Океан с изумрудными берегами

      Антон проснулся от манящего запаха оладьев. Сладко потянувшись, он разлепил глаза и только сейчас понял, насколько странная была эта ночь, ведь, он спал один в своей комнате.       Вчера они с Арсом домой вернулись поздно, но бабушка все же их дождалась. На удивление никаких нотаций она читать не стала, а вместо этого лишь накормила их любимой Антоном жареной картошкой и уложила спать по разным комнатам.       Видимо усталость от столь эмоционально насыщенного дня отрубила шатена моментально, точно так же как и брюнета, живущего теперь за стенкой.       "Что-то мне это напоминает", — усмехнулся Шаст, усаживаясь в постели.       Еще полгода назад они точно так же жили в квартире киллера, молча ненавидя друг друга, а теперь, вот, любят.       Парень встал, причесался, оделся и открыл дверь, выглядывая в коридор. Удивлением стало то, что он чуть не пришиб своего голубоглазого брюнета, возвращающегося из ванной комнаты к себе, чтобы переодеться во что-то более человеческое, чем обычная футболка и черные шорты.       — Тош, ты меня чуть...       — Арс, зайди на минуту, — поманив мужчину пальцем, Антон перебил опешившего человека.       Дверь снова закрылась, но теперь уже на замок. В комнате стояли двое, и стояли они так близко друг к другу, что у обоих аж дыхание перехватывало от этой близости.       — Доброе утро, — приблизившись к губам старшего, прошептал Шаст.       — Доброе, — Попов со всей страстью впился в юные губы, всем сердцем ощущая волнение за тайное проникновение в комнату внука строгой женщины. — Я чувствую себя подростком, нарушающим правила, — тепло улыбнулся он, на секунду отрываясь от поцелуя.       — Да? И какие правила ты нарушаешь? — хихикнул Антон.       — Гетеросексуальные.       Такой ответ зеленоглазого рассмешил, но смеяться пришлось тихо. В комнату, конечно, никто не войдет, потому что дверь заперта, но все же услышать два мужских голоса в одной комнате, а затем кокетливый смех за закрытой дверью, согласитесь, не самое лучшее начало дня.       — Как ты спал? — поинтересовался брюнет, нежно приобнимая худую талию.       — Как младенец. Ни разу не проснулся. А ты?       — Я тоже, — усмехнулся мужчина, вспоминая вчерашний день. — Наверное, я уже стар для такого количества развлечений.       — Стар? Не знал, что вино стареет.       — Я, по-твоему, вино? — склонив голову к уху, опаляя горячим дыханием, хитро спросил Попов.       — Еще какое! Такое вкусное, что я напиться тобой не могу!       — А кто мешает?       — Бабушка в соседней комнате.       Теперь уже рассмеялся Арсений, правда, тоже тихо. Смех брюнета увлекал Антона не меньше, чем его — Попова. Как-то голубоглазый даже делился тем, что долгое время стенялся своего смеха, а потому его редко можно было увидеть веселым среди посторонних. Но, Антон — это не посторонний человек. Антон — это уже ближе близкого. Это самое близкое, что у Арсения есть.       — А ты знаешь, что сегодня уже я буду дарить тебе сюрпризы? — вдруг отстранился Шаст, заглядывая в океаны.       — Сюрпризы?       — Да. Вчера — ты, сегодня — я. Или ты устал? — подстегнул младший, ехидно смотря на реакцию старшего.       — Я? Устал? — пальцы слегка прошлись по ребрам, заставляя парнишку взвизгнуть от щекотки и тут же прижать руку к губам, испуганно, но с азартом, косясь на того, кто их чуть не выдал. — Все! Идем завтракать! Людмила Георгиевна там такие оладьи пышные напекла, закачаешься!

***

      Пока такси катило по воронежским улочкам, отвозя двух людей на первую локацию, все это время Антон молчал, уничтожая себя изнутри. Кажется, приехал он в Воронеж первым делом к бабушке, а получается так, что он уже вторые сутки тусит где угодно, но только не находится рядом с ней. Тяжело осознавать факт, что ему проще убежать от чего-то, что напомнит прошлое, проще не касаться тех предметов и не разговаривать с теми людьми, кто был вокруг него в не самое лучшее время. Тем более, кто приложил к этому "не самому лучшему времени" руку.       Прикусив нижнюю губу, парень старался не подавать вида, что его что-то сильно мучает, постепенно повышая тревожность в своей груди и какую-то панику. Совесть съедает его по кусочкам, нервируя каждый уголок этого длинного тела.       Арсений всю поездку до нужного места сидел в телефоне. Это уже привычное и обыденное дело. Как только появляется свободная минутка, он сразу заходит в различные мессенджеры, отвечая людям на сообщения. Хоть сейчас и отпуск, но этот отпуск значительно разнится от отпуска других людей, причем, как и у Арсения, так и у Антона. Если Попову приходится выходить на связь с различными криминальными личностями, порой обращая внимание на заказчиков, за чьи прежложения он обязательно возьмется, но после отдыха, то Шасту нужно быть постоянно на связи с Сережей, на плечи которого временно лег весь эскорт-клуб. В принципе, для Матвиенко – это не проблема, в таком объеме он проработал много лет, но вот только у него на руках теперь есть люди, власть над которыми имеет совершенно другой человек — Антон. Так что ежедневные сообщения от хвостатого — норма и необходимость.       На этот раз за такси заплатил Шаст. Вышли они возле огромного торгового центра под названием: Сити-парк Град — известное каждому человеку, живущему в Воронеже. Именно тут тусит молодежь, шатаясь по нескольким этажам в поисках крутых шмоток, и именно сюда чаще всего приезжают знаменитости, давая свои концерты.       — Так, и зачем мы здесь? — Попов оглядел большое здание так, будто хорошо его знает.       — Ты был тут?       — Был. Мы здесь с ребятами выступали, — о своем прошлом Арсений рассказывает очень мало, да и сам будто подобно Антону пытается о нем забыть. Все концерты, впрочем, как и киношная жизнь, остались далеко-далеко. Настолько далеко, что об этом больно и неохота вспоминать.       — Тогда еще прикольнее.              Пройдя через револьверные двери, они оказались в наполненном людьми торговом центре, которых за свою жизнь мужчина повидал настолько много, что его теперь уже особо не удивить ни этажами, ни магазинами, ни количеством людей, гуляющих здесь туда-сюда.       — Тош, — обратил на себя внимание Попов, пока его за руку тянули к какому-то магазинчику.       — М?       — Мне кажется, что нам здесь спокойно не дадут походить.       — Это почему же?       — Воронеж — это не Москва и не Питер. Люди здесь все сразу замечают.       — Ты намекаешь на то, что тебя здесь кто-то узнает?       — Будем надеяться, что я сильно ошибаюсь и что обо мне уже успели забыть, — Арс прикусил губу, стараясь не смотреть на людей, а его в это время затянули в какой-то Рай, наполненный ярким светом.       Ювелирный магазин, куда они свернули, был наполнен подсвечивающимися ящичками и тумбочками с украшениями. Все блестело и переливалось, все манило и привлекало...       — Ты подарил мне это кольцо в День моего рождения, — Шаст вытянул руку, демонстрируя аналог того, что сейчас также надето на безымянный палец брюнета. — А твой День рождения мы упустили из виду. Поэтому отпразднуем его сегодня. Я долго думал, что тебе можно подарить. Ты все себе можешь позволить. Не однодневные размышления привели меня вот к чему.       Подтянув к прилавку с какими-то браслетами, Антон указал на то, что казалось шуткой и на фоне всей блестящей мишуры выглядело еле-заметно: браслет-леска с пломбой, которую обычно отрезают и выкидывают после покупки чего-нибудь дорогого. Первой реакцией на подобный подарок стал смех. Искренний смех от недоумения.       — Серьезно? — Попов все не мог поверить в то, что подобное действительно продают, так еще и не за малую сумму.       — Серьезно, — ответил парень и посмотрел на консультанта. — Я через онлайн-магазин заказывал у вас браслет на фамилию "Шастун".       Девушка кивнула и присела, выискивая в ящичке заказов нужный.       — Тош, я не понимаю. Что это такое?       — Это подарок. Всего таких 999 и твой будет как раз под таким номером. Видишь? — взяв из рук консультанта протянутый браслет, Антон показал пальцем на пломбу. — На ней номер стоит. Этот браслет последний в тираже, а ты — последний, кого я люблю. Человеку тяжело ценить себя настолько, насколько это необходимо и насколько он того заслуживает. Ты будешь носить эту нить и помнить, что ты — самая большая драгоценность, которая есть у самого себя и у меня. Вытяни руку.       На запястье голубоглазого тут же надели еле заметный, но такой дорогой сердцу браслет с глубоким смыслом, до которого догадается далеко не каждый. В голове Арсения подобный подарок вызвал такой шквал эмоций, какой бы не вызвал ни один подарок, лежащий в этом магазине под стеклом.       — А если порвется? — покрутив рукой, мужчина недоверчиво рассматривал тонкую леску.       — Значит, он исполнил свое предназначение. Единственное, но очень важное.

╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸╸

      Не успели они сделать и пяти шагов от ювелирного магазина, как к ним подошла незнакомая девушка, перегородившая дорогу.       — Здравствуйте! — ее глаза блестели радостью, а в руках наготове уже находился телефон. — Я даже не надеялась, что Вы сюда приедете. Как-то была здесь же на вашем с ребятами концерте, но вы тогда уже не фотографировались. Подарите вашей фанатке фотографию, пожалуйста?       Антон опешил, глядя со стороны на все происходящее. Да, он предполагал, что его Арс — известный человек, но чтобы настолько... Где-то внутри заиграла ревность и радость одновременно. Ревность: потому что с Поповым фоткаются какие-то фанатки, которые скорее всего дома обвешали стены его постерами, а радость: потому что этот голубоглазый актер принадлежит только ему и только он может прикасаться к нему без разрешения, фотографироваться с ним тогда, когда захочет, целовать его губы и кататься с ним на его машине, а после засыпать в одной кровати.       — Извините, но я не фотографируюсь, — Попов без объяснений холодно обошел девушку, быстрыми шагами направляясь к выходу.       — Арс, ты чего? — Шаст спешил за ним, перебирая длинными ногами.       — Все нормально.       — Ты злишься?       — Злюсь? С чего ты взял?       — Просто, ты так сухо ей ответил...       — Все нормально, я имею право вежливо отказать.       Только они стали подходить к выходу, как на пути встал уже парнишка, на вид совсем не на много младше Антона.       — Боже, здравствуйте! Можно с Вами сфотографироваться? — воскликнул незнакомец, а у Шаста внутри все перевернулось.       Нет, это приятно, конечно, но теперь он стал понимать, почему они тогда так сильно спешили по аэропорту, прячась от чужих глаз. В фанатах нет ничего плохого, но они часто забывают оно: для них ты — один, а у тебя их — много.       — Простите, он не фотографируется! — резко ответил Антон, беря брюнета под локоть, быстро уводя отсюда.       В такси они залетели настолько быстро, насколько смогли. В груди юнца снова разжигалась агрессия, которая скорее всего вызвана необоснованной ревностью, и он сам это прекрасно понимает.       — Спасибо за подарок, — в полголоса поблагодарил Арс, кладя руку на колено младшего, когда машина тронулась.       — Все пошло не по плану, — тяжело вздохнул Шаст, хмурясь всему произошедшему и отворачиваясь к окну, чтобы не показать, что расстроен таким "сюрпризом".       — Почему же? Подарок подарен? Подарен. Сюрприз получился? Получился. Мне нравится? Очень даже. Главное — мне понравился тонкий смысл.       — Люди все испортили...       — Люди? Просто ты еще к такому не привык, а раньше было хуже. В Питере мы часто передвигаемся на машине, избегая людных мест, но и там можно наткнуться на тех, кому нравилось мое творчество. В больших городах люди заняты, внимание рассеивается. Воронеж — город чутка поменьше и здесь замечают все. Скажи мне, если бы ты случайно увидел где-нибудь того, по кому сильно фанатеешь, то разве не возникло бы желания подойти?       — Возникло бы, наверное, — грустно подтвердил Шаст.       — Ну вот. В этом нет ничего плохого. Отказывать придется, иначе другие люди увидят эту фотосессию и будут пытаться понять, кого это все окружили и что вообще происходит.       — Они бы еще автограф попросили... — сквозь зубы прошипел парень, все еще злясь на ситуацию.       — Раньше просили.       — Мгм, и постерами наверняка обклеивали свои комнаты.       — Наверное, обклеивали.       — Твоими постерами.       — Ну, не только моими. Нас же четверо было.       — Висишь сейчас у какой-нибудь девчонки или парня на стене, и они смотрят на тебя каждый день!       Мужчина ухмыльнулся, разворачиваясь к рядом сидящему юнцу вполоборота:       — А, теперь мне все ясно. Кто-то меня ревнует, — голубоглазый прищурился.       — Даже отрицать не стану.       — Мда, Антон. Сидишь со мной с таким же кольцом на руке и ревнуешь...       Опустив взгляд на свои пальцы, шатен покрутил то самое колечко, которое намного дороже обручального. Его, дурного, любят и без штампа в паспорте, а он тут сцены ревности устроил. Положив свою руку на руку Попова, парень улыбнулся. Пока любишь — ревность всегда будет ходить где-то рядом. Плохо, когда тебе становится все равно на человека, и ты даже уже ревновать его не способен.

***

      Такси подъехало к парку. Потомить Арсения в догадках Антону на этот раз не получилось, потому что из-за спешки адрес пришлось называть уже непосредственно тогда, когда они оба сидели в машине с круглыми глазами.       Всю дорогу Попова мучал один и тот же вопрос, который он решился, наконец, задать только тогда, когда они остановились перед входом в немноголюдный парк.       — Ты хочешь просто погулять?       — Я хочу просто поговорить, — Антон поджал губы и взялся за мужскую ладонь, ведя вглубь парка: туда, где мало людей, туда, где им никто не помешает, туда, где есть платные беседки на двоих с хорошим выходом по пирсам к воде.       То, что парнишка хочет поговорить — Арсения достаточно сильно удивило. Вообще, они разговаривают очень часто, и ранее подобного для бесед не требовалось, поэтому такой подход к разговору заставляет не на шутку напрячься.       — Тош, нам долго еще идти? — поинтересовался старший, которому уже надоело топать в неизвестности.       — Сейчас. Тут, за поворотом, — Шаст тянул за руку, пока, наконец, их вниманию не открылось скрытое от лишних глаз местечко.       Красивая белая беседка, к которой можно подойти только через парк, выходила к воде, по которой вблизи берега плавали утки и маленькие утятки. Здесь нет шума и какой-то суеты. Многие просто-напросто не знают про этот закуточек, да и при желании их сюда никто просто так не пустит: территория платная и бронируется здесь все заранее.       — Здравствуйте, — Антон подошел к каким-то людям, по всей видимости, работающим здесь какой-то своеобразной охраной, показал что-то в телефоне, после чего их пропустили на закрытую зону.       В беседке по всему периметру тянулась лавочка, а посередине стоял стол, на котором их уже ждали роллы и какие-то красные коктейли с апельсинками.       — Присаживайся, — улыбнулся Шаст.       — Не знал, что тут есть настолько красивые места, — Попов уселся возле паренька, который тут же придвинулся к нему поближе.       — Все-таки Воронеж — город, в котором я родился, поэтому кому, если не мне, знать тайные лазейки? — сунув соломку между губ, Антон сделал несколько глотков вкусного напитка.       — Так. Кажется, ты хотел о чем-то со мной поговорить? — Арсений посмотрел на профиль юнца, для себя подметив напряженность и волнение в том, кого уже привык видеть постоянно улыбающимся.       — Да, хотел, — стакан отставили в сторону. — Видишь ли, я часто думаю, что знаю о тебе все. Ну, знаю же? Знаю, что ты по образованию актер и что долго служил в театре, параллельно снимаясь в "Импровизации". Потом ваша команда распалась, ты нашел другую жилу под видом киллерства, оставив театральную жизнь в прошлом. Теперь ты профессиональный киллер, мой любимый и самый дорогой человек. Но что-то неизвестное для меня все же есть. Я ничего не знаю о твоем детстве, Арс, ничего. Где ты родился? Кто твои родители? Где жил? Что вообще происходило в твоей судьбе до того, как ты пошел учиться на актера? — Шаст остановился, перевел дух, а затем задал еще один волнующий вопрос. — И, самое важное: почему ты никак не отпраздновал свой собственный День рождения? Если бы не Сережа, который сказал, что ты родился двадцатого марта, то я бы и не знал: в соцсетях ты никакой личной информации не указываешь, и это понятно, а паспорт я твой с роду не видел, но даже здесь мне что-то подсказывает, что ходишь ты обычно не со своим, а поддельным.       Попов тяжело вздохнул, пытаясь снять накопившееся в груди напряжение. Прошлое, особенно его, — оно слишком болезненно. Не только зеленоглазому хочется забыть это все как какой-то самый ужасный кошмар, но и брюнету, научившемуся прятать это за непробиваемой изоляционной стеной. До этого момента о детстве он не рассказывал никому, даже Диме и Сереже, и на это есть причина: так было проще.       — Тош, – Арс улыбнулся, скрывая за улыбкой боль и плохие воспоминания. Этому он научился у Антона. — Мое прошлое настолько мутное и тяжелое, что об этом не хочется говорить в столь прекрасный вечер.       — Я давно понял, что для тебя эта тема — табу, но пора открываться, Арсений. Этот вечер будет намного хуже, если все плохое так и останется в тебе. Позволь мне прикоснуться к нему, услышать о том, что так часто заставляет тебя сидеть вечерами на кухне в тишине с сигаретой в руках. Готов поспорить, что это все происходит не от тяжелой работы, — юная рука накрыла мужскую, давая уверенности.       — Как ты... понял? — Попов нахмурился и заметно растерялся.       — Догадался.       Океаны пристально смотрели в изумруды. Волны накатывали с новой и новой силой, они разбивались о скалы, они вставали стеной, закрывая собой боль.       — Хорошо. Я расскажу. Но взамен я тоже хочу услышать от тебя кое-что.       — И что же ты хочешь услышать?       — Почему ты сегодня весь день такой угнетенный?       — Принято. Сначала ты, — Антон лег на часто вздымающуюся грудь, готовясь слушать рассказ, а Арсений тяжело вздохнул, готовясь этот самый рассказ из себя вытягивать, обрывая заржавевшие якоря.       — Я родился в Омске. И да, ты прав, двадцатого марта. Маму звали Татьяна, а папу — Сергей. Семья у нас была дружная, а детство мое поначалу яркое и красочное. Настолько красочное, что в то время вообще мало кто мог похвастаться тем же. У меня в квартире постоянно кипела жизнь: было много разноцветных кошек, от которых я без ума до сих пор. Мы часто с родителями куда-то выбирались, отдыхали и путешествовали. Но все быстро оборвалось, когда мне исполнилось десять лет. Отец связался с криминалом, желая улучшить наше жизненное положение, которое итак было достаточно неплохим. Но людям всегда хочется лучшего, они стремятся к большему, часто забывая о последствиях. Девяностые забрали моего отца, — на этом моменте Арсений остановился, чувствуя, что рана внутри вскрылась. — Его убили. Жестоко убили. Матери начали угрожать, отобрали квартиру, и мы были вынуждены уехать в Питер, к ее подруге, которая добродушно согласилась нас приютить у себя на какое-то время. Там я окончил школу и поступил в театральный ВУЗ. Свой День рождения обхожу стороной по одной причине: в этот день у меня умерла мама от тяжелого заболевания, о котором я даже не знал, потому что она очень хорошо это скрывала от меня.       Антон резко отлип от груди, ошарашенно смотря в голубые глаза, из которых ручьями текли слезы. Плачут ли мужчины? Плачут. Плачут, когда теряют кого-то очень близкого, того, кого они очень любили и того, кто им был так необходим.       — Судьба сыграла со мной в покер, держа в руках флеш-роял, — вытянув губы в трубочку, мужчина замолчал.       Вся красота вокруг будто пыталась утешить душевную боль: спокойная вода, кряканье уток вдалеке и даже эти еще нетронутые роллы с красочными коктейлями, но даже все это было таким мизером по сравнению с теплой рукой Шаста, ласково проходящейся по кисти в попытках хоть немного утешить.       — А потом я остался один. Один без средств к существованию, в хиленькой съемной квартире. Я тот самый вечер не забуду никогда. Самый первый вечер без нее. Я сидел на кухне и умирал от неописуемой боли и тоски, которые переплетались с сильным желанием мести, которое переполняло меня с тех самых пор, когда убили отца. Под домом, в небольшом подвальном помещении, где люди охотно заливали алкоголем свои проблемы и горе, я сидел в эту страшную первую ночь и не пил. Я не хотел пить. Я пришел туда, чтобы просто-напросто не сойти с ума в свой собственный День рождения, который стал в моей жизни последним. Там я и познакомился с Сережей. Он как раз начинал потихоньку свой бизнес, искал красоток, захаживающих в это далеко нескромное заведение. Несколько лет назад...

Худой молодой подтянутый армянин спустился в подвал один, элегантно поправляя на себе красный пиджак. По ушам ударила резкая музыка, и свет пропал: это помещение освящали только светодиоды розового цвета, погружающие в необычайную атмосферу.

Он встал в сторонке, оглядывая танцплощадку на наличие тех самых знойных красоток, которые частенько посещают это жалкое подобие клуба. Никого не обнаружив и разочаровавшись в такой потере, Сергей прошелся прямиком до барной стойки.

— Вечер добрый. Вы не против, если я составлю Вам компанию? — забравшись на барный стул, Матвиенко выдернул голубоглазого брюнета из глубоких мыслей.

— Вечер совсем недобрый. Да и в компании я не особо нуждаюсь, — буркнули в ответ, ладонями потирая сонное лицо.

— По поводу вечера готов согласиться, у самого не сильно задался, а вот то, что Вам компания не требуется — это ошибка, иначе, зачем Вы пожаловали в такое шумное наполненное людьми место?

— Громкая музыка идиотские мысли из башки выбивает.

— Тогда попробую пройти эту терапию, может и мои выбьет.

Бармен без слов спросил, не налить ли что-то подсевшему гостью, но Сергей лишь отмахнулся, вспоминая про здоровый образ жизни, которого он пытается придерживаться.

— Да, клуб оставляет желать лучшего... — вздохнул армянин, разглядывая дешевенькое наполнение данного заведения.

— Знаете места получше?

— Место. Я знаю место. Одно единственное место.

— И что же это за место?

— Мой личный клуб.

— Чушь.

— Это почему же?

— Питер — красивый город с множеством развлекаловок, и я очень сомневаюсь, что именно Ваш клуб — самый лучший.

— Можем поехать туда прямо сейчас. Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, не так ли?

Сейчас.       — А дальше? — Антону нравилось, как постепенно слезы сходят с любимых голубых глаз, и заслуга этому — прекрасное воспоминание о хвостатом друге.       — А дальше мы поехали к нему. Там и взаправду было очень хорошо. Таких мест в то время мало можно было встретить. Мы выпили, посидели, поболтали и заснули прямо за столом. Тогда у него был обычный ночной клуб с несколькими девочками, а теперь вон что.       — А как ты в киллерство ввязался?       Арс дотянулся до своего стакана, поднес поближе и, обхватив губами соломку, сделал несколько глотков. Вкусный коктейль приятно обволок рот, оставляя нежнейшее послевкусие. Брюнет ласково коснулся кудрявой головы шатена, вынуждая положить ее к себе на колени. Пальцы принялись перебирать пряди, будто играясь с ними, а он продолжил свой рассказ:       — Как-то в клуб Матвиеныча приехал Макар. Он являлся одним из множества гостей, посетивших это место в этот вечер. Ходил, смеялся, заигрывал с девочками, а потом приземлился на диван, на котором сидел я. Делать мне особо было нечего, поэтому я частенько захаживал с Сереже в клуб после спектаклей. Ну, вот и в этот раз зашел. Несколько лет назад...

Рыжеволосый мужчина в деловом костюме плюхнулся на кожаный диван. Он долго и очень хитро улыбался, рассматривая всех посетителей, которые находятся под его властью. Сегодня сюда приехали многие: киллеры, ищейки, дилеры. Так же сегодня здесь расхаживают и сутенеры, кто с его деятельностью никак не связан. Это огромная, но очень важная дележка: криминал и эскорт. Эти две вещи постоянно ходят друг возле друга, порой переплетаются, но друг другу совершенно не подвластны.

— Конечно, без тебя, Эд, тусовка бы не состоялась, — скривился рыжеволосый, видя в толпе того, кто в свое время хорошо помотал нервишки.

— Так пристрелите его, — послышалось справа.

Мужчина повернулся в сторону незнакомца, замечая рядом с собой некий силуэт, который в голове главы криминального мира звучит как: идеальный. Черные волосы, острые черты лица и холодный голубоглазый взгляд. От брюнета прямо веет льдом и холоднокровием, которое сочится из всех щелей.

— Простите, я не сразу Вас заметил. Макар, — рыжеволосый протянул свою руку.

— Бог простит. Арсений, — брюнет пожал чужую кисть, даже нисколечко не пытаясь сделать вид, что ему приятно это новое знакомство.

— Верите в Бога?

— В него проще верить, чем не верить. Как у нас в народе поговаривают: если Бога нет, но ты в него веришь, то ты ничего не потеряешь, а если ты в него не веришь, но он есть, то не сладко тебе на том свете придется.

— Я вижу, вы мыслите в своих приоритетах, Арсений?

— Только идиот думает о других и о их приоритетах.

— Грубо сказано, но мне нравится Ваша позиция. Кем Вы работаете?

— Актером.

— А по вам и не скажешь. Хотите, скажу, кого я в Вас сразу увидел?

— Как же жаль, что меня это абсолютно не интересует.

— А теперь Вы сами это еще раз подтвердили. Вы — хороший киллер, Арсений, но удерживаете его под тысячью замками, не разрешая выйти.

— Правильно и делаю. В свое время хватило бед от криминала.

— И что же произошло?

— Отца убили. Несколько лет назад.

Макар покачал головой, но сделал он это вовсе не наигранно, а с самым настоящим сочувствием. Ему часто приходится знакомиться с людьми не в самое лучшее для них время. Обычно цветы срывают тогда, когда они цветут, а он подбирает уже вялые с земли, отпаивая их водой, чтобы те пустили корни.

— Не хочу подталкивать Вас к мести только потому что верю, что найти этих преступников мы уже не сможем. Но есть и другое предложение: Вы можете помочь мне избавиться от многих тварей, которые все еще продолжают творить свои пакости, убивая невинных.

— И в чем заключается моя помощь?

— Вы станете киллером, но не простым киллером. В этом городе на данный момент повысился процент подростковой смертности из-за изнасилований, передоза некачественными наркотиками и убийств. Моя задача свести этот процент к минимуму. Понимаю всю сложность моего предложения и всю тяжесть Вашего решения, но в Вас есть задатки того, кого я долго искал. Людей, отважившихся идти на такое — немного, чаще всего это те, кому больше в своей жизни нечего терять. Подумайте, Арсений. Вот Вам моя визитка. Буду ждать звонка.

Макар встал и удалился, оставляя на кожаном диване небольшую карточку с номером телефона и своими инициалами.

Сейчас.       — Значит, с Макаром вы знакомы уже давно...       — Да, достаточно давно.       — А паспорта?       — Какие паспорта?       — У тебя же их несколько? Я прав?       Арсений залез в свою небольшую сумку рукой и вытащил оттуда документ, протягивая младшему. Антон с любопытством открыл паспорт и убедился в своих словах: то же фото, только данные отличаются. Киллер — тяжелая профессия, это Шаст понял еще раз.       — Кажется, основные моменты теперь мне известны, — документ отдали обратно.       — Ну, раз теперь все известно, то давай, пора и тебе ответить на мой вопрос, — ухмыльнулся старший, делая еще несколько глотков.       Зеленоглазый опустил взгляд и долго собирался с мыслями. Изумруды бегали по красивой и наверняка очень вкусной еде, которая пока что в горло не лезет из-за недосказанности.       — Если я скажу, что не знаю что и ответить, ты поверишь?       — Поверю, — четко ответил брюнет.       — Правда? — шатен удивленно вскинул брови.       — В собственной душе порой очень трудно разобраться. Поэтому, поверю, хоть и вижу в твоих глазах четкую причину.       — Да? И что же это за причина? — Антон посмотрел на Арсения, позволяя рассмотреть "зеркало души" в мельчайших подробностях.       — Не, Тош, — Попов усмехнулся. — Ты скажешь мне это сам.       — Я не... не могу, — парень вновь опустил глаза, будто теперь пряча их от своей нерешимости.       — Можешь.       — Нет, Арс, не могу...       — Можешь, — ухватив юный подбородок пальцами, брюнет заставил посмотреть на себя. — Я знаю, Антон. Знаю, что ты можешь и чего ты не можешь. В данном случае ты это сделаешь. Ты расскажешь мне. Это крутится внутри тебя, пора бы произнести все вслух. Давай. Я жду.       Взгляд. Арсений никогда не перестанет его замечать. Это тот самый взгляд, в который он когда-то влюбился. Это глаза, которые одновременно сочетают в себе две совершенно несовместимые вещи: страх и доверие. Страх перед самим собой в признании чего-то, что тревожит душу, и доверие к человеку, который сейчас это "что-то" услышит. Иногда на Антона надо слегка надавить, а иногда вовсе и не слегка, но Арсений точно знает, что парню это нравится. Это придает младшему уверенности в бесповоротности событий.       — Бабушка... — начал он, и рука Попова тут же отпустила подбородок, беря за холодную от волнения кисть. — Я же к ней приехал, вроде как. Думал, будем сидеть на кухне, беседуя на различные темы, а получается все совсем не так. Не хочется мне сидеть с ней за одним столом, не хочется даже видеть ее. Каждый раз, когда она называет мое имя, то меня всего передергивает. Я будто снова оказываюсь в беззащитном детстве, когда ничего не мог сделать и терпел все ее воспитательные процессы, которые должны были сделать меня лучше.       — Детство кончилось, Антон. Во всем есть что-то хорошее, а есть что-то плохое. Эта женщина — прежде всего тебя вырастила. Может, если бы не ее ум и насильственное отправление тебя на учебу в Питер, то мы бы и не встретились никогда...       — А ты... откуда ты знаешь? — удивленным тоном спросил шатен.       — Что ты в Питер ехать не хотел?       — Мгм.       — Она мне рассказала, пока оладьи сегодня утром жарила. Большие города даются людям нелегко. Это страшно. Страшно уехать от прошлой жизни в неизвестность, но, тем не менее, ты это сделал, а знаешь почему?       — Почему?       — Потому что тебе, как и мне, в один момент жизни уже просто нечего было терять. Когда ты потерял всего себя, когда рядом не осталось никого, кто заставляет тебя дышать и жить, ты идешь на крайности: втягиваешься в киллерство, или уезжаешь достаточно далеко от места, где родился и прожил всю жизнь.       Шаст завороженно слушал, чувствуя, как точно мужчина попадает в цель.       — Антон, она любит тебя. Уверен, хочет провести с тобой время. Но на это время тебе нужны силы, которых ты и набирался все эти дни. Скажи мне, ты счастлив сейчас? — Арсений задал вопрос, прекрасно зная ответ, но он очень хочет, чтобы парнишка сам для себя это осознал.       — Я? Конечно счастлив! — чмокнув щетинистую щеку, юнец прижался к груди. — Я уже даже больше, чем счастлив, Арс.       — Без прошлого не было бы нас настоящих. И у тебя, и у меня, оно — мутное и тяжелое, но сейчас-то уже все хорошо?       — Все просто отлично.       — Видишь, даже не "хорошо", а отлично, — улыбнулся брюнет, поглаживая юную спину. — А с бабушкой мы что-нибудь придумаем. Проведете время с ней вдвоем.       — С ней вдвоем? А ты?       — А что я? Дома вас подожду.       — Нет, — парень снова отлип от груди. — Ты — моя семья, хоть бабушка этого и не знает. Теперь все вместе, помнишь?       — Хорошо. Вместе, так вместе, — кинув взгляд на роллы, Арсений оживился. — Так, а почему это мы ничего не едим? Стынет же все!       Еду придвинули ближе, каждый взялся за палочки и оба накинулись на вкуснятину. Наконец на юном лице появилась легкость и безмятежность. Антон улыбался. Улыбался искренне и по-детски. А Арсений улыбался в ответ, слушая незатейливые рассказы о прошлом, к которому им обоим еще не раз стоит обратиться.       День прошел идеально. Они гуляли по пирсу, садились на него, опуская ноги в прохладную вечернюю воду. И это был лучший День рождения для Попова. За многие годы он успел похоронить этот праздник вместе с матерью, но сейчас этот день воскрес. Воскрес на несколько месяцев позже, но сделал это так красиво и чисто лишь потому, что это заслуга Антона — искреннего, улыбчивого и такого чувственного человека, который состоит из всех прикрас этого мира: из закатов и рассветов, из пения птиц и прозрачной росы. Шаст — целый мир: огромные континенты, просторные океаны, длинные речушки, жаркие пустыни и могущественные горы. А Тоша — это переливающиеся на солнце изумруды, тихое журчание воды и кряканье красивых уток, уплывающих вдаль.