Седьмое Небо

Шота глубже зарывается носом в подушку и издаёт тихий стон. Он не хочет просыпаться. Впервые за долгое время он ловит это давно забытое чувство: когда сон в сто раз охуеннее реальности. В детстве ему снились волшебные и загадочные миры, далёкие от его собственного, в юношестве — такая манящая и не менее загадочная Америка… Уже будучи взрослым в какой-то момент он перестал любить сны, потому что жизнь пошла по пизде, а во снах, словно бы в насмешку над ним, все было правильно, как он хотел. С кем он хотел. И просыпаться было невыносимо. Но это давно прошло, и сны стали просто снами: рандомные дневные переживания и привычный быт в атмосфере бреда сумасшедшего, на который бывает способно разбушевавшееся подсознание. А этот сон… Был ли он сном?.. Что-то похожее на смесь реальности и фантазий пьяного разума. Полусон-полуосознание: когда руки что-то делают, но разум уже далеко в туманном Альбионе совсем другой реальности? Весь вечер субботы прошёл в этом тумане, и многие события скорее привиделись, чем произошли наяву. Он помнит, что пришёл Хитоши, и что он был снова наглым и неотразимым, но уже привычным, своим в доску — в баре, где кроме Шоты у него полтора знакомого. Помнит, как пришла Полночь, и как Ямада что-то пытался ему объяснить… А потом снова был Хитоши. Его было сразу очень много и пиздецки недостаточно. Он помнит, как сложно было удержаться от прикосновений: он же изменился, столько всего нового нужно прочувствовать — и как, кажется, в какой-то момент он перестал сдерживаться. По крайней мере, руки с удовольствием зарывались в приятно жёсткие, короткие на затылке волосы и прощупывали упругие мышцы плеч, которые стали определённо крепче, чем раньше... И колючесть заросших щёк, и тепло, исходящее от него, и запах... События вечера он помнит отвратительно: что он делал? с кем говорил? — всё смешалось в невнятную череду сумбурных приветствий, неожиданных встреч с давними знакомыми и поздравлений, но запах Хитоши, его руки, его голос… Помнит, как что-то затирал Твайсу, как прощался с друзьями, долгую поездку в машине куда-то, чёрт знает куда. Помнит космическую глубь аконитовых глаз и робкую улыбку. Вот здесь сознание сбивается и начинает возражать. Робость и Хитоши никогда не ходили рука об руку. Шинсо, которого он знает, какой угодно, но не робкий. Видимо, здесь уже начинается сон, смешанный с вечерними впечатлениями. Хитоши тащил его на себе до квартиры, кажется, и чертыхался, ища ключи в его карманах (это он ещё припоминает более-менее отчетливо, потому что подумал тогда, что это невероятно забавно: смотреть с какой упёртостью парень ищет то, на что сам Шота уже положил бы болт). А потом?.. Потом всё снова, как в тумане. Вроде сон: он несёт какую-то важную чушь, едва держась на ногах, и чужое лицо так близко, а воздух такой накалённый, что слова выбивают оранжевые искры. Конечно, в реальности никаких искр в воздухе не бывает. Но вот пришло утро, и призрачная дымка сладкого сна неотвратимо улетучивается, возвращая его в реальность. Шота всё же открывает глаза. Размытые очертания стены в полутьме комнаты ни о чём ему не говорят. Пока он смаргивает сонную одурь, пальцы рефлекторно сильнее стискивают мягкое одеяло, зажатое между подтянутыми к груди коленями. Одеяло пахнет знакомой химозной смесью каких-то цветов — последний шопинг он проделывал онлайн с сильнейшего бодуна и промахнулся кнопками. Значит, он дома. Глаза привыкают к полутьме, и Шота смотрит в ноги, встречаясь взглядом со знакомым силуэтом зеркала в полный рост с полочкой, заваленной различными заколками и резинками. Точно дома. Один? Осторожно перевернувшись на другой бок, всё также не выпуская из рук одеяло, он убеждается, что да, один. Только на подушке на второй половине кровати почему-то лежат его носки. Тут же перед глазами оказывается его ноутбук и кружка на прикроватной тумбочке, а яркая полоса света, падающего из окна, просачивается через неплотно закрытые тяжёлые шторы. Убедившись, что его никуда на этот раз не занесло и в кровати рядом не сопит никакой неожиданный гость, он принимается за инспекцию своего организма. Сознание — сонное, вялое, ничего еще толком не соображающее — ищет привычные следы похмелья: мигрень, потряхивание конечностей, мерзкий привкус во рту, ломоту в мышцах, но к своему удивлению ничего, кроме тумана в голове, сухости в горле и полного мочевого пузыря не находит. Разве что мышцы слегка тянет после сна в одной позе, но да это ерунда. А вот с базовой природной потребностью надо срочно что-то делать. Со стоном усевшись, он выпутывается из кокона простыней и спускает ноги с кровати. Босые ступни наступают на грубую ткань джинсов. Ах да, он же просыпался ночью, чтобы стянуть с себя неудобную одежду. Футболка, провонявшая сигаретным дымом, отправляется туда же на пол. Чёрт, надо будет обязательно принять душ. И, наверное, закинуть грязные вещи в стирку. Но всё это как-нибудь потом. Почёсывая голову, он делает несколько осторожных шагов, чтобы убедиться, что похмелье вдруг не выпрыгнет из-за угла и не набросится на него тошнотой или резким головокружением. Ни-че-го. Облегчённо вздохнув, он, как есть, в одних боксерах, устремляется в ванную мимо развороченного дивана и заваленного всяким барахлом кофейного столика. Прохладный пол и ветерок с открытого балкона слегка остужают разгорячённое со сна тело. Покончив с делами первой необходимости, он включает воду в раковине и вглядывается в своё отражение. Его двойник из зеркальной реальности сонный и мрачный, с осунувшимся лицом, щетиной и серыми тенями под глазами скалится, внимательно смотря на него в ответ. На голове творится что-то страшное, похожее на паучье гнездо, из которого тут и там торчат растрёпанные тоненькие косички и серебристые ленточки, и Шота пока не решается это трогать. Он поджимает губы, поворачивается так и эдак, придирчиво изучая себя на предмет наличия синяков и порезов — вроде, ни с кем вчера не дрался, но мало ли... Проведя большим пальцем по щеке к скуле, он вдруг ловит какое-то странное чувство. Чужое фантомное прикосновение, в точности повторяющее собственное — только мягче будто бы, ласковое даже. Откуда бы? Из этого странного полусна-полугаллюцинации или… Нет, точно должно быть, оттуда. Привидится же… Кому вообще в реальности захочется лапать его за лицо?.. Покончив с осмотром, он откидывает волосы назад и умывается холодной водой, чтобы побыстрее прийти в себя. Мурашки сбегают вниз по позвоночнику, но мысли, тоже словно бы омытые водой, немного проясняются. Почему у него нет похмелья? Разве он выпил не очень много? Разве он не мешал? Или это от того, что он долго спал? К слову, а сколько сейчас? Сейчас вообще утро или день? Кажется, для утра солнце за окном слишком яркое... Неужели, это вселенная сделала ему такой подарок? За то, что дожил аж до сорока лет? Вопреки всем своим стараниям?.. Размышляя, он рассеянно смотрит на тюбик смазки на раковине. С чего бы ему стоять на раковине? Ах ну да, он выпал из шкафчика за зеркалом, пока Шота собирался вчера, и, торопясь, он поставил его на первое попавшееся место… Нда, надо бы убрать, а то так спросонья и с пастой перепутать недолго. А эта еще и несъедобная — утро провалено. Всё так же рассеянно озираясь, он снова переводит взгляд на своё потрёпанное отражение. На голове творится что-то отвратительное: косички за ночь растрепались, тонкие волоски торчат из них во все стороны, распущенные волосы измялись и закучерявились, кое-где спутались — сука, кажется он забыл вчера, собираясь, воспользоваться спреем для лёгкого расчёсывания… Ну ёбаный в рот… Пальцы осторожно проходятся по волосам, натыкаясь на разлохматившиеся после сна мелкие косички и шуршащие ленточки — нет, сейчас расплетаться себе дороже — слишком велика вероятность психануть и отрезать все нахер. Сначала кофе. А вообще-то сначала бы воды. Горло дерёт нещадно. Кажется, в холодильнике завалялась бутылочка минералки… Кофе, правда, лучше бы пить с чистыми зубами. Даже те растворимые помои, что есть у него, будут отвратительно мерзкими в противном случае. Вооружившись щеткой и зубной пастой, которую он-таки да, чуть не перепутал со смазкой — надо было сразу убрать её на место — Шота приводит свои зубы в приличное состояние и, накинув серую юкату с вешалки (начало ноября в кафельной ванной — не самое подходящее время для продолжительного медитирования с голыми плечами), возвращается в зал в поисках тапочек. Уборку, на которую Шота забивает вот уже какую неделю подряд, не мешало бы всё же провести. Зал похож на поле боя алкаша с трудоголиком: на полу валяются пустые бутылки и листы бумаги, на кофейном столике раскиданы какие-то фантики, письменные принадлежности и почему-то одежда. На диване скомканный плед и измятая подушка. Помимо этого на полу за диваном обнаруживаются многочисленные подарочные пакеты и упаковки. Неужели он догадался и подарки с собой забрать в том состоянии, в котором он был? Или это Шинсо о них позаботился? Он ведь дотаскивал его до квартиры. Кажется, с ними был еще кто-то… Или нет… К слову о Шинсо. Что они всё-таки вчера делали? Какая из известной части воспоминаний настоящая? Он его подвозил, не так ли? Втащил в квартиру, очевидно… Уложил в кровать или оставил на пороге? Занёс пакеты в зал или Шота сам их здесь бросил?.. Чёрт, голова снова угрожающе пульсирует. Окей-окей. Кофе, мы идём. Глубоко вдохнув, чтобы успокоить голову, он с удивлением различает в запахе осенних листьев и свежести, доносящегося с улицы… кофе. Кажется, на кухне открыто окно. Кто-то из соседей варит его у себя в таких количествах?.. Шота делает еще один глубокий вдох, уже концентрируясь на этом запахе: кофе. Такой яркий и близкий. Он знакомой горечью оседает на языке, суля терпкое послевкусие, теплоту в грудной клетке и жидкую энергию в венах. Близкий… Даже слишком близкий, чтобы его варили соседи. И тихое шуршание. Едва различимое в звуках улицы из приоткрытой балконной двери. Нахмурившись, Шота переводит недоверчивый взгляд на кухню. Посторонние?.. С чего бы? Громкий звон чего-то металлического, упавшего на пол, и приглушенное чертыхание окончательно сбивают его с толку. Какого хера у него в доме посторонние?! В два широких шага он оказывается в кухне. Полы его незавязанной юкаты разлетаются, словно плащ на ветру. «Посторонним» оказывается не кто иной как Хитоши в чёрной кофте с закатанными рукавами и синих джинсах по фигуре. Он стоит боком к Аизаве и колдует над плитой. Турка греется на огне, рядом на столешнице приютился пакет с молотыми зёрнами, который ему подарили коллеги на какой-то недавний праздник. Сам Шота так и не научился создавать из чёрного порошка приличный напиток: приготовление кофе в турке — какая-то чёртова алхимия. Специальная вода, определённая температура, правильное количество кофе… Проще уж залить две ложки растворимого кипятком. — Доброе утро, — не поворачиваясь здоровается Хитоши. Шота хмурится, пытаясь осознать происходящее. Перед глазами виде́ние: фиолетовая макушка и спина в оверсайз-футболке, перетянутая поясом фартука на талии. Запах горелого хлеба и кофе. Кухонный кафельный фартук в жёлтых брызгах. Пацан опять что-то химичит на его кухне. Стоп. Шота моргает. Не пацан. — Какого чёрта ты здесь делаешь? — вопрос выходит жёстче, чем планировалось, потому что Шота старается выбить из себя призраков прошлого. Откуда здесь Шинсо? Он вернулся утром? Он остался ночевать у него? Он спал на диване?.. — Я услышал, что ты проснулся, и решил приготовить тебе кофе. Порылся тут у тебя в шкафчиках, ты уж не… — Хитоши оборачивается, начиная оправдываться, но тут же замолкает. Фиолетовые глаза ловят Шоту в фокус, вежливая улыбка соскальзывает с его губ. Внимательный взгляд такой горячий, что кажется даже пирсинги в сосках накаляются. Шинсо нагло рассматривает его торс — Шота готов поклясться, что чувствует жар на коже, там, где чужие глаза касаются её, спускается к ногам и вновь поднимаются вверх на лицо. Что-то дикое проскальзывает в тёмном аконите, когда их взгляды встречаются. Кончик языка Шинсо на секунду мелькает во рту, облизывая уголок приоткрытых губ. Аура, исходящая от него, давит, заставляя чувствовать себя загнанной в угол добычей. Всё ещё сонный и сбитый с толку, не способный сопротивляться, он делает рефлекторный шаг назад и запахивает юкату, словно бы ткань может спасти его от смертельных когтей хищника. Запахивается… Так вот на что Шинсо пялился. На его голую грудь. Внезапно Шота очень чётко осознает себя в пространстве: он стоит на кухне перед Шинсо в трусах, с юкатой на плечах и пиздецом на голове. Заспанный и раздражённый. Босые ноги покалывает от холода. — Эм… — Хитоши отворачивается к плите и добавляет, потирая шею, — дракон выглядит классно. В цвете, я имею ввиду. Шота, забыв, что Шинсо не может его видеть, кивает в ответ и проходит к холодильнику. Пояс от юкаты где-то в спальне. Если сейчас броситься его искать — будет казаться, будто бы ему неловко. Что неправда. Ему почти всё равно, что бывший ученик, а ныне — молодой человек с таким высоким положением в обществе, что выше него только крыша и облака, пялился на его грудь и спутанные волосы. Подумаешь. В холодильнике обнаруживается заветная бутылка минералки, и Шота присасывается к ней, упав на единственный стул. — Так ты… остался на ночь? — осторожно интересуется он, бессовестно рассматривая широкую спину и охуенную задницу, которую так удачно подчёркивают джинсы. Он имеет полное право пялиться. Во-первых, Шинсо сам виноват, что так хорошо выглядит со спины, во-вторых, у Шоты сраное послепьяночное утро, и только любование прекрасным может привести его в себя. — Ну да, твое предложение дивана оказалось соблазнительней идеи долгой поездки до дома среди ночи, — объясняется Хитоши, всё так же колдуя у плиты. Значит, Шота сам предложил?.. И не помнит? Потрясающе. Всё это очень напоминает ему пробуждение в Хитошиной поднебесной. Он пялится на своего бывшего ученика и пытается осознать, как много из прошлой ночи он не помнит, а Шинсо хозяйничает на кухне. Только в этот раз на его кухне. — Как ты себя чувствуешь? — парень заканчивает с туркой и выключает плиту. — Выглядишь, — он криво усмехается, — лучше, чем ожидалось. Зараза. Не дав Шоте огрызнуться, Шинсо тянется к шкафчику с посудой, скрываясь за дверцей — похоже, и правда успел осмотреться тут с утра. Ну да, вот же на столе рядом с Шотиным локтем его недопитый кофе и телефон с горящим дисплеем, потому что смс-ки приходят одна за другой. Аизава отодвигает кружку и телефон на середину стола к Пратчетту и пачке листов с контрольными. Там же почему-то обнаруживается и его банковская карточка, лежащая под банкой с растворимым кофе — сам вчера туда положил или Оборо отдал её Шинсо? Грязные кружки и мусор со стола исчезли, видимо, парень подразгрёб, чтобы разместиться с комфортом. — Как человек, который отпраздновал своё сорокалетие, — хмуро отвечает Шота, подбирая окончательно замёрзшие ноги под себя. — Надеюсь, это немного тебе поможет, — перед ним опускается чёрная кружка с дымящимся ароматным кофе. Шинсо широко скалится и сгребает со стола свою. — У меня нет похмелья, если ты об этом. Но благодарю, — он обнимает горячую кружку ладонями и подтягивает её к себе. — Отлично, а то ты был в таком отрубе к концу вечера, что я думал, снова будут проблемы с восстановлением событий прошлой ночи, — парень довольно хмыкает, устраиваясь на узком подоконнике, так что его ноги оказываются совсем рядом с плечом Шоты, и сразу в голову почему-то лезет мысль о гладкой плотной ткани и округлой коленке, которая вот совсем рядом, руку только протяни... Аизава откашливается и решает, что не мешает лишний раз осмотреть обложку книги, потому что пялить на чужие колени — уже как-то перебор. На красном фоне всё тот же самый красно-чёрный дракон, и ничем этот дракон ему не помогает. Только скалится воинственно. — Ты же… помнишь, что было вчера, не так ли? — в голосе Хитоши слышится что-то странное. То ли робкая надежда, то ли сомнение… Нет… скорее...некое... ожидание? Аизава поднимает голову. Свет из окна бросает тень на лицо парня, делая покрытые щетиной щёки ещё более тёмными. А ему неожиданно идёт эта небритость. Он кажется более… уютным что ли. Такой Шинсо как-то даже не представляется в деловом костюме за столом переговоров, и нет этой ауры человека из другого мира. Однако выжидательный взгляд ярких аконитовых глаз отчего-то смущает. Вопросительно приподнятые брови и застывшая у самых губ кружка наводят на нехорошие мысли. У Шоты появляется чёткое чувство, что он упускает нечто важное. Будто Шинсо сейчас чего-то ждёт от него. Какой-то реакции, какого-то действия. Словно бы вчера что-то произошло между ними. Что-то, что должно было продолжиться сегодня. Он его о чём-то попросил?.. Что-то сделал?.. — По большей части, — признаётся Шота, укладывая волосы на одну сторону, чтобы меньше лезли в лицо. Кажется, он видел в ванной у зеркала шпильку, надо было хоть ей воспользоваться, да что уж теперь. Хитоши молчит, опуская взгляд в кружку. Что же Шота такое забыл? Он осторожно интересуется. — А что, было что-то из ряда вон?.. — М… да нет, — парень делает короткий глоток. — Just… — его голос становится насмешливым. — You were quite eventful, that’s it. — Eventful? — Шота хмурится, осторожно пробуя свой напиток. Нет, всё же кофе в турке — это совершенно отдельная степень магии. Мягкая горечь с лёгкой кислинкой в послевкусии, насыщенный аромат. Тепло разливается по телу, смывая сонную одурь окончательно, и затмевая собой остальные мысли. — Oh shit, — выдыхает он, часто моргая, внезапно забыв все эпитеты, которыми принято расхваливать кофе. — Потрясающий кофе. О-ху-ен-но. — Зёрна не самые лучше, откровенно говоря, могло получиться гораздо вкуснее, — словно бы извиняясь, объясняет парень, потирая ладонью шею. — У тебя и специй-то нет, так что… Но лучше, чем твои растворимые помои. Он коротко кивает на полупустую стеклянную банку «Нескафе». Аизава только пожимает плечами. Для него и это напоминает амброзию. Хотя, кажется, раньше от кофе Шинсо по плечам бежали крупные мурашки и лезла улыбка на лицо. Или он уже мешает воспоминания с фантазией?.. — С похмелья работает что угодно, — говорит он то ли в защиту амброзии то ли Нескафе. Хитоши снова выжидательно смотрит на него. Он чувствует, как этот взгляд скользит по скуле на шею и открытую ключицу. Яд аконита распускается цветком в его крови, будто капля чернил в прозрачной воде. В животе что-то ухает взволнованно. Будто маленькая бабочка расправляет свои крылышки, готовясь пуститься в полёт. Но чтобы она взлетела, нужно какое-то магическое слово. Ответ на незаданный вопрос. Чего же Шинсо от него ждёт?.. Внезапно Шота осознаёт, как по-идиотски, должно быть, выглядит. Мало того, что в застиранной домашней юкате, пояс от которой проёбан, на голове страшное паучье гнездо, а не аккуратная причёска, над которой он вчера трудился бесконечность, так еще и стрёмные серые круги под глазами. Он невольно поджимает губы, стараясь побороть желание откланяться в ванную, чтобы привести себя в порядок, и тянется покрутить индастриал в незакрытом волосами ухе. Хитошины круги, к слову, выглядят куда бледнее, чем он помнит. Похоже, сон на диване пошел ему на пользу. — Ты сам-то как? — интересуется Шота, пытаясь отбросить дурацкие мысли о побеге. Смотреть на Шинсо снизу вверх довольно странно. Хочется схватить его за кофту и дёрнуть вниз. Чтобы… Чтобы что? Шота опускает глаза в кружку, выцепляя там своё искривленное отражение. Должно быть, он ещё пьян. Или это такой новый вид похмелья? Внешних признаков нет, но творить хочется непонятную херню? — Never better, — усмехается парень, подтверждая его догадку. — Ты знаешь, я всегда отлично сплю на твоём диване. Только курить хочется пиздец. — В чём проблема? Балкон же открыт, — недоумевает Шота. — Мои сигареты мы вчера ещё в баре прикончили, — он разводит руками. Шота хочет спросить, что остановило его от поиска заначки по шкафам, но осекается. Последний раз Шинсо беззастенчиво рылся в его вещах восемь лет назад. Тогда он практически жил у него, так что мог себе это позволить — тем более что, нет-нет, да в шкафах оказывались и его собственные вещи (забытые или оставленные, потому что какой смысл вечно таскать с собой одно и тоже?). Кажется, именно так в его ванне тогда появилась вторая зубная щётка, а одна из полочек шкафа разгреблась под чужие вещи. Пиздец. Они. Жили. Вместе. Он столько раз повторял это про себя в шутку, и только сейчас, снова поймав это тонкое настроение уютного утра, проведённого за вкусным кофе и шутливыми покусываниями по поводу прошедшей ночи, наконец в полной мере осознал. Они жили вместе. Он ждал эти утра, когда не надо спешить на работу, когда сигарета не пробуждающая, а расслабляющая, когда впереди домашняя суета и маячащая перед глазами фиолетовая макушка. В горле внезапно пересыхает, а сердце ухает куда-то в пол. Сейчас, с Хитоши беззастенчиво хозяйничающим на его кухне, он осознаёт... Как же. Сука. Ему этого не хватало. Задумавшись, он не замечает, как начал жевать пирсинг на губе, и спохватывается только когда на плечо опускается чужая ладонь, чтобы привлечь внимание. — Ты чего? — голос Шинсо ловит его за тонкую ниточку, связывающую с реальностью, и вытягивает, не позволяя погрузиться в глубокое охуевание от внезапно накрывшего осознания. — М, пытаюсь вспомнить, где может быть кисет с табаком, — врёт Шота, поглаживая подбородок. — Кажется, я не брал его вчера с собой. — Нет, у тебя был портсигар. Пустой к тому моменту, когда я пришёл, — рука Хитоши исчезает, оставляя фантомное тепло на плече, проникающее даже сквозь ткань. — Все вечно хотят стрельнуть самокрутку, но никто не хочет крутить себе сам, — горько усмехается он своим невесёлым мыслям, никак не связанным со словами. — Думаю, в спальне должен быть какой-то табак. Он встаёт, отставляя кружку подальше от края стола. — Ты можешь подождать на балконе. Шинсо с готовностью спрыгивает с подоконника и подается вперёд, чтобы поставить кружку на стол. На мгновение они оказываются очень близко друг к другу, практически нос к носу. Их взгляды встречаются. Глаза Хитоши больше не кажутся тёмными: светлый лавандовый ободок у самого зрачка словно бы стал больше, поглотив часть опасного ядовитого аконита. Или это сам зрачок… Такой идеально круглый, большой и притягательный. Распахнутая дверь в чужой космос. Шота делает короткий вдох, улавливая тонкий аромат парфюма с кофты парня. Приходится сжать пальцы в кулаки, чтобы не податься вперёд и не ткнуться носом в его шею. Сердце болезненно отстукивает барабанную дробь у самого горла, гул крови, подавшейся в голову, заглушает все звуки. — Идём? — кажется, Хитоши говорит это одними губами — по крайней мере, Шота видит как одни двигаются, но не слышит голоса. Сам же Шинсо, не замечающий его замешательства, ставит кружку на стол и отстраняется, кивая к выходу. Шота коротко облизывает пересохшие губы и торопится вперёд. Бардак в зале с появлением в нём Шинсо кажется куда колоссальнее, чем когда в нём был только Аизава. Он бы и рад сказать, что так бывает не всегда, но откровенно говоря, он потому и не водит к себе никого. Зачем особо стараться, если самому тебе уютно вокруг пустых бутылок, грязных масляных тряпок и разводных ключей? — У тебя тут… миленько, — замечает Шинсо, вежливо игнорируя срач. Шота окидывает взглядом апокалипсис из вещей на столе и диване, книжный шкаф с пыльным содержимым у стены, Рика, чей хэллоуинский костюм он всё ленится снять, и башню из неразобранных коробок рядом с выключателем. А больше в зале кроме бутылок и бумаг толком ничего и нет. Пара плакатов разве что да колонки в углу. «Миленько»? В сравнении с пустой гостиной огромного поднебесного замка разве что. — Ну, когда живёшь в одном месте достаточно долго, рано или поздно понемногу начинаешь обрастать разным барахлом, — он разводит руками, всё ещё слегка пришибленный собственной реакцией на чужую близость, но тут же опускает их, вспомнив, что юкату не держит ничего. Однако от него не укрывается тяжёлый взгляд, направленный на оголившуюся на мгновение грудь. Что он там всё высматривает? Голого мужского торса никогда не видел? Хитоши прочищает горло и кивает на балкон. — Я это... пойду… — бросает он, зарываясь рукой в волосы. Шота идет в спальню, закрывает дверь и прижимается к ней спиной в лучших традициях голливудских мелодрам. Твою мать. Он делает глубокий вдох. Мысли отчаянно путаются между собой, затягиваясь в тугие узлы. Он ничего не понимает. Ни что происходит, ни почему. Почему Шинсо здесь? Чего он ждёт от него? И почему Шоту куда больше беспокоит состояние собственных волос, чем… чем всё остальное. Он подходит к зеркалу. На что там Хитоши всё смотрел? Грудь как грудь: распахнутая пасть азиатского дракона с длинными клыками и тёмно-красным языком, в середине которого темнеет сосок с серебристыми бусинами пирсинга. Пирсинг… на второй стороне его видно куда отчетливей. На это он смотрел?.. Пялился, точнее. Очень… Очень недвусмысленно… Блять, воображение прекрати. Очевидно, он просто не ожидал, что Шота проколет себе соски, вот и удивился. Шота и сам поначалу на них вечно пялился. Так странно, что что-то блестит там, где ничего блестеть не должно. Так, ну ладно, вообще-то он шёл сюда за табаком. Окинув в зеркале рассеянным взглядом весь образ целиком, который, на удивление, смотрится даже органично со всеми петухами на голове, Аизава криво усмехается. «Выглядишь лучше, чем ожидалось». Если это в представлении Шинсо не совсем плохо, то каким он ожидал увидеть его? Впрочем, сам Шота видел его в куда худших кондициях, да и сам бывал. Отчего же сейчас это так его напрягает? Может, потому что сам Шинсо, хоть и спал на неудобном диване, выглядит так невозможно притягательно? Как яркая лампочка для глупого мотылька. Или потому что сам Шота хочет выглядеть лучше, чем есть?.. Аизава мотает головой, выкидывая последнюю мысль, и принимается за поиски курева. Кисет обнаруживается в рюкзаке, пояс от юкаты, почему-то, в тумбочке между какими-то бумагами — о, это же те контрольные, которые он думал, что потерял. Да здравствует организованный хаос! Наскоро подвязав юкату так, чтобы при ходьбе полы не расходились, и каким-то чудом вспомнив про носки, он возвращается в зал и выходит на балкон. Ноябрьское солнце пусть и не греет особо, зато светит от души, так что Хитоши просто стоит, облокотившись локтями на перила, и довольно жмурится, вдыхая запахи улицы. Он похож на кота, выбравшегося понежиться на солнышке. Не мурчит разве что. Этот балкон, в отличие от того, что был в Накано, не соединяет две комнаты. Он маленький, и едва хватает места для них двоих и раскладного столика с пепельницей и пустой кружкой, чёрт знает сколько тут живущей уже. Так что Шота пристраивается рядом, прижимаясь локтём к чужому и принимается возиться с кисетом. Шинсо молча наблюдает за ним — он чувствует этот ленивый изучающий взгляд: не пронзительный, но внимательный. Словно бы он, как на плёнку, фиксирует каждое движение. Вот пальцы перехватывают бумагу с фильтром, вот насыпают в неё табак, скручивают и выравнивают, вот язык проходится по кромке, чтобы намочить. — Почему ты вообще решил перейти на табак? — спрашивает Хитоши, принимая одну из самокруток. — В плане, как ты к этому пришёл? Аизава мычит, задумавшись. Вопрос не ради поддержания беседы — они умеют наслаждаться молчанием друг друга — умели, по крайней мере. Хитоши щурит один глаз, смотря на него, и это так мило, что Шота едва сдерживается, чтобы не протянуть руку и не потрепать его по волосам. Как раньше. Если бы не был занят поиском зажигалки, наверное, поддался бы искушению. Интересно, ему бы отхватили полруки или только пальцы? Вряд ли этот представитель кошачьих позволит так нагло к себе лезть. — Друг угостил, мне зашло, — пожимает он плечами, не зная, что ещё сказать. Потому что правда звучит довольно глупо, а выдумывать что-то сейчас не хочется. — Бля, огня нет. Шинсо усмехается и вытаскивает из джинсов зажигалку. Его Зиппо. — Ты мне её тоже на сохранение отдал вчера в баре, — парень открывает крышку и щёлкает колесиком, выбивая пламя. Тоже? А было что-то ещё?.. Прикурив сам, он вытягивает руку, предлагая подкурить хозяину зажигалки. Шота наклоняется. Чтобы прикурить на таком крохотном балкончике, приходится практически навалиться Шинсо на плечо. Крепкое и упругое. Знакомо удобное. Задумавшись, он делает мощный тяг — и тут же давится, едва не выкашливая лёгкие. — You’re okay? — заботливая рука опускается на спину. Вместо ожидаемого резкого хлопка — плавное поглаживание, которое кашель, конечно, не успокаивает, только мурашки по позвоночнику пускает. Смаргивая выступившие слёзы, Аизава кивает. Чужая рука скатывается к поясу, оглаживает кромку, словно бы прикидывая: спускаться ли ниже — и исчезает, оставляя после себя только угасающее тепло, которое тут же сдувается ветром. Со второй затяжкой Шота ловит себя на мысли, что был бы совсем не против, если бы эта ладонь осталась на спине. Они курят молча. Шинсо — прикрыв глаза, Аизава — рассматривая Шинсо. Ветер играется с его чёлкой, солнце обеляет щёки, делая светлую щетину практически чёрной. Кадык дёргается при затяжках. Он изучает его довольно нагло, разве что дым в лицо не пускает, но как-то вдруг плевать. Хитоши же не обламывался нагло пялиться на его грудь... Интересно, почему он ничего не сказал? Никак не прокомментировал пирсинги? Где эти дурацкие шутки вроде «на спор по пьяни проколол?» или «захотелось новых ощущений?». Кажется, ему было даже неловко немного. Неловко? С чего бы… Разве этого наглого тигра вообще можно поставить в неловкое положение?.. Чем больше он обдумывает эту удивительную идею, тем больше вспоминает из прошлого вечера. Полсигареты спустя, паззл практически полностью собирается в голове. Несколько кусочков всё равно отсутствуют, но зато он вспоминает. Вспоминает, как беззастенчиво вис на Хитоши полночи, как вытягивал его сигареты из пачки, спрятанной в заднем кармане джинсов, как Хитоши кутал его в свою куртку раз за разом, напоминая ту дурацкую июньскую простуду миллион лет назад, как Твайс всё похлопывал парня по спине, что-то радостно затирая, и как скромно гудел над ухом Ямада, словно стараясь увести его подальше от Шинсо. Но Шота не мог. Он просто не мог уйти от него, оставить его — как можно? Такой охуенный и тёплый, такой крепкий и мягкий, что на нём вполне можно было и уснуть. Как если обнять гигантского плюшевого мишку. Кажется, он в итоге на нём-таки и заснул в машине. Ну хоть не творил чего-то, за что могло быть стыдно — и на том спасибо. И… Хитоши же не был против. Он не отталкивал и не вырывался. Раньше он старался избегать прикосновений Аизавы, огрызаясь, как типичный подросток, считающий ерошенье волос посягательством на его неоспоримую взрослость (отчего приставать к нему было безумно забавно!), а сейчас ничего забавного не было. Было хорошо. — Слушай, — они заговаривают одновременно, Шинсо поворачивается к нему, а Шота, сбитый с толку таким синхронизмом, даже забывает, что хотел сказать. — М? — он затягивается, позволяя Хитоши задать вопрос. Внезапный порыв ветра бросает в лицо Аизавы пыль и какой-то мусор, заставляя закрыть глаза. Он промаргивается и поправляет прическу, убирая пряди с лица. — Ты… — начинает было Хитоши, но сбивается, заметив что-то и весело фыркает. — Смотрю, твой внутренний Оберон пробивается наружу. — Что? — Аизава хмурится. Что-то неприятно колется на щеке, но это не настолько важно, как дурацкий подкол, которого он не понимает. Почему Оберон? С чего бы ему вообще пробиваться?.. — Оберон — король эльфов, — продолжает улыбаться Шинсо протягивая руку к его лицу. — Lemme... Его прикосновение почти невесомое. Пальцы осторожно оглаживают волосы у самой скулы, что-то в них подцепляя, и так же осторожно выпутывая. На прощание, подушечки слегка задевают щёку, и Шота ловит болезненные мурашки в груди. Что-то такое уже было. Но где? Во сне? Наяву? — Эльфы — волшебные создания природы, — смеётся он, показывая Шоте сухой жёлтый листик, застрявший в волосах. — Прекрасные и таинственные. Прекрасные, значит... Ну-ну, пошути еще, господин вице-президент. Внезапно улыбка исчезает с его лица, он пускает листок в свободное падение с балкона, и добавляет: — Their king must be the most alluring of them all, right? — и снова эта тяжёлая аура охотника, напавшего на след своей добычи. Шота закусывает губу и тянется к своему индастриалу. Металл под подушечками пальцев немного успокаивает. Почему он чувствует угрозу, исходящую от Шинсо? Хищную, привлекательную угрозу. — Ничего получше не смог придумать? — фыркает Шота недовольно. Дурацкая шутка про эльфов при его внешнем виде — это как пинать лежачего. В школе Шинсо никогда не стеснялся лишний раз его подъебнуть (за что и огребал порой), только вот сейчас почему-то в голосе его не слышится издёвки, и оттого Шота чувствует себя странно, потому что ничего толком не понимает. — I’m being serious, — продолжает издеваться Шинсо, затягиваясь напоследок остатками своей самокрутки. Шота протягивает ему пепельницу, бросая предупреждающий взгляд исподлобья. Если и это его не угомонит, то... — С днём рождения, сэнсэй, — внезапно говорит парень, вдавливая окурок в металлическое блюдечко. В глазах — всё та же распахнутая дверь в чужой космос и ни намёка на шутку. Оу. Шота застывает с пепельницей в одной руке, недокуренной сигаретой в другой и полным непониманием происходящего. Что ему на это сказать? Он это серьёзно? То есть… да, день рождения у него сегодня, но они же всё отпраздновали вчера... Он затягивается. — Эм… Thank you, I guess? ⁹ — собственный голос слегка надламывается, и Шота тут же прячет это в покашливании. Значит, так начинается его путь в новый десяток? С пиздецом на голове, выслушивая подколы от человека, который, между прочим, ему нравится? Могло быть и хуже. Он криво усмехается собственным мыслям. — Бля, Шота, если бы я знал, подарил бы тебе пепельницу! — Хитоши презрительно кивает на старое металлическое блюдечко, выполняющее её роль. — Что это за издевательство? — Эльфы в пепельницах не нуждаются, — передразнивает его Аизава, машинально вдавливая свой окурок туда. Надо бы выкинуть скорее, пока всё это не разнеслось по соседям. — Ага, и в еде тоже, судя по состоянию твоего холодильника, — Хитоши растягивает губы в ехидной улыбке. А что не так с его холодильником? — Не у всех, знаешь ли, есть специальные люди, отвечающие за закупку продуктов, — оправдывается Шота. — Но какая-то еда там, кажется, была, — он накрывает пепельницу какой-то крышкой, которая тут же на столике, и скрещивает руки на груди. — Что такое, ваше величество, опечалены невозможностью опробовать пожароустойчивость моей новой кухни? Ехидство исчезает с лица парня. — Это было один чёртов раз… — обиженно бурчит он, — но от завтрака я б не отказался, в конце концов, виски с орешками — не самый сытный ужин. Аизава кивает. При мысли о еде живот предательски начинает сводить. Завтрак? А действительно, дома вообще есть что-нибудь съедобное? — Кажется, в холодильнике были яйца, — задумчиво тянет он. — И соевый соус. Может, получится сообразить тамагояки. В благодарность за кофе. — Боюсь спросить, как долго они там есть? И много ли их там. Вот это, конечно, хороший вопрос. Они там вообще есть, собственно говоря? Или Шота просто, как обычно, забыл выкинуть пустую упаковку? — Не хочешь заказать чего-нибудь? — предлагает парень, склоняя голову на бок и одаривая Аизаву тем особым лукавым взглядом кота, навострившего уши и поднявшего хвост. Кота, приглашающего поиграть. Вот-вот заискивающе протянет лапку и царапнет коготками. Он действительно выжидательно постукивает ногтями по периле. — Уж в свой-то день рождения можно побаловать себя чем-то кроме жареных яиц? Честно говоря... Наверное, Шинсо прав. Не каждый день тебе исполняется сорок. Можно и побаловать. Вот только вряд ли на карте вообще осталось хоть что-нибудь — вчера вечером он был достаточно щедрым. Если что и можно заказать ближайшие несколько недель до зарплаты, так это лапшу из соседнего магазина. И самому за ней же и сходить. Но не позволять же Его Высочеству махать перед ним своими деньгами. Достаточно уже того, что он и подарок подарил, и до дома отвёз, и носится тут с ним в свой последний выходной... — Тут недалеко есть неплохая раменная. Они быстро привозят, — кивает Шота, добавляя про себя «и не дорого берут». — Sounds good, — Шинсо улыбается. — If you don't feel like kicking me out yet. Аизава хмыкает. С чего бы? I do feel like keeping you here, though. — I’d say a good meal requires good company Если бы ещё его собственный вид соответствовал торжественному случаю... Хитоши скалится. — Am I considered a good company? — и всё-таки царапает коготком, зараза. Действительно, ничего хорошего в его компании нет. Но Шота любит челленджи. — Рику ты, конечно, не чета, но тоже ничего, если прекратишь свои издевательские подколы по поводу моего внешнего вида. Хитоши недоуменно хмурится, всё ещё делая вид, что не понимает о чём ему говорят, но тут же скалится самодовольно. — I mean, you had better looks but… Шота закатывает глаза и беззлобно рычит, прогоняя парня с балкона. Рик радостно покачивает листьями, приветствуя нырнувший вслед за Шотой ветер. — Как называется твоя раменная? У них есть сайт? — Хитоши останавливается на середине комнаты и выуживает телефон из кармана джинсов. — Да… — Шота не успевает договорить. Чужой телефон разражается звонком. — Странно, — Шинсо хмурится, вглядываясь в экран. — Зачем бы... Слушаю? Он не делает попытки отойти куда-то, чтобы не обременять Шоту своим диалогом, а потому хозяину квартиры остается только молча ждать, скрестив руки на груди и покачиваясь на пятках. — Нет, но у есть меня планы… Пока Хитоши вяло пытается отмазаться от кого-то, Шота прикидывает, что, наверное, нужно бы разгрести этот срач на диване и столе. Глупо иметь всего один стул на кухне, купить что ли второй — Даби тоже иногда заглядывает всё-таки. И, наверное, стоит попробовать тот фильм, что советовал Твайс… Шинсо разочарованно цыкает. — Я понял тебя, Деку, не кипишуй. Мне к тебе приехать или?.. — он поджимает губы. — О, так ты недалеко. Сейчас скину геометку. — So much for a good meal, — усмехается Аизава, когда парень заканчивает звонок и начинает печатать сообщение неведомому Деку. «So much for a good time», — вздыхает он про себя. — И часто у тебя так проходят выходные? — Если бы, — издает полусмешок-полувздох Хитоши, бросая на Шоту короткий безнадёжный взгляд. — На самом деле... в кои-то веки удалось выспаться и выпить кофе в приятной компании утром... — он убирает телефон в задний карман джинсов. Шота хмыкает солидарно. Приятная компания — это он в точку. Давненько у него не было утра, когда никуда не надо, никто не выгоняет и ничье лицо не бесит. Чёрт, да он, наверное, даже не вспомнит, когда такое было, не считая пробуждений у Даби. То есть, one night stand на то и night: красивый и загадочный, желанный, потому что здесь и сейчас отвечает твоим потребностям. А потом как в сказке про Золушку. Часы пробили полночь — и принц нахуй забыл лицо своей возлюбленной. Да и хмурая рожа Даби, каким бы другом он ни был — не самый притягивающий взгляды вид с утра. — Хоть день рождения сегодня у тебя, подарков и мне перепало, похоже. — Хитоши подходит к нему ближе и мягко улыбается. — Я рад, что мне всё же удалось провести с тобой немного времени. Сердце Шоты ухает о рёбра. По щеке пробегает холодок, похожий на фантомное прикосновение костяшками пальцев. Воспоминание о прикосновении?.. Внимательный взгляд Шинсо, несомненно, ловит его замешательство. — Да… кхм, — Шота прочищает горло и заправляет прядь за ухо, силясь найти подходящий ответ. — Я… — Хитоши зарывается ладонью в волосы, — пойду, пожалуй, Деку терпеть не может ждать. Он разворачивается и направляется в коридор. Уходит. Шота ловит эту мысль уже в коридоре, наблюдая, как парень завязывает кроссовки, присев на одно колено. Снова просто уходит. Прямо перед его носом. Аизава опускает взгляд на пол, в надежде, что найдет там хоть какое-то руководство к действию. Нужно что-то сказать. Что-то сделать, чтобы он не исчез навсегда. Чтобы был повод встретиться ещё. Есть ли в баре какие-то тематические мероприятия в ближайший месяц? Захочет ли Шинсо снова прийти в Седьмое Небо? А если не в Небе, то где им встретиться?.. «Если тебе так приглянулся мой диван, он всегда в твоём распоряжении»? Блять, но не звать же его сюда, в самом деле. Неужели человек его статуса не найдет ничего лучше для отдыха в выходные, чем зависание в неприбранной тесной квартирке?.. «Когда выпадет выходной, я могу составить тебе компанию»? — почему так сложно подобрать нужную фразу, когда это по-настоящему нужно?! Шинсо между тем справляется с шнурками и выпрямляется. Шота рассматривает его, в какой-то отчаянной попытке запомнить. Остановить время, чтобы в его памяти Хитоши остался таким: растрёпанным и улыбающимся, в обычных джинсах и кофте, с непривычной, но такой уместной щетиной. Уютным, знакомым и каким-то… притихшим. Словно бы он снова где-то накосячил и пытается тихонько уйти, чтобы Шота не заметил и не дал втык. Вот только… что он сделал? Или что он такого сказал?.. Или, раз уж на то пошло, что он пытается сказать? Он ведь потому и не уходит, замерев с рукой на ручке двери, что хочет что-то сказать?.. А что если… Если не пустить его? Он точно знает, что в школе достаточно было бросить что-то в духе «да хер с ним, утром поедем вместе», и Шинсо мог бы остаться в будний день, и пойти от него в школу. Предложи Шота что-то в этом же духе сейчас… Хитоши бы остался? «Fuck your Deku, lets Netflix and chill, I’ll curl around you and take a short nap». Наверное, Хитоши даже не смотрит Нетфликс. Когда ему?.. Аизава судорожно озирается. Он ничего не забыл? Может, нужно что-то поискать? Куртку? Кажется, вчера он был в куртке.... — Ты… — он понятия не имеет, что собирается сказать, только то, что сказать хоть что-нибудь невероятно важно. У них больше нет поводов видеться. Если Шинсо сейчас уйдёт, до следующей встречи могут пройти недели. Или месяцы. Или вечность. — Listen, — перебивает его Хитоши, коротко облизывая губы. — Do you wanna… Он смотрит на него как-то безнадёжно, словно бы заранее знает ответ на ещё не высказанный вопрос, но всё равно рискует его задать. Руки парня прячутся в передние карманы, так что только большие пальцы торчат. — Go out with me… sometime? — выдыхает он так быстро, словно бы боится передумать на полпути, и нервно облизывает губы. Go out? Что-то ломается внутри. Какие-то шестерёнки застревают. Внезапно английский оказывается слишком сложным, чтобы подобрать правильный эквивалент в сознании и понять суть фразы. Go out. Go out with Shinsou. Go out in public. Go out like… like what? Шота чувствует, как всё его естество замирает. Глаза концентрируются на одной точке, лёгкие расширяются для вдоха, но воздуха не поступает, потому что губы плотно сжаты. Мысли сбиваются в огромный ком и нависают над склоном, готовые покатиться в топку бессознательного в любой момент. Поэтому он только по-идиотски моргает, мычит и наматывает прядь волос на палец. Потрясающий ответ, нахуй. Заметив его замешательство, Шинсо уточняет. — Like grab dinner somewhere but not mcdonalds, you know? Нет, он не знает. Он вообще ничего не понимает сейчас. Голову неприятно стягивают косички, мешая думать, мерзкая сигаретная вонь от волос лезет в нос, сбивая обоняние и дезориентируя. — Надо… — автопилот включается на каких-то аварийных источниках энергии и перенимает контроль, — проверить расписание и… — Да-да, конечно, — поспешно кивает парень, когда телефон в его кармане снова мерзко звонит. Он отвлекается, чтобы сбросить вызов. — Эм, мой номер есть в тех имейлах, так что, напиши мне или позвони, как решишь. Он открывает дверь и бросает прощальное: «Хорошего дня, Шота». Автопилот заставляет Аизаву кивнуть и тоже как-то попрощаться. Собственных слов он уже не слышит, как и звука закрываемой двери, как и собственного дыхания, пока он, не моргая, пялится в ту же точку, где только что была грудь Шинсо с плавными линиями ключиц, а теперь только пожелтевшая от времени дверь. Тяжёлые спутанные косички давят на голову, пуская разряды тонкой противной боли, запах сигарет щекочет ноздри, гул крови в ушах и тяжёлые удары сердца о рёбра заглушают всё вокруг. Тум. Тум. Автопилот заботливо ведёт его в ванную, включает свет, достаёт из шкафчика за зеркалом гребень и начинает распутывать паучье гнездо на его голове: ловкие пальцы подцепляют крохотные косички, расплетая их, вытягивают из волос ленточки, распутывают узелки и расчёсывают петухи. Это немного успокаивает, и позволяя себе расслабиться за привычными действиями, Шота бездумно сканирует зеркальную полочку с украшениями и забытым здесь ещё неделю назад стаканом для виски. На дне стакана что-то поблёскивает. Кажется, он ничего туда не клал… Заинтригованный, он выключает автопилот, снова возвращаясь в реальность, бросает гребень и выуживает блестяшку из стакана. Это же… его серебряное кольцо с черепом. Разве он с пьяну вчера бросил его сюда? Разве он вообще заходил в ванную по возвращении?.. Аизава принимается задумчиво играться с пирсингом в языке. Что он делал, когда пришёл домой? Когда его привели домой. Память тут как тут. Услужливо достаёт из шкафчика нужное воспоминание. Неуклюжие пьяные пальцы сдирают кольцо с фаланги и протягивают… протягивают Шинсо. «Не проеби!» Это он его сюда положил?.. Шота бездумно крутит кольцо, рассматривая оскалившийся череп и чёрные стекляшки глаз. Подарок Даби на его прошлый день рождения. Напоминание о кратковременности их пребывания на этой земле. У него кольцо, а самого Даби кулон, у Токоями серьга, а у Твайса — браслет. Все с черноглазыми черепами. «Клуб смертников» — так про них шутит Ястреб, которому черепа не перепало, ибо в глазах Даби он бессмертен. Хорошо, что он доверил его Шинсо. Мог же и засунуть куда-то по пьяни и никогда больше не найти. Он кладёт украшение обратно в стакан и переводит взгляд на собственное отражение. Расчёсанный, его зазеркальный двойник выглядит более жизнеутверждающим. Воодушевившись, Шота развязывает пояс и снимает юкату. Нужно залезть в душ, избавиться от этого мерзкого запаха сигарет и спокойно обдумать всё произошедшее. Он предложил Хитоши переночевать на диване. Было ли это подсознательное желание проснуться вместе с ним? Или пьяный мозг бросил фразу по привычке? Подозрительно быстро старые, тщательно запертые под замком в самых тёмных углах сознания, привычки получают амнистию рядом с Шинсо. Того и глядишь, скоро Шота начнёт отменять ежевыходные походы в бар, потому что развалится на диване с бонгом, Шинсо и кино. То есть… нет, конечно. Шинсо теперь слишком занят для этого. Всё, что они могут себе позволить — редкий утренний кофе и короткие разговоры на высокосветских мероприятиях. Надо ли оно такое вообще?.. Двойник в отражении становится понурым, и Аизава заставляет себя перестать думать и начать действовать. Он открывает зеркальный шкафчик, чтобы убрать все ненужные тюбики с раковины. Какой дурак вообще держит смазку на полочке за зеркалом? Надо бы выделить ей место на ванне что ли… Чтобы путать со всеми остальными тюбиками куда чаще, ага. Нет, здесь ей самое место. Он ставит её на полку рядом с пеной для бритья, закрывает шкафчик, и встречается с расширенным в ахуе взглядом своего зазеркального двойника. До него самого осознание доходит не сразу. Шинсо. Положил кольцо в стакан. Значит. Он видел. Смазку. На раковине. Смазку, стоящую так, словно бы Шота ходит подрочить, пока чистит зубы. Он отводит глаза, чтобы не смотреть на офигевшего двойника. Вздыхает. Включает воду в ванной. Ну да, смазка, подумаешь — убеждает он себя, когда ступни касаются холодной поверхности ванной. Точнее… Ничего в этом такого не было бы, будь это Твайс или Токоями. Они бы просто проигнорировали это. Будь это Даби, он мог бы пустится в философское рассуждение о том, что смазка на силиконе намного лучше смазки на водной основе для игр в ванной, но силиконовые игрушки никак с силиконовой смазкой не сочетаются... Будь это даже Полночь, ничего в этом такого не было бы. Все дрочат — и что с того? Но это не была Полночь. Или Даби. Или даже Хизаши. Это был Шинсо. Горячая вода обжигает плечи, и Шота поспешно регулирует температуру. Шинсо… Аизава закрывает глаза и поливает голову из душа. Волосы моментально тяжелеют, а запах дыма притупляется. Ничего не сказал. Ни пошутил, ни подколол, ни намекнул даже. И позвал на свидание. Холодный шампунь льётся на руку, распространяя приятный свежий аромат. Свидание?.. Go out. That's what he ment, right? Пальцы втирают шампунь в корни волос, массируя кожу головы. Go out for dinner. He asked him out. Right? Новая порция шампуня уходит на всю длину. Он неторопливо проводит по прядям руками, оставляя на них пену. Мысли про свидание отказываются укладываться в голове. Свидание. После того, как он тащил пьяную Шотину задницу домой, возился с ним, раздевая и укладывая спать… После того, как провёл ночь в его срачельнике, видел смазку на его раковине, подумал… чёрт знает что… Просто взял и приготовил ему кофе на утро. И после этого всего решил, что свидание с Шотой — это хорошая идея? Словно бы его ничего не смутило. С другой стороны… а почему его должно было что-то смутить? Аизава шипит, когда мыльная вода попадает в глаз, и сосредотачивается на смывании шампуня. В школе Хитоши ничуть не смущался жить у Шоты, а кондиция жилья почти не изменилась. Разве что теперь срач растягивается на две комнаты и кухню. Так… Свидание? Голова начинает нехорошо гудеть. Аизава прикрывает глаза, загоняя эту мысль подальше, и возвращается к водным процедурам. Впереди ещё кондиционер для волос и тщательное мытьё всех остальных частей тела. В идеале бы ещё прибраться после душа. Сделать что-то с кучей грязных вещей и посуды, да и телефон стоит проверить. Наверняка, опять сел, а потому никаких назойливых сообщений пока не приходило… Мысли о Хитоши придётся отложить до лучших времён. Покончив с мытьём, Шота вновь влазит в юкату и укладывает полотенце на плечах так, чтобы вода с сохнущих волос не сбегала за шиворот — на улице всё-таки уже не лето — и идёт в спальню за телефоном. Телефон обнаруживается в целости и сохранности на прикроватной тумбочке, и даже ещё живой. Экран медленно моргает крошечным зелёным светодиодом. Так значит, ему всё же что-то писали, а он не слышал?.. Он удобно устраивается на кровати, залезая на неё вместе с ногами, и открывает сообщения. Не считая рядового флуда в конфе, в диалогах висит всего одно непрочитанное — от Твайса. 08:21 <Twice>: Ты в порядке? Шота хмурится. Почему собственно он должен быть не в порядке?.. Это он про количество выпитого? Алкоголя вчера действительно было предостаточно, а ещё он без зазрения совести мешал пиво с текилой и шотами, но тем не менее — по какому-то чудесному стечению обстоятельств — да, он в порядке. По крайней мере, физически. 13:40 <Shouta>: Ну да, а что, есть сомнения? Твайс сейчас должно быть занят — в последнее время он не вылезает с работы даже по выходным — а потому сообщение так и остаётся висеть непрочитанным. В их конфе Spirit-fueled hotheads со вчера прилично набежало сообщений, Шота открывает беседу и рассеянно листает ленту в попытке уцепиться взглядом за что-нибудь интересное. Мемы, болтовня — нет, вроде ничего такого. Он пролистывает конфу до последних сообщений. 09:11 <Twice>: Никто не видел мой портсигар? 10:30 <Dark Shadow>: Чувак, ну ты даёшь, он же у Ястреба 10:35 <Hawks>: Да? Бля, надо поискать 13:01 <Hot Stuff>: Что происходит? Я жив? 13:03 <Dark Shadow>: Удивительно 13:05 <Twice>: Во-во, после того как я растаскивал тебя с Ямагути, честное слово… Так вчера Даби всё-таки успел нажраться до неадеквата? Ничего такого Шота уже не помнит. 13:43 <Shouta>: Нахуй ты, Даби, опять с Ямагути сцепился? 13:44 <Dark Shadow>: Ооо, смотрите, кто восстал из мёртвых! Мы уж не надеялись Шота закатывает глаза. Что вчера такого произошло, что по мнению друзей он должен быть в отрубе? Тут же в мессенджере мелькает личное сообщение от Даби. 13:44 <Hot Stuff>: Ну чё, так кто кого в итоге трахнул? 8)))) Шота закатывает глаза, откинув голову на гору подушек, и выдыхает. Трахнул, блять. Едва ли он вообще помнит, как вчера добрался до кровати и уснул, какой уж тут трахаться. Они с Шинсо даже не поговорили толком. Только… Хитоши позвал его на ужин, а он, как идиот, промямлил в ответ что-то невнятное. И чем это всё в итоге закончится… Шота не знает. 13:45 <Shouta>: Отъебись, Даби. И без тебя всё непросто 13:46 <Hot Stuff>: Ха-ха, правда что ли? А мне показалось, вы всё решили ещё вчера Шота хмурится. В смысле? 13:46 <Shouta>: О чём ты? Друг тут же скидывает ему короткое видео — судя по прогрузившейся картинке, что-то из событий в Небе вчерашней ночью. Шота поджимает губы, глядя на медленно крутящуюся шестерёнку загрузки. Когда видео, наконец, скачивается, он кликает на кнопку Play, и в уши громко ударяет смех людей за кадром. И сквозь плотные ряды толпы он видит... себя, неловко ползающего на четвереньках по бильярдному столу. Рука опускает биток в лузу, а затем победно взмывает вверх с громким «Я победил!». Шота, кажется, даже задерживает вдох. Когда Шинсо говорил eventful, он имел в виду… это? Аизава из видео неловко свешивает ноги со стола и опирается на него руками. Шинсо медленно подходит к нему, беззастенчиво вставая прямо между его ног и что-то говорит, положив руку прямо на его бедро. Целенаправленно. Поглаживает. Ухмыляется. А сам Шота только задумчиво ерошит его волосы, а потом кладёт руки на его плечи... и прыгает к нему в объятия. Неожиданно сбоку орёт Ястреб, судя по всему, пихая оператора под локоть, и камера падает вниз, обрывая видео. Шота гасит экран и кидает телефон рядом на кровать. Су-ка. Блять. Так это ему не приснилось?! То есть нет ничего такого в том, чтобы ползать бухим по бильярдному столу, в конце концов, любой взрослый человек имеет право делать что угодно, если это никому не вредит, но… Но дело вообще не в этом... Он делает глубокий вдох. Это уже слишком. Слишком много всего происходит в голове, и мысли сбиваются в огромный снежный ком, нависая над склоном — толчок — и всё это поскачет-покатится вниз, в топку бессознательного. Нужно отстраниться, пока мозг не спалило ко всем чертям. Шота с неохотой встаёт с кровати — устроился-то он удобно — топает на кухню, чтобы достать из шкафчика под раковиной здоровенный стеклянный бонг в виде реалистичного фиолетово-белого члена и наполняет его водой. Руки слегка потряхивает, а потому вода попадает и на рукава его юкаты, и на столешницу, и немного на пол. Мокрые следы устилают его путь до зала, где, водрузив девайс в центр журнального столика, он идёт к балкону, чтобы забрать оставленную на столике зажигалку. Не торопясь, подходит к книжному шкафу и нащупывает сразу за томиком «Божественной комедии» крохотную красно-белую фигурку манеки-нэко с довольной мордочкой. Заученным движением откручивает улыбчивую кошачью голову, достаёт свою заначку с травой и снова возвращается к столику, где плюхается на диван, поджав ноги под себя. Методично заряжая бонг, он игнорирует вибрацию телефона в спальне, прекрасно понимая, что Даби теперь не отстанет от него, пока не выведает все волнительные подробности его ночи. Закончив приготовления, сжимает в руке фиолетовые яйца, щёлкает зажигалкой, прикладывается к головке губами и делает мощный тяг. Он держит дым в лёгких так долго, пока сердцебиение не начинает отстукивать в уши. Су-ка. С выдохом мир вокруг приобретает успокаивающие плавающие черты. Шота прикрывает глаза, стараясь расслабиться и разбить тот гигантский снежный ком в голове, не позволив ему рухнуть и снести всё остальное к чёртовой матери. Это видео... Значит, он и правда вис на Шинсо? Правда лапал его везде, где дотянется, правда укладывался на нём спать? И Шинсо ждал от него утром… объяснений?.. Какие ещё части вчерашнего вечера, казавшиеся сном, на самом деле случились? Было ли то фантомное прикосновение, что до сих пор холодным отпечатком горит на щеке, настоящим? Хитоши… что он хотел, касаясь его так? Шота открывает глаза и затягивается снова. Очевидно, что он хотел. Он позвал его на свидание. Свидание, блять. Значит, понял, что нравится ему? И захотел показать свой интерес? Эта рука на бедре Шоты с видео — слишком красноречивая. Стало быть, сегодня, готовя ему кофе, усаживаясь с ним рядом, поглаживая по спине, подтрунивая над его внешним видом (эту шутку про Оберона Шота ему ещё припомнит!)... Хитоши, вроде как... ухаживал за ним?.. — Ахуеть, — тихо выдыхает он, откидываясь на спинку дивана, и устремляя взгляд в потолок.

*

В понедельник Шота чувствует себя всё ещё немного пришибленным. Словно бы вчера он накурился до полной отключки нервной системы. Чуть не опоздал на работу, едва ли привёл в божеский вид волосы, побриться так и не успел, а его приготовленный обед из найденных по шкафам остатков риса и консервированной рыбы, благополучно остался дома радовать холодильник. Утреннее совещание у ректора закончилось перепалкой с одним из преподавателей — жаль, что в стенах альма-матер кулак по морде не считается высшей степенью аргументации. Конспект лекции для третьего курса он тоже где-то проебал — благо, всемирная информационная сеть при нужном усердии способна выдать необходимые материалы, из которых можно сложить приличный план. И вот в обед Шота роется в рабочем ноутбуке, надеясь собрать из десятков чужих планов что-то примерно напоминающее свой. Давно надо было загрузить в онлайн-хранилище все данные, но руки не доходили — вот теперь и страдает. Рядом с недопитым растворимым кофе остывает пожертвованный Ямадой бенто в зёленом пластиковом контейнере. Правда ли Хизаши готовит так много, что не обламывается делиться с коллегой, или же специально готовит на двоих — Шоту откровенно говоря не особо и волнует. Главное, что в этот и без того стрёмный понедельник есть, что пожевать. В конце концов, Шота и сам ему немало бескорыстно помогал, чтобы считать себя по гроб обязанным. Сам Хизаши, которого с начала перемены дёрнул какой-то важный университетский меценат, чтобы что-то срочно обсудить, ещё не вернулся. Его идеальный стол одиноко гудит включенным ноутбуком, и редко кряхтит приходящими оповещениями оставленный телефон. Свой же мобильник Шота держит на беззвучке в рюкзаке и боится притрагиваться к нему, словно это не телефон, а бомба. С Даби он ещё не говорил, его последние сообщения не открывал, да и Твайс порывался позвонить что-то обсудить, но… Шота пока не готов. Вчера вечером, успокоив мятущееся сознание травой, ему удалось почти полностью восстановить картину ночи празднования своего сорокалетия. И если угашенное смешное поведение в баре ещё можно было как-то оправдать, то неприличные поползновения в сторону Шинсо в машине, в лифте и дома… Чёрт, как ему не прилетело в челюсть за такое? И невозможность найти ответ на этот вопрос смущает его ещё больше. Шинсо не из тех, кто не умеет стоять за себя. Даже в школе, когда Шота, по мнению парня, нарушал его личные границы, он очень чётко давал об этом понять. Но тогда… Тогда всё, что делал Шота ночью, его устраивало? И то, как он нагло тыкался носом в его шею, и как гладил его ногу... Думать об этом странно. Думать о том, что можно вот так бессовестно лапать его… Шота закрывает лицо руками и тихонечко скулит. Этот пиздец никак не укладывается в голове. — Ты в порядке? — вернувшийся Хизаши прикрывает за собой дверь. Шота вскидывается, закрывает ноутбук и принимается массировать глаза, словно бы устал смотреть в монитор. — Да, заебался просто, — признаётся он. — Как всё прошло? Тебя вызвали на ковёр? — Что ты! — улыбается Ямада, подходя к чайнику и включая его. — Сасаки-сан просто хотел обсудить кое-что по поводу моего студента, который сейчас у него стажируется. Говорит, что появилась возможность взять интервью у одного влиятельного корейского бизнесмена, и так как у него уже есть опыт общения с господином Шинсо, хочет дать парню шанс. — Везунчик, — отрешённо кивает Шота, притягивая к себе ещё тёплый обед. Желудок обиженно урчит уже раз в десятый. — Как и я. Приятного мне аппетита! Он открывает узкий пенал с пластиковыми палочками и с жадностью набрасывается на рис с овощами и кусочки жареной говядины. — Это. Просто. Потрясающе, — проглотив последнее, резюмирует он, хватая кружку с остатками кофе. — Ты спас мне жизнь. — По тебе заметно, — фыркает Хизаши, скрещивая руки на груди. Ого, что это, сарказм? Хизаши, кто тебя укусил? — Ты… совсем не любишь готовить, да? — Отчего же! Вот вчера я приготовил, например, лапшу в стаканчике. Сегодня вечером планирую приготовить себе замороженную пиццу — кажется, дома ещё оставалась. Судя по перекошенному лицу мужчины, всё это звучит для него не очень аппетитно. Конечно, когда каждый день готовишь себе такое... — Да нет на самом деле, — Шота отставляет еду и возвращается к ноутбуку. — Просто дурак и забыл закупиться продуктами перед пьянкой. Вчера не с руки было в магазин идти. Говорить о том, что и без денег в магазин как-то не походишь, не хочется. До зарплаты теперь вся надежда на самаритянство Ямады и дешёвую лапшу. Впрочем, Хизаши истолковывает его «не с руки» по-своему. — Приходил в себя? Можно ли назвать охеревание от происходящего и втолковывание друзьям, что вообще-то не планировал ебаться с парнем, которого чуть ли прилюдно не облизывал — прихождением в себя? — Да так, с кое-какими делами разбирался, — обобщает свой вчерашний пиздец Шота. В зелёных глазах мелькает что-то похожее на облегчение. Ну да, он же видел, как его увозили — наверняка чёрт знает что надумал, как и все остальные… Наверное, было бы не так обидно, если бы их догадки подтвердились. — Каким-то чудом похмелье обошло меня стороной, — добавляет Шота, чтобы сменить тему. — А ты как себя утром чувствовал? Вы долго ещё в баре сидели? — М, да нет, — Хизаши пожимает плечами. — Даби с одним из твоих друзей по блэк-джеку устроили соревнование, кто напьётся быстрее, и Даби, учитывая, что он уже был в довольно… эм… сильной кондиции, победил. Когда Ястреб вызывал такси, мы с Мартином оставили их, — он кокетливо заправляет светлую прядь за ухо. И что-то ломается в его голосе, когда он добавляет смущённо. — Мы решили взять такси напополам, так как, оказывается, нам было по пути, да я и не пил практически, так что... Судя по лёгкому румянцу на щеках, Мартин ему определённо понравился. Впрочем, редко кому не нравится Мартин. Шоте он нравился тоже, когда они только начинали общаться, ещё в Америке. Аизава ухмыляется, возвращаясь к работе. Однако сосредоточиться не получается. На лекциях и семинарах все мысли так или иначе сводятся к Шинсо. К его внимательному взгляду и Wanna go out with me sometime? И что ему на это сказать?.. Не найдя ответа даже к вечеру, он решает развеяться. Раньше он знал всего один способ привести мысли в порядок — сесть на байк и катить, пока голова не наполнится ветром, а пальцы не начнёт сводить от долгого держания руля. Но с появлением в его жизни Эми, которая была против байкотерапии, пришлось искать новый. Так Шота открыл для себя Харадзюку. Не то, чтобы он раньше не знал о существовании этого места, скорее, открыл его с иной стороны. Харадзюку — место фриков. Готы, косплееры, хипстеры, гяру, панки, наркоманы и алкоголики — все они собираются здесь к вечеру, как слетающиеся к лампе мотыльки. Яркий макияж и вызывающая одежда, пиво в стаканах из-под колы и синтетика в головах для настроения. Единственное место, где nine to five office worker может почувствовать себя свободным. Единственное место, где Шота чувствует себя среди своих. Широко шагая в своём байкерском прикиде, поблёскивая всеми своими пирсингами, как ядовитая, а от того притягательная, бабочка, он гуляет, отрешившись от этого мира. Вслушивается в голос улицы. В чьи-то радостные визги, отчаянные вопли, счастливый смех и надрывный плач. В сбитую мелодию уличных музыкантов и звуки разбитого стекла. Харадзюку — один из немногих районов, которые дышат жизнью. Район, где каждому воздастся по потребностям. Ищешь ли ты любви или драки, наркотиков или выпивки — здесь тебе доступно всё, нужно лишь уметь правильно задавать вопросы и выставлять напоказ нужную сумму денег... Но денег-то сегодня у Шоты и нет, а потому он всё же выбирает первый способ — благо, Эми уже давно исчезла из его жизни, и никто не будет выедать мозги за то, что он катается чёрт знает где поздно ночью. Вернувшись домой и переодевшись, он седлает своего верного железного коня и выезжает на ближайшую магистраль. Ловко лавируя между машинами, оглушает прохожих рёвом двигателя. Он мчится без цели по длинным хайвеям, пока из подсознания не исчезают ядовитые глаза самого глубокого фиолетового цвета, который когда-либо попадался ему. Солнце тонет за горизонтом, и небо очень быстро окрашивается в чёрный. Шота сворачивает на первом попавшемся выезде, выруливает по узким улочкам к высоким деревьям. Он узнаёт это место. Не совсем ясно, как он здесь оказался — видимо подсознание само включило какой-то свой навигатор, чтобы привести его сюда. Спрятав байк прямо в кустах, чтобы не париться с поиском реального места для парковки, он спускается по знакомым тропинкам к самой воде. Пологий берег, усыпанный узкими золотыми листьями, топит подошвы его ботинок. В нос ударяет резкий запах сырости и прохлады. Старая ива, растущая совсем рядом с озером, за восемь лет успела сгорбиться ещё больше, так что теперь её длинные ветки тонут прямо в воде. С другого берега, освещённого жёлтым светом фонарей доносятся приглушённые голоса редких ночных гуляющих. Когда-то он привёл сюда Шинсо. Когда-то, очень давно, когда их общение ещё сводилось к перекидыванием мемами да курению в школе. Целую вселенную назад. Шота приваливается спиной к дереву, спрятав руки в карманы кожаных штанов — сидеть на земле в ноябре нежарко — и смотрит на чёрную воду пруда с золотистыми отблесками фонарей. Не то, чтобы этот парк был каким-то особенным. У них с Хитоши было много парков и парковых зон, много лужаек, где они вместе валялись и болтали, сидели или проходили мимо. Так что неясно, почему ноги завели его именно сюда. С другой стороны, есть ли разница?.. Он прикрывает глаза, позволяя старому воспоминанию заполнить его. Угрюмый, разругавшийся с родителями пацан. Баскетбольный мяч. Метро, где они стояли слишком даже близко — впрочем, тогда это было совсем не важно. Вслед за ним, как снятая с паузы кассета, которую так просто не остановить, потому что нет пульта, а слезать с дивана лень, приходит следующее. Упаковка пива на кухонном столе. Стеклянные бутылки с выступившим на них конденсатом. Красивая картонная подноска с жёлтой звездой и логотипом Саппоро. Воинственный взгляд, смущённо поджатые губы. Пацан впервые завалился к нему с алкоголем и ждал его реакции. Что должен был сделать Шота с дикого похмелья, увидев перед собой спасительный дар богов? Прочесть лекцию о вреде алкоголя? Послать его к чёрту? Сам же, в конце концов, позвал кино смотреть. Наверное, на что-то такое он и надеялся. На выпивку или на траву, или просто на хорошую компанию, которая отвлечёт больную голову. И ещё одно. Громыхающий по куполу прозрачного с розоватым отливом зонта дождь. Рука Шоты приобнимает парня чуть ниже плеча, прижимая его бок к своему, чтобы они вместились под этим зонтом вдвоём. «Надо было просто сразу купить сраный зонт», — недовольно шипит Шинсо, когда очередная машина окатывает его брызгами. «Двести баксов за зонт? Серьёзно? Потерпи до ближайшего комбини уж», — наставляет его Шота, хотя и сам не особо в восторге от происходяшего. Он накурен и все предшествующие этому события заставили мозг работать, что не входило в его планы. «Денег у тебя всё равно больше нет, самаритянин». Идиотский робингутский поступок — заплатить за разбитую вазу, которую не он даже разбил, в магазине, где носовой платок стоит дороже месячной аренды среднестатистической квартиры. Но в глубине души Аизава пиздецки им гордится, а потому ведёт под подаренным зонтом благодарной виновницы всего происходящего. Сегодня он покупает ему сигареты, выпивку и такси до дома. Потому что Сейдзиро, немедленно прознав про самаритянство сына по списанию гигантской суммы с его карты, пожурил того за бессмысленную благотворительность и на какое-то время перекрыл доступ к деньгам. И следующее — когда Хитоши тарабанил в его дверь, пьянющий. Выставил за порог клубного ван-найта, на которого у Шоты были грандиозные планы, и наблевал на пол, запачкав штаны, толстовку и ботинки. И как сам Шота, нажравшись в такие сопли, что даже не мог вспомнить, где живёт, звонил Шинсо и просил вызвать ему такси. И как парень не только вызвал ему машину, но и сам приехал, затащил в дом и кинул на диван. И приготовил кофе с утра. Это было интересно. Это было забавно. Хитоши казался неким… племянником лучшего друга, который только-только перебрался в Токио и ещё не нашёл жильё. Не выгонять же. Под закрытыми веками, вдыхая запах стоячей воды, он силится, но никак не может ухватить ту ниточку, что дёрнула его на другую сторону. Он не видит ту грань, которую переступил. Когда это случилось? Когда он так увлёкся, что перестал видеть в Шинсо своего ученика, которому нужна поддержка и совет, и оказался рядом с … другом? С другом, который, может, совсем чуть-чуть нравился ему немного больше, чем просто друг. Стоит об этом подумать, как во рту резко появляется горечь. Забавный эпизод с тем как они, накурившись, смотрели Pineapple Express, белой вспышкой переходит в то последнее утро. Он пытается открыть глаза, не желая вспоминать, но веки словно бы прилипли друг к другу. Потому что тогда весь паззл: тянущее чувство пустоты в груди, когда Хитоши надолго уезжал, это вечное желание трепать его по волосам или жаться плечом к тёплому плечу, идиотские подтрунивания друг над другом и готовность сорваться на противоположный край Токио среди ночи, чтобы спасти чужую задницу, ввязавшуюся в неприятности — всё, наконец, сложилось в одну целую картинку. Предельно ясную, но от того не менее проёбанную. Шота всё же открывает глаза. Он сбежал тогда, напуганный не столько собственным поведением, сколько невозможностью убедить себя остановиться и довольствоваться тем, что есть. Он слишком уважал дружбу, которую они выстроили, доверие, которое связывало их. Хотя и понимал: черта — лишь условность, переступи он её — и вполне могло так случиться, что пацан, наивно, доверчиво, потянулся бы за ним. И послал бы нахер и отца, и Гарвард, и своё будущее ради призрачного «может быть» здесь и сейчас. Ломать парню дорогу в его только-только начинающуюся жизнь он не хотел. Поэтому Шота и исчез, не сказав ни слова, и оборвав все контакты. При воспоминаниях о той весне в горле встает ком. С тех пор прошло столько лет. Столько было выпито и скурено, столько было вбито в чужие головы/лица, столько рук/ног/судеб сломано. Столько прошло мимо людей. Он изменился. Шинсо изменился тоже. Он больше не тот кусачий мальчишка с предначертанной судьбой под крылом влиятельного отца. Свою судьбу он давно выбирает сам. И… И теперь вопрос стоит уже не в том, насколько неправильно было бы губить чужую жизнь. Вопрос в том, чем это может закончиться для него самого. Свидание. Предательская дрожь в пальцах мешает вытащить сигареты. Свидание это не предложение перепиха на одну ночь. Но и не отношения. Что такое это свидание? Повод узнать друг друга снова? Посмотреть друг на друга иначе. Шинсо не стал бродить вокруг да около. Он пригласил его на ужин. А Шота не может даже заставить себя переписать его телефон в книгу контактов. Хватит ли ему духу вообще написать?.. Всё же справившись с портсигаром и закурив, Аизава ещё раз окидывает взглядом уютный закуток природы. Здесь всё-таки хорошо. Ночь относительно тёплая, сильного ветра нет, пахнет прелыми осенними листьями и водой, вдалеке слышно приглушённое гудение города. Так что он достает наушники и настраивается на американское радио, позволяя вселенной подстроить музыку под его настроение. Вселенная издевается над ним. Как обычно. Listen to your heart when he's calling for you Listen to your heart, there's nothing else you can do I don't know where you're going and I don't know why But listen to your heart before you tell him goodbye

*

Рассвет застаёт его на кухне в растянутой борцовке и тёплых штанах, рассматривающего на свет крохотные стеклянные бутылочки — подарок Шинсо. Что же он туда налил? Тёмное стекло не позволяет разглядеть содержимое, а надписи на белых этикетках всего лишь перечисляют дни недели. То есть по глотку неведомого зелья на каждый день. Зная ушлого парня, он вполне может предположить, что там может обнаружиться и алкоголь, и мерзкий сироп от кашля. Он выцепляет из слота ту, что Tuesday. Поднимает к глазам, чтобы посмотреть внутрь на свет. Ничего нового. Сквозь тёмное стекло видно, что жидкости внутри ровно на глоток. Неужто Хитоши слукавил и всё-таки впарил ему свой дорогущий виски?.. С другой стороны… Если это дорогущий виски, то это его личный дорогущий виски. И нет смысла теперь обвинять его в расхищении родительских запасов. Рискнуть попробовать? Шота потирает гладко выбритый подбородок. Бессонная ночь оказалась на редкость продуктивной: он успел прибраться, привести себя в относительный порядок, и даже собрать волосы в идеальный пучок без петухов. Однако впереди долгий рабочий день, и если вдруг там холодный кофе, возможно, это сделает жизнь немного легче?.. Он отвинчивает крохотную крышечку и принюхивается. Яркий букет каких-то специй оглушает, не позволяя определить содержимое. Либо виски, либо кофе. Либо шкодник опять смешал ананасовый сок с гвоздикой и перцем — как тогда, когда готовил ему своё оздоровительное зелье. Глубокий вдох. Выдох. Крошечный глоток. Нет, всего лишь кофе. С острым перцем, судя по тому как быстро начинает обжигать язык, сахаром и… кардамоном? Он залпом опустошает остатки. Интересно, необычно. Бодряще. Но чего-то не хватает. Шота бездумно оглядывается, причмокивая, силясь поймать то ли недостающий вкус, то ли атмосферу. Но вычищенная до блеска белая кухня и внезапная рассветная тишина не помогают. На языке крутится какой-то вопрос. Нет, какая-то фраза. That’s some good shit right here, kid. Это точно кофе, который Хитоши приготовил сам. Как раньше на кухне в Накано и как вчера здесь у плиты. Что-то болезненно сжимается в животе. Словно бы ледяные пальцы пытаются оторвать кусок внутренних органов. Не хватает самого Шинсо. Его довольной ухмылки, когда он понимал, что Шота оценил очередной кофейный эксперимент. Его сонных зевков и хриплого «I need to smoke, hurry up». Вместе с крохотной порцией сваренного им кофе, Хитоши подарил ему свой фантом, чтобы утро Аизавы не было таким унылым и одиноким. Но... Бутылочка совсем маленькая, миг пребывания Шинсо рядом с ним слишком короток. Он закусывает губу и вытаскивает следующую бутылочку с надписью «Wednesday». Завтра утром фантом Шинсо посетит его снова. Подарок уже не кажется таким забавным. Это его «Daredevil» рассматривается уже в ином ключе. Словно бы Хитоши знал, что Шота чувствует, и хотел, чтобы осознание собственного одиночества не било по утрам. Посмеешь ли ты почувствовать себя счастливым на один миг? Сможешь ли вернуться в серую реальность после? В каком-то отчаянии он тут же достаёт телефон и переписывает номер Хитоши из почты. Конечно, всё это дурацкие догадки уставшего после бессонной ночи разума. Шинсо ничего такого не мог иметь в виду. Он просто по старой привычке предложил своему сэнсэю рискнуть обжечь язык острым перцем. Проверить себя на стойкость. Царапнул коготком, предлагая поиграть. Но с исключительной ловкостью истинного кошачьего царапнул по так и не затянувшейся ране.

*

Так и не случившийся сон запоздало догоняет его на работе. Едва не отрубившись во время семинара, Шота хочет только одного: с тяжелым обречённым стоном плюхнуть голову на руки в своем кабинете и провалиться в небытие хотя бы минут на двадцать. Но его вызывает к себе декан. В светлом кабинете с серыми жалюзи на широких окнах, за простым деревянным столом, сидя в своём кожаном офисном кресле декан кажется Гулливером в стране Лилипутов. Настолько его массивное тело в чёрно-белом костюме выделяется на фоне средних размеров мебели. — Аизава-сэнсэй, мы вынуждены пересмотреть ваш план на следующий триместр, — он предлагает Шоте сесть и кивает на лежащую на столе голубую папку, — пришли новые рекомендации из департамента образования. Аизава прикрывает глаза и кивает. Чхать он хотел на департамент образования сейчас. Они перекраивают требования каждый год. Он устал. Хочется только спать. И кофе. Но не растворимого, потому что глоток амброзии утром сбил все вкусовые рецепторы, и да — теперь растворимый кофе кажется ему тем ещё говном. Но надо вслушиваться в новые постановления, иначе есть шанс закосячить следующий отчёт. Аизава ненавидит бумажную работу немного сильнее перспективы заснуть на следующей лекции, и старательно делает пометки в телефоне, стараясь не уплыть сознанием куда-то ещё. Впрочем, следующая пара немного всё же его бодрит. Некая мисс Стоун опаздывает и упрямо пытается войти в кабинет. — Is it because I’m a foreigner? — спрашивает она, хлопая своими длинными нарощенными ресницами так часто, что Шота всерьёз начинает опасаться, что она взлетит. Конечно, её завуалированный вопрос подразумевает: Is it ‘cause I’m black? — No, it is because you’re late, miss Stone. I have very strict rules about being late. Or you want to say, you skipped the first class of the year and didn’t know? — холодно осаживает он её. Кто-то с передних рядов хихикает. Девушка смущается и вылетает из кабинета. Настроение немного приподнимается. В целом, пара проходит неплохо. Шота вытаскивает из будущего этого социума несколько вполне неплохих мыслей по поводу раннего творчества Джека Лондона, а один из студентов воспроизводит несколько своих любимых цитат по памяти. И даже практически без ошибок. После пар, когда Шота уже собирается выходить, Ямада вдруг вспоминает, что сегодня последний день пряного тыквенного латте в их любимой кофейне через дорогу от студгородка, и предлагает воспользоваться возможностью. — Ты насладишься последней порцией кофе до следующего октября, а я вспомню о том, что жить не смогу без тыквенного тарта, — улыбается блондин, заискивающе поправляя очки. Шестьсот йен за кофе, конечно, ударит по остаткам грошей на карте, но чёрт... это же тыквенный пряный латте. А он мечтает о хорошем кофе с самого утра. Он собирается быстрее, чем прощается с мыслью о поездке на байке до зарплаты. Со вчера бензина осталось очень мало. Ямада завязывает пояс на своём длинном бежевом пальто, напоминая всему миру, что на дворе так-то осень. Ему очень идёт это пальто. Оно делает его зрительно выше, а так как Ямада и без того далеко не низкий, в пальто выглядит даже статно. Шоте даже как-то неловко становится рядом с ним таким статным в своей видавшей виды обтёртой кожанке. Наверное, проскальзывает в голове, они бы очень колоритно смотрелись зимой. Хизаши носил бы красивое пальто и тёплый шарф, а Шота кутался в кожанку поверх толстовки и капюшон. Beauty and the Beast под хлопьями мокрого Токийского снега. Ходили бы по парку, оставляя на снегу ровные принты ботинок: протекторы Шотиных берцев и лёгкие полоски зауженных ботинок Хизаши. Пили бы какао в кофейнях, и Шота одалживал бы ему свои перчатки. Как в лучших традициях романтических рождественских фильмов в духе «Однажды в Нью-Йорке». Пока несбывшийся герой американской драмы копается в своей огромной чёрной сумке, Шота смотрит на себя в зеркало. Идеальный пучок к вечеру растрепался и стал похож на метёлку для уборки, ну что ж… А у Хитоши тоже должно быть пальто, внезапно думает он. Тёмно-серое и тоже длинное, которое он никогда не застёгивает, выставляя напоказ свой невозможно дорогой деловой костюм. Пальто, которое он накидывает на плечи, выходя из своего новенького автомобиля, чтобы купить горячего кофе в придорожном кафе… просто потому что. Пальто, которое подчёркивает его широкие плечи, а его полы разлетаются на ветру, делая Хитоши ещё более далёким и недоступным. Аизава рядом с ним, такой как он есть сейчас, смотрелся бы гротескно. Навязано. Как прифотошопленный к полуголой Анджелине Джоли сопливый подросток. Принц и нищий. Бизнесмен и гопник с района, случайно попавшийся у него на пути. Их бы провожали удивлёнными взглядами и спешили перейти на другую сторону, подальше от Шоты. А Хитоши бы понимающе ухмылялся и отбрасывал свои издевательские шуточки в духе: «Ты слишком красивый, никто не может устоять». И уже он бы одалживал Шоте перчатки, потому что тот свои, как обычно, где-то проебал, и вообще он ждал тут его и торчал на ветру, не лето на улице, господин вице-президент. — Шота? — вежливые глаза Ямады заменяют ядовитый аконит. Аизава часто моргает, приходя в себя. Он что… Только что… Мечтал?! Видимо, недосып делает его сентиментальным, чёрт, наверное, и правда стоит выпить кофе. — Coffee-coffee, chop-chop! — нарочито бодро вскидывается он и распахивает дверь. Хизаши хмурится непонимающе, но покорно выходит, позволяя Аизаве закрыть кабинет. Блять, что это было? Не успел решить, идти на ужин или нет, а уже впадаешь в какие-то сопливые мечтания? Идиот. Но сраные бабочки, всколыхнувшиеся в животе, никак не хотят засыпать. Прогулка по парку с человеком, который не будет заставлять тебя выглядеть соответствующим образом, звучит слишком охуенно, чтобы вот так просто забыть об этом. А будет ли у Шинсо время на всякие парки? С его бесконечной работой? С другой стороны, на то, чтобы приготовить кофе и разлить его по крохотным бутылочкам, время нашлось. И на ужин, если Шота согласится, стало быть, найдётся. — Ты сегодня кажешься особенно усталым, бессонная ночь? — Хизаши снова прерывает его размышления. Наверное, ему непривычно видеть Шоту таким молчаливым. Обычно Аизава включает внутреннего шоумена, занимая коллегу разговорами. Но сегодня на это нет сил. А молчать в компании Ямада, похоже, всё-таки не очень любит. — Угадал, — он зевает, кивая проходящему мимо коллеге. — Всю ночь драил квартиру, снизошло вдохновение, знаешь ли. — О, действительно? — Хизаши оживляется, — так скоро и до готовки дело дойдёт. Аизава закатывает глаза. Вот здесь он Ямаду не понимает. Не только его, конечно, такой тип. Если вы что-то делаете для другого, нахера потом его в этом упрекать? Вас же никто не заставляет. Нет желания — тогда не делайте. Зачем угощать, а потом нудить, что Шота сам не готовит? — Ну уж нет, ведь тогда я останусь без твоей божественной домашней еды, — каким-то чудом сонное сознание вовремя сводит задуманный обидный укус в комплимент. Будь на его месте Шинсо, можно было бы просто послать его нахер. Хитоши из тех, кто умеет просто послать в ответ и сменить тему. Но Хитоши никогда не окажется на месте Ямады. У него нет такой гнусной привычки: сначала делать одолжение, а потом нудеть. У Эми тоже такая была. Вечно капала на мозги. По началу Шота только отшучивался и не придавал этому значения, но когда раз за разом ты слышишь это «я же говорила» в любой ситуации — и когда просто нечаянно разбил стакан, пытаясь унести пять штук разом, и когда тебе херово после вчерашней пьянки, и когда получил выговор за не вовремя сданный план по учёбе, потому что сам же взялся возиться с чужой машиной и увлёкся… В конце концов это его и добило. Ямада только мило краснеет, принимая широкий Шотин оскал за искреннее выражение любви к чужой еде, и меняет тему. Они выходят на улицу. Аллея усеяна опавшими листьями и студентами, кучкующимися на лавочках или прямо на дороге, что-то активно обсуждая. Шота даже ловит какую-то ностальгию, выхватывая куски диалогов про поход в бар и горящие сроки рефератов. Когда-то и он зарывался в тетрадки, торчал в библиотеке до глубокой ночи и зубрил сложные формулы и длинные исторические события. Засыпал на парах после кутежей и писал шпоры, чтобы вытянуть непрофильный экзамен. Потому что потерять стипендию — одна неудовлетворительная оценка, а вот получить стипендию — каторжный труд. — А каким студентом был ты? — спрашивает он у Ямады, немного включаясь в разговор, — прилежным? Хизаши пожимает плечами. — Как все, наверное. Ну, я старался не прогуливать, всё сдавал вовремя… — Ну хоть пара-тройка забавных историй наберётся? Вроде тех, где вы засели в баре всей группой и опоздали на экзамен? Или ты обдолбался с каким-то ночным знакомым, и словил такой сильный отходняк, что чуть желудок не выблевал? — Ну… — блондин смущённо улыбается и поправляет свою причёску, хрустя сухими листьями, ломающимися под ногами. — Была парочка, конечно. Однажды мы всей группой пытались выкрасть ответы по истории. — Да ладно?! — Шота недоверчиво выгибает бровь. Чтобы Ямада Хизаши творил подобное? — Это длинная история, — смеётся тот, отмахиваясь. — У нас вся дорога впереди! История о пролезании в офис сумасшедшего старого историка полна глубоких метаний, добродушия аспирантки, готовой помочь, тяжёлых ультимативных условий сдачи экзамена, и победного раунда саке после осуществления коварного плана. Шота всё ещё не может поверить, что хороший мальчик Хизаши пролез в офис, как настоящий домушник, через форточку. И с фонариком в зубах рылся в чужих ящиках. Он заслушивается и сам не замечает, как они оказываются у входа в кафе. — Ты… — блондин смущённо закусывает губу, — в смысле, это же было очень давно, и теперь я, конечно… — Я думаю, ты был охуенен, — раздобренный красивой историей, Шота с удовольствием протягивает метафорическую руку утопающему в неловкости мужчине. — Хочешь расскажу, как я подрался с одним из профессоров на третьем курсе? — Эм… не думаю, — морщит нос Ямада, открывая дверь. — Не люблю слушать про кровавые разборки во время еды. Лучше расскажи, ты же стажировался в Корее, не так ли? В Сеуле? — Ну, это же как раз было на третьем курсе, ты уверен? — ухмыляется Аизава, следуя за ним внутрь. Внутри кафе приятно веет теплом, выпечкой и свежесваренным кофе. Средних размеров помещение выглядит совершенно обычно. Панели из темного дерева на стенах с какими-то то ли рисунками, то ли принтами в рамках, жёлтые огоньки гирлянд под потолком, высокие трёхногие столики для стоящих и несколько деревянных столов со стульями, ненавязчивая джазовая музыка. Двое барист в чёрных футболках и кепках снуют за стойкой туда-сюда, бойко принимая заказы и каким-то чудом друг с другом не сталкиваясь. Народу тоже обыденно много: студенты, офисные сотрудники и случайные прохожие выстроились в длинную очередь. Благо, большинство из них торопятся домой, на метро, а потому берут кофе с собой, и Хизаши удаётся найти в дальнем углу свободный столик с угловым диванчиком. Терпеливо выстояв километровую очередь и сделав заказ, Шота с каким-то замиранием сердца протягивает карту, молясь, чтобы жалких остатков, действительно, хватило на кофе. Вообще-то, он бы и от тарта не отказался, но угощения в кафе стоят баснословно дорого. Проще уж приготовить самому целый — выйдет куда дешевле, хоть и придётся заморочиться. Зато Хизаши с жадностью набрасывается на последнюю порцию тыквенного пирога, которую ему удалось урвать. Отламывает вилочкой приличный кусок тёмно-оранжевого рассыпчатого теста, щедро макает его в купол взбитых сливок и едва ли не проглатывает целиком, прикрыв глаза от удовольствия. Шота улыбается, наблюдая за ним, прежде чем сделать глоток своего с таким трудом добытого сокровища. Запах корицы и тыквы ударяет в нос, мягкая молочная пена растворяется на языке, позволяя смеси эспрессо и молока проникнуть в горло, наполняя тело теплом. После кофе, который готовил Шинсо как-то… просто, что ли? То есть да, привкус корицы и хороших зёрен, но никакого вызова или сюрприза… Мягкая округлость, пряный аромат и идеальный баланс сладости и горечи. Как пить обычное пиво после крафтового. Just hits you differently. — Ну как? — Ямада возвращается с гастрономических небес на бренную землю к Аизаве и пригубливает свой пряный чай. — Неплохо, но… — он разводит руками, — как-то… обыденно что ли. Кажется, меня разбаловали. — В каком смысле? — Хизаши склоняет голову на бок. — Да так, не обращай внимания, — Шота выдавливает улыбку. Объяснять про магические зелья, которые Хитоши варит в турке, ему лениво. Да и не поймёт тот, кто не жалует кофе. Тем более, что придётся объяснять, как ему удалось попробовать кофе от Шинсо недавно, и тогда вопросов станет только больше. Звонкий женский смех привлекает их внимание. За соседним столиком устроилась парочка — явно на свидании. Он что-то оживлённо ей рассказывает, перегнувшись через стол, а она прикрывает рот рукой, стараясь сдержать смех. — Какие громкие, — морщится Ямада, отламывая ещё один кусочек пирога. Аизава согласно кивает. Громкие, молодые и безумно влюблённые. Сейчас для них любой поход в кафе — целое событие, любая история — героический подвиг, любые улыбки — тайные сигналы. Девушка снова звонко хохочет, но тут же спохватывается, хлопая себя по губам, и шутливо отталкивает своего кавалера. Видимо, заметив, как притихший Шота на неё смотрит, поворачивается к нему и коротко кланяется, извиняясь. Сообразив, что пялится, он ободряюще улыбается ей и утыкается в свой стакан с кофе, который больше не кажется такой уж хорошей тратой денег. Какое будет свидание у него? Если он всё же решится? О чём им говорить? Явно не о прошлом, потому что прошлое незамедлительно приведёт к вопросу, почему Шота исчез. Тогда о чём? О настоящем? О том, как успешен Шинсо, и о том, как успешно Шота проёбывает свою жизнь?.. — Хизаши? — неожиданно даже для самого себя зовёт его Аизава севшим голосом, обнимая бумажный стаканчик обеими руками. — А давно ты был на свидании? Шота ловит округлившиеся за очками зелёные глаза, тяжёлый глоток, нахмуренные брови. — А… — Ямада заправляет блондинистую прядь за ухо и нервно усмехается, — с чего вдруг такой вопрос, Аизава-сан? Переход на нейтральное обращение немного сбивает с толку и самого Аизаву. С чего бы он так нервничал? — Да, просто… мысли вслух, — он делает ещё один глоток своего кофе. — Я так давно никуда не выбирался, что пригласи меня кто сейчас, наверное, даже не знал бы, как себя вести и что говорить. Он ловит короткий выдох, похожий на облегчение. — Ну… если дело в этом, — голос Ямады срывается, и он прячет это в покашливании. Кажется его действительно напугала необходимость делиться такой личной деталью своей жизни. — То есть, разве это не должно быть естественно? — он принимается теребить стаканчик, вращая его в руках, — если вы друг другу нравитесь, я имею в виду... Аизава задумчиво мычит. Что вообще предполагает под собой свидание, чёрт его дери? Обычная встреча в кафе, как сейчас — считается свиданием? Он смотрит на смущённого Ямаду напротив. Вот же они сидят в кафе, болтают — чем не свидание? Только оно никуда не приведёт. Ничем не закончится. Каждый, допив свой напиток, пойдёт по своим делам. А с Шинсо… С Шинсо что-то точно закончится. Либо Шотины сомнения, либо их общение полностью. — Мне кажется, — вкрадчиво добавляет Ямада, заметив, что на Шоту его слова должного эффекта не произвели, — что если при мыслях о свидании с конкретным человеком, у вас возникают сомнения, то… зачем тогда себя мучать? Вряд ли вы будете сомневаться, если действительно чего-то захотите. Шота кивает и делает большой глоток уже тёплого кофе, опустошая стакан почти на половину. Прощаясь с коллегой, он направляется к метро. Стаканчик с остатками кофе в одной руке, телефон — в другой. Надо бы всё же проверить баланс карты, ещё наверняка проездной придётся пополнять. Он открывает банковское приложение и замирает на месте. С чего бы на карте было столько денег?.. Он проводит пальцем вниз, чтобы обновить баланс, и проверяет историю операций — может, просто не всё успели списать? Однако в истории за прошедшие выходные совсем ничего нет. Словно бы он никому ничего не покупал на свой День Рождения. Это… какая-то банковская ошибка? Приложение глючит? Хотя вот в истории за сегодня покупка кофе… «Оборо, всё ок? У меня такие сокровища в сундуках остались, я тебе ничего не должен за субботу?» — набирает он смс. Ответ приходит почти моментально — видно, любимый бармен как раз залипал в телефон. «Нет, всё в порядке» Странно. Так какого тогда хрена? «Ни черта не понимаю тогда», — признаётся он. «Думаю, об этом тебе лучше спросить у ребят, уж они то точно подскажут». Мужчина незамедлительно открывает мессенджер. 18:11 <Shouta>: Бля, я думал, до зарплаты теперь лапу сосать, а у меня столько денег на карте осталось. Вы чё, нихера не пили? Написав в беседу, Шота возобновляет свой путь, потягивая свой кофе. Это баг или всё же у него волшебным образом есть деньги? Может, тогда раскошелиться на еду из рамённой? Всего триста йен за порцию... Не дав продолжить ему свои размышления, телефон мигает уведомлением. 18:12 <Twice>: Чувак… Мы сделали Оборо месячную выручку, о чём ты? 18:12 <SharpGirl>: Не переживай, Шо-чан, мы не скупились на заказы 18:12 <Hawks>: Даби до сих куски вечера не помнит, так он наебенился 18:13 <Dark Shadow>: Может, что-то не так с картой просто? Или с приложением? 18:13 <Hot Stuff>: Или кое-кто опять пиздит и корчит из себя рыцаря *стикер подмигивающего хлебушка* 18:13 <Shouta>: Что, блять? Токоями начинает что-то писать, но Шота не успевает разглядеть — экран переключается на входящий вызов. Снова звонит Даби. В этот раз как-то глупо не брать трубку. — Да? — Шота, какого хера ты меня игноришь, бро? — недовольно мычит лучший друг. Судя по приглушенным переговорам на заднем плане, он сидит где-то вместе с Токоями и Ястребом. — Потому что ты назойливый до пизды, — огрызается Аизава. Только очередных подъёбов вроде «кто кого» ему не хватало. — Но ты же мне ничего не рассказываешь, — канючат в ответ. — Все грязные подробности можешь опустить, но хоть скажи, было чё? Аизава закатывает глаза. Он опять за своё? — Блять, Даби, ёбаный в рот, ты думаешь я драл его всю ночь и сломал диван, а потом напиздел тебе просто из вредности? Ничего не было, хватит! На том конце повисает тишина. — Совсем ничего? — как-то расстроенно уточняет голос. — Кофе с утра, окей? Этого тебе хватит? Какого чёрта ты вообще звонишь? — рычит мужчина, сворачивая в ближайший переулок. В метро такие разговоры ему не нужны. Даби глубоко затягивается, потом долго молчит и задумчиво добавляет. — Да вот я уже и сам не знаю. Вообще я звонил сказать, что ты должен быть рад, что твою задницу прикрыл Шинсо. — В смысле? — Аизава чувствует, как нехорошее подозрение, крутящееся бессознательно где-то в самом дальнем уголке разума вылезает наружу. — Что значит «прикрыл»? — Ну, это ведь он за нас платил в итоге. — Что блять?! — выдыхает он тихо, ещё не веря в услышанное. Этот ублюдский мажор сделал что?.. Он не знает, что его бесит больше: тот факт, что Шинсо, черти его раздери, платил за его друзей в его День Рождения, будто бы хозяин вечеринки не Шота, а он — или же тот факт, что этот самый Шинсо нихрена об этом Шоте не сказал. Как будто напакостить решил. — Ты в порядке там? — видимо долгое молчание начало напрягать друга. — Ты это, сильно-то не кипятись... — Даби… — стараясь, чтобы голос не срывался в рычание, прерывает его Шота. — «Не кипятись»? Ты прекрасно знаешь моё отношение к швырянию денег мне в лицо. И он, сука, тоже знает! Так какого хуя, объясни мне, ты так спокойно на это реагируешь, и говоришь мне об этом только сейчас?! А я ещё, как долбоёб, тут голову ломаю, идти с ним на ужин или нет... Кажется он всё-так срывается на последнем слове, потому что в голове начинает неприятно пульсировать злость. Хочется сбросить вызов и набрать Хитоши. Вырвать его прямо с какого-нибудь важного совещания и наорать. Сука! Да что он себе позволяет?! ...И ведь не упрекнёшь его теперь, что он транжирит родительские деньги, потому что эти деньги — его собственные, и как ими распоряжаться: покупать себе пол-этажа в небоскрёбе в самом центре Токио или оплачивать пьяному Шоте такси — Хитоши решает сам. — Ммм, про ужин ты ничего не сказал, так всё-таки что-то было, а? — слащаво тянет Даби, снова чем-то затягиваясь. — Даби… — предупреждает его Шота, понизив голос. — Ладно-ладно, молчу. Я за тебя беспокоюсь, между прочим. Сначала ты сам не свой прилетаешь ко мне, как Золушка после бала, когда часы пробили полночь, и говоришь, что с принцем не сложилось. А потом вдруг виснешь на нём весь вечер, и ничего не имеешь против быть укатанным в его карете — ох бля, какая тачка, а! Ну и в общем, сейчас делаешь вид, что не понимаешь, что происходит, и почему он ведёт себя, как ведёт. — Я и не понимаю, мать твою! — А... — друг делает многозначительную паузу. — Всё время забываю, что ты… что ты не рос в наших кругах, кхм. — В каких кругах? Мажоров-идиотов, которым деньги пихать некуда?! — язвит Шота, шипя как гремучая змея. Только попадись ему на глаза Шинсо. Ядовитые клыки вонзятся в шею быстрее, чем он сможет одарить его своей блядской улыбочкой. — Ага. В них самых, — Даби пропускает брошенное в сердцах оскорбление мимо ушей. — Так вот, в кругах людей обеспеченных подобное поведение не считается из ряда вон. Это нормально платить за кого-то, не думая о том, как это воспримет человек, за которого ты платишь. То есть… Когда мы тусовались с Кейго… — на том конце слышно звонкий смех упомянутого, — у нас даже не возникало вопроса, кто кого угощает. Зачем делить счёт, если я просто могу за него заплатить? Это… что-то само собой разумеющееся. Блять! Я не знаю, как ещё это объяснить. Короче я не думал о том, что Кейго мне потом должен как-то вернуть эти деньги, или о том, что он мне теперь чем-то обязан. Это было как… как делиться сигаретами, во! Ты же не обламываешься угощать друзей своим табаком. Так и тут. Воспринимать деньги в виде самокруток получается убийственно плохо. И всё ещё хочется орать. Хоть убить самого Шинсо теперь хочется меньше. Но ужасно охота взять и врезать какому-то абстрактному — тому кто придумал этот идиотский порядок, который Шота никак не может понять. — Он же позвал тебя на ужин, верно? — голос друга не сочится сарказмом, и только поэтому Шота позволяет себе ответить, а не бросить трубку. — Ну. — Как думаешь, кто за этот ужин будет платить?.. Шота закусывает колечко в губе. Нда, а об этом как-то подумать он не успел. То есть… Если Хитоши позовёт его в пафосный ресторан, вряд ли он сможет позволить себе там что-то кроме стакана воды и не жить потом целый месяц впроголодь… — Я скажу тебе больше, — продолжает друг, — во многих ресторанах высшего класса есть традиция записывать счёт на того, кто заказал столик. Очень удобно при всяких деловых встречах, чтобы расположить к себе партнёра и сосредоточиться на переговорах. Шота запрокидывает голову и всматривается в чёрное небо над головой. Встречи и деловые переговоры, конечно, имеют мало общего со свиданиями, но… Но в словах Даби есть своя логика. Пиздец. Чувствуя, как друг затих, Даби продолжает: — Короче! Не думаю я, что он сделал это, чтобы выбесить тебя или тем более подкупить. Он же не ожидает, что ты прыгнешь ему на член после этого… Бля! То есть… если бы он что-то от тебя ожидал по этому поводу, он бы сказал тебе, не так ли? — Пожалуй, — Шота глубоко вздыхает и отставив стаканчик с теперь уже окончательно остывшим кофе на какую-то коробку в переулке, устало потирает глаза. Если бы заплатив за него, Шинсо хотел намекнуть, что не против перепихнуться, вряд ли бы он проснулся утром в своей кровати один... — Ну, так куда тебя позвали? — Да никуда пока что. He just asked if I wanna go out, — он принимается крутить зажигалку в кармане. — It doesn’t mean anything, really. — Yeah it does. And you know that, — хрипло смеётся Даби, судя по звукам, куда-то направляясь. — Бля, мне нужно отлить. И прежде чем я тебя покину по нужде, я тебе вот ещё что хочу сказать. — Мм? — Шота, — его голос внезапно очень серьёзный, — я знаю твою охочую до приключений задницу миллион лет. И за всё это время мы столько дерьма прошли, над такой хуйнёй ржали, но чтобы ты так сиял, как в субботу в баре рядом с ним… Таким счастливым я не видел тебя ещё никогда. Никогда, бро... Бля, я щас лопну — всё, пока! Он отключается быстрее, чем Шота успевает хоть что-то ответить. Счастливым?.. Шота достает зажигалку и задумчиво выщёлкивает из неё огонь. Наверное, глупо повторять себе одни и те же уже осознанные истины. Он был счастлив с Шинсо тогда. И он пиздецки рад, что ему выпал шанс встретиться с ним снова. И если бы Хитоши не творил иногда бесячую хуету, то… наверное, он был бы слишком идеальным, чтобы существовать. — В пизду, — глубокомысленно заключает Аизава, звякнув захлопнувшейся крышкой своей Зиппо, и открывает новое сообщение на телефоне. «Ну, так какой у нас план?» — просто набирает он и тут же жмёт кнопку «отправить» Гася экран, он немедленно прячет телефон в карман, словно тот может взорваться в руке, и возвращается на тротуар. Надо бы поторопиться, а то он так до ночи до дома не доберётся. Однако этот молчаливый фокус с картой Шинсо он ещё обязательно припомнит...