Океан с изумрудными берегами

      Теплый душ помогает избавиться от ненужных мыслей. Арсений наклоняет голову, позволяя воде душить его, стекая по лицу. Пена медленно стремится вниз по невероятно красивому телу, давая возможность звездному небу показаться через белые пенистые облака.       Еще никогда он не откладывал работу "на потом", она всегда стояла у него на первом месте, даже тогда, когда болела Кьяра или Алёна. Но Антон... Этот парень заставил черствое сердце киллера стучать по-другому. Он ненамеренно сгладил острые углы, растопил лед и заставил каждую секунду жить с мыслью о нем.       Неужели любовь настолько сильно заставляет измениться? Нет, это точно не что-то насильственное. Это что-то, что происходит само собой, отчего тебе уже просто-напросто неудобно жить в своем прошлом ритме жизни, по старым законам и принципам, неприятно делать то, что ранее казалось нормой и некой стабильностью, приносящей счастье по итогу. Смутное, натянутое, но зато стабильное.       Раньше киллерство имело какой-то смысл в жизни Попова, а теперь всем смыслом его жизни стал Антон. Убийства наркодиллеров и насильников раньше придавали чувство внутренней самоудовлетворенности, некого превосходства над теми, кто провинился и заслужил расправы. И тогда его мало волновал тот факт, что, совершая подобного рода преступления он становится ничем не лучше своих жертв. Деньги умеют избавлять от совести. Ее голос гаснет, когда на руках появляется не одна пачка красных банкнот.       Кто-то скажет, что любовь — это слабость. Она делает человека уязвимым, заставляет делать то, чего он никогда бы не сделал. С этим можно согласиться. Арсений прекрасно осознает, что сам бы никогда не пришел к тому, к чему его привел Антон. Он научил его чувствовать — и это самое главное. До этого мужчину мало что трогало, а теперь достаточно лишь одних зеленых глаз, смотрящих ему прямо в душу...       Выключив воду, Арс провел руками по волосам, зачесывая их назад, тем самым убирая излишки влаги. По запотевшему зеркалу провели рукой, рассматривая свое отражение. Радует одно — оно выглядит достаточно бодро для такого времени суток. Белое полотенце осушило кожу и повисло на бедрах. Дверь открылась, по коже моментально пробежались мурашки от прохлады.       Ноги тихими шагами направились к единственной комнате, где тихо-тихо работает телевизор. Океаны нежно прошлись по картине, представшей перед глазами: темную комнату освещают идущие на экране "Смешарики", Антон дышит ртом, тихо постанывая сквозь сон. Порой стоны больше походили на хрипы и казалось, что Шаст сейчас захлебнется чем-то. Плед упал на пол, отчего болеющему человеку приходится обнимать себя руками, свернувшись в калачик.       Быстро подойдя ближе, мужчина нагнулся и поднял плед с пола. Руки бережно накинули его на Антона и ладонь легла на остывший лоб. Это помогло хоть немного выдохнуть, понимая, что температура от шипучки благополучно спала.       Ненадолго оставив паренька в зале одного, Попов направился в их спальню, надевая на себя что-то чистое и теплое. В квартире уже дали отопление, но почему-то желание укутаться во что-нибудь не пропало. Рука нащупала в шкафу спортивные штаны и футболку. Хоть стрелка часов уже и подкрадывалась к двенадцати, и вроде как нужно уже укладываться спать, но Арс абсолютно точно уверен, что сегодняшняя ночь у него будет бессонной. За болеющим Антоном надо приглядывать и делать это придется прямо в зале, потому что будить его и заставлять топать в спальню — явная ошибка. По крайней мере сейчас.       Тем временем из соседней комнаты начал доноситься удушающий кашель, что заставило сердце екнуть. Стянув с кровати пару подушек и одеяло, мужчина быстро шмыгнул туда, где загибается его бедолага.       — А...Арс, — не с первого раза смог сказать хрипящий Антон, сидящий на диване с паникой на лице. — Мне дышать тяжело, постоянно кашлять хочется.       Грудь младшего вздымается часто, его вдохи кажутся поверхностными и какими-то половинчатыми. Руки дрожат, прижимают к себе плед, а глаза текут от простуды ручьями. А может быть и не от нее...       — Арс, мне страшно... — и только Шаст сиплым голосом это сказал, как из него тут же вылетел сухой лающий кашель, до слез пугающий и его, и рядом стоящего человека.       — Я тут, все хорошо, — брюнет быстро закинул за спину младшего подушки, помогая удобно расположиться, накрыл поверх пледа теплым одеялом и сел рядом, прижимая к себе. — Головная боль прошла?       — Мгм, — сквозь льющиеся слезы ответил Антон, резко отстраняясь и отворачиваясь.       — Ты чего? — повел бровью голубоглазый.       — Я тебя заражу. Не хочу, чтобы ты так же мучился. Иди к себе.       — Так, — рука приобняла за плечо, заставляя лечь обратно. — Глупостей не говори, у меня иммунитет хороший.       Из груди юнца вновь вырвался кашель, от которого блондин сжался, чувствуя сильную боль, которая будто колом прошибла его грудную клетку.       — В груди будто иголкой колет...       — Скажи мне, ты сможешь минут двадцать один побыть дома? — в мокрое лицо заглянули.       — Двадцать? — голова резко оторвалась от грудной клетки. — А ты куда?       Арсений встал, помогая Шасту улечься на диване. Подушки подложили под голову, надеясь, что это хоть как-то облегчит состояние.       — В аптеку, — Попов развернулся и быстрым шагом направился в прихожую, из которой так же быстро вышел в подъезд, надевая на себя только обувь и пальто.

***

      Звук от захлопнувшейся входной двери пронесся встряской по всей квартире, и это стало приговором для Антона. Что он только себе не надумал за эти гребаные двадцать минут, а прошло действительно именно столько и не минутой больше. Вопрос: "Для чего Арсений поехал в аптеку?", — так и оставался для него открытым. Варианты были разные, от самых безобидных — по типу обычных таблеток, до каких-нибудь уколов, которые заставляли кровь леденеть в жилах.       За время ожидания Шаст так и не смог заснуть: то удушающий кашель все никак не давал нормально расслабиться, то ебучие предположения о методе лечения, который выберет Арс. Тут даже глубоко любимые Смешарики ничем не могли помочь взрослому ребенку. Картинка на экране менялась, а Антон так и продолжал летать в догадках, пугая себя все сильнее.       — Тош, не спишь? — еле слышно произнес родной голос, зазвучавший на входе в комнату.       — Не сплю, — резко оторвав от подушек голову, парень прошелся взглядом по силуэту, стоящему в дверном проеме.       — Вставай, лечиться сейчас будем.       И хотел бы зеленоглазый все-таки задать волнующий его вопрос, но не успел, потому что от Арсения и след простыл. На кухне что-то зашуршало и Шаст просто глубоко вздохнул, доверяя человеку, знающему о его страхах.       Ну не сделает же он мне хуже. Он поможет. Он же знает, знает обо всем. Съездил, наверное, за сиропом каким-нибудь... ну, или за таблетками...       Робкими шажочками Антон поплелся в сторону комнаты, где прямо сейчас с чем-то возится старший. Осторожно выглянув из-за стены, перед пареньком предстала достаточно интересная и вполне неожиданная картина: брюнет крутил на кухонном столе какой-то прибор, по всей видимости пытаясь понять, как он собирается и что к чему присоединяется. Некий агрегат не вызывал чувства страха, а лишь повышал уровень любопытства в крови, что заставило сдвинуться с безопасного места. Еще пара шагов и блондин перешагнул линию невозврата, подкашливанием обозначая тот факт, что он все-таки дошел.       — Ого, сам притопал? — обернувшись на звук, удивленной интонацией проговорил Попов, руками все еще присоединяя какую-то маску к какой-то пластиковой штуке. Шаст так и не понял к чему был этот удивленный тон? То ли старший удивился проявленной храбрости и тому, что никого не пришлось силой тащить на кухню, то силе воли, которая помогла покачивающемуся организму дойти до места назначения.       — Мгм, — чувствуя, что силы начинают стремительно покидать болеющее тело, Антон дошел до стола и уселся на стул, с интересом наблюдая за процессом сборки. — Что это?       — Это небулайзер. Дышать сейчас будешь.       — Небу... что?       — Небулайзер. Вот в эту емкость заливается лекарство, и ты через маску им дышишь. Неужели первый раз видишь?       — Первый. Я в детстве только над картошкой дышал.       — Принцип похожий. Ну наконец-то! — обрадовавшись собранному прибору, Арсений даже улыбнулся, начиная рыться в пакете что-то доставая.

Физраствор

Какой-то препарат в ампулах

И... Шприц?!

      Стоило упаковке со шприцем появиться на столе, как Антон тут же подорвался с места, готовясь бежать отсюда куда подальше. Тревога забилась в его голове громкой сигнализацией. К такому он был готов, но увидев этот с виду вполне безобидный аппарат, решил, что вопрос с уколами можно спокойно отпустить, а нет, как видите — нельзя было.       — Тош, стой, это не то, о чем ты подумал! — вытянув руки вперед, мужчина ясно показал, что не обидит. — Он один, видишь? Это для того, чтобы я с дозировкой случайно не ошибся. Им удобно лекарства набирать.       Да, таких качелей у зеленоглазого уже давно не было. От спокойствия и умиротворения его резко кинуло в панику, после чего снова внутри наступил штиль. Не сразу, но все же.       Переступив через собственный страх, Антон шмыгает и робко усаживается обратно, складывая ладони друг с другом и впихивая их между своих тощих ног, будто пытаясь согреть. Сглотнув, он внимательно принялся наблюдать за процессом набора нужного количества препаратов.       Арсений извлек шприц из упаковки, нарочно стараясь лишний раз не размахивать им перед трусишкой. Ампулы надпиливались и ломались, из них набирали нужное количество, четко подсчитывая дозировку чтобы не дай Бог не просчитаться и не добавить слишком много. Следом пошел физраствор.       — Ты звонил Диме? — хриплым голосом поинтересовался Антон, искренне не понимая откуда Арс может знать, что нужно было купить в аптеке.       — Боже упаси, — усмехнувшись, мужчина закрутил емкость с полученным раствором, попадая в пазики. — Он и так в последний раз радостью не блистал. Но его нельзя винить. Вся наша дружба стала походить более на круг прошлых связей, когда каждый имеет какую-то свою функцию, благодаря которой его телефонный номер все еще не удаляют из книжки.       — Он хороший, — опустив глаза на свои беспокойные руки, проговорил парень, крутя парное колечко. — Он ко мне всегда подход пытался найти. Дима не такой врач, как все. Он выгорел, ему сложно, но он знает, что нужен.       — Конечно знает. Но слишком часто его дергать все же не будем, попытаемся как-нибудь сами.       — Откуда ты знаешь, что надо делать и что покупать? Ты же не врач, — все же задал вопрос Антон.       — Естественно я не врач. Но также я не в первый раз с кашлем сталкиваюсь. Пришлось вспомнить советы Димки по поводу себя и моего кашля. Болел я как-то бронхитом... Да и Кьяра часто болела, когда жила в Питере, так что опыт в этом деле имеется, не переживай. Тебе разве что дозировка чуть побольше нужна.       После того, как речь зашла о дочке, Попов резко изменился в лице, а его голос еле заметно дрогнул. Антон успел подметить в голубых глазах печаль, но мужчина тут же взял использованный шприц и отвернулся, убирая пугающую вещь, которая еще понадобится для следующих ингаляций в выдвижной кухонный ящик.       О Кьяре Шаст мало говорит с Арсением. Он не знает, стоит ли вообще начинать. Иногда полезно что-то просто оставить в покое и лишний раз не ворошить. Эта тема никогда не бывает радостной. Стоит лишь мельком затронуть ее и потом Арс будет весь вечер сидеть на кухне возле окна, выкуривая сигарету за сигаретой. Он скучает по ней. Очень скучает. Любит и очень жалеет, что именно он стал ее отцом. Плохим отцом. Арсений редко ей пишет, стараясь не напоминать о себе лишний раз. В его голове всегда вертится просто кошмарная мысль о том, что прямо сейчас рядом с его дочерью другой мужчина, которого она, возможно, уже называет папой... Несмотря ни на что, Дима оказался неплохим отчимом: сообщает Арсу все, что связано с Кьярой, скидывает ее фотографии, а брюнет потом сквозь слезы их листает, понимая, что больше никогда не сможет оказаться рядом. Не сможет взять на руки, прижать к своей груди, не услышит радостное: "Папа, я тебя люблю!". У нее его глаза и волосы, его улыбка, его манера речи и походка. В памяти постоянно проносятся те самые дни, когда он приезжал к ней и Алёне, оставаясь на ночь. Это были короткие, но такие теплые мгновения. Ей не нужны были дорогие подарки, сколько было нужно его внимание. От этого больно, очень больно. Слишком больно. Антон знает об этом, поэтому старается лишний раз не лезть в душу.       — Так, сейчас немного подышишь и тебе полегчает, ладушки? — к парню резко подошли, и сердце его вновь забилось с прежней дикой скоростью. Вот что пугает сейчас? Ебучий аппарат с маской? Это явно небольно, но... Антон боится всего, что связано с медициной. Такой вот он и другого не будет.       — Мгм, — выдавив из себя натянутое согласие, Шаст понаблюдал за тем, как Арсений подставляет к нему второй стул и садится рядом. Говорят, безвыходных ситуаций не бывает? Вот она.       — Когда я нажму на эту кнопку — из маски начнет распыляться жидкость. Твоя задача плотно прижимать ее к лицу и глубоко дышать. Запах будет неприятный, но потерпеть надо, это всего десять минут, Тош, ты же понимаешь?       После кивка от Антона, Арсений взял маску в руки и нажал на кнопку. Тут же будто паром начало выходить лекарство и к лицу податливого юнца поднесли эту настораживающую его вещицу, плотно прижимая к носу и рту.       Резкий запах будто перекрыл дыхание и Шаст закашлялся. Руки мгновенно взмыли вверх, накрывая кисти старшего, держащего злосчастную маску слишком крепко. Парень с мольбой в глазах посмотрел на уверенного Арсения, будто тот сейчас не лекарством ему дает дышать, а умертвляющим газом. Но над ухом резко зазвучал успокаивающий голос, который так сильно пытался перебить громко работающий небулайзер:       — Анто-о-он, — тепло протянули его имя, отчего внимание резко перенеслось от неприятных ощущений на приятный тембр голоса. — Не убирай ее. Успокойся, ты сейчас привыкнешь. Просто дыши: спокойно и размеренно. Вдох-выдох, вдох-выдох...       Но что-то пошло не так и в памяти младшего вновь резко всплыл фрагмент из детства, который, казалось, он успел забыть. Стоматологов он тоже всегда до жути боялся, но рано или поздно в страшный кабинет с бормашиной приходится заявиться каждому. Его такой "первый раз" случился в четырнадцать лет, когда у него до жути разболелись сразу три зуба. Лечить их под местной анестезией было чем-то нереальным, потому что даже ее ему поставить не могли, не говоря уже о дальнейших манипуляциях. Было решено лечить зубы под общим наркозом. В тот день Антон долго готовился морально, но как только положил голову на страшное стоматологическое кресло, так тут же запаниковал, отмахиваясь от с виду добрых анестезиологов. Особо ему никто ничего в тот момент объяснить не постарался: его просто всего зажали и на рот нацепили маску, похожую на ту, которую сейчас к его лицу прижимает рука Арсения. В воспоминаниях осталось лишь то, как у него текли слезы из глаз, как в руках остановилось кровообращение, потому что их держал крепкий мужик-стоматолог, и как ему вроде бы говорили считать до десяти, до которых он так тогда и не досчитал...       И так происходило часто. С ним никто особо не разговаривал и ни о чем не предупреждал. Укладывали, фиксировали и делали то, что надо. И мало кому было интересно, что у него тогда сердце чуть не разрывалось от страха, что воздуха панически не хватало, и что его страх к медицине такими темпами только рос и рос.       Но... Арсений... он же... он объясняет. Он предупреждает. Он с понимание относится. И эта мысль как-то помогла выдохнуть. Голубоглазый пристальный взгляд, в котором читалось: "Ну давай же, успокаивайся", — действительно помогал панике близиться к нулю.       Пальцы, вцепившиеся до побеления ногтевых пластин в сильные руки Попова, начали ослаблять хватку, а после и вовсе спокойно отпустили его. Ладони послушно легли на колени, и парень задышал полной грудью, позволяя неприятному раствору помочь ему.       — Во-о-от молодец какой. Продолжай дышать. Уже привычнее, правда?       Антон кивнул.       — Мы боимся того, о чем мало знаем. Будешь знать чуть больше и бояться перестанешь. С таблетками и полосканием уже вон как хорошо справляешься.

╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸

      — Парень обладал необычайной красотой. Люди со всего королевства съезжались во дворец, чтобы посмотреть на молодого принца, слухи о котором успели расползтись в самые отдаленные места, — спокойным сказочным голосом тихо импровизирует Арсений, пока на его груди с закрытыми глазами лежит еще не спящий Антон.       Они переместились в спальню, где под приятной неоновой лентой, светящейся тусклым фиолетовым светом, мужчина старался сделать все, чтобы парень хоть немного поспал за эту ночь. Рядом с кроватью, на которой под одеялом грелся время от времени чихающий и кашляющий человек, мерцает дорогой сердцу Антона ночник-шар.       Приоткрывая глаза, балдея от сказки и от руки брюнета, приятно гладящей спину под одеялом, Шаст лежит на груди и слушает размеренное сердцебиение. Почему так дороги такие моменты? Он просто рядом, просто лежит с ним в эту самую секунду и борется со сном, рассказывая сказку. Теплая грудь греет лучше камина, руки обнимают нежнее самого нежного пера, а глаза время от времени переносятся на большой маленький комочек счастья. Болеющего счастья.       — Что же в нем было такого особенного, что все посмотреть на него хотели? — сипло спросил Антон.       — А никто не знает, потому что никто и не видел его. Никому не позволяли входить во дворец. Люди неделями сидели под дверьми, их разгоняла стража, а они через какое-то время снова возвращались. Настолько им хотелось узнать правду о красоте принца.       Тонкие пальцы Шаста перебирали складочки на футболке брюнета, приятно пахнущей его привычным парфюмом. Этот запах Антон узнает из тысячи. Причем ему нравится не столько сам парфюм, как совокупность запаха тела Арсения и выбранная им когда-то туалетная вода. Ее запах сложно описать словами... это что-то терпкое, но одновременно и не резкое, что-то яркое, но при этом и не приторное. Уж больно приятно наполнять им легкие. Настолько приятно, что Антон готов дышать этим запахом вместо обычного воздуха.       — И так шли недели, месяца и годы. Никто уже и не надеялся, что принц кому-то покажется. Многие даже начали называть его уродом, считая, что красивый лицом человек не стал бы прятать эту красоту от всех. Но одному человеку из царства все же получилось увидеть то, что не видел никто, кроме слуг, никогда не покидающих пределы дворца.       — И кто это был?       — Это был самый жестокий человек, живущий в этих местах. Он делал настолько ужасные вещи, что принцу захотелось встретиться с ним лично, прежде чем того казнят палачи. Мужчину поймали и приволокли во дворец. Свои преступления он знал, в чем раскаивался, трезво понимая, что наказания не избежать. Принц предстал перед ним не в самом своем лучшем виде, потому что посчитал не за надобностью разодеваться перед преступником. Стоило только стоящему на коленях мужчине поднять на юношу взгляд, как он понял, что никого красивее в этом мире еще не видел. И, знаешь, чем закончилась эта история?       — Чем? Казнью?       — До нее дело так и не дошло, — усмехнулся Попов. — Принц влюбился в этого преступника, заставляя полностью измениться на корню. Здесь есть глубокая мораль, Тош.       — И какая тут мораль? Прощать преступников?       — Принц позволил себе быть собой перед человеком, которого был готов убить. Он полюбил человека, который до этого делал очень страшные вещи, а тот, в свою очередь, из-за чувств сам того не замечая просто больше не захотел заниматься тем, чем занимался до этого. Мы не боимся открываться перед теми, кому уже нечего терять, а тем, кому, казалось бы, уже нечего терять, вдруг становиться есть чего. Красоты достоин бывает лишь один человек, и как интересно судьба иногда играет с людьми, делая этим одним человеком преступника.       Антон глубоко вздохнул, осознавая, что сказка закончилась.       — Жаль, что такое только в сказках бывает, — из последних сил проговорил младший, наконец-таки засыпая.       "Сам в шоке, что сказка становится реальностью моей жизни, Тош", — про себя подумал брюнет, подтягивая одеяло повыше, чтобы накрыть плечи сопящего человека. И Шаст не понял, что сказка была интерпретируемой историей про них самих. Правда, в жизни все всегда идет гораздо медленней, чем в сказках. Преступнику в жизни еще придется окончательно осознать, что темное прошлое — прошло, а осталось лишь светлое будущее, лежащее прямо сейчас у него на груди.

***

      Дразнилка — именно так Антон называет будильник, заигравший на всю комнату, заставляя потянуться за телефоном и отложить подъем еще на пять минут. Создалось впечатление, что это какое-то издевательство. Почему мелодия заиграла сразу же, стоило Шасту только упасть обратно головой на подушку?       — Да твою мать! Ты заткнешься или нет?! — хрипло выпалил он, снова беря телефон в руки.

7:05

Пора вставать

      Стоило мозгу хоть немного возвратиться в реальность из сна, как на организм тут же набросилось сразу несколько сводящих с ума симптомов: головная боль больно ударила по затылку металлическим ключом, горло засаднило так, будто через него протащили двадцатиметровую колючую проволоку, нос потек ручьем похлеще Ниагарского водопада, а суставы резко решили создать полное ощущение выкручивания.       Через слезящиеся глаза парень посмотрел на пустующую половину кровати, прислушался к гробовой тишине, повисшей в квартире, и полностью убедился в своей теории, что Арс уехал на работу. Но это и к лучшему, никто не будет препятствовать его выползанию на работу и в тир. На самом деле сил в его двухметровом теле еще меньше, чем вчера. Из груди через каждые полминуты вырывается удушающий кашель, Антона трясет и шатает, возможно даже температура имеется, но желание быть в строю даже тогда, когда ты из него выпал — все же есть. Перед Сережей уже если честно становится стыдно: бизнес у них вроде как пополам, но Антон будто появляется там не так часто, как хотелось бы. Да и тир. Проплаченные тренировки ему никто не вернет, а занятий осталось не так уж и много. Совсем не много. Их осталось... одно. Сегодня последнее. Да-да. Последнее. Сюрприз должен быть совершенен максимально, потому что профессиональному киллеру все равно будет смешно смотреть на то, что в белобрысой голове выглядит идеально.       Кашель душил Антона по дороге до туалета, затем до ванной комнаты, а от нее и до кухни. Показалось странным, что брюнет не оставил ему никакого завтрака. Почему-то Шаст был готов увидеть совсем иную картину.       Горячий чай и бутерброд — это все на что он способен на данный момент. Приятная зеленая жидкость неприятно обжигала больное горло, кажется, делая только хуже. Хлеб царапал горло и каждый раз вызывал слезотечение.       Чих за чихом, кашель за кашлем и Антон уже стоял перед зеркалом в самом теплом образе: под флисовой любимой черной толстовкой торчала такого же цвета водолазка с высоким горлом. На ногах красовались черные брюки — единственное, что сегодня без так называемого утеплителя. Ну нет у него флисовых штанов, хоть убейте.       Логика подсказывала, что перед выходом все же стоит сделать ингаляцию, прополоскать горло и выпить противовирусное. Но... Но Антон слишком долго гипнотизировал машинку страха, все же не решаясь повторить ночное мероприятие. После завтрака начало немного подташнивать, поэтому полоскание тоже резко отмелось в сторону. Противовирусное он все же выпил, а через пятнадцать минут проглотил антидепрессант, о котором тоже старается не забывать, ведь, синдром отмены — то, что более повторять не хочется.       Куртку застегнули до самого подбородка, капюшон накинули на блондинистые волосы, во все карманы напихали сухие платочки, леденцы от боли в горле и даже капли для носа. На ноги обули обувь и ровно в восемь Антон нажал на ручку входной двери, вылетая на лестничную площадку, но тут — бам, и голубые глаза навстречу.       Арсений держит в руках пакет по всей видимости снова из аптеки. Помятое невыспавшееся лицо свидетельствует об абсолютно бессонной ночи, а его взгляд — о том, что сейчас будет очень серьезный разговор.       — Тош, а ты куда? — с прищуром поинтересовался мужчина, поднимаясь на последнюю ступеньку, ведущую на нужный этаж.       — Я... — что говорить? Соврать? Или лучше сразу правду? — Я на работу, — выбрал Антон последнее, зная, что теперь ему пиздец.       — Ах на работу, — Арсений говорил так, будто между делом, смотря на свои ботинки и одновременно толкая младшего в грудь, заталкивая обратно в квартиру. — На работу, значит?       Замок на входной двери защелкнулся и Шаст вздрогнул, когда из руки мужчины резко упал на пол пакет, который тот туда намеренно кинул.       То ли из-за простуды, то ли от чего-то еще, но Антон даже не успевает уследить за тем, как его впечатывают в стену прихожей. Перед ним — злые голубые глаза, стреляющие огнем, а на груди — сильная рука, готовая убить его прямо здесь сейчас за весь этот идиотизм.       — Я, блять, все понять не могу, может ты мне расскажешь? Ты то жить до жути хочешь, то собственными руками к гробу себя толкаешь, — рычал Попов, пристально смотрящий в слезящиеся от простуды изумруды.       — Я... я... кхм, — давление в груди вызывало новый и новый приступ кашля, отчего Шасту пришлось схватить брюнета за руку, прося этим жестом перестать.       — Да, ты. Ты, блять! Какого хуя? — Арсений обороты не сбавлял, кажется, он только их прибавлял.       — Больно-о-о, — не выдержав вырвалось с юных губ вместе с всхлипом и руку тут же убрали, позволяя стечь по стене вниз.       Попов стянул с себя пальто, резко разворачиваясь и уходя на кухню, бросая ревущего человека сидеть на полу. Антон корчился то от кашля, то от какой-то безвыходности. Нос от слез потек еще сильнее и пришлось достать приготовленные в кармане платочки, высмаркивая прозрачную слизь в них.       Снова шаги, на которые парень даже не стал обращать внимание. Его потянули за капюшон вверх, тыча чем-то прямо в лицо:       — Этот недоеденный бутерброд — это твой завтрак?! Это завтрак болеющего человека, собравшегося на работу с температурой?!       — У меня нет температуры, — всхлипывая, одновременно закашливаясь пролепетал пацан, в эту же секунду видя, как на нем грубо расстегивают и снимают куртку. Следом в угол полетела его уличная обувь, после чего его взяли за шею и поволокли на кухню.       — Сел на стул! — Арс полез в аптечку, доставая термометр. — Если сейчас эта хуйня покажет обратное, то пизда тебе, ты понимаешь?— градусник брюнет засунул Шасту подмышку собственноручно, контролируя, чтобы он действительно был там, где должен. Схитрить не получится.       Антон поджал губы, чувствуя, как градинки скатываются с его щек, а на них никто не обращает никакого внимания. Арсений игнорирует все всхлипывания, он зол, очень зол на тупую затею.       Там ведь сейчас будет большая цифра, я же знаю... температура явно есть, раз меня знобит и колотит как ебнутого...       — Арс, — сипло, сквозь слезы обратился парень, понимая, что время замера теплоты его тела скоро истечет. — Я хотел сделать тебе один сюрприз. Я давно его запланировал, еще когда ты в больнице лежал. — Попов нахмурившись слушал не перебивая, ногой пододвигая стул, чтобы усесться рядом с юнцом, как это было ночью. — Мне очень хотелось пригласить тебя на днях в один профессиональный тир, где я долгое время тренировался с тренером по стрельбе. Сегодня должна была быть последняя тренировка, на которую я обычно катался посреди рабочего дня, чтобы ты не заподозрил. Это было одной из главных причин, почему я выперся из квартиры с температурой. Я знаю, что она у меня есть.       — А еще какая причина? — все так же строго спросил Арс, доставая запищавший термометр из подмышки парня.       — Я слишком часто болею. Мне уже стыдно перед Сережей. Он-то в клубе находится почти каждый день. А я как баклан.       Неутешительное "38,8" вызвало глубокий вздох со стороны Попова. Он поднялся и снова направился к аптечке за шипучкой. Из еще неостывшего чайника в кружку налили воды и кинули туда белую большую таблетку, растворяющуюся на глазах.       — Ты не баклан, ты болеешь. Сереже я уже позвонил и все объяснил. Кажется, он не сильно расстроился, потому что сам вчера жестко тусил с какой-то девчушкой у себя дома, а сегодня подняться не смог и решил остаться отсыпаться, — кружку с растворившимся лекарством поставили перед носом. — Пей.       Агрессия как-то резко спала. Попов снова достал шприц, начал набирать лекарства, добавляя их в емкость от небулайзера, что свидетельствует о том, что сейчас кто-то будет усиленно дышать.       А слезы все льются. Беззвучно, по-детски. Антон смотрит в кружку, с брезгливостью кривя губами, а Арсений незаметно поглядывает на капающие с щек слезы.       — Пей, — повторил голос сверху, вынуждая взять чашку в руки.       Зажмурившись, Шаст немного запрокинул голову, вливая в себя гадость с кисловатым вкусом. Поморщив носом, он вытер рукавом с губ остатки, совершенно не переживая за внешний вид кофты, в которой он сегодня уже никуда не пойдет.       Голубоглазый резко метнулся в коридор, возвращаясь с тем самым громко упавшим на пол пакетом. Оттуда достали еще несколько лекарств и бутылку минеральной воды в стекле, которая чудом не разбилась после такого падения.       На стул рядом снова подсели, нажали на кнопку включения и протянули маску Антону. Тонкие пальцы обвили пластмассовую трубку, поднося то, через что он будет сейчас дышать к мокрому лицу.       Послушные вдохи и выдохи, все так же льющиеся слезы и изредка появляющийся кашель, возникающий из-за неприятного запаха, которым дышит Антон. Арс все это время сидел к нему в пол-борота, безмолвно наблюдая за "ревой-коревой". Эта нисколечко не раздражает, даже как-то умиляет что ли эта капризность и неспособность Тоши сдерживать эмоции во время простуды.       Десять минут прошли быстро, шумный аппарат выключили и парню протянули салфетку, давая возможность вытереть слезы и высморкаться. С ухмылкой наблюдая за процессом "приведения себя более-менее в сухой вид", Арс не выдержал и коснулся дрожащей спины рукой.       — Долго еще капризничать будем?       — Я не капризничаю, — обиженно возразил блондин, комкая использованные салфетки в ладонях.       — Я ценю твой сюрприз. Очень. Мне правда приятно.       — Мгм, — покусывая губы, наигранно согласился Шаст.       Свободная рука Арсения нежно коснулась юного подбородка, заставляя посмотреть себе в глаза: в эти бушующие океаны, пореполненные любовью и переживаниями.       — На твой сюрприз я буду рад посмотреть, когда ты задыхаться ночами не будешь. В этот же день ты мне покажешь все, что запланировал, потому что мне правда очень интересно. А пока что твоя главная цель — поправиться. И чтобы это случилось тебе нужно вовремя принимать лекарства, делать ингаляции, полоскать горло и следить за температурой. Кстати, ты антидепрессант принял сегодня?       — Мгм, — в руку старшего вложили блистер, в котором количество таблеток уменьшилось на одну. Теперь именно так Арсений контролирует прием этого препарата. — Еще я противовирусное выпил перед выходом.       — Ну, хоть что-то. Еще бы позавтракал хотя бы более-менее, но это поправимо. Сейчас кашу тебе сварю. Я же не думал, что ты в семь утра подорвешься и куда-то соберешься. Отъехал буквально на час в аптеку, где наконец-таки нашел то, чего вчера не нашел в круглосуточной. Хорошо успел по этим утренним пробкам приехать раньше, чем ты бы съебался отсюда.       — Арс! — возмутился зеленоглазый.       — А что, материться будто только тебе можно? И да, тебе пора ложиться обратно в кровать. Да и мне, кажется, тоже.       — Ты на работу не поедешь?       — Эти дни — нет. За тобой глаз да глаз нужен. Как маленькое детё.       — Я не детё!       — Да конечно.       — Я. Не. Де-тё!       — Еще какое. Самое настоящее. Болеющее капризное и истеричное.       — Арс!       — Что, Тош?       — Я не такой!       — Вставай. Вижу я, какой "не такой".