После смерти жизнь только начинается

— Папа, ты что, не узнал меня? — сказало чёрное мокрое существо. Кристофер стыдливо отвёл взгляд. Он действительно не узнал дочь, так изменившуюся за десять лет. — Бог ты мой, Женевьева, как ты выросла! — сказал он и его лицо озарилось приятной отцовской улыбкой. Женевьева приподняла бровь. — Не стой ты под дождём, проходи скорее. Клаус завёл её в дом и закрыл дверь. Он явно не помнил ни одного звонка от бывшей жены о том, что Джейн может приехать и уж тем более не помнил о том, что звал её к себе в новый дом. А может, все это действительно было, просто его снова подводит память. — Какими судьбами, дорогая? — спросил он снимая с её плеч чёрный бесформенный дождевик, так напомнивший ему один из кошмаров. — Мама сказала, что когда мне исполнится восемнадцать, я могу делать что хочу и уехать куда хочу. Поэтому — ого, вот так сюрприз! — вчера у меня был День Рождения, с которым ты меня, кстати, не поздравил, а сегодня я уже у тебя. Не знаю насколько… Когда выгонишь, тогда и уеду. Кристофер выдохнул с облегчением: пропажа ребёнка — не его ответственность. — А мама об этом знает? — Не-а, у неё своих дел по горло, — после этих слов внутри у Кристофера все похолодело. — Кстати, что это за женщина? Женевьева смотрела прямо на стол, где лежала злосчастная доска Уиджи и, предположительно, сидела Мишель Сандерсон. Кристофер не поверил своим ушам. В последнее время он вообще не доверял своим органам чувств. — Ты… ты видишь её? — Да. И, кажись, она мёртвая… — задумчиво проговорила она. Мишель смотрела на девушку с широко раскрытыми глазами, не веря в то, что кто-то может видеть её, пока Джейн не решилась подойти ближе. — Знаешь, давай-ка мы тебя высушим и я сделаю нам чай, хорошо? — остановил её Клаус, положив руку на плечо. — Ты же знаешь, что у тебя дома живёт сущность? — Это скорее он у меня живёт, — фыркнула Мишель. — Догадываюсь, знаешь ли. Мы с ней иногда воюем. Но самое главное, что я не сошёл с ума и ты тоже её видишь! — Кристофер повесил дождевик Женевьевы на крючок у прихожей. Джейн продолжала сверлить Мишель взглядом, словно кошка, уставившаяся на стену. Напряжение немного спало, когда Клаус накинул на плечи дочери плед, и посадил её на софу. — Кстати, как ты нашла мой новый адрес? — спросил он, наливая воду в чайник. — Ну, знаешь, я могла бы приехать и днём, если бы знала, что ты живёшь именно здесь. А так пришлось приехать на твой старый адрес, а там мне сказали, что ты переехал сюда. — Что ж, мне жаль, что тебе пришлось попотеть с этим. — Да уж, но дом шикарный, во всех смыслах, — влюбленно проговорила Женевьева. Кристофер не видел как горели глаза дочери от предвкушения эзотерических разборок с сущностью, живущей здесь со времен Великой Депрессии. Она действительно чувствовала себя прекрасно в этом злополучном месте. Клаус поставил на кофейный столик чашку чая. Соблюдая английские привычки, ему стоило больших трудов добыть его в Америке. Джейн взяла чашку и посмотрела на отца, сидящего в кресле. Он тоже не отрывал от неё взгляд. Вообще-то Кристоферу было как-то не по себе из-за того, что они давно не общались, но он чувствовал, что Джейн его в этом не винит. Женевьева сильно изменилась за это время. Не считая того, что она выросла и почти догнала отца по росту, она так же начала выделяться из толпы, причисляя себя, по-видимому, к готической субкультуре. Кристофер помнил её совсем малюткой, беспомощным маленьким комочком, или веселой жизнерадостной девчушкой, бегающей туда-обратно, чтобы привлечь его внимание. Теперь эта взрослая девушка вовсе не казалась ему беспомощной. Тёмные от природы волосы, доставшиеся от отца, отлично дополняли чёрные элементы гардероба. Выглядело все это угрожающе, но в меру стильно. Клаус не мог найти тему для разговора. Крест с петлей на её шее манил его взгляд все больше и больше с каждой секундой. — Это у тебя крест Анкх, да? — спросил наконец он, нервно постучав пальцами по чашке. — Да. Символ бесконечности и бессмертия у готов. Что ж, все совпало, он оказался прав. Догадки больше не принимаются. — В Египте он считался символом справедливости. Женевьева улыбнулась, оголив белоснежные зубы. — О, я знаю, пап, ты сам рассказывал мне об этом в детстве… — Я был там несколько раз, знаешь. В последний, кажется, пару лет назад. — Много там интересного? — Меня обворовали и оставили без паспорта. А так, да… очень много интересного, — Кристофер снова отпил чаю. — Не так много, как пять тысяч лет назад, но всё же… — Рада, что ты не бросаешь своё любимое дело. Напряженное и неловкое молчание длилось очень долго. Кристофер подпёр рукой голову, считая чаинки в чашке. Он даже совсем забыл о Мишель, приезд дочери сбил его с толку. — Много времени прошло, да? — задумчиво проговорила Женевьева, видя как трудно даётся отцу разговор, и поджала губы. — Десять лет, — сказал он, не зная, что ещё добавить. — Знаешь, пап, так даже лучше, — Женевьева встала с софы и убрала с плеч плед. — Расстояние всем пошло на пользу. Если бы ты жил сейчас с матерью, мне бы некуда было бежать. Вселенная говорит, что все в жизни происходит так, как должно быть по её заверению. Так что тебе не стоит об этом переживать. — Твоя мать запретила нам видеться, — бездумно проговорил Кристофер, не обращая на неё никакого внимания, уставившись в стену. — Она вообще странная женщина, скажи ведь? — Джейн сложила руки на груди. — Даже не знаю, как меня угораздило на ней жениться, — сказал Кристофер, посмотрев на неё. — Вот именно! Так что не бери в голову, папа, мы отлично проведём время, наверстаем упущенное, — Женевьева потрепала его по плечу, обошла кресло и подошла к столу, взяв в руки доску Уиджи, — Балуешься спиритическими сеансами? Кристофер повернулся к ней и покраснел. — Нет, нет, просто вынужденная мера. Вообще-то я не верю в это все, но это действительно была вынужденная… мера. Женевьева усмехнулась и положила доску обратно. — Этот призрак — твоя вынужденная мера, да? — Да, а доску я нашёл на чердаке. Решил перекинуться парой фраз с этой девицей, — он встал и подошёл к столу, взяв доску под мышку. — А можно я у тебя здесь немного попрактикуюсь? — В чем? — В изгнании духов, в очистке помещений от нечисти, в магии, ну и в эзотерике, возможно. Клаус замер на месте, не зная, что ответить. Увлечение дочери подобным его пугало. Сам он был человеком верующим, протестантом, и в детстве каждое воскресенье посещал Англиканскую церковь. — Я подумаю, — сказал он и отвёл глаза. — Скорее да, чем нет. — Ну, пожалуйста, папа, — умоляла Женевьева, сложив ладони. Клаус не смог устоять. — Ладно, только если она… Мишель… упокоится во веки веков. — Спасибо, ты самый лучший! Сбежать к тебе было лучшей идеей за последние годы, — Джейн подошла к отцу и крепко его обняла. Он почувствовал, как по его сердцу расползается тепло. Мишель, наблюдающая за этой картиной, двинулась с места и ушла на чердак. День пошёл насмарку, а эта девчонка слишком многое о себе возомнила. Подумаешь, она может её видеть, это ещё ничего не доказывает. Выгнать её из дома? Да ни за что на свете, она будет держаться за него до последнего. *** Долгожданное сладкое утро выходного дня было испорчено звонком на телефон от бывшей жены. Кристофер заставил себя встать, завернувшись в одеяло. Прислонившись к стене в коридоре, он поднял трубку. — Слушаю, — сонно проговорил он. — Кристофер? Это ты, Кристофер? Почему ты не берешь трубку? Ответь мне сейчас же, Женевьева у тебя? — бесспокойно-агрессивным голосом орала в трубку Сьюзен. — Может, потому что сейчас восемь утра? — недовольно пробурчал он в ответ. — Джейн у меня, приехала вчера вечером. Когда захочет, тогда и уедет. — Я не сомневалась. Чуть стукнуло восемнадцать и сразу почуяла свободу, передай ей трубку, Кристофер! — Нет, она спит. Поздновато ты спохватилась, Сьюзи. Всего хорошего, — Клаус повесил трубку и сел в кресло. Он никогда не вставал раньше десяти в выходные, но после звонка бывшей жены, ложиться в постель ему больше не хотелось. В восемь часов утра на дворе только-только вставало солнце, озаряя коридор из окна спальни. Если бы он жил на ферме, сейчас бы во всю орали петухи. Спокойствие утра было нарушено звоном посуды на кухне. Первой, о ком он подумал, была Мишель. Вероятно, она так и будет терроризировать его жизнь, пока окончательно не сживет со свету или, как минимум, из этого дома. Спустившись на первый этаж и зайдя на кухню, Кристофер обнаружил, что причиной грохота был вовсе не призрак, а Женевьева, стоящая на стуле и пытающаяся достать с верхней полки кастрюлю. — Дорогуша, что тут происходит, я стесняюсь спросить? Джейн, замеченая за преступлением, обернулась на отца и спустилась со стула. — О, доброе утро, папа… — Надеюсь, ты собиралась приготовить завтрак. — Нет, хочу найти ёмкость для ритуала. — Для ритуала… — Кристофер зевнул и забрался на стул, достав кастрюлю с полки. Вручив её Джейн, он спустился и потрепал её по макушке. — Для ритуала так для ритуала. Только пусть твои шаманские ритуалы оставят мой дом остался в целости и сохранности. Я не доспал свои законные два часа из-за звонка твоей матери. Она спрашивала, не у меня ли ты случаем. Пришлось сказать, что у меня, чтобы она не решила сюда приехать. Так что я пойду спать, а ты, жаворонок, приготовишь к десяти часам завтрак. И, пожалуйста, без лягушек, маленькая ведьма. — Спасибо, пап, постараюсь не оплошаться. Хороших тебе снов, — сказала она, задумчиво вглядываясь в весь свой арсенал ведьминских принадлежностей, разложеных на кухонном столе. — Джейн… — Да? — девушка повернулась и посмотрела на него, подняв брови. — Она сейчас здесь? На кухне с нами? — Нет, я её тут не вижу, но сильная энергетика смерти идёт с чердака. Кристофер вздрогнул то ли от утреннего холода, то ли от сочетания слов «энергетика смерти». — Что ж, этого стоило ожидать. Наверное она там живёт, — сказал он и ушёл в свою спальню. Мишель готовилась к худшему. За ночь её уверенность в завтрашнем дне сильно пошатнулась, а утром, видя, как Женевьева корпеет над каким-то ритуалом, даже немного подугасла. Несмотря на это, она понимала, что пока что решительных действий против неё никто не предпринимает. Поэтому единственное решение, которое пришло в её светлую мертвую головку, это просидеть до ночи на чердаке. Клаус забрал себе даже её фотоальбомы, ей ничего не оставалось, кроме как сидеть на старом сундуке и смотреть в окно, пока не станет совсем дурно. Вечером её духу стало невыносимо плохо: по воздуху в доме витал запах чертополоха и шалфея. Не сказать, что это было для неё смертельно — второй раз умереть было бы глупо, — но чувствовала она себя преужасно. Спустившись вниз, Мишель не сразу поняла, что происходит. Женевьева махала подпаленными ветками каких-то трав по углам, губами нашептывая что-то непонятное. Заметив, что Мишель показалась на глаза, она затараторила что-то ещё громче и усерднее, а Кристофер в это время спокойно сидел в кресле, курил трубку и читал газету. — Вы, оба… Вы что творите? — гневно воскликнула она, быстро направляясь в сторону Женевьевы, но та направила на неё ветви и едкий дым ударил Мишель по глазам и горлу, она закашляла, понимая, что ничего не сможет ей сделать. Женевьева выглядела сосредоточенной, из её рта то и дело звучала латынь. — Кристофер! Кристофер, кхе-кхе… Скажи ей, черт бы тебя побрал, кхе… Скажи, что бы она прекратила, я больше не могу! Это отвратительно! — Maledicte Diabole, exi ab eo! — кричала Женевьева. Кристофер никак не реагировал. По его спокойному лицу было видно, что издевательства над ней ему определённо не претили. — Ты что, дура, какой я тебе дьявол? Господь, да что это за семейка! — взмолила Мишель и проскользнула между стульями в надежде, что Джейн её не достанет. Ей хотелось лезть на стену, всю её словно расщипляло на части и казалось, что эта экзекуция будет длиться вечно. — Убери от меня свой сраный веник! Глупая девчонка! Джейн задула тлеющие травы, словно дуло пистолета. Она прекрасно видела, в каком беззащитном положении была Мишель. То ли избегая последствий, то ли пожалев бедную мертвую душу, издевательства тут же прекратились. — Вы с отцом — Ох, да простит меня Бог! — Два сапога пара, — отдышавшись, проговорила она сквозь зубы. — За кого ты меня принимаешь? Женевьева молча смотрела на неё, надменно оценивая противницу взглядом. — По-твоему, это значит упокоить мою душу, да? О, советую тебе сегодня спать с открытыми глазами, детка. — Нет, боюсь, моя комната будет защищена. — И моя тоже! Ха! — отозвался Кристофер. — Значит так, Мишель Сандерсон. Ты оставляешь в покое моего отца, а я не предпринимаю больше никаких попыток твоего выселения. Иначе… — она пригрозила ей потухшими ветками трав. — Слишком много условий для человека, который половину века находится в доме, где из развлечений только такие, как твой папаша. — Я предупредила, Мишель, — спокойно добавила Женевьева. Мишель пришлось пойти на этот ультиматум. В конце концов, либо они сами уедут, либо ей придётся учиться находить общий язык с этим болваном и его дочкой. Но перспектива никогда больше не увидеть свет казалась ей куда хуже. Не успела она прийти в себя, как в дверь позвонили. Подходя к двери, Клаус перебирал варианты того, кто мог бы к нему прийти, но из наиболее вероятных были бывшая жена, приехавшая из другого штата за дочерью, Феликс, которому снова негде ночевать, и Свидетели Иеговы, которым ему явно было что поведать. За дверью стоял Феликс. — Стой, молчи, Блэк, дай угадаю, — прервал его на вдохе Клаус. — Кристофер, моя бывшая баба выгнала меня из дома, мне негде жить, можно я преконтуюсь у тебя недельку, пока не встречу новую, да? — О, да ты экстрасенс, Криси, — ехидно проговорил Феликс и потрепал его по плечу. — Ну разумеется, я не с пустыми руками, вот тебе торт, это в качестве залога. Чем это у тебя здесь пахнет? Косячок курил, и без меня? — Нет, Феликс, ко мне приехала дочь, мы изгоняли призрака, — Клаус поставил коробку с тортом на стол. — Каждое слово этого предложения, Кристофер, звучит из твоего рта так, будто я беспробудно бухал неделю, а потом решил послушать твою лекцию об экономике Средней Азии. Очень плохо, понимаешь? Клаус вздохнул и указал рукой на софу, на которой, сложив руки на груди, сидела Женевьева, а рядом, с ещё более недовольным видом — Мишель. — Познакомься, это Женевьева. Женевьева, это Феликс, мой коллега. И друг. — Имя ты придумал? — Нет, я хотел назвать её Жанной, в честь Жанны Д’Арк, ну сам понимаешь… — Хорошо, что не назвал, — усмехнулся Феликс и сел рядом с Джейн. Кристофер смотрел на него не отрываясь, всем своим видом показывая, что стоит ему дотронуться своими руками до его дочери и он пойдёт ночевать на улицу. — Готочка, значит… Такого у меня ещё не было. Женевьева покосилась на Феликса. Его довольное лицо напомнило ей кота, которому хозяин спустил со стола кусок рыбы. — Итак, познакомимся поближе? — Блэк закинул ногу на ногу. Джейн закатила глаза. Кристофер кусал губу. — Я лесбиянка, — ударила она и отца, и Феликса. Кристофер приложил ладонь к лицу, Феликс отвёл взгляд и присвистнул. — Видишь, у нас с тобой много общего, — протянул он. — Я тоже люблю женщин. Мы подружимся. — Не переживай, Кристофер, — сказала Мишель, зажав пальцами переносицу и выдохнув. — Я тоже была лесбиянкой в её возрасте.