
Часть 17. Подарочек
"Осталось только..."
Машина остановилась на том же месте, как и в тот самый холодный снежный день... Только теперь не пришлось по дороге копаться в бардачке, ища ручку с бумагой, не пришлось записывать под диктовку номер машины, севшей им на хвост. Антон и забыл, как пугает его это место и одновременно много значит для него, ведь, именно здесь он поцеловал его первый раз. Первый. Здесь. На набережной. У Невы. — Пойдем, — Арс быстро открыл свою дверь и вышел на улицу. Шаст потянулся к ремню безопасности, в темноте еле отстегнул его и торопливо вывалился туда, где свежо и прохладно. Краем глаза он увидел, как брюнет что-то взял с заднего сиденья и как тут же засунул себе это "что-то" во внутренний карман пальто, захлопывая дверь, ставя машину на сигнализацию. Мимо проносились машины. Одна за другой. Одна за другой... Антон то и дело вздрагивал, обращая на них внимание. Сердце каждый раз екало, хотя от дороги он стоял достаточно далеко, чтобы его задели. В очередной раз внутри все сжалось, когда рядом пронесся какой-то слишком громкий мотоцикл, Шаст вздрогнул, но его быстро взяли за руку, утягивая подальше от шума. Ноги вышагивали по асфальту, нос прятался в воротнике куртки. Холодный ветер продолжал играться с подстриженными русыми волосами, пока Арсений это не заметил и не натянул на тупую голову безответственного юнца капюшон. Его тянули за руку, ничего не говоря при этом. Просто вели за собой и будто ждали, когда зазвучит этот родной и такой желанный голос юного нетерпеливого человечка. Но Антон терпел. Ждал. Не хотел начинать разговор раньше, чем брюнет будет к этому готов. Люди будто вымерли. Никого даже не виднелось ни впереди, ни позади. Шум создают лишь машины: грубые, быстрые, вечно куда-то спешащие. А они с Арсением будто никуда больше не спешат. Тихо идут, держась за ручки как пары, живущие вместе не одно десятилетие. Как же сильно Антон о таком мечтал... Мечтал не бороться за это счастье, а радоваться ему. Мечтал не требовать внимание, а получать его. — Не боишься? — прервав тишину, наконец заговорил Попов выдыхая из легких пар, смотря в это время куда-то вдаль. — А должен? — почти с усмешкой поинтересовался Шаст, немного ускоряясь, чтобы идти с мужчиной плечом к плечу. — Ну, тебя усадили в машину, зачем-то привезли к воде и просто ведут в неизвестном направлении. Я бы испугался, — Арсений поджал губы, будто пытаясь скрыть улыбку. — Ну, так ты же ведешь. А тебе я доверяю, — уверенно ответил младший. — Глупо доверять киллеру, Антон. Даже тому, в кого ты влюблен. — Ты хотел сказать "бывшему киллеру"? — младший сощурился, тут же замечая на себе короткий взгляд голубых глаз. — Мне хочется спросить... — Спроси, — быстро произнесли. — Уверен? — Уверен. — То, что ты сообщил нам в ресторане — это ведь шутка, да? Попов резко остановился, проходясь взглядом по водной глади, такой спокойной, что ей можно было бы сейчас сильно позавидовать. Темная Нева отражает огни почти ночного города, пытается выглядеть устрашающе, но эти фонари как женственные сережки придают ей нежности и вселяют безопасную величественность. Сделав шаг к стоящему рядом человеку, мужчина впился губами в те, что на корню в один миг заставили его жизнь перевернуться в этом же самом месте почти год назад. Изменили ценности, научили по-настоящему любить и чувствовать. Антон убил в нем киллера, но породил в нем человека. — Арс... — оторвавшись на секунду от неимоверно желанного поцелуя, с закрытыми от удовольствия глазами начал парень, но его резко перебили, не давая закончить. — Это правда, Тош. Что-то рухнуло. Шаст отстранился, нахмурился и на его глазах собрались еле заметные слезы, проступившие скорее от холода. Рот так и остался открытым от удивления.Это ведь... невозможно?..
— Рано или поздно всему приходит конец. Убийства, даже совершаемые во благо... — Арсений сглотнул и поежился, будто от холода, сам не веря в то, что сейчас говорит. — После тебя я не могу убивать, — кратко закончил брюнет прежде, чем на юном лице расцвела улыбка. — А что теперь? Что будет дальше? — Шаст сделал несколько шагов назад и уперся ягодицами в гранитную ограду. Со страхом посмотрев себе за спину, парень скорчился, пугаясь высоты и глубины, скрывающейся в этой темной воде. — Антон, — за предплечье сильно схватили, что заставило обернуться и увидеть настороженный взгляд. — Еще ебнись туда. Я не полезу тебя вытаскивать, знай это. — Пиздежь, — усмехнулся шатен, носом потянувшись к носу Попова, как котенок. — Дальше будет то, что когда-то закончилось. Я вернусь в театр, буду выступать, — все же ответили на поставленный раннее вопрос, крепко держа легкомысленного "ребенка" за руку на всякий случай. — А как же твое "уходить надо на пике"? Примут ли тебя обратно? — А я как Карлсон. — Мальчиков любишь? — ехидно улыбнулся шалун. — "Я улетел, но обещал вернуться", — усмехнувшись, процитировал мужчина. Рука плавно потянула мальчишку на себя, вынуждая прижаться к груди. Арсений обнял Антона так тепло и душевно, что у того от счастья аж голова закружилась, и если бы он по-прежнему сидел на гранитной ограде, то с великой уверенностью рухнул бы вниз. — Но, ты же не для этого меня сюда привез, правда? — дыша в пальто, пахнущее любимой туалетной водой, произнес Шаст. — Конечно не для этого. Скажи мне, какой сегодня день, ты помнишь? — Ну... вроде бы точно не тот, когда мы первый раз поцеловались. Тогда же вроде снег лежал? — Да, до этого еще долго. — Тогда я не знаю, — зеленоглазый отстранился, заглядывая в океаны, бушующие интригой. — Год назад, в этот самый день... — Попов полез рукой во внутренний карман пальто, доставая оттуда подарочную, достаточно объемную коробку белого цвета с синей красиво завязанной лентой. — В этот самый день я лишил тебя всего: нормальной жизни, родных, друзей, планов на будущее, учебы, и многого другого. — Сегодня?.. — улыбка с лица резко исчезла. По коже прошлась та самая паника от увиденного когда-то убийства, от побега, от удара об ступеньку, от заброшки, от лужи собственной крови на бетонном полу, от Арсения и пистолета, лежащего в его руке. Год назад....Антон скользил по ступенькам, пока чуть не наткнулся лбом на распахнутую настежь дверь соседа снизу. Резко затормозив, юноша в страхе остолбенел, видя пугающую картину. — Три! — прозвучал выстрел и стены окрасились в кровавый цвет. Шастун окоченел. Глядя в страшный коридор, он не мог пошевелиться. Ноги подкосились, а сердце заколотило в груди с такой скоростью, что в глазах начало сильно темнеть. Сделав шаг назад, юнец вжался спиной в соседнюю дверь, не замечая, как привлек к себе внимание убийцы...
...Антон перепрыгивал через две ступеньки, пролетая над ними словно птица, надеющаяся улететь от охотника. Вот только ноги знатно ослабели от сильного шока, а потому человек сзади подкрадывался все ближе и ближе, пока его ледяная рука не схватила Антона за капюшон, отдергивая назад.
Тело резко полетело вниз, из-под ног за секунду ушла земля, а затылок больно встретился с каменной ступенькой. В глазах залетали искры и через мгновенье все вокруг погрузилось в темноту...
...Так тяжело открыть глаза. Затылок ноет и немеет одновременно, пока из него льется что-то, но что именно, Антон пока понять не может. Длинное тело жалобно постанывает на холодном бетоне, пока черные ботинки обходят его со всех сторон, продумывая в своей голове план дальнейших действий. После всего произошедшего киллер привез парня туда, где их никто не увидит, и никто не услышит, а именно на заброшенное десятиэтажное здание, возле которого красуется уже заржавевший кран, оставленный на произвол судьбы...
...Попов ходил вокруг кряхтящего тела, которое постепенно приходило в себя и пыталось поднять голову. Перетянутые скотчем руки и ноги ныли от отсутствия кровообращения, а в глазах все плыло настолько сильно, что парень не видел ничего, кроме черного пятна, медленно присаживающегося перед ним на корточки.
Голубые глаза пристально всматривались в опьяненные изумруды, которые так старательно пытались вглядеться в убийцу...
...Киллер внимательно наблюдал за парнем, под головой которого постепенно набиралась лужица алой крови. Покусывая щеки изнутри, Арсений медленно встал в полный рост. Все это время два зеленых глаза беспомощно смотрели за телодвижениями, происходящими рядом с ним, медленно моргая и рвано вдыхая воздух через рот. Повернувшись к парню спиной, Попов сделал несколько шагов от валяющегося тела и вновь развернулся, направив дуло пистолета на цель. В помещении повисла тишина. Сердце Арсения билось медленно и уверенно, в то время как сердце Антона готово было разорваться от страха и боли. Он не видел ничего, но прекрасно ощущал приближающуюся смерть. В заброшенном здании лишь изредка раздавались всхлипывания человека, который все еще старается быть в сознании. Указательный палец уже давно лег на спусковой крючок, а вот большой не торопился снять оружие с предохранителя. Арсений будто замер, всматриваясь в изумруды, чей хозяин молчал, но глаза, они как зеркало души, говорили все за него. Эти секунды стали для Шастуна испытанием. Не разрывая зрительный контакт, он пытался не отрубиться, но сильная потеря крови постепенно тушила свет в его глазах. Веки медленно закрывались, пока не сомкнулись полностью. Еще несколько секунд Антон слышал дыхание убийцы, а затем погрузился в сон...
Сейчас. Дыхание сперло, в глазах потемнело. Парень рвано вздохнул и зажмурился, в эту же секунду ощущая, что его снова подхватили, только уже под локоть. Открыв глаза, он увидел их. Океаны. Другие океаны. Не те, которые были абсолютно в нем незаинтересованы ровно год назад. Не те, в которых совершенно не было тепла. Не те, которых он действительно боялся. А те, которые он за год действительно полюбил. Полюбил до безумия и беспамятства, забывая весь тот кошмар, который ему даровал этот человек. — Тош? Все нормально? — звон в ушах стих и Антон услышал отрезвляющий голос. — Тебе плохо? — Нет, все хорошо. Продолжай, — выпрямившись, парень выпустил из легких теплый пар, одновременно с ним отпуская прошлые тяжелые воспоминания о человеке, который тогда еще его не любил. А теперь, вот: стоит, держит под локоть и обеспокоенно дышит, не веря ни единому слову о том, что "все нормально". — Ты бледный, — констатировал Арсений, быстро оглядываясь по сторонам, ища место, где можно было бы присесть. В двадцати метрах виднелась гранитная лавочка, находящаяся прямо у ограды. Антона довели до нее не спрашивая, осторожно усадили и сели рядышком. — Это мой тебе подарок. Тогда я лишил тебя безопасности, направил на тебя дуло собственного оружия, а теперь хочу сделать так, чтобы эта безопасность всегда была при тебе, — в юные руки вложили коробку, достаточно увесистую по весу с саморучно завязанным бантом. Бережно, боясь что-то испортить, Антон принялся развязывать ленту, затем приподнял крышку и увидел его... пистолет... Глок. Красивый холодный металл, внушающий страх, который одновременно дарит и спокойствие. — Я обещал тебе подарить оружие, как только ты научишься стрелять. Что ж, пожалуй, я теперь твердо уверен в том, что ты им не поранишься. И да, он новый, из него не было выполнено ни единого выстрела, так что он кровью не испачкан. Шаст улыбнулся. В его руках снова находится дорогой душе подарок, подаренный от любимого человека. — Антон, и еще кое-что, — продолжил мужчина, заставляя вновь перевести внимание с оружия на себя. — Запомни одну вещь: это подарок для защиты, а не для нападения. Если тебе придется кого-то убить пулей из этого пистолета в целях защиты собственной жизни, то это будет единственным верным решением в неверной ситуации. Но если ты решишь выстрелить в кого-то, чувствуя преимущество, то это будет большой ошибкой. Понял меня? — Да, конечно, — Антон опустил глаза, быстро ответил и вновь принялся рассматривать пистолет, но холодная рука, взявшая его за подбородок, вернула внимание на сидящего рядом человека, общающегося долгие годы с оружием на "ты". — Нет. Сюда смотри. Мне говори, — твердо потребовал старший, на лице которого видна вся серьезность данной фразы. — Я тебе понял, — с полным пониманием произнесли вслух.╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸
Почти год назад.За куртку резко схватили и силой усадили на гранит, слегка подавая тело назад, заставив висеть над ледяной бездной. Антон схватил Арсения за рукав, боясь, что тот его отпустит. В голубых глазах блеснула ярость, а губы мгновенно вытянулись в тонкую линию.
— Что за истерика, Антон? Неожиданно резкое действие повлекло за собой неожиданно резкое последствие. Ко мне в жизни много раз пытались сначала войти в доверие, а потом обернуть все в свою пользу, и я не могу быть уверен, что ты бы не рванул в толпу.
— Но я же никогда... не сбегал, — кряхтя говорил младший, цепляясь за старшего все сильнее.
— Я знаю, Антон, знаю, — мужчина потянул юнца на себя, ставя на ноги. — Дальше без истерик пожалуйста. Арсений снова зашагал вдоль Невы, а Шаст немного оцепенел, приходя в себя. Силуэт в пальто отдалялся все сильнее даже не оглядываясь, а парень стоял, как вкопанный. В первые мгновения он хотел назло всему рвануть в противоположную сторону и посмотреть, что бы было, но потом просто остался, выявляя границы дозволенного. Хотелось понять, когда киллер обернется и насколько позволит себе отойти от своей жертвы, ведь, по мнению Антона, он для него таковым и является. Но мужчина спокойно себе шагал вперед. Он не замедлялся и не ускорял шаг. Он просто шел. Шел и сам не знал, на что надеется. С одной стороны, ему хотелось себя наказать, хотелось, чтобы парень, оставленный им собственноручно, сбежал или начал звать на помощь, тыкая пальцем в причину своей сорванной жизни, а с другой, хотелось, чтобы Антон разобрался в себе и понял, что ему действительно надо: быть свободным или быть любимым. Арсений никогда ему не говорил и возможно никогда прямым текстом не скажет, но этот парнишка действительно многое значит для киллерского сердца. Шаст, будучи таким сломленным, смог раскрасить мир Попова разными красками и пробудил в его груди такие чувства, какие мужчина не испытывал даже к своей жене, которую он очень любит. И только Арсений ушел в свои глубокие размышления, только его сердце приготовилось потерять сегодня все, что у него есть, как сзади послышался бег. Чувство оглушенности заложило уши, и мужчина ждал, когда его скрутят, как преступника, ведь, парень наверняка уже кому-то сообщил о том, что его держат в неволе, но нет... Крепкие пальцы вцепились в руку Арсения, заставляя остановиться. Рядом стоял Антон. Его глаза слезились то ли от холода, то ли от переизбытка чувств, но он не прятался, он целенаправленно смотрел в океаны. Капюшон спал от быстрой пробежки и Попов увидел любимые растрепанные волосы, спадающие на юный лоб.
— Ты ушел. Ты оставил меня одного, почему?
— Антон, — мужчина по-доброму посмотрел на парня, поднял руки и накинул на русые волосы капюшон, пряча под него спавшую челку. — Я больше не могу и не хочу держать тебя в неволе. Ты должен сам решить, чего ты хочешь: можешь остаться здесь, а можешь... — брюнет прикусил нижнюю губу, не имея сил даже подумать, не то что произнести вслух. Казалось, что второе предложение — это полное безумие, но ему даже не пришлось договаривать, за него это сделал Антон.
— Остаться с тобой, — твердо произнес он, отвечая на поставленный перед ним выбор. Попов удивленно вскинул бровь, искренне не понимая такого решения.
— Почему ты между свободой и неволей выбираешь второе?
— Потому что в неволе я намного свободней, чем на свободе. Потому что я... — парень почувствовал, как дыхание сбилось и губы онемели, будто не давая произнести то, что рвется наружу. Сделав несколько вдохов, он вновь взглянул в переливающиеся океаны и договорил. — Люблю... Ледяное сердце пропустило удар. Грудь защемило и все тело будто онемело от услышанного. Перед глазами залетали "мушки", и Арсений сам не заметил, как теплые губы нежно коснулись его губ. Антон сделал этот шаг первым, не боясь, что его оттолкнут, не боясь, что подумают люди, гуляющие по этой же набережной, и не боясь, что это может быть для него роковой ошибкой. Теперь он сам шагнул навстречу риску, теперь он сам заковал себя в вечные оковы на вечные мучения. Но мучения ли это?
Шаст боялся открыть глаза, он до сих пор чувствовал вкус чужих, но таких родных губ. Через секунду на поясницу легла ладонь, заставившая пододвинуться еще ближе. Арсений не оттолкнул. Он прижал к себе еще сильнее.
— Ты понимаешь, что это полное безумие? — на мгновение отлипнув от влажных губ, произнес мужчина, чувствуя, как по спине бегут мурашки.
— Ты понимаешь, что с такой жизнью я уже сам стал полным безумцем? — произнес в ответ Антон.
— Будет сложно. И тебе, и мне. Ты готов на это? — ощущая желанный запах Шаста, Арсений боялся задохнуться.
— Готов, а ты?
— Готов, — без раздумья ответил брюнет.
Сейчас. — Я тогда не соврал... — под нос прошептал Антон, неспешно вышагивая рядом с Арсом. — М? — не расслышал мужчина, слегка наклоняясь. — Да так, мысли вслух, — хихикнул младший, вдыхая холодный воздух в легкие через рот. — Кстати о мыслях. Теперь твоя очередь. — Моя? — Да. У тебя там что-то сегодня произошло. Расскажешь? И тут Шаст вспомнил о Егоре и о ситуации с Олесей, к которой проникся и сердцем, и душой. Поймет ли его Арс? Не приревнует ли? Не подумает ли так же, как подумал Сергей? — Ну... тут такое дело... — Та-а-ак, — заинтересованно протянул Попов, слегка щурясь. — Я не справляюсь с сутенерством. Мне кажется, что это не мое, — быстро выпалил Антон, а потом замолчал. — А теперь подробнее, — потребовал Арсений, заводящий руку за юную спину, как бы приобнимая. — Я как-то говорил тебе о Егоре. Этот парень в разрез не хочет мириться со своей судьбой. Уже прошло достаточно времени, он должен был перестать устраивать скандалы и истерики. Что только с ним не делали: и по душам говорили, и запугивали... У него сильный характер. Его ломают, он плачет и кричит, но сопротивляется. И мне очень тяжело, Арс... — Все люди разные, Антон. Вспомни себя: по тебе с виду никогда не скажешь, что за полгода скитаний по клубам и сутенерам тебя никто не сможет под себя поджать. Взять даже того Евграфовича. Мужик он волевой, стольких парней своими сделал, а тебя не смог. И тут Шаст вспомнил про Тёму. Того самого парнишку, который жизнь ему спас. Как быстро летит время... Как быстро ты забываешь о людях... Еще вчера он его в своей комнате в ванне отогревал, пытаясь в чувства привести, а сегодня Тёма уже давно где-то за границей и возможности узнать о его дальнейшей судьбе у Антона пока нет. Точно так же, как и о судьбе Ани. Воспоминания о Павле тоже стали чем-то нужным в этот поздний вечер. Прошло не так много месяцев после смерти это человека, если его таковым можно назвать, но в памяти зеленоглазого это будто осталось какой-то историей, которую ему рассказали когда-то в мельчайших подробностях. Страшный сон, который его память замяла, чтобы более не травмировать психику. Действительно, с Арсением можно согласиться. Кто бы мог подумать, что парень, неоднократно пытающийся совершить самоубийство, вечно рыдающий и такой слабый снаружи сможет противостоять влиятельным людям, гораздо внешне сильнее себя. Но, тут есть одно но. Они были сильнее снаружи, но были слабее внутри. Силен не тот, кто не боится, а тот, кто боится, ревет, но выкарабкивается. — Если этот Егор тебе кажется неуправляемым, то передай его в руки Сереги. Он точно к нему подход найдет, пускай и жестокий. У Матвиенко большой опыт, поверь. А что касается тебя... — мужчина остановился, отчего остановился и Антон. Голубые глаза так вдумчиво посмотрели в изумруды, что внутри юного тела что-то сжалось. — Никогда особо не видел в тебе сутенерских амбиций. Считаю, что тебе все же необходимо получить образование. Более полугода у тебя в запасе есть, подготовься к вступительным и попробуй поступить туда, куда захочешь. Я тебе в этом помогу, чем смогу. Но это лишь мое мнение, а решение остается за тобой. Шаст улыбнулся, но ничего не ответил. Их движение вдоль гранитной набережной возобновилось, но теперь уже и Антон обнимал Арсения рукой. И, наверное, со стороны это могло показаться чем-то странным: будто два друга алкоголика тащат друг друга до дома, но благо, сейчас тут никого нет. — Может ли быть так, что смерть Макара отразится на нашей жизни? — спустя какое-то время тишины раздался юный голос. — Может, — решил не обманывать Попов. — И как это может на нас сказаться? — Как угодно. В криминале нет честности, порядка и прошлого. Все прошлое подчистую стирается и делается это ради того, чтобы потом проблем у вышестоящих людей не было. Это как наследие престола. Что-то очень близкое и похожее. Тут тоже никого в живых не оставляют. — То есть... — сердце младшего пропустило удар, он только открыл рот, желая что-то сказать, но ему не дали. — Да, Тош. Да...