Океан с изумрудными берегами

       Удушье во сне показалось таким тяжелым и резким, отчего Макар подорвался в постели, принимаясь хватать воздух ртом. По всей груди разливается свежая вулканическая лава, а сделать вдох по-прежнему тяжело. Накрыв губы рукой, не давая себе возможности заскулить от боли и паники, не желая напугать рядом посапывающую жену, мужчина поднялся с постели, по стенки уходя в другую комнату.       Из графина быстро плеснули воды в стакан и в рот закинули таблетку, которая в какой-то очередной раз может больше не помочь при таком приступе. Окно на кухне распахнули настежь и принялись дышать, дышать, дышать...       В уголках глаз скопилась влага. Макар положил ладонь на грудь, будто это как-то его спасет от разбушевавшейся боли. Приступы участились, почти каждую ночь он точно так же подрывается и пытается не закричать в голос.       И, стоя сейчас здесь, на кухне, в своей большой богатой квартире с прекраснейшим видом на весь город с высоты сорок первого этажа, мужчина чувствует, как жизнь медленно, но верно, уходит из-под его ног. Как жаль, что никакие деньги не могут заменить тебе то, что в один момент решило дать сбой и начать отсчет до твоей погибели.

Тук, тук, тук...

      Сердце стучит. Пока еще стучит. Ладонь чувствует эти удары, а Макар так боится, что в один момент... Что в один момент настанет тот день, когда на небе взойдет солнце, когда город снова погрузится в суету, когда любимая проснется, а его... а его уже не будет.       Люди часто говорят о том, что не боятся смерти. Подростки режут лезвием вены, стараясь прокричать всему миру о том, что им больно и одиноко... Самоубийцы стоят на краю крыш, делают удавки и в любой момент готовы шагнуть под колеса быстро проезжающей машины. Но знали бы вы, как сильно хочется жить, когда ты уже одной ногой стоишь в могиле. Когда врачи разводят руками и передают все твои крупные пачки денег обратно, уверяя, что сделать уже ничего нельзя. Вот тогда в тебе просыпается желание жить. Дышать этим воздухом, бродить по городу, просто сидеть в тишине. И одиночество перестает пугать, и дорогих вещей покупать более не хочется. Ты перестаешь видеть в этом какой-то смысл.       — Илья? — из коридора донесся обеспокоенный женский голос, заставивший резко обернуться. — Что с тобой? — жена робко перешагнула через порог кухни, ежась от холода.       — Все хорошо. Просто сон дурной приснился, — натянув улыбку, с великой актерской игрой соврал Макар, закрывая окно.

***

      Как же медленно тянутся дни, когда ты болеешь. Мало того, что они разнообразием не блещут, так еще и сливаются в одни длиннющие сутки, каждый час которых ты только и делаешь что лежишь, делаешь ингаляции и пьешь гребаные таблетки.       Все пять дней Антон послушно делал то, что велел Арсений. Ослушаться было просто невозможно, потому что сам брюнет за эти пять дней покидал квартиру лишь изредка, и то на полчаса в день, чтобы сходить в ближайший магазин и пополнить запасы продуктов.       На утро шестого дня Шаст подлетел с кровати в неимоверной бодрости, предвкушая и даже немного волнуясь перед запланированным "экзаменом". Вчера был долгий разговор с Поповым, где парень доказывал мужчине тот факт, что ему уже гораздо лучше. Пришлось приводить весомые аргументы: насморк прошел, горло больше не болит, глаза не слезятся, температуры нет уже как три дня, а кашель... его стало в разы меньше, но он ведь и не пройдет так сразу. Ночами Антон спит спокойно и сладко, обнимая руками и ногами спящего рядом любимого человека. Он даже питаться начал так, как надо, и все ради этого самого дня.       — Арс, вставай, — бодро скача в постели как маленький ребенок расталкивал Шаст спящего брюнета. — А-а-арс... Арс! Подъем!       — Тоша... я сплю, — сквозь сон отмахнулись и перевалились на другой бок, поворачиваясь к сегодняшней ранней пташке спиной.       — Я не понял, — парнишка грудью перевалился через бок Попова. — Если сейчас же не встанешь, то мишенью на сегодняшний день станешь ты.       Голубые глаза резко распахнулись, и тут Антон понял, что неудачно пошутил. Это явно не то, чем следует угрожать профессиональному киллеру.       — Если ты сейчас же не перестанешь по мне скакать, то мы еще поглядим кто чьей мишенью станет, — прорычал мужчина, заводя свою верхнюю руку за спину мальчишки, одним движением заставляя улечься на спину. Антон усмехнулся, когда над ним навис сонный потрепанный Арсений.       "Бляяять, какие руки... Я сейчас умру от перевозбуждения", — подумал про себя зеленоглазый, глупо улыбаясь.       Приподняв голову, парень потянулся к губам старшего, замирая в поцелуе. Что-то начало подсказывать, что завязывающийся внизу живота узел — не просто мимолетная фантазия. И только Шаст был готов перейти к большему, как брюнет оторвался от губ, рукой вынуждая улечься обратно.       — Перед стрельбой не стоит заниматься сексом, Антон, — ехидно проговорил мужчина, легонько ударяя своим пальцем младшего по носу.       — Почему? — смутился блондин.       — Рука дрогнет, — Попов сполз в сторону, сладко потягиваясь на краю кровати. — Ты встаешь? Или мы никуда не едем?       Опомнившись, Шаст пулей подлетел, опережая Арсения прямо перед дверью в ванную комнату, не забывая показать язык прежде, чем закрыться там изнутри.

***

      Всю дорогу Антон никак не мог найти себе место. Ерзая на переднем кресле, он постоянно что-то теребил в руках, пытаясь переключиться. Как тут успокоишься? Он. Едет. Показывать. Арсению. Как. Научился. Стрелять.       Столько тайных тренировок, несколько дней перерыва, и вот настал этот день, когда в душе летает смутное сомнение: "А справлюсь ли я?".       Арсений вел машину молча, но как только увидел волнение справа от себя, так тут же прокрутил колесико на магнитоле, вынуждая музыку зазвучать в салоне чуть громче, будто это поможет.       Умело выкрутив руль, брюнет припарковался, глуша двигатель. Повисла тишина, которой не дали существовать слишком долго:       — Ты че напряженный такой? Будто на самый важный в жизни экзамен приехал, — легонько стукнул юнца по плечу Арсений, будучи абсолютно расслабленным в отличии от рядом сидящего человека.       — Кажется, так и есть, — сглотнул слюну Шаст, пожимая плечами.       — Да перестань. Уверен, что у тебя все неплохо получится.       "А я в этом почему-то не уверен", — прикусил губу Антон.

╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸

      — Еба-а-ать... — Арсений с любопытством разглядывал вышедшего из раздевалки паренька в супер-пупер-секси-костюме. — Ты в этом каждый раз тренировался?       — Да. А что? — непонимающе осматривал черный комбинезон Шаст, пытаясь понять, что не так.       — Да так, ничего. Просто приревновал тебя в таком виде к тренеру, перед которым ты в такой красоте щеголял.       — Можешь не ревновать, это девушка была.       — Тогда я спокоен, — рассмеялся мужчина, следуя за парнишкой следом.       Надо сказать, что Арс в черной водолазке и обтягивающих черных джинсах в этом огромном помещении с оружием смотрелся куда более привычнее, чем Антон, тренурующийся здесь не одну неделю. Кроме них в зале никого нет, Шаст снял его на два часа, но они явно закончат раньше.       Арсения сразу впечатлил большой тренировочный зал, который, наверное, является мечтой любого стрелка. Подойдя к большому столу с огромнейшим разнообразием всякой всячины, Попов рукой провел по пистолетам как по чему-то дорогому душе и сердцу. Голубые глаза с теплотой осматривались, пока Антон разминался в стороне.       — Мда, местечко действительно серьезное. Странно, что я про него даже не знал, — руки сунули в карманы, пристально наблюдая за тем, как его чудо пытается сделать складочку на полу, вот только эта складочка больше была похожа на угол в девяносто градусов.       "Да, Тош, ты деревянный...", — про себя подметил брюнет, пообещав перед входом в это здание самому себе, что не будет сегодня тыкать парнишку в ошибки и оплошности. Он знает, как это тяжело, видит, как зеленоглазый волнуется, поэтому если что, то все мысли только про себя.       — За полторы минуты я должен успеть пройти полосу препятствий и попасть во все мишени: в подвижные и в статичные, — предупредил Антон, становясь за белую линию с надписью: "Старт".       — Мне засечь?       — Мгм.       Арсений достал телефон и поставил таймер на полторы минуты. Казалось, что парень готовится в спецназ, а не учится стрелять. Интересная тактика была у его тренера.       — Готов?       — Да.       — На счет три. Раз, два... три!       Время пошло, а вот Антон побежал. Даже не побежал, а полетел. Он подобно птице лихо огибал торчащие палки, перепрыгивал через преграды, с неимоверным чувством баланса прошелся по бревну, сделал несколько кувырков, перелез через высокую стену, удачно спрыгнул на свои две и подбежал к столу с оружием. Шаст взял в руки пистолет, зарядил его, снял с предохранителя и... Вся уверенность куда-то рассосалась. Даже неподвижные мишени стали казаться чем-то досягаемым.       Рука бесконтрольно затряслась, поэтому ее пришлось накрыть второй, но и это не помогло. Секунды, о которых он и не догадывается, тикают с его голове быстрее пульса, бьющего по барабанным перепонкам. Антон слышит шаги сзади, чувствует пристальный взгляд голубых глаз и не может сконцентрироваться.       Дрожащий указательный палец лежит на спусковом крючке, но мозг будто никак не может дать команду к стрельбе. Секунда, еще одна... глоток, рваный вздох... Антон быстро проморгался, выдохнул и... Выстрел. Еще один, еще, еще и еще. Какие-то мишени легли сразу, какие-то так и остались стоять нетронутыми.

"Случилось то, чего ты так боялся, Антон..."

      Пройдясь расстроенным взглядом по своей собственной неудаче, Шаста будто током прожгло. В одну секунду он настолько сильно разозлился на себя, что готов был развернуть пистолет и выстрелить в собственную грудь.       "В упор-то ты попасть сможешь, Антон?", — пронеслось в мыслях.       — Сейчас. Я попробую еще раз! — парень сорвался с места, добежал до какого-то рычага и дернул за него, заставляя все мишени вновь подняться и начать движение.       — Антон, — позвал его обволакивающий голос, но сердце юнца так сильно бьет по всем частям тела, а внутри разгорается такая злость на самого себя, что Шаст просто-напросто пропускает голос Арсения мимо ушей.       Оружие снова снимают с предохранителя, снова целятся, снова несколько выстрелов и снова неудача в виде десяти не сбитых мишеней.       — Еще раз! — разъяренно вырывается с юных губ и все начинается по новой.       Раз за разом, попытка за попыткой, рык за рыком. У Антона начинает с каждым разом выходить все хуже и хуже, он матерится, тяжело дышит и полностью игнорирует все, что говорит ему голос за спиной.       Очередная попытка и снова крах. Только уже двенадцать нетронутых мишеней. Рука кладет пистолет на стол почти кидая, парень разворачивается на пятках и быстро покидает зал, без слов убегая в раздевалку.       Его всего трясет. Нет... его КОЛБАСИТ. Колбасит от злости на свою никчемность, на то, что опозорился перед Арсением. Стыдно... блять, как же стыдно! Слабак! Слабак! Слабак!       Упав на лавочку, стоящую в углу, Шаст поджимает колени к себе, ставя пятки кроссовок на ее край. Он прижимает их к груди, утыкаясь мокрыми от слез глазами в коленные чашечки.

Поражение

Поражение

ПОРАЖЕНИЕ

      Не смог. Не получилось. Мало тренировался. Плохо тренировался. Жалел себя. Жалел свои силы. Слишком самоуверенный-выебистый-слабак.

╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸

      В просторном помещении моментально все стихло. Арсений сделал несколько шагов к злосчастному столу с оружием, беря в руку тот самый пистолет, которым только что стрелял его Антон. Увесистый холодный металл... как ему знакомо это леденеющее в руке ощущение.       Через несколько секунд мужчина дошел до рычага, заводя всю систему для самого себя. Чтобы ощутить всю сложность данных мишеней, необходимо самому попробовать в них попасть.       Смелая, натренированная годами рука вытянулась вперед. Голубоглазый взгляд, такой же холодный, как и металл в руке, прицелился. Спустив оружие с предохранителя, Арсений положил указательный палец на спусковой крючок. И...

Выстрел

Выстрел

Выстрел

Выстрел

Выстрел

...

      Все снова стихло. Пистолет поставили на предохранитель и положили обратно на стол.       Попадание сто из ста. Все мишени сбиты, но суть не в этом. Это место — действительно высокий уровень. Арсений стрелял не для того, чтобы самоутвердиться и еще раз доказать, что он хорош в стрельбе, а для того чтобы понять Антона.       Даже опытному киллеру пришлось приложить достаточно усилий для того, чтобы попасть в некоторые хаотично движущиеся штукенции. Все внутри порывалось бросить эту затею и бежать к ушедшему отсюда пареньку, вот только есть в жизни моменты, когда надо кому-то дать немного времени. Времени на то, чтобы позлиться, прийти в себя и простить собственные ошибки. К оружию надо возвращаться с холодной головой, а когда из тебя ключом бьют эмоции — то именно этот кусок металла в твоей руке берет тебя под свою власть и можно не ждать хороших результатов.       Нажав снова на рычаг, Арсений одним движением вернул все на свои места. Будто и не было ничего. Будто и не держал он только что пистолет в руках.       Он идет туда, где точно сидит тот, кому сейчас просто необходимо его внимание. Рука легла на ручку двери раздевалки, и та поддалась.       Тихие... такие тихие всхлипывания. Гнев прошел, в маленькой комнатке повисла обида Антона. Обида на самого себя.       Брюнет тихими шагами преодолел расстояние от двери к маленькому сжавшемуся комочку, уткнувшемуся лицом в собственные ноги. Опустившись на корточки Арсений тепло улыбнулся, пальцами поправляя отросшие блондинистые волосы, небрежно лежащие на голове парнишки.       — Анто-о-он, — тщетно пытаясь заглянуть в лицо младшего, звал голубоглазый. Шмыг*       — Знал бы ты, как я тобой горжусь... — снова прозвучал обволакивающий голос. Шмыг*       — Ты такой умничка, — губы тепло коснулись макушки, отчего Антону очень захотелось хотя бы на немного выглянуть из-за собственных колен.       Изумруды... такие мокрые и грустные, такие родные и любимые, такие верные и необходимые... Они вынырнули, а за ними вынырнул и красный нос.       — Чем ты гордишься? Моей неудачей? Не сбитыми мишенями? Моей дрожащей рукой?       Рука старшего потрепала парня по голове, и мужчина уселся рядом на лавку, приобнимая худые плечи, прижимая к себе.       — Я горжусь тем, что ты это сделал. За несколько недель освоил истощающую полосу препятствий, что дало хорошую подложку для выносливости. Сидя на антидепрессантах, не имея интереса практически ни к чему, ты приезжал сюда и занимался. Научился правильной технике: до невозможности красиво и правильно обращаешься с оружием, правильно прицеливаешься, в принципе осознаешь, что за чем идет и для чего это требуется. Ты научился без заминки заряжать пистолет. Но, главное — ты уже до первого выстрела знал, что что-то пойдет не так. Это вовсе не неуверенность в себе, Антон. Это то, что принято называть простой фразой: "Что-то пошло не так", — парень снова шмыгнул, внимательно слушая спокойный тембр голоса. — Самое важное в стрельбе — это правильно оценивать свои силы. Конечно, если на тебя направляют оружие, то ты будешь защищаться, но тогда, когда ситуация зависит от твоего выстрела — тут очень важно это понимание. Это плохой пример, но я все же его приведу. В начале моей ужасной карьеры мне столько убийств приходилось из-за подобного переносить. Это ужасно непрофессионально. Когда ты стоишь в темном переулке, крепко сжимая пистолет в кармане, видишь свою жертву, осознаешь, что наступил самый идеальный момент, но вдруг разворачиваешься и уходишь. С годами многое стало обыденностью, и я научился опустошать свою голову. Но на это ушли годы, долгие годы.       Антон молча слушал. Смотрел на ботинки Арсения, на его жестикулирующую руку. Ощущал вторую кисть на себе, чувствовал, как нежные пальцы осторожно поглаживают его, утешая. Понемногу наступает осознание, что все в порядке. Лучший киллер этого города сидит рядом и говорит ему о том, что у него все получилось просто блистательно. Что может быть лучше?       — Знаешь, что самое смешное, Тош?       — Что?       — А то, что за полчаса ты можешь дать совершенно разный результат, стреляя из одного и того же оружия. Стоит лишь изменить одну маленькую деталь...       — Это как?       — Пойдем со мной, — Попов подлетел, хватая парня за руку и таща за собой обратно в зал, даже не удосуживаясь что-то объяснить.

╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸

      Его подвели к столу. В его руку вложили пистолет. Для него нажали на рычаг, заставляя мишени снова задвигаться.       Арс осторожно подошел сзади, прижимаясь к юной спине. Одна его рука легла поверх руки Антона, держащей снятый с предохранителя пистолет, а вторая приобняла парня за живот. В одну секунду они стали одним целым. Бешеная энергия опытного киллера проходила сквозь одежду, кожу, мышцы и кости. Она по венам двигалась в самое сердце, одновременно успокаивая и давая веру в самого себя.       — Не спеши, — шепнули на ухо. — Начнем с неподвижных. Давай, справа налево.       Кисть брюнета не делала ровным счетом ничего. Голубоглазый не прицеливался, он даже не направлял руку Антона. Он просто давал парню то, что тому необходимо в эту самую секунду, а это — вера и поддержка. Что может быть сильнее этих двух чувств? Любовь, конечно, она, но... эти двое предшествуют ей, окрыляют и сносят крышу. Если в тебя верят, если даже после твоего провала приводят и ставят на прежнее место, если выпавшую из твоих рук уверенность поднимают с пола, оттряхивают и вкладывают обратно в руку — то поверьте, большего счастья вы в жизни еще никогда не испытывали. И если у вас есть такой человек, который готов раз за разом это проделывать, то вы большой везунчик и маленький счастливый человечек.       Антон прицелился, чувствуя тепло, исходящее от ладони старшего. Он слышит его дыхание, перенимает его уверенность. Указательный палец смело ложиться на спусковой крючок, и... выстрел, выстрел, выстрел...       — Кто молодец, Антон? — с ухмылкой произнес брюнет, видя весь сбитый ряд статичных мишеней.       — Я, — улыбнулся зеленоглазый, готовясь перейти к двигающимся, самым сложным мишеням.       — А теперь я не буду тебе мешать. Но, я тут: сижу рядышком и смотрю. Главное — не торопись, — рука любя отпустила, позволяя сделать собственные шажки в этом нелегком деле.       Если по неподвижным мишеням стрелять не так трудно, то в работе с движущимися уже необходима полная концентрация, а тут рука, лежащая на твоей. Она может здорово помешать и снизить скорость переключения с мишени на мишень.       Попов присел на рядом стоящий стул, гордо поднимая нос. Он гордится. УЖЕ гордится. Не собой. Антоном. Антоном, который еще не начал стрелять. Им уже гордятся. Очень гордятся.       На секунду показалась, что с исчезнувшей теплотой, окутывающей тело со всех сторон, пропала и уверенность. Но видя периферическим взглядом сидящий рядом силуэт, все быстро вернулось и встало на свои места. Шаст поджал губы, одной рукой выстреливая четко в цель. Раз за разом, снова и снова. Четко. В. Цель.       — Получилось! — воскликнул зеленоглазый, возвращая оружие обратно на стол. На эмоциях кидаясь в объятия подскочившего с места Арсения, юнец и не заметил, как на автомате сделал все, как надо: позаботился о безопасности, поставив пистолет на предохранитель.       — Мой маленький стрелок, — с переполненной в грудной клетке радостью тепло и даже как-то немного пошло проговорил Арсений, нарочно обходя слово "киллер" стороной. Антон не убийца, он — стрелок. Смелый, ловкий, старательный. Стрелок. Но не киллер.

***

      За окном успело стемнеть. Шаст уже несколько часов подряд сидит в своей комнатке, что-то чиркая простым карандашом. На самом деле не "что-то", а некий набросок сегодняшнего дня. Тот момент, когда Арсений стоял позади и прижимал его к себе, так отчетливо въелся в память, что это сводило с ума. Как бы Антону хотелось посмотреть на это со стороны... Но со стороны на себя не посмотришь, разве что через зеркало, которого не было, ну, или фото, которое было просто-напросто некому сделать. Единственным выходом стал рисунок. Отчасти, это даже лучше. В него можно вложить эмоции, что важно. Свои собственные эмоции и ощущения.       Через два часа получился вполне себе неплохой набросок, но пока что его Антон решил Арсению не показывать. Возможно, он еще что-то дорисует, а возможно вообще захочет начать сначала.       Изумруды долго пробегались по двум фигурам на листке бумаги. Себя он рисует не так часто, поэтому и получился он достаточно смешно, а вот Арс... он великолепен. Рука успела запомнить каждый изгиб его тела, а потому, наверное, даже с завязанными глазами он сможет его нарисовать в мельчайших подробностях. Кстати, интересная идея. Надо будет обязательно попробовать.       Откинувшись на спинку своего кресла, заметно ощущая затекшую спину, Антон покрутился на нем из стороны в сторону, взглядом замечая то, о чем он успел забыть. Гитара. Что-то родное и до боли знакомое.       Было столько попыток что-то сыграть, но все быстро заканчивалось и ее убирали обратно — в самый дальний угол этой комнаты, специально прикрывая шторой.       Но сегодня что-то случилось. Что-то сильное и яркое. Неужели это тир так сильно разжег в нем жизнь? В любом случае, у него получилось то, что он планировал, а это веский повод закончить день песней. Но, какой? Что сыграть, если идей нет совсем?       Прокатившись на кресле до угла с гитарой, Антон взял музыкальный инструмент в руки, стирая с некоторых мест накопившуюся пыль ладонью. Пальцы прошлись по струнам и Шаст понял, что гитара успела расстроиться. Конечно, кто бы не расстроился, когда тебя ставят в угол и благополучно забывают о твоем существовании на месяц, другой.       Подкручивая колки, он все никак не мог придумать что бы такого сыграть. В голове все же пронеслось несколько идей, но все будто было не то: то слишком грустно, то как-то по-детски что ли...       — Твою мать! — донеслось с кухни голосом Арсения сразу после того, как что-то упало на пол и явно разбилось.       Антон усмехнулся, и идея в голову пришла сама по себе. Кому в этой квартире он может посвятить свою игру на гитаре? Конечно Арсу. А весьма игривое настроение заставляет исполнить то, с чего Попов будет в полном ахуе.

╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸

      Выглядывая из-за дверного косяка, Антон хихикал в себя, наблюдая за тем как матерящийся Арсений сметает с пола то, что осталось от сахарницы. Маленькие кристаллики разлетелись в разные стороны, перемешиваясь с когда-то красивым фарфором.       Жаль, конечно, эта сахарница Антону очень даже нравилась.       Дождавшись момента, когда все скрупулезно было собрано с пола, парень быстро метнулся в кухню, усаживаясь на стул с гитарой в руках.       Отвернутый к кухонному гарнитуру мужчина не сразу заметил паренька из-за шумящей в раковине воды. Но как только наступила тишина, так тут же за его спиной заиграла музыка.       Арсений обернулся, немного пугаясь такой неожиданности, но не стал отвлекать мило сидящего зеленоглазого мальчишку от начала чего-то интересного. Оперившись пятой точкой о столешницу, брюнет скрестил руки на груди, внимательно наблюдая за музыкантом, живущим с ним одной квартире.       Юные пальцы перебрали каждую струну, будто играясь с ними, а потом зазвучала мелодия, сопровождающаяся пением. От слов, вылетающих из ехидно улыбающегося рта младшего, Арсений чуть в обморок не упал, не зная, что и делать: начинать с этого угорать или пугаться.

Кладу тебя на стол

Так быстро и легко

Снимаю с тебя грусть и футболку vetements

Я пьяный без вина

Ведь ты мой рок-н-ролл

Внутри тебя зима

Но мои губы - ледокол...

      Попов еле подавляет в себе улыбку, как-то загадочно покусывая нижнюю губу.

Фонари бьют в окна, мы поём романсы

Твоя фигура круче, чем в элитном глянце

Все по тебе сохнут

Не оставим шанса

Я не дьявол, но отдай мне душу в танце!

      Голос Антона так уместно звучит в этой игривой песне, заводящей брюнета с каждой новой строчкой. Вот уже и ухмылка начала просачиваться сквозь плотно сжатые губы, да и грудь начала вздыматься чуть сильнее. А Шаст это видит, отчего на его лице тоже мгновенно расцветает легкая улыбка.

Мальчик улетает

Его крылья...

Депрес убивает

Детка киллер...

С катушек я слетаю

Мы поплыли...

Оттенками Рая

Раскрасит этот триллер!

      Смешок вылетает из груди Попова, и тот отрывается от столешницы, медленно направляясь в сторону шаловливого музыканта, немного изменившего текст песни на свой лад.

Кладу тебя на стол

Так быстро и легко

Снимаю с тебя грусть и футболку vetements

Я пьяный без вина

Ведь ты мой рок-н-ролл

Внутри тебя зима

Но мои губы – ледокол...

      И только мелодия доходит до последней ноты, как брюнет резко хватает парня за воротник кофты, через стол таща немного на себя. Антона это вовсе не пугает, он знает, к чему сделан этот жест от игривого Арсения с блестящими шумящими океанами.       — За свои слова надо отвечать, Антош, — провел языком по своей нижней губе мужчина.       — А я и не отнекиваюсь, Арсюш, — хихикнул блондин, осторожно ставя гитару на стул. Инструмент дорогой, ломать не хочется.       Обогнув стол сбоку, Шаст как хищник резко приблизился к глубоко дышащему человеку, заставляя развернуться и вжаться ягодицами в поверхность стола.       — Как там в песне было?.. — усмехнулся брюнет, и на его грудь надавили, вынуждая улечься смирно. — Тааак, а дальше?.. — протянул заинтригованный Арсений.       Тонкие хрупкие пальцы Антона подцепили его футболку и одним движением стянули с него, оголяя красивое тело с россыпью родинок.       — Дай угадаю, дальше будет... — продолжил свою игру мужчина, но ему не дали договорить. Губы парня накрыли его рот, заставляя вцепиться пальцами в кофту Шаста и продолжить то, что они начали, но не закончили еще утром.

***

Непрочитанные сообщения:

Незнакомый номер

01:46

Макар скончался час назад

01:48

Советую собирать вещи и съебываться, пока не поздно