Океан с изумрудными берегами

      На кухне противным голосом засвистел чайник и его поскорее постарались снять с плиты. Антон сидит за столом и ковыряется в своем телефоне, традиционно проверяя все социальные сети, пока Арсений разливает кипяток по чашкам и готовит фирменную яичницу на двоих.       Признаться, старший по такой атмосфере очень соскучился. Соскучился стоять вот так, перед плитой, ковыряться с приготовлением завтрака, пока кто-то сзади изо всех сил пытается не отрубиться в такую рань. Да и Антон соскучился. Очень соскучился. Соскучился по заботе, по уюту, по теплым словам любимого человека, по объятиям и одной жизни на двоих. Жизнь действительно стала для них единой: все победы и поражения они разделяют на двоих, каждый в курсе всего происходящего со вторым. По крайней мере они оба пытаются делиться этим происходящим друг с другом. Порой это дается нелегко: Попов по жизни всегда скупился на собственные эмоции и считал, что его проблемы — это только его проблемы, а Шаст жил под четким запретом на любое, даже самое малейшее проявление каких-либо чувств и эмоций, неся за плечами груз отсутствия мамы и папы. Поэтому они оба стараются, коряво, криво, косо, но стараются. Потому что любят. Потому что ценят. Потому что дорожат друг другом.       Утренняя прохлада с улицы беспардонно проникает в квартиру даже через закрытые окна. Антон невольно трясется от холода даже в кофте с длинным рукавом, пуская неприятные мурашки по всему телу, заставляющие его постоянно то ежиться, то вздрагивать.       Изумруды сонно лупятся в экран, а палец медленно листает ленту в ВК, пытаясь хоть как-то заставить мозг работать. Но ничего так сильно не придавало бодрости, как неожиданно высветившееся в один момент в верхней части телефона сообщение от контакта: "Сутенер-Сережкинс":

"Тох, как приедешь в клуб, зайди ко мне в кабинет"

      Так всегда: ни здравствуй, ни до свидания. К такому Шаст в общении с Матвиенко уже привык. Армянин не хлещет доброжелательностью ни с кем, даже с близкими друзьями, натура у него такая. Тонкая натура между прочим, которую не каждый раскусить может. А Антон раскусил, поэтому сейчас прикусил нижнюю губу, точно понимая, что за время его отсутствия в клубе что-то уже успело произойти. Сережа редко когда звонит, а про сообщения так и тем более можно сказать, что это — что-то, что раз в полгода случается при ЧП.       Плечи резко окутало что-то теплое, на что парень мгновенно обратил внимание. Это был плед. Теплый плед, заботливо накинутый на него единственным человеком, которому даже говорить ничего не надо. Подняв голову, блондин увидел над собой довольного Арсения, которой подметив жалкую картину телотрясения сходил за пледом и любезно накинул его ему на плечи.       — Ты замерз, — коснувшись тыльной стороной ладони носа зеленоглазого, Попов по ощущениям будто коснулся льдинки.       — Немного, — не стал противится Шаст, видя, как старший отвернулся от него, беря в руки две чашки горячего чая с кухонной столешницы.       — Пей, — кружку с зеленой жидкостью поставили прямо перед носом, и Антон мгновенно почувствовал будоражащий аромат любимого чая.       Как только на столе появилась яичница, так Антон понял, что в его теле наконец присутствует аппетит. Взяв вилку, он по кусочку принялся отламывать и засовывать еду себе в рот, время от времени запивая все это дело любимым зеленым чаем. Горячая жидкость ободряла, она заставляла проснуться каждую клеточку этого сонного организма, будто готовя его на длительный будний день.       Но мысли все равно берут свое. Тишина, возникшая на кухне, тут же заставила обратить внимание на то, чего Шаст в урагане чувств просто-напросто не заметил . Это чистота во всей квартире, которую навел Арсений, человек, вернувшийся из больницы. Это убранная кухня, это уютно накрытый стол, это чистая спальня, где они вчера заснули и сегодня вместе проснулись, это свежесть, стоящая во всех комнатах. Это постиранное белье, сменившее пересушенное на полотенцесушителе. Это признаки возвращения чистюли домой. Это признаки того, что Попов наконец-таки дома.       Мгновенно накрыл дичайший стыд, мокнувший лицо блондина в краску. Стыд за свою нечистоплотность и отборный похуизм ко всему, пока Антон жил один. По правде говоря, он не нуждался во всем этом пока существовал в этих стенах в одиночестве. Все это стало необходимостью лишь тогда, когда за кухонным столом напротив стал сидеть голубоглазый Попов.       — Что-то ты грустный какой-то, — Арсений поднял свою кружку черного чая, делая глоток, попутно наблюдая за удрученным парнишкой, ковыряющимся в яичном белке вилкой. — Антон? — попытался обратить на себя внимание старший, когда блондин все так же никак на него не реагировал. — Я, конечно понимаю, что ты белок не очень любишь, но все же не настолько, чтобы игнорировать меня.        — Прости, — тихо пролепетал зеленоглазый, не имея сил поднять взгляд. — Прости, я подвел тебя. Плохой из меня хозяин.       Как только дело дошло до последней фразы, так Попов сразу сообразил, что к чему. Конечно, в моменте, когда он убирал весь этот срач, оставленный тут юнцом, то мало что хорошего летало в мыслях кроме вопроса: "Как можно было довести квартиру до такого состояния?". Чем дальше брюнет забирался, тем сильнее ужасался. Но, через какое-то время эмоции поугасли, руки навели чистоту, пока глаза боялись, и наступило осознание причины.       Да, Шаст и раньше любовью к уборке не очень-то и блистал, но все же не был такой свинюшкой, как в эти дни. Вполне логичным объяснением такого поведения стало состояние, в котором этот парнишка сейчас находится. Депрессия никогда не протекает бесследно. Это еще хорошо, что одиночество в таком состоянии вытекло именно таким образом, а не как-то иначе.       Ножки стула резко прошлись по полу, и Антон поднялся на свои две, скидывая с плеч плед, одной рукой беря свою тарелку с недоеденной частью яичного белка, а второй — пустую тарелку Арсения. Быстро метнувшись к раковине, парнишка открыл кран, принимаясь под сильным напором агрессивно мыть посуду.       Пока губка с моющим средством проходилась по поверхности тарелки, Шаст чувствовал, как все сильнее и сильнее вскипает на самого себя внутри.       "Почему ты такой?! Конченный идиот! Почему за тобой должны убираться другие люди?! Свинья! Ты свинья, Антон! ", — уничтожал себя зеленоглазый, натирая тарелку с такой силой, что она вот-вот могла лопнуть у него в руках.       Какое-то время Попов просто сидел и просто наблюдал за происходящем. Смотрел на то, как быстро длинные ноги доставили парня к раковине, как трясущаяся от злости рука открутила кран и как задергались все мышцы на этом юном человеке, который, казалось, не сможет так бурно реагировать на подобное под действием антидепрессантов.       Вчера Арсений удивился профессионализму врача, к которому Антон ходит все это время. Когда парню выписали таблетки, то Попов готов был увидеть абсолютно безэмоционального человека, но нет. Прошлая ночь полностью подчинялась чувствам блондина, он вел эту тонкую нить так качественно, что если бы Арс ничего не знал, то даже и не догадался бы о его лечении.       Спокойно отодвинув стул, мужчина встал, беря с собой свою пустую кружку. Тихими неспешными шагами он преодолел расстояние от стола до Антона, ставя чашку рядом. Он нежно прижался к парню со спины, ведя носом дорожку по всей длине шеи до волос, вдыхая будоражащий запах любимого тела.       — Разрешишь мне свою кружку помыть? — тепло спросил Попов, кладя свой подбородок Шасту на плечо.       Стиснув челюсти, младший ничего не ответил. Он лишь резко схватил чашку, стоящую радом и принялся самостоятельно ее мыть, все еще проклиная себя за все "хорошее". Только теперь юнец злится не только на свою нечистоплотность, но и на то, что прямо сейчас игнорирует ни в чем неповинного человека. Агрессия на самого себя бьет ключом где-то внутри, она колотит по вискам и заставляет сжимать челюсти так крепко, что это становится видно даже невооруженным глазом.       Воду выключили так же резко, как и включили. Подбородок снисходительно соскользнул с плеча, и парень развернулся, думая, что от него отошли. Но стоило ему состыковаться с голубоглазым взглядом, буравящим его сначала со спины, а теперь прямо в лицо, так его тут же резко обняли.       — Арс, ты чего? — от неожиданности вырвалось из Антона, когда его носом уткнули в теплую грудь.       — Обнимаю, — тихо ответил Попов, обвивающий парнишку руками.       — Зачем?       — Хочу. Ты же меня обнимаешь, когда хочешь, а я что, не могу?       — Ну... можешь, — задумчиво произнес Шаст. — Арс? — немного помолчав, вновь подал голос блондин.       — М?       — Нахуй я тебе такой нужён?       — Это какой-такой? — удивленно отстранился брюнет, вскидывая брови.       — Ебнутый. Я даже не потрудился прибраться в квартире, я устроил здесь такой пиздец, что сам сейчас нахожусь в ахуе. Мне было так поебать что меня окружает, я всеми мыслями рвался к тебе в больницу, а эта квартира была моим пунктом временного пребывания.       С каждым матом, вылетевшим изо рта младшего глаза старшего все больше и больше начинали блестеть чем-то непонятным:       — Антон? — выслушав Шаста, со странной интонацией произнес мужчина, заглядывая в изумруды так скрупулезно, что второму стало немного не по себе.       — Что?       — А ты чего материться при мне стал?       — Я... не... — парень растерялся и даже двух слов связать не мог, пытаясь увести взгляд в сторону. — Одичал, — твердо произнес он то, что первым пришло на ум.       — Одичал? — Арсений удивился еще больше. — Мне тебя приручать теперь нужно?       — Похоже, что да.       — Интересно... — задумчиво с прищуром во взгляде сказал брюнет, проходясь языком по тыльной стороне щеки.       — Ты не ответил.       — На что?       — Нахуй я тебе такой нужён? — вновь резко спросил зеленоглазый, а потом добавил. — Бесполезный.       — Нужён, — спародировал искаверканное слово мужчина, приближаясь к уху младшего, чтобы дальше перейти на шепот. — Я не знаю, какой хуя ты решил, что ты бесполезный, но даже если бы ты таким был, я бы все равно до ужаса тебя любил, понял? О своей бесполезности будешь мне затирать сегодня вечером в постели, и не забудь приплести к своей лени тот факт, что ты "ни разу не навестил меня в больнице", "ни разу не принес мне цветы", "ни разу не таскал еду в контейнерах, пытаясь меня накормить". Уяснил?       — Мгм, — парень ухмыльнулся, чувствуя, как агрессия растворяется в нем, покидая тело бесследно.       — А теперь советую надеть водолазку, иначе все мои вчерашние труды увидит весь твой клуб, включая юмориста-Серегу, который первым мне пришлет на телефон сообщение: "Арсений Попов — знаменитый питерский гей".       — Правда глаза колет? — с усмешкой поинтересовался младший, когда вновь увидел перед собой два голубых глаза, с плещущимися в них волнами.       — Скорее, заставляет стонущего тебя подо мной вспоминать, а это, уж поверь, во время работы очень отвлекает.       Губы мужчины накрыли губы Антона, впиваясь в них так, будто отвоевывает этим поцелуем жизнь обоих прямо сейчас, здесь, на кухне, в восемь часов утра.

***

      Машина припарковалась прямо возле входа в клуб. Арсений повернул голову в сторону, где сидит его зеленоглазое чудо, после чего усмехнулся, видя, как тот спит с приоткрытым ртом и немного запрокинутой набок головой.       — Тоха, — ласково позвал он, поглаживая рукой ногу младшего, пытаясь добудиться до него.       Юнец нахмурился, что-то пробормотал, сложил руки на груди и отвернулся, даже не удосуживаясь открыть глаза. Ранние подъемы ему всегда даются нелегко, тем более вчера была бурная ночь. Так же, фактором, который помог окончательно расслабиться, стал Арсений, который теперь, как и раньше будет каждое утро довозить парня до его работы, а потом ехать на свою. Попова сегодня ждет встреча с Макаром, который настолько сильно заволновался, потеряв лучшего киллера Петербурга со своих радаров, что лично позвонил тому в больницу, желая узнать о произошедшем.       — Тох, вставать будем?       — А-а, — отрицательной интонацией произнес Шаст.       — А как же работа?       — Да нахуй она нужна?       — Антон! — возмущенно повысил голос брюнет, видя, что пацан уже не спит, а притворяется.       — Да что? — приоткрыв наконец глаза, сонно пробормотал блондин, нахмуривая брови.       Осознав, что ответа от Попова не последует, зеленоглазый тяжело вздохнул, оглядываясь по сторонам из машины. На улице пасмурно, так не хочется вываливаться в этот большой мир, где тебе еще надо что-то решать.       — Ладно, все, иду я, иду... — Шаст потянулся к губам Арсения, нежно целуя ответсвенного старшего. — До вечера.       — До вечера. Я приеду за тобой, — сменив гнев на милость, сказал Попов, наблюдая, как парень выходит из машины, кивая на его слова.       И только рука юнца легла на раму двери, чтобы толкнуть ее и захлопнуть, как Арс резко окликнул его:       — Антон!       Зеленоглазый в недоумении обернулся, даже немного испугавшись спросонья такого резкого крика:       — Что?       — Капюшон на голову надень!       Недовольно закатив глаза, парень цокнул и принялся делать то, что ему приказали. На самом деле Шаст только делает вид, что ему это все порядком не нравится, но на самом деле он в такие моменты готов разорваться от счастья, светящегося у него внутри. О нем заботятся, ему мозги в голову вправляют, его любят. Любят.

Л-Ю-Б-Я-Т...

***

      Револьверные двери большого здания поглотили Арсения, впуская его внутрь. Как всегда, брюнета встретила охрана, которая без слов поднялась с ним на лифте, после прошлась по этажу и остановилась возле кабинета, куда они войдут в случае непредвиденной ситуации. На самом деле все предвидено. Два больших парня четко знают свою работу и следуют определенной инструкции, готовясь в любой момент положить свою жизнь за жизнь человека, на которого работают.       Попов поправил свой темно-синий пиджак из-под которого показывался воротник черной однотонной рубашки и после трех стуков зашел к тому, кто не является его начальником, но без льстивых разговоров с Ильей он долго на плаву не продержится.       И снова этот длинный стол со множеством стульев, снова эти незамысловатые картины на стенах, снова пустота и запах дуба, из которого выполнена большая часть мебели в этой комнате. Макар сидел за столом в расслабленной позе, пока кто-то незнакомый Арсению что-то ему говорил, тыкая пальцем в лист бумаги. Это был достаточно худенький, но имеющий какую-то мышечную массу парень с белыми волосами. Единственное, чем он сильно выбивался — это абсолютное бесстрашие при разговоре с таким важным человеком, как Илья Макаров. В его голосе явно прослеживалась требовательность, он не боялся говорить, он не боялся повышать голос и четко обозначать то, чего он хочет.       В суть разговора Арсений вникнуть не успел. Молча остановившись на пороге, он увидел, как рука Макара осторожно легла на руку белобрысого паренька и похлопала по его кисти, кивая в знак согласия на все те просьбы, с которыми тот к нему пришел. Как только блондин получил согласие от Ильи, так тут же спокойно поднялся и забрал с собой бумагу, готовясь уходить.       Этот молоденький парнишка прошел мимо киллера быстро, но подметить его голубые глаза Попов успел, когда юноша на секунду встретился с ним взглядом. Этот блонд с этими кристально чистыми льдинками небесного цвета явно разбивают множество сердец. Эта мешковатая одежда так сильно выделяется на фоне множества костюмов, которые крутятся в этом здании как что-то привычное.       — Арсений, здравствуй, — Макар изменился в лице сразу же, как только третий человек покинул кабинет, захлопывая за собой дверь. — Присаживайся.       — День добрый, — Попов наконец позволил себе оторваться от места при входе и двинуться к столу.       "Начальник" прокашлялся, будто скидывая тем самым с виду не очень приятный разговор, который у него тут состоялся перед тем, как вошел брюнет. Натянув улыбку, он постарался вникнуть в уже другое дело, в то дело, которое сидит сейчас прямо перед ним.       — Как ты себя чувствуешь?       — Раз сижу здесь, значит благополучно, — сухо проговорил Арсений, даже не пытаясь выдавливать из себя любезность.       — Одна твоя фраза заставила меня убедиться в том, что это действительно так. Радует, что ты не утерял свою дерзость в характере.       — Это не дерзость. Дерзость — это то, что минуту назад вышло из Вашего кабинета.       Макар тяжело вздохнул и дергано улыбнулся:       — Да, это Ваня. Мой... — и тут голос дрогнул, будто перед Поповым сидит совершенно не тот человек, который ранее даже не знал, что волнение вообще существует в природе. — Это мой приемный сын.       Все вокруг как-то стихло. Даже тикающие часы на стене перестали издавать этот бесящий звук, который до этого так сильно бил Арсению по мозгам.       — Ты же помнишь, что я семь лет назад женился?       — Помню.       — Так вот, у нее был сын от прошлого брака. Маленький несносный пацаненок, который вырос и стал требовать от меня слишком много. Сейчас очень натянутые у нас с ним отношения, он изменился, перестал всех слушать. Деньги испортили его и в этом отчасти моя вина, ведь, это я сделал так, что они стали приходить ему на карту. У него свой бизнес в восемнадцать лет. Я в своей юности даже мечтать о таком не мог, — выдвинув один из ящиков своего стола, Макар достал блистер с какими-то таблетками и выдавил одну, тут же запивая ее водой, находящейся в рядом стоящем стакане. — Иногда, того, кого мы сильно любим, мы одновременно и портим, Арсений. Ваня любит петь. Хочешь петь — пожалуйста, пой. Я сделал для этого все, что смог. Его популярность растет, его люди на улицах начинают узнавать, чему я не очень рад, ведь, ты знаешь мое положение в обществе.       Фраза о том, что, кого мы сильно любим, мы одновременно и портим, засела Попову в голову. Почему-то он подумал про Антона, подумал о том, что любит его, одновременно на многое закрывая глаза, но ведь и Шаст делает то же самое.       — Вы любите его. Он не враг Вам. Это все и объясняет.       — Да, это объясняет многое, — Илья замолк на несколько мгновений, смотря на свои руки, лежащие на столе будучи сцепленными в замок. — Ты прости меня, что я тут на тебя свои проблемы вывесил. Твое отсутствие было не очень долгим, но за это время много чего произошло. По крайней мере со мной...       Попов скептически поднял одну бровь, холодно готовясь слушать то, что ему собираются сказать, но все никак не могут.       — Я болен, Арсений. Сердце. Врачи выписали таблетки, сказали не нервничать. Но, как тут не нервничать, с такой работой? Сколько я протяну — неизвестно. Пару месяцев, полгода, год... Эта болезнь сделала меня уязвимым, я стал много говорить и слишком много чувствовать. Это плохо, это мешает.       — Семья знает? — так же холодно спросил Попов.       — Нет. Я не хочу с ними об этом говорить. Жалеть начнут, думать о многом. Ты понимаешь, какие деньги крутятся в моих руках, — прокашлявшись, рыжеволосый будто сам решил перевести тему, более не желая мусолить то, о чем он и так постоянно думает. — Работа помогает мне отвлечься от гнетущих мыслей, поэтому перейдем к делу. Есть несколько заказов, Арс, с которыми мне бы очень хотелось, чтобы ты ознакомился. Работы у тебя много, пора возвращаться к былому.

***

      — Можно? — заглянув в кабинет Матвиенко, Шаст увидел своего коллегу в самом задумчивом виде, в каком тот когда-либо вообще был.       — Да, Антох, заходи, — в полтона проговорил армянин, махая рукой.       — Ты видеть меня хотел, — парень плюхнулся на кресло перед столом Сереги, уже предвкушая тот пиздец, о котором ему сейчас сообщат.       — Да, хотел. Тут... дама одна пожаловала, — вытащив откуда-то то самое согласие, которое подписывает каждый человек, пожелавший отдать все свои права клубу, Матвиенко положил бумагу прямо перед носом Антона. — Кажется, ты с ней знаком.       Увидев выведенное: "Я, Олеся Иванченко, даю полное согласие на...", — Шаст ужаснулся. По спине пробежался тот самый поздний вечер в клубе, ее признание и тот поцелуй, который так и не случился. Он успел забыть о ней, успел выкинуть из памяти эту дурыстику и жить той жизнью, которой жил раньше. Забыл о чарующих и расслабляющих коктейлях, о приятных вечерах и шоу. Вечера действительно были приятными, а шоу — незабываемыми. Подобного Антон никогда нигде не видел, с этим можно гастролировать по всему миру, поражая посетителей и гостей этой красочностью и фееричностью представлений в масках.       — Знаком, — тихо согласился парень, поднимая настороженный взгляд на старшего сутенера.       — Что у нее произошло, ты в курсе?       — Нет, я... я не знаю. Мы перестали с ней общаться, я перестал присутствовать на ее шоу еще до того, как Арс попал в больницу.       — Советую тебе с ней пообщаться. Конечно, девушки нам нужны, но ты знаешь, какие гости к нам приходят. Если люди узнают, что мы выставляем "напоказ" Олесю, ту, кто раньше владела отличным клубом и делала такие шоу, что многим и не снилось, то слухи разные пойдут. Мне этого не надо, думаю, что тебе тоже. Поговори с ней, вы вроде друзьями были, попробуй переубедить. В противном случае я приму решение на эту мадмуазель, и она отправится в другое местечко.       — Я тебя понял, — Шаст взял бумагу с собой, достаточно бодро вставая из-за стола.       — Она в моем крыле сейчас, в триста одиннадцатой комнате. Как что-то решится, буду ждать тебя с весточкой.       — Мгм, — Антон уже мало что слышал, он был полностью погружен в свои мысли.       Не помня, как вышел из кабинета, как спустился этажом ниже, как нашел комнату с номером "311", молодой сутенер без стука вошел внутрь, толком даже не зная, что и говорить этой Олесе.       Она сидела к двери спиной. Черные прямые волосы покрывали такую же черную толстовку. Девушка не шевелилась, она будто замерла, увидев что-то в распахнутом окне с решетками.       — Привет, — издалека начал Антон, медленно крадясь к своей знакомой.       Стоило зазвучать голосу, которого Олеся так ждала, которым так грезила, девушка буквально была готова сделать все, что угодно, лишь бы только человек, имеющий его, пришел и просто встал рядом, как она резко обернулась. Заплаканные опухшие глаза, серое лицо и лишь та самая искренняя улыбка радости придавала ей хоть какой-то жизни.       — Ты пришел?.. — на выдохе, так наивно и чувственно произнесла Олеся, из последних сил сдерживая себя, чтобы не рвануть к своей любви навстречу.       — Конечно пришел. Я здесь работаю. А вот что ты тут делаешь, могу поинтересоваться? — запретив себе вспоминать все то, что было в прошлом, запретив себе обращать внимание на слезы девушки, Антон говорил сухо, точно так же сухо он сел рядом на кровати, держа дистанцию.       — Я рассталась с Оксаной.       — Рассталась? Зачем?       — Я не люблю ее, я устала притворяться, — обняв себя руками, будто пытаясь согреться, Олеся продолжила. — Она забрала у меня все: все средства, работу, квартиру. Теперь мне негде жить и не на что существовать.       — Даже если так. Почему ты пришла сюда? Неужели, торговать телом — это все, на что ты способна?       — Не делай вид, что ты забыл произошедшее в клубе. Мне важно быть хоть как-то рядом с тобой, хоть изредка видеть тебя на лестнице, знать, что утром и днем ты здесь.       — А я не делаю вид, что забыл, Олеся. Ты знаешь, кого я люблю, но отчаянно не хочешь этого слышать. Сама говоришь, что разорвала с Оксаной отношения из-за собственной нелюбви к этому человеку, от меня что требуешь?       Девушка поникла и замолчала. Не этого она ожидала от того, по кому так страдала. Эта грубость... Антон будто стал другим, не тем веселым парнишкой, с которым они сидели на сцене и смеялись не в себя во время репетиционного процесса. Она ждала тепла, понимания и сострадания, а получила холод. Ледяной холод. Холод, которого ранее за ним не замечала.       — Я пришел сюда лишь по одной причине, врать не буду. Я пришел образумить тебя, заставить покинуть это место, разорвав договор, который ты зачем-то подписала. Это глупость, Олеся, полный идиотизм. Пока не поздно, возьми себя в руки и уходи. Если ты этого не сделаешь, то знай, что власть над тобой будет не у меня, а у Сереги, ведь, именно к нему ты пришла и именно у него подписала эту ебучую бумагу. А он, поверь, тебя здесь не оставит. Не будь дурой.       Антон встал, оставляя договор лежать на кровати, рядом с черноволосой девушкой. Более ему было не о чем с ней разговаривать. Выбор ей дан, дальше ход исключительно за ней.

***

      Вырываться в тир отныне придется посреди рабочего дня, а после возвращаться в клуб. Сюрприз для Попова хочется оставить сюрпризом, потому Шаст приехал на такси туда, где из него сейчас выжмут все соки.       Ловкость в управлении с оружием с каждым разом все лучше и лучше. Его поворотливость и хитрость тоже с каждым разом лишь возрастает. Но вместе с этим возрастают и требования Светланы, которая с каждым разом начинает все меньше хвалить Антона и все больше ругать, чтобы у того был стимул.       — Вот сейчас почти чисто сделал, — крикнула тренер, находясь от запыхавшегося паренька в десяти метрах. — Всегда бери чуть повыше, не промахнешься.       После полосы препятствий руки будто перестают слушаться тебя. Пальцы еле держат не самое тяжелое оружие, а глаза на адреналине пытаются найти точку, в которую нужно прицелиться и попасть.       Иногда тренировки начинают походить на подготовку в космос: Шаста крутят и вертят на разных штуках, похожих на карусели, после чего он должен быстро сообразить, что к чему и выстрелить в мишень, попадая врагу в голову.       Светлана учит не только технике, но и тем азам, про которые многие промолчат, а остальные осудят. Она говорит куда лучше целиться, какие места на теле человека — это моментальная смерть, а какие — мучительные точки, которые принесут лишь страдания, но раненный вряд ли сможет умереть от таких выстрелов, разве что от потери крови, которая будет очень незначительная. Исходя из ситуации нужно успеть принять решение о месте, куда прилетит твоя пуля, нужно успеть подумать о последствиях и законе, который явно тебя по головке не погладит.       — Бывают моменты, когда времени на раздумье катастрофически мало. Запомни, Антон, если человек достает пистолет и направляет его в твою сторону, это значит, что он готов стрелять. И здесь включается игра смерти: кто быстрее. Ты должен выключить все эмоции, должен забыть о страхе быть наказанным. Ты просто стреляешь. И неважно, кто стоит перед тобой: чужой человек или человек, которого ты очень сильно любишь. Если он в тебя целится, то ты ему более не дорог.       — Но ведь он может стрелять в тебя во благо. Пытаясь спасти, допустим.       — Спасти? Как же тебя спасут дырки, оставленные в твоем теле его пистолетом?       — Вы же сами говорите, что от ситуации зависит. Вдруг он будет знать, что в каком-то месте опасность гораздо страшнее, чем его безобидный выстрел. Это по-любому заставит меня остановиться, и тем самым моя жизнь будет спасена.       Светлана рассмеялась:       — Ты прав. Да, тут действительно все зависит от ситуации. Но то, о чем говоришь ты, может сделать лишь тот человек, для которого оружие является продолжением его руки, когда он с пистолетом разговаривает на "ты". Чаще всего это опытные киллеры. Только они знают куда стрелять, чтобы не убить, или наоборот — убрать человека лишь одним нажатием на спусковой крючок.

***

      Темнеет осенью быстро. Особенно в Питере. Стоило Антону наконец-то покинуть клуб и плюхнуться на переднее сиденье рядом с таким же уставшим Арсением, сидящим за рулем, как тут же начало клонить в сон.       Печка, включенная на минимум, приятно согревала, но не жарила. Огни фонарей прекрасного города создавали какую-то сказочность и на мгновение в душе будто заиграло уже какое-то новогоднее настроение, а не осеннее.       Сначала Шаст даже что-то рассказывал: про Олесю, которая его не послушала и осталась, про Егора, который все чаще и чаще закатывает скандалы то с кем-нибудь из охраны, то с другими парнями. Вечерние пробки позволили выговориться сполна и оставить это все за пределами дома. Попов молча слушал, спокойно ведя машину, точно зная, что о своих переживаниях пока что говорить не готов.       В смолистой голове крутится много всего, но самое ужасное, заставившее его сегодня весь день об этом думать, так это болезнь Макара. Раз даже он сам заговорил о своей кончине, значит его жизнь действительно может оборваться в самый неподходящий момент, и вот тогда начнется самый настоящий пиздец. Все его состояние перейдет в руки приемного сына, который уже является совершеннолетним. Арсений даже не сомневается, что Илья переписал все именно на наследника, хоть и не кровного. Своих детей Макар не имеет, поэтому этот Ваня — единственная отдушина этого человека.       Парнишка действительно показался Попову очень неоднозначным: с одной стороны, он с виду очень смекалистый, раз умеет что-то требовать и держит бизнес, о таком уме многие могут лишь мечтать, а с другой, по словам его приемного отца парень достаточно истеричен. Работать с ним в дальнейшем может быть очень проблематично, и не факт, что этот белобрысый юнец захочет с ним сотрудничать.       Загоняться о будущем — не совсем правильно. Оно еще далеко, оно может изменяться, ломая линию многих судьб. Но когда в будущем стоит смерть кого-то, кто для тебя является ключом ко многим ящичкам — стоит начать шевелить извилинами.       Остановившись очередной раз в пробке, подсвеченной красными фарами, Арсений посмотрел на мирно сопящего Антона. Все же поздний секс явно не для него.       Как бы Попову сейчас хотелось точно так же заснуть рядом, наконец-таки закрывая уставшие глаза, в которых все уже плывет. Он весь день разговаривал с заказчиками, выяснял что к чему и стоит ли вообще браться за то, что ему предлагают. Скоро на его руках вновь проявится кровь, много крови, настолько много, что даже ему самому это начинает казаться перебором.       А Антон спит. Спит тихо посапывая, рассматривая яркие и красочные сны. По крайней мере, Арсений на это надеется.       Вокруг темно и сыро. Руки и ноги растянуты в разные стороны при помощи чего-то холодного и металлического, очень похожего на цепи. Антон тяжело дышит и пытается рассмотреть хоть что-то, но все тщетно.       Время тянется неумолимо долго. Где-то что-то капает, с каждым разом все сильнее и сильнее заставляя паниковать и дергать конечностями в попытке выбраться.       На запястьях от резких движений начинает слазить кожа, отчего на глазах невольно проступают слезы.       Неожиданно где-то справа слышатся шаги. Шоркающие по бетонному полу ботинки подходят все ближе и ближе, Шаст слышит звук снимаемого с предохранителя пистолета. Вдох. Выход. Снова вдох. И... боль. Такая тупая, прожигающая. Пуля попала прямо в сердце, но понять это Антон практически не успел, проваливаясь в пустоту.       Глаза снова распахнулись. Кругом тепло и красиво: с неба светит приятное солнце, которое не слепит и не обжигает. Кругом колышется трава и вскоре Шаст осознает, что лежит на лугу.       — Тош, ты где? — позвал знакомый голос где-то сверху, и парень мигом перевернулся на живот, выныривая из высокой травы, дабы показаться тому, кто его ищет.       Арсений идет босиком к нему навстречу. Его тело покрывает белая льняная рубаха и такие же штаны. Он улыбается. Он даже почти смеется, видя два изумруда наблюдающих за ним.       Антон быстро встал и со всех ног рванул к мужчине. Только в процессе парнишка понял, что одет так же и стопы его такие же босые, как и у старшего. Его длинное тело влетело в брюнета, валя того в траву. Ох уж этот запах... родной, любимый. А эти ненаглядные океаны?       Приложив ухо к груди Арсения, Антон стал слышать его спокойное сердцебиение. Рот сам открылся, произнося то, о чем так сильно захотелось попросить:       — Арс, ты побудешь со мной еще? Я так боюсь, что ты уйдешь... навсегда...       Голубоглазый захохотал и потянулся губами ко рту младшего. Долгий, нежный, но такой страстный поцелуй разносился теплом по всей груди.       — Никогда не уйду. Всегда рядом. Всегда вот тут, — ладонь брюнета осторожно легла на сердце парня, указывая место, из которого он никогда не уйдет.