Океан с изумрудными берегами

      Глаза разлеплялись нехотя. Пришлось приложить достаточно усилий, чтобы все-таки открыть их. Задернутые шторы добросовестно не пропускают солнечный свет в комнату, а теплое одеяло помогает телу чувствовать себя в максимальном комфорте.       Лишь через несколько мгновений Антон заметил протянутый ему стакан с какой-то красной жидкостью и Арсения, держащего этот самый стакан в руке. Брюнет стоял возле парнишки, с теплотой наблюдая за неспешным пробуждением и осознанием где они сегодня оба ночевали.       А ночевали они в клубе. Лично Попову этот опыт дался достаточно тяжело, но будить заснувшего на его коленях Шаста не очень хотелось. Арсений просидел в одной позе несколько часов, гладя паренька по голове. Он перебирал белые волосы, подмечая, что корни с родным цветом понемногу начинают отрастать. Через еще несколько часов мужчина осторожно сменил свои ноги подушкой и, убедившись в том, что зеленоглазое чудо не проснулось от столь резкого действия, вышел в коридор. Пройдясь по красному ковролину, Попов с неким чувством брезгливости оглядывал стены, освещение и прислушивался ко всем звукам, звучавшим здесь в это время. Он заглянул в кабинет Матвиенко и не обнаружив его там, стал спускаться по лестнице вниз. Губы скривились, когда на переднем плане стали отчетливо слышны наигранные стоны, перемешивающиеся со смехом кокетливых девочек, ублажающих клиентов прямо сейчас.       Пришлось спуститься на первый этаж, прежде чем в холле Арсений заметил одиноко сидящего Серегу, копающегося в своем смартфоне. Сидел сутенер-старший в самой надменной позе: левая нога щиколоткой лежала на правом колене, а в вытянутой руке бултыхалось красное вино в заполненном наполовину бокале. Матвиенко поднял свой уставший взгляд только после того, как такой же уставший друг плюхнулся с ним рядом на диван, закидывая голову назад.       — Ну че с ним? — весьма заинтересованно поинтересовался армянин, убирая телефон в карман.       — Нормально все, — на выдохе тихо оповестил Попов, закрывший глаза.       — Спит?       — Спит.       — Ты бы тоже шел к нему, лег бы, отдохнул.       — Мешаю?       — Нисколечко. Просто не хочу, чтобы ты в очередной раз в больничку угодил, — Сережа пригубил вино и сделал несколько небольших глотков.       — У вас здесь не ночлежка для бездомных. Щас до машины его донесу и дома лягу.       — Арс, — устало выдохнул армянин, немного бесясь от вредности своего дружка. — Во-первых, вы не бездомные, а во-вторых — Антон – такой же владелец, как и я, а значит вправе хоть жить здесь постоянно, причем вместе с тобой.       — Ну уж нет, — усмехнулся Попов, наконец усаживаясь как положено, слегка ударяя себя по коленям ладонями, придавая хоть какой-то бодрости организму. — Еще одну ночь я здесь как-нибудь выживу, но спать под эти стоны каждый раз — нееет...       — Завидуешь? — в ответ усмехнулся Матвиенко, играясь с жидкостью в бокале.       — Было бы чему, — резко встав, брюнет обернулся, договаривая. — Я за искренний, настоящий и качественный секс. И, заметь, на первом месте в этом перечислении стоит искренность, а не качественность. Спокойной ночи, — устало улыбнувшись уголком рта, брюнет направился в сторону лестницы прямиком к нему, к Антону.       — Доброе утро, — присев на край кровати, Попов выглядел бодро и довольно-таки радостно. — Ну как ты? Тошнит?       — Доброе, — хриплым голосом сонно проговорил парень. — Немного.       — На, выпей это, полегчает, — стакан протянули.       — Что это?       — Это морс. Вкусно. И полезно.       Кряхтя поднявшись, Шаст осторожно взял напиток в свои руки и поднес к губам. Залпом осушив стакан, юнец издал характерный звук удовольствия от неимоверно вкусного морса, какой только пил в своей жизни. Опустошенную емкость протянули обратно, и Антон плюхнулся на еще неостывшую подушку.       — И с каких пор ты пьешь из моих рук все, что я даю? — с ухмылкой задал риторический вопрос старший, ставя стакан на прикроватную тумбочку.       — Сам в ахуе...       — Антон! — Арсений вскинул бровь и медленно приблизился к щеке младшего. Нежный воспитательный поцелуй куда лучше долгих никому не нужных нотаций. — Прошу тебя, поехали уже отсюда, Тош. Не могу я больше здесь находиться... — прошептали на ухо.

***

      В машине Шаст почувствовал прилив бодрости. Наяривая еще горячую шаверму, парнишка с тоской смотрел на уже погруженный в самую ужасную пору город, который отныне покрывают одни сплошниковые тучи.       Хоть Антон и не водитель, но отклонение от уже привычного маршрута до дома он заметил сразу. Они свернули не там, где были должны, и вырулили туда, куда выруливать им было не надо.       — Арс? — вылупив зеленые глаза, парень вопросительно посмотрел на брюнета.       — Что? — будто ни в чем не бывало спросил Попов повторяя интонацию.       — Куда мы едем?       — Соус с подбородка вытри, — посмотрев мельком на измазанного паренька, мужчина усмехнулся, доставая из своей двери на очередном светофоре пачку влажных салфеток.       — Ты не ответил, — подметил блондин, опуская солнцезащитный козырек, желая посмотреть на себя в зеркало.       — Какой сегодня день?       — Воскресенье.       — Так. И?       — И что? — вытирая салфеткой соус с подбородка, Антон хмурился не понимая, то ли это он тупит, то ли это Арсений пытается его вывести из себя.       — Сегодня выходной, Тош.       — Спасибо, что напомнил. И что с того?       — А это значит, что сегодня тебе никуда не надо, — Арс задумчиво прикусил уголок рта, после небольшой паузы продолжая. — Кажется, тебе осень не нравится? Так вот я хочу показать тебе какой она бывает.       — Ой, ну нет, только не сегодня. Настроение и так не очень, не хочу еще сильнее его портить.       — Тогда тем более мы едем по нужному адресу.       Шасту осталось только цокнуть, закатить глаза и откинуться на спинку сиденья, делая очень недовольный вид. И пока он старался максимально показать, что ему абсолютно не интересно, куда они едут, в голове Антон уже прокручивал все места, которые могут "показать ему какой бывает осень".

╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸

      BMW припарковалась именно в том месте, о котором Антон почему-то думал в первую очередь. Серьезно? Парк? Сейчас? Зачем?       — Приехали, — отстегивая ремень, оповестил Арс.       — Я рад, — недовольно буркнул парень, даже в мыслях не желая шевелиться.       — Ну видишь, уже рад. Выходи.       — Я никуда не пойду.       — Пойдешь, — усмехнулся Попов, выходя из машины.       "Да щас", — про себя подумал Шаст, смотря за тем, как брюнет обходит машину со стороны капота и подходит к его двери, резко открывая ее.       — Выходим, — скомандовал голос сверху.       Поежившись от неприятного ветерка, проникшего в салон, зеленоглазый даже не поднял на старшего взгляд, продолжая наставать на своем.       — Антон, выходим, — еще раз повторил Арсений, но увидев полное бездействие, тяжело вздохнул, заныривая в салон и принимаясь самостоятельно отстегивать ремень парнишки.       Рука быстро справилась с замком, но вредина так и сидел, все еще играя в свою игру, четко видя, что брюнета это начинает порядком подстегивать.       — Последний раз прошу выйти из машины самостоятельно.       И вновь полный игнор. Еще раз вздохнув, мужчина максимально осторожно, но довольно-таки крепко схватил паренька за куртку, вытаскивая на улицу.       — Арс, ну это пиздец! — все попытки оказать сопротивление оказались тщетными и бессмысленными, и зеленоглазому только и осталось, что подать голосом свое недовольство.       — Еще какой, Антон.       Рвано вздохнув, мужчина наконец сбросил напряжение и захлопнул дверь, ставя машину на сигнализацию. И кто бы знал, как Шасту хочется в этот самый момент продолжить тянуть одеяло на себя и к примеру, стартануть, убегая куда-нибудь, чтобы этот голубоглазый тип с жизненным принципом "сам-себе-на-уме" побегал за ним по улицам, но сил в организме не так уж и много, там более всегда есть вероятность, что только что съеденная в машине шаверма может захотеть снова оказаться снаружи.

╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸

      Кроссовки ступают по мелким камушкам, которые больше походят на песок. Антон обиженно прячется в капюшон куртки, ни слова не желая говорить мужчине, идущему рядом. Ему все еще эта прогулка поперек горла стоит.       Людей в парке практически нет, действительно, кому захочется утром гулять по парку? Нормальным людям — точно нет.       Арсений дышит вольно, гордо держа нос. Спрятав руки за спиной, он ушел в свои мысли, изредка поглядывая на пацаненка, недовольно плетущегося рядышком. Он знает, что Антону эта затея пришлась не по душе, но с депрессией если и бороться, то только таким образом.       Шаст в основном старался смотреть себе под ноги, но получилось у него это делать совсем не долго. В скором времени его внимание привлекла красивая лавочка, очень характерная для питерских парков и скверов, затем дворник, сгребающий опавшие кленовые листья в кучи, похожие на мини-горы. Взгляд незаметно поднялся на красивые деревья, одетые в желто-оранжево-красные одеяния и почему-то на душе стало так... легко что ли?       — Почему ты не заставляешь меня разговаривать? — прервав свое обиженное молчание, тихо спросил Антон.       — А почему я должен тебя заставлять разговаривать?       — Ну, мы же гуляем вроде как...       — Вот именно, мы гуляем.       Еще с минуту Шаст молча шоркал ногами, ища тему для разговора.       — Откуда ты взял морс в клубе?       — В кашефку ближайшую ранним утром съездил. Сережа сказал, что там шаверма вкусная, вот, взял тебе и себе. Надо же было нам чем-то позавтракать.       Снова повисло неловкое молчание. Давно такого не было. Любая тема будто слишком быстро имела свое логическое завершение, а потому расспрашивать о чем-то подробнее просто не имело смысла.       — Ты приехал вчера ко мне, оставив работу. Раньше ты так делал когда-нибудь? — изумруды вынырнули из-под капюшона, ожидая получить ответ на свой вопрос.       — Ну... раньше у меня не было тебя, — Арсений шагал прямо, смотря вдаль. — Работа для меня важна, но не настолько, насколько думаешь ты.       — А что для тебя важно?       — Тут правильнее сказать "кто".       — Ну, и кто? — хитро поинтересовался парнишка, уже зная ответ, но как же приятно подтверждать свои мысли, вы бы знали...       — Тот, к кому я вчера приехал, оставив слежку, и тот, с кем гуляю сейчас по парку, кайфуя от него и от внезапного выходного, который мне посчастливилось себе устроить.       Кучи между деревьями все росли и росли, они становились выше и шире к середине парка. Попов огляделся по сторонам, увидел самою большую из всех и схватил Шаста за руку, таща за собой.       — Арс, что ты делаешь? — спотыкаясь об собственные заплетающиеся ноги, блондин всеми силами пытался затормозить, но у него ничего не получалось.       — Сейчас увидишь.       Секунда, и в гуще деревьев губы Арсения накрывают губы юнца, который аж вздрогнул от такой скорости развития событий. Руки старшего резко, но весьма осторожно толкнули парня в грудь, и тот, теряя равновесие, завалился прямо в листья, одновременно и пугаясь, и радуясь, как маленький ребенок такой неожиданности. Мягкая "подушка" обняла двухметровое тело со всех сторон, не причиняя никакого дискомфорта от падения.       За удивительно короткое время Арсений подметил большое количество деталей, прежде чем кинуть в листву Антона: наличие чего-нибудь, что может быть прикрыто листьями, наличие людей, которые бы явно не поняли "прикола" такого поведения, ну, и в голове успел пронестись вопрос о том, как кинуть юнца так, чтобы этот неуклюжий красавец случайно не нанес себе этим падением увечья.       — А теперь смотри сюда, — в руках старшего откуда-то появился телефон, и он сделал несколько фото с разных сторон, запечатлевая хохочущего паренька во всех возможных вариациях.       — Арсений, ты ненормальный, — смеясь, проговорил Шаст, подбрасывая лисья вверх. — Поднимай меня теперь, — вытянув руку вперед два изумруда так и ждали помощи от человека, стоящего рядом.       Попов убрал смартфон обратно в карман и протянул юнцу свою руку, желая помочь встать, но его резко дернули вперед и он, потеряв равновесие, плюхнулся животом прямо на парня.       — Ах ты хитрец, — прорычал довольный таким действием со стороны Антона Арс.       — Учусь у лучшего мастера, — брюнета поцеловали в холодный нос.       — Неужели я так когда-то делал?       — А ты не помнишь, как потянул меня с моста за собой в воду, когда мы в Воронеже были?       Арсений расплылся в улыбке, припоминая их первое совместное купание в водоеме:

— Если ты меня столкнешь, то знай — я тебя возненавижу, — наклонившись, Шаст смотрел на воду с недоверием.

— Конечно же не столкну, — секунда, и Попов с разбега прыгнул в речку, заставляя сотни брызг разлететься по разным сторонам.

Антон смеялся, показывая пальцем на мокрого человека, вынырнувшего из воды.

— Ты безбашенный, ты это знаешь? — заливаясь, говорил шатен.

— Знаю. А еще я знаю, что ты такой же, — брюнет подплыл к мосту, подтягиваясь, но, не вскарабкиваясь на него. — Ну-ка, поцелуй меня. Или мокрый голубоглазый брюнет тебе не по вкусу?

Шаст подошел ближе и присел на корточки.

— Как ты мне можешь быть не по вкусу? Очень даже по вкусу, — парень потянулся к желанным губам, но его тут же взяли за шею, заставляя упасть в воду.

Кажется, забава, но Арсений даже тут контролировал все. Сам вытянул длинное тело из воды, помогая как можно скорее оказаться на поверхности.

— А так по вкусу? — смеялся Попов, придерживая Антона.

— А так особенно, — Шаст вновь притянулся к губам Арсения, на этот раз так сильно в них впиваясь, будто пытался доказать это. — Ты обещал, что не столкнешь меня в воду.

— Обещал. Так и не столкнул же? Просто потянул за собой.

      — Так, ну все, встаем, — Арсений кряхтя поднялся на свои две, а после вытянул из листьев и Антона.       — Я хочу собрать немного листьев, — зеленоглазый присел на корточки, принимаясь собирать осенний букет.       — Зачем они тебе? — заглядывая через плечо юнца, брюнет правда пытался понять зачем парню нужны листья.       — Я их в вазу поставлю, будет красиво. У нас же есть ваза? — и тут Антон обернулся и посмотрел на мужчину снизу-вверх четко помня, что ни одной вазы дома нет. Откуда ей там быть?       — Не припомню, чтобы она у нас была. Но мы можем заехать в магазин и купить.       — Ладно, не надо, обойдемся обычным высоким стаканом, — в руке на глазах вырастал пышный букет оранжево-красных кленовых листьев, источающих приятный осенний запах.       — Нет, вазу все же купим. Не дело всей этой красоте в прозрачном стакане торчать, — в очередной раз помогая парнишке подняться в полный рост, Попов почувствовал, как счастлив видеть эти сияющие изумрудные глаза, с восторгом рассматривающие листья в руке. Ради таких эмоций он хоть тысячу ваз будет готов купить, лишь бы только Антон улыбался. Улыбался и больше никогда не грустил. Чтобы больше ему никогда в жизни не потребовались эти ебучие антидепрессанты, убивающие в нем все эмоции, даже хорошие.

╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸

      К выбору вазы Шаст подошел основательно. По дороге домой они заехали в какой-то ТЦ, нашли магазин подарков и перевернули его с ног на голову. Среди стеллажей с открытками, шариками, ленточками, подарочными коробками, статуэтками и какими-то наборами для рукоделия, Антон вместе с Арсением копались в вазах, выставляя их в ряд на полу.       — Как на счет этой? — вертя в руках золотую с узким горлышком, Попов ждал вердикт младшего.       — Не, эта не подойдет. Это золото перебьет всю красоту букета.       — А вот эта? — прозрачная ваза, походящая больше на бутылку без этикетки, сразу заставила лицо Шаста скривиться.       — Это вообще не то. Она — это вариант еще хуже, чем обычный стакан, от которого мы пытаемся уйти.       — Может что-то из фарфора?       — Пожалуй да. Достань вон ту — белую с самого верха! — уцепившись глазами за интересную форму, чуть ли не визжа попросил зеленоглазый.       Арс дотянулся до верхнего ряда, осторожно взял хрупкую вещь в руки и поставил на пол, давая пареньку примерить вазу под его прекрасный букет, все еще находящийся в руках.       — Мне кажется, это идеально, — присев на корточки, брюнет приобнял Антона, поддерживая эту странную инициативу всем сердцем.       — Это как раз-таки то, что я хотел.       — Берем?       — Мгм.

***

      — Я рад, что у тебя тоже все хорошо... — развалившись на кухонном столе, Шаст слушает голос бабушки по телефону, одновременно следя за спиной Попова, готовящего обед у плиты.       Телефонный разговор уже длится около часа. За это время бабушка успела рассказать многое: что у них на лестничной площадке умерла тетя Зина, которая постоянно гоняла кошек из подъезда, за что Антон с большим добрым сердцем ее за это просто ненавидел, а теперь в ее квартире поселилась семья с маленькими шумными вечно орущими детьми. Затем она плавно перешла на воспоминания о прошлом, говоря о том, что Антошка в детстве все же был поспокойнее этих "монстриков".       Из-за того, что звонок был поставлен на громкую, Арсений все слышал и порой еле сдерживал себя, чтобы в очередной раз не заржать над очередной историей о том, что Шаст от своей детской вредности любил перевернуть тарелку со стола на пол, а потом с неимоверной честностью в глазах утверждать, что это сделал не он. Или же взять еще одну историю о том, как Антон съел из дивана купленные на подарок конфеты в красивой упаковке, а потом говорил, что это был не он, а мышка, шуршащая ночью за стенкой.       Все же иногда смех из груди старшего вылетал, и он тут же оборачивался на юнца, виновато смотря на него и одновременно прижимая ладонь к губам, чтобы не вылетело повторного смешка. Шаст в такие моменты лишь закатывал глаза, но и сам где-то внутри был не прочь рассыпаться на атомы от своих детских выкрутасов, которые успели забыться.       Уже совсем скоро приготовленный пятнадцать минут назад вермишелевый суп разлили в две тарелки и перенесли на стол. Это послужило сигналом к окончанию бесконечно долгого разговора, и Антон наконец-таки смог произнести заветное: "Ну ладно, ба, я пошел обедать. Люблю тебя".       — Мой любимый, — с улыбкой влетело из рта младшего, прежде чем он засунул в себя первую ложку еще неостывшего супа, тут же обжигая себе язык.       — Антон, осторожней! Он же горячий, — не успел предупредить Арс, кривя лицом в попытке пронаблюдать за тем, как зеленоглазый все же проглатывает горячую жидкость, вытаскивая наружу обожженный язык.       — Офень, — подтвердил юнец, чувствуя, как у него заслезились глаза.       — Дуть на ложку не научился?       — Я думал, что он успел остыть...       — Думал он... Я же его только что сварил.

╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸

      Выходной стал еще уютней, когда за окном стемнело. И хоть эта ранняя темнота еще вчера бы сильно испортила Антону настроение, то сегодня она в совокупности с холодом за окном делает его счастливым. Сидя перед телевизором за просмотром фильма, от которого Антон просто без ума, а именно: "Гарри Поттер и филосовский камень", парень листает на телефоне Арсения свои сегодняшние забавно-смешные фото. Его голова лежит на груди любимого человека, который здесь и сейчас находится с ним рядом: обнимает его, комментирует что-то по ходу сюжета фильма, а иногда время от времени целует в макушку.       Фото действительно получились очень красивые, настоящие и такие... искренние. На них Шаст не натягивал на себя улыбку, а смеялся от души, потому что смешно было по-настоящему.       "А Арсений не плохой фотограф", — пронеслось в юной голове.       И все бы было ничего, если бы не что-то странное и тянущее в горле. Антон всячески пытался отвлечься от этого неприятного ощущения, но оно с каждым часом становилось лишь сильнее и навязчивее. Сначала он списывал это на вчерашнюю рвоту, которая все равно как-никак повредила горло, а потом на суп, который знатно обжег его с одной необдуманной ложки, наспех засунутой в рот. Вот только когда руки и ноги начало ломить, а голова где-то в затылке с какого-то хуя начала ныть, Антона понял, что заболел.       Вот почему все не может идти так хорошо и этим же "хорошо" не может окончиться? Сегодня такой великолепный день был, неужели организм решил поставить черную точку в его конце?       Под конец первой части Шаст уже с трудом проглатывал свои слюни. Внутри что-то будто распухло и не давало этого сделать. От ломоты в костях и мышцах ему приходилось частенько менять позу, на что уже даже Попов обратил внимание.       "Нет, ну только не это...", — крутилось в мыслях зеленоглазого, когда головная боль встала на одну ступеньку с болью в горле.       — Антон, ты че крутишься как юла? Не интересно? — в начале второй части поинтересовался брюнет. — Ты же сам вроде этот фильм выбрал.       — Мне интересно, правда, — еле выдавил из своего опухшего горла Шаст.       Арсений посмотрел на младшего и даже в полумраке мелькающего экрана подметил что-то неладное. Голос паренька — это то, что выдало его моментально и бесповоротно. Нахмурившись, Попов встал и дошел до выключателя, включая свет в зале. Антон тут же зажмурился, пряча глаза от яркого света.       — Что с тобой? — над спрятавшимся в своих руках мальчишкой нависла тень.       — Все нормально, выключи свет пожалуйста, — уже хрипло проговорил Шаст, пока его руки убирали с глаз.       — Ну-ка глянь на меня, — лба коснулась рука и зеленые слезящиеся глаза еле открылись. — Бля-я-ять... — протянул Арсений, чувствуя горячий лоб под своей ладонью.

╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸

      После того, как тебя рассекретили, то играть из себя здорового человека больше не приходится, а значит можно сползти по спинке дивана и улечься в полный рост, вытягивая затекшие ноги.       Арс притащил подушку, укладывая голову больного как можно удобнее, и плед, полностью укрывая тело, которое потихоньку начинает потряхивать от озноба.       — Рот открой, — заглянув в красное горло с фонариком от телефона, мужчина еще раз тяжело вздохнул.       — Арс, я не хочу болеть, — жалобно пробормотал Антон, слыша, как рядом с ним копаются в аптечке, что-то выискивая.       — Ты уже заболел, — вынеся обрекающий приговор, брюнет нажал на кнопку электронного термометра и сам засунул его юнцу подмышку. — Блять, еще и гулять сегодня поперлись! Вот какого хуя! — злясь на самого себя, прорычал голос рядом.       Антон продолжал лежать с закрытыми глазами, чувствуя, как его плечо к туловищу прижимает любящая рука, старающаяся измерить ему температуру как можно точнее. То, что она у него имеется — факт, но насколько там пугающая цифра — еще только предстоит узнать.       — Когда ты себя плохо чувствовать начал? — резко спросил старший, но в ответ прозвучала лишь тишина. — Антон? Когда. Ты. Себя. Плохо. Почувствовал?       — Еще перед прогулкой у меня начало тянуть горло, а в магазине, когда мы вазу выбирали, оно начало немного болеть.       — Замечательно! — в очередной раз повысил голос Попов.              Шаст лежал, коря себя за то, что молчал все это время. Толку от того, что он скрывал начало болезни — нет. Все привело лишь к более плачевной ситуации, где еще и Арсений злится. Захотелось плакать. Просто лежать и выть как трехлетний ребенок, которому и так плохо, а на него тут еще и кричат. Но Антон сдержался, скрепя зубами проглотил этот комочек через больное горло.       Градусник запиликал, и его вытащили. Тяжелый вздох где-то сверху вновь ничего хорошего не сулил.       — 38 и 4, — промятый рядышком диван вдруг резко выровнялся и послышались отдаляющиеся шаги. На кухне зазвучали открывающиеся ящики и стук чайной ложки, что-то перемешивающей в кружке.       И тут Антона накрыло. Прекрасный день закончился отвратно и невероятно хуево. С лица Арсения улыбка ушла резко и бесповоротно, болезнь родного человека он принял совсем не радостно. Конечно, радоваться тут совершенно нечему, Шаст это и сам понимает: слетает работа, деловые встречи и тренировки в тире, которые заранее проплачены, хоть об этом Попов и не знает. Пока еще.       Еще хуевей стало тогда, когда Антон понял, через что ему сейчас придется пройти. А пройти ему придется через долгое и как всегда пугающе-неприятное лечение. Дай Бог, чтобы не дошло до уколов и больниц. Дай Бог.       "Ненавижу, ненавижу, ненавижу", — про себя повторял Шаст, чувствуя непосильную злость на себя и на то, что сейчас с ним происходит. С уголков глаз потекли слезы. Это слезы какой-то обреченности, страха, обиды и агрессии. И пока тело покрывалось все новой и новой порцией мурашек от озноба, парень себя убивал изнутри за собственную глупость.       — Тош, — неожиданно коснувшаяся рука заставила приоткрыть слезящиеся глаза и увидеть рядом с собой взволнованного Арсения с кружкой в руках. — Ты чего плачешь?       — Ничего, — отвернувшись лицом к спинке дивана, парень попытался уйти от разговора.       — Уверен, что "ничего"?       — Нет.       Прохладная рука вновь накрыла лоб.       — Ты становишься горячее, температура растет. Я тут тебе раствор для горла сделал, иди прополоскай и потом будем лечиться.       — Не хочу.       — Понимаю, но надо. Ты же знаешь.       — А мне не надо.       — Как раз-таки тебе и надо.       — Нет.       Устало вздохнув, Попов осторожно подцепил ноги младшего и спустил их на пол. Усевшись рядом, он просунул руку под шею бунтаря, усадил его, поправил плед и прижал к себе.       — Ты таким капризным бываешь, когда болеешь, — губы поцеловали горячий лоб, оставляя влажный поцелуй. — Почему плачешь? Из-за лечения? Так я обещаю, что все будет очень щадяще и мы не дадим тебе разболеться слишком сильно. Прополоскаешь горло, выпьешь шипучку и ляжешь спать. Уже завтра станет легче.       — Нет, не из-за этого, — обиженным голосом пробубнил Шаст, уткнувшийся носом в теплую грудь.       — А из-за чего же?       — Ты кричишь на меня. Да, я виноват, что не сказал сразу, но я ведь и не хотел гулять. Я догадывался еще там, в машине, что что-то не так, но не хотел, чтобы лечение началось раньше, чем я был бы уверен в том, что действительно заболел.       Что-то екнуло внутри груди Арсения, и он тысячу раз проклял себя за то, что позволил эмоциям вот так выйти наружу. Прикусив губу, он виновато слушал, а потом парень затих.       — Тош, я кричал не на тебя. Прости, что тебе так показалось, я не должен был... Я должен держать себя в руках и хоть иногда прислушиваться к тебе. Почему-то утром посчитал, что ты просто так гулять не хочешь, а о болезни даже и не думал. Я кричал на себя, потому что это я — дурак, потащивший тебя осенним прохладным утром гулять в парк, еще и извалял всего тебя в листьях на земле.       — Ты — тот дурак, который счастье мне дарит, Арс, — хрипя сказал Антон, чувствуя на душе облегчение.       — И что, ты счастлив сейчас?       — Очень.       — А то и видно. Что там за счастье у тебя? Температура, больное горло, начинающийся насморк, слезящиеся глаза, и голос, который вот-вот пропадет. Охуенное счастье я тебе дарю, Тош, — хотелось бы Попову проговорить все это тоном гораздо выше обычного, но пугать восприимчивого юнца больше не хотелось.       — Счастье не в этом. Оно в том, что ты сейчас держишь в руке. В этом ебучем сода-солевом рыгалетном растворе для полоскания горла. Это забота, Арс. Твоя забота. Именно она делает меня счастливым.       Океаны нежно прошлись по бледному лицу Антона. Эти искренние большие зеленые глаза, ищущие даже в депрессии счастье — это что-то невероятное. Это то, что Попов в своей судьбе еще никогда ранее не встречал.       — Надо горло полоскать. Помнишь, как я учил?       Шаст ухмыльнулся, вспоминая тот самый день, когда он был еще так далеко от души своего киллера, но был так близок к его сердцу:

— Давай, Антон, что сложного? Набрал, запрокинул голову, побурлил и выплюнул. Ты же меня уверял, что делал это в клубе, что? Наврал? — скрестив руки на груди, мужчина смотрел на парнишку через зеркало, наблюдая за процессом, который все никак не начнется.

— Я не могу! Я не хочу! Он наверняка мерзкий и невкусный! — Шаст смотрел в кружку на непрезентабельный раствор, держа его в трясущихся руках.

— Я же не выпить тебя его прошу, а всего лишь прополоскать горло. Давай, не испытывай мое терпение! — строже говорил Попов, давя на юнца для ускорения процесса.

Набравшись смелости, Антон неохотно поднес кружку к губам, набирая в рот немного соленой жидкости. Зажмурившись, он запрокинул голову и, как только попытался начать бурлить этой гадостью, так тут же вырвался рвотный позыв. Не успев наклониться и выплюнуть все в раковину, он залил фонтаном раствора все зеркало и стену.       

Прижав руку ко рту, Антон посмотрел красными глазами на раздраженного Арсения, а потом на то, что он натворил, а затем снова на того, кто стоял за ним.       

— Прости... — тихо произнес Шаст, моля всех Богов о милости.

Смотря в зеркало, Попов обошел юнца, включил воду, и молча смыл остатки лекарств рукой с зеркала и стен. Брезгливость у него отсутствовала напрочь. Еще бы она присутствовала с такой работой, какая была у него. Возиться во всяком дерьме — уже что-то привычное и родное.

— Умой лицо, и мы продолжим, — настойчиво сказал брюнет, прожигая строгим неотступным взглядом.

 

— Арс, но я... — попытался возразить Антон.

— Умой, — перебил мужчина, не давая закончить.

Убрав руку со рта, Антон несколько раз обмыл лицо прохладной водой. Не хотелось начинать этот Ад с начала. Стараясь не думать о том, что скоро ему вновь придется бороться с рвотным позывом, Шастун выключил кран с водой и снова опустил взгляд на злосчастный раствор.

— Когда запрокидываешь голову, не напрягай горло, расслабь его. Продолжай выдыхать не останавливаясь. Так будет легче, — Арсений будто давал совет по глубокому минету, даже на секунду не веря тому, что он говорит.

Антон снова вобрал небольшое количество, и принялся делать все так, как сказал старший. С каждым разом получалось все лучше, чувство тошноты отступало, и в какой-то момент ему стало даже нравиться стоять так, и по-детски булькать ртом.

      Да, другие у них тогда были отношения... Тогда Антон был жертвой Арсения, но тот уже тогда заботился о пареньке, хоть и противился этой мысли где-то в душе.       Шаст осторожно поднял свое качающееся из стороны в сторону тело, укутался посильнее в плед и вытащил из руки сидящего на диване Попова кружку с омерзительным раствором. Голубые глаза с похвалой и любовью посмотрели на него еще раз, и только ради этого взгляда Антон готов переступать через многое, что ему не нравится и чего он боится, ведь, именно этот и только этот человек придает ему столько уверенности, что ее невозможно сосчитать и измерить. Величин не хватит.