По снегу.

“Come here and take my hand,

join this misery

The fallen angel will set us free

Do angels fly higher in the dark?

Do they crash down and fall apart?”

      К вечеру, по приезде СССР, всё прошло более-менее спокойно. Опекун, заявившись, сообщил, что его западный товарищ приедет в их деревню и встреча состоится непосредственно в их усадьбе. По какой причине все так изменилось, сообщено не было. Кто-то от новости был воодушевлён, точнее только Руслан, а остальные — не очень. Эйфория от того, что отец уехал закончилась так же быстро, как и началась.        Михаил ужинать не стал, чем сильно огорчил Миру. Ведь, узнав об изменившихся планах своего «дорогого» отца, она сразу бросилась готовить ужин, ведь, когда его нет — каждый сам себе готовит. Но в итоге  тот лишь прохрипел, что обязательно поест завтра. Приехал он, кстати, очень бледным и почти полностью хриплым. На все вопросы ответил, что простудился и завтра уже будет лучше.       Эстония узнал это только со слов Латвии, ведь из комнаты он не вышел по сильному нежеланию. Запряг своих братьев передать «папеньке», что он спит. Тот, судя по всему, возмущаться не стал — в комнату с криками никто не нагрянул. А Россия, заноза в заднице, любимый брат почему-то не захотел в этот раз доносить, что эстонец вернулся лишь за полчаса до приезда самого СССР.       Вроде, Янис ещё что-то сказал, но Эстония в какой-то момент перестал его слушать. Голову нагружали собственные мысли, глуша способность к полному восприятию окружающего мира.       Время близилось к полуночи. Домашняя работа была сделана почти «на коленке» за десяток минут. Тони никак не мог отойти от сегодняшнего дня. Точнее, от одной особы, что случайно в нём появилась, заставив усомниться в том, что это было реальностью. А он даже имени его, по дурости, не узнал. Хотя… а был бы смысл? Всё равно бы они больше не встретятся, а если бы и встретились, о чем бы говорили? Это просто взаимоотношение, которое невозможно. А жаль, ведь Тони впервые показалось, что ему правда хотелось с кем-то находиться. Говорить или молчать. Смотреть и не ощущать неловкости. Стоять на ветру и не чувствовать холода.        На душе от этого было паршиво.        Сейчас в сердце будто разрослось типичное болото. Он не мог сказать, положительное это чувство или негативное: болота на своей родине он любил. Они не были похожи на другие, например на те, что в Ленинградской области или Карелии. Болота, что он помнил с детства, были особенно красивыми, притягательными, особенно зимой, и, что ли, опрятными?       “Насколько тут всё ужасно, что я скучаю даже по болотам?” — пронеслось в голове юноши. Перевернувшись на бок и поджав колени, он уже уставился в стену, а не потолок. Меланхоличные воспоминания из прошлого грызли часто, даже слишком. Ведь вернуться в место, где ты рос и жил лучшее время, не позволялось, по крайней мере до совершеннолетия. Это правило было самым болезненным и бесчеловечным; почему он не имеет право хотя бы увидеть свою родину, именем которой и назван?        Даже мысли о доме не помогали «закрыть» всплывающий в мыслях вид того высокого мужчины из Финляндии, который крайне альтруистично вручил свою куртку какому-то накуролесившему подростку. Может, все финны такие? Смешно, что по его выражению лица даже и подумать не выходило, что у такого человека добрые намерения. Хотя Эстония не раз слышал, что граждане этой страны крайне скупы на эмоции.       Но все таки, этот незнакомый финн был особенным. Тони контактировал со многими людьми — его опекун личность социальная, по понятным причинам. Но ещё ни с кем не было так легко общаться, как с тем мужчиной. Хотя то, что было, трудно назвать общением: пара фраз «ни о чём» и побег в никуда. А в конце тот финн сказал, что кто-то его всё-таки заберёт, если он правильно понял. Впервые эстонец пожалел, что так мало времени уделил финскому просто из-за лени, ведь языки для него никогда не были особой проблемой — он вполне достойно лепетал на пяти.       Под умиротворением за окном и тишиной в комнате неспокойно было только внутри балтийца. Кем был тот мужчина?        Одет в хороший костюм, но выглядел достаточно небрежно и чересчур молодо. Лет на двадцать-двадцать пять. Да ещё и расхаживал один, без папок, сумок или чемоданов. Будто вовсе оказался там случайно. Значит, точно не дипломат или кто-то из правительства Финляндии — это успокаивало. Возможно, просто учёный или писатель, которых часто по какой-то программе отправляют в Москву? Это уже вероятно, ведь часы на его левой руке явно были не из дешёвых.        Хмыкнув, Тони обнял свою подушку и уткнулся в нее носом. "Надо бы нарыть информации об известных людях Финляндии. Может, я смогу найти в их чертах того самого мужчину…" — пронеслась последняя мысль в голове.        Время уже поджимало, почти час ночи. Да, хотелось встать и походить по комнате в раздумьях, но вот беда: Янис уже дремал, а сон у него был чуткий. Оставалось только тихо лежать на кровати, ворочаясь из стороны в сторону, ожидая, пока сон всё-таки возьмёт своё.       А стоило ли сходить с ума из-за случайного человека?

***

      Прогноз обещал, что погода будет солнечной, без единого осадка этим днём. Но, как говорил Михаил: «Я бы предпочёл поверить американскому шпиону, чем этим метеорологам».       И не зря: с шести утра валил невероятный снег, какого не было лет десять. Вся улица утонула в белом порохе; деревья покрывал толстый иней, а некоторые люди с раннего утра разгребали свои дворы от сугробов. Так поступали и в семье Михаила Петровича. Ещё вчера всё было спокойно, а теперь казалось, будто сам январь чем-то сильно возмутился. Или обеспокоился?       Тем не менее, погодные условия никогда не были поводом для уклонения от «графика» в этом доме. Поэтому Тони, уставший от бессонной ночи, перевернулся на другой бок, едва реагируя на шум разговоров и чьих-то действий. Он медленно отходил от крепкого сна, который явно стал последствием его ночных раздумий, которые нехило измотали. Устало потерев лицо руками, эстонец приподнялся на локтях и по привычке начал шарить рукой по тумбочке в поисках очков. Но что-то было не так. Утро, обычно, начинается по другому. Будильник не звонил, а без него Эстония никогда не вставал. Сегодня вторник — будний день. За окном почему-то было слишком светло.       Осознание пришло быстро. Тони резко сел на кровать, надел очки и, щурясь, попытался разглядеть время на часах. Наконец-то сфокусировав взгляд на циферблате, он почувствовал, как сердце замерло. Он, кажется, даже перестал дышать на минуту.        Время гласило: 7:55. Почему он не услышал будильник?       — Эй, ты чего вскочил, Спящая красавица? — вывел его из мыслей радостный голос Яниса. Тот, улыбаясь, сидел на стуле и негромко болтал о чём-то с литовцем. Его взгляд был жизнерадостным, как всегда, что удивляло окружающих. Здесь нужно было уметь радоваться.       Комнату освещала только настольная лампа — видно, они не хотели будить сводного, раз  не включили основной свет. «mul on nii külm...» — первое, что пришло в голову. За окном была сильная метель, может, из-за нее было так холодно? Лёгкая зябкость щипала кожу, и Эстония нервно обнял себя за плечи, вставая с кровати на скрипучий, далеко не тёплый пол.       — M-miks… Miks sa mind ei äratanud? J-jäime kooli hiljaks! — с испугом пробормотал он на родном языке, сонно подбирая слова. Господь всемогущий, СССР уже должен был заявиться с криками о нахальном поведении.       Двойняшки странно посмотрели друг на друга. Янис нахмурился на мгновение и начал осматривать своего вскочившего брата с ног до головы, стуча пальцами по спинке стула. Томас тоже, не особо понимая, выгнул бровь и наклонил голову в бок. В комнате находился большой слон, о котором Тони по какой-то причине ничего не знал.       — Мы никуда не опаздываем. Мне к третьему, ему — ко второму. А вот ты куда собрался? — усмехнулся Литва, все таки интересуясь, почему его младший брат так встревожен.        В доме было тихо, почти все ушли.       — Mida? Me… jäime kooli hiljaks, kas pole? — сжав губы, произнёс Эстония. На минуту ему показалось, что он спит. Утро казалось чересчур сюрреалистичным.       Убрав тёмно-русые волосы с глаз, Латвия, похоже, понял причину такого поведения. Ну конечно, эстонец вчера решил не пропустить мимо ушей всю важную информацию.       — Тонь, ты меня вчера чем слушал? Сегодня у отца встреча. Он захотел, чтобы Руслан и ты, везунчики хреновы, вместо школы были с ним и этим… как его… — Янис задумался и опустил взгляд в пол, смущенно потирая шею.       — Финляндия его зовут, — перебил Латвию Томас. — Они приедут ровно в полдень. Мы не хотели тебя будить рано, но ты сам вскочил.       Тони замер. Да, он умудрился прослушать буквально самое важное, а сейчас стоял, как олень перед фарами грузовика. У него ничего не было подготовлено, даже приветствие, которое он должен сейчас быстро придумать. Времени, спасибо Вселенной, ещё хватало, но чувство полной растерянности не отпускало, а его врождённая собранность билась в агонии от безалаберности своего хозяина. Всё же, небольшое облегчение присутствовало.       Он не опаздывал. Пока что.       — Почему… почему он вообще захотел, чтобы я там присутствовал? — устало спросил Эстония самого себя, прекрасно зная ответ. Зажав переносицу пальцами, он ощутил, как холод постепенно усиливался, причём не в комнате, а где-то глубоко внутри.       — Не знаю, Тонь. Мы и остальные только под конец прибудем, просто познакомиться, как старый сказал, — хмыкнул Латвия, откинувшись на стуле. Он мельком взглянул на будильник и вдруг выпрямился. — Ой, а мне уже идти надо! Не хватало ещё на алгебру опоздать… — пробубнил он, торопливо оглядываясь в поисках портфеля. Темнота в комнате явно этому не способствовала.       — Kvaily, tu palikai kuprinę koridoriuje, — закатив глаза, сказал Литва, подходя к Янису и кладя руку ему на плечо. Латыш лишь неловко «ойкнул» и тут же побежал за сумкой, выходя из комнаты. — Мы пошли, не скучай там, — добавил напоследок Томас, выходя в след за братом.       Стало тихо. Тони хотел что-то ответить братьям, но ушли они быстрее, чем он понял. В голове всё ещё бушевал хаос вчерашних событий. Он только прикусил губу и смотря на уже закрытую дверь, произнес губами неслышное: «Пока».       Убрав волосы за уши, Эстония нахмурился и взглянул в окно. Сквозь снегопад почти ничего не было видно, хотя скоро он, вероятно, утихнет. Такие метели тут длиться недолго.        Несмотря на любовь к зиме, наблюдать бесконечно тёмные дни и снегопады становилось тяжело. Холодное ощущение безнадёги и потерянности сжимало грудь, не давая дышать. И всё же, среди этих неприятных чувств теплилось одно — воспоминание о том, что зимы не бывают вечными. Это знание помогало держаться, ожидать первых васильков по весне и ощущения спокойствия.       Но так было раньше. Сейчас зимы, увы, не заканчивались. Они становились только холоднее и суровее.       Примечательно, что вечная зима началась в июле, почти семь лет назад. Тогда Тони, ещё совсем мальчишка, по чудовищной воле случая оказался под опекой Михаила. С тех пор снег словно гасил его некогда радостный разум и всякий намек на светлое будущее. Но небольшой кусок надежды, что однажды всё изменится каким-то чудом, не угасал.       — Ma pean hakkama midagi tegema… — прошептал Эстония самому себе, отходя от окна. Время, к сожалению, не резиновое.

***

      В просторном зале второго этажа царила лёгкая суета. Небольшое количество людей, а точнее обслуживающий персонал, сновали туда-сюда. Одни переставляли несчастные горшки с цветами, другие двигали кресла, а третьи расставляли чашки и бутылки с водой на вытянутом столике напротив кресел. Ещё фоновый шум создавали протоколисты, переводчики и охрана, коих всего было шестеро.        А снег всё не заканчивался.       Россия ёрзал на диване, едва не изнывая от скуки. Терпение, так уж вышло, не его сильная сторона, а СССР опаздывал уже на добрых полчаса. Даже на звонки не отвечал — наверное, застряли в сугробах по дороге.       — Да где их носит? Я в этом костюме скоро сдохну! — ворчал Руслан, поднимаясь с дивана и начиная расхаживать по комнате туда-сюда с хмурым видом. Несмотря на свои пятнадцать, мальчишкой его назвать было сложно: рослый и крепко сложенный, ведь лет с 5 он проводил чуть ли не всё свободное время в спортивных секциях. Хоккей, футбол, лёгкая атлетика — всё это отнимало уйму времени, но зато позволяло заслужить хоть какую-то ничтожную крупицу признания отца. А каждый новый кубок или медаль за первое место заставляли папеньку на время забыть о двойках по физике или иностранным языкам. Но, несмотря на спортивные успехи, характер у Руслана был ещё довольно «зелёный».       — Потерпи, они всё равно скоро приедут, — тихо произнёс Тони, обнимая себя за плечи. Его тёмно-синий джемпер поверх рубашки ощущался совсем не тёплым. Очки, от их постоянно поправления, успели натереть переносицу, но быть без них не представлялось возможным. С зрением в минус восемь с половиной и астигматизмом обоих глаз мир без очков превращался в размытое пятно.       Россия бросил на брата недовольный взгляд и что-то пробормотал себе под нос. Подойдя к панорамному окну, он уставился на заснеженный двор и подъездную дорожку. А про костюм он, кстати, не соврал, в нем реально было душно, поэтому Руслан терпеть не мог носить такой элемент гардероба.       — Мда… Кстати, а где ты вчера был, Тонечка? — вдруг ядовито поинтересовался Руслан. — Женька рассказал, что ты домой почти одновременно с папой заявился.       Эстония устало поднял взгляд на силуэт сводного брата, закусив губу с такой силой, что почувствовал привкус крови на своем кончике языка. Да что ж ему не иметься?        — Боюсь, это не твоё дело, Россия, — прохладно ответил балтиец, смотря на свои ногти.       Пока Руслан жаловался на духоту, Тони не мог понять, почему его самого всё утро не покидало ощущение холода. Все окна были плотно закрыты, а температура в доме оставалась обычной.       — Да что ты? Опять депрессовал где-то в дебрях? Или хуже того? — усмехнулся Руслан, отворачиваясь от окна и усаживаясь в кресло рядом. — А вообще, скажи спасибо, что я отцу не рассказал.       — Спасибо, но домашку по немецкому ты теперь будешь делать сам, — напущенно «поблагодарил» Тони, опуская очки на переносицу.       Младший братец невольно стушевался  от таких слов. Иностранные языки он терпеть не мог, а его «немка» — женщина непреклонная и жестокая, так ещё и задания дает такие, что и переводчик не поможет. Руслан мог поклясться, что если бы Гитлер был лингвистом, то он определенно был этой дамой с седыми волосами и взглядом, будто ты ей всю жизнь поломал.       — Да я ж пошутил, че ты сразу… — сконфужено ответил Россия, теряя желание дальше «издеваться» над братом. Все таки, двойка по немецкому в четверти не самое приятное развитие событий.       В воздухе вновь повисло молчание. Оно и к лучшему — ни один из них не питал симпатии к обществу другого, поэтому контакт оставался минимальным. Тони продолжал смотреть в большое окно напротив, задумавшись о своём. Вид на снежный пейзаж за толстым стеклом был красив. “Прямо как тот мужчина, которого я встретил вчера”, — пронеслось стрелой в голове. Ну вот опять. Перестать думать о том человеке так и не вышло. Вместо этого, его образ снова и снова всплывал в памяти, обрастая всё новыми деталями. Только сейчас до Эстонии стали доходить те чувства, что он испытал во время той случайной встречи. Или, скорее, испытывал и тогда, но в угоду своей недоверчивости максимально их заглушал. А теперь от этого же и страдает, ведь, ещё с утра он потратил минут тридцать, просто держа в руках ту самую куртку.        Ему не хватало тех эмоций, что были тогда испытаны. Скорее, их был дефицит.        В этот самый момент шум в голове нарушила какая-то резкая тишина в комнате. Всё перестали говорить. Вся обслуга начала быстро спускаться вниз, трое охранников встало рядом с входом, а двое журналистов заняли свои места с камерами в разных частях зала. Руслан глянул в окно и тут же улыбнулся, быстро направляясь к выходу, чтобы спуститься вниз и встретить подъезжающих отца с «гостем», как ему и наставлялось.        Под это гнетущее спокойствие других, Эстония нервно сглотнул, перебирая в голове финские фразы и то дикое количество падежей. Слышалось, как бьется собственное сердце. Ему было велено оставаться в зале и ждать, пока не пройдет первичное «знакомство». Его роль заключалась либо в создании впечатляющей картинки, либо в переводе, если верить словам Михаила. Хотя Тони давно понял, что его опекун чаще всего лжёт.       — Надеюсь, в этот раз к моей улыбке он не придерётся, — прошептал Тони, склонив голову вниз. Он смотрел на свои белые брюки, прислушиваясь, когда они все же начнут подниматься.        Обычно не нервничая, эстонец сильно переживал, при том по не самой известной причине. Тело брала зябкость, а в голову лезли слишком абсурдные мысли:       “А если пластырь на пальце будет выглядеть неуместно?” “Корни волос слишком отросли, я выгляжу нелепо?” “А тя точно нормально смотрюсь в очках?” “Вдруг я буду говорить слишком тихо и меня не услышат?”       К счастью, времени на дальнейшее самобичевание не осталось: снизу раздался громкий смех Михаила, а за ним — звук шагов по лестнице. Тони быстро поднялся с кресла, обошёл его и остановился чуть дальше округлой арки входа, сложив руки в замок и опустив голову.       И как по заученному сценарию, ему нужно было: поднять голову, кивнуть, улыбнуться, опустить взгляд, сделать пять шагов вперёд навстречу гостю, протянуть руку, поздороваться, пожать руку, представиться. Затем сложить руки на груди в замок, развернуться, посмотреть через плечо, прося следовать за собой, провести к креслам, но идти так, чтобы гость отставал всего на пару шагов, остановиться, указать внешней стороной левой ладони на место, где будет сидеть гость, дождаться, пока тот сядет, затем пока сядет Михаил, и только после этого занять своё место. А да, нужно не переставать улыбаться, но не переусердствовать, и быстро отвечать на вопросы, если они поступят.       Голоса приближались и все были знакомыми. Стоп, а почему все голоса были известны? Один явно принадлежал России, другой — Михаилу. А третий? Хриплый, монотонный… Юноша точно слышал его недавно, но никак не мог вспомнить, кому он принадлежит.       Спихнув все на простое «показалось», эстонец сделал глубокий вдох, ощущая чужое приближение. Вспышки фотоаппаратов где-то сбоку, и затихшие голоса дополнительно присутствующих лиц дали знать: началось. Не поднимая взгляда, он заприметил боковым зрением сначала Руслана, затем безусловно опекуна. За ними, Тони признал силуэт приглашенной страны, которая уже пожимала руку паре дипломатов. Закончив с ними, мужчина прошел дальше.       Нужно начинать. Тони кивнул, и с опущенным взглядом начал неспешно идти на встречу. Первый, второй, третий, четвертый и наконец пятый шаг. Балтиец, легко улыбаясь, поднял взгляд, фокусируясь на нордическом лице гостя. Он кажется слишком знакомым.        "Почему он так удивленно смотрит?" — подумал Эстония, прикусывая языка и протягивая свою ладонь для рукопожатия. Только после немого вопроса он наконец понял, кого видит перед собой.        Твою мать. Нет. Нет, нет, нет…       Поприветствовать не получилось, способность к речи была потеряна в долю секунду, а рука замерла на середине движения.        Осечка. Отвратительная осечка.       Сердце перестало биться, дыхание выбилось, как прямым выстрелом в грудь, дрожь поглотила все тело, улыбка медленно начала сползать с лица, а зрачки сузились в паническом ужасе. Эстония впервые пожалел, что не верил в Бога.       Это он.       Это ведь сон? Судьба не может быть настолько жестокой? Это же не тот самый человек с моста стоит перед ним?        Мозг едва функционировал, но какой-то еще живой уголок сознания настойчиво подсказывал: надо завершить прием, сделать, что требуется, как и всегда. Сделай то, что отец хочет.       Сглотнув, Тони быстро свел взгляд с этих небесно-голубых глаз, не выдерживая. Боялся, что увидит в них омерзение и призрение, которые он обычно замечал на себе от Михаила. Адский стыд сдавливал грудь так сильно, что хотелось просто исчезнуть, лишь бы не ощущать всю позорную чудовищность этой ситуации. Такой спектр самых уничижительных эмоций испытывать ещё никогда не доводилось.        Политический союзник его опекуна, не малая страна и главный представитель государства. Финляндия. С этим человеком Тони нагло курил на том блядском мосту в самом блядском внешнем виде и самым блядским способом забрал его куртку. Ему конец, ото всех и всего, это отвратительная точка невозврата, и даже несмотря на это, несмотря на все сделанные идиотские ошибки нужно было закончить, ведь все смотрят и ждут, пока он и так лажает.        Протягивая наконец дрожащую руку, Эстония сразу ощутил грубую, и такую горячую ладонь поверх своей.        — Terve, o-olen Toni-Rein Ilves, — единственное, что рвано удалось выдавить из себя, даже не пытаясь улыбнуться или посмотреть в глаза Финляндии. Все силы уходили на то, чтобы сдержать слезы.       — Olen Alexi Korhonen, — хрипло ответил Алекси наблюдая за эстонцем. Ему тоже было некомфортно, но скорее от такого невероятного количества паники, что источало уже знакомое тело напротив, а не от абсурдности ситуации в целом.       — Hauska tavata, herra Korhonen… — Эстония закусил губу, умирая уже от стыда за ложь. Он должен был сказать эти слова вчера, когда они реально познакомились, но вынужден делать это сейчас, на дипломатической встрече между этим человеком с моста и его законным представителем.        — Hauska tavata sinutkin, Rein, — кивнул Финляндия, не отпуская дрожащую руку Тони. Обычно ладони северянина были холодными на фоне других, но не в этот раз. Начав слегка поглаживать большим пальцем тыльную сторону окоченевшей ладони, он пытался согреть своего меньшего собеседника, как и в прошлый раз. — Kätesi olivat lämpimämmät Viimeksi.       Балтиец замер от чужих слов, тут же ощущая легкие поглаживания. Последняя надежда на то, что его не узнают иссякла вместе с последними нервными клеткам. Что Финляндия вообще о нем думает сейчас? Как он продолжит сотрудничать с СССР, зная такое? А если он решит сразу все рассказать? Как придется оправдываться?        — Ко мне обычно не обращаются по второму имени… — юноша слегка сжал руку финна, намекая, чтобы тот  «освободил» его из цепкого захвата.  Развернувшись, он едва вспомнил про пункт «посмотреть через плечо», правда сделав это каким-то отчаянным взглядом, а не радостным.       — Пройдемте за мной, мистер Корхонен, — с уловимой дрожью произнес Эстония, отводя гостя к его креслу, ожидая, когда тот сядет.        На фоне собственного унижения эстонец даже не заметил недовольного взгляда Михаила. Всё это уже не имело значения. Позор был неизбежен, и Тони знал, что спастись от такого невозможно.       Звуки вспышек, чужой говор. Уже все равно. Страх и стыд заменился смирением. Плотно сжимая колени, в голове не укладывалось одно: как Финляндия вообще мог оказаться посреди города без сопровождения? Да и зачем подошел?        Красиво сидеть рядом — единственное, что требовалось. Поэтому юноша не утруждал себя тем, чтобы следить за чужим диалогом. Его спрашивать, как заранее он знал, больше не будут, только в самом конце. Правда, из-за этого он так никогда не узнает, что северный гость все несколько часов будет смотреть лишь на него.        Продолжение следует…