Излом эпохи перемен

      С момента побега преступников и закрытием за решёткой Си Шена прошло около двух с лишним недель. За этот с каждым днём накаляющийся период успели поймать ещё одного участника заговора. Им оказался водитель из соседней деревни. Посредством изощрённых допросов удалось выяснить, что мужчине хорошо заплатили за сотрудничество. Сквозь стоны и проклятия служащие расслышали место, докуда он довёз троицу.              В промышленный город Цяоцин братья Се направились тем же днём, чтобы ввести в курс дела местное управление правоохранительных органов округа Чэньюй. Показания водителя стали единственной нитью, что вела к преступникам. Только громкое раскрытие давно орудовавшей банды могло помочь скромному отделению Тростниковых островов избежать безжалостной кары беспринципного инспектора Лу Чжана.              Слух о том, что некоторые люди из центрального управления желают пересмотреть состав мелких подразделений, ходил уже давно. Они только и ждали, когда начальник Лу Ян оступится. И никакие родственные связи не могли снять с лица инспектора довольную улыбку. Он заявлялся на постоялый двор чаще, чем его кто-либо ждал. Хуан и Хуацин имели свои соображения на этот счёт. После очередного выговора Лу Ян становился сам не свой. Окидывая немногочисленных сотрудников пылающими от гнева глазами, он кричал и цеплялся к каждой мелочи. Обида и отчаяние выливались из него кипящим потоком, как лава из жерла вулкана.              Получив свою порцию ругательств за не вовремя вытянутые головы из кабинета, Хуацин вместе с Хуаном, не сговариваясь, вышли на улицу, чтобы подышать прохладным воздухом и выкурить свою порцию дешёвого табака.              — Видят Архонты, этот сукин сын приходит сюда не ради того, чтобы узнать о ходе расследования, а чтобы взбесить начальника, — пренебрежительно фыркнул Хуан и коротко затянулся. Тлеющий табак чуть заискрился от входящего воздуха, танцуя в тёмных глазах юноши маленькими проблесками.              — Вот тебе и братские узы, — подытожил Хуацин и пнул комок застывшей грязи, который так удачно подвернулся под стопу.              Сухой кашель вырвался из Хуана, извергая клубы серого плотного дыма. Стоявший неподалёку Сяо отвернул голову, лишь бы не вдохнуть это едкое зловоние. Его присутствия напарники пока не заметили, но и встревать в разговор ему не было нужды. Он вышел, чтобы вылить старую протухшую воду из фляги.               — Да ну! Они братья? — поразился Хуан и вытаращил большие глаза на товарища.               — А ты не знал? Родные причём. Этот господин является его младшим братом, — Хуацин усмехнулся и гордо провёл ладонью по зачёсанным волосам. Делиться новостями, которые ему были известны, доставляло одно удовольствие. — Не иначе как издевательство судьбы. Младший отчитывает старшего. Ты только это, не болтай всем. Начальник иначе семь шкур снимет.              — И почему он не встанет из-за стола и не хлопнет кулаком? — Хуан нахмурился и выложил напоказ всё своё худое актёрское мастерство, стараясь спародировать интонацию Лу Яна. — Крикнул бы: я уже в строю шагал, пока ты гадил в пелёнки, и теперь смеешь мне указывать?              — Есть вещи, которые выходят за рамки семьи. Лу Чжан выше Лу Яна по занимаемой должности, — вмешался Сяо, закончив с фляжкой. Напарники синхронно обернулись, и Хуан едва сдержался, чтобы снова не закашлять. — Не ваше это дело. Лучше выполняйте то, что на вашей ответственности, чтобы не вылететь отсюда к утру.              Во взгляде Хуана проскользнула тень, когда Сяо прошёл мимо них и вошёл в здание. Сегодня патрулирование они закончили быстро, оставив бо́льшую часть времени для ведения бумажной волокиты. Близился конец месяца, где им предстояло передать отчёт о проделанной работе, чтобы потом было за что получить жалованье.              Несколько часов кряду Сяо с напарниками не разгибал спину, выводя иероглифы на серой бумаге и сводя все заметки в единый формат. Эту часть работы командир особенно ненавидел. Почерк его едва был лучше ребёнка, первый раз взявшего карандаш. Писал он медленно, часто допускал ошибки даже, когда очень старался. Это движение кисти и пальцев не только утомляло, но и раздражало до хруста костяшек.              С бумагами им удалось попрощаться уже после шести вечера, когда пришла другая смена. Спины болезненно щёлкнули, когда все трое одновременно разогнулись. Вот их плод долгой кропотливой работы. Только на улице Сяо, наконец, смог вытянуться в полный рост и протереть уставшие глаза. Бессонница вновь завладела его разумом, забирая возможность хорошего отдыха даже в гостинице, оттого он не спешил возвращаться.              Бесцельная прогулка на свежем воздухе закончилась уже после заката. Уставший и сонливый Сяо надеялся, что хоть в этот раз сможет выспаться. Он намеренно изнурял себя беспрерывной ходьбой, очищал мысли, избегал разговоров. Ждал прихода сна сильнее, чем голодающий куска хлеба. Но вот уже часы отбили полночь, а желание так и не исполнилось. Юноша ворочался, то скидывал одеяло, то вновь в него закутывался. Сжимал веки, жмурился, расслаблялся, дышал глубоко и спокойно, но всё без толку. Даже курильница не помогала. И так на протяжении уже почти пяти дней. Если и засыпал, то совсем ненадолго и вскакивал с кровати, обеспокоенный очередным кошмаром прошлого. Это выматывало и мучило сильнее тяжёлой физической работы. Он плохо соображал, делал всё интуитивно, пару дней назад даже ушёл на службу в разных сапогах и заметил это только после того, как на это обратил внимание Хуацин. О своей сонливости Сяо старался не жаловаться, зная, что однажды организм перестанет вести эту бессмысленную борьбу. Сколько раз ему приходилось внушать себе, что минули те времена, когда запрещено расслабляться, когда всегда надо быть во всеоружии, но обмануть голову никак не получалось. Привычки и недоверие ко всему окружающему засели так глубоко в подкорках сознания, что ему не удавалось до них добраться.              Бросив попытки уснуть, Сяо вышел из комнаты. Многие постояльцы уже похрапывали в своих скромных берлогах, как медведи в спячке, лишь единицы шастали по этажам, благоухая бодрящим алкогольным перегаром. Хотел бы юноша также залиться каким-нибудь напитком и уснуть в сладком дурмане, да вот только знал, что это лишь усугубит его страдания. К бессоннице обязательно прибавится головная боль, которая и так слишком часто шла с ним рука об руку, как верная спутница.              Не обнаружив Босациуса в комнате, Сяо спустился до ресторана и только там вспомнил, что друг уехал в гавань на несколько дней. Вздохнув от досады, он потёр пальцами переносицу и поднялся на балкон. Когда у него появлялось желание посидеть в компании друга, того никогда не сыщешь на месте. Это уже стало своего рода традицией. И ожидать чего-то иного не следовало.              Припав локтями к деревянной балюстраде, Сяо склонил лохматую голову и вяло качнулся. Ночной ветер был нежен и осторожен. Он лишь слегка прикасался к его волосам и мягко заигрывал, щекоча щёки, приносил с собой чистый аромат земли и близлежащей заводи. Где-то внизу звучало ритмичное щебетание гуцинь. Ловкие пальцы неизвестного музыканта перебирали дрожащие натянутые струны, изливая спокойную мелодию, которую тут же подхватывали сверчки. С ходом времени музыкальные инструменты всё реже покупали, заменяя их патефонами и пластинками. И живое звучание по-прежнему ласкало слух, принося с собой невидимый покой. Сяо с закрытыми глазами слушал, как по воздуху плыла завораживающая мелодия. Она проникала сквозь кожу, разливаясь по телу, замедляла ритм сердца и расслабляла мышцы. Он уповал на то, что этого окажется достаточно, чтобы погрузиться в сон, но надежда разорвалась с чьим-то криком. Мужчине с нижних этажей не понравилась игра гуцинь. Громкий бас пригрозил музыканту неприятностями, если тот не прекратит нарушать сон постояльцев. Больше не звенела искрящаяся прекрасная мелодия, даже сверчки, кажется, притихли от печали.              — Как жаль. А играл ведь красиво, — голос сбоку вернул Сяо на балкон гостиницы. — Я даже спать захотела.              Взгляд полуприкрытых глаз метнулся по балкону и столкнулся с двумя девушками. Ту, что была повыше, юноша знал лишь заочно. О её острых блюдах не слышал лишь глухой. Ему даже однажды удалось вкусить фирменный суп со слаймами и заоблачным перчиком, после чего несколько дней во рту пылал пожар. Знаменитый повар нередко разгуливал по Ли Юэ в поисках вдохновения и новых открытий. В «Ваншу» о девчонке Янь Сяо часто щебетал, восхищаясь её жизненной энергией. Она сама была как жгучий огонёк. Молодость в ней бурлила так же буйно и ярко, как и ею приготовленные бульоны.              — Сходим узнаем, кто это был? — предложила светловолосая напарница, навалившись на перила.               С Люмин Сяо не виделся и не говорил с того дня, как засадили за решётку Си Шена. Вроде бы она и Паймон куда-то уезжали, но он не спрашивал. Всего раз юноша подумал о путешественницах, и то лишь потому, что не хотел с ними столкнуться в ресторане и вновь приводить аргументы, почему не помог Шену избежать наказания. И всё же, увидев её вновь, он не вспомнил о напряжённом разговоре, намёках. В голове почему-то всплыло то, как она выглядела в его шляпе. Сырая, немного рассерженная и, кажется, вдохновлённая. Его серая шляпа совсем не вписывалась в медные влажные волосы, яркое платье, словно пачкала её светлый образ, как чёрная безобразная тучка на безоблачном голубом небе.              — Пожалуй, нам лучше пойти спать. Только ранним утром следует собирать цветки лотоса, пока они хранят в себе таинство ночи, — Сян Лин зевнула и потянулась.              Люмин понимающе кивнула и что-то негромко сказала подруге. Когда девушки отошли от балюстрады, внимание Сяо вернулось к дороге. Фонари постоялого двора освещали маленькие улочки, разгоняя тьму по углам. В управлении лишь в одном кабинете горел огонёк настольного светильника. Снова Лу Ян засиделся на рабочем месте и, вероятнее всего, уснул прямо за столом.              — Добрый вечер, — знакомый тонкий голосок расправил плечи юноши, но он не обернулся на зов.              — Добрый вечер, — немного растерянно отозвался Сяо. Не думал, что она осмелится подойти.              — Тебе тоже не спится? — он краем глаза заметил, как Люмин встала рядом, и сладкий аромат тех же духов лизнул его нос. — Я и Паймон сегодня проспали до двенадцати, так вот мне теперь сон нагуливать приходится. А она спит также крепко, словно целый день работала не покладая рук.              Что ответить, Сяо не знал, оттого лишь коротко кивнул. Хотел бы он тоже также крепко спать, но тогда жизнь совсем превратилась бы в сказку.              — Ты слышал музыку только что? Не знаешь, кто это мог играть?              — Слышал, но не знаю музыканта. Наверное, кто-то из приезжих торговцев, — поняв, зачем подошла Люмин, охотно ответил он. — Если интересно, можете завтра поспрашивать.              Девушка вздохнула так, как вздыхают все, когда что-то не получается. Она не добыла ответа, которого ждала, но и не ушла. Продолжила стоять, безмятежно покачивая аккуратной ступнёй, спрятанной в изящную босоножку. Её чуть вьющиеся на концах короткие локоны волновались от ветра и блестели от фонарей точно драгоценный металл, подобный золоту. Гладкие плечи в мелких веснушках подались вперёд, когда она наклонилась, чтобы глянуть вниз. На фоне его атлетических и изуродованных шрамами рук, её расслабленные белёсые ладони и кисти казались крохотными, как у фарфоровой куклы, какие продавались у подножья постоялого двора. Сяо уже давно обратил на них внимание совершенно случайно, без какого-то умысла. Они казались ему любопытными, но почему это именно так — не задумывался. Словно это было так же естественно, как любоваться цветком, деревом или озером.              — Кажется, ты прав, — оторвав одну руку от доски, она указала куда-то вниз. — Это же он торгует башмаками?              Взгляд Сяо проследовал по направлению её пальца и обнаружил свернувшего за угол дома мужчину, чьи худые руки сжимали гуцинь.              — Да. Это он. Не думал, что Чжан Линь прячет такие таланты, — юноша сонно моргнул и с трудом сдержался, чтобы не зевнуть. Не хотел показывать, как сильно изнурён.              — Я мечтаю научиться играть на этом инструменте. Не знаю его названия, но как только услышала его в Ли Юэ, сразу влюбилась. Пока мне поддалась лишь лира. У нас в Мондштадте это довольно распространённый инструмент. А ты умеешь играть? Или солдатам зазорно прикасаться к искусству?              Чуть розовые щёки возвысились маленькими бугорками от широкой улыбки. Почему она так повеселела, Сяо и помыслить не мог.              — Только на флейте чуть-чуть.              — Правда? А сыграешь что-нибудь? Я обожаю музыку.              Её яркие удивлённые глаза вонзились в него так крепко, что он интуитивно отступил, будто бы расстояние могло избавить его от этого испытывающего взора. Был уверен, что это недосып так умело играет с его разумом, придавая обычным вещам чуть ли не мистический характер. Он протёр глаза, словно в них застряло что-то неведомое.              — Пожалуй, я вынужден отказать. Моя игра не сравнится с тем, что ты слышала. Это больше набор неумелых звуков, нежели музыка.              — Да вы, господин Сяо, человек-загадка. Никак не подумала бы, что вас интересует музыка, — Люмин вновь повернулась к перилам, не спуская с лица кроткую улыбку.              Почему она иногда переходила с неформального на формальное общение, если они уже были знакомы — юноша не мог понять. Может быть, причиною тому была её забывчивость, или, напротив, она вспоминала, что он является действующим хранителем порядка и так выказывала своё уважение. Что только творится в голове у этой смертной? Иные люди просты, как лист бумаги, вроде его соседки Ши Янь. Её даже не разбирающийся в людях Сяо мог прочесть. А были такие, как Люмин или Чжун Ли, понять которых он пока был не в силах.              Редко Сяо интересовался жизнями людей по-настоящему. Даже о близких друзьях он знал лишь то, что они сами рассказывали, а большего ему и не нужно было. Не умел пользоваться информацией, как это делали другие. Для чего спрашивать о том, о чём люди сами не рассказывают? Когда твоя жизнь насыщена своими проблемами, мыслями и переживаниями, нет смысла нагружать свою голову ещё и чужими думами. Со своими бы как справиться. А смертные всё равно интересуются всем, что их окружает. Любят перемыть чьи-нибудь кости, обсудить последние новости или выслушать чужие душеизлияния, а потом сидеть в ресторане и горько вздыхать о чьей-то несчастной судьбе. Такими были все его знакомые, даже молодые напарники имели такой грешок.              Поток мыслей становился всё менее уловимым и всё более несуразным. Измученное несколькими днями без сна тело налегло на прохладные и влажные перила, разыскивая в них опору. Дерево показалось мягче обычного, точно пластилин, способный деформироваться от одного сжатия пальцев. И Сяо вдруг виделось, как он проваливается в эту субстанцию, как она обволакивает, закрывая собой всё вокруг и даже свет. Мир терял смысл. Лишь только что-то тёплое и цепкое укусило его в плечо, да так настойчиво, что он не посмел шагнуть во тьму. Тело, обеспокоенное чужим вторжением, вздрогнуло и вернуло ногам опору.              — Кто это?! — Сяо резво распрямился и чуть зажмурился, когда свет от фонаря ненадолго ослепил. Стало легче, когда ореол светлых волос перегородил раздражитель, и до него дошло, что это сейчас только что было.              — Кажется, ты уснул, — не без свойственной её голосу весёлой искры произнесла Люмин.              — Думаешь, я стоя сплю? — за хмурыми бровями он отчаянно пытался сохранить своё достоинство. — Никакого уважения.              По всей видимости, юноша выглядел глупо, пытаясь скрыть явные признаки сонливости, оттого-то Люмин и засмеялась, отпустив его плечо. Красные от усталости глаза проследили за её ладонью, пока мысли выстраивали цепочку. Какая оплошность. Видимо, она поймала его, когда тело потеряло связь с разумом. И всё же он этому был несказанно рад. Наконец-то дождался.              — Хорошо. Будем считать, что мне показалось, — Люмин ненадолго вернула взгляд к маленьким несуразным домикам, будто бы собираясь с мыслями, а потом снова повернулась к Сяо. — Вообще, я хотела кое-что обсудить, но вижу, что ты очень устал. Может быть, получится ещё встретиться в более благоприятное время?               Тонкие маленькие пальцы сцепились в замок и изогнулись под таким углом, что издали характерный щелчок. Она посмотрела на Сяо вопросительными глазами, нетерпеливо и даже застенчиво ожидая ответа.              — По какому вопросу? — словно не заметив её взгляда, равнодушно спросил он.              — Так не пойдёт. Обсудим все вопросы при следующей встрече, если она состоится.              Капризный сон нагрянул в гости, и Сяо не желал случайно прогнать его лишними движениями или словами. Вяло оторвался от балюстрады и на ходу негромко ответил:              — Я свободен завтра после семи. Решим там.              — Вот и славно. Завтра договоримся. Доброй ночи!              Когда мягкий ветер перестал обдувать лицо, сонливость разом обрушилась на измученного служителя порядка. Глаза почти не видели, куда вступают, тело по памяти плыло по ступеням. Сяо провалился во тьму сразу, как только голова утонула в подушке. Сон для него подобен алкоголю, благодаря которому хочешь забыться, но при этом иметь за удовольствие свою плату. Цена была назначена невысокой, но не менее болезненной. Кошмары привычно терзали его. Они ждали его, как затаившийся в кустах дикий зверь выслеживал свою жертву. Несколько раз за ночь Сяо просыпался в холодном поту, но тут же вновь засыпал. Было время, когда жестокие картинки так ярко застревали в глазах, что он не мог их больше сомкнуть, но постепенно он научился выбрасывать их. И это помогло ему не сойти с ума.              Впервые Сяо чуть не проспал. Заводной будильник нескончаемо звенел, настырно пытаясь достучаться до владельца, но усталость имела свои преимущества. Руки сами закрыли голову подушкой, защищая уши от ненавистных звуков. Его глаза в ужасе распахнулись, когда стрелки часов замерли на без десяти шесть. Давно так быстро он не одевался. Служебная форма залетела на него как по волшебству. Не прошло и пяти минут, как он схватил копьё и выскочил из комнаты. Из растрёпанных после сна волос выплыла капелька пота, щекоча разогретую кожу, и Сяо небрежно смахнул её тыльной стороной ладони.              К шести утра управление наполнялось людьми. Одни сдавали смену, другие — её принимали. Молодые напарники Сяо уже прибыли в управление, и мимо их глаз не прошёл небрежный вид командира. Не так давно он их отчитывал за опоздания, а теперь сам явился за миг до начала смены. И всё же открыто позлорадствовать они не решились, лишь пошушукались между собой. А Сяо было всё равно, какой хаос творился у него на голове. Он расписался у дежурного и мимолётно глянул на служащих, что столпились у плаката в стиле гохуа, который висел рядом с трудовым распорядком.              — Это что ещё за цирк? — спросил Сяо у напарников.              — Говорят, вчера вечером принесли. Я в детстве один раз ходил на это представление. Интересно, когда сам в этом не замешан, — ответил ему Хуацин.              — А я бы вот с удовольствием записался, — Хуан взмахнул листами бумаги. — А не этой письменностью занимался.              Плакат с простым изображением собаки и солдата оповещал о приближении состязаний между полицейскими управлениями всего Ли Юэ, который должен был состояться через пару месяцев. Сяо впервые о подобных соревнованиях слышал, но, как сказал Хуацин, они проводились каждые четыре года.               — Вот только не вовремя это. Сейчас не до них, — осадил напарника Хуацин и толчком выбил из загоревшихся глаз огоньки.              О соревнованиях, какие обычно проводились среди служащих, Сяо не слышал по одной простой и довольно необычной для человека причине. Пока напарники удивлялись, что капитан никогда не слышал о подобных состязаниях, он молча хранил свою тайну. Смертные, что обречены на старость и неминуемую смерть, не могли не заметить в своих рядах удивительным образом молодого и неизменного юношу. Сяо не был подвержен дыханию времени, как и его близкие друзья. Пока одни теряли свежесть и живость, он оставался собой. Если раньше таких почитали и превозносили, то со временем стали бояться, завидовать и обходить стороной. Бессмертным приходилось менять привычные места проживания, а Архонту — облик. В отличие от своих друзей, что раз в несколько лет перебирались из одного населённого пункта в другой, Сяо уходил в Заоблачный предел и скитался там на протяжении десятилетий, пока у тех, кого он встречал, мерк его образ и стирался из памяти след его существования. Потому юноша никогда ни с кем не сближался, не выделялся, чтобы можно было раньше вернуться в привычные места и вновь взяться за работу. Натирать обувь в горной местности на пару со своими мыслями ему было так же невыносимо, как мучиться от своей беспомощности. Прозябать жизнь в безделье — не его путь.              На постоялый двор Сяо вернулся почти четыре года назад и сразу устроился на работу. В документах значилось, что его возраст едва перевалил за двадцать два, и немало людей удивлялось, как много он добился к таким годам. Начальник испытывал его не единожды, прежде чем доверить пост командира патрулирующего отряда. Некоторые лица сомневались в подлинности его документов, но за печатями и подписями скрывалась истина. Он действительно являлся хорошим воином с не раз переписанной историей. Цисин не бросала старых бойцов даже после отставки правителя. На этот раз Сяо являлся сиротой и с детства проходил обучение в элитном отряде, о котором власти не распространялись, оттого так мастерски владел оружием и своим телом. Его остерегались и за спиной шептались, что не будь он защитником правопорядка, то стал бы опасным головорезом. Ещё лет на семь он мог задержаться на Тростниковых островах, а после вновь придётся уйти в тень.              Время текло мимо Сяо стремительным потоком. Заточённый в вечно молодое тело юноша был подобен камню, которого оббегали горные бурные воды, не в силах сдвинуть или как-то потревожить. Всё, что было в их власти, это сгладить края, стереть из памяти часть воспоминаний. Порой ему очень хотелось бы так же забыть давние события, как забывает человек миг своего рождения или первые шаги. Если бы существовал такой артефакт, что уничтожает ужасы прошлого, он с особым пристрастием бросился бы на его поиски. Они вросли в его сущность так прочно, как врастают в почву многовековые деревья. Именно прошлое сделало из него холодного убийцу и опасного монстра, каким он себя считал. Не замечал в себе ничего хорошего, вот только окружающие видели его совершенно другим. Люди, заставшие его ярость, давно слились с предками, а перед нынешними поколениями Сяо предстал в образе спокойного, малосговорчивого, отстранённого и ответственного человека, на которого не раз полагались. В работе служащего видели его призвание.              Привычное дежурство на счастье Хуана, что с самого утра был не в настроение, не прошёл без происшествий. Обеспокоенные жители соседней деревни связались с управлением и настоятельно попросили прислать кого-нибудь. Не успевшие отдышаться служители закона надеялись решить вопрос быстро, но застали ужаснувшую картину.              В Ли Юэ семейные дела редко получали большую огласку. Всё, что творилось за стенами дома, там и оставалось. Стыд и боязнь осуждения не позволяли лишний раз разевать рот. Молчали как взрослые, так и дети. И никому не было дела, почему на лбу сына светится синяк или почему девочка боится подать голос, даже когда к ней обращались. Терпеть — удел многих, но всему терпению однажды приходит конец.              Произошедшие в тихой деревне Миньюнь события потрясли Тростниковые острова. Жившая на окраине семья раньше никогда не привлекала к себе внимания. Тихие дети, молчаливые взрослые. Бывало, муж и жена ругались, но это дело привычное. Такое встречалось у многих. Женщины в Ли Юэ не владели большими привилегиями, и, выходя замуж, вынуждены были подчиняться мужчине, и это было так же обыденно, как вставать по утрам. Но, как оказалось, не все умели мириться с таким устоем.              Воспитанная в семье кузнецов женщина по имени Хи Сян не обладала покладистым нравом и смирением. Многочисленные братья стали для неё примером стойкости, они же и слепили из неё крепкую сестру. Отец выдал её замуж, когда той едва исполнилось семнадцать. И на протяжении почти двадцати лет Хи Сян терпела мужа, любившего хорошо надраться тёмной ночью и спустить свои неудачи на жену. Терпела его оскорбления и побои, без особой радости смотрела в будущее. Детей у них не имелось на протяжении многих лет, но около пяти лет назад женщина родила долгожданного прекрасного темноволосого и зеленоглазого сына. То, что у жены и мужа радужка окрашена в кофейные тона, наталкивала жителей деревни на грешные мысли. Люди шептались, но никто не спешил вмешиваться в дела семьи. Как потом докладывала сама Хи Сян, именно лишняя болтовня стала причиной постигшей её семью трагедии. Всё произошло закономерно, но не спланировано. Женщина вернулась с работы и застала сына без сознания у кровати с явными признаками побоев.              — У меня всё враз потемнело в глазах, — покачиваясь на стуле, рассказывала Хи Сян. Её плечи и руки дрожали, а взгляд оставался обжигающе холодным. — Я могла стерпеть многое, но он посягнул на самое дорогое, что у меня было. Этого я не могу простить.              Истошные крики и нечеловеческая брань переполошили деревню. Одни ринулись к дому Хи Сян, другие — связались с управлением. Объятая яростью женщина сцепилась с пьяным мужем, что был вдвое больше её. Они разворотили половину гостиной, разломали стол и стулья, испачкали кровавыми каплями ковёр. К моменту, когда народ прибежал к дому, противостояние решилось. С каждым годом натягивающаяся тетива, наконец, сорвалась. Женщина взорвалась, как детонирует взрывчатка, когда догорает фитиль. В пылу сражения с большим противником она схватила валявшуюся на полу бутылку и ударила ей мужа так сильно, что осколки впились ему в голову, а сам он закатил глаза и повалился без сознания. Бутылки для вина делались из прочного закалённого стекла, разбить которого нужно постараться. Если бы не подоспевшие люди, она, без сомнения, задушила бы ненавистного мужа.              На осмотр мужчины и мальчика приехал Босациус, так удачно заглянувший в гостиницу, когда раздался телефонный звонок. В обоих пострадавших дышала жизнь. Парнишка отделался синяками и ссадинами, а его отца пришлось отправить в больницу. С виду хрупкая маленькая женщина так прочно его ударила, что он получил сотрясение мозга и огромную гематому, но жалости он ни у кого не вызывал. Даже равнодушный ко всему Сяо удостоил его пренебрежительным взглядом. Сочувствовать мужчине, что сорвался на слабых, не было ни желания, ни сил.              До самого вечера решали вопрос с Хи Сян и придумали пока поместить её во временный изолятор. Бытовая ссора приобрела огласку, отчего женщине придётся понести наказание, если её благоверный не откажется от обвинений, но, как шептались в деревне, муж с превеликим удовольствием засадит жену за решётку.              Из управления Сяо вышел с опухшей головой. Редко ему приходилось разбираться в семейных передрягах. Иногда подобные ссоры набирали такие сильные обороты, что приходилось заводить дело с графой «убийство».               Стащив с сопревших сырых ног сапоги, уставший юноша сел на стул. Снова подошва продырявилась, намочив ступни. С его работой сапоги приходилось чинить довольно часто. Они уже давно износились, но Сяо не спешил покупать новые. Не считал нужным тратить приличную сумму на хорошую обувь. Ему было всё равно, какие удивлённые взгляды гуляют по его истёртым носкам сапог. Он и почистить-то их не всегда вспоминал.              Полуприкрытый взгляд фениксовых глаз бездумно шарил по полу, цепляясь за щели и истёртые половицы. Гостиница существует уже много лет, и давно стала ему домом. Пусть периодически ему приходилось её покидать, он всё равно знал, что обязательно вернётся. Что именно его сюда манило, и сам понять не мог. Тростниковые острова Сяо знал лучше любого старожила. Каждый камень, каждое деревце хорошо отпечаталось в голове. Завяжи ему глаза, он без подсказок отыщет лифт и выход из гостиницы.               Не успел Сяо оправиться и переодеться в рядовую форму, как к нему постучались. Стук был таким тихим и коротким, что он не сразу понял, что явились по его душу. Забыв накинуть обувь, он босыми ногами прошлёпал по тёплому полу, ощущая каждую острую песчинку на давно неприбранном полу так же ясно, как если бы прошёлся по улице. По пути юноша размышлял, кому вдруг понадобился. Никто из его знакомых так кротко не стучится. От ударов Босациуса обычно трещали доски, от призыва соседки можно было распознать какую-нибудь въедливую мелодию, а с Верр Голдет только что повидался. Его губы чуть дрогнули, когда на пороге оказалась светловолосая Люмин.               — Добрый вечер, — с привычной живостью произнесла она и, заметив промелькнувшую в нём растерянность, добавила: — Ты сказал, что будешь свободен после семи.       Желая потянуть время и немного собраться с мыслями, Сяо наклонился назад и глянул на часы. Половина восьмого. Он уже и запамятовал, что обещал ей встречу. И зачем только согласился, ведь идти ему куда-то совсем не хотелось.              — Видимо, ты только вернулся, — золотистые глаза прогулялись по его служебной форме и на миг задержались на испачканных из-за прохудившейся обуви стопах. — Я могу зайти в другое время. Наверное, ты ещё не ужинал.              — Дай мне полчаса, — Сяо хотелось как можно скорее закончить этот разговор и спрятаться от изучающих его глаз.              — Хорошо. Встретимся в ресторане.              Как только дверь захлопнулась, он опустил взгляд и понял, что привлекло внимание девушки. Почему-то стало неприятно на душе, и он сдёрнул с себя одежду. Стоя в душе под прохладной, ещё не прогретой водой, его посещали странные мысли. И почему ему вообще было дело, о чём она могла подумать, увидев его в таком виде. Раньше он не придал бы значения такой мелочи, а теперь всерьёз задумался, забыв даже растереть мыло по телу. Решил завтра же покончить с проблемой и отдать сапоги в ремонт. Больше тянуть не было желания.              Порывшись в полупустом шкафу, Сяо оделся и отыскал ботинки, какие носил, когда регион посещала летняя жара, оттого они не сильно износились. Кожа местами потеряла первозданный вид, но когда он её протёр, то немного посвежела. На улице начало понемногу вечереть. Свет уволакивался вслед за небесным светилом, и юноша по привычке накинул широкополую с загнутыми краями шляпу.              В ресторане после восьми вечера стояла привычная духота, лёгкая табачная марь, перемешанная с запахом еды и алкоголя. Единичные постояльцы развлекали себя негромкими беседами и слушали плывущую по плотному воздуху музыку. Кто-то обсуждал городские новости, кто-то тешил себя мыслями о будущем. В глазах молодых людей ещё мигали огоньки задора и надежды, а у тех, кто постарше, подобного блеска трудно сыскать. Они смотрели на вещи с более скептическим взглядом. Чем взрослее становились, тем реже рисковали и не зарывались во что-то новое.              — Мы сделали тебе тофу, — с энтузиазмом ранее не виданным, сказала Паймон, когда Сяо подошёл к их столику. Он думал, что отыщет Босациуса с ними, но тот, видимо, снова уехал в столицу.              — Нам сказали, что ты часто его заказываешь, — Люмин шевельнула плечами и придвинулась к столу, не спуская глаз с Сяо.               — Спасибо, — только и сказал он, не поднимая головы.              Его собеседницы не стали себе что-либо заказывать, балуясь лишь тёплым чаем и уже заветрившимся печеньем. Сладкий аромат миндального тофу слабо пробивался сквозь дымку помещения. Взгляд Сяо застыл на ровных молочных кубиках, словно их вырезали по линейке. Янь Сяо никогда не делал их такими геометрически правильными. Карамельный сироп так и стекал по острым краям, обтекая сочные листья мяты. До чего изумительно правильно выглядел его ужин, даже разрушать его не хотелось. Палочки осторожно коснулись краёв маленького кубика, не повредив его целостность. А вкус у блюда был ещё прекраснее, чем внешний вид. Свежее миндальное молоко, необычайно нежная текстура, сладкое и совсем не приторное послевкусие. Сяо с первого укуса понял, что на тарелке не произведение Янь Сяо. Повар, без всяких сомнений, готовил превосходно, но добавлял чуть больше соли, чем хотелось бы юноше. Сладкий привкус ему нравился немного больше.              — Как тебе? — отставив чашку в сторону, с напором спросила Паймон.              Пока Сяо изучал свой ужин и дивился его виду, путешественницы не сводили с него глаз, цепляясь за каждую дрогнувшую мышцу или больше обычного иного проявления чувств. Хотели уловить хоть что-нибудь, что выбило бы его из привычного отрешения.              — Да. Очень недурно, — сдержанно ответил он и глянул в сторону кухни. — Янь Сяо сегодня в ударе.              — Эй! Ты чем слушал? Это мы приготовили твой миндальный тофу. Полвечера провозились, а ты приписываешь наши заслуги повару, — Паймон обиженно, совсем по-детски надула губу и сложила ручки на груди.              — Вы? — длинные чёрные ресницы взлетели выше обычного, когда он взглянул на своих собеседниц.              — Ничего особенного. Не стоит и упоминания, — Люмин нервно хихикнула и спрятала порозовевшие щёки за кружкой.              Чтобы посторонние бесплатно не только его накормили, но и сами приготовили его любимое блюдо — такого Сяо и припомнить не мог. Он, сам того не замечая, растянул ужин, стараясь распробовать столь привычное и в то же время необычайно вкусное тофу. И, вот чу́дно, путешественницы выяснили, что ему больше всего нравится.              — Спасибо ещё раз, — юноша нехотя отодвинул пустую тарелку и уже посвежевшим взглядом посмотрел на Люмин. — Так что ты хотела обсудить?              — Может, лучше выйдем на улицу? Здесь немного шумно.              После затянутого табачным дымом и запахом еды помещения ресторана, уличный воздух действовал как лекарство, освежая разум и мысли. Хотелось дышать полной грудью, вобрать одними лёгкими всю прелесть летнего вечера. Ветра почти не было, вытянувшаяся после дождей трава заполонила всю округу, пробиваясь даже там, где раньше выгорела от солнца до хруста.              Дремотно тихие улицы в такое время лишь изредка пересекали тени единичных людей. Фонари мягким светом рассеивали пришедшие на Тростниковые острова сумерки. Небо над головой блестело от разгорающихся, точно угли в камине, россыпи звёзд, на горизонте лениво плыли тучи, клубящиеся очертания которых освещались короткими белыми вспышками.              — Гроза? — не спуская лик с далёких небес, между делом молвила Люмин.              — Да. Но она сейчас где-то над столицей. Нас обойдёт, — непривычно легко ответил Сяо, даже не задумываясь, его ли спросила девушка. После ужина от желудка растекалось тепло, усталость пряталась в уголках сознания, уступая место мягкости.              — Вот и славно. Паймон не любит гнев небес, — фыркнула девочка и уставилась на шагающую рядом подругу.              Люмин прикрыла плечи лёгкой жёлтой шалью и, словно не замечая вызывающего взгляда, прогулялась глазами по тихим улочкам.              — Дома выглядят довольно свежо. Неужели гостиница тут не так давно выросла?              — Скорее, эти постройки появились недавно, а «Ваншу» существует уже очень много лет. Изначально она имела стратегически важное назначение, а уже потом превратилась в гостиницу.              — С балконов и вправду хорошо просматривается территория почти со всех сторон, — девушка обернулась и словно уже иным взглядом окинула высоко вздымающееся здание. — Тростниковые острова словно находятся в чаше. Кругом горы, а здесь — вода. Гостиница единственная так высоко возвышается.              Сяо тоже повернулся. Он-то помнил, как долго засиживался на крыше, охраняя покой местных земель, как зоркие, натренированные глаза выслеживали недоброжелателей, и как быстро их после настигала кара. Теперь всё это в прошлом, как и его сила, дарованная древними богами.              — Много столетий назад гостиница не единственная выделялась из общего ландшафта. Раньше тут стоял большой город, а теперь от него не осталось и камня. Матерь земля вобрала в себя всё, что когда-то подарила, — он опустил взгляд и прокашлялся, не мог позволить воспоминаниям нахлынуть на отдыхающую голову.              — Город? Прямо здесь? — бездонные, как само ночное небо, глаза Паймон с интересом окинули просторы.              Компания вовремя отдалилась от постоялого двора. Фонари больше не слепили, позволяя зрению привыкнуть к наступившим летним сумеркам, чтобы рассмотреть неровности долины.              — Южнее постоялого двора, — Сяо рукой подозвал их к камню и помог забраться. — Вон там. Колонны, залы, вымощенная дорога и длинные лестницы — всё сейчас скрыто под землёй, но если присмотреться, то можно разглядеть неровности камней, что когда-то были частью города. Сейчас только в древних источниках можно найти изображения тогдашней долины Гуйли.              — Ты увлекаешься историей, верно?              Наполненный искренним, чистым любопытством голос раздался ближе, чем Сяо полагал. Он хотел повернуться, но почувствовал плечом что-то тёплое. Даже сквозь рубашку юноша ощутил чужое прикосновение, такое горячее, что, казалось, могло обжечь его прохладную кожу. Они втроём стояли на высоком камне. В отличие от Сяо, что легко держался посередине, путешественницы были больше сосредоточены на том, чтобы не скатиться по влажной от росы поверхности. Стараясь больше не нарушать свои границы, он спрыгнул вниз, распугав затаившихся в траве сверчков.              — Да. Немного, — уклончиво ответил Сяо и дождался, когда подруги спустятся. — Так что за вопрос у вас был ко мне?              Люмин и Паймон многозначительно переглянулись между собой, переминая пальчиками свои наряды. Видимо, бессловесно решали, кому придётся начать грядущий разговор. Битва продлилась недолго, закончившись поражением девушки.              — Ты только не сердись на нашу чрезмерную наглость, — Люмин небрежно поправила шаль на плечах, вздохнула и устремила на Сяо такой взгляд, что ему пришлось уйти в закрытую позу, скрестив руки на груди, лишь бы она не смогла проникнуть туда, куда не позволено. — Право слово, мы бы не стали тебя беспокоить этой мелочью. Сами пытались хоть что-то сделать, но не особо продвинулись. Так получилось, что мы взяли одно не очень простое задание, но, поверь, оно помогло бы и тебе…              Хождения вокруг сути проблемы всегда вызывало недовольство внутри Сяо. Он так и жаждал поторопить, но мысленно отговорил себя от грубости. Его глубинное напряжение выдавали только то появляющиеся, то исчезающие желваки на щеках. Такое вступление, как юноша уже понял, не сулило ничего полезного.              — К нам в гавани обратилась за помощью одна премилая женщина, — продолжала Люмин, покручивая в пальцах сорванную травинку. — Она предложила нам хорошую плату за решение её проблемы. Ты и сам, наверное, знаешь, как трудно сейчас с деньгами. Да и не только из-за денег мы согласились помочь. К тому же сами стали невольными свидетелями.              — Ох, Люмин, слишком долго, — Паймон выпустила страдальческий вздох и запрокинула голову к небесам. Она, в отличие от Люмин, совершенно не беспокоилась о реакции Сяо.              — Хорошо, хорошо, — отмахнулась девушка и откинула в сторону травинку. Её непривычно огромные для этих мест глаза вновь вонзились в замеревшего в холодной внимательности Сяо. — Дело касается Си Шена. Прежде чем ты что-то скажешь, дослушай. К нам обратилась его мать. Она слёзно просила нас о помощи, как только услышала отказ в городском управлении, а мы как раз проходили мимо. Ну не могли мы, зная ситуацию, не выслушать её. Ей сказали, что над делом уже работают и его судьба вполне ясна. Понимаешь? Ей, глядя в лицо, сказали, что Си Шена либо казнят, либо упекут туда, где он никогда не услышит слово «свобода». Он же ничего толком не сделал.              Юноше понадобилось немало сил, чтобы удержать своё возмущение. Снова она о своём. Теперь ему стала ясна причина её любезности и внимательности к его персоне. У людей никогда не бывает всё просто так. И теперь, глядя на него с мольбой, она ждала платы за то, что уделила ему своё время.              — Его делом действительно заняты отдельные сотрудники. Это не в моих полномочиях, — бесцветным голосом ответил на её мольбу юноша.              — Я знаю. И мы тоже решили помочь. Вот только нам бы чуть больше имеющейся информации, — девушка качнула головой, смахивая с лица волосы цвета спелой ржи. — Я не прошу тебя тратить на это много времени. Нам бы только поговорить с Си Шеном и, что сверх наглости, узнать от тебя подробности его дела. Обещаю, что мы заплатим за эту информацию.              — Ты считаешь, что я могу за деньги продать материалы дела? — брови Сяо взлетели от неслыханного возмущения.               — Нет! Ни в коем случае, — лёгкий испуг пробежался по лицу Люмин, и она опустила голову.  — Прости, это звучало неуместно. Но мы хотим помочь ему. По-человечески жаль его судьбу.              — Собственно, мы так и думали, что ты не станешь помогать, — вмешалась Паймон, не постеснявшись вложить в голос как можно больше досады.              Сяо так поразился этим разговором, что, даже когда они вернулись к дороге, он ничего не сказал. Хранил глубокое молчание, больше со стороны похожее на обиду. Ему казалось, что ещё в прошлый раз ясно дал понять, что не станет вмешиваться в дела не его уровня, но они всё равно вернулись к этой теме. На что рассчитывали? Что за две недели он смягчится и передумает? Он видел Си Шена за решёткой, но не испытывал к поникшему, потерявшему живость молодому человеку никакого сострадания. Этот путь юноша избрал сам и должен был за него поплатиться. Может быть, наказание не должно быть слишком суровым, но это решать уже не Сяо. Да и начальник управления не был настроен на печальное разрешение конфликта. Он сам говорил, что оступившимся людям порой следует протянуть руку и помочь подняться. Одной руки, наверное, для этого было бы достаточно.              В полном молчании они вернулись в гостиницу. Путешественницы не желали сотрясать воздух в присутствии Сяо лишней болтовнёй, а ему нечего было добавить. Всё уже несколько раз было сказано, но почему-то мысли продолжали прокручивать немой диалог с самим собой. В сущности, ему не составило бы труда сообщить о том, что уже в ближайшие дни наверняка будет известно всему постоялому двору. Все детали раскрывать, может быть, и не обязательно, кинуть им хоть какую-нибудь зацепку и отгородиться от дальнейших расспросов.              — Раз уж вам так интересно, — наконец, прервал он молчание, когда они поднялись на безлюдный тихий балкон. — За Си Шена беспокоитесь не только вы, но и его начальник. Пусть парень и принёс неприятности в наше управление, за него готовы вступиться. Пока информацию собирают и пытаются отыскать его возлюбленную. Если хотите помочь, попробуйте её найти и расспросить. Может быть, она носит какую-нибудь полезную новость или же нет.              Всё тело Люмин словно просияло. Она встрепенулась, глаза заблестели от посетившей её мысли надежды.               — Где нам начать? — не без радости уточнила Паймон.              — Си Шен говорил, что она проживала в деревне Хичжан в районе склона Чайного дерева, но наши люди там её не нашли, да и основные силы брошены на поимку банды. Может быть, вам больше повезёт. Но не думаю, что это как-то поможет Си Шену.              — Всё-таки ты не такой очерствелый, каким пытаешься казаться, — растекаясь от победной улыбки, девочка взглянула на Люмин. — Завтра отправимся туда?              — Да. После завтрака, — девушка разгладила розовые губы и протянула Сяо ладонь. — Спасибо тебе за наводку. Даже такой информации может оказаться достаточно.              Пожимать руку девушке ему ещё не приходилось. Обычно таким ритуалом занимались мужчины, оттого немного растерялся. В его ладони мягкая ладонь Люмин казалась такой гладкой, с какой несопоставима натуральная кожа его перчаток или сапог, не сравнится даже самый лучший шёлк восточных плантаций. Грубая мужская лапа никак не стояла рядом с утончённой кистью, какую будто бы создал самый талантливый скульптор вселенной, потратив на неё миллиарды лет. Его глаза с изумлением смотрели на аккуратные пальцы, что уверенно и в то же время невесомо сжали его мозолистую ладонь, которая вмиг показалась до безобразия чудовищной. Теплота просочилась сквозь чёрствую плоть и показалась такой непривычной и волнующей, что он невольно отдёрнул руку.              — Пожалуйста. Но больше не просите меня о подробностях. Даже если мне что-то и будет известно, я не смогу сказать.              — Разумеется, — девушка повела хрупким плечом и двинулась за довольной Паймон к двери. — Доброй ночи, Сяо.              Даже когда балкон опустел, юноша не сдвинулся с места. Его пустой взгляд устремился куда-то вдаль, прорываясь сквозь темноту, в глубины собственного существа. Теплота её ладони быстро покидала его руку и словно забирала с собой что-то ещё, о чём он и помыслить не мог. Тишина, что осталась с ним, превратилась в ранее невиданное чужое существо, от которого становилось холодно и хотелось укрыться. Он не сказал в сущности ничего запретного, но вдруг подумал, что и этого не следовало раскрывать. И как только его губы позволили слететь информации, такая не должна касаться чужих ушей? Именно этого и добивалась Люмин с той самой встречи на балконе прошлой ночью. Впервые он поймал себя на мысли, что хотел бы поделиться частью той истории, за которой сам наблюдал, ведь она так внимательно впитывала его слова, но эта маска была лишь очередной уловкой человека, лишь бы получить желаемое. Теперь Сяо искренне надеялся, что Люмин и Паймон больше не потревожат его, ведь дальнейшей пользы от него не извлечь. Было бы славно вернуться в своё прежнее привычное состояние, где тишина и отрешённость пропитывали его глубочайшие чувства.