Седьмое Небо

Солнце встаёт над небоскрёбами Токио. Горизонт понемногу окрашивается в сине-золотой, распугивая ночные тени. Хитоши встречает рассвет вторника в своём кабинете, развалившись на кожаном диванчике. Пустая чашка из-под кофе и ноутбук с погасшим экраном стоят рядом на кофейном столике. Наблюдение за вступающим на свой пост светилом — рутинно. Он часто спит либо слишком мало, либо не спит вообще из-за стресса и большого количества навалившейся работы. В эту ночь Хитоши удалось поспать целых четыре часа — можно сказать, полноценный отдых. Сначала он очень долго отходил после встречи с Чоном Сэнгуком, методично уничтожая бренди вместе с Руми, затем разгребал документы — и в итоге отключился прямо за рабочим столом. Проснувшись, умылся, налил кофе и ещё немного покопался в документах, а потом из подсознания предательски вспылили так хорошо подавляемые до этого мысли о сэнсэе. Хитоши закусывает губу, сдерживая улыбку. Он. Пригласил. Сэнсэя. На свидание. Shi-i-it. Самодовольно хмыкнув, он устраивается поудобнее на кожаном диванчике, убирая руки за голову и свесив ноги с подлокотника. Это было совсем не так просто, как казалось, когда он продумывал это в своей голове. То есть, пока Шота был в стельку пьян и лип к нему, как коала к эвкалипту, достаточно просто было произнести «Do you wanna go on a date with me?», или «Wanna take you out», или даже невероятное наглое «You pick the time. I pick the place». Но потом наступило утро. И Шота стоял на пороге собственной кухни в распахнутой юкате, сонный, растрёпанный и такой сексуальный, что… Хитоши сглатывает вязкую слюну. До сих пор удивительно, как он смог сдержаться и не выдохнуть: «Блядский боже», — фразу, которая крутилась в голове на повторе, как зажёванная кассетная пленка. Потому что... Блядский боже. У него проколоты соски. Низ живота сладко тянет, когда на картинке под закрытыми веками вырисовывается образ сэнсэя в воскресное утро (точнее обед) и его бледный торс с ярким пятном морды дракона на левой половине и темнеющем на фоне бледной кожи соском с двумя серебряными бусинами по бокам. Мурашки возбуждения пробегают вверх к затылку, и приходится глубоко выдохнуть, чтобы успокоиться. Он даже не пытался скрыть, на что смотрел. То есть… он просто не мог. Не мог оторвать взгляда. Шота стоял перед ним — такой открытый и домашний, но при этом горячий, как сам сатана, что… невозможно. Невозможно было не смотреть. И все мысли о свидании как-то сразу стали тусклыми и неуместными. Такого Шоту нужно было пригласить как-то по-особенному. Потом они сели пить кофе, и думать стало слегка попроще. Он ждал, что учитель будет злиться за прошлую ночь, припомнит Хитоши его поведение, точнее, поведение конкретной части Хитошиного тела. Но либо он решил быть тактичным, либо, действительно, просто не помнил этот эпизод. В любом случае, было как-то тупо пытаться завести разговор тогда. На балконе, когда они вышли покурить, он снова отвлёкся. Про короля эльфов — вовсе не было шуткой. Шота, всё ещё немного отрешённый спросонья, как будто существо не от мира сего, с застрявшим в волосах листочком, действительно, походил на мистического эльфа или дриаду. Но про дриад никаких красивых цитат в голове не всплыло. А потом, стоя в коридоре, он просто выплюнул это. Как подросток, перед самым уходом, смущаясь и запинаясь посередь предложения (хорошо, что сэнсэй не заметил этого). Чертовски неловко... Столько лет выступая с речами на публике, он как-то ожидал от себя большего. Он не ждал, что Шота согласится, откровенно говоря — по тому как отстранённо он вёл себя тем утром, Хитоши даже решил, что учителю неуютно рядом с ним. Но ему не отказали. По крайней мере пока. Потому что пока сэнсэй молчит. Ощутив знакомый зуд в лёгких, Хитоши встаёт и, прихватив с рабочего стола пачку сигарет, направляется к курилке. Конечно, Шота не бросит всё и не побежит перекраивать собственное расписание — наверняка, у профессора университета дел ничуть не меньше, чем у вице-президента. Поэтому Шинсо настроился на долгое ожидание и постарался сосредоточиться на делах, но... Нет-нет, а мысли всё равно возвращались к Шоте. К тому, как хорошо было проснуться у него на диване и ощутить себя, наконец-то, выспавшимся, о том, как забавно сэнсэй дулся, принимая комплименты за подкол, и о том как сильно хотелось его поцеловать. Просто прихватить за подбородок двумя пальцами и взять то, что ему предлагали ночью. Только теперь оба находились в сознании. What would it taste like? What would it feel like? Would he live through it? Курилка на его этаже пуста и залита золотым рассветом. Он привычно усаживается на подоконник и щёлкает зажигалкой, прикуривая. Осеннее солнце разливается по соседним крышам, приветствуя сонных ещё горожан, обыденно спешащих на работу. Надо бы, что ли, заказать себе какой-то завтрак... CS работает круглосуточно. В ночное время в здании дежурит техподдержка, различные клерки, работающие с партнёрами из других часовых поясов, задроты-программисты, что-то дописывающие, потом переписывающие, потом снова дописывающие и вечно жалующиеся, что ничего не работает, и, собственно, менеджерский состав — не столько по своей воле, сколько по необходимости... Интересно, а Кацуки сейчас здесь? Покрутив в пальцах телефон, он очень кстати вспоминает, что отец просил отчитаться о встрече с Чоном. Кажется, вероятное сотрудничество со старым знакомым сильно его привлекает. Жаль только, новости будут не особо радостными... Хитоши очень долго думал об этом. Желание Чона закрепиться на японском рынке понятно, однако, его сфера работы напрямую контактирует со сферой влияния CS, пусть его и заверяют, что на данный момент интересы конгломерата Ильдзен не направлены на информационную защиту. «Данный момент» в бизнесе чертовски короток. Помимо этого главные конкуренты Чона: Яги и Тодороки, — основные клиенты CS, и вряд ли они будут счастливы узнать, что он приводит очередного волка в загон, где двое уже пытаются поделить овец. Прознавший о намерениях Чона Деку в воскресенье чуть голову Хитоши не откусил. Всю дорогу в машине ругался, как студент, проваливший экзамен. Но оно и понятно. Конгломерат Чона — серьёзный противник, и если ему захочется установить монополию, у него, возможно, даже будет шанс. Но дело, конечно, не только в Деку и опасности потерять уже установленные связи с One for All и Endeavor Inc. Дело во всём остальном. Все инстинкты Хитоши, как один, вопят об опасности. Чон Сэнгук кажется опасней и Чисаки, и Яги, и самого дьявола. Чего только стоит эта его улыбочка. Всезнающая, наглая и… властная. Так улыбаются люди, способные коротким взмахом ресниц остановить мировую войну. Тираны, прибравшие к рукам сотни человеческих жизней. Нельзя не признать, эта его улыбочка чертовски притягательная. Сбросив пепел в урну, он выбирает нужный контакт из телефонной книги. Затягивается снова и настраивается на длительное ожидание. У отца сейчас вечер в самом разгаре. Вместе с гудками в голове проплывает невольная мысль, что, не появись в его жизни Аизава, он бы, пожалуй, действительно попробовал бы с Чоном. И наверняка получил бы куда больше власти на мировом рынке с поддержкой Ильдзен, чем в одиночку. Но Аизава всё ещё может согласиться пойти с ним на ужин, а потому Сэнгук с его улыбочкой, широким спектром влияния и тонким чувством юмора — идёт… на хуй. — Сын? — раздаётся, наконец, в трубке. Задумавшийся Хитоши невольно вздрагивает при звуках знакомого голоса. Голоса способного вести за собой армию и ставить людей на колени. Серьёзный тон с лёгким вопросом в конце. Скрытое зачем звонишь?. — Отец, — приветствует его Хитоши. Собственный голос выдаёт его замешательство лёгкой дрожью. Прочистив горло, он продолжает уже спокойнее. — Звоню рассказать о прошедшей встрече с Сэнгуком. — А, давай-давай, — голос отца становится веселее. Знак одобрения. — Как всё прошло? «Херово», — жаль, нельзя признаться. — Отлично, — он устало смотрит на остатки сигареты. Курить больше не хочется, зато вдруг ужасно хочется спать. — Мы обсудили его намерения, меня ещё раз заверили, что интересы CS не будут пересекаться с Ильдзен. Прошлись по примерному количеству работы и срокам… — Есть какое-то «но»? — перебивают его моментально. — Есть, — Хитоши делает последнюю затяжку. Выдыхает тонкую струйку дыма и вдавливает окурок в металлическую поверхность урны. Как ему сказать? Прозвучит ли это как слабость? Или как его неуверенность в оценке сил вероятного противника?.. Или как ребяческая прихоть? — Отец… Я… Инстинкты воют, как испуганная громом сигнализация машины. Он опасен. Слишком опасен. Он станет нашей погибелью. Тело пробивает озноб. — Я считаю, что сферы нашего влияния слишком близки, чтобы не пересекаться. В конечном итоге Ильдзен зайдёт на нашу территорию, и тогда… — Тогда начнётся война, — соглашается отец, задумчиво постукивая пальцами по чему-то металлическому. Глухие удары отражают ритм Хитошиного сердцебиения. Только не говори, что ты разочарован… Только не говори... — Что ж… — тихо выдыхают в трубке. Шинсо слышит недовольство, и стараясь хоть как-то оправдаться, поспешно добавляет. — У CS сейчас устойчивое положение в глазах японских элит. Мы смогли завязать дружеские отношения с One for All и Endeavor Incorporated, помимо прочих, поэтому сомнительное сотрудничество с конгломератом... — Да-да, я понимаю твою позицию, — отмахивается от него отец. — Ты уже объявил Сэнгуку о своём решении? — Нет, мы назначили следующую встречу в конце месяца, — Хитоши смущённо закусывает губу. Тогда это казалось хорошей идеей, чтобы не настраивать гостей против себя, но сейчас, в разговоре с отцом выглядит трусостью. — Хорошо, используй это время, чтобы окончательно всё обдумать. Я бы не хотел упускать возможность заключить с ними несколько договоров. «Так и заключай их сам!» — хочется прорычать в ответ. — Yes, sir, — только и говорит он, прежде чем завершить звонок. Нда, могло быть и хуже, конечно. Отец мог сказать это вслух. Я разочарован. Шинсо делает глубокий вдох и такой же глубокий выдох, успокаиваясь. В любом случае, время ещё есть. Спрыгивая с подоконника, он решает всё же позвать Бакуго поесть — быть сейчас одному отчего-то совсем не хочется. Вдруг Кацуки тут. 6:15 <Purple donut>: Ты здесь? 6:17 <King Murder Explosion>: Что если да? 6:17 <Purple donut>: Завтрак? 6:17 <King Murder Explosion>: Мега-маффин с яйцом, салат и маленькую колу 6:19 <Purple donut>: Ты просишь завтрак из макдональдса? 6:20 <King Murder Explosion>: У тебя проблемы? Хитоши фыркает. Бакуго всегда был таким: если уж вбил себе что-то в голову, переубедить его невозможно. В этом его недостаток, в этом же и его сила. 6:20 <Purple donut>: Лишь бы у тебя их потом не было. Жду тебя в библиотеке. Отдав распоряжение одному из своих помощников насчёт завтрака, он идет в библиотеку. Начинать утро с трапезы в собственном кабинете почему-то не хочется. Всё тот же книжный стеллаж тихонько гудит многовековой мудростью сотен жизней, спрятанных на страницах книг, золотистый свет рассветного солнца заглядывает в комнату сквозь окно с собранными по краям тёмными шторами, картины, имена авторов которых он уже давно не помнит, всё так же уныло висят на стене, а бильярдный стол с аккуратно собранными в треугольник шарами призывает поиграть. Хитоши растёгивает манжеты и закатывает рукава. Хватает с подставки кий и, не особо целясь направляет биток в треугольник. Цветные шары раскатываются во все стороны. Он усмехается, вспоминая как Шота ползал по столу в Седьмом Небе. Как колени себе не ободрал на той наждачной бумаге, которую они называют сукном. Вот на его столе — Шинсо проводит кончиками пальцев по мягкому ворсу — да, если бы сэнсэю взбрело в голову поползать по этому столу, он бы ничего против не имел. Если бы только после циркового представления у него была возможность снова встать между его широко раздвинутых ног... — Развлекаешься? А где мой обещанный завтрак?! — кричит с порога Бакуго, громко хлопая дверью. — Еда в процессе, и да, я развлекаюсь, — Хитоши улыбается, поворачиваясь. — Присоединишься? Кацуки раздраженно фыркает и тоже хватает кий. В отличие от самого Шинсо, который не вылезает из деловых костюмов, его лучший программист предпочитает вещи попроще — в конце концов, он может себе это позволить. В отличие от Хитоши, которому на работе в любой момент нужно быть готовым появиться под внимательными взглядами сильных мира сего или объективами камер. Сегодня на Бакуго надеты комфортные спортивные штаны светло-серого цвета с тремя полосками по швам и свободная ярко-красная толстовка с эмблемой Флэша, которую, Хитоши готов поклясться, он видел недавно на Киришиме. — Приватизируешь чужое шмотьё? — ухмыляется он, пропуская друга к столу. — Хочешь приз за наблюдательность? — огрызается Кацуки, кривя рот. Впрочем, настоящего недовольства в его голосе нет. Нахмуренное лицо покрывает короткая светлая щетина — ещё одна вольность, которая Хитоши, увы, недоступна. Бакуго прицеливается и коротко выругавшись, ударяет по шару. — Какого хуя ты тут торчишь, босс? Эта интересная манера общения: «я тут самый важный и вы мне все, ублюдки, должны» — не самая привлекательная черта характера гениального программиста, но Шинсо привык к ней ещё со школы. Поначалу это выводило из себя. Хитоши бросался на Кацуки с кулаками, и они радовали одноклассников снежным комом из рук, ног и матов, а учителей — лишним поводом донести на Хитоши родителям. September rain, a hand of destiny and a shot in a dark — потребовались, чтобы они, наконец, перешли с языка кулаков и взаимных оскорблений на язык обычных слов. Тогда-то Шинсо и узнал, что с теми, кто Бакуго нравится в человеческом плане, он общается куда хуже, чем с теми, кого терпеть не может. Но жаловаться было не на что. Методом проб и ошибок он всё-таки научился верно истолковывать злобное рычание, бурчание и предложения сходить в жопу. Поэтому он игнорирует грубость и только шире улыбается, наблюдая за тем, как падает в лунку один из шаров. Они не соревнуются — так, балуются, нанося удары по шарам, чтобы скоротать время до появления завтрака. — Стало быть, у вас с Киришимой в итоге всё срослось? — Хитоши снова склоняется над столом. Уйдя в отпуск, он практически выпал из реальности на целую неделю, так и не узнав, чем всё закончилось у виновника его появления в Седьмом Небе. Хотя, кажется, Денки и упоминал как-то, что Кацуки стал чуть более энергичным и совсем чуть-чуть менее смертоубийственным. Бакуго хмыкает, сосредотачиваясь на ударе. — Он не бесит, — тихо отвечает он, когда шар стукается о несколько других и останавливается. На его языке это почти признание в любви. — Рад за тебя, — Хитоши наклоняется для нового удара, но внимательный взгляд ярко-рубиновых глаз не дает сосредоточиться. — Что? Он буквально позвоночником чувствует чужой оскал. — Я думал ты загрызёшь Аизаву-сэнсэя там, в Седьмом Небе, — в голосе Бакуго одновременно слышится пренебрежение и беззлобная насмешка. — Так вы сцепились. Но потом Денки сказал, что вы очень мило сидели вместе всё оставшееся время, как мы с Эйджиро уехали. — Да? И что ещё тебе Денки рассказал? — предупреждающе интересуется Шинсо, давая понять, что он ничего больше не хочет слышать о нём и сэнсэе от Кацуки. — Как ты сам сейчас сказал... — Бакуго задумчиво хмурится, словно бы припоминая что-то, — «рад за тебя». Заметив замешательство Хитоши, он великодушно разъясняет: — Я имею в виду, в школе же что-то произошло, как я понял, потому что он уехал, и у тебя буквально сорвало крышу. Невнятное мычание Шинсо должно означать что-то в духе «ага». Откуда у него такие прозорливые друзья, чёрт возьми? Впрочем, сам виноват. С теми, кто не видит дальше собственного носа, ему попросту не интересно. Благо Бакуго, в отличие от Денки, даже не пытается выведать какие-то подробности, и они успевают провести ещё несколько ударов, прежде чем в дверь, наконец, стучат. — А вот и завтрак, — Хитоши позволяет подчиненному войти. В руках невысокого худощавого паренька два больших пакета: бумажный из Макдональдса и обычный белый с заказанным Хитоши стейком из лосося и рисом с овощами. Подставку с двумя стаканчиками кофе из Старбакса бедняга балансирует на вытянутом указательном пальце — хоть кофе Кацуки и не просил, от хорошего латте с сиропом он никогда не отказывался. — Помоги человеку, — в наказание за излишнюю прозорливость Шинсо напрягает Бакуго физическим трудом. Кацуки забирает пакеты и сваливает всю кучу на стол у стены, принимаясь радостно вытаскивать упакованные в коробочки и бумагу шедевры фастфуда. Хитоши морщится от яркого запаха перчёного мяса и усаживается в кожаное кресло, доставая свой завтрак. — Как ты можешь это постоянно есть? — Молча, — передразнивает друг, с аппетитом вгрызаясь в бургер. Конечно, раньше он и сам с удовольствием закусывал маком. Быстро и сытно. Но это было в школе — когда ты накурен, не особо задумываешься, что поглощать. Те времена давно прошли, и сейчас вид поролоновых булочек и пережаренной до состояния подошвы котлеты вызывает только праведный ужас. — Над чем ты сейчас работаешь? — распаковав свой рис со стейком, уточняет Хитоши. — Над проектом для Кюсю. Дедлайн в следующую среду, — Кацуки с шумом втягивает колу через трубочку. Черт, а он почти уже забыл, что у него встреча с директором банка в среду. Впрочем, Денки должен напомнить ближе к делу. — И как? — Ну... если какие-нибудь имбецилы снова не запутаются в своём коде, всё должно быть готово. Хитоши кивает и продолжает методично подцеплять палочками кусочки нежного мяса в соусе. На некоторое время повисает тишина. Молчание с Бакуго совершенно особенное: оно и не обременительное, но и не уютное, как с сэнсэем, оно… подначивает тебя заняться делом, так что ли? Кацуки сам по себе излучает огромное количество энергии, как радиатор. Когда он молчит, вся эта энергия концентрируется в воздухе, будто заряжая его. Единственный способ разрядить атмосферу — заняться делом. Особо остро Шинсо чувствовал это в школе, если друг приходил помогать ему с японским. Сейчас же, когда их единственное занятие — завтрак, эти мелкие электрические разряды покалывают кожу. — Слушай, — блондин проглатывает последний кусок своего бургера и чуть склоняет голову на бок, — я тут недавно вспомнил и задумался... — М? — Хитоши замирает с кусочком стручковой фасоли, зажатой между палочек. — Почему ты тогда мне помог? Подвёз меня до дома? Мы же терпеть друг друга не могли, — он проверяет свой стаканчик с колой, который, кажется, уже опустел, и притягивает к себе кофе. «Терпеть не могли» — Хитоши мысленно фрыкает. Мягко сказано. Они ненавидели друг друга, впрочем, без особой на то причины. Шинсо был гайдзин, и Бакуго считал это достаточным поводом для насмешек. Хитоши же считал насмешки призывом к драке. Но тогда… Многое изменилось к сентябрю. В сентябре он уже дружил с Шотой. Проводил с ним практически все свободные выходные, и даже пробыв полторы недели на каникулах, путешествуя с родителями по Японии, не прекращал звонки и переписку. И его взгляд на мир потихоньку менялся. Япония больше не была такой враждебной, люди не казались такими уж кретинами — потому что в его жизни был учитель, объяснявший ему, как и почему они себя ведут именно так, а не иначе. Про Бакуго Шота тоже ему рассказал. И про то, что он учился в этой школе по стипендии, и почему он так не жалует Хитоши. Это помогло перестать думать о Кацуки, как о быке, терявшим рассудок при виде красной тряпки, но… наверное, самым знаковым стал тот случай… — До этого, в конце августа, перед самым началом учебного года, — начинает Хитоши, дотягиваясь до своего стаканчика с кофе. Тыквенно-пряный латте от Старбакса — что может быть лучше этим ранним утром (или поздней ночью, учитывая что он совсем не спал). — Я помог одной девушке оплатить разбитую вазу в бутике рядом с моим домом. Она была безумно дорогая, что-то около ста тысяч йен. Отец прознал об этом, разозлился и лишил меня денег на целый месяц. Так что, когда я услышал твой разговор с мамой о том, что ты потерял кошелек вместе с деньгами и ключами… не знаю… проникся что ли. Шёл сильный дождь, так что мне показалось, ты в настоящей жопе. Он разводит руками. — Как-то так. Я не думал, что ты потом захочешь отдать мне долг, вмешавшись в драку с теми придурками из параллельного, — Хитоши делает глоток. Нежная молочная пена оседает на языке, оставляя вкус тыквенных пряностей. Бакуго усмехается. — Я на полном серьёзе думал, что ты потребуешь с меня что-нибудь. Ты же гайдзин, черти тебя дери, откуда мне знать, какие у вас порядки! — Почему ты вообще об этом вспомнил? — Хитоши делает ещё один глоток и тут же догадывается, — рассказывал Киришиме, а? Блондин тут же хмурится и буркает короткое «пшёл нафиг», прежде чем уткнуться в свой салат. Минутка откровений закончена и тишина, подгоняющая работать, снова электризует воздух. — Покурим? — спрашивает Бакуго, в три коротких глотка прикончив свой кофе. — Я думаю ехать домой. Надеюсь,ты не заставишь меня тут торчать вторые сутки? — Глава проекта ты, — Хитоши поднимается с кресла, — сам своим временем распоряжайся. К слову о времени.... Он проверяет наручные часы. Нет, он вовсе не ожидает увидеть оповещение об смс или о письме на почту. — Скоро Денки должен приехать, можем подождать его, если хочешь, и покурить вместе. — Ну уж нет, я тогда не уеду, потому что прикатит Сэм, и мы засядем править. — А я, пожалуй, дождусь Каминари. Бакуго кивает и прощается. Хитоши сметает пустые упаковки в мусорную корзину в углу и подходит к книжным полкам. Может, ему удастся что-то почитать и немного отвлечься прежде чем зуд недопроверенных документов начнёт жрать сознание? Большая часть книг была собрана отцом. Какие-то ему дарили партнёры и коллеги, какие-то он покупал сам. Есть и несколько, что ему дарил сам Хитоши — затеряны между всеми остальными — он сильно сомневается, что отец вообще открывал хоть какие-то из них. Скорее всего, ставил на полку и забывал об них. Ему, насколько помнится, было не до чтения. Какие-то книги принёс сюда уже сам Хитоши, заняв пост вице-президента. Он не стремился к собирательству, но пробелы в собраниях натягивали и без того натянутые нервы. Так Джек Лондон в красной обложке с золотистыми буквами, которого было пять книг из серии, обзавёлся остальными тремя, а Агата Кристи — недостающими семью. Он вспоминает, как вёл сюда сэнсэя, сам не зная зачем. Как судорожно прикидывал в лифте, не показать ли лучше офис — у него ведь отличный офис, поражает всех без исключения. Да и вид из окон восхитительный... Но в итоге всё же привёл в библиотеку, вот только даже не предложил рассмотреть книги. Вместо этого завалил его бесполезной информацией о виски и щеголял своим умением забивать шары. Идиот. Не удивительно, что Шота ушёл, едва ему представилась возможность. Хитоши вздыхает и снова проверяет часы. Чёрный экран показывает белые цифры и больше ничего. Если Шота всё же согласится с ним поужинать — он выцепляет с полки первую попавшуюся книгу — как не запороть всё снова? У него ведь не было настоящих свиданий. Несколько раз он водил своих ваннайтов в рестораны, но там исход вечера был ясен заранее: ужин, отель, сигарета перед расставанием навсегда... Единственный парень, в которого, как ему тогда казалось, он влюбился, после пережитой депрессии от ухода учителя, не хотел ходить с ним на свидания. Собственно, вообще не хотел иметь с ним дела... Хитоши падает в кресло и невидящим взглядом пялится в раскрытую на середине книгу. А квотербеков, которых он цеплял после, уповая не столько на качество, сколько на количество, словно пытаясь что-то доказать всему чёртовому миру, не заботили романтические жесты. Только длинный Хитошин язык и его задница. Так что… Так что он понятия не имеет, что делать. Может, надо было пригласить сэнсэя в кино? Там нужно меньше разговаривать, а после можно было бы уже и зайти куда-то перекусить. Так было бы проще. Почему все хорошие идеи приходят поздно? Читать не получается. Буквы плывут, слова теряют смысл, смешиваясь в одно огромное «Блять!». Он понятия не имеет, во что ввязался. И как теперь это всё расхлебывать. Потому что если Шота откажется… Телефон, который он кинул на кофейный столик ещё до игры, начинает вибрировать. Это Бакуго. — Слушаю? — Хитоши мгновенно напрягается, готовясь к нехорошим новостям. Программист звонит крайне редко, предпочитая обмениваться сообщениями в мессенджере. — Мне срочно нужен этот имбецил! — Который? — раскрывая перед глазами мысленный список людей, которых Бакуго может считать имбецилами, уточняет он. — Шигараки, конечно! Прикажи ему подключиться! — Извини, — фыркает Хитоши. — Я не его госпожа. Могу только вежливо попросить Руми. — Да посрать! — Бакуго сбрасывает звонок. Нда, работа-работа. Всем что-то подай, подпиши, найди. Не начальник, а мальчик на побегушках какой-то. Конечно же он звонит Руми, и конечно же она, ещё спавшая, совсем не рада его слышать. Но Шигараки, судя по звукам, спрыгивает с кровати и даже, похоже, обо что-то запинается, торопясь к компьютеру. Медитируя над книгой, он, кажется засыпает или погружается в некую сладкую прострацию, в которой нет ни мыслей, ни осознания реальности. Стук в дверь приводит его в чувство. — Йо, Тоши, идём курить? — Денки сегодня слишком жизнерадостный для раннего утра. Видимо, его жена вернулась из своего турне. — Идём, ага. Бакуго видел, или он уже ушел? Который сейчас час вообще? — сонно моргая, он снова проверяет часы. Вопреки самоощущению, выпадение из реальности не продлилось долго, а Денки приехал раньше, впрочем, всего на десять минут. В курилке Хитоши снова устраивается на подоконник, а его личный помощник вкратце проходится по плану на день, уточняя все назначенные встречи. — Ах да, Тодороки Шото оставил сообщение. Просит принять его сегодня. Как только, так сразу. — Тодороки? — Хитоши хмурится, — сказал, зачем? — Нет, но сказал, что дело не требует отлагательств. — Во сколько я смогу его принять? — Мммм… — Денки пролистывает свой органайзер. — В обед. То есть, в твой обеденный перерыв. — Ну что ж, тогда пригласи господина Тодороки на обед. — Забронировать вам столик в том классном китайском ресторане? — Эм… в каком из? — только за прошедший месяц он посетил, кажется, штук пять. Денки уточняет, но в памяти всплывает только ядовитая улыбочка ушлого президентишки компании, с которым он тогда ужинал. — Мне всё равно, — Хитоши пожимает плечами, выбрасывая окурок в урну. Он не прихотлив. — Ладно пошли, у меня ещё вчерашние документы не закончились. Перед обедом у него проходит совещание с менеджерами отделов. Рядовая встреча, на которой белые воротнички пляшут с указками вокруг экрана с диаграммами из цветных линий и столбиков с надписями вроде «Бенчмаркинг», внушающими трепетный ужас непосвященным. Подобные встречи нацелены скорее на поднятие боевого духа работников, нежели на получение действительно необходимой информации. Саму презентацию Хитоши с Руми пролистали ещё в понедельник в курилке, так что сейчас просто сидят тут скорее для количества и придают всему этому балагану претенциозный вид, пока спикер, активно жестикулируя указкой, словно фокусник на сцене, толкает свою речь. Руми вертит в смуглых пальчиках с длинным красным маникюром бумажный стаканчик из Старбакса, стараясь сделать вид, что тщательно обдумывает сказанное. Глаза с длинными пушистыми ресницами полуприкрыты, и только Хитоши знает, что она едва сдерживается, чтобы не отрубиться прямо на столе. Он сам подавляет зевки, крутя в пальцах ручку и переодически поглядывая на часы. Аизава не пишет. Конечно, время всего одиннадцать утра вторника, с чего бы ему писать сейчас? Может… Может, стоит написать самому? Нет, это будет слишком навязчиво. Может… просто написать? «Привет как дела, я вовсе не жду ответа на моё предложение, просто скучно». Или скинуть мем, как раньше?.. Блин, это глупо, никто не перекидывается мемами по электронной почте... Если Шота откажется, будет ли это означать, что между ними всё кончено? Как-то странно возвращаться на линию «мы просто друзья» после того, как к тебе приставали с требованием поцелуев и шептали дьявольски сексуальным голосом на ухо о том, как приятно ты пахнешь и как тебя рады видеть. Или после того как ты дрочил в чужой ванне. Значит, либо пан либо пиздец. — Закажем тайской еды? — спрашивает Руми, стоит им подняться в Хитошин офис. — Рад бы, да у меня обед с Тодороки. — О, — на её губах расцветает ехидная ухмылка. — А я думала, ты Аизаву своего на ужин позвал. А ты вон как, не пропадаешь. — Это по работе, — хмуро отмахивается от неё Хитоши. — Прекрати на меня так смотреть, что? — Просто у тебя аж глаз задёргался, когда я сказала про Аизаву. Волнуешься, как всё пройдёт? Нда, подруга считала его мо-мен-таль-но. Даже неловко как-то. — Не знаю, — это почти даже не ложь. Он не знает, почему волнуется. Дело ли в полном отсутствии опыта в свиданиях или в том, что Шота может просто отказать и оборвать с ним все связи. Впрочем, даже свидание не является гарантией какого-либо продолжения. Может, Шота найдёт его неинтересным или поймёт, что их планы на жизнь слишком параллельны, чтобы даже пытаться?.. — Не парься, — она хлопает его по плечу. — Он же как-то терпел твою компанию до сих пор, значит, что-то его в тебе цепляет. Только шути поменьше. У вас же свидание, а не стендап с шутками ниже пояса. Хитоши корчит недовольную гримасу. — Я строю тонкие меткие замечания на грани сарказма и пошлости. Это целое искусство между прочим! — Ага-ага, — девушка закатывает глаза. — Только по ним сразу видно, какой скучной и одинокой жизнью ты живёшь. А вот это обидно. Хотя Аизава никогда не критиковал его чувство юмора. Хоть и бывало, что ему за него и прилетало. — Ты просто завидуешь, — ухмыляется он. — Я могу шутить про порно и недотрах в пятидесяти вариациях. И ещё в сорока — про алкоголизм. — Anyway, — тянет Руми, заправляя белоснежную прядку за ухо, — к чему эта встреча с Тодороки? Изменения в планах? — Понятия не имею, — Хитоши пожимает плечами, поправляя свой пиджак. — Говорит, дело неотложное. Подозреваю, он, как и Деку… в смысле Изуку Яги…, — чёрт, так странно его так звать, — пронюхал о планах Чона и наших связях. В конце концов, Токио — довольно маленький город, когда речь заходит о большом бизнесе. Девушка кивает и задумчиво добавляет. — Этот Чон наводит столько шуму, а ещё даже не открыл свой филиал здесь. — Ну, если мои партнёры в такой панике, я постараюсь выжать из них побольше на будущее. Услуга за услугу и всё такое, — усмехается парень. — К слову, об услугах… — она чуть склоняет голову на бок и хлопает своими длинными ресницами. — Не хочешь поменяться со мной? Я тебе встречу с американской делегацией, а ты мне — немцев? — Зачем? — уже направившийся к выходу Шинсо останавливается и недоумённо смотрит на нее. — Ты же так хотела покрасоваться перед коллегами? — Ну, — она робко улыбается, отводя глаза, — я случайно узнала, что там будет Мэтью Барсон, помнишь его? Хитоши помимо воли широко улыбается. О, он помнит его, как же. И расшатанную до скрипа кровать тоже. Вообще-то Мэтью подкатывал к Руми на вечеринке, но ей стало интересней с какой-то первокурсницей, так что Мэтью был передарен Хитоши. И… да… никто не ушел обиженным. — Мэтью Барсон? Что он делает в нашей компании? Чёрт. Ну хорошо, почему нет. Правда не думаю, что он будет рад меня видеть. Предупреди Денки, чтобы он подправил расписание. Когда они там?.. — В пятницу в три. Хитоши кивает и выходит из кабинета, оставляя Руми на милость буклета с Тайской едой. До ресторана, где его ожидает Тодороки, всего несколько минут пешком. Погода сегодня на редкость хорошая, а потому он решает прогуляться. Бизнес-центр города, как всегда в обед, полон людей в белых рубашках и чёрных пиджаках, торопливо семенящих по тротуару из кафе в офис и наоборот. Стайки офисного планктона проплывают мимо него, оживлённо переговариваясь. Иногда тут и там раздаются громкие возгласы или маты. Спрятав руки в карманы, Хитоши не спеша идёт, выцепляя куски случайных диалогов. Раствориться в толпе — своеобразная медитация — позволить некоему коллективному разуму завладеть сознанием, выудить нити его мыслей и вплести их в общий рисунок, отрешая от личности и от личных проблем. Очень помогает сосредоточиться на работе. К тому моменту, как Хитоши переступает порог ресторана, его разум уже полностью занят только бизнесом, спрятав в стальной сундук все мысли о Шоте и волнительное предвкушение его ответа. Улыбчивая китаянка у ресепшена спрашивает его имя, сверяется со списком и ведёт его через небольшой зал со столиками в коридор, полный закрытых перегородок из рисовой бумаги. Можно разглядеть силуэты и их движения в комнатках, только и всего. Отодвинув створку одной из множества одинаковых дверей, она с поклоном пропускает его в небольшую комнатку c чёрным обеденным столом и чёрно-красными стульями вокруг него. Окна нет, с потолка льётся приглушенный жёлтый свет. Хитоши приходится даже моргнуть несколько раз, привыкая к полутьме. Неужели он и правда уже когда-то тут был? Тодороки Шото сидит лицом к двери и приподнимается поприветствовать Хитоши. В отличие от Шинсо, которому не суждено вылезти из своего делового костюма до пятницы, он одет в простой бежевый джемпер, из-под которого виднеется воротник клетчатой рубашки. — Добрый день, господин Шинсо, спасибо, что нашли для меня время, — он отвешивает лёгкий поклон. Хитоши кланяется в ответ. Девушка тоже кланяется и закрывает за собой дверь, уходя. — Рад видеть вас, — улыбается Шинсо, садясь. — Я знаю, что вы хотите поговорить о чём-то очень важном, но я голоден, как волк, который тщетно гонялся по полю за овцами. Шото усмехается. — Разумеется, было бы довольно неосмотрительно прийти в китайский ресторан и довольствоваться одной водой. Моё дело… — он поворачивает голову в сторону, словно высматривая что-то важное на противоположной стене, — да это даже не дело. Так, небольшие предосторожности. Мы можем сначала насладиться едой. Хитоши с облегчением выдыхает и погружается в изучение меню на небольшом прикреплённом к столу планшете. Лапша или жареный рис? Говядина или морепродукты? — Как ваш день, господин Шинсо? — Шото утыкается в своё меню тоже и разбавляет тишину клишированным обменом любезностями. — Как и всегда, господин Тодороки, плотное расписание и избыток никотина, — увлёкшись созерцанием красиво уложенных на блюде овощей на экране, он собирается было пошутить про невозможность даже забежать в туалет передёрнуть, но вовремя прикусывает язык — это же деловой партнёр в конце концов. — Господин Тодороки — мой отец, кажется, я уже говорил это... — холод в его голосе пускает мурашки по коже. Хитоши мысленно хмыкает. Он не забыл, просто хотел проверить, показалось ли ему, что Шото терпеть не может отца? Не показалось. — Мои извинения, Шото, — тут же исправляется он, сделав заказ и, наконец, отрываясь от меню. Глаза цвета морской лазури неотрывно смотрят на него. И этот взгляд: пристальный, хищный, колючий — очень сильно напоминает ему… нет, не Энджи… Даби. Брови Шинсо ползут вверх от удивления. Показалось? Нет, это его взгляд. Сканирующий, разрезающий кожу, холодящий нагие мышцы… Неужели Даби и есть тот пропавший с радаров старший сын Энджи?.. Надо бы это проверить. — Надеюсь, мой отец не доставил вам слишком много неприятностей после внесённых мной изменений в контракт, — Тодороки отводит взгляд и делает небольшой глоток из стакана с водой. — О, никаких хлопот, я был рад ещё раз всё обсудить с господином Тодороки и убедиться, что не будет никаких недопониманий, — Хитоши снова улыбается. За те несколько недель, что они не виделись, Шото, кажется, изменился. Не внешностью, но что-то в его манерах, в том как спокойно он держится, как не реагирует на прямой укол в сторону его полномочий… Словно бы за эти несколько недель он… заматерел на поле переговоров, если можно так сказать. Ничего удивительного, впрочем. Бизнес — это море, в котором либо учишься плавать, либо тонешь. — Отличный ресторанчик, — Тодороки оглядывает неброскую обстановку комнаты: Стены из тёмного дерева с дежурными традиционными украшениями и высокий искусственный цветок в углу. Действительно, неплохо. Помогает расслабиться и не отвлекаться на посторонние вещи при работе. — Вы часто здесь бываете? — Нет, но мой личный помощник обладает потрясающим чутьём на подобные места. Они успевают обсудить погоду и своё отношение к поздней осени, когда в дверь вдруг вежливо стучат и, получив разрешение, официант вносит еду на подносе. Хитоши едва не давится слюной при виде тарелочек с овощными закусками и своей жареной лапшой. — Передайте мою признательность вашему помощнику, пожалуй, я возьму это место на заметку. — Если мы оба будем проводить здесь деловые трапезы, то нам стоит составить расписание, чтобы не смущать партнёров, — усмехается Шинсо, принимаясь наматывать лапшу на палочки. В каждой шутке есть доля шутки. Шото снова издаёт короткий смешок и кивает. У него в тарелке, судя по запаху, кальмары с овощами. И смех у него тоже похож на гиенье хихиканье Даби, только чуть мягче. Как же он раньше не обратил на это внимания? Дело ли в том, что каждый раз пересекаясь с Даби, он моментально отвлекался на сэнсэя? Покончив с едой, они заказывают кофе и переходят к деловой части их встречи. — Итак, Шото, — начинает Хитоши, делая первый глоток чёрной жидкости в белой фарфоровой чашке — можно ли это считать кофе? — в целом, неплохо. Зёрна не пережарили, с водой не переусердствовали. — О чем же вы хотели поговорить? — Думаю, вы догадываетесь, — Шото ставит локти на стол и переплетает пальцы, чтобы положить на них подбородок. — Всё дело в наследнике конгломерата Ильдзен Чоне Сэнгуке. Конечно. — А причём здесь я? — вежливо спрашивает Хитоши, разводя руками, словно бы, действительно, понятия не имеет, что происходит. Шото понимающе улыбается. — Птичка на хвосте принесла, что Чон Сэнгук планирует начать работать в Токио, и для этого хочет воспользоваться услугами вашей компании. — Извините, но... — Хитоши скрещивает руки на груди. Его голос остается таким же вежливым, однако поза становится напряжённой, что должно показать собеседнику его явное недовольство. Никакого недовольства он не испытывает, но бизнес это игра. — Я не совсем понимаю, как мои дела касаются вас? И даже если бы я согласился их обсуждать, не вижу, как это могло бы повлиять на наше сотрудничество. — Господин Шинсо, — парень наклоняется вперед и заговорчески шепчет. — Я буду с вами откровенен. Endeavor inc. максимально заинтересована в том, чтобы не пустить конгломерат Ильдзен на рынок. Так что сейчас, пока дело ещё не сдвинуто с мёртвой точки, мы можем помочь друг другу. Кажется, вас интересуют правительственные контракты? — Ещё одна птичка на хвосте принесла? — усмехается Шинсо. Шото пожимает плечами. — Всё, что мне нужно, это поддержка на конкурсе, — продолжает Хитоши. — Ваш отец согласен оказать её? — С этим не будет проблем, господин Шинсо. — заверяет его Шото. — Так что же… насчёт Ильдзен? — Я думаю, более подробно всё это стоит обсудить в более… — Хитоши многозначительно оглядывается, — рабочей обстановке, вам не кажется? Покончив с трапезой и дежурным обменом любезностями, они вместе выходят на улицу и вежливо кланяются друг другу на прощание. Шото направляется к своей машине, а Хитоши, спрятав руки в карманы, выходит на тротуар. Нда, желание Сэнгука отхватить кусок токийского пирога выводит буквально всех. Очень интересно. Кто ещё готов оказывать Шинсо поддержку, лишь бы он не помогал Ильдзен? Может, ему удастся заключить несколько договоров с «Mei Industries?» Они довольно холодно относились к нему, но при таком раскладе… Часы на руке коротко вибрируют, оповещая о приходе сообщения. 13:08 <Чон Сэнгук>: Полагаю, скоро все мои главные конкуренты попытаются связаться с тобой. Хитоши останавливается и оглядывается. Неприятное ощущение слежки пробирается под рубашку. Но в толпе, разумеется, нельзя ничего увидеть. 13:09 <Шинсо Хитоши>: Ты так считаешь? — быстро набирает он на часах. 13:09 <Чон Сэнгук>: Будет обидно, если это не так. Перед глазами буквально всплывает властная ядовитая ухмылка Чона. Шинсо вздыхает и некоторое время раздумывает над ответом, но решает пока отложить и торопится в офис. Нужно успеть забежать к Шигараки и дать ему одно личное поручение, пока снова не засосало в рутину.

*

Вот кажется и всё. Хитоши откидывается на спинку кресла и выдыхает. Похоже, его рабочий вторник, наконец, закончился. По крайней мере, сам Шинсо закончился как вице-президент и вряд ли способен выдать сегодня ещё что-нибудь продуктивное. Неплохо было бы, конечно, разобраться с контрактом для университета и просмотреть то коммерческое предложение от новой команды программистов, но всё это как-нибудь подождёт до завтра. Мыслей о работе на сегодня хватит. Закрыв глаза ладонями, он некоторое время сидит неподвижно, ловя отключающееся от усталости сознание у самой грани между сном и явью. Чтобы хоть чуть-чуть прийти в себя и заставить голову функционировать приходится дойти до столика с виски и налить себе на один палец. Нельзя засыпать. Перспектива второй ночи подряд в офисе не особо импонирует. Виски немного бодрит. Хитоши берёт с собой стакан и подходит к окну. Несмотря на довольно раннее время, закат уже утащил солнце в его космическую постель и накрыл одеялом из звёзд. Спрятав свободную руку в карман штанов, он неспешно потягивает виски, разглядывая вид за окном. То ли дело в холоде, то ли просто повезло — но на ясном небе неожиданно много ярких точек-звёздочек. Их серебристый отблеск напоминает об Аизаве. Он так и не написал за весь день. Напишет ли вообще? Или проигнорирует, как проигнорировал его прошлое приглашение на кофе?.. Стараясь отвлечься, он принимается перебирать в голове прошедшие дневные события. Сначала разговор с отцом, в котором тот подчёркнул, что он считает сотрудничество с Ильдзен важным, потом целый час к ряду Тодороки младший витиевато объяснял, что не хотел бы видеть компанию Чона на японском рынке, и сейчас Шинсо чувствует себя грёбаным рефери в боксёрском поединке, где судьбоносное решение о победе может принять только он. Самое паршивое, что как бы оно ни было, последствия будут ощутимы. И увы, просто набитой мордой тут не отделаться. Если пойти навстречу отцу, то против него ополчится не только Endevoir Inc в лице всех Тодороки, но возможно и Яги, и другие партнёры, а если нет... Придётся крепко обосновать своё решение, и простым «Я чувствую, что он опасен» отбиться не получится. Чтобы убедить отца, одной лишь интуиции будет недостаточно. Хитоши прикрывает глаза. Тихий гул работающего на обогрев кондиционера смешивается с белым шумом в мыслях. Пожалуй, нужно написать Таро-сану и, наверное, всё же провести ночь дома, чтобы хоть немного выспаться. Если получится. Он уже тянется к лежащему на столе айфону, чтобы отправить водителю сообщение, как вдруг экран загорается пришедшем оповещением. Сообщение с незнакомого номера. «Ну, так какой у нас план?» «План»? Шинсо хмурится, силясь вспомнить, кому он мог дать свой личный номер, не внеся в ответ чужой в список контактов... И о каком таком плане может идти речь? План закупок? План ведения очередных переговоров? План поездки в Кюсю?.. Блять. Ну конечно же! Шота. Сердце делает тройной кульбит, застревая в горле. Белый шум в голове мгновенно перерастает в звон. Реальное последствие его плохо продуманных действий приставляет к его затылку холодное дуло пистолета и щёлкает взодимым курком. Сейчас его череп разнесёт к хуям понимание, что… ...Что, он не продумывал это так далеко. Чёрт, он даже не был уверен, что сэнсэй напишет раньше пятницы, если напишет вообще. А он блять не просто написал, он ещё и согласился. Согласился! И головокружительный восторг от, пусть не прямого, но всё же, согласия, и обезоруживающее смятение от собственной непредусмотрительности смешиваются внутри в гремучий коктейль. Потому что, блять, какой план? Нет у него никакого плана. Оглушительный выстрел таки разбивает его череп. В ушах так звенит, что он кажется, вот-вот потеряет ориентацию в пространстве. Шлёпая стаканом о стол со всей дури, из-за чего брызги попадают на руку, он, уперевшись в столешницу обеими руками, тупо пялится на слова на экране телефона. Неосязаемые, они кажутся эфемерной галлюцинацией утомлённого сознания. Хитоши подхватывает телефон и открывает сообщение. Глаза бешено бегают по строчке снова и снова, вчитываясь в короткую фразу. Реально на месте? Не показалось?.. Да, вот сообщение, вот номер, его нужно в контакты добавить… Эту мысль истерически перебивает другая. А куда?.. Куда они, собственно, идут? В голове закручивается настоящий ураган из обрывков воспоминаний о всех Хитошиных походах в рестораны разом. Короткие вспышки интерьеров и разноцветных блюд вихрем проносятся перед ним, и Шинсо силится выловить то самое, нужное ему именно сейчас. Может, сходить с Шотой в ту китайскую забегаловку, где он обедал сегодня с Тодороки-младшим? Нет, не то, нужно что-то более... торжественное. Заказать столик в ресторане, где он сидел с Чоном? Ну нет, там так мало места, а ещё так тихо, что их разговоры будут слышать абсолютно все посетители, официанты и даже повара на кухне. Да и совершенно не хочется думать о самом Чоне, а знакомая обстановка точно будет о нём напоминать... Что ещё, что ещё? Может, тот ресторан европейской кухни на двадцатом этаже небоскрёба с вышколенными официантами и отличным видом на токийскую башню? Чёрт, нет, чересчур консервативно и официально, он не на деловой ужин идёт. Да блин... Сердце тикает сошедшим с ума метрономом — 120 в минуту. Нужно уже хоть что-то ответить. Но, сука, идей нет вообще. Отчаявшись, Хитоши пробегает глазами по офису, как будто где-то среди белых стен и абстрактных картин спрятан нужный ему ответ. Тук-тук-тук-тук — cбивает с мысли сердце. Взгляд мечется от миниатюрного сада камней к дивану и спотыкается на входной двери. Ну конечно! Он выбегает из кабинета, хлопая дверью и вприпрыжку преодолевает короткий пустой коридор. — Денки! — едва не кричит он, упираясь о стол помощника руками, каким-то чудом остановившись и не снеся его к чертям. — Тоши?! — блондин, погруженный в изучение своего ежедневника, обеспокоенно глядит на него снизу вверх своими золотистыми глазами. — Курить! — возбуждённо выдыхает Хитоши. На этой стадии он уже даже не может нормально изъясняться. — Срочно! Ошарашенный Каминари испуганно кивает в ответ и ныряет в ящик стола за сигаретами.

*

Небо пятницы весь день клубится серыми облаками. К вечеру, когда темнеет окончательно, облака сливаются с космической чернотой, скрывая звёзды, отчего цветные огни центра кажутся ещё ярче. Отличная погода для свиданий. Ничего удивительного, ведь сегодня тринадцатое число месяца. Пятница тринадцатое. Хитоши отворачивается от окна машины и снова проверяет телефон. Ничего. Впрочем, а что ещё ему должен был написать Шота? Они вроде как условились, и у сэнсэя нет никаких причин передумывать в последний момент. Ведь нет?.. Машина под чутким руководством Таро-сана плавно поворачивает, выезжая на шоссе. До назначенной встречи всего пятнадцать минут, и Хитоши заставляет себя не смотреть на дорогу, потому что если ты не видишь пробок, возможно, их, действительно, нет. Вместо этого он в сотый раз просматривает их короткую переписку. Название ресторана, обсуждение даты и времени, дресс-кода с ехидными комментариями Шоты по поводу необходимости снова влезать в костюм — всё. 13:08 Шота: Надеюсь, эти твои «4 сезона» стоят всех хлопот Хитоши тоже на это надеется. Он никогда не слышал об этом ресторане. Во вторник ночью, едва получив от личного помощника подтверждение о брони столика и отписавшись Шоте о том, куда они идут, Хитоши тут же полез на сайт заведения, чтобы ознакомиться с меню и узнать хотя бы примерно, что именно их ждёт, но так толком ничего и не нашёл. Простой белый интерфейс с парой фотографий уютного интерьера, лица шеф повара и его команды, небольшие абзацы ни к чему не обязывающего текста, похожие на сухие выдержки из страниц модных журналов, которые обычно лежат в приёмных международных корпораций, и дежурное обещание «уникального опыта» — и больше ничего. И почему Денки порекомендовал именно этот ресторан? С другой стороны, он подчеркнул, что они с Кёкой «оценили атмосферу», а у Шинсо нет оснований не доверять своему личному помощнику, потому что у него просто магическое чутьё на правильные места. Машина снова поворачивает. Хитоши прикрывает глаза и старается немного расслабиться. Это же свидание, а не встреча с премьер-министром. Это должно быть весело. Весело?.. Вся его пятница прошла достаточно весело. С чёртовой встречей самодовольных морд американской делегации, которые по какой-то причине считали японский филиал чем-то вроде небольшого таракана, и пытались всеми силами найти недостатки в Хитошиной работе. Неудивительно, что после трёхчасовой экскурсии с перебрасыванием завуалированными «я сейчас всё расскажу твоему отцу, маленький дерзкий ублюдок» и «да я сам ему сейчас позвоню, зажравшийся ты старый хрен» он не мог перестать прокручивать в голове возможные варианты развития сегодняшнего вечера, как игрок в покер — даже после того, как заехал домой, чтобы освежиться и переодеться. О чём с Шотой они будут разговаривать? Стоит ли спрашивать сэнсэя о его прошлом? Что делать после того, как ужин закончится? Напьются ли они в итоге в такой же ноль, как на Хэллоуине или же всё будет чинно и благородно? Спешно перебирая перед зеркалом в гардеробной прикид, Хитоши так и не смог найти ничего лучше классического костюма. Для разнообразия не чёрный или серый — а тёмно-синий с приталенным пиджаком, зауженными брюками и тонким красным галстуком. К галстуку он подобрал простой золотой зажим и точно такие же запонки на рукава. Несколько долгих минут медитировал над небольшой коллекцией парфюма, остановившись, в итоге на том же самом аромате, который носил на дне рождения Шоты (глубокое урчание учителя в машине «You smell nice» засело на подкорку). Напоследок подумал, не убрать ли волосы назад гелем, но быстро понял, что идея так себе — от волнения руки вечно тянулись к голове... — Господин, мы приехали, — тихо сообщает Таро-сан, оборачиваясь к нему. «Уже?» — мелькает испуганная мысль. — Спасибо за работу, Таро-сан, вы пока свободны. Если мне понадобится ваша помощь, я позвоню, — он старается улыбнуться, но, кажется, выходит довольно нервно, потому что водитель, встретившись с ним взглядом в зеркале, слегка хмурится и вежливо добавляет. — Удачи, господин Шинсо. Хитоши находит в себе силы только кивнуть, прежде чем выйти из машины. Таро-сан выруливает обратно на дорогу, а он поправляет галстук, который отчего-то лежит вокруг шеи непривычно туго, и озирается по сторонам. По оживлённой улице, залитой жёлтыми огнями, туда-сюда снуют прохожие, занятые своими пятничными делами. Парковка возле отеля, где у них назначена встреча, забита дорогими блестящими машинами. Крутящиеся двери работают без остановки, впуская и выпуская солидных мужчин в костюмах и девушек в вечерних платьях. Интересно, Шота приедет на такси? Надо бы встретить его, чтобы не потерялся. Ну то есть, конечно, потеряться ему некуда — отель-то один, и они вроде как условились, но Хитоши всё равно хочет быть уверенным, что всё пройдет, как нужно, и не случится ничего непредвиденного. Блять, да он, наверное, когда свою первую важную сделку заключал, так не волновался. Да и чего тогда волноваться было — он, конечно, мог и накосячить, но всегда есть шанс попытаться снова. С Шотой, отчего-то, кажется, так не сработает... Хитоши чувствует, как под ложечкой щекочет какое-то нехорошее предчувствие, но тут же мотает головой, отгоняя назойливое наваждение. Может, простое дурацкое суеверие? Но он же в Японии, никто здесь не обращает внимания на пятницу тринадцатое, да и сам Хитоши никогда суеверным не был... Он снова смотрит на часы. До условленного времени еще три минуты. Будет ли сэнсэй вовремя? В школе он никогда не опаздывал — даже если просыпался с дичайшего бодуна — и требовал такой же пунктуальности от собственных подопечных, с другой же стороны, на приёме он появился, уже когда Хитоши его почти и не ждал. Что же касается свиданий… Он понятия не имеет, как Шота ведёт себя на свиданиях. С дороги сворачивает зелёный угловатый седан с горящей лампой названия таксопарка «Токийская Волна» и большими цифрами пятизначного номера. Такси. Шинсо невольно сглатывает. Неужели?.. Но салон оказывается пуст. Водитель останавливается у входа и подбирает пару девушек. Глаза невольно снова опускаются проверить время: уже ровно восемь. Не опаздывает же он специально? На дорогах пробки? Всё-таки Шота привык катать на байке, возможно, поэтому не рассчитал время с такси… Он же не приедет на байке? На всякий случай парень оглядывается, стараясь выцепить взглядом силуэт железного коня. Но нет, конечно, нет. Может, пока стоит лишний раз удостовериться, что всё в порядке, и их бронь не отменена?.. Тем более, он даже не знает, где именно этот самый ресторан находится. Неплохо бы спросить у сотрудников ресепшена, чтобы не блуждать. Шинсо заходит в здание отеля через вращающуюся дверь и оказывается в огромном холле. Бежевый мрамор пола, колонн и полукруглой лестницы, ведущей на второй этаж, отражает блики хрусталя люстры, заливая помещение ярким светом. Жмурясь с непривычки, он рассеянно осматривается. Людей — полно. Словно бы он снова оказался у себя на приёме и пытается выцепить в толпе одну единственную чёрную макушку. Парочки сидят на кожаных диванчиках, одиночки устроились в креслах, почитывая журналы, группки кучкуются у колонн, окружённых напольными вазами c искусственными цветами, у стойки ресепшена в дальнем углу — тоже небольшая компания людей с чемоданами. Жужжат разговоры, стучат бесчисленные каблуки о лестничные ступени и тренькает приветливо лифт, раскрывая свою пасть навстречу гостям. Может, тут где-то есть доска с указателями? Или проще спросить на ресепшене?.. Хитоши бросает взгляд в окно: ещё несколько машин въезжают на парковку. Может ли Шота быть в одной из них?.. Ладно, в конце концов, у сэнсэя есть телефон, и он умеет им пользоваться. Спрятав руки в карманы штанов, он неспешно проходится по залу в поисках указателей. Где-то в углу, судя по звуку, журчит фонтан. Он всегда считал подобные декоративные решения странными. Кому вообще нужен фонтан в отеле? И все эти статуи тоже. Это же отель, а не музей искусств. Дойдя в своих блужданиях до стойки ресепшена, он осведомляется у девушки за стойкой о расположении ресторана. — Третий этаж, — вежливо улыбается она, указывая рукой в сторону лифта. Хитоши зеркалит её улыбку, благодарит и разворачивается, чтобы уйти, но… Едва не сталкивается нос к носу с Аизавой. — Оказывается, большие начальники всё-таки умеют приходить вовремя, — ухмыляется он. В чёрных глазах блестят озорные огоньки. Или это блики хрустальной люстры? Хитоши отражается в них тоже, и двойник, которому посчастливилось поселиться в глазах учителя, гипнотизирует его, крадя дыхание. Шота отстраняется, давая ему немного пространства для вдоха, и позволяя себя рассмотреть. Забранные наверх волосы спадают на его плечи иссиня-чёрными локонами, в которых спрятались несколько украшенных бусинами косичек. Сэнсэй одет просто: чёрный расстёгнутый пиджак, чёрные брюки, чёрная рубашка, но серебряная пряжка ремня, все его пирсинги и серебристый галстук-боло с блестящим чёрным кабошоном превращают его наряд в нечто особенное. Заворожённый, Шинсо даже не находится что ответить, тем более что смысл Шотиных слов теряется где-то между мыслями о его длинных ногах в зауженных брюках и приталенной атласной рубашке. Хитоши не может перестать следить за переливами света на гладкой ткани, в деталях очерчивающей чужой торс. — Привет? — Шота чуть склоняет голову на бок, отчего всё его серебро ловит блики хрустальных ламп, делая его похожим на глубокое ночное небо, усыпанное звёздами. Хитоши прочищает горло и невольно тянется рукой к стремительно теплеющей шее. — Привет, — выдавливает из себя он, не сводя с него взгляда. Своё персональное звёздное небо. Вау. Видимо заметив, что на него откровенно пялятся, Шота делает ещё один шаг назад и разводит руки в стороны, давая больше пространства для обзора. Хитоши ошалело впивается взглядом в натянувшуюся на груди рубашку, стараясь заметить бугорки пирсингов в сосках. Ему же не показалось? Они там были в воскресенье?.. — Do I look fancy enough? For this place? Шинсо снова прочищает горло и заставляет себя оторвать взгляд от чужой груди. — You… um... you look stunning, — смущённо потирая шею, отвечает он, смотря себе под ноги. — Not too bad yourself, — фыркает Шота, скрещивая руки на груди. — Мы так и будем здесь стоять, упражняясь в эпитетах или всё же доберёмся сегодня до еды? По правде говоря, я чертовски голоден. Хитоши невольно облизывает губы, стараясь уложить в голове тот факт, что, кажется, сэнсэй впервые не только принял его комплимент, но и сделал свой в ответ. Факт укладываться отказывается, а потому он немного зависает. — Да… — оживает наконец он, встряхивая головой. — Нет, то есть, нет конечно. Идём! Он делает короткий жест рукой, предлагая Шоте пройти к лифту. — Давно меня ждёшь? — спрашивает Хитоши, идя рядом с сэнсэем и всеми силами стараясь снова не начать его рассматривать. — Нет, но у меня хватило времени осмотреть местные достопримечательности, — Шота прячет руки в карманы штанов. — Никогда не понимал, на фига в отелях нужен фонтан. — Да, — Хитоши издаёт нервный смешок, — я тоже. Боковым зрением он замечает, что их провожают взглядами. Не нужно быть гением, чтобы понять: все пялятся на Шоту. Внезапно хочется обнять его за талию, притянуть к себе и показать всем вокруг, что шанса у них нет. Хотя Хитоши не уверен, что он есть и у него… но чёрт, без крови и выбитых зубов никому своё небо он не отдаст. Аизава, кажется, тоже не особо в восторге от чужих взглядов на себе, а от того он выглядит немного раздраженным. — Надеюсь, местная кухня стоит всех этих заморочек, — буркает он, когда они подходят к лифту. Я тоже, думает Хитоши. Коридорный, одетый в белый пиджак с логотипом отеля и белые же перчатки, вежливо кланяется им и вызывает лифт. — Well, we can always just get back to mcdonalds, — улыбается Шинсо, стараясь немного успокоить учителя, и осторожно касается его плеча. — Just guessed it would be nice once in a while to try something different. Аизава бросает на него короткий взгляд, но ничего не отвечает. Ему явно не особо по кайфу всё происходящее — запоздало доходит до Шинсо. Учителя нервирует непривычная атмосфера. Снова. Хитоши вспоминает, что то же самое было на его приёме. Сэнсэй выглядел столь же неотразимо и в целом держался молодцом, не показывая волнения, а потом — как только Хитоши отлучился по делам — взял и исчез. Блять. В горле ощущается горечь, а где-то под рёбрами вновь просыпается нехорошее предчувствие. Что если в этот раз будет так же? Что если сэнсэй снова сбежит?.. Хитоши начинает сомневаться, что принял правильное решение, поручив выбор места для ужина Денки. Стоило всё же не тупить и поискать самому что-то попроще, чтобы Аизава не чувствовал себя неуютно... Но да ладно, они уже тут, и столик уже забронирован, да и Шота знал, куда они собираются — мог и отказаться, если ему так сильно не по душе весь этот, как он выражается «fancy stuff». К тому же, в этот раз покидать Шоту он не собирается — даже если ему позвонит сам император и попросит немедленно заявиться к нему во дворец. А нервничает Хитоши скорее просто от того, что всё ещё не может поверить, что всё происходящее реально. От тяжелых мыслей Шинсо отвлекает приглушенный разговор за их спинами. К лифту подходит пара иностранцев — улыбчивая блондинка в сверкающем платье с пайетками и мужчина в чёрном смокинге. Когда лифт, наконец, приезжает, они вчетвером входят в пустую кабину, отделанную блестящими золотистыми панелями. Коридорный нажимает нужную им кнопку этажа и кланяется закрывающимся дверям. Пользуясь моментом, что беседовать им пока не о чем, Хитоши снова украдкой рассматривает сэнсэя. С подчёркнуто скучающим видом тот изучает табло с цифрами. Маленькие круглые лампочки в потолке бросают блики на бусины с крошечными кристалликами в тонких косичках и на маленькие колечки в открытых ушах. Красивый. Какой же он пиздецки красивый. Стоя практически плечо к плечу с ним, в синем костюме с красным галстуком, прихваченным золотым зажимом, он ощущает себя почти клоуном. Запонки, которых не видно, тоже золотые, кажутся вульгарным излишеством при таком количестве серебра рядом. Лифт тихонько звенит, раскрывая свои двери. Их встречает новый коридорный в точно таком же костюме, что и предыдущий, и кланяется, приветствуя их. Третий этаж полностью принадлежит ресторану, поэтому освещение тут, в отличие от первого этажа, приглушённое. Тёмно-серые стены с декором из дерева и зелени, тёмный ковёр с коротким ворсом, заглушающий звук шагов. Крошечный холл со стойкой администратора отделён от самого ресторана высокими дверьми из задымлённого стекла. За стойкой симпатичная девушка в строгом чёрном платье принимает пару, ехавшую с ними в лифте. Судя по куску диалога, который Шинсо ненароком слышит, у них собирается большая компания. День рождения или что-то в этом духе. Подхватив две чёрные папки с меню, она приоткрывает дверь и приглашает пару войти внутрь. — Думаешь, — подаёт голос Шота, стоит им скрыться, — здесь подают Эчиго? Хитоши удивлённо смотрит на него. — Пиво от самой первой крафтовой пивоварни в Японии, — поясняет Шота. — Полагаю, они приносят его в бокалах-тюльпанах, инкрустированных какими-нибудь камнями, рассказывают историю создания именно этой банки, саму банку с личной подписью пивовара ставят рядом и даже разрешают забрать с собой, чтобы ты мог быть уверен, что пьешь не жалкую пятисотенную разливную мочу, а неповторимый десятитысячный оригинал. — Главное сделать серьёзное лицо, — подыгрывает ему Шинсо. — И заметить, что нотки хмеля и солода играют здесь как-то по-особенному. Шота снисходительно хмыкает. Его взгляд теплеет, а плечи, кажется, немного расслабляются. Лучше уж так, думает Хитоши, когда возвращается администратор. Пусть лучше будут стрёмные шутки про излишнюю пафосность этого места, чем недовольная гримаса сэнсэя или тем более скучающий взгляд. Девушка спрашивает фамилию Хитоши, находит его в списке и, дежурно улыбнувшись «Добро пожаловать в 4 сезона, господа», ведёт их к столику. В зале довольно многолюдно. Столики — большие и маленькие — стоят на приличном расстоянии друг от друга, однако ни одного пустого Хитоши не замечает. Везде либо парочки, либо мужчины в строгих костюмах, очевидно, обсуждающие предстоящие сделки, либо разодетые компании друзей. Администратор отводит их в самый конец зала, где их столик отделён от остальных прозрачной стеклянной стеной с бегущей по ней водой. Искусственный водопад успокаивающе шелестит, когда они обходят его. Их столик слишком широкий только для них двоих, по скромному Хитошиному мнению. Зато диванчики, обитые чёрной кожей оказываются приятно мягкими, а вид из окна на осенний декоративный сад внутреннего двора гостиницы, как и обещал Денки, потрясающий. В середине стола красуется довольно странное дизайнерское решение в виде глубокой глиняной тарелки с растущим в ней мхом, на котором лежит серый плоский камень, а рядом торчит сухая фигурная веточка, изображающая маленькую корягу. Шота, вопросительно изогнув одну бровь, косится на украшение. Хитоши бы пожалуй пошутил по поводу этого высокого искусства, но администратор раскладывает перед ними меню, и не хочется её расстраивать. — Шеф-повар подойдёт через пару минут, — улыбаясь, говорит она, кладя перед ними меню в чёрной кожаной обложке. — Если у вас есть желание продегустировать вино, наш сомелье всегда к вашим услугам. — Благодарю, — Шинсо улыбается ей в ответ. Стойте-ка, она сказала «шеф-повар»?.. Собственной персоной? Это Денки так расстарался или здесь так заведено?.. — Приятного вечера, — девушка уходит, поклонившись напоследок, и Хитоши тут же возвращает всё свое внимание Аизаве. Он осторожно скользит взглядом по длинным пальцам руки с драконьим хвостом и поднимает взгляд вверх, задерживаясь на круглом чёрном камне галстука-боло и выцепляя блестящее в свете ламп колечко в углу нижней губы. Всё же столик слишком большой. Если вдруг ему бы... бы захотелось наклониться к Шоте поближе или даже… вдруг… поцеловать… пришлось бы залезать на чёртов стол с ногами. Такой себе выбор для свидания. Но что поделать... До него запоздало доходит: они на свидании. Шота выглядит так потрясающе специально для него. Не для званого приёма, не для похода в бар или ещё куда, а для него… Только сейчас, сидя напротив самого невероятного мужчины своей жизни, он в полной мере осознает, что происходит. Свидание. Настоящее. И от осознания этого факта теплеют щёки и становится немножко не по себе, как будто все звёзды выстроились в линию, небо упало на землю, а никто вокруг этого не замечает. Шинсо прикрывает глаза, стараясь незаметно сделать глубокий вдох, чтобы успокоить целый рой пробудившихся в животе бабочек. Глупая улыбка грозит выдать его с головой, но каким-то чудом, её удаётся подавить. — Ну так что, хочешь озадачить их поисками того самого пивного бокала с камнями? — он заискивающе улыбается, раскрывая меню. Волнение немного отступает в знакомой атмосфере, и природная дерзость берёт вверх. Хитоши пробегается взглядом по белому листу с чёрными буквами и с удивлением обнаруживает, что меню открывается картой напитков. Это кажется немного странным — обычно напитки располагаются сразу после списка блюд, но собственно, почему бы и нет? Он бы не отказался сейчас от чего-нибудь покрепче, чтобы развеять напряженную атмосферу. — Ну уж нет, — Шота открывает своё меню и окидывает его не особо восторженным взглядом. — You dragged me over here, you provide meal'n'real. Since you clearly so keen on providing. — О-окей… — неуверенно тянет Хитоши. В голосе учителя слышится вызов, но не совсем понятно, с чего бы. Он что-то не то сказал? Или Шоте здесь настолько не нравится?.. Пока нехорошие подозрения подогревают его ментальный адский котёл, Аизава отрывается от меню и задумчиво смеривает взглядом тарелочку с мхом и корягой перед собой. — Странное декоративное решение, — заключает он. — Как считаешь, это икебана или бонсай? — Шинсо чуть склоняет голову на бок, рассматривая тарелочку тоже. Ветка, воткнутая в мох, кажется немного неуместной, словно бы кто-то водрузил её туда шутки ради, но похоже, эта ветка — единственный спасительный рычаг, за который можно ухватиться, чтобы не утонуть в закипевшем уже котле. — Это похоже на забытую кем-то еду, на которой нарос мох, — недовольно хмыкает Шота, возвращась к меню. Что-то явно не так — все внутренние сенсоры кричат о том, что Хитоши где-то проебался. Так бывало и раньше, в школе: вот они сидят, болтают, вроде всё хорошо — а потом ему прилетает подзатыльник за то, что он снова наговорил неподобающей херни шотиным друзьям или опять не прибрал за собой на кухне после полуночного расчленения продуктов в попытке собрать себе сэндвич. — Как прошла неделя? — бросает пробный шар Хитоши. Может, у учителя просто был тяжёлый день, и сейчас он очень голоден, а потому — не особо в настроении? — Потрясающе, — отвечает Аизава, не отрываясь от изучения карты напитков. И его спокойный ничего не выражающий тон заставляет Хитоши нервничать. — …я-то думал, последние штаны придётся продать, чтобы позволить себе чашку риса... — продолжает Шота, — а потом узнал, что Его Высочество соизволило оплатить мой счёт в баре. Сердце Шинсо ухает вниз. Так Шота всё-таки узнал и... разозлился? Чёрт-чёрт-чёрт... — I...uhnm… — начинает он, не находя в голове ни одного приличного оправдания. — What, thought I wouldn’t figure it out? Or would be okay with it? Little mischief no harm intended? — недовольство в его голосе буквально разъедает воздух. Хитоши стыдливо закусывает губу, чувствуя, как начинают гореть уши. Сейчас, сидя перед сэнсэем, он действительно не может ответить на свой собственный вопрос, на фига он это вообще тогда сделал. Сам же прекрасно знал, что Шота не любит щедрые дары, но отчего-то тогда это казалось ему такой хорошей идеей... Тогда казалось, его широкий жест будет принят во внимание… — To your luck, you're excused. This time. But you gotta look for other ways to impress me, — мужчина широко улыбается, и его взгляд загорается озорными огоньками, говорящими, что Хитоши просто немного попугали. Шинсо позволяет себе короткий облегчённый выдох. Пронесло. Впрочем, совсем другая мысль тут же затмевает эту: «впечатлить»? Он понял, что Хитоши пытался его впечатлить? Он… Он понял? И… — подушечки пальцев начинает покалывать от волнения — ...предложил поиграть? Пока поднявшийся вихрь эмоций пытается уместиться в его теле, сэнсэй демонстративно придвигает пальцем с тонким серебряным колечком на верхней фаланге своё чтиво на середину стола. — Так что же мы пьём? Шинсо сглатывает застывший в горле ком и невидящим взглядом утыкается в буклет в попытке закрепить едва не ушедшую из под ног землю. Несколько секунд бессмысленного пялянья в бумажку, буквы на которой не несут никакого когнитивного значения, Хитоши лишь молча пожимает плечами. — Ну... виски тут не такой уж и большой выбор, — Шота снова смотрит на буклет, поправляя вьющиеся пряди на плечах. — И я отказываюсь повторять танцы с бубном ради двух глотков. Нормального пива я тут не вижу, а коктейли, полагаю, никто из нас не пьёт… Остаётся вино. Предложения? — Понятия не имею, — Хитоши мысленно тихонько воет, чувствуя, как начинает слезать кожа, пока он варится в ментальном адском котле. Какого чёрта всё так сложно?! — Отчего же? Что, вино не входит в сферу ваших экспертных знаний, мистер вице-президент? — в этот раз Шота скорее дразнит, чем кусается. Отчего-то кажется, что у вице-президента шансов на этом ужине куда больше, чем у Его Высочества. — Ну, с моей работой обычно остается не так много времени, чтобы тратить его на медленное потягивание вин, — он откидывается на спинку диванчика, шутливо оправдываясь. То есть, он конечно пил вино, может отличить сухое от полусладкого, Совиньон от Шардоне, но вытащить из памяти конкретное название, которое будет удачным здесь и сейчас?.. Вот если бы ему нужно было впечатлить бизнес-партнёра, он бы просто выбрал одно из самых дорогих вин и не ошибся бы, но Шоту таким только разозлить можно. — На деловых ужинах, конечно, бывало, и насколько я знаю, вина обычно подбирают к еде, так что… Словно читая его мысли, к ним тут же подходит одетый в чёрный китель японец средних лет, вежливо кланяясь. Его лицо отчего-то кажется Хитоши смутно знакомым. — Добрый вечер. Меня зовут Акихиро Сато и сегодня я буду вашим гидом в мир четырёх сезонов. Господа уже сделали выбор? — ну да, точно — кажется, Шинсо видел его фото на сайте ресторана в разделе, повествующем о персонале. Мужчина терпеливо стоит у их стола, заведя руки за спину и вопросительно смотря на гостей. Подгоняемый чужим ожиданием, Хитоши поспешно листает меню дальше в поисках еды. К его удивлению, через несколько страниц карта напитков заканчивается, но никакого списка блюд он так и не обнаруживает. Неужели администратор ошиблась и забыла выдать ему полное меню?.. Сато-сан, очевидно, заметив его замешательство, вежливо интересуется: — Полагаю, вы у нас в гостях впервые? Шинсо коротко кивает и вопросительно смотрит на мужчину в ожидании какого-либо подвоха. — Гости нашего ресторана сами выбирают то, что хотели бы отведать. Мы лишь предоставляем им выбор, в каком времени года они бы сегодня хотели оказаться, — вежливо поясняет он. — Осень, зима, весна или, может быть, лето? Есть ли у вас какие-либо особые пожелания или может быть блюда, которые вы не хотели бы видеть на вашем столе? — Oh, that’s the most unusual, — наигранно восхищенно выдыхает Шота, не сводя взгляда с Хитоши — он буквально чувствует, как под ним начинает дымиться щека. Бля, окей, возможно о таком стоило бы и предупредить, Денки, тебе так не кажется?! Он о своих вкусовых предпочтениях сейчас может вспомнить только то, что ненавидит цветную капусту и обожает стейк. А сэнсэй? В смысле… разве в рестораны не ходят для того, чтобы попробовать что-то, что не приготовишь себе дома или о чём сам никогда не помыслишь. А по накурке для собственного развлечения Шота порой сооружал такие кулинарные шедевры, что Хитоши вообще сомневается, что существует блюдо, которое он не сможет приготовить. Под двумя внимательными взглядами Шинсо чувствует себя неуютно, словно бы он на выпускном экзамене перед толпой экзаменаторов. Шпаргалка вроде в рукаве, но не вытащить. Остаётся только полагаться на свой длинный язык… Как обычно. — Is there anything you’d die for, Shouta? — спрашивает он, приглашающе улыбаясь. Играть с огнём его стихия. — I let you try to impress me, — Аизава скрещивает руки на груди. Приподнятая бровь, вызов во взгляде — постарайся загладить свой косяк, — говорит его выражение лица. — Feel like daredeviling today, huh? — Шинсо пытается разбавить обстановку шуткой. — Its always a daredevil with you, — передразнивает Шота, и не совсем очевидно: подыгрывают ему или упрекают. Зато очевидно, что это его последний шанс. Если в этот раз у них ничего не выйдет, если Аизаве придётся не по душе это место... его волшебное диснеевское «долго и счастливо» сгорит синим пламенем. Блять, Денки, удружил, конечно. Прекрасно знал, с кем Хитоши встречается и… Но — вдруг одёргивает себя парень — это же Денки. Он ещё не разу не подводил его. Выбирал нужные места для нужных людей, будь то глава Якудза или просто директор совсем зелёной ещё неопытной, но перспективной компании. Что ж... Видимо, придётся довериться судьбе... — Я выбираю весну, — Хитоши поднимает взгляд на шеф-повара. Весной он познакомился с Аизавой. Странный помятый хобо, который оказался учителем английского с едва различимым акцентом и байком. Такой загадочный и притягательный. Практически такой же Шота сидит сейчас перед ним, только хобо в нём нет и в помине. Вместо него — неотразимая эльфийская красота. Куда более таинственная и чертовски невыносимая. — Благодарю вас за достойный выбор. Наш сомелье поможет вам подобрать напиток, — Сато-сан откланивается. Хитоши мысленно закатывает глаза и ударяется лбом о столешницу. Если их сейчас ещё полчаса будут мурыжить различными сортами вина, Шота точно просто встанет и уйдёт. Однако, на удивление, всё проходит очень даже неплохо. Сомелье осведомляется, какой сезон они выбрали и рекомендует белое сухое вино. Кажется, вселенная всё же решила встать на его сторону, потому что название любимого маминого вина соскакивает с губ быстрее, чем он успевает сообразить, что говорит. — Я думал, ты не разбираешься в вине, — Аизава вопросительно склоняет голову на бок, когда сомелье удаляется за заказанным напитком. — Well, you told me to impress, right? — он чувствует, как ускользнувшая уверенность снова к нему возвращается. — Pulling the last card from your sleeve? — усмехается Шота. — Just starting, actually, — скалится он, подаваясь вперед, чтобы оказаться к учителю ближе, и уточняет заискивающие, — only one question though, is there a praise on stake? Шота удивленно вскидывает брови, кажется, пытаясь решить, послать его нахуй или подыграть, и закусывает губу. Серебряное колечко исчезает из поля зрения, и Хитоши едва не падает на столешницу, завороженный чужими губами. — Be careful what you’re asking for, — наконец, отвечает он. Спросить «почему» Шинсо не успевает. Возвращается сомелье с двумя бокалами, наполненными золотистой жидкостью на треть. — Ну, давай посмотрим, — Шота осторожно берёт свой бокал. Хитоши внимательно следит за тем, как пальцы в тонких колечках обнимают ножку. За тем, как подрагивают длинные ресницы, когда он подносит бокал к носу, принюхиваясь. — Я думал, ты не собираешься танцевать с бубном ради напитка, — собственный голос кажется немного севшим. — Но я же не сказал, что не умею пить вино, — Шота делает короткий глоток, а глаза Хитоши жадно выхватывают каждое микродвижение. Вот уголок губ приподнимается в мимолётной улыбке, вот кончик языка совсем слегка оглаживает нижнюю губу — едва заметно — вот вокруг глаз появляются крошечные морщинки... — Неплохо, — заключает Шота, отставляя бокал. Хитоши позволяет себе загасить свой ментальный адский котёл. Окей, кажется всё налаживается. С вином не промахнулся (любимый мамин напиток на все празднества), ужин скоро принесут, а за разговором дело не постоит. Это просто усталость — решает он, тоже пробуя свою порцию — много стрессовой работы. Да даже сегодня, пока он показывал, что да как делегации из Америки, с него чуть семь потов не сошло. Все они внимательно что-то выискивали, что-то записывали, едва ли не каждое его слово комментировали… И наверняка, в мельчайших деталях передадут всё отцу. Не то, чтобы Хитоши было, что скрывать, но неприятно, когда дышат в спину. — So… — начинает он, намереваясь вытащить сэнсэя на разговор. И подвисает. Что спросить? Помимо всех тех вопросов, которые действительно хочется задать: откуда все эти пирсинги, когда он решил, что голова — это полотно для шедевров? Долго ли наводить всю эту красоту? Как он познакомился со своей новой закадычной компанией и действительно ли Даби и есть тот самый Тодороки?.. Пауза затягивается, а Аизава, кажется, не собирается помогать ему, неспешно потягивая вино. — Talking about daredevil, — он неловко ёрзает на сиденье. За неимением осознанных идей, он подключает подсознание, и язык сам несёт что-то. — Have you tried my present yet? — не самое удачное начало, ведь Шота снова может припомнить ему оплату счёта в баре, но всё лучше, чем просто молчать. — Ничто не пробуждает по утрам лучше кофе с перцем, надо отдать должное. Удивлён, что господин вице-президент нашёл время для того, чтобы так заморачиваться. Очень хочется сказать, что ради Шоты он готов мир вверх тормашками перевернуть на досуге, а потом аккуратненько на место поставить, но Хитоши только пожимает плечами. — Я же как-то нахожу время варить его себе по утрам. Главное домой приехать на ночь. Вот это, к сожалению, получается не всегда. Учитель многозначительно хмыкает. Бля… Это прозвучало так, будто Хитоши то и дело просыпается в чужих постелях, что совершенно не правда. Всё не так — понимает Хитоши. Всё как-то натянуто, напряжённо, словно бы они не старые знакомые, а двое случайно встретившихся в приложении для знакомств людей. Вся эта глупая болтовня о вине, о кофе, о чём-то совершенно мелочном и не важном... Словно бы они никогда не играли в «Правду или действие», рассказывая самое сокровенное. Словно бы не было того года, проведённого вместе в школе. Словно бы не он видел сонного полуголого Аизаву всего какую-то неделю назад, словно бы сэнсэй совсем не лапал его в машине, будучи совершенно пьяным… Будто оба они старательно упускают нечто важное. Кто они? Что они? Зачем они здесь? Он снова украдкой смотрит на умопомрачительно красивого сэнсэя, увлечённо тянущего свое вино. Шота нарядился для него. Шота пришёл сюда для него... Он так давно этого хотел — свидание с учителем. Реальный, мать его, шанс. И вот этот шанс высыпается песком между пальцами, потому что Хитоши не может связать ни одного адекватного предложения. Впрочем... наверное, лучше всё же говорить хоть что-то, чем многозначительно тупить в одну точку. Очевидно, Шота ждёт от него чего-то другого, а никак не молчаливого сидения в фешенебельном ресторане. — Ну, знаешь как это бывает, — поспешно объясняет он, — гоняешь подчинённых, просматриваешь документы, куришь, как не в себя, а потом в какой-то момент обнаруживаешь себя за столом в первом часу ночи и уже как-то нет никакой разницы, ехать домой или не ехать... Аизава кивает. И молчит. — Вот, например, в среду… — Хитоши продолжает свои попытки разрушить эту холодную стену молчания. Ему кажется, что он несёт откровенную ерунду, если честно, но Шота хотя бы внимательно слушает, уткнувшись в свой бокал и иногда коротко оглядываясь будто в ожидании чего-то. Густое липкое ощущение проёба заполняет все внутренности, хотя кажется, ничего плохого на самом деле не происходит… Подумаешь, догадался затащить сэнсэя в место, где ему очевидно не будет комфортно, надеясь, на удачный вечер. Может, хоть ужин спасёт? Он едва успевает закончить короткое саммари своей недели, как его, увлёкшегося собственной болтовней, прерывает появившийся невесть откуда официант в белом пиджаке с несколькими деревянными подносами в руках. Хитоши мысленно выдыхает. Ох. Ладно. Вот сейчас они и правда перекусят, насладятся вкусной едой, разговорятся, и... Официант здоровается и опускает перед ним на стол круглую деревянную доску, на которой лежит… Плоский камень, а на нём — Шинсо аж вдохом захлёбывается — чёрно-зелёная горка земли, из которой пробивается крошечный зелёный росток. Точно такое же «блюдо» ставят и перед Шотой. В центр стола незнакомый им ещё официант водружает корзинки с хлебом и столовыми приборами. — Небольшая закуска перед основными блюдами, чтобы скрасить ожидание, — буднично объясняет мужчина двум парам недоумевающих глаз так, будто бы ничего странного или необычного не происходит, а на их столе не лежат два долбанных камня с комками земли. — Б-благодарю, — Хитоши даже запинается, всё ещё не понимая, какого чёрта. Дико хочется орать на этого вежливого мужчину в белом пиджаке за идиотскую шутку, но он не сцены сюда устраивать пришёл и уж тем более не махать собственным проёбом, как белым флагом, перед учителем. Может, это и правда так надо? Особенность ресторана?.. Или Денки решил над ними пошутить? Попросить шефа подать им ком земли из цветочного горшка? Но, блин, какого чёрта?! Чем он ему так насолил?.. Словно чуя чужое недоброе настроение, официант коротко кланяется и бесшумно ускользает, оставляя их наедине с кулинарной инсталляцией. — Это что?.. — Шота переводит озадаченный взгляд со своего подноса на Хитоши и обратно. — Мох?.. Сэнсэй склоняется над своим блюдом, внимательно его изучая, будто не веря, что ему не мерещится, и аккуратно трогает зелёный росток кончиком пальца. Растирает ощущение между подушечками и неодобрительно хмыкает. — Только не говори мне, что мы должны это есть, — Шота вопросительно смотрит на него в ожидании ответа. Чёрт, он бы и сам хотел его получить... Хитоши пожимает плечами и неловко бегает взглядом по сторонам, словно бы надеясь увидеть, есть ли подобное на других столах и как с этим обращаться. Но увы, к сожалению, вокруг них нет никого — только невысказанная неловкость, повисшая в воздухе, и мерный шум воды, сбегающей вниз по стеклянному водопаду. Помощи ждать неоткуда... — Ну… Ты же сам не отказался поэкспериментировать, — откашливается он, зарываясь рукой в волосы на затылке, — так что почему бы не довериться шефу. С этими словами он смело хватает свою булочку из корзины и разламывает её пополам. Хлеб как хлеб: мягкий внутри, хрустящий снаружи. Запах свежей выпечки просто дурманящий, и живот моментально скручивает голод — кажется, сегодня он только и успел, что перекусить в обед кофе с сигаретой перед приходом делегации. Забив на странную подачу, он суёт половинку булочки в рот. Вкусно. Сладковато немного, пожалуй, но прилично. Шота с видом учёного, которому предстоит препарировать лягушку, осторожно подцепляет свою горку с землёй кончиком ножа и брезгливо поднеся пробу к самому носу, осторожно принюхивается. Его брови ползут вверх. — Кажется, это масло со специями, — неуверенно тянет он. — Зато какое единение с природой, ты же любишь подобное, — неловко бросает Шинсо — но получив в ответ укоризненный взгляд, тянется глотнуть вина, взмаливаясь мысленно всем известным ему законам подлости, чтобы сегодня они взяли выходной. — Ну уж нет, до того, чтобы есть землю я ещё не дошёл, — хмыкает Шота, откладывая нож, разламывает свою булочку и отправляет кусочек в рот. Они снова сидят молча, а Шинсо невольно начинает судорожно перебирать в голове причины всего происходящего с ним сюрреального пиздеца. Хуже, кажется, некуда… Впрочем, он быстро понимает, что есть куда. Потому что несколько неловких минут поедания хлеба в тишине спустя на их стол опускаются блюда из… цветов. Розовые и белые, большие и маленькие, они выложены на тарелках красивым полукругом около горки то ли белой соли, то ли льда, и всё это плавает в какой-то… маслянистой воде?.. Всё это реально?.. Ему не чудится?.. Кажется, нет, потому что сидящий напротив сэнсэй выглядит так, будто увидел в своей тарелке таракана или ещё что похуже... Блять. Шинсо чувствует, как к щекам приливает жар, а в локтях неприятно покалывают мурашки. Что Это За Пиздец. Денки, твою мать! Тебя закопают заживо на самой окраине кансайского полуострова, а все документы о твоем рождении сожгут! Никто никогда не узнает, что ты существовал, твою душу, Денки, какого ж хуя?! Очень хочется набрать Каминари прямо здесь и сейчас и не откладывая высказать ему пару ласковых, но последнее, что ему сейчас нужно — выставить себя в глазах сэнсэя ещё бóльшим идиотом, обвиняющим в своих проёбах других Пока Шинсо мысленно хоронит свою дружбу и раздумывает о поиске нового личного помощника, Аизава, расправившийся со своей булкой, озадаченно тыкает вилкой в новую тарелку перед собой, накалывая на неё большой цветок, похожий на увядшую лилию. — Приятно конечно, когда мне дарят цветы, — задумчиво тянет он, вертя предложенный деликатес в руке, — но вот чтобы в тарелке, да ещё и предлагали съесть... — он так и не заканчивает фразу и опускает вилку с несчастным цветком обратно на белый фарфор. Хитоши стискивает челюсти, чтобы не зарычать в бессилии и отчаянии. Всё пропало. Такая простая, чёткая мысль. Всё. Пропало. Не так он ожидал провести этот вечер, не на такое настраивался. Контроль, который так плохо получалось удерживать, вываливается из рук окончательно. Хаос неизвестности пугает и сбивает с толку. Мужчина его мечты здесь, рядом с ним — только руку протяни — но всё равно далёк и становится всё дальше, потерянно изучая узор из цветов на своей тарелке. Хитоши теряет его внимание, его интерес... Теряет его… — Даже не знаю… — продолжает сэнсэй, но он не слышит окончания фразы. Голос Аизавы тонет в оглушительном звоне стекла разбившихся надежд. От съеденного хлеба на языке теперь чувствуется горечь, а от выпитого на голодный желудок вина начинает тошнить. Он сдаётся. Уже даже нет смысла искать какие-то оправдания. Их и нет, кроме собственной некомпетентности. Сам виноват, что доверил своё сокровище слепой судьбе, и теперь заново всего лишится. Идиот. Хитоши плотно сжимает губы и опускает невидящий взгляд на развороченный кусок булки. — Так, ладно... — Шота небрежно отодвигает свою тарелку. Словно в замедленной съёмке Шинсо видит, как сэнсэй возится, явно собираясь встать и уйти. И прикрывает глаза. Веки подрагивают, сдерживая рвущееся горячее отчаяние. Сейчас Шота просто встанет, развернётся и молча уйдёт... Молодец, Шинсо. Вот ты всё и проебал. Он сглатывает тяжёлый горький ком, чувствуя, как скручивается желудок, отказываясь участвовать дальше в этом балагане, а сердце невыносимо колет разочарование. Мир под закрытыми веками сужается до одной белой точки — мысленного надгробного камня, под которым похоронен то ли он, то ли Денки, то ли весь этот месяц, когда он осторожно подбирался к сэнсэю, стараясь не спугнуть, заново его узнавал и зарабатывал его доверие... А теперь — всё. Шота уйдёт, а он останется сидеть здесь. Один. С этой стрёмной горкой земли, недопитым вином и собственным бессилием… Чужая тёплая ладонь мягко накрывает его собственную, посылая сильный электрический импульс прямо в голову. Что?.. Хитоши распахивает глаза от неожиданности, словно утопающий, который каким-то чудом оказался на поверхности, и встречается с глазами сэнсэя. Так близко. Учитель перегнулся через стол, накрыв своей ладонью его. Глубокий взгляд чёрных глаз кажется игривым. Широкий белозубый оскал сбивает с толку. Его большой палец ласково поглаживает руку Хитоши, которая, кажется, дрожит. — Зрелищ мне, пожалуй, на сегодня хватит, теперь я не отказался бы и от хлеба, — голос Шоты мягкий и низкий. Заискивающий даже. — И не только его, конечно, — он издаёт короткий, как будто нервный даже смешок и быстро облизывает губу. — Только не Макдак, ладно?.. Хитоши — всё ещё абсолютно ничего не понимающий — чувствует, как тяжеленная гора — нет, целое небо, которое едва не обрушилось на него — закрепляется над головой. Сердце, остановившееся на долгое томительное мгновение, возобновляет свой ритм. — Что, на десерт посмотреть не хочется? — он неловко выдавливает из себя первую попавшуюся шутку. — Ещё больше цветов в моём рационе действительно сделают меня чёртовым эльфом. I’m craving meat, — Шота наигранно клацает зубами, и они встают из-за стола. Сообщая администратору о своём решении уйти и передавая комплимент шефу-садовнику, Хитоши ловит себя на осознании, что шутки шутками, а сэнсэй только что спас их свидание. И предательское тепло разливается по всему телу. От того, что он не покинул его, от того, что Шоте не всё равно. И от того, что впервые за целую вечность, мир больше не лежит на одних Хитошиных плечах, и не нужно изображать из себя атланта. Однако, неловкость от собственного проёба ещё здесь. И в лифте, пока они спускаются, он пристыженно рассматривает носки своих туфель. Конечно, Шота всё понял — не мог не понять, что на самом деле Шинсо проебался. Что на самом деле всё пошло коту под хвост. Но вместо того, чтобы разозлиться и уйти, оставив своего горе-спутника, просто предложил сменить обстановку. Хитоши бы сам себя послал, откровенно говоря. Зачем иметь дело с человеком, который позвал тебя хорошо провести время, но не может организовать обычное свидание. Но сэнсэй… Он снова вытащил его из какой-то жопы. Не ждал, пока его попросят о помощи (как и всегда, собственно) не упрекал его и даже не намекнул, но сразу всё понял и начал действовать. Как раньше. Как сотню раз раньше. Уже на выходе из ярко освещённого холла первого этажа он позволяет себе бросить короткий взгляд на учителя. Его губы сжаты в тонкую кривую линию, а плечи подрагивают от едва сдерживаемого смеха. Кровь снова приливает к щекам и ушам. Смеются, понятное дело, над ним. Ничего не поделаешь, заслужил... Стоит им оказаться на улице, Аизава хватается за его плечо и начинает оглушительно ржать. — Камень! — давясь воздухом выкрикивает он. — Тоши! Камень! Они подают еду на камнях! — он закидывает голову, воя от смеха и опираясь на Хитоши, чтобы удержать равновесие. — Да я полжизни в деревне жил, а не знал, что посуда под ногами валяется! Надо было хватать и продавать… Бля, бля, стой.. так может та икебана на самом деле была закуской, а мы с тобой не догнали! — он снова срывается в хохот. Громкий, радостный, полный самоотдачи. Хитоши только и остаётся, что неловко переминаться с ноги на ногу. Отсмеявшись, Аизава встречается с ним глазами и широко улыбается. Совершенно беззлобно. Никакой насмешки. — Бляя… — довольно тянет он, пальцы чуть сильнее сжимают чужое плечо. — Я уж было подумал, что ты на полном серьёзе затащил меня сюда хмуро жрать буржуйскую еду и делать вид, что дорогое вино намного вкуснее дешёвого. Но теперь-то понятно... Каюсь, ты, действительно, меня впечатлил... Да?.. Хитоши нервно улыбается. Ему вот нихуя не понятно, кроме того, что смеются, кажется, всё же не над ним. — Так что? — Шота поглаживает его плечо задумчиво. — У тебя есть дальнейший план? Шинсо машинально кивает. Нет. Идей у него совершенно нет, но будь он проклят, если позволит своему лицу, фигурально выражаясь, оказаться рядом с лужей грязи снова. Поэтому судорожно вытаскивает из головы варианты: можно вызвать водителя и отвезти Шоту в один проверенный ресторан неподалёку — правда, тогда это можно будет назвать «хмурым поеданием буржуйской еды», которое Шоте не особо по нраву, но еда там будет хотя бы знакомая, а ещё там есть любимый Шинсов виски… Шота внимательно смотрит на него в ожидании ответа. Лёгкая улыбка ещё играет на его губах, а ветер неспешно перебирает длинные волосы, ловя крошечными блестящими кристалликами на бусинах огни ночного города. А что если... — ...план был, но погода такая хорошая… — тянет он, разводя руками и уже в который раз он испытывая сегодня на прочность судьбу. — Можно просто пройтись и посмотреть, на что мы наткнёмся. Как раньше — проносится в голове — когда они гуляли в школе ночами в поисках то ли приключений, то ли уютного местечка, чтобы уединиться с природой и пивом. Погода, действительно, стоит тёплая. Несмотря на обещанный ночной дождь в воздухе ещё даже не пахнет озоном. — Now we’re talking, — Аизава довольно хлопает его по плечу, прежде чем спрятать руку в карман. И до Хитоши только сейчас доходит, что его ладонь всё это время лежала у него на плече. Теперь холодный воздух пускает мурашки по нагретому месту. — Идём тогда? — он на пробу кладёт руку на поясницу Шоты, словно бы подталкивая его вперёд. Прикосновение к мягкой ткани кажется нереальным. Впрочем, он очень быстро убирает ладонь, чуть ли не отдёргивая её, потому что мысль о том, что они могут так идти на виду у всех — слишком. — Всё это напомнило мне, — говорит Аизава, когда они выходят на тротуар и оглядываются, решая в какую сторону идти, — как мы с Даби так сильно накурились, что решив заказать кастомную пиццу, нечаянно накидали в неё анчоусов с клубникой. — Что?! — Хитоши прыскает. — Пиздишь! Вырвавшийся внезапно для него самого мат вдруг кажется ему неуместным. Рядом с ним такой прекрасный мужчина, а он матерится, как… Впрочем, Шота даже ухом не ведёт. — Бляя-я-я, — продолжает он насмешливо, — я словил такой приход, у меня в глазах троилось. А Даби так вообще… — он прерывается, видимо, решая не выдавать состояние друга. — В общем, мы тогда были свято уверены, что накидали в неё помидоров! Короче, открываем мы коробку, а там... Рыба, ягода, листочки базилика сверху… И, сука, всё такое красивое, как на картинке из ресторана, но какого-ж хуя! Полезли еще на сайт проверять, не ошибся ли курьер. Да нет… не ошибся. Хитоши улыбается во весь рот, представляя сэнсэя с другом, с круглыми глазами заглядывающих в открытую коробку. — Боюсь спросить, как твой желудок это пережил, — хихикает он, кивком предлагая направление. Раз уж они решили гулять — лучше идти к центру, а не от него. — Ха-ха, я и сам не помню! Не удивлюсь, если в итоге мы тогда сожрали её за милую душу. Очень уж есть охота было… А какую самую всратую еду пробовал ты? — Шота улыбается, откидывая волосы назад за плечи. — М, наверное, живого осьминога. Посчастливилось тут недавно… На деловой встрече. — И как?.. — Эта херня сама ползет тебе в глотку — если промедлить, можно и подавиться. Ну её нафиг такую еду... — Мне как-то на спор предлагали съесть жареную саранчу, — многозначительно говорит Шота. — В Америке, между прочим. И тут же оборачивается посмотреть, как отреагирует Хитоши. У него ещё в школе была эта привычка: кинуть в Хитоши информацией и следить за реакцией. Словно бы это некий тест. На что только?.. Хитоши смотрит на Шоту с уважением. Во многих странах подобная еда считается нормальной, поэтому ничего такого уж в этом нет, но не каждый человек, не имеющей культурной предрасположенности, рискнёт. — Я бы не смог, — честно признается он. — Да, я тоже, — смеётся Аизава. Улица, по которой они идут, освещена фонарями, витринами различных магазинов и кафе. Яркие вывески и столбы с рекламой у дороги тоже подствечиваются, рассеивая ночную черноту. Мир вокруг заполнен гулом сотен голосов и урчанием бесконечных машин. Совсем не так, как когда они гуляли в школе. Тогда они выбирали тихие улочки, где после десяти не горели даже окна, а редкие фонари светили тускло и как-то даже опасно. Под их неверным светом можно было найти проблемы или бродячих котов, каждого из которых Шота — и неважно, пьяный или трезвый — пробовал погладить. Гулять там, где их никто не заметит, никто не узнает, не задаст вопросов — тогда было их неким негласным правилом. Наткнуться на Шотиных друзей не было проблемой, но вот поди объясни Шинсовым одноклассникам, что он делает среди ночи с учителем английского, или — не приведи судьба — узнавшим его коллегам отца, возвращающимся ночью с корпоративной попойки. Потому что первым их вопросом будет, почему с ним стрёмный небритый мужик в драных джинсах с бутылкой пива в руках. И какого чёрта у самого Шинсо — точно такая же, ведь он явно еще не дорос до алкоголя. Но сейчас это уже не важно. Кого бы они ни встретили — никаких лишних вопросов не будет. Сейчаc — сердце Шинсо сладко тянет от этой мысли — они могут позволить себе быть увиденными. Более того, было бы даже хорошо, если бы их кто-то увидел. Потому что… смотрите, какой рядом со мной потрясающий мужчина, видите, да? Со мной. Для меня. Хитоши выгоняет эту мысль в дальний тёмный угол веником. Рано пока. Пока он едва устоял на тонком льду собственной самооценки, и надо бы продержаться на нём до конца вечера. — Блин, тут так красиво. Это я просто не замечал или что-то изменилось? — Шинсо оглядывается по сторонам. Он бывал в центре не раз и не два. Он работает в центре. Небоскрёбы, огни, люди — он видел это всё сотни, тысячи раз, но никогда не осознавал, как здесь на самом деле красиво. Аизава хмыкает. — Что, из твоих окон не видно города? Или ты всё время так занят, что смотреть в них некогда? — Вроде того, — с сожалением вздыхает парень и тут же расплывается в улыбке. — Но теперь, кажется, я могу по достоинству это оценить. Specially with a suitable guide to this world of beauty. Шота хмурится, не улавливая мысль, оглядывается, словно в поисках «того самого» проводника, и вдруг поднимает указательный палец вверх. — Эй, я знаю это место. Через квартал есть неплохая забегаловка… — он окидывает внимательным взглядом Шинсо с головы до ног, словно бы видит впервые. Уже собирается что-то сказать, но вместо это лишь кивает сам себе и уверенно хватает его за запястье. — Идём скорее, я так голоден, что целую корову сожрать готов. Он покорно следует за учителем, широким шагом пересекая один крохотный перекрёсток за другим, пока кафе с витиеватыми названиями не сменяются привычными со школы потёртыми вывесками забегаловок и крохотных ресторанчиков традиционной кухни. Воздух наполняется запахами жаренного мяса и соевого соуса, гомон становится громче и куда более отчётливей различаются отдельные пьяные выкрики. Хитоши узнаёт это место. Он здесь никогда не был, кажется, но таких тесных улочек, полных тележек с едой и крохотных баров хватает в каждом районе. Они с Шотой ночами часто в такие забредали. Удивительно, что она ещё жива тут, в центре. Впрочем, нет, не удивительно. Ведь Токио тем и примечателен, что каким-то чудом здесь уживаются традиции и инновации. — Вот, — Аизава останавливается у одной из ничем не примечательных стеклянных дверей. — Только сразу предупреждаю, мраморную говядину тебе тут не подадут. — Я б сейчас и осьминога съел. Только жареного, конечно, — признаётся Шинсо. — Мои пятницы редко включают в себя обеденные перерывы. Шота сочувствующе кивает и толкает дверь, входя. Забегаловка совсем крошечная: три столика у одной стены, длинная стойка с кухней у другой — и больше ничего. Простые деревянные стены скромно украшены красными флажками и листовками со специальными предложениями вроде «Купи два рамена, получи никуман в подарок». В школе такие предложения казались очень соблазнительными (когда Шинсо переживал период лишения денег и нахлебничал на сэнсэе). — Что такого особенного в пятницах? — спрашивает Шота, приземляясь за стойку. Все три столика оккупированны пожилыми мужчинами, пустыми бутылками сакэ или досками с сёги, а за стойкой, куда влезет всего пять-шесть человек, в самом углу только мальчишка — судя по всему, ученик средней школы. На лице у него муки многих незнаний, а на столешнице — пачка учебников. Скорее всего, сын владельцев. Такое тоже Шинсо видел часто: пока родители заняты готовкой, чадо грызёт гранит науки и иногда разносит еду и напитки. — Под конец недели все обычно вспоминают о срочных отчётах и счетах, которые мне забыли принести на подпись. Бакуго бомбардирует мой кабинет требованием уволить всех рукожопов, а по его мнению все, с кем он работает, рукожопы, а Денки надеется слинять пораньше. На общем фоне всего остального рабочего процесса иногда ещё прицепляются всякие внезапные гости, партнёры и оппоненты, — Хитоши разводит руками. Владельца за стойкой ещё нет, а потому он позволяет себе бросить короткий взгляд на их окружение. Они с Шотой здесь совсем не уместны в своих официальных костюмах. Но вопреки ожиданиям, на них никто даже взгляда не поднимает, увлечённо шлёпая деревянными фишками по доскам. — Очень похоже на мой конец семестра, — усмехается Аизава. — Студенты пытаются убедить меня, что я должен принять их работы, деканат — что я не имею права этого делать, а министерство образования требует новую учебную программу в связи с срочно принятыми на прошлом заседании изменениями. — То есть… тоже никаких обедов по пятницам? — В отличие от тебя я могу послать всех нахер ровно на полчаса, — улыбается сэнсэй. Хитоши вздыхает. Да, у него такой возможности увы нет. — Добро пожаловать! — из завешенной белой тканью двери за стойкой выныривает пожилой мужчина в фартуке, вытирая руки полотенцем. — Простите за ожидание, что будете? Он ещё машинально улыбается им, как и положено гостеприимному хозяину, но некоторое выражение недоумения начинает проступать на его морщинистом лице. Кажется, ему не совсем ясно, как они, такие разодетые, оказались тут. Потом он присматривается к Шоте повнимательней. — Ба, да это же Аизава-сэнсэй! — он расплывается в широкой улыбке. — Какими судьбами тебя снова к нам занесло? — Я уж думал ты окончательно ослеп, старый хрен, — дружелюбно скалится Шота. — Шли мимо, решили перекусить. Надеюсь, ты ещё не всех кальмаров продал? Мой спутник любит есть их сырыми! — Эй! — тут же протестует Шинсо, но по широкой улыбке Шоты, понимает, что это просто шутка. — В прошлый раз ты подрался с моим старшим сыном, — хмурится мужчина, вытирая руки полотенцем. — Надеюсь, сегодня обойдётся без возни? — В прошлый раз он был так пьян, что сам навязался в драку. — упирается Аизава. — Давай уже, принимай заказ. Потрясающе, думает Шинсо. Из всех заведений вокруг Шота позвал его именно сюда… и ради чего? Чтобы прилюдно погрызться с хозяином? — Здесь самый лучший кацудон в городе, — заговорчески подмигивает Шота, видимо, прочитав недоумение на Шинсовом лице. — Стоит того, даже если этот лоб, его сын, умудрился нахамить трём трезвым байкерам так сильно, что нарвался на пару подзатыльников... Эй, старик! Мы будем пиво и твой потрясающий кацудон. — Для этого нужен особый талант? — хмыкает Шинсо, наблюдая за вознёй пожилого мужчины за стойкой. — Я думал, вы никогда от драки не отказываетесь. — Пьяными. А трезвыми у нас работа, семьи, потребность в здоровых руках, чтобы управляться с железными скакунами. — Тогда как он умудрился? — Говорил много, — многозначительно отмахивается Шота. — Нам-то с Ястребом было всё равно, но Даби терпеть не может, когда к нам лезут. Особенно, когда докапываются до его пирсингов. Пришлось вмешаться и осадить парня, пока Даби по-настоящему не разозлился и не попытался выбить ему зубы. Шота принимает у хозяина две пивные бутылки, бокалы и открывашку и ловко снимает крышки. Его спокойный тон, пока он рассказывает о чьих-то спасённых зубах, но подбитом глазе, напоминает Шинсо о школе. Когда сэнсэй за их посиделками рассказывал о своих приключениях, а Хитоши умирал от желания оказаться там и увидеть всё своими глазами, принять участие. — Держи, — Аизава протягивает ему ледяной бокал с пивом. Шинсо кивает в благодарность, приподнимает его в тосте и делает первый глоток. Он наконец-то расслабляется. Окончательно. Больше уже не важно, где они и как они выглядят, кто на них смотрит и что им говорят. Они здесь, чтобы хорошо провести время. Вдвоём. И мир может, наконец, пойти нахуй. Кроме тарелки кацудона, которую выставляет перед ним хозяин. Аппетитный пар, поднимающийся от еды заставляет рот наполниться слюной, а желудок болезненно сжаться. Хитоши разламывает свои палочки и сгребает приличную порцию риса с яйцом так быстро, что едва не сметает свой стакан со столешницы. — Полегче, — смеётся Аизава. — У нас впереди ещё бары, оставь место для закуски. А стоит Шинсо проглотить первый кусок, наигранно вежливо осведомляется: — Ну как вам, ваше величество? Не слишком ли по-плебейски? Укол явно в сторону «изысканных» цветочных блюд ресторана. — Могло быть и хуже, — Хитоши неловко отводит взгляд, но тут же тянется за новой порцией. — Какую только еду мне не приходилось пробовать на деловых ужинах, чтобы соответствовать ожиданиям. Это вроде как должно звучать круто. Но звучит как оправдание. Аизава кивает и тоже принимается за еду. Кацудон оказывается таким вкусным, что на несколько минут забирает всё Хитошино внимание. Они не разговаривают, кроме коротких «передай соус» и «подлей ещё пива». Когда же с едой покончено, Шинсо сыто улыбается и расстёгивает пуговицу пиджака, расслабленно разваливаясь на стуле. Пиво ударило в голову неожиданно быстро на пустой желудок и натянутые нервы, поэтому глаза застилает лёгкая дымка, а мир кажется чудесным. — Покурить бы, — он озирается по сторонам. — Здесь нельзя? — Нет, но я знаю пароль от тайной комнаты, — Аизава лукаво подмигивает и поднимается. — Эй, старик! Хозяин торопливо выбегает из комнаты за стойкой. — Пусти нас покурить. Старик неодобрительно закатывает глаза, но кивает. Их проводят через кухню на задний дворик, где уже курят несколько мужчин в белых фартуках. Шинсо лезет во внутренний карман за сигаретами и зажигалкой. — О, а вот и наш герой, — Шота кивает на одного из них. — Как твой глаз? Парень, на вид не старше Шинсо, опознав Шоту, тут же бросает сигарету на пол, словно обжёгшись, и низко кланяется. — Аизава-сэнсэй, клянусь… — начинает оправдываться он, но Шота прерывает его коротким «не надо». — Перед Даби будешь объясняться, мне всё равно. — А чё вы разодетые такие, — хрюкает он, выпрямляясь и понимая, что никто не собирается его бить. Он рассматривает гостей. — Со свадьбы что ли? — Конечно, — кивает Шота, приобнимая Шинсо за плечи. — Соблазнил жениха прямо у алтаря и потащил баловать кацудоном твоего отца. Я же такой. Хитоши давится первой затяжкой. Что? Что блять? Парень, чьё имя так и остаётся загадкой, недоуменно пялится то на Шоту, то на него, видимо, пытаясь понять, шутка это или нет. Сам Хитоши слишком удивлён, чтобы смеяться, а Аизава давать подсказку явно не намерен. Он все ещё обнимает Шинсо одной рукой, пока вытаскивает из пиджака портсигар. Он зубами достаёт сигарету и оборачивается к Шинсо, так что его лицо оказывается очень близко и самокрутка едва не тыкается в щеку. — Огня, — бормочет он сквозь сжатые зубы. Хитоши колеблется какое-то время, пока не осознаёт, что его просят прикурить от его же сигареты. То есть, они и раньше так делали несколько раз, но… сейчас это так похоже на поцелуй, что ему даже обидно, что они не одни, когда он, придерживая свою сигарету пальцами у самых губ, прислоняет ее к Шотиной. Один вдох на двоих разжигает огонь второй сигареты, и Хитоши едва снова не давится дымом, заглядевшись на занимающийся оранжевый огонек. — What’s with the face? — Шота выдыхает облачко дыма и скалится. Очень соблазнительно. Обжигающая лава разливается внизу живота. — I’m not gonna bite you... «yet» — одними губами кажется чем-то настолько нереальным, что Хитоши решает просто проигнорировать его. Потому что. Иначе. Выходит. Шота… заигрывает с ним. И они оба еще трезвые — трезвые же, да?... бля. — Nothing, — выдавливает из себя он, прочистив горло, и сосредотачивается на своей сигарете, чтобы успокоить внезапно нахлынувшее возбуждение. Бля, сэнсэй же не может… ну не прям здесь же… Да бля, съебите все скорее. Так они и курят. Аизава обнимает его за плечо и разглагольствует на тему любви к ближнему и умению выражать эту любовь молча — видимо, чтобы несчастного паренька, чудом избежавшего встречи с дантистом, проняло. Одна его рука — с сигаретой — дирижирует в воздухе, вторая легонько поглаживает предплечье Хитоши, пока сам Шинсо неразборчиво мычит в паузах, млея от тепла чужого тела рядом и отказываясь верить в происходящее. — Господин Аизава, — умоляюще блеет сын хозяина заведения, проникшись лекцией. — Я пойду… работа… У Хитоши в кармане начинает вибрировать телефон. Какая падла? Чертыхаясь, он выпутывается из объятий и лезет за телефоном. Кто не понимает фразы «каждого позвонившего сегодня после восьми уволю»? Глава отдела закупок? Серьёзно? В десять вечера?.. Мысленно добавив в список дел на понедельник ещё одно, он сбрасывает вызов. — Извини, кажется мой новый глава отдела закупок плохо понимает японский, — он смущённо улыбается Шоте. Бывший новый глава. — Ничего серьезного? — Аизава делает последнюю затяжку и оглядывается в поисках урны. — Ты мог бы ответить. — Ерунда. Решить, ручкой какого цвета я буду подписывать договоры в следующем году, я могу и в понедельник, — он отмахивается и тоже торопится докурить. — Ну что, ещё по пиву или пойдем поищем что-нибудь поинтереснее? Я бы не отказался от виски. Он бы не отказался от упаковки льда. Чтобы охладить свою разыгравшуюся фантазию. Не может быть, чтобы Шота подкатывал к нему... Этого просто не может происходить. Хотя тогда, в машине на его День Рождения... — Да, пойдём, а то сейчас Риоко будет виться вокруг нас, надеясь вымолить через меня прощение у Даби. Они возвращаются через кухню к стойке. — Сколько с нас? — Шота достаёт карточку из чехла телефона. Короткий, но красноречивый взгляд в сторону Шинсо «даже не думай» не позволяет ему даже предложить оплатить счёт. Впрочем, он к своему стыду и не собирался, всё ещё охеревающий с происходящего. Он сказал, он не собирается кусаться... пока? Что это может значить? Значит ли это, что Шинсо нужно сделать что-то, чтобы заставить его... или этой ночью настанет такой момент, когда Шота покажет зубы?.. — За счет Риоко, — бубнит хозяин, явно не особо довольный этим раскладом. — Сказал, что заглаживает свою вину. — Я же сказал ему, что мне он ничего не должен. — Аизава закатывает глаза. Старик на это только плечами пожимает и принимается заниматься своими делами. — К чёрту. Спасибо за еду, старый хрен. Жене привет. — И тебе не хворать, сэнсэй, — буркает тот, не поднимая головы. — Почему ты так его зовёшь? — спрашивает немного разморозившийся Шинсо, когда они снова оказываются на улице и пускаются в путь без конечной цели. — В плане, неуважительно? — Старикана-то? — Шота хмурится. — А, да нет, это скорее… ну скажем, я считаю его частью семьи. Он как назойливый троюродный дядюшка. Отличный мужик, но ворчливый. С детьми ему туговато. Я несколько раз помогал его младшему с уроками, а старший... сам видишь. Хитоши не особо что-то видит, но кивает на всякий случай. Вдаваться в подробности не хочется. Хочется снова оказаться нос к носу. Хочется снова увидеть этот игривый оскал. Он хочет, чтобы Шота укусил его. Сильно. Поднявшийся ветер перебрасывает листья с тротуара на дорогу, пробирается под пиджак и рубашку, сбегает волнительными мурашками вниз по позвоночнику. — Так значит… Ты и Даби, — он осторожно кладёт руку между лопаток Шоты, — вроде как близкие друзья. Вы давно знакомы? — М, лет шесть, наверное. Мы… — Шота заправляет волосы за ухо. — Можно сказать, что мы познакомились не в самое простое время друг для друга. И поочерёдно вытаскивая друг друга из дерьма, сблизились. Он бросает на Хитоши задумчивый взгляд, и, кажется, вот сейчас он дёрнется, чтобы сбросить его руку, но вместо этого только спрашивает: — Куда интереснее, как Денки, который в школе едва своё имя мог по-английски написать, умудрился стать личным помощником большого босса международной компании. Хитоши усмехается. — Это… — он старается отвлечься от покалывающих кончиков пальцев. Шота… вот так просто позволяет касаться себя… То есть… все происходит по-настоящему?.. — Длинная история. Не особо интересная... — Просвети меня, — настаивает Аизава, когда они останавливаются у перекрестка дожидаясь своего сигнала. Ветер играется с его косичками, сбрасывая их с плеча, а Шота, словно бы назло, каждый раз их туда возвращает. Руку, к сожалению, приходится убрать, чтобы не быть снесённым ожидающей зелёной света толпой. Немного странно рассказывать об этом сэнсэю. О том, как Денки переживал, что для обучения в хорошем вузе ему не хватит ресурсов даже с родительской помощью, а госгранты ему конечно не светят— какой там! Каминари никогда не был гением, как Бакуго. Как Хитоши объяснялся с отцом, выпрашивая финансирование для друга, с условием того, что он отработает определённое количество времени в компании. Как потом убеждал Денки, что это не чудо и не благотворительность, а рациональный подход в подборе кадров. — Он очень талантливый, когда дело доходит до соблюдения расписаний. А когда у тебя на неделе семь пятниц, тайм-менеджмент жизненно необходим. — Это… продуманный ход, — Аизава смотрит на него, взволнованно облизывая губу, и тут же уточняет, — так ты планировал вернуться в Японию после университета? Кажется, изначально ты собирался забыть об этой стране как о страшном сне, нет? — Да… планы изменились, — он смущённо проводит рукой по волосам, почему-то чувствуя, будто оправдывается. — Отец, конечно же, не позволил бы мне занять его должность сразу после университета, он хотел, чтобы я набрался опыта в самостоятельном ведении дел, поэтому предложил на выбор несколько филиалов, — Хитоши продолжает свой рассказ, рассеянно пялясь под ноги, пока они продолжают свой путь — Японский филиал для него был чем-то вроде недоделанного проекта, скорее заброшенного, чем имеющего шанс на жизнь. Ну и я подумал, что почему бы и нет? Почему бы не попробовать привести его в приличное состояние. К тому же, я знал, что здесь есть Бакуго со своими гениальными идеями, и ещё парочка людей, которых я приметил. Только Руми уламывать пришлось очень долго. Она всё никак не хотела переезжать в страну «где есть двадцать разных способов сказать «нет» и для соблюдения правил этикета ты должен запомнить их все». — Откуда ты её привез? — Из Америки, само собой, мы учились вместе. У неё было несколько приличных предложений из солидных фирм, но я оказался харизматичнее, — он довольно улыбается, вспоминая как уговаривал подругу. Пока они снова ожидают нужного сигнала светофора, Хитоши ежится и застёгивает пиджак — впрочем, ветру он не помеха. Пробирается под кожу, под рёбра, холодит разгоряченный разум. Они пересекают дорогу, оказываясь на улице баров и клубов. Неоновые вывески, приглушённая музыка, очереди на входах. Шота останавливается и оглядывается по сторонам, словно кот, замерший перед открытой дверью. И вроде пускают, а идти или нет, непонятно. Видя озадаченное лицо учителя, Хитоши достаёт телефон и предлагает: — Кинем монетку? — пользуясь моментом, он словно бы невзначай снова возвращаёт руку на спину сэнсэя, осторожно соскальзывая ладонью на талию. Если Шота выпутается, он больше не будет рисковать, но если нет… — Онлайн, я имею в виду. У меня нет с собой налички. — Тогда лучше кубик, какой номер выпадет — в такую по счёту дверь и зайдём, — Шота склоняется к его телефону, прижимаясь бедром к его бедру, а их лица снова оказываются очень близко. Практически щека к щеке. И Хитоши моментально забывает, что он хотел сделать, кто он и где он. Потому что сердце больно ударяет прямо в горло, едва не выпрыгивая. Благо рот закрыт. С третьей попытки он попадает по нужной кнопке — рука не то, чтобы дрожит, но как-то неловко ломается, словно пальцы и не его вовсе. Кость крутится, выпадая треугольной розовой гранью с цифрой четыре. — Как думаешь, это знак?,— голос Шоты кажется ниже и глубже. Хитоши сглатывает — в горле внезапно очень сухо — и отстраняется, убирая руку с чужой талии. Это слишком. Это просто блять слишком. Трезвый Шота, который позволяет ему всё это — намного хуже пьяного Шоты, который нагло лез к нему сам. И да, он втайне надеется, что запас его неудач на «недобрую» пятницу уже исчерпан, и больше никаких неприятных сюрпризов сегодня не предвидится. Они пускаются вдоль по улице, отсчитывая чётвертый бар и пропуская клубы. Сердце Хитоши пропускает удары, а мысли выходят обрывочными. Шота блять подкатывает к нему. Шота совсем не против, что Хитоши подкатывает к нему сам. Бесконечность спустя судьба, кажется, повернулась к нему своей широкой грудью, а не жопой. И как с этим теперь жить?.. — «Западное солнце», — читает Шота название заведения. Их приветствует потёртая вывеска на грязно-жёлтом фоне, несколько иероглифов горят только наполовину. Выглядит не слишком многообещающе. Рядом с баром пристроился клуб: голубые неоновые трубочки выводят изящный курсив — нечитаемый, так как разум занят совсем другим; в длинной очереди у входа мелькают короткие юбки и слышится громкий девичий смех. Проход в их бар очередью не обзавёлся. — Нда… презентабельно, ничего не скажешь, — тянет Шинсо, зарываясь рукой в волосы. — Зато с местами проблем быть не должно. — Это бар в центре в пятницу вечером. С местами даже тут будут проблемы, — возражает Аизава, крутя шарик индастриала в ухе. — Сильно сомневаюсь. — Wanna try your luck? — I don’t feel like i could win a tote right now but when can I resist playing with fire, — Шинсо прячет руки в карманы брюк и покачивается на пятках. К чему он это? Что за удачу нужно испытывать? Не оставит ли его Шота, окажись бар занятым?.. — Предлагаю пари. Если каким-то чудом там есть места, первый раунд — за мой счёт. Если нет и придётся искать что-то ещё — платишь ты. — Идёт, — Хитоши выдавливает из себя подобие широкой уверенной улыбки. По крайней мере, учитель не собирается его оставлять. Но от чего-то всё равно волнительно. Как будто, переступая порог бара, они переступают какую-то черту. И чем всё закончится зависит от того, кто выиграет. Вопреки ожиданиям — когда видишь едва живую вывеску, от заведения не ждёшь ничего вразумительного — они оказываются во вполне себе приличной идзакае. Типичный японский бар для офисных работяг с длинной барной стойкой и маленькими пластиковыми столиками по всему залу. Жёлтые стены, отделанные бамбуком, приглушённый свет, звон бокалов и громкие разговоры гостей в белых дешёвых рубашках. — Кажется, нам повезло, — Аизава кивает на свободные места у барной стойки. Хоть все столики и заняты, но за стойкой относительно свободно. — Значит, первый раунд с тебя, — Хитоши довольно скалится и кивком предлагает учителю сесть в самом углу. Аизава устраивается у стены в пол-оборота, чтобы удобнее было разговаривать. Шинсо садится так же. Через табурет от него японец средних лет угрюмо потягивает пиво из высокого стеклянного бокала. Хмурый уставший бармен неспеша подходит к ним, протирая стакан. — Добро пожаловать, — едва слышно выплёвывает он, подавляя зевок. — Что пьём? Шинсо оглядывает выставленные бутылки за стойкой. Различное вино, длинные бутылки сакэ, холодильник, в котором, видимо, пиво в банках. На самой высокой полке устроились несколько бутылок самого ходового виски. Джек, Джим Бим, Джеймсон и Краун Роял. Яблочный. Такой же Шинсо пил на Хэллоуин в «Седьмом Небе». Его он и выбирает. Бармен уточняет со льдом или без, бахает на стойку тумблеры и кидает в них по огромному шарику льда. Сверху поливает небольшой порцией напитка и принимает карточку сэнсэя. Мимолетная идея — дождаться, пока Шота отвлечётся и попробовать заплатить за следующий раунд тайком — с грустью отсеивается. Почему Шота так яростно отказывается от Хитошиных угощений, неясно. В школе всё дело было в «чужих» деньгах, которыми распоряжался Шинсо. Но теперь-то? Какие такие глубокие принципы не позволяют сэнсэю принимать угощения — тайна за семью печатями, но пытаться открыть их — всё равно, что играть со шкатулкой Пандоры, и Шинсо пока не готов так рисковать. Ещё есть столько всего, что он хочет узнать. — Яблочный? — Аизава принюхивается к жидкости, плещущейся на самом дне бокала. — Никогда не пробовал. — Яблоко смягчает достаточно посредственный вкус, — Хитоши облокачивается на стойку, подпирает ладонью щёку и любуется сэнсэем из-под полуприкрытых ресниц. Скользит взглядом по растрёпанным ветром волосам и оттенённым скулам, скатывается на серебристо-чёрную брошь галстука боло. Почему из всех возможных вариантов сэнсэй выбрал именно такой —типично-ковбойский галстук? Ассоциируется ли он у него с Хитоши, так как он жил в Техасе, или же это ничего не значащее совпадение? Скорее всего так и есть, но приятно представлять, будто собираясь на свидание, Аизава думал о нём. Выбирал что-то, пусть и неосознанно, что напоминало ему о Хитоши. Шота расслабленно потягивает свой виски, окидывая ленивым взглядом переполненный зал. Расстёгнутый пиджак всё так же дразняще приоткрывает бликующую на свету ткань рубашки. Какая она на ощупь, интересно? Нежная, как шёлк, или гладкая, как атлас? У Шинсо едва ли не целый магазин рубашек на все случаи жизни, но кажется, будто на Шоте ткань должна ощущаться как-то по-особенному. Особенно учитывая, что даже сквозь неё есть все шансы почувствовать твёрдые бусины пирсинга. Хитоши неосознанно сглатывает скопившуюся во рту слюну. Будет ли у него шанс проверить? — Ты пялишься, — Шота отставляет бокал, сделав небольшой глоток, и тоже подпирает подбородок рукой, копируя позу Шинсо. И улыбается. Снисходительно и насмешливо, как дракон, удобно устроившийся на куче золота и выслушивающий пафосную речь рыцаря, вызывающего его на бравый бой. Вот сейчас жалкий человечишка замолчит, дракон широко распахнёт свою пасть… и ничего больше от рыцаря не останется. — Trying to figure you out, — Хитоши, с доблестью настоящего средневекового рыцаря выпячивает грудь, готовый встретить поток огня. Если на него дыхнут пламенем, то лучше уж сгореть, как герой. — Мы не виделись так давно. Кажется, я совсем ничего о тебе теперь не знаю. Не то, чтобы он знал о нём много тогда — помимо любви к цитированию английских классиков, злоупотребления алкоголем и стиля в одежде подростка-бунтаря. Но тогда ничего особо и не имело значения, кроме «здесь и сейчас». — Well, I never thought I was giving out an impression of a Davinchi code, — хмыкает Аизава. — So try asking instead of x-raying my chest. Тот факт, что Шота понял, где конкретно Шинсо ищет ответы, и так снисходительно подкалывает его, накаляет воздух. Становится жарко. Хитоши ёрзает на стуле, устраиваясь поудобнее и ослабляет галстук. Сэнсэй явно приглашает поиграть. Но ставки… пиздецки высоки. Поэтому он начинает издалека. — Как ты вообще принял решение сменить работу, сэн-сэй? — Хм… — вопрос, судя по его нахмурившимся бровям, совсем не такой простой, как Хитоши казалось. — Меньше мороки с нерадивыми учениками, всегда можно просто выгнать незаинтересованных. Да и объяснить им можно куда больше. Студенты, вываливающие баснословные деньги за своё образование, действительно пытаются его получить. Да и смотреть, как они страдают, пытаясь читать Шекспира на староанглийском довольно забавно. Хоть порой и жестоко, — Шота усмехается, делая совсем крошечный глоток. — С этим не каждый носитель справится, что уж тут говорить об иностранцах, — Хитоши, наконец, пробует свой виски. С первым же глотком мягкий огонь разливается по телу, отдаваясь лёгким покалыванием на щеках. — У тебя с этим проблем нет. Ты Шекспира читаешь, как дышишь, — Шота облокачивается спиной о стену и вытягивает ноги, насколько это возможно, устраивая ботинки на перекладине Шинсового табурета. Очень наглый жест. Похожий на вызов. — У меня был хороший учитель, — парень прикрывает глаза, губы сами собой растягиваются в улыбке. Словно заклинание, мысль о Шекспире якорем затягивает его в воспоминания о том времени, когда они гуляли с Шотой в школе. Они могли быть пьяными, могли быть накуренными, а могли быть и трезвыми, унесёнными с самого факта, что сегодня выходной, они хорошо проводят время, а на улице хорошая погода. И Шота задирал голову в небо или тыкал пальцем куда-то в невиданную даль и декламировал. Он мог читать куски и целые части, мог выкрикнуть пару фраз в небо или пустую улицу, а потом начать смеяться. Мог схватить Хитоши за плечи, заставив смотреть на себя, и шептать, глядя в его глаза. «Что есть любовь? Безумье от угара, Игра огнем, ведущая к пожару. Воспламенившееся море слез, Раздумье – необдуманности ради, Смешенье яда и противоядья». А Хитоши краснел, давился воздухом и не мог отвести взгляда. Потому что в такие моменты — безумный, увлечённый, с горящими глазами и крепкой хваткой — он был для Хитоши его блядской луной, солнцем и целым миром. Дурманяще обворожительным и неприкасаемым. — Я? — Шота удивлённо моргает. — Не помню, чтобы заставлял тебя учить Шекспира. В зале позади них нескладный хор хриплых голосов подбадривает кого-то громким «До дна! До дна!». Аизава бросает короткий незаинтересованный взгляд Хитоши за плечо. — Нет, но ты цитировал его почти на каждой нашей пьянке. И Байрона иногда, но он так в голове не откладывается, знаешь ли. Тяжелый слог, — Шинсо разводит руками. Его гулящая пятничная толпа беспокоит в последнюю очередь. Шота сейчас так близко — его стопы между Хитошиными, и это отчего-то кажется настолько интимным, что даже шум позади сворачивается в какой-то ультразвук, жужжащий в ритм его сердцебиения. Раньше он не мог позволить себе просто так прикоснуться к учителю — это бы всё разрушило. Но сейчас. Сейчас… боги… Шота его даже подначивает. — Со студентами так-то и зависать можно без зазрения совести, да? — Хитоши переводит тему, стараясь больше не думать о длинных Шотиных ногах. Аизава усмехается и отводит взгляд, смотря куда-то в стену за барной стойкой: — Если я скажу, что не считаю тусовки с учениками этичным, ты, конечно, сразу назовешь меня ханжой, ага? — Что-то не помню, чтоб ты мучался вопросами этики, когда выпрашивал у меня остатки косяка, — усмехается Шинсо. — Да и потом как-то тоже. — Ты… — Шота делает паузу, опуская взгляд в свой бокал. — Тебя сложно было считать учеником. Никакой ученик не приветствует своего учителя фразой «как меня заебали эти бомжи», — Хитоши смущённо откашливается, отпивая ещё виски. Чёрт, он же не знал, с кем тогда разговаривает — сколько можно! — Сначала ты был занозой в заднице с хреновым японским, — продолжает сэнсэй, — потом… Потом ты понравился мне чуть больше, — словно смутившись, что сказал лишнего, Шота опрокидывает бокал, а растерявшийся Хитоши только и успевает увидеть, как остатки виски исчезают в одном глотке. — Ещё! — кричит сэнсэй бармену, бухая бокалом о стойку, и возвращатеся к сбитому с толка Шинсо. — Так что ты был кем угодно, но не моим учеником, и это не считается. — Вау, я … — Хитоши глупо хихикает и тоже залпом опустошает свой тумблер. — Должен быть польщён, полагаю? В зале кто-то с грохотом что-то роняет. Раздается оглушительный хохот. Они оба невольно оборачиваются на звук. Компания молодых белорубашечников пытается поднять своего потерявшего связь с ногами товарища вместе со стулом. Один из них встретившись глазами с Шинсо, тут же смущённо отводит взгляд. — Ты должен... — Шота привлекает его внимание, подается вперёд и тихонько одёргивает его за полу пиджака. У Шинсо даже дух захватывает. От внезапности и от того, как близко оказываются лицо Аизавы к его. — Снять уже этот дорогущий пиджак. Ты слишком красив в нём. Как павлин в курятнике. Неловко даже перед людьми. Они отдохнуть пришли, а тут ты глаза мозолишь. — Сказал человек в боло, — нервно передразнивает Шинсо, пока сэнсэй отстраняется, чтобы снова удобно устроиться у стены. Хитоши тем временем покорно стаскивает пиджак и вешает его на короткую спинку высокого барного табурета. Сэнсэй, пытающийся удобнее развалиться на своём стуле, вдруг замирает, не двигаясь. Тёмные глаза ловят каждое Хитошино движение, скользят по плечам вниз к его запястьям, внимательно следя за пальцами, поправляющими манжеты. «Кажется теперь пялишься ты», — Шинсо почти говорит это. Даже рот открывает, скалясь, но выходит только: — Ты же понимаешь, что пялятся все на тебя. А мне просто завидуют, — он ловит сконфуженный взгляд Аизавы, и видит, как кончик языка появляется на мгновение, чтобы облизать нижнюю губу. And fuck. He wants to lick it too. Подошедший к ним бармен с непроницаемым лицом повторяет их напитки. — Ты свой тоже снимешь или эта игра на раздевание в одни ворота? — прочистив горло, уточняет Хитоши, ещё немного приспуская узел галстука. — I was joking, actually. Didn’t know you gonna be so easy, — Шота насмешливо вскидывает брови. — You want me to undress? You’d better get creative, — и пока Хитоши собирает рассыпавшиеся нахуй мысли, отпивает виски из принесённого ему нового бокала. — Воу, — он не может придумать ничего вразумительного. Шота. Блять. Только что. Намекнул на секс. Сука. Как теперь дышать? — И это говоришь мне ты, — поэтому он вытаскивает припасённый заранее джокер из рукава. — Ты помнишь, что вообще творил на своём Дне Рождении? — Да-а-а, — смеётся Аизава. Вопреки Хитошиным ожиданиям, на его лице ни тени смущения. — Даби показал мне видео. Я был в говно. И довольно мило было с твоей стороны притащить мою задницу домой. «И не покуситься», — добавляет Шинсо про себя. Он до сих пор не может поверить, что самолично проигнорировал Аизаву. Такого горячего и податливого. В восемнадцать… Он бы поддался искушению и взял своё. — Не мог же я бросить тебя там одного в кругу таких же пьяных друзей. You were so cold, you wouldn't want to return my jacket. — Apparently you were so keen to warm me up, ended up crashing on my couch, — и в его голосе столько сарказма, что Хитоши сложно понять: из-за того, что он остался или из-за того, что он остался на диване. «Hell, why don’t you invite me to your bed now, when you’re sober, smartass?» — но и эти слова остаются только в его голове. Потому что сколько бы Хитоши не скалился… он не уверен. Он всё ещё не знает, как подступиться к нему. Хотя чёртов сэнсэй так близко к нему и даже не торопится убирать ноги с его табурета. — К слову… — вдруг, словно бы вспомнив о чём-то, добавляет Шота. — Что ты такого сказал Ямаде тогда, кажется, он на тебя здорово обиделся? — С чего бы? — парень старается состроить совершенно невинное лицо. — Я был с ним сама душка. Даже вежливо попрощался. Он тоже пробует свою новую порцию и добавляет мстительно. — ...прежде чем, наконец, уговорил тебя сесть в машину. А вы вообще давно дружите? Он кажется слишком…. нормальный для подобных мероприятий. Что же всё-таки связывает их? Может, они раньше встречались?.. Нет, скорее… Скорее они могли идти к этому, пока… что-то не произошло? По крайней мере этот Ямада выглядел как кто-то, кому так ничего и не перепало. Впрочем… Шинсо, должно быть, выглядит точно так же. — Сразу практически. Когда делишь с кем-то кабинет, обычно либо сближаешься, либо начинаешь ненавидеть. Он хороший парень. Для коллеги. Хитоши тихонько выдыхает. Просто коллега. Коллега, с которым они неплохо общаются, потому что долго работают вместе. — И со многими коллегами ты так хорошо общаешься? — А ты? — Шота ухмыляется и возвращает вопрос, складывая ногу на ногу. — Кажется, на Хэллоуине с тобой были исключительно коллеги. — Ну… В моей сфере не особо принято заводить друзей, — Хитоши пожимает плечами. Желание погладить Шоту по ноге такое сильное, что, кажется, стоит притормозить с выпивкой. Он же не сдержится. И может получиться неловко. — Руми, Денки и Бакуго действительно мои друзья. Практически единственные. И так случилось, что они работают на меня. А Киришима… Красноволосый такой, с Бакуго был — не знаю, запомнил ли ты его… В общем, он просто коллега да. У меня ещё есть несколько деловых партнёров, с которыми мы довольно тесно общаемся вне работы. Но всегда есть шанс, что они воткнут тебе нож в спину, поэтому… Он замолкает, давая учителю самому сделать выводы. Шота внимательно смотрит на него, будто ожидая продолжения, а потом Хитоши заканчивает мысль: — Я бы может и рад общаться как друг с кем-то вне работы, но боюсь, что если буду тратить остатки свободного времени на поиски друзей, придётся отказаться от сна совсем. Да и вообще... Иногда после рабочего дня хочешь только одного: не сдохнуть сегодня и чтобы следующий день был не таким пиздецовым. И чтобы было не так одиноко, когда ветер задувает за окнами. Сказав это, Хитоши тянется к бокалу. Нужно бы остановиться, потому что его явно несёт, и контролировать сказанное становится всё сложнее. Более того — контролировать ничего не хочется. Он рядом с Шотой. Он в безопасности. Можно даже полить грязью премьер-министра, и ему ничего за это не будет. Это же сэнсэй. Поэтому он пьёт, подавляя последние попытки защитного механизма фильтровать речь, и продолжает: — Вот сегодня... — бокал неуклюже грохает дном о стойку, Шинсо ведет от алкоголя. — я предупредил всех, что страшно занят. И ты посмотри, — он достаёт телефон, чтобы продемонстрировать экран с несколькими неотвеченными сообщениями, — всё равно всем что-то от меня надо. Шота сочувственно кивает, взгляд его тёмных глаз предельно серьёзен. Хитоши прикрывает рот рукой. — I didn’t mean to... I'm fine with that, it’s just… Gets to you sometime, — теперь он чувствует себя идиотом. Пришедшим на свидание, чтобы жаловаться на жизнь. — Я бы просто отключил телефон нахуй, но ты, я так понимаю, подобной роскоши не можешь себе позволить? — вопреки его опасениям, Шота, кажется не считает его рассказ жалобой. — Сотрудников я могу игнорировать. Но если мне позвонит партнёр, то увы. Партнёру все равно ешь ты, спишь или дрочишь. У него вот прям горит спросить про одну важную маленькую деталь и растянуть диалог на час. И если его желания не останутся удовлетворенными, плакало ваше партнёрство, — Шинсо усмехается, вертя почти пустой бокал в пальцах. — Радует только то, что это работает в обе стороны. Я тоже могу быть тем ещё мудаком, когда дело доходит до ночного выяснения деталей. — Yeah, I know. You have problems with shutting up, — Аизава чуть подаётся вперёд, почти касаясь коленкой чужого стула. — There are ways, — Шинсо неожиданно для самого себя всё-таки уверенно опускает раскрытую ладонь на чужое колено. Такое твёрдое и тёплое под тонким слоем ткани, и невесомо поглаживает его большим пальцем. — You just have to be persuasive about it. И от такой вседозволенности его выносит окончательно. Он не запоминает, как допивает свою вторую порцию, не осознаёт, как заказывает третью — уже не яблочный виски, а односолодовый с терпким привкусом дыма. Глаза застилает прозрачная алкогольная пелена, губы болят от того, как широко он, оказывается, умеет улыбаться, а голос срывается на сип: приходится слишком громко говорить, чтобы перекричать разбушевашуюся компанию в зале. Они говорят, кажется, обо всем. Шинсо вспоминает университет и свои самые тупые проёбы. Первые контракты и пьянки после них, свой переезд и покупку квартиры с учетом «престижа» района и дома. — Конечно, не буду отрицать, что количество комнат меня устраивает, но знаешь, я бы может, и поменьше себе что-то нашел. Просто не-по-статусу. Аизава рассказывает о своих поездках по Японии с друзьями на байках, о том, как выбирал свою квартиру и как его однажды чуть не выселили, почуяв запах травы, но он смог отговориться. Про работу и про «Седьмое Небо» (оказывается, он там зависает уже почти лет десять, а во время их общения в школе просто редко туда захаживал), про котов, которые живут у Даби (Дизель милашка, хоть и глаз потерял в драке, а Локи ублюдок. Просто ублюдок). И про то, как долго заживают пирсинги. — С ушами все было довольно просто, но те, что на теле… И Хитоши сглатывает слюну, вспоминая обнажённый торс с оскаленной пастью дракона и серебристые шарики пирсингов в сосках. Ему не показалось, блять! А его пальцы то и дело поглаживают колено учителя и бедро, насколько может дотянуться рука. И сука, как же хорошо. Наконец-то они говорят о чём-то настоящем. Не о вине или виски, не перекидываются злачными шуточками — он действительно узнаёт своего сэнсэя заново, или, лучше сказать, узнаёт его. Он открывается сам, забывая следить за тем, как глубоко опускается в свою душу, выуживая настоящее, честное. Всё это пьянит его настолько, что до него с трудом доходит смысл очередного вопроса. — How come you’re still alone? — глаза Аизавы светятся нескрываемым любопытсвом. Сказать, что вопрос застал его врасплох.... Хитоши облизывает губу и отводит взгляд. Сердце растерянно колотится о рёбра, не решаясь: то ли бросаться в галоп, то ли останавливаться Что он должен сказать? Потому что ты ещё не согласился быть со мной? Потому что я перестал думать об этом? Потому что я смирился? Шота ждёт, покачивая в руке бокал со льдом. Виски в нём уже не осталось, но требовать новую порцию он не торопится. Мысленно Хитоши скулит беспомощно, ощущая себя в мышеловке. Чтобы ухватить сыр нужно рискнуть: если окажешься недостаточно удачливым — тебя расплющит. Но и молчать он тоже не может. — Я...— взгляд задумчиво скользит по тающему в пустом тумблере льду. Он может рассказать так много... О том, как сложно искать партнёра, смотрящего не на твой кошелёк, о том, как те, кто действительно не смотрят и имеют свои такие же набитые, ищут выгоду в бизнесе… О том, как ему было обидно, что единственный парень, которому Хитоши открыл своё сердце, послал его из-за каких-то там надуманных себе социальных норм и предрассудков. «Родители не поймут, ребята в команде будут гнобить, а меня должны капитаном сделать, понимаешь?» И о том, как он, назло, уболтал и трахнул тогдашнего капитана прямо на какой-то вечеринке и скинул фотографию своему крашу с подписью «The captain can take those balls». А тот парень вообще перестал с ним общаться. Он может даже признаться, что пока не встретил никого, кто мог бы затмить его чувства к Шоте, но… Это всё так долго, так больно — сдирать с себя защитный слой сарказма и пошлых шуток, выкладывать всё начисто… — Я как-то не успел, — получается на выходе. — В универе было не до этого, хотелось погулять... Шота ухмыляется. — А потом… началась работа. В те редкие моменты, когда мне удавалось с кем-то познакомиться и неформально поболтать, это происходило на деловых встречах или приёмах. Океан бизнеса — маленькое болотце, когда дело доходит то сплетен, подстав и выгоды. Я только начал карьеру, моя репутация — пока всего лишь доброе слово больших людей, не хотелось бы его потерять, трахнувшись с кем-то не тем. Ну и… Я как-то не пытался, откровенно говоря, — он делает жест рукой, прося бармена повторить. Рассказывая всё это сейчас Шоте, он словно бы распутывает в голове какой-то тугой комок, который не давал ему покоя вот уже столько лет. Словно бы он говорит всё это сам себе, наконец, понимая, почему всё это время один. И срочно хочется выпить. — То есть… — резюмирует Шота каким-то севшим голосом. — Ты вообще ни с кем не встречался? Воздух между ними уже такой горячий, что даже уши горят. Всё оборачивается каким-то глубоким вечером откровений, и последний раз, когда такое случилось между ними — всё закончилось плохо. Вообще всё закончилось. Потому что именно после этого Шота и исчез тогда в школе. — Нуууу, у меня подписка на одного вебкам-боя, это считается? — скалится Хитоши, решая разрядить атмосферу. Аизава лишь усмехается. Но нет, сэнсэй не отделается так просто. Хитоши тоже хочет знать. — А что насчёт тебя, сэнсэй? Помнится, ты был апологетом случайных встреч, — он возвращает свою ладонь на колено учителя. Сейчас этот жест не кажется невинным или неловким или таким, который можно было бы просто смахнуть. Теперь это выглядит как заявление. — Ну... — Шота качает головой на немой вопрос подошедшего с бокалом бармена, повторять ли ему тоже, — было дело, несколько лет назад я пробовал себя в роли порядочного гражданина. С девушкой, квартирой и пятничными походами с коллегами по идзакаям, — он делает паузу, поглаживая кольцо на пальце — кажется, ему тоже не слишком комфортно о таком говорить. — Получилось не особо. Хитоши, заслушавшись, делает огромный глоток и давится. Зажмуривается и кашляет, когда чистый огонь обжигает глотку, неприятно оседая вкусом спирта на языке. Горло горит и первые несколько вдохов так больно, что на глаза выступают слёзы. — Easy-easy, you don’t want to ruin your pretty outfit, do you, — за звоном в ушах, Хитоши едва различает насмешливый подкол. Промаргиваясь, чтобы глаза перестали слезиться, он замечает, как Шота соскальзывает с табурета. — Пойду отолью, — он хлопает его по плечу, но руку не убирает, осматриваясь в поисках нужной двери. Хочется схватить его за запястье и не пустить, или вообще пойти вместе с ним — а вдруг сбежит — но Хитоши находит в себе мужество только лишь погладить его ладонь кончиками пальцев. Оставшись один, он хватается за свой бокал, как за спасительный якорь, стараясь удержать рассыпающуюся реальность. Так у Шоты были отношения? То есть, конечно, он не думал, что учитель будет сычевать, дожидаясь его, но, с другой стороны, на отношения Шота всегда смотрел как на навязанную социумом формальность. «Можно же просто трахаться. И не трахать мозги». Что заставило его пересмотреть свои взгляды? И что это за «пытался быть достойным гражданином»? С чего бы? С чего бы ему пытаться стать таким, как все? Он прокручивает бокал, стараясь поймать торчащей из-под жидкости верхушкой льда блики лампы над стойкой. Но ловит только своё нахмуренное отражение в полированной поверхности барной стойки. Учитель не торопится возвращаться. Как бы не вылез через окно в туалете. Что ему делать, если Шота снова сбежит? Мысль скорее пьяная, чем нервная, а потому Шинсо отмахивается от неё и продолжает пялиться на собственный силуэт, как в зеркало для предсказаний. Зачем всё же Шота спросил это?.. Ему на самом деле интересно, почему у Хитоши не было отношений, или ему хотелось узнать что-то ещё? Есть ли у Шинсо опыт в свиданиях? Есть ли у него куча тараканов после расставаний с кем-то? Или… Чего он ждёт от этого вечера? Последний глоток виски выходит горьким, пускает по коже холодок и покачивает картинку мироздания. Чего они оба ждут от этого свидания… Раздумывая над ответом, он не замечает, как кто-то подходит сзади. Чужие руки резко опускаются на его бёдра, и чья-то грудь плотно прижимается к его спине. Хитоши вздрагивает от неожиданности и едва не роняет бокал. — Скучал? — мурчит Аизава в самое ухо, щекоча шею длинными волосами. Сердце сладко ухает куда-то вниз. По спине пробегают мурашки, растворяясь на кончиках пальцев ног. — Думал, придётся ищеек с собаками вызывать, искать тебя, — отшучивается парень сипло. Шота отпускает его и перетекает в поле зрения. — Ну что? Пойдём поищем приключений? — Да, но уборная ждёт и меня, — Хитоши соскальзывает с табурета, оказываясь с ним нос к носу. Чёрные глаза с блестящими в них звёздами ловят его на целую тяжелую секунду, в которую он успевает выдохнуть сипло лишь: — You're not gonna run away on me, are you? Наверное, он уже прилично пьян, раз решился задать этот вопрос вслух. Шота фыркает и легко толкает его в плечо. — Кто ещё посторожит твой дорогущий пиджак, господин вице-президент? Вали уже давай. А он и забыл, что остался в одной рубашке. То-то так прохладно. Когда он возвращается, Аизава с пиджаком Хитоши, перекинутым через локоть, о чем-то смеётся с барменом. С хмурым унылым барменом, который за их время тут даже не разу не дёрнул уголком губ в улыбке. Смеётся. — Кажется я пропустил шоу? — он подходит ближе и приобнимает Шоту со спины. — Did Eddy Merphy stopped by? Бармен бросает на него короткий взгляд и начинает смеяться сильнее. — Little payback, — широко скалится Аизава, поворачиваясь к нему и прижимаясь. Он не ловит ни смысл дальнейших слов, ни на каком языке ему это говорят. Потому что Шота шепчет детали ему прямо в его ухо, пока его руки накидывают на него его же пиджак. Кажется он скулит вслух. Нет, к удаче, только мычит что-то невразумительное и, кажется, сгорает к чертям. — Расплатимся и… пойдём? — выдавливает из себя он, стараясь осознать, платил ли за последний раунд. — Уже, Тоши, — Шота скалится шире, его пальцы ощупывают зажим на Хитошином галстуке. — Идём? Он отстраняется и направляется к выходу. Хитоши приходится сделать чертовски глубокий вдох, чтобы не заорать. На улице явно стало прохладнее. Сильный ветер задувает под одежду, предупреждая о приближающемся дожде. Кажется, будет настоящий ливень или вроде того. Шинсо ловит мурашки, просовывая руки в рукава пиджака, а Шота демонстративно ёжится. Впрочем, плещущийся внутри алкоголь притупляет холод, и они успевают пройти несколько домов до перекрёстка и только потом, действительно, замёрзнуть. — В какую сторону пойдём? — спрашивает сэнсэя Хитоши. Аизава лишь пожимает плечами. — Снова кубик кидать? — предлагает Шинсо, доставая телефон. — Тогда уже лучше монетку, — Шота встаёт чуть позади, чтобы заглянуть ему через плечо. Оповещение о пришедшем сообщении выплывает на пол экрана, мешая открыть браузер. Пьяные продрогшие пальцы неловко тыкают на него, вместо того, чтобы смахнуть, и на экране оказывается длинный материнский монолог с упрёком о том, что Хитоши совсем не звонит, и вопросом, что же там с милейшим Чоном Сэнгуком, который такой хороший свободный парень. Пока он торопится переключить приложения, ему отчего-то неловко, словно бы одноклассник спалил личную переписку с его потенциальным партнёром (голые фотки и пошлые фразы включительно). Однако Аизава никак не комментирует увиденное. Возможно, он даже ничего не заметил — в конце концов, они оба пьяны. Не хочется, чтобы Шота подумал что-то не то. — Орёл или решка? — спрашивает Хитоши нарочито бодрым голосом, открыв, наконец, нужный сайт. — Эм… — растерянно звучит голос Аизавы у самого уха. — Ты слышишь? — Что? — Шинсо вслушивается в звуки ночной улицы. За грохотом собственного сердца он, действительно, умудряется расслышать тонкие струнные переливы. — Кажется, это за углом, — неуверенно предполагает Шота. — Глянем? Сразу за углом начинается широкая пешеходная улица с длинной клумбой в центре и гирляндами-фонариками на столбах по бокам. Натянутый между близко стоящими домами тент в нескольких шагах от них тоже увешан фонариками и окружен толпой. Аизава кладёт руку Хитоши на поясницу и слегка подталкивает вперёд. — Я не хочу стоять в задних рядах, не тормози. В центре под тентом на табурете сидит китаянка в красном платье с длинными широкими рукавами, ловко перебирая струны какого-то диковинного музыкального инструмента, похожего на дизайнерский журнальный столик из дерева с натянутыми на нём струнами. Её пальцы ловко танцуют, извлекая из странного приспособления ангельскую мелодию, а на красивом безмятежном лице играет лёгкая полулыбка. И вся она, такая хрупкая в объёмном одеянии и с громоздким инструментом, кажется лёгкой и воздушной. Не девушка — мираж, наваждение. — О вау, — выдыхает Хитоши, рассматривая цветы в её сложной высокой причёске.— Красиво. Аизава согласно мычит, бесцеремонно прижимаясь со спины, опускает руки на Хитошины бёдра и укладывает голову ему на плечо. — Холодно, — многозначительно добавляет он, когда Шинсо переступает с ноги на ногу, позволяя мужчине устроиться поудобнее. Да? А ему вот совсем не холодно. Он плавится в объятиях сэнсэя. Но не жалуется, конечно, даже не дышит — на всякий случай. Только губу закусывает, чтобы не заорать. Так они и стоят, окружённые толпой и плавными струнными переливами. Хитоши прикрывает глаза, вслушиваясь не столько в мелодию, сколько в ровное дыхание учителя рядом с собственным ухом. Одна мелодия сменяется другой, более ритмичной, унося его загипнотизированное сознание в бушующее море на хрупкой шлюпке. Затем другая мелодия — снова спокойная — убаюкивает, позволяет сердцу подстроиться под ритм и пускать приятные тяжёлые волны спокойствия по всему телу с каждым ударом. Он теряется во времени и пространстве. Ему кажется, что они одни в центре реки с бушующим водопадом. Люди — волны, колышущиеся в такт мелодии, скорее укачивающие, нежели топящие. Руки Аизавы медленно скользят вниз и вверх, поглаживая его бёдра, его грудь греет Хитоши со спины, а гладко выбритая щека прижимается к его щеке. Кожа к коже. Кажется, Шота тоже впал в некий транс под плавные переливы мелодии. Стоять бы так до конца ночи, спрятанные в толпе, греться друг о друга под пронизывающим ветром — и ничего больше не имеет значения... — Ты там ещё не заснул?— тихий смешок Шоты щекочет кожу. — Куда делись все твои колкие замечания, господин вице-президент? Руки Аизавы делают попытку спрятаться в карманах его штанов, но у Шоты ничего не получается, и он снова возвращает ладони на Хитошины бёдра. Шинсо прикрывает глаза и лениво улыбается. У него не осталось ни шуток, ни колкостей, ни, собственно, каких-то других мыслей. Ему. Охуенно. — Мне очень давно не было так охуенно, дай насладиться моментом, — он ловит чужие прохладные ладони и устраивает их у себя на животе, накрывая своими. Скорее всего Шота замёрз — иначе зачем пытаться залезть в его карманы? О самого Хитоши сейчас можно греться, как о печку, сразу дюжине человек. Короткий, будто бы удивлённый, выдох опаляет его ухо. Шота ничего не говорит больше, только утыкается носом ему за ухо и… как будто…вроде бы... легко касается губами нежной кожи. Сердце срывается вниз, рассыпаясь на лету в мелкую крошку от нежности. Мурашки разбегаются по грудной клетке, заставляя желудок сжаться в сладкой истоме. Он никогда не думал, что его сэнсэй может быть таким. То есть он всегда был очень горячим и неприступным — несмотря на все свои привычки расхаживать полуголым. Спонтанным: срывающимся ночью на байке к реке или вдруг решившим валяться на диване весь день, безмятежно покуривая кальян. Непредсказуемым — то зарывался в Хитошины волосы рукой или одобрительно хлопал его по плечу, а то залеплял внезапные подзатыльники за, казалось бы, пустяки. И во всём своём великолепии казался даже… диким, но… Проявлять такую очевидную нежность? Быть мягким? Словно бы.... словно бы он тоже хотел всего этого. Хотел быть здесь с Хитоши и теперь тоже тонет в моменте. Нет, такого Шоту Хитоши не знает. ...но в глубине души, не надеясь особо, мечтал о нём таком. Когда ему было восемнадцать лет и очень плохо, он мечтал, лёжа один в холодной постели, о том, что в глубине души сэнсэй захочет… позаботиться о нём. Любить его. Шинсо взволнованно облизывает губы, взывая ко всем богам, которые услышат, чтобы они позволили им остаться так. Однако, судя по всему, богов нет, или они глухи к людским мольбам. Проклятый телефон в кармане пиджака настойчиво заходится вибрацией. Недовольное хмыканье сэнсэя сливается с собственным шипящим «сука», когда приходится выпустить руки Шоты из объятий, чтобы вытащить чёртов аппарат. Раздражение моментально сменяется удивлением — на экране сияет ухмылка Сэнгука с фотографии контактов. Чон? Сейчас?.. — Извини, мне нужно ответить, — Хитоши, всё ещё немного опьянённый произошедшим, торопливо отстраняется и бросается пробиваться сквозь толпу. — Хэй, Тоши, — приветствует его довольный голос на том конце. — Сэнгук, — выдыхает Шинсо, выбираясь, наконец, на свободный от наблюдателей с телефонами и обжимающихся парочек участок. — Какими судьбами? — Да вот, закончил работу, дай думаю узнаю, как у тебя дела? Интересно узнать, как вице-президент CS проводит свои пятницы... — во вкрадчивом голосе Чона, кажется, скрыт какой-то другой вопрос, но он будто не решается его задать. Серьёзно? Хитоши закатывает глаза. Он вырвал его из объятий Шоты, чтобы спросить как дела? Охуенно у него были дела. А вот сейчас не особо. — Я… эм… вообще-то у меня сейчас… встреча… — нервно усмехается он, машинально проводя ладонью по волосам. — На улице? — скептически уточняет Сэнгук. Чёрт, неужели ему так хорошо слышно, что происходит вокруг? — Не деловая, — уточняя, Хитоши закусывает губу. Ему очень хочется сказать «Dude, I'm getting some», — но это совсем не то, что нужно слышать кому-то вроде Чона. — О-о-о, кажется, я звоню в неподходящее время, приношу свои извинения, — понимающе тянет мужчина, но кажется, вовсе не собирается заканчивать разговор. — Пустяки, ты… — Хитоши пытается вспомнить, что такое вежливый деловой диалог, пока сознание всё ещё покачивается на волнах кайфа от всего происходящего. — Если это не что-то срочное, мы можем созвониться в понедельник. — Нет-нет, ничего срочного, — заискивающе мурлычет Чон. — Не беспокойся об этом, я дам тебе знать, если что, — он желает хорошей ночи и отключается. Шинсо ещё несколько секунд удивлённо пялится на погасший экран. Странно. Звонить... просто так? То есть, да, они общаются, переписываются, но звонить… Даже Яги не позволяет себе подобного. Найти Шоту в толпе, которая за время его разговора, кажется, только увеличилась, оказывается не самой простой задачей. Слишком много спин. Слишком много цепляющих плеч. Всем охота подобраться поближе, чтобы посмотреть на исполнительницу и снять её на видео. Приходится сосредоточить на этом все остатки своего нетрезвого сознания. Он вертит головой по сторонам, стараясь выхватить взглядом знакомый чёрный силуэт или, возможно, серебристое мерцание. Эльфы вроде светятся в темноте или как? И неприятный тревожный зуд ударяет по рёбрам — а что, если его тут больше нет? Что если всё-таки Шота ушёл?.. Наверное, он так бы и бродил в поисках своего волшебного эльфа в серебристом свечении, если бы тот не нашел его сам и не дёрнул бы за рукав, притягивая к себе. — Собрался куда-то? — Аизава широко скалится, бесцеремонно приобнимая Шинсо ладонью за шею. Пальцы поглаживают короткие волоски на загривке, пуская по телу приятные мурашки. — Всё в порядке? В голове вмиг становится совершенно пусто. Только маленькая игрушечная обезьянка, взведённая, бьёт по крошечным тарелкам без остановки. Эхо отскакивает от стенок черепа — каждый удар, как болезненная пульсация. — Аэээ… — Хитоши глупо открывает и закрывает рот, как рыба, не понимая, о чём его спрашивают. — Ничего такого, о чём стоило бы сейчас беспокоиться, — наконец находится он и неуверенно кладёт руку учителю на талию. Всё это так знакомо и совсем неизведанно одновременно. Они уже оказывались так близко, уже жались друг к другу, незаметно изучая пальцами тела, но… Но. Всё это время они были пьяны — отличное оправдание, когда не уверен в реакции человека — но сейчас... Сейчас они оба в сознании. Сейчас ничего нельзя обернуть в шутку или дружеские прикосновения. Сейчас — всё по-настоящему. Полшага, один вздох, после которого ничего нельзя будет повернуть назад. И глаза учителя блестят так многообещающе... Ветер снова забирается под одежду и пронизывает всё тело до болезненного покалывания в пятках. Только теперь Хитоши вспоминает, где они и какая стоит погода. — Ты... эмм… как насчёт пойти куда-нибудь ещё?— вполголоса спрашивает он. Слова колют пересохшее горло. — Кажется, скоро начнётся…— большая мокрая капля падает ему на нос, заставляя зажмуриться и мотнуть головой от неожиданности. — Дождь?— заканчивает за него мысль Шота, и яркая вспышка молнии озаряет небо за мгновение до оглушительного раската грома. Большие ледяные капли летят с неба, барабанной дробью стуча по асфальту и навесу, где устроилась девушка-музыкант, падают на одежду засуетившихся зрителей. Люди расталкивают друг друга и приглушённо извиняются, спешно пытаясь найти укрытие, пока дождь не превратился в ливень. Хитоши и Аизаву толпа оттесняет течением к проезжей части. — Такси, — мгновенно ориентируется Аизава. Хватает его за руку и тащит к машине у обочины с зелёным огоньком на крыше. Они успевают нырнуть в открывшуюся им навстречу дверь за мгновение до того, как частые капли сливаются в один оглушительно ревущий поток ледяной воды и обрушиваются на город стеной. — Ебать, — выдыхает Аизава, стараясь заглушить бомбардирующую крышу машины воду. — Успели. Your dumb luck, I’m guessing. Хитоши невыразительно мычит, откидываясь на сиденье и переводя дыхание. — Добрый вечер? — приветствует их водитель, заглушая бормочащее радио. — Куда? — Ох, извините, — Шота вспоминает о приличиях первым. — Здравствуйте, ну и погодка, да? — Точно по расписанию, — дядечка невозмутимо пожимает плечами. — Так, куда? А вот это хороший вопрос. Куда? Кажется, на том этапе, где остановились они, обычно спрашивают: к тебе или ко мне. Но у Хитоши не повернётся язык, потому что всё это выглядит слишком хорошо, чтобы оказаться правдой. Поэтому он лишь пожимает плечами. — Играть с судьбой больше не хочется, — говорит Аизава. Они снова сидят бедро к бедру, как когда Шинсо вёз его пьяного домой, но если тогда у него не было особого выбора — Шота очень нагло жался к нему, то сейчас Хитоши не смог бы отстраниться, если бы к его лбу приставили пистолет. — Можно было бы в Небо, но сегодня там аншлаг, так что… — он бросает короткий взгляд на лобовое стекло, словно бы в стене дождя скрывается подсказка. — Знаешь, я бы не отказался от кофе. Но все кафе, наверное, уже закрыты... Конечно нет. В Токио полно кофеен, работающих круглосуточно. Но Хитоши понимает. Это предложение. — Если у тебя еще остались зёрна, я мог бы... — остаётся только удивляться, как его голос не дрожит. Поехать к Шоте? Снова? Вряд ли он найдет в себе силы довольствоваться диваном. Водитель всё это время покорно ждёт, повернувшись к ним, но кажется, у него кончается терпение, потому что он очень выразительно покашливает, ожидая решения. Аизава кивает и, не колеблясь, называет свой адрес. Вот так просто? Хитоши на всякий случай незаметно щипает себя за запястье. Больно. Чё-ё-ё-р-т. Игрушечная обезьянка в голове заходится в истерической вибрации и переворачивается на спину. Они едут к Аизаве. Вот так просто. Даже не верится. — Сильно намок? — пользуясь дождём, как предлогом, Хитоши прихватывает одну из тонких косичек двумя пальцами, поглаживает и осторожно заправляет ее учителю за ухо, дурея от осознания того, что ему можно. Действительно. Можно. И Шота не отстраняется, не огрызается, не подкалывает даже. Он ловит взгляд учителя. Глубокая, затягивающая чернота и далекий блеск скрытых галактик. Слишком притягательный, чтобы казаться невинным. Ему приятно?.. Рука соскальзывает на плечо, пока взгляд неотрывно следит за чужой реакцией: как лёгкая улыбка приподнимает уголки его губ, как блестит в глазах интерес. Одобрение даже. Блять. — Вроде нет, а ты? — не мигая, спрашивает сэнсэй, как бы невзначай поглаживая его бедро и пуская по ноге целую стаю мурашек. Oh shit this is really fucking happening! — Not yet, — кажется, это первая шутка за весь вечер, которую можно было бы отнести в разряд «грязных». Он, наконец, приходит в себя. Смущённый подросток, робеющий перед своим учителем исчезает, и его место занимает он сам. Со всем своим набором сарказма и идиотскими шутками про секс. А потому он добавляет, широко улыбаясь. — You gotta try a lil harder for that. Шота издаёт короткий смешок. Brat — слышится в нём. А ещё в нём откровенное приглашение. Новая игра, в которой сладко будет проиграть. — You know, If you’re recklessly playing with matches, — ладонь Аизавы соскальзывает на внутреннюю сторону бедра и слегка сжимает его. — You can accidentally start a fire. And burn. — Oh yeah? — Хитоши льнёт ближе, так что их губы оказываются совсем рядом — на расстоянии вдоха, устраивая свою руку на чужом колене и чувствуя, как волосы на загривке встают дыбом от предвкушения того, что он собирается сделать. Или скорее от осознания того, что он позволяет себе это сделать. Радио будто бы становится громче, по крайней мере, теперь он отчётливо различает отдельные слова за рёвом дождя и собственной барабанящей в ушах кровью. — Wanna show me? — шепчет он проводя носом по щеке учителя. Кожа лица горит от ощущения тепла чужого тела в такой близи. А потом... Мурашки. На чужой коже. Он чувствует мурашки на чужой коже. Боже. Блядский боже. — У нашего водителя терпения не вагон, — рука Аизавы предупреждающе ложится на его грудь. — Если нас выпнут на улицу в такой ливень, я покажу тебе, что бывает, когда я злюсь. Хитоши откидывается обратно на сидение и с шумом втягивает носом воздух. Fu-u-ck. Терпение никогда не было его благодетелем. Он как-то и не заметил, что водитель протестует против такого их близкого общения. Но сейчас, встречаясь в зеркале заднего вида с его нахмуренным взглядом, понимает, что Шота был прав. Ладонь учителя снова оказывается на его колене и слегка сжимает. То ли подбадривающе, то ли успокаивающе. Хитоши переводит взгляд на окно, которое пересекают дорожки бегущей воды, потому что смотреть на Аизаву сейчас самоубийство. Вдали от центра дождь постепенно стихает до редких капелек, и к тому моменту, как машина останавливается у нужного подъезда, затихает окончательно. Только бы оказаться, наконец, наедине… Но Хитоши тут же осаживает сам себя. Если уж перед тобой днерождественский торт, глупо откусывать кусок, не задув свечей и не загадав желание. Господи. Они едут к Шоте. Очевидно, с какой целью. Поэтому он даже не сильно расстраивается, когда у лифта им приветливо улыбается незнакомый мужчина. — А, Кава-сан, — Шота столь же приветливо улыбается ему. Хотя Хитоши его улыбка кажется скорее издевательской усмешкой, адресованной ему. — Давненько вас не было видно. — О, Аизава-сан! Вот так встреча! Да, давненько, я в командировке был. Только что вернулся из Китая, — мужчина кивает на высокий чемодан рядом с собой. Кажется, его совсем не смущает ни стоящий рядом Хитоши, ни его внешний вид, как будто он тут каждый день появляется. Шинсо вежливо кивает, когда Шота вспоминает о том, что надо бы его представить. Кава-сан сетует на дождь, долгие очереди в аэропорту и дряной китайский кофе, пока не приезжает лифт. Кава-сана пропускают в лифт первым, потому что ему ехать выше. Хитоши было подумывал незаметно пролезть рукой Шоте под пиджак, но те несколько секунд, что требуются лифту, чтобы подняться на нужный этаж, в прошлый раз казались вечностью — а сейчас пролетают, едва ли парень успевает выдохнуть. — Увидимся, Аизава-сан, — прощается с ними сосед. — Ты со всеми тут такой приветливый? — спрашивает Шинсо, когда они идут по коридору к Шотиной квартире. Нетерпение внутри нарастает с такой силой, что уже, позвякивая, начинают разрываться тонкие ниточки рациональности, сдерживающие его, и надо бы как-то отвлечься от зуда предвкушения во всем теле. — Помнится, в Накано ты знал только старика, что жил за стенкой и какого-то наркомана с первого. — Ты делишь с этими людьми лифт, приходится иногда здороваться, — пожимает плечами Шота, запуская руку в карман в поисках ключа. Очень хочется предложить помочь, если ключ вдруг потерялся в кармане штанов. Снова. Но Хитоши сдерживается. Ровно настолько, чтобы пропустить хозяина квартиры вперёд и переступить порог самому. На очередном выдохе последняя тонкая ниточка его терпения лопается. К хуям. Он вжимает Шоту в стену, не позволив даже включить свет, и замирает в нерешительности. Сердце колотится как бешеное, а собственное дыхание смешивается с чужим. Ему не страшно — он точно знает, что не будет отвергнут, но… Это же сэнсэй. Это же то, чего он всегда хотел. И это пиздецки большой шаг. — Having second thoughts? — дразнит Аизава, и в полутьме коридора его усмешка кажется змеиной. — Hell no, — выдыхает Хитоши, словно перед прыжком в водопад со скалы и подаётся вперед, накрывая губы Шоты своими. Вселенная не просто уходит у него из под ног, когда Шота отвечает на поцелуй, она крошится зеркальными осколками и летит в глубокую космическую бесконечность, поблёскивая на прощание миллионами отражений его помахавшей ручкой крыши. Это лучше, чем… всё. Лучше, чем многомиллионная сделка, лучше, чем самая крутая машина, лучше, чем всё, что он когда-либо мог себе представить. И Хитоши подаётся вперед, вжимаясь всем телом в учителя, целуя его жадно и голодно, словно бы он слонялся тысячу лет по пустыне и вдруг наткнулся на океан. В нём хочется тонуть, и он тонет, ловя мурашки каждый раз, когда язык натыкается на шарик пирсинга чужого языка. Он осознавал, что прилично пьян, но сейчас его уносит уже совсем не от алкоголя, накрывает сильнее, чем любой наркотик, который он пробовал ранее. Столь старательно выстраиваемую годами плотину из «а что если» и «не стоит» сносит окончательно нахлынувшей волной удовольствия. Ладони Шоты забираются под его пиджак, стискивают задницу, и Хитоши понимает, что просто сдохнет прямо здесь, в коридоре с распахнутой настежь дверью, если кто-нибудь заставит его сдержать постыдный стон. Всё его тело словно немеет от пробегающих по нему искр удовольствия, где он, кто он, что он — всё это уже не имеет никакого значения. Стон всё-таки вырывается из горла, тонет во вдохе Аизавы, когда собственные пальцы касаются распущенных мягких черных волос. Это хуже всего — волосы учителя всегда казались неким табу, чем-то, что за гранью вежливости, но вот Шота снова и снова позволяяет ему их касаться, и даже, судя по судорожному вздоху, наслаждается этим. Шинсо ловит зубами нижнюю губу Шоты, прикусывает, не сильно, но ощутимо, и боже, как сладко отзывается внизу живота чужой приглушенный стон. Он рефлекторно подается бёдрами вперед, проходясь полувставшим членом по бедру Аизавы, но его мягко отталкивают. — Тоши… — голос Шоты на выдохе: возбужденный и сиплый, — такой, от которого подкашиваются ноги. Собственное имя этим голосом — пытка, но сладкая, и пусть бы она длилась вечно. — Думаешь… — Нет, — прерывает его Шинсо, снова вжимаясь в него бёдрами и утыкаясь носом в щёку. — Я не могу думать рядом с тобой, — шепчет он, спускаясь короткими поцелуями по щеке к шее. Аизава издает тихий смешок и закидывает голову назад, подставляясь под поцелуи. Это пиздец, и Хитоши сам себе и ведьма, и инквизиция: сжигает себя, проклинает себя и очищает все свои грехи каждым прикосновением губ к солоноватой коже, пахнущей табаком и совсем немного Хитошиным парфюмом. Это полный пиздец. Собственный запах на Аизаве ломает его окончательно, и дальше он функционирует на голых инстинктах. Его руки спускаются на талию Шоты, ведут вверх, проходясь по грудной клетке и замирая на сосках — где через гладкую атласную ткань чётко ощущаются бусины пирсингов. Всё это нереально. Всё это похоже на сон, но если это, действительно, сон, Шинсо пойдёт на всё, чтобы никогда не проснуться. Потому что… потому что он, наконец, получил то, что всегда хотел — сэнсэя. Шоту. В своих руках, в своих объятиях — и не простых, дружеских или патронических — он обнимает его, как любовник. Жмётся ближе и подстраивает своё сердцебиение под чужое, чтобы лёгкие тоже могли раскрываться в унисон и можно было бы никогда не прерываться. Он слегка прикусывает кожу на шее, словно кот, лапой пробующий воду — обожжётся ли? — ладонь Аизавы зарывается в его волосы, сжимая короткие пряди. Тогда Хитоши кусает сильнее, но всё ещё не достаточно, чтобы оставить следы. Чужие бёдра подаются вперед, вжимаясь в его. Короткое «блять» где-то у уха на грани слышимости пускает волну горячего возбуждения к его паху, и руки тянутся к хитроумному галстуку на шее учителя — стянуть его, разорвать нахуй пуговицы рубашки, чтобы оголить больше кожи, чтобы почувствовать губами пульсацию крови в яремной вене. Но едва пальцы принимаются его развязывать, во внутреннем кармане собственного пиджака звонит телефон, с какого-то хуя оказавшийся не на вибрации. Мерзкая громкая трель расходится по квартире и вылетает из приоткрытой двери в холл. Хитоши решает забить, продолжая нетерпеливо возиться с галстуком под назойливый аккомпанемент звонка, но Шота не позволяет, стискивая его за талию, и недовольно шипит: — Соседей всех нахуй разбудишь! — Твою мать, — приглушённо ругается Шинсо, отстраняясь, чтобы выудить из кармана свой незамолкающий айфон. Получается не сразу, потому что пальцы всё ещё немного подрагивают, а сердце бешено колотится, будто его тряхануло током. Сэнсэй так и стоит, прижавшись к стене и часто дыша, такой неприлично запыхавшийся и растрёпанный в свете ламп из общего коридора, что аж выть хочется. Увидев на экране имя своего лучшего программиста, Хитоши раздражённо рычит и смахивает пальцем значок вызова, принимая его. Сука, да что такое там случилось, что он понадобился ему прямо сейчас? Ад разверзся что ли?! — Да?! — рявкает он в трубку. — Босс! — голос Бакуго на том конце звучит одновременно растерянно и очень зло.— Мы тут... Короче... Блять, всё пропало!