Седьмое Небо

Хитоши никогда не любил официальные приёмы. Вычурный лоск и натянутые улыбки, люди считающие твои деньги и как много денег ты им можешь принести. Мафия, заключающая свои сделки под прикрытием лучей софитов, крошечные канапе, приторно сладкие пирожные и тёплое шампанское. Во время подобных мероприятий часто что-то идёт не так: то проблемы со светом, то с баром, то гости что-то не поделят. Единственное, что остаётся хозяину — убедиться, что кроме него никто всего этого не видит. Сегодняшняя after-party обещала проблем в несколько раз больше, чем обычно. Во-первых, статус гостей — от директоров небольших частных фирм до президентов многомиллионных компаний. Во-вторых, хоть самого Тодороки Энджи на приёме быть и не должно, его сын Шото планировал в неформальной обстановке обсудить детали договора. В-третьих, Чисаки: неясно, что именно он затевает, с кем конкретно собирается встретиться и чем всё это может закончиться для CS. Ну и самое главное событие этого вечера лично для вице-президента компании — Аизава. Появится ли он на этом мероприятии?.. А если и появится, то, как надолго?.. И если надолго, то смогут ли они поговорить? И о чём? Не рассказывать же о своих университетских годах или, тем более, о своей работе. Да кому вообще интересно, как проходят переговоры, какие тонкости нужно знать при заключении договоров и так далее?.. А что, если он не придёт? Если Хитоши переборщил или наоборот не дожал, или сэнсэй просто не хочет с ним разговаривать, не хочет его видеть? Если ему совсем не интересно?.. Но они же неплохо поговорили, да? Там, в курилке? Хитоши собирался очень грязно пошутить по поводу ловкости собственных пальцев (после чего, его скорее всего бы откровенно послали или сразу эти же пальцы сломали), а Аизава не переставал смотреть на него, как на ребёнка, но… он ведь сам предложил встретиться ещё раз?.. Если бы не хотел, мог бы просто уйти — это ведь Аизава-сэнсэй, он никогда не церемонится… И если он не придёт, то как его найти потом, а надо ли искать?.. Впрочем… Сейчас у него не менее актуальная проблема. Сейчас в его офисе Бакуго Кацуки. Работать с Бакуго Кацуки — это как жить у спящего вулкана и каждый день бросать в кратер гранаты, складывать руки в молитвенном жесте и просить небеса: «Только, блять, не ёбни». Это как в Куинси кричать о ненависти к чёрным, или как сказать в Техасе, что «In-N-Out» лучше «Whataburger», или как декларировать в центре Токио на Кансайском диалекте. Работать с Бакуго Кацуки — это как когда ты долго роешь яму, тщательно устанавливаешь на дне острые колья и с радостным воплем сам же прыгаешь туда. Каждый. Грёбаный. Раз. Но за столько лет Хитоши привык. Поэтому очередной взрыв недовольства беловолосого гения он выслушивает молча, сложив ноги в чёрных лакированных туфлях на стеклянный кофейный столик в своём кабинете и отстранённо прокручивая ленту новостей в телефоне. — Я уже сказал, что не хочу давать никаких больше интервью! — свирепеет Бакуго и так сильно топает ногой, что Шинсо на секунду даже беспокоится, не проломил ли он дыру в паркете. — Мы договаривались только на презентацию, она уже закончилась, почему я должен ещё кому-то что-то рассказывать? Они что, с первого раза не поняли?! — Очень рад, что ты неизменен своим привычкам, Кацуки, — лениво тянет он в ответ, пробегая взглядом по тексту очередного поста об их окончившейся час назад презентации и удовлетворённо кивая комментариям. Журналисты в восторге, партнёры впечатлены, потенциальные партнёры — в очереди на подписание договоров, — всё, как и планировалось. Осталось только дать несколько интервью «beyond the stage» для избранных корреспондентов, сделать несколько фотографий off-guard, и можно считать новое ПО официально удачно вышедшим на рынок. — И я не планирую им изменять! — блондин скрещивает руки на груди, а Хитоши, наконец, отрывает глаза от телефона и смотрит на него. Не то, чтобы Бакуго сильно изменился со школы. Его поведение — поведение мальчишки: избалованный, наглый, привыкший получать своё. Но умный, чертяга, гений в своей сфере — других Хитоши не держит — и по школьной дружбе ему прощается многое. Бакуго ерошит свои и без того растрёпанные волосы и с вызовом задирает подбородок. Взгляд Шинсо леденеет. Какие бы отношения между ними ни были, он никогда не позволял ему смотреть на себя свысока. Ни тогда в школе, ни сейчас. — Кацуки, — Хитоши откладывает телефон на столик и встаёт, выравниваясь в росте с парнем и оправляя полы своего смокинга цвета мокрого асфальта. Блондин не меняет позу, но по лёгкому движению плеч в белой рубашке ясно, что смена положения босса в пространстве его немного напрягает. — Ты можешь не идти, — спокойно говорит он, теряя к Бакуго интерес и направляясь к столу с миниатюрным садом из карликовых деревьев, среди которых притаился хрустальный штоф и несколько бокалов. — Я просто попрошу об этом Шигараки: он всё равно взломал твою защиту, так что ему будет, что рассказать. Он оборачивается и широко улыбается другу, которого заметно передёргивает, а в красных глазах вспыхивает раздражение. Шинсо — отличный руководитель, потому что знает, на какие болевые точки давить, даже когда перед тобой близкий друг. — Нихуя не смешно! — Кацуки засовывает руки в карманы своих чёрных штанов и хмурится ещё сильнее. — А я, блядь, тут клоуна изображаю, — холодно говорит Хитоши и снимает хрустальную крышку со штофа, разливая коньяк по двум бокалам. — Сплю и вижу этот сраный цирк во сне. Меня же хлебом не корми, дай только возможность надеть всё это дерьмо. Длинным жестом руки он обводит свои уложенные назад волосы, серый смокинг, жилетку ему в тон, белоснежную рубашку с чёрной бабочкой и лакированные чёрные туфли. — Но и ты, и я должны там появиться, потому что всё это, собственно, из-за тебя и меня, — продолжает вице-президент компании. — Ну и ещё из-за Киришимы немного, но его уговаривать, слава небу, не нужно. Выпьешь? — он протягивает бокал с коньяком, источающим яркий аромат корицы. — Полагаю, другого шанса у меня не будет, ты нечасто угощаешь, — усмехается блондин и принимает бокал. Делает короткий глоток и смакует вкус. — А чего там насчёт этого придурка-технаря?.. — Киришимы? Узнаешь на приёме, — Шинсо улыбается и тоже пробует свою порцию. Горло обжигает крепость тридцатилетнего коньяка, на языке после продолжительного покалывания постепенно оседают терпкие нотки, а по телу разливается приятное тепло. Кацуки недовольно поджимает губы, вроде бы как ему совсем не интересно. — К слову… Он спрашивал, что я делаю на Хэллоуин, предлагал сходить в бар, если я свободен… — Бакуго смотрит на дно своего бокала, в поисках какой-то только ему понятной истины, которую, как всем известно, может повезти обнаружить только на дне бокала с вином, а потом, выдохнув, залпом расправляется с остатками коньяка и ставит бокал на кофейный столик. — Короче, я позвал Денки и Руми, ну и зову тебя. Пошли? Хитоши на мгновение даже теряется. Кацуки так быстро перепрыгнул с темы на тему, что немного сбил его с толку. — В плане… он пригласил тебя, а ты… собрал группу поддержки? — Шинсо быстро прячет ехидную улыбку в уголках губ и кивает. — Ну… если ничего интересней просмотра тематического порно в этот вечер не наклюнется, — он коротко усмехается, — чего бы и не пойти. А что за бар? — Да чёрт его знает, что-то там про облака или космос… Я не особо спрашивал, вообще ещё не сказал ему ничего. Может, передумаю… — он снова прячет руки в карманы и отводит взгляд. — Ладно тогда, пожалуй, пойду приводить себя в порядок. Дверь закрывается, и Хитоши позволяет ехидному оскалу прорезаться на лице. Так значит, Бакуго нравится Киришима? Забавно будет наблюдать, как человек, который в обычной жизни разговаривает со всеми, как со своими нерадивыми подчинёнными — даже если это его начальство — неловко потирает шею и отводит взгляд, когда с ним разговаривает Киришима… Забавно? А как же тогда выглядит его собственное поведение при Аизаве?.. Задумываться об этом не хочется, поэтому Хитоши допивает свою порцию коньяка и возвращается к просмотру новостей. Сэнсэй на приглашение так и не ответил, хотя ответа, собственно, и не требовалось. Это вселяло некую надежду, что он всё же придёт. Они ведь неплохо поболтали в курилке? Не так ли? То есть…

***

В этот раз драка с Бакуго разгорелась по совершенно дурацкой причине. Хитоши увидел на алгебре возможность задать свой любимый вопрос из разряда «сто и один вопрос, доводящий учителя до истерики» и не смог удержаться. Только вместо учителя ему ответил Бакуго, и урод, действительно, не растерялся с ответом, хоть и огрёб за раскрывание своего рта без спроса. В общем, Хитоши был скорее случайным триггером полученного Бакуго выговора, чем его настоящей причиной, но Кацуки хватило и этого. Впрочем, не то, чтобы Шинсо пытался избегать драк — жаль только, всё это случилось на большой перемене, и покурить не получится. — Сраный гайдзин! У тебя язык, похоже, лишний! — Бакуго срывается прямо в коридоре. In for a penny — мысленно вздыхает парень, машинально скидывая рюкзак на пол. — Я тебе его вырву, чтобы ты больше не устраивал никому проблем! — Сам бы поменьше болтал языком, — нетерпеливо подначивает он, расстёгивая пуговицу пиджака, чтобы было удобнее, — может, тогда бы не получил по ушам. Приятели блондина, выстроившись вокруг них, радостно улюлюкают и всячески его подбадривают. Раньше ещё телефоны доставали, но в пятый раз снимать одно и тоже надоело даже им. А драки у них, действительно, одинаковые: Бакуго с рычанием бросается на Хитоши, тот уклоняется, пытаясь одновременно зарядить кулаком хоть куда-нибудь, затем его валят на пол, стараясь отпинать, но он вовремя ловит ногу, спасая собственные почки и другие возможно-важные органы, валит Бакуго рядом с собой и дубасит его в ответ. Без системы, без разбора, лишь бы попасть. Исход этого мракобесия тоже одинаковый: хоть один из них в итоге и одолевает другого, возвращаются они домой с синяками оба. Сегодня, однако, судьба распоряжается иначе. — Это что ещё такое?! — низкий голос Аизавы-сэнсэя обрушивается на них раскатом грома. Оглушает всех, включая Кацуки, который успевает прижать дерзкого «гайдзина» к стене и разбить ему губу. Немногочисленные зрители бросаются врассыпную, а Шинсо, улучив момент, пытается вырваться из хватки, пиная Бакуго в живот. Тот давится воздухом, но не отпускает. — Я сказал — отставить! — Хитоши, занятый кулаком Бакуго у своего носа, не видит, но слышит, как мужчина что-то бросает — видимо, аппаратуру, которую нёс в клубную комнату — чтобы оттащить Кацуки за шкирку. Блондин громко чертыхается и тут же складывается пополам, получив коленом в живот напоследок. — Сраный гайдзин! Ты ещё ответишь за это! — рычит он, тяжело дыша и бросая озлобленный взгляд на Шинсо. — Продолжишь в том же духе, и отвечать уже будешь ты перед директором, — Аизава сваливает на него проектор и провода. — В клубную комнату! Кацуки шипит недовольно, как потревоженная змея, но подчиняется. Загреметь на ковёр к директору не хочется никому. Шинсо, дождавшись пока оппонент скроется за углом, медленно скатывается по стене, садясь на корточки. Рёбра болят, кулаки ноют, а во рту цветёт мерзкий солёный привкус крови из разбитой губы… — Бля, сегодня я явно не в форме, — тихо фыркает он, рукавом пиджака вытирая кровь. — Пиздец. Зато Бакуго прилетело от учителя по всей строгости — усмехается он про себя. Аизава собирает остатки своей ноши и протягивает её Хитоши, неодобрительно смотря на него. — Чего расслабился? Бери тубус и шуруй в темпе вальса вслед за Бакуго, или тоже хочешь к директору? Победная улыбка, только было появившаяся на разбитых губах, быстро превращается в недовольную гримасу. Он бросает недовольное «Go to hell» и, подхватив тубус, тащится вслед за недругом. Этого Аизаву хер поймёшь. В один день они мирно курят травку на крыше, в другой — он закладывает Шинсо директору за опоздание, а потом они снова курят и пьют кофе, как ни в чём ни бывало. И не то, чтобы они как-то ругались или спорили. Просто Шота позволяет ему делать то, что считает нормальным, и не позволяет — всё остальное. Очевидно, драка в школе в рамки «нормальности» не входит. Кабинет закрыт, так что, добравшись, Шинсо приходится лицезреть недовольного Бакуго, лениво пинающего дверь. — Ты же в курсе, что там закрыто, да? — ухмыляется Хитоши, втайне надеясь, что блондинистый придурок сорвётся и набросится на него снова. — Ты же в курсе, что я поймаю тебя за школой, — передразнивает его Кацуки, не бросая попытки пинать дверь. — Жду с нетерпением. Их невероятно конструктивную беседу прерывает поднявшийся по лестнице Аизава, который открывает дверь. — Аккуратно, — предупреждает он блондина, собравшегося бросить аппаратуру на стол, словно это мешок с рисом. — Свободен. Бакуго уходит, бросив на прощание злобное: «Грёбаный гайдзин!» — Попробуй только свалить после уроков, — шипит Хитоши в ответ, пристально заглядывая в алые глаза, полные злости. — Шинсо! — окликает его Аизава, который уже успел подойти к столу. — Экран неси сюда. Парень недовольно морщится, но покорно ставит экран рядом со столом. — Знаешь, что, — раздражённо начинает он, опускаясь на ближайшую парту, — либо не позволяй драке начаться, либо не вмешивайся! — Это ты сейчас так с учителем разговариваешь? — невозмутимо уточняет Шота, приседая на корточки и принимаясь распутывать провода. — Я бы сам мог с ним справиться, нафига ты появился?! — продолжает злиться Хитоши, чувствуя, как губа снова начинает кровить. — По-твоему, я влез, чтобы тебе не досталось? — мужчина усмехается. — Да мне собственно насрать, я беспокоился о Бакуго: ещё два привода к директору, и он потеряет свою стипендию. Хитоши довольно хмыкает, утираясь рукавом серой формы, не особо заботясь о том, во что она превратится. Всегда можно сдать в химчистку. — Этот урод назвал меня гайдзином, я не мог просто проигнорировать это! — А ты и есть гайдзин, — как ни в чём ни бывало спокойно говорит Аизава, возясь с паутиной проводов, и принимается подсоединять их к компьютеру. — Приехал из Америки, ведёшь себя, как чужак, не контактируешь с одноклассниками, не знаешь элементарных правил вежливого общения… — Каких правил? Что не так с моей вежливостью? — огрызается Шинсо, внимательно за ним наблюдая. Шота работает ловко, привычно, но как-то лениво, словно он никуда не торопится и у него ещё полно времени до занятий. — Например… — лохматая макушка показывается из-за стола, — а ну, подержи кабель — то, как ты общаешься с учителями. В английском нет разделения на «ты» и «вы», а в японском есть. Ты тыкаешь всем — даже тем, кто по статусу намного выше тебя. Хитоши опускается на корточки рядом с ним и перехватывает провод, чтобы его подсоединить. — А что, это так критично? — В Японии да… вот сюда, пож-ди, нет, во второй разъём, — мужчина хватает его запястье, направляя руку. — Слушай, — он вдруг замирает с проводом в одной руке, Хитошиным запястьем в другой и носом, едва не утыкающимся в нос парня — так близко они сидят, возясь с проектором, — тебя родители что, вообще ничего о культуре родной страны не рассказывали? Шинсо хлопает ресницами, вдыхая запах сигаретного дыма и уличной пыли, которыми пахнут волосы Айзавы. — Ну… — он вдруг чувствует себя некомфортно в такой близости от учителя: глубина его чёрных глаз кажется опасной, а хватка слишком сильной. Парень дёргается, вырывая свою руку и вставляя провод в нужный разъём, и только потом выдавливает: — В общих чертах. Мои родители общаются так между собой и с друзьями, где ещё мне учить язык?.. — Фильмы не твоё, да? — сэнсэй, наконец, побеждает провода, встаёт на ноги и подаёт руку Хитоши, помогая подняться. — Фильмы — нет, но… я смотрю хентай иногда, — наглая ухмылка приподнимает левый уголок его губ. Как отреагирует учитель? Разозлится? Смутится? Проигнорирует? — Мог бы хотя бы запомнить «сэмпай, пожалуйста» оттуда, — к его изумлению, Шота даже не колеблется. Он мог бы осадить ученика, напомнить ему о их социальных ролях, но… — Или ты так погружаешься в процесс, что перестаёшь слышать отдельные слова?.. Хитоши замирает, помогая учителю разворачивать экран, смотрит на него удивлённо и восхищённо. Чёрт, а его не так-то просто задеть. Этого можно было ожидать после всех их совместных посиделок, но… когда он пытается сделать это нарочно, у него ничего не выходит — это цепляет. — Знаешь, я тут подумал, а ты совсем не похож на японского учителя, — глубокомысленно выдаёт парень, приходя в себя и заканчивая с экраном. — Наверное, поэтому с тобой так просто общаться. — Только заметил? — усмехается Шота, бросая на него короткий лукавый взгляд. И вот он снова добрый знакомый, а не строгий учитель, который только что наказал своих нерадивых учеников. — Давай, дуй отсюда, пока опять не опоздал на урок, звонок скоро, — добавляет он, щёлкая кнопкой проектора. Хитоши передёргивает плечами, перекатывается с пятки на носок, спрятав руки в карманы, и говорит вполголоса: — Пожалуй, сегодня останусь в твоём клубе, посмотрю кинцо. В ответ получает только кивок. — Увидимся после уроков, сэнсэй. Впервые обращение не звучит насмешливо, панибратски или похабно. Оно звучит, как должно звучать вежливое обращение ученика к своему учителю. Как признание.

***

Сэнсэй и близко не был «обычным», даже не беря в расчёт травку, курение в неположенных местах, панибратство с учеником, татуировку, длинные волосы и его страсть к байку. Пьяным он декламировал Шекспира и гонялся за уличными котами; совершенно укуренный, покачивал бёдрами в такт любимой музыке, когда готовил еду; расхаживал по парковке в майке, прикрывающей бесстыдно мало тела, пока сам Хитоши сидел рядом и пил тёплое пиво (мерзкое, а какой выбор?), наблюдая за священным ритуалом по переборке байка. Айзава был жестоким, но справедливым, он смеялся над дурацкими мемами, которые Хитоши ему скидывал поздно ночью, и сентиментально поджимал губы, с грустью смотря на разбитую каким-то уродами фару любимого железного коня. Сначала Шота казался просто интересным. Единственный, кто понимал его, кто говорил на его языке, кто вообще хотел с ним говорить… Потом выяснилось, что никакая пятница в клубе под кислотой или травкой не сравнится с пятницей у Аизавы с бутылкой пива в руке, разговорами ни о чём и обо всём сразу и пластинками рока 80-х. А потом… В один прекрасный день… Слезая с хромированной спины байка, он понял, что love-sick for his teacher. Было странно и неправильно думать о своём учителе так, но не думать было невозможно. В какой-то момент Аизава стал занимать в его жизни непозволительно много места: он видел его в школе в мятой рубашке и штанах of questionable freshness; дома в дурацких футболках и кофтах с гиковскими принтами и драных джинсах; на тусовках в кожанке — неизменный атрибут выхода сэнсэя в люди (не считая те выходы то ли в ночь, то ли в утро, когда были только он, Хитоши и спонтанное желание догнаться, закинуться джанкфудом или потискать бродячих котов). И все те фантазии, которые Шинсо позволял себе в темноте собственной спальни, ожидаемо переросли в проблему, а невинная привычка Шоты по-дружески распускать руки: потрепать по голове, похлопать по плечу, приобнять, перехватывая запястье с ножом и прижимаясь сзади — вызывала только одну реакцию — жар внизу живота и пересохшее горло. Но он так и не решился ему всё рассказать… В какой-то момент находиться рядом с Шотой стало почти так же опасно, как и ходить по углям: одно неловкое движение — и ты уже горишь… Хитоши ещё раз просматривает новости под хэштегом прошедшей презентации. Несколько негативных постов разбавляют череду хвалебных отзывов, но его это не сильно беспокоит. Процент недовольных есть всегда — главное держать его в пределах допустимого, чтобы не потерять статус на рынке. Постучав в дверь для приличия, в кабинет входит Руми и, придерживая полы своего чёрного закрытого платья в пол с длинными рукавами, цокает тонкими каблучками по паркету прямо к нему. — Какой-то дурдом тут творится! Никого не застать на рабочих местах! — она раздражённо всплёскивает руками, отчего её крохотная серебристая сумочка, в которую каким-то чудом должен вмещаться смартфон модели «лопата», шуршит бисером в такт движению. Её белоснежные волосы убраны в высокую причёску, открывая уши с тонкими серебристыми ниточками серёжек и изящную шею. Она подходит ближе — при каждом шаге из высокого разреза платья выступает загорелая нога в элегантных серебристых туфлях с закрытым носом. — Поможешь? — из сумочки появляется тонкая цепочка, унизанная мелкими квадратными стразами. — А? Конечно, — Шинсо аккуратно принимает её. — Что мне делать? — Зацепи на плечах, — девушка оборачивается, демонстрируя обнажённую спину. Бархатная ткань платья начинается только у самого копчика, чёрная материя элегантно оттеняет гладкую карамельного цвета кожу. Взгляд Хитоши скользит по острым выступающим лопаткам вниз к изгибу талии, плавно перетекающей в широкие бёдра. Он стоит так близко, цепляя цепочку со специальными крючочками за рукава, что чувствует тонкий сладковатый аромат её парфюма. — Готово, — говорит он, отстраняясь. — Шикарно выглядишь. Отношение Шинсо к девушкам всегда было непростым. И только совсем недавно он понял, что эстетическая сторона прекрасного пола всё же привлекает его куда больше, чем психофизиологическая. Красоту противоположенного пола он оценивал с точки зрения искусствоведа: изящество плавных линий, мягкость форм, гармония цветовых сочетаний. Из его всех знакомых Руми — поистине — произведение искусства. — Хоть кто-то догадался сказать это вслух, — широко улыбается она, поправляя одну из завитых прядей, обрамляющих лицо, — остальные только пялятся. Даже Денки растерялся, бедняга — он, кстати докуривает и ждёт нас в приёмной. — Просто ты breathtaking, он к такому не готов, — пожимает плечами Хитоши. — Как тебя муж вообще в таком виде выпустил? — Выпустил? — её тёмно-бордовых губ касается лёгкая лукавая улыбка. — А его кто-то спрашивал? — И совсем не возражал? — Хитоши припоминает все те хмурые взгляды, которыми парень обычно одаривает каждого, кто хоть покосится в сторону его жены. — Шутишь? — Руми улыбается, игриво приподнимает одну бровь и выставляет ногу в туфельке вперед, делая многозначительное круговое движение носком. — Хех, пожалуй, я бы тоже не особо выпендривался с каблуком госпожи у собственных яиц, — усмехается Хитоши. Она согласно кивает. — Пойдём, Денки, думаю, уже закончил, — она подбирает подол платья и, взяв Хитоши под руку, чтобы было удобнее, уверенно направляется к выходу. — Томура-то дойдёт до нас сегодня? Или ты вся такая красивая только мне? — шутит он, прикидывая, не приставить ли её нянчиться к Бакуго, чтобы тот не сбежал. — Мечтай! Нет, он как раз ушёл переодеваться. Денки, одетый по дресс-коду в чёрный смокинг и белую рубашку, уже ждёт их у приёмной, уперев ладони в широкий чёрный пояс- кушак и нетерпеливо притопывая. — Вы там решили до конца приёма проторчать? — наигранно хмурится он и демонстрирует экран своего телефона с длинным списком из имён, часть которых уже окрашена зелёным. — Гости-то уже прибывают. К слову… Я тут ещё раз просмотрел список приглашённых на досуге и… — его губы растягиваются в наглой ухмылке, — кажется, ты всё же встретился с Аизавой-сэнсэем там, в ЮЭЙ? Хитоши невинно пожимает плечами. Конечно, Денки узнал бы рано или поздно, но лучше уж поздно — подколов будет меньше. — Аизава-сэнсэй? — переспрашивает подруга, — ты не говорил, что вы снова общаетесь. — Да, Тоши, — Каминари многозначительно играет бровями, явно намереваясь вытянуть из друга подробности. — Как же это так получилось? Сначала ты тащишь его пьяного к себе домой, а потом ни с того ни с сего приглашаешь на приём. Можно ожидать радостного объявления в конце месяца? — Тебе, Денки, в конце месяца уже можно точно ничего не ожидать, — холодно отвечает он, намекая на лишение премии. Блондин лишь насмешливо трясёт головой. — Подожди. Как тащишь домой? Когда это случилось? — Руми переводит заинтригованный взгляд с одного на другого. — Бля, а мы можем сейчас поговорить о чём-то другом? — Хитоши закатывает глаза, вызывая лифт. — Это долгая история и совсем не к месту. Сейчас нам надо сосредоточиться на работе. Но две пары глаз пристально смотрят на него. — Чёрт. Ладно, мы и не общались, пока случайно не встретились в ЮЭЙ, и я позвал его на приём, чтобы немного поболтать. Да и вообще… не факт, что он придёт, так что не надо делать такие лица, — Шинсо старается состроить как можно более серьёзную гримасу, но болезненное «он вряд ли придёт» заставляет его нервно одёргивать полы своего смокинга. — Поболтать тут? То есть кофе выпить вместе — прошлый век? — Руми входит в лифт вслед за другом. — Просто Аизаву-сэнсэя кофе не впечатлить, с ним нужны более высокоградусные напитки, да, Тоши? — видимо, это должен быть намёк на то, что Хитоши и Шота часто пили вместе, но пока это только намёк на лишение чьей-то задницы ещё и свободного посещения курилки помимо основных перерывов. — Я не собираюсь его впечатлять, — но сегодня Шинсо милосерден, в надежде, что в ответ небеса тоже будут милосердны к нему. — Да? — блондин скрещивает руки на груди и неодобрительно качает головой. — Чувак, ты позвал нашего бывшего школьного учителя на тусовку снобов и мафии, где к тебе каждую третью минуту будут приставать личности, социальное положение которых, ты конечно меня извини, нашему учителю и не снилось. Если ты не собираешься сказать человеку в лицо: смотри, какой у меня большой… кхм… капитал, — то я даже не знаю… В конце своего монолога он разводит руками, а взгляд его становится каким-то сочувствующим. Хитоши нервно облизывает нижнюю губу. Твою мать. Денки совершенно прав. Он так беспокоился о том, чтобы не упасть в грязь лицом, что даже на секунду не задумался, а каково будет Шоте на этом празднике жизни. Помимо Хитоши пообщаться тут будет не с кем, правила этикета подобных мероприятий он, скорее всего, не знает… Окей, да, это, возможно, было немного глупо. Но что ещё он мог сделать? Не объяснять же им сейчас, что тогда это казалось самым логичным вариантом? Аизава смотрел на него, как на своего ученика, словно бы не прошло всех этих долгих лет, словно бы для сэнсэя он остался прежним: неловким, потерянным и излишне самоуверенным. Конечно же хотелось показать ему, что он изменился. Конечно же хотелось… впечатлить его? Пригласи он Аизаву на кофе, тот мог расценить это как чересчур навязчивое желание возобновить их прошлые отношения. Дружеские отношения. А бар — никогда не угадаешь, какой из этих японских баров хороший — слишком много заморочек. Не тащить же его в то замызганное, сомнительное заведение, у которого он его подобрал. Эта after-party — место, где будет куча людей, где никто никому ничего не будет должен и может уйти в любой момент, не чувствуя неловкости. Да и вообще, он может не появиться, потому что сразу сказал, что ему подобные мероприятия не интересны. Так что… — Да, Тоши, что случилось со старым добрым свиданием в идзакаях? Надо из себя обязательно Гэтсби строить? — Девушка согласно кивает, принимаясь активно рыться в своей крохотной сумочке в поисках прожужжавшего телефона. — А ты вообще представляешь сэнсэя в смокинге? — Денки бросает короткий взгляд на меняющиеся цифры этажей. — Зачем мне представлять его в смокинге? — Шинсо тоже скрещивает руки на груди, он хочет добавить, что вообще-то в его представлениях на Аизаве обычно мало одежды, и она редко на нём задерживается; но потом он понимает, что имеется в виду совсем другое. — В смысле, есть ли у него смокинг по дресс-коду? — Ага. Это хороший вопрос. Почему он сам им не озаботился? А что, если Шота понял, что ему нечего надеть и не придет? Или, ещё хуже, решил, что это такая жестокая шутка со стороны бывшего ученика — мол, приходи, если наскребёшь на приличный пиджак… Бля. Хитоши проводит рукой по волосам и возводит глаза к потолку, мысленно впечатывая ладонь в свой лоб. Внезапно хочется выхватить телефон из внутреннего кармана жилетки и написать: «Приходи хоть в драных джинсах. Только приходи», — но это прозвучит жалко и совсем отчаянно. И тогда Шота точно не придёт. «Я дурак, но очень хочу с тобой увидеться?» — кто вообще читает рабочую почту в начале девятого вечера, кроме Шинсо? В повисшей на несколько секунд тишине Руми бормочет себе под нос: — А ну всё, зая. кхм… Томура ждёт нас у лифта, — она смотрит на Хитоши и взволнованно хмурится. — Что-то не так? — А? Да нет… — он трясёт головой. Просто выражение лица человека, который всё проебал. В холле их уже ждёт Шигараки с привычно недовольно миной и глубокими кругами под глазами. Он хмуро кивает, приветствуя их, и подаёт руку Руми, чтобы помочь ей выбраться из лифта. Шинсо впервые имеет возможность увидеть своего баг-хантера без обычных для него оверсайз толстовки и грязных камуфляжных штанов. Надо сказать, что Томура, облачённый в тёмно-синий смокинг с белой бутоньеркой на одном из чёрных лацканов и чёрный же кушак, его немного обнадёживает, — да и вообще, Аизава-сэнсэй уже давно не тот небритый hobo с непроходящим похмельем и гнездом на голове. Denki just doesn’t know any better. И гулко ударяется о рёбра сердце, при мысли, что ещё никто, кроме Шинсо, не видел эти иссиня-чёрные волосы в хитроумной косе, и игру солнца на серебристых бусинах многочисленных пирсингов. Вчетвером они входят в просторный зал для приёмов. В помещении без окон, освещённом мягким жёлтым светом, играет лёгкая ненавязчивая музыка. На полу лежит ковролин, приглущающий громкие звуки, а часть зала отделена широкими квадратными колоннами — чтобы гости имели возможность спокойно поболтать в камерной обстановке. На больших экранах, свисающих с низкого потолка, крутятся короткие рекламные ролики о компании и о новом продукте. Хитоши раздаёт последние инструкции. — Так, Денки будет со мной, Руми, ты занимаешься Кангом, а после него журналистами, постарайся припахать туда же Бакуго, если, конечно, найдёшь. Про Киришиму ни слова, всем понятно? — получив утвердительные кивки, уточняет, — Шигараки, постарайся никому не нахамить. Программист лишь фыркает, мол, я и так уже в смокинге, но тут же с опаской косится на свою жену. — Я понял тебя, босс, — нехотя добавляет он, рукой машинально касаясь горла, словно бы пытаясь ослабить невидимый ошейник. Хитоши мысленно хмыкает. Гости расползлись по залу: кто расселся на небольших пуфиках в центре, кто устроился на удобных диванчиках по периметру, кто сгрудился у бара, неудовлетворённый бесплатным шампанским, а кто собрался небольшими компаниями у высоких коктейльных столиков, разбросанных тут и там в щедром количестве. Шинсо с другом медленно курсируют по залу, вылавливая особенно важных гостей и уделяя им внимание, а парень втайне надеется случайно наткнуться на Аизаву. Тодороки Шото не видно, так же как и Мидорию с Яги, хотя они уже зачекинились — информация об этом высветилась на экране телефона Каминари. Придёт ли он? А если и да, то, как его вообще искать в этой толпе? Они же даже номерами не обменялись. И вот уже второй раз возникает вопрос: а кого искать-то? Хитоши даже примерно не представляет, чего ожидать от своего бывшего школьного учителя. Снова заплетёт волосы в сложную косу?.. Дьявол… Хитоши сглатывает, представляя, как ловкие пальцы сэнсэя могли её выплетать — пожалуй, он позволял себе слишком много мыслей о них за эту неделю… Может быть, забьёт и придёт с распущенными?.. — А, Шинсо-сан! — знакомый голос привлекает его внимание. Чисаки Кай в вычурном смокинге глубокого тёмно-фиолетового цвета приветственно улыбается и слегка кланяется. Шинсо улыбается в ответ и мысленно собирает себя в кучу. Можно сколько угодно страдать о несбывшемся, но, если из-за чужих мафиозных разборок что-то пойдёт не так, он точно кого-нибудь убьёт. — Чисаки-сан, — он тоже кланяется и подходит ближе. — Для CS большая честь видеть вас на нашем скромном приёме. — Ох, господин Шинсо, это честь для нас. Мы с коллегами невероятно благодарны вам за предоставленную возможность выбраться в Токио, пусть и лишь на несколько дней, — он заговорщически подмигивает. Хитоши понимающе улыбается. Действительно, редко когда удаётся совместить работу с отдыхом. Вот только люди, окружающие Чисаки совсем не выглядят как «коллеги». Только если он не нанимает на работу исключительно широкоплечих громил. — Я рад, — возвращает любезность он, словно перекатывает бильярдный шар по столу. — Встретили кого-то из знакомых? Сегодня здесь много влиятельных людей. — Некоторых, — сдержанно кивает мужчина, проводя рукой в белой бархатной перчатке по короткому ёжику каштановых волос. — Откровенно говоря, я надеялся увидеть здесь господина Яги Тошинори, он не попадался вам на глаза? — Ещё нет, — Денки осторожно касается ботинка Шинсо своим, намекая, что пора уходить. — К сожалению, не могу уделить вам больше времени сейчас, сами понимаете, но, если будут какие-то вопросы, — Шинсо указывает на друга, — мой личный помощник в зале всю ночь, пожалуйста, не испытывайте неудобств, обращаясь к нему. — Вы слишком любезны, пожалуйста, ни о чем не беспокойтесь, — они перекидываются общими вежливыми фразами, прощаясь, но в холодных глазах Чисаки никакой вежливости не читается. — Мне это не нравится, — задумчиво тянет Шинсо, раскланявшись со следующими избранными гостями, которых заметил блондин. — Слишком уж он напряжённый. — Какие указания? — друг уже держит телефон наготове. — Напиши охране следить за ним; если они всё-таки пересекутся с Яги, дай мне знать. Денки кивает, строча задания в телефоне. — Тоши, да не переживай ты так, ну кто в здравом уме решится на разборки в головном офисе CS? — ободряюще улыбается он. — Я не переживаю, потому что перестраховываюсь, — нравоучительно заявляет Шинсо и, разобравшись с очередным знакомым, добавляет, прочищая горло. — Где все официанты? Мне нужно выпить. — Сейчас наткнёмся, тут не меньше четырёхсот человек, чего ты хочешь? К слову… — Денки ухмыляется. — Так забавно наблюдать, что ты просто акула в бизнесе, но маленькая беспомощная рыбка-гуппи, когда… — начинает было он, но тут же обрывает сам себе. — Фига́! Мне не мерещится? Чего ты умолчал, что он так изменился? — Что? Кто? — всё ещё поглощённый мыслями о Чисаки, Шинсо не сразу понимает, куда смотрит его друг, а когда оборачивается, то невольно приоткрывает рот от удивления. Во-первых, он видит высокую сутулую фигуру Яги в чёрном с белым шарфом на плечах, мужчина стоит к ним спиной, но не узнать его соломенное гнездо на голове невозможно, также как и руки в белых кожаных перчатках, в одной из которых зажата изящная лакированная трость. Но рядом с ним… Рядом с ним широко улыбается Аизава. Тёплое чувство осознания того, что его учитель всё-таки пришёл, мгновенно тонет под лавиной куда более низменных желаний — потому что, раздери его все демоны ада, выглядеть так — просто незаконно. Оценивающе пробегая глазами по длинному стройному телу в чёрном приталенном смокинге, парень невольно облизывается, почти незаметно, едва высунув язык, обводит нижнюю губу, и сглатывает образовавшуюся слюну. Будь он проклят, если его фантазии о Шоте в смокинге были хотя бы наполовину так же хороши, как Аизава сейчас перед ним. Он стоит не очень близко, чтобы разглядеть мелкие детали, но сердце сбивается с привычного ритма даже от общей картины: длинные волосы Шоты забраны с боков так, что на плечах лежат четыре косички — по две с каждой стороны — прихваченные тонкими серебряными колечками, теряющимися в гуще волос у висков, волнистая чёлка обрамляет лицо, а остальные пряди распущены, но уложены таким образом, что создают впечатление объёмной гривы. Что случилось с тем спутанным грязным кошмаром, из которого периодически торчали то листики, то веточки, то оседал пепел? Расстёгнутый однобортный чёрный смокинг с атласными лацканами открывает ярко-красную жилетку с низким V-образным вырезом. Под жилеткой — белоснежная рубашка, увенчанная переливающимся на свету чёрным галстуком-бабочкой. Хитоши представляет, как медленно расстёгивает пуговицы жилета, позволяя краям разойтись в стороны, как осторожно прижимает ладони к тонкой ткани сорочки, чтобы почувствовать под ней упругие мышцы пресса — он помнит это ощущение холодной влажной кожи под собственными пальцами, когда укладывал Шоту спать в комнате для гостей. Тогда, разумеется, он не думал ни о чём, кроме: «да успокойся ты уже и просто ложись, черти тебя дери!» — но сейчас память услужливо подкидывает те воспоминания, чтобы окончательно сломать ритм сердцебиения и пустить сноп мурашек по позвоночнику. Медленно выдыхая, он почти с опаской опускает взгляд вниз на прямые брюки, подчёркивающие сильные бёдра и длинные ноги, отороченные лампасами из той же ткани, что и лацканы пиджака. Одна особенно грязная идея, связанная с ногами учителя и Хитоши между ними, тут же заталкивается обратно. И если их предыдущая встреча была похожа на осторожную пробу воды, то сейчас вселенная с размаху кидает Хитоши в кипящий котел, не оставляя ему никакой надежды на спасение. Шинсо стискивает в карманах кулаки. — Оу, — только и выдыхает он, стараясь вспомнить как обычно дышат люди, и какое у них при этом должно быть выражение лица. Why does he have to be so fucking hot right now? — Совсем не похож на себя, — Каминари не помогает совсем. — А кто это рядом с ним? Уж не Яги ли? — Ага, — он прочищает горло, стараясь оторвать взгляд от сэнсэя, который выглядит даже слишком в своей тарелке, непринуждённо болтая с главой токийской якудзы. — С Яги. Проёбанность всего происходящего доходит до него не сразу. Надо бы подойти, но Хитоши так сильно поражён, что даже с места не может сдвинуться. Шота разговаривает с Яги Тошинори. Которого ищет приезжий якудза со своей сомнительной свитой, который может одним щелчком пальцев развязать кровавую войну на всей территории Токио, который… уходит, смеясь, добродушно похлопав Шоту по плечу. А Аизава, спрятав руки в карманы брюк, оглядывается по сторонам, пока не замечает, наконец, Шинсо. Который всё ещё пялится с восторженно раскрытым ртом. Мужчина подходит ближе, сокращая расстояние между ними. Вблизи можно разглядеть все те волнительные подробности, незнание которых спасало Хитоши от самовозгорания. Его открытые уши похожи на детальное пособие пирсера: мочки украшены гвоздиками с мерцающими на свету белыми кристаллами, хрящ левого — многочисленными серебряными бусинами и колечками, включая длинный индастриал, над которым нависает хеликс с таким же кристаллом, как и в мочках, — остальных названий Шинсо не знает. На лице у него помимо уже знакомой проколотой брови ещё и серебристое колечко в левом уголке нижней губы. Хитоши невольно сглатывает. Внезапно почти жизненно необходимо провести по нему языком, ощутить привкус металла. Это серебро? Белое золото? Медицинский сплав?.. К щекам приливает жар. Он одёргивает себя, стараясь сделать глубокий вздох. Вряд ли Шота создавал свой образ специально, чтобы Шинсо захлёбывался тут слюной. — Шинсо, Каминари, — мужчина приветливо кивает. — Добрый вечер, Аизава-сенсей! — Каминари находится первым, пока Хитоши пытается спрятать свой откровенно сканирующий взгляд под ресницами. — Давно не виделись! — Действительно, — говорит сэнсэй, поднимая руку, чтобы поправить одну из кос на плече. Рукав пиджака чуть задирается, открывая белоснежный манжет, схваченный серебристой квадратной запонкой с таким же кристаллом, что и гвоздики в ушах. Господи. У него запонки. Блядские запонки. Шинсо чувствует, как теплеет его шея. Словно бы ему снова восемнадцать, а Аизава, облачённый в футболку с дурацким принтом и драные штаны, снова творит какую-то дичь у него на глазах, и нет совершенно никакой причины быть смущённым и возбуждённым, но он чувствует именно это, а потому смущается ещё сильнее… Нет. Если бы Аизава имел хоть малейшее представление о том, что Хитоши к нему испытывает, он бы проявил милосердие и пришёл в джинсах. Втроём они занимают ближайший коктейльный столик, и Денки, верно рассудивший, что Шинсо нужно дать несколько минут, чтобы прийти в себя, включает всё своё обаяние светского болтуна. — Вы были на презентации, Аизава-сэнсэй? — спрашивает он, кивая подошедшему официанту. Перед ними оказываются три бокала с искрящимся золотистым шампанским. — Работа, — уклончиво отвечает Шота, качая головой. — Много пропустил? Хитоши постукивает пальцами по ножке бокала, не сводя глаз с лица бывшего учителя. Аизава не брился, оставив в дополнение к костюму лёгкую щетину над верхней губой, подбородке и на линии скул. И это так чертовски сексуально. — Новое ПО уже побило рекорд предзаказов, и всё потому, что наш Тоши задвинул такую речь! — не унимается друг. — Правда? — Аизава вопросительно вскидывает брови, одаривая Хитоши насмешливым взглядом. — Всего лишь результат усердной работы, — чувствуя нарастающую неловкость, очевидно, за незамолкающего Каминари, он смущённо улыбается. — И повод выпить, — в голосе Шоты проступают какие-то неуловимые нотки. Он будто бы чуть ниже, но не бархатный, как обычно, а мягкий, как осторожное поглаживание по голове. Мужчина поднимает бокал, а Шинсо хватается за эту короткую паузу, чтобы избавиться от наваждения. — В общем-то, это заслуга Бакуго, в основном, — добавляет он, бросая на Каминари многозначительный взгляд. — Денки, ты видел его? Он вообще здесь? Иначе как «свали, мать твою» интерпретировать этот взгляд нельзя. — Эм, — блондин пожимает плечами и, подхватив свой бокал, плавно отступает от стола, — пойду, пожалуй, поищу его или Шигараки… Приятно было увидеться, Аизава-сэнсэй. Аизава прощается вежливым кивком и снова смотрит на Шинсо. Его глаза: глубокая притягательная бездна. My mistress' eyes are nothing like the sun… Хочется просипеть первое четверостишье 130-го сонета, но он сильно сомневается, что сэнсэй, даже будучи таким незаконно красивым, примет его. — И давно… ты тут? — стоит Каминари исчезнуть, парень находится невероятно быстро — видимо сказывается привычная атмосфера «один в поле воин»: не важно, будет ли это глава якудзы, несговорчивый бизнесмен, случайный прохожий-докучала или его самая адская ночная фантазия во плоти. — Да не особо, — Шота пожимает плечами. — Побродил немного, осмотрелся. Думал будет хуже, но тут даже не очень скучно. О да, это точно всё тот же Аизава. Truth on the edge of an insult. Хитоши благодарно кивает, решив, что лучше посчитать это комплиментом, чем просто проигнорировать. Аизава обычно не щедр на похвалы. — К слову, ты знаком с Яги? — Шинсо делает ещё один короткий глоток из бокала. — С кем? — Тошинори Яги. Ты с ним только что общался. — А, нет, не знаком. Но забавный мужик. Мы просто случайно разговорились, — мужчина снова улыбается, скорее даже, скалится. Его язык слегка оглаживает верхние зубы, и Шинсо замечает отблеск штанги пирсинга. Да, ещё этот блядский пирсинг в языке. Который как будто просто создан, чтобы доводить партнёров до полного безумия в постели. У Хитоши было короткое, но бурное знакомство с представителями пирсингованной братии, но тогда — кто-то не важный, исчезнувший без следа в душе очень много забытых лет назад, а здесь и сейчас — его первая любовь. Он не уверен, сказывается ли его бурная реакция на внешний вид Аизавы долгим отсутствием партнёра, но… Хочется выть. — Эм, Тошинори Яги-то? Глава One for all? Да, забавный, действительно, — на автомате отвечает он со стыдом слыша хрипотцу в собственном голосе, словно бы горло пересохло. Словно бы в груди застревает воздух. Словно бы его чёртова вселенная рушится. — И часто ты затеваешь подобное? — Шота обводит рукой с бокалом зал, позволяя ещё раз полюбоваться на игру света в запонках. Хитоши пытается поймать его настроение. Каково ему? Неуютно?.. Интересно?.. Движения Аизавы плавные и неспешные, так что кажется, ему здесь скорее комфортно, чем нет. — Чаще, чем хотелось бы, — Хитоши снова делает глоток, ощущая лёгкое покалывание игристого вина на языке. Точно так же покалывает подушечки на пальцах, вот только совсем не от шампанского. — Но и ты не выглядишь, как человек, очутившийся в подобной атмосфере впервые. — Ну… — Шота неопределённо пожимает плечами. — Сам знаешь, мой круг знакомых всегда был очень неоднородным… Хитоши мысленно выдыхает — не всё так плохо, как он себе напридумывал. — Слушай… — Шинсо-сан! — раздаётся над ухом женский голос. Твою мать, да что?! Он оборачивается, натягивая вежливую улыбку. Девушка в синем коктейльном платье с открытыми плечами ему незнакома, но раз она знает его — скорее всего одна из тех, кто был на презентации. — Чем могу помочь? — он чуть поворачивается к ней. Она что-то радостно декларирует, не переставая улыбаться, но Хитоши её едва слушает, регистрируя в подсознании только детали «мой босс», «ваше новое предложение»… Надо сваливать, иначе сейчас все набегут. В конце концов, девушка вежливо передаёт ему двумя руками с аккуратным бежевым маникюром свою или кого-там визитку и откланивается. — Кажется, тут становится душновато, — Хитоши полностью разворачивается к своему сэнсэю и заговорщически улыбается. — Как насчёт обещанного виски в более… хм… спокойном месте? Он очень надеется, что это не звучит так же двусмысленно, как в его голове. — Спокойном? Do you have like a chamber of secrets? — оживляется Шота, отставляя бокал и сразу как-то весь собираясь, готовый сорваться. Значит, всё-таки, ему не особо уютно здесь, просто виду не подавал. Чертовски хорошо не подавал. — Kind of, — Хитоши заискивающе улыбается, кивком приглашая учителя к выходу из зала. — With goblets of fire and a couple of sorcerer's stones. — Покурить я там смогу? — мужчина похлопывает себя по карману жилетки. — Можно будет по дороге. Он кивает охране на выходе и ведёт Шоту к лифту, выуживая на ходу телефон. — Какой смысл в тайной комнате, если в неё может попасть кто угодно, да? — телефон подносится к небольшой панели, и створки лифта раскрываются. — Want me to swear that I'm up to no good?.. — Аизава входит в лифт вслед за ним, а Хитоши, пойманный врасплох внезапной шуткой, прячет своё смущение за неопределённым мычанием.