кричишь — тоже самое. Когда я попытался прикрыть подругу собою, то нас расцепили и поволокли за шкирку через весь обращённый в ад райский уголок к куче ребят. К одному из них мордоворот обратился по-английски относительно возраста, а когда услышал «восемнадцать», то с двумя товарищами куда-то увёл его. Среди нас больше не осталось ни одного взрослого: им нужны были только дети. Кто-то рыдал, кто-то брыкался, а кто-то сидел тихо, смотря в одну точку и почти не моргая. Только Айна схватила покрепче мою лапу, словно произнеся: «Я с тобой до последнего вздоха». Вскоре нас под дулами друг за дружкой вывели на пляж и стали распихивать по маленьким и тесным клеткам. На побережье была пришвартована уйма вместительных моторных лодок, и некоторые уже готовились отчаливать. А вдали на горизонте стояла пара громоздких судов в ожидании «груза».       Из моего носа сочилась кровь — часть окрашивала песок, а другая впитывалась в мех. Я заворожённо наблюдал за этим, чтобы хоть как-то успокоиться. Всё тело ныло от боли и дрожало, а шорты насквозь промокли от похода под себя. Но худшее ещё таилось впереди…       Внезапно среди разбойников возникла суматоха — мы подняли головы и заметили Масоандру. Покрытый ожогами и ранами, он пытался вызволить детей из клеток с самого края. Рядом валялось бездыханное тело бандита, что моментально вызвало несказанную ярость у его собратьев. Всех попытавшихся сбежать расстреляли в спину, а самого знахаря ублюдки забили камнями. Рождение и погибель надежды вызвали новый шквал паники, пресечь который решили новой порцией страданий. Шальной свист розг, боль, вопли — у нас не было ни шанса на то, чтобы дружно стерпеть и замолчать. Но время играло не на пользу мучителей, поэтому порка продлилась недолго. А тот багровый узор под ногами, оставленный нашей кровью, невыводимым пятном въелся в память.       Айнатиана не отпускала меня до того самого момента, которого я боялся сильнее смерти: нас разлучат. Навсегда. Мы встретились взглядами в последний раз, дав немую клятву: «Увидимся, хоть на том свете…»       Дальнейшие события походили на кому наяву: ощущение, словно я снова беспомощно погружался в бездну, пока вокруг не смолкала симфония преисподней. Крики, выстрелы… и взрывы. Ко мне в помещение с клетками вломился обезумевший палач и наставил оружие, но кончина не настала: он схлопотал автоматом по спине и рухнул рядом.       — Не с тем воюешь, отродье… — по-английски произнёс солдат с чёрным мехом в проёме, прежде чем хладнокровно застрелить его. Через некоторое время все громкие шумы затихли.       Ещё позже не одна новостная статья расскажет миру о «Нетландии»: совместной операции двух сверхдержав против пиратов-детоторговцев. Но нигде не найдётся ни одного упоминания о лемурихе по имени Айнатиана. Всего спасти удалось чуть больше половины — остальных, вероятно, настигла та участь, что миновала меня. Из того, что я ещё смог запомнить: бандиты загрузили её на соседнее судно. То самое, которое в итоге заняли Красные…

***

      — Какие ж незвери со мной одним воздухом дышат… — тихо проговорил аляскинский волк и достал сигарету, опёршись на леер рядом с товарищем. Где-то в двадцати шести ярдах напротив также отдыхала группа иностранных военных.       — Ты, это, поберёг бы своё дыхало, — обратился к нему дельфин, — А то ляжешь раньше положенного, а кто гадов мочить будет? А, Дымок? — и внаглую выхватил незажжённое курево из его пасти.       — Beregís'! — послышался громкий русский выкрик, а следом раздалось два выстрела.       Притворившийся мёртвым пират откинулся с концами от соседской пули, а напарника свалило ранение в шею. Ядовитая палочка выпала из его ослабшей руки…

***

      — Ну чего там, опять «кушать»? — хмыкнув, матерь затушила бычок об пепельницу, — Саранча… Самому не судьба сварганить чего-то? Вон… в магазине ж вчера была.       Зажав нос от противного дыма в неухоженной комнате, я натянул улыбку:       — Но ты ведь обещала спечь пирожки с горохом, прямо как у тёти Мати…       По телевизору на неприятной ушам громкости опять крутили какие-то мировые новости. Моё тело невольно вздрагивало каждый раз, когда диктор заводил монотонную болтовню. На журнальном столике у потрёпанного дивана лежали бутылки и банки с изящными этикетками. Однажды из любопытства одна такая попала мне в руки, и я как ни в чём ни бывало отправился в гости к Матильде — добродушной белой тигрице, живущей неподалёку от нас. Сперва она даже не обратила внимание на эту штуковину, но как пригляделась — начала строгий допрос. А потом мать поведала, что пока меня не было дома, то обеспокоенная мисс явилась на пороге и учинила громкий скандал. С тех пор отношения с соседкой стали медленно перерастать в настоящую войну. Но и запретить гостевать у милой мадам никто не решался: её же забота и не позволяла органам опеки углядеть бардак в нашей семье. А собственная наивность не давала сделать этого и мне…       В ответ на просьбу матерь лишь наигранно ахнула и завела привычную песенку:       — Хэнк, мальчик мой, ты ведь уже смышлёный, — сказала та, и вновь опустошила бокал, — Разве твоя Матя не показывала тебе как это делается?.. — но от моего пристального взгляда её вдруг переклинило: — Ух, да интернете глянь в конце концов! На хер я за него плачу вообще?! Мамочка устала может, не?!       Ватные ноги сами выпроводили меня из комнаты. Телик продолжал издавать резвый шум, но даже так удалось чётко разобрать сказанное вслед:       — Весь в своего папашу. Тоже всё хотел да требовал, а потом свинтил восвояси…       «И правда, чего это я? Мамы иногда не бывает дома по несколько дней. Работает наверное… Да, много работает».       На кухне поджидал новый, но уже показавшийся очевидным казус: на желанные пирожки не было даже муки и гороха. Тогда в моей смышлёной, по словам матери, голове появилась отважная идея: сходить и купить всё самостоятельно. К моменту как я собрался уставшая родительница уже выключила говорящий ящик и задремала, поэтому достать заветную карточку оказалось несложно. Также со мной в приключение отправились и странные банки со столика и мусорного ведёрка.       — Один из ваших приспешников сильно разозлил тётю Матю, но я чувствую — в вас ещё есть добро, — шёпотом произнёс я, пародируя тон некого супергероя. Тогда мне удалось набрать два средних пакета.       За дверью стояла вечерняя прохлада: неописуемый свежий аромат, прозванный мною «запахом Луны». Улицы спального района в такое время как обычно пустовали, но зато почти в окнах каждого дома виднелся свет. Также иногда мимо проезжали машины, помогая фонарным столбам освещать округу холодным светом фар.       — Все белые… А почему у Матиной машины они жёлтые? — и так снова завелась беседа с самим собой. Как всегда.       Наконец перед маленьким мною расступились стеклянные двери. В этот же момент от заветного приёмника пластика удалилась пожилая дама, уступая место.       — Вместо мамы карманные деньги мне выдаёт чудо-аппарат, — усмехнулся я, наблюдая за исчезновением первой банки в его пасти. Маленький конвейер внутри казался языком чудовища.       Заслуженный купон отправился в карман, а сам я — за детской тележкой и продуктами. Пункт за пунктом стал неспешно вычёркиваться из списка. Дело тормозил широкий ассортимент и высокие полки: иногда приходилось просить помощи у других покупателей.       «Да ну куда подевались все лесенки?»       — Такой маленький, а уже шерсть красит… Пф! — проворчал себе под нос пожилой козёл, разминувшись со мной.       — Это не краска, — моментально парировал я, и направился на кассу. Такие конфузы редко меня огорчали.       Просканировав товары, кассир беспристрастно озвучила сумму. И тут накатила паника: терминал потребовал ПИН-код! Из моих уст стало непроизвольно вырываться испуганное блеяние.       «Н-но как так?! Б-б-бред же! Бред! За чип не может проситься пароль!»       Прежде чем эта женщина начала бы возмущаться, в ситуацию вмешался до боли знакомый голос:       — Позвольте, — белая когтистая лапа приложила свою карточку, произведя оплату.       Я был слишком встревожен чтобы хоть что-то сказать. Тигрица сложила мои и свои продукты в пакеты и вместе со мной покинула магазин.       «Поздороваться? Н-но ведь уже поздно! Отблагодарить, может?.. Чёрт, ну не молчи же!»       — Х-хэ-эй… д-держите, — в раскрытой ладони лежал заветный талончик за бутылки. — В-вам нужнее.       Матильда неохотно взяла бумажку — и в её глазах прогляделось осознание чего-то и… искорка гнева. Но виду не подала.       — Хэнкс, дорогуша.       Положив наши покупки в багажник, тётя впустила меня на заднее сидение автомобиля, а сама села за руль. Двигатель рыкнул, и мы тронулись. Несколько минут между нами сохранялась пауза, но затем она завела разговор:       — Продукты на пирожки брал, агась? Молодчинка: ничего не забыл, всё верно.       Я лишь стеснительно угукнул.       — А маменька, поди, уже десятый сон смотрит?       — Д-да, мама сегодня наработалась и жутко устала…       Тигрица многозначно хмыкнула.       — Ясненько, — в салонном зеркале завиделась улыбочка, — Ну, не стоит её беспокоить. Сейчас доберёмся ко мне, и ты сам всё приготовишь. По лап… кхм, по рукам?       — Да, конечно!       Под присмотром Мати мною впервые в жизни было приготовлено нечто большее, чем пятиминутная лапша и чай. Вспоминая те деньки не раз за много лет, я лишь пару годиков назад смог целиком понять тот тётин загадочный взгляд. Она пристально глядела нисколько на мои действия, сколько на меня самого. Словно пыталась найти что-то… своё?       После уютного гостевания ноги как-то без энтузиазма тащили меня домой: словно шёл на приём к дантисту. Но голос совести взывал, внушал и продолжал толкать вперёд:       «Не смей! Этот зверь перенёс страшные муки, чтобы родить тебя! Этот зверь каждый день лезет вон из кожи, чтобы прокормить тебя! Этот зверь — твоя мама…»       В пластиковом судочке медленно стыли плоды моей отваги и усердия. Мне очень хотелось сохранить их до завтрашнего возвращения со школы и порадовать мать. Хотелось наконец увидеть её улыбку и услышать красивые слова, сошедшие не просто с языка, а с полного искренности сердца. И вот, прозвенел утренний будильник…       Атмосфера стен из гранита науки порой вселяла желание буквально выгрызть себе путь из них и убежать прочь. Бежать так долго, сколько позволят ноги. Прорваться в ту другую реальность, где счастливые родители забирают меня после занятий, а после полдника мы собираемся на прогулку. Где тётя Матя приходит к нам на чай, а не с нарядом хмурых зверей в форме. Где мама не ходит на каторжную работу, от которой каждый день еле живая. Где в школе я смеюсь с чего угодно, но не с обидных шуток сверстников в мой адрес. Просто улыбайся, гадкий ягнёнок, и всё вокруг покажется сущим пустяком. Даже если в горле стоит ком, а твоё сердце обливается кровью — просто… улыбайся.       В этот раз дверь нашего дома оказалась не заперта, что уже слегка насторожило. Белый шум телевизора освещал опрокинутый журнальный столик и мусор, в котором виднелся пустой судочек. Стояла омерзительная вонь, будто из мусорного контейнера. Матерь валялась на кровати и не издавала ни звуку. Но зато мне вовремя удалось засечь движение прямо позади себя и свалиться набок: в комнату с жутким мямлением и рыком ворвалось какое-то чудище! Настолько безобразное и расхристанное, что для меня по сей день загадка, что это, чёрт возьми, был за зверь! После провального броска оно неуклюже пыталось подняться с пола, а я от ужаса не мог даже закричать — лишь панически блеял и дрожал. Оно…       «…Убило маму!»       С этого момента сознание словно ушло в спячку, дабы спасти мой рассудок. Воспоминания затянуло дымкой, что куда гуще, чем от дурной привычки матери. Прочно осесть в голове удалось лишь отдельным отрывкам: наша входная дверь, потом Матина, её тёмный чулан, звуки погрома и завывание сирены…       В детском доме ко мне часто заходил психолог, но никто не торопился ничего объяснять. Зато дальняя кровь, ставшая моими новыми родителями, решила не тянуть с ответами. Это был первый разговор по-взрослому для шестилетнего меня, если не считать общий тон отношений с мамочкой. Горе-мамочкой, которая днями напролёт спускала детское пособие на развлечения и пойла. Которая травила байки о том, что с другими детьми обходятся в разы хуже. Которая просто манипулировала мной для сокрытия улик. Которая… оказалась вполне себе живой. Её в алкогольном беспамятстве увезли вместе со своей израненной «подружкой» в клинику. За вторжение и разбитый портрет покойного мужа Матильда едва не спустила шкуру с этой тётки, которую я принял за чудовище. Позже в суде их безумная версия о том, что наша соседка пыталась украсть ребёнка и сожрать, потерпела фиаско. Складывалось впечатление, будто соседка сыздавна готовилась к этому моменту и тщательно копала под мою мать. Визги бывшей родительницы о гонении за её любовные предпочтения не помогли — и обе отправились мотать разные сроки. Вслед за этим, конечно же, встал вопрос и о моей судьбе. К изумлению это заседание оказалось гораздо более напряжённым, чем предыдущее. И мне не то что не дали выбора — меня даже не ввели в курс дела. Но, быть может, оно и к лучшему. Предпочтение отдали родственникам, что живут чуть ли не на другом конце страны: в Нью-Йорке. Благо что до и после процесса между тётей Матей и моими новыми опекунами не вспыхнуло вражды — они договорились, что я могу отправляться к ней на каникулы, если захочу. Так и происходило несколько лет подряд, пока однажды тигрица не перестала отвечать на звонки и сообщения. Мобильных контактов с другими соседями у нас не нашлось, а при личном визите мы узнали, что её дом продан, а сама она теперь невесть где. Всякое могло произойти, но даже от одной мысли о том, что загадочное исчезновение уж больно в аккурат совпадает с окончанием тюремного заключения матери, из моих уст начинает непроизвольно вырываться испуганное блеяние…

***

      Пока дорогой братец рылся в компьютере, зебра нетерпеливо и слегка вприпрыжку расхаживала туда-сюда по тёмному кабинету, как по подиуму.       — Чего да как там, дядюшка полицейский? — шутливо обратилась она, и заглянула ему за спину.       — Сейчас, щас всё будет… — ответил тот, прикусив нижнюю губу. Не впервой подписываться на сестричкины авантюры. — Во, гляди. Эти?       На экране высветились две знакомые фотографии полосатого барана и лисицы с прикреплённой короткой информацией.       — Хи-хи-хи, надо же, а ты никогда не промахиваешься…       Он фыркнул.       — Просто прошу, остерегайся неприятностей, Лейвери…