
Часть 10. Ты будешь жить в тепле, но за это тепло тебе придется платить теплом собственного тела
***
— Ну вот и все, — Дима вышел вместе с Арсением на пандус больницы, помогая дотащить вещи до подъехавшего такси. — Надеюсь, больше ты сюда не попадешь. Береги себя, Арс, не молодой уже. А Антохе все же следовало сказать, он бы помог тебе добраться. Слабоват ты еще. — Нет, — Попов еще раз затянулся, получая неимоверную порцию удовольствия от вредной привычки по которой успел соскучиться, и бросил сигарету себе под ноги, туша ее носком ботинка. — Сюрприз для него должен остаться сюрпризом. — Он долго ждал твоей амнистии. Хороший Антон парень, каждый день к тебе приходил, сидел тут с тобой часами, даже цветы постоянно новые приносил. Береги его, редко такое бывает. Хорошего парня ты ухватил. — Я знаю, — брюнет ухмыльнулся. — Ладно, поеду я, дел еще много надо переделать. — Не напрягайся, а то опять придется нам с тобой тут встретиться, — Позов улыбнулся и похлопал Арсения по плечу. — Уж нет, спасибо. Теперь встречаемся только для посиделок за большим столом. Брюнет пожал другу свободную руку и забрал у него пакеты, кивая головой в знак благодарности за оказанную помощь. Ведь, как-никак, все, что ему тут делали, а делали это в самом лучшем варианте событий — это заслуга Димы. Именно он договаривался, именно он контролировал, именно он пускал Антона и позволял сидеть парню в его палате так долго.***
Бутылки время от времени перемещались со стола на пол, к кучке таких же стекляшек. Олеся лежала на столе с черными ручьями под глазами, которые покрывали синяки от длительных недосыпов. Ее тошнит от всего: от жизни, от Оксаны, которая забрала у нее право входить в ночной клуб в роли владелицы, от Антона, который как появился в ее жизни неожиданно, так и пропал из нее, а также... ее тошнит от самой себя. Слабость загнала ее в запой, потому что это — единственное, что имело в ее жизни хоть какой-то смысл. Алкоголь приятно вводил в состояние затуманенности, действовал обезболивающим для души, постепенно этим же и топя ее в глубоком омуте запоя. Единственное, что у нее осталось — квартира, где они раньше проводили время с Оксаной, которая время от времени удосуживалась сюда заезжать. Но скоро и ее не станет, потому что она тоже принадлежит действующей хозяйке, от отношений с которой Олеся отказалась. Теперь ни клуба, ни денег, ни любви. Руки опустились, энергия рассосалась. Осталась лишь дыра. Одна огромная дыра, находящаяся прямо по центру груди. Глазом ее не увидишь, зато чувствуется она очень хорошо.***
Ноги медленно обходили квартиру, а глаза не переставали созерцать последствия одинокой жизни зеленоглазого паренька в данной квартире. Немытая посуда в раковине — это уже что-то привычное, и если бы ее Попов там не обнаружил, то явно бы напрягся, потому что подобная уборка в планы Антона чаще всего не входит. На столе все стояло так, что с первого взгляда вряд ли станет понятно: кто-то только собирается начинать прием пищи или здесь уже поели? В ванной комнате Арсений подметил очень коряво развешанные на полотенцесушителе уже пересушенные вещи, а также битком забитую стиральную машину с нестиранным бельем. Глубоко вздохнув, брюнет отправился на дальнейший обход, уже представляя, что ждет его дальше. В спальне постель взъерошена так, будто тут кого-то насиловали, душили, а потом еще раз насиловали. На прикроватной тумбе стоит несколько кружек, из которых по всей видимости Антон каждый день пил чай, вот только отнести все это дело обратно на кухню у него сил не хватало. Или желания. Кабинет предсказуемо оказался открытым, когда на дверную ручку легла рука Попова. Заглянув туда, мужчина увидел то, что обычно называется творческим беспорядком. На рабочем столе царил хаос: разбросанные карандаши, скомканные листы бумаги, некоторые из которых упали на пол, стопочкой сложенные наброски различных частей тела и много ошметков, в центре которых лежит точилка. Работы здесь непочатый край, поэтому Арсений не стал долго собираться с мыслями. Переодевшись, он отправился приводить квартиру в порядок, уже мысленно давая пизды поросенку, который превратил это место в берлогу.***
Рабочий день тянулся неумолимо долго, потому Антон все время поглядывал на часы, молясь о том, что после последнего взгляда на них уже прошло хотя бы полчаса. Сегодняшний день был достаточно спокойный. Даже слишком спокойный. Настолько спокойный, что молодой сутенер успел заскучать. И тут не помогало ничего: ни звонки от постоянных клиентов, ни горы бумаг, ни переписка с Арсом, где брюнет почему-то был достаточно немногословен, ни Сергей Борисович, которого в клубе парень называет только так и никак иначе. Шаст спускался следом за Матвиенко, на ходу натягивая на себя зеленую любимую флисовую толстовку. Сегодня добрый Барбарисыч сам предложил проехаться до дома с ним, а не на такси. Еще бы несколько месяцев назад Антон воспринял такое предложение как что-то очень подозрительное, а сейчас тупо кивает и без какого-либо страха топает за ним. Толкнув тяжелую металлическую дверь, Сережа вышел и тут же остановился, подозрительно щурясь и разглядывая кого-то, кто стоит в пятнадцати метрах от него. Из-за резкого торможения Шаст врезался в спину армянина и недовольно нахмурился, не имея представления о том, зачем тот остановился прямо на проходе. Вышагнув из-за спины Матвиенко, парень поднял свои слезящиеся от прохладного осеннего воздуха глаза в том же направлении, куда так пристально пялился его коллега. Сердце сначала екуло, потом и вовсе перестало биться на несколько секунд, а затем забилось так быстро, что зеленоглазый просто не смог устоять на месте. Хотелось кричать. Нет, хотелось орать. Орать, срывая связки. Орать так, чтобы потом больше вообще никогда не заговорить, ведь, то, что Антон почувствовал — это единственное, что сейчас заставляет его жить. Юнец сорвался с места и понесся туда, куда рвалась его душа. А она рвалась к нему. К человеку, которого он ну никак не ожидал увидеть здесь сегодня, стоящего возле заведенной любимой черной BMW. Брюнет смотрел на парня свежим бодрым взглядом, тепло улыбаясь от реакции, которую сумел вызвать своим внезапным появлением. Шаст несся к нему на всех порах, будто и не видел его каждый день в больнице, будто и не было никаких видеозвонков и сообщений, будто его любимый вернулся не с лечения, а с фронта, где его успели признать без вести пропавшим. Парень влетел в объятья, обхватывая талию Попова так крепко, как только мог. — Арс, Арс, Арс... — зарываясь носом в одежду брюнета, блондин все вдыхал и вдыхал любимый запах, он чувствовал это тепло, которое ни с чем невозможно сравнить, он задыхался... — Антон, — губы ласково поцеловали парня в макушку. — Ты чего? — Я так соскучился... Я так устал себя сдерживать... — резко, будто что-то вспомнив, младший отстранился от груди, сводя брови к переносице. — А почему ты здесь? — Меня выписали. Решил сделать тебе неожиданный сюрприз и приехать за тобой, ничего не говоря заранее. — Действительно неожиданный, — вылетела детская усмешка, и юнец вновь прижался к груди. — Ну что, домой? — склонив голову, тихо спросил старший, беря обеими руками капюшон толстовки Антона, аккуратно надевая его ему на голову. — Мгм, — зеленоглазый потянулся к губам, оставляя на них невесомый, но такой теплый поцелуй, а затем быстро развернулся и поспешил обойти в машину, чтобы усесться в теплый салон автомобиля. Сережа наблюдал за происходящим со стороны, даже не думая нарушать эту идиллию своим присутствием. Он лишь дождался зрительного контакта с Арсением, выпустившим из своих объятий паренька, после чего просто помахал ему рукой. На усталом сутенерском лице появилась улыбка, которая появляется очень редко, но сегодня что-то заставило его выйти из этого образа и просто порадоваться за друга, которому наконец стало лучше.***
Только ключ закончил свой оборот в замочной скважине, как на ручку нажали и из подъезда ввалились два человека, страстно целующих друг друга. Арсений прижал Антона к стене, не давая возможности лишний раз даже вздохнуть. Парень задыхался больше не от руки Попова, а от чувств, переполняющих его изнутри. Он жадно втягивал носом воздух, умирая от огня, который разжигается в груди и медленно спускается к паху. — Подожди секунду, — брюнет резко оторвался от губ, развернулся к приоткрытой двери и захлопнул ее, закрывая на замок. Юные руки вцепились в легкую ветровку Арсения и принялись снимать ее как можно скорее, в то время пока с него самого точно так же стягивали толстовку. Верхняя одежда упала на пол практически одновременно и два человека впопыхах начали снимать с себя обувь. Шаст нагнулся к своим кроссовкам, успел стянуть один, а у второго только развязал шнурки, как его тут же подхватили сильные мужские руки и куда-то понесли. Пришлось сбрасывать обувь уже на лету. Кинет на кровать или не кинет? Это тот вопрос, о котором зеленоглазый успел задуматься, пока его несли на руках по коридору в спальню. Ведь так же обычно поступают все люди в фильмах после долгой разлуки? Вот только Арсений — это не "все люди". Арсений — он другой. Для всех грубый и жестокий, для Антона — нежный и пушистый. Попов осторожно положил длинного парня на кровать, попутно обсасывая каждую непосильно желанную губу. Антон запустил свои руки под футболку старшего, исследуя тело, по которому так соскучился за это время. Эта нежная кожа, этот пресс, эти широкие плечи... как же он тосковал по ним... — Приостановись, — усмехнулся Арсений, дыша прямо в ухо, понимая, что и самому тяжело прерваться. — Почему? — удивился блондин, тут же послушно убирая руки. — Я в душ, — оставив теплый поцелуй на юной щеке, мужчина быстро встал и удалился в ванную, а Антон уселся, готовясь идти сразу же после него.╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸
Душная комната выпустила из своих объятий в прохладный коридор. Шаст двигался медленно, он будто крался туда, где его точно сейчас ждут. Белое полотенце, обмотанное вокруг бедер, было больше умышленной интригой, чем чем-то согревающим и прячущим интимную зону от чужих глаз. От кого прятать? От Попова? Чего он там не видел? Только правая нога шагнула за порог, только изумруды подметили, что на расправленной кровати никого нет, как его резко, но так нежно, взяла за шею рука, появившаяся сбоку. Секунда, и парня впечатывают грудью в стену, опаляя горячим дыханием ухо. Антон усмехнулся. Вот что значит жить с киллером в одном доме. Если любить, то только Арсения, если секс, то только с Поповской изюминкой. Юные запястья завели за спину, не давая даже малейшего шанса перенять игру в свою пользу. Упираясь розовой щекой, которая успела стать такой благодаря долгим приготовлениям в душной ванной комнате, Шаст доверчиво ждал продолжения. — Даже сопротивляться не будешь? — чуть ли не рыча спросил Арс, рассматривая ту половину лица, которую он может рассмотреть. — Ты настолько плохого мнения обо мне? — ехидно проговорил младший, толкая пятой точкой человека сзади. Эффект неожиданности сработал на ура и Попов ослабил хватку, благодаря чему Шаст сумел вырваться и развернуться к мужчине лицом. Но только он это сделал, как тут же понял, что полотенце с его бедер пропало так же филигранно, как и он сейчас провернул трюк с брюнетом. Попов стоял перед ним совершенно обнаженный, держа в руках то самое полотенце, которое хитро успел стянуть с игривого парнишки. Теперь и Антон сверкает обнаженкой перед голубоглазым, на лице которого улыбка расцветает с каждой секундой все больше и больше. — Ну, А-а-арс!.. — протянул зеленоглазый, делая шаг вперед, пытаясь вернуть себе свою вещь. — А-а! — старший как матадор перед быком резко переложил желанное в другую руку. — Арс! — Что, Тош? — Отдай! — Не-а, — каждый раз, когда парнишка пытался выхватить полотенце из рук Попова, тот отскакивал в сторону, не сдерживаясь от смеха. — Отдай! Ну, отдай же! — Не отдам. — Арсений! — Что, Антош? — Мне холодно как бы! — Холодно? — как только мужчина услышал ключевое слово "холодно", так он тут же кинул полотенце чуть поодаль Шаста, и когда тот метнулся за ним, его подхватили и потянули под одеяло в постель. Эта игра понравилась как Антону, так и Арсению. Эта дразнилка заводила обоих лишь сильнее: парень наигранно возмущался, а брюнет охотно подыгрывал, делая вид, что не понимает причину возмущения. Горячие поцелуи обжигали, они заставляли сердце стучать все быстрее и быстрее. Попов коршуном навис над худым юнцом, смотря в глаза, которые горят желанием и страстью. Стянув все подушки с изголовья и сложив их друг с друга, мужчина уложил зеленоглазого на живот, вставая руками по обеим сторонам от него. Губы выцеловывали область между лопатками, отчего Шаст пускал миллиарды мурашек по всему телу. Вот что-что, а эти невероятные чувства антидепрессанты убрать не смогли. Они не смогли снизить чувствительность и эмоциональность перед любимым человеком. Они просто не смогли этому противостоять. Они проиграли в этом бою. Антон глубоко вздохнул и медленно выдохнул, расслабляясь полностью. Но стоило Арсению лишь войти в него, как из подушки, зажатой между зубами, послышалось что-то похожее на взвизг: — Тош? — брюнет остановился, пытаясь заглянуть в зажмуренные изумруды. — Все нормально, продолжай, — сдавленно проговорил Шаст, чувствуя, как сильно у него кружится голова от резкого наплыва боли, приятных ощущений и неимоверного желания человека, который сейчас находится сверху. Арсений для себя кивнул и медленно вышел из парня, руками разглаживая спину, которую потряхивает от боли. Этим и сложен секс пассива: ты можешь быть готов морально, ты можешь быть готов физически, да и партнер может делать все медленно, но тебе все равно будет дико больно. Попов знает, что такое быть снизу, он знает, как тяжело иногда произнести это "все нормально, продолжай". Нежные поцелуи, ласковые руки... Голубоглазый расслаблял юное тело Антона, осторожно поднимая его с подушек. Он лег на них сам, давая возможность теперь и парню побывать в активной роли. Блондин удивленно вскинул брови и прикусил нижнюю губу. Подойдя к любимому киллеру вплотную, Шаст медленно и максимально нежно вошел в него, давая привыкнуть к роли, в которой старший при нем еще не был. — Ты как? — пройдясь длинными пальцами по спине, усыпанной родинками, Антон позволил себе поинтересоваться состоянием человека снизу. — Невероятно... — на выдохе ответили, отчего зеленоглазый усмехнулся и продолжил двигаться, постепенно набирая темп.***
Матвиенко быстрыми шагами направлялся вверх по лестнице, прямиком в свой кабинет. Он знает, что его там ждут, он знает, что сегодня утром в его отель пожаловала девушка. Необычная девушка. Девушка, которая когда-то посещала этот клуб в роли гостьи. Толкнув дверь, армянин замер, видя человека в самом ужасном состоянии, какое только может быть. Черные волосы Олеси покрывали ее заплаканное лицо. Черная мешковатая одежда скрывала тело, а ладони что есть силы прятались в длинных рукавах черной толстовки. Сутенер шагнул в комнату, закрывая за собой дверь. Он медленно дошел до своего рабочего места и так же медленно, стараясь лишний раз не создавать шума, уселся на мягкое черное кожаное кресло на колесиках, откидываясь на его спинку. Скрестив руки на груди, он стал ждать, пока девушка заговорит сама. За долгие годы в эскорте Сергей видел многое. В конце концов люди сюда приходят в самых разных состояниях, и чаще всего результатом такого прихода является всего одна причина: им больше некуда идти. — Я... — Олеся начала дрожащим голосом и тут же остановилась, сглатывая ком в горле. — Сергей Борисович, приютите меня. Матвиенко не был удивлен этой фразе, ее он слышит достаточно часто. У людей в жизни случается многое, а потому девушки решаются пойти на такое, только чтобы существовать в тепле. Преследования, угрозы, шантаж — все это прекращается только здесь, только под властью того, кому ты отдаешь всю себя для дальнейших планов, которые есть в голове у твоего хозяина. — Что случилось? — строго спросил человек, от которого редко когда можно было получить мягкость в голосе. — Я — дура... — сквозь слезы ответила Олеся. — Когда рвала с Оксаной отношения, я же прекрасно знала, что все, что есть в моей жизни — принадлежит ей. Я знала, но надеялась на то, что она оставит мне хотя бы что-то. Но совместная жизнь — это не брак, где что-то должно делиться между партнерами. Она забрала все: клуб, работу, дом, вещи, все деньги. — Ты уверена в том, что больше нет никакого выхода? Подписывая со мной контракт, ты становишься моей собственностью и более не распоряжаешься своим телом. Не думаю, что другого выхода нет, Олесь. — Хотела бы я его найти, — девушка заплакала с новой силой. Руки обняли саму себя, пытаясь хоть как-то успокоиться. Сутенер без слов открыл самый верхний ящик, доставая из него лист бумаги. Это один из самых страшных документов в жизни, подписав который ты навсегда лишаешь себя свободы. Это равносильно сделке с самим дьяволом: ты будешь жить в тепле, но за это тепло тебе придется платить теплом собственного тела. Сергей положил контракт на стол, рядом кладя ручку. Олесю разделяет всего одна подпись. Подпись, которая решит ее дальнейшую судьбу.***
Антон по старой привычке зарылся носом в теплую грудь, тут же чувствуя запах любимого человека. Сквозь сон мальчишка улыбнулся, ощущая, как его лишь сильнее прижали к себе. Рука Арсения, который проснулся минут десять назад, проходилась по юной обнаженной спине под одеялом. Пальцы прикасались к зажившим шрамам от кнута, отчего брюнет до сих пор с дрожью вспоминает то тяжелое для парня время. На груди у Тохи еще с детства все так же присутствуют следы от той самой сигареты отца. Вот только для парня эти круги теперь кажутся таким ничтожеством по сравнению со шрамами на спине, которые, на удивление Шаста, Попов тоже смог в нем полюбить. Когда Антон переодевается, он каждый раз старается не видеть то, что находится на его спине. Эти линии стали для него уродством, которое хочется спрятать как можно скорее под толщей одежды. Он сам даже не прикасается к этой израненной коже, а вот Арсений... Арсений гладит ее, он не видит в этом никакого уродства. Но сколько бы мужчина не пытался заставить парня полюбить эти шрамы, Шаст становится лишь более категоричен и непреклонен. Парень ощущает нежные руки киллера на своей спине, любящие прикосновения и полное отсутствие брезгливости. От этого становится приятно. Приятно, что его воспринимают таким, какой он есть. Антон полюбил душевные шрамы Арсения, а Арсений полюбил шрамы, находящиеся на его теле. — Ммм... доброе утро, — сладко проговорил парень, приоткрывая глаза. — Доброе, — губы мужчины нежно поцеловали лоб юнца. — Как же хорошо просыпаться, когда ты рядом. А засыпать было еще лучше. — Ты быстро вырубился, — улыбнулся Попов. — Я не думал, что это так сложно — быть сверху. — С непривычки все сложно. Снизу тоже. Ты как-то меня спрашивал, помнишь, там, в Калининграде, зимой, на лестнице? Теперь ты побывал и в той, и в другой роли: где лучше, сверху или снизу? Антон поднял игривый взгляд, припоминая тот самый разговор. Тогда он очень волновался, тогда он боялся быть снизу. Даже не так. Он боялся боли. Боялся быть неуслышанным, когда станет совсем невыносимо. Боялся, что даже если он будет кричать, то тот, кто сверху не остановится, а наоборот будет ловить на этом кайф, действуя лишь в своих интересах. Этот страх был ровно до того момента, пока этот первый раз не произошел с Арсением. Именно этот с виду грубый человек показал, что такое секс и каким он может быть. Могут ли быть засосы и синяки желанными и обговоренными? Могут ли партнеры меняться местами? Остановится ли тот, кто сверху, если тому, кто снизу вдруг станет больно? — С тобой хорошо везде, — улыбнулся блондин. — Просто вчера понял, что за эти недели я отвык от пассивной роли. А тебе как? Жив после вчерашнего? — хихикнул Антон. — Жив? Еще ни один не умер. Шаст запрокинул голову и потянулся вверх руками, зевая. — Ой, какая красота... — ехидно улыбнулся Попов, рассматривая труды своей вчерашней работы. — Что там? — слезящимися после зевоты глазами Шаст испуганно посмотрел в океаны. — А ты не помнишь? Иди в зеркало посмотри. Двухметровый парнишка подорвался с кровати, стаскивая за собой одеяло, которое быстро накинули на плечи, чтобы не замерзнуть. — Э, куда? — не успев ухватиться за край теплой накидки, Арсений закатил глаза и отлип от подушки, пытаясь дотянуться до своей одежды, которая согреет его в этот чертов сезон, когда за окном уже дико холодно, а отопление еще не соизволили дать. Подбежав к зеркалу в образе шавермы Антон ахнул, припоминая свои вчерашние просьбы и результат в виде засосов, тянущийся по всему периметру от ключиц до середины шеи. Вчера.Все тело содрогалось, мысли туманились, а сердце заходилось в дичайшем биении. Через мгновение Шаста положили на спину, а брюнет сел сверху. Он поцелуями медленно поднимался от живота к ключицам, заставляя парня под собой дрожать все сильнее и сильнее. И тут все вырвалось само. Оставляя все свои предубеждения о засосах и всей той грязи, которой Антон это раньше считал, он приподнял голову и тихо попросил:
— Оставь мне на память свои поцелуи в виде засосов.
Изумрудные глаза горели, они пылали желанием. Внутренние стереотипы рухнули в пропасть, оставляя только чувства и то, чего он действительно хочет. Неважно что будет потом, важно лишь то, что будет сейчас, то, чего он хочет именно в эту самую секунду, а хочет парень именно этого.
Попов еще раз заглянул в зеленые глаза, получая разрешение и только после этого коснулся губами нежной кожи, время от времени поднимаясь все выше и выше. Это сводило Шаста с ума, это заводило его еще больше. Он стискивал челюсти от накатывающего удовольствия, он сжимал простынь в кулаках, горя под этим невозможно красивым и таким сексуальным человеком.
Сейчас. Арс подошел ближе, приобнимая парнишку за талию через одеяло. Нежный поцелуй в висок позволил выждать время прежде чем спросить: — Жалеешь? Антон усмехнулся, разворачиваясь к старшему лицом. Высунув руки из-под теплого кокона, он обнял ими киллера, прижимаясь к груди. — Нисколечко.