По снегу.

“Little angel

your world can be so cruel

I set your wings

on fire every night

I die for you everytime

I see you cry”

      Темные шторы закрывали окна, не пропуская солнечный свет, которого, впрочем, ещё даже и не было. Зима как-никак. По полу номера отеля были разбросаны полупустые бутылки крепкого алкоголя и какие-то бумаги. Воздух был пропитан сигаретным дымом, спиртным и неприятной, гнетущей атмосферой прохлады и чего-то угрожающего. Единственный шум исходил от телефона на тумбе, на который раз за разом приходили сообщения от брата, отдаваясь вибрацией. На экране виднелось время: 06:25.       Финляндия сидел на полу у кровати уже который час, крутя в напряжённых руках давно пустую рюмку из-под дорогого виски. Брови были нахмурены, но лицо оставалось таким же устало-нейтральным. Честно говоря, было уже как-то статично плевать на всё, а сейчас — тем более. Он не брезговал пить весь прошлый вечер, прекрасно зная, что сегодня предстоит убогая дипломатическая встреча с убогими людьми в другой убогой стране. Ведь любимый друг в лице алкоголя дарил хоть и временный, но всё-таки недостающий дофамин, который сейчас был особенно нужен.       Хотя, когда тебе двадцать, жизнь, казалось бы, только начинается. Но Финляндия ощущал, будто она уже заканчивается. В 11 лет, зная, как держать в руках винтовку, он умел стрелять на поражение. С 14 до 16 лет провёл на поле боя, цепляясь зубами за каждый шанс отстоять себя и свою жизнь. И, вроде бы, тогда он даже справлялся, чувствуя себя намного бодрее. Странно, но в наиболее тяжёлые жизненные моменты воли к жизни было больше, чем у всех вместе взятых людей. А сейчас всё казалось каким-то пресным и дико удручающим. Всё просто осточертело.       Неспособность к социализации проявилась ещё в детстве, когда он понял, что стесняется и не любит хоть как-то проявлять эмоции. Он их определённо испытывал, но никогда не показывал — не умел и считал ненужным, поэтому общения с другими не ладилось. А ещё он совершенно не понимал, как реагировать на чужие чувства, да и на свои тоже, предпочитая игнорировать такой «феномен» человеческого сознания. Он воспитывался в холоде, вырос в нём, жил в нём. Он был холодом во всех возможных отношениях. Но трудно было сказать наверняка, правда ли ему всё равно или он просто внушил себе это когда-то, продолжая верить до сих пор.       Но точно было одно: какими бы ошпаривающими события ни были, его сердце всегда оставалось и будет оставаться промёрзшим насквозь. Даже сейчас, когда до встречи с одним из самых ненавистных ему людей оставались считанные часы, он не переживал и не боялся. Аритмия не преследовала, глаза не «бегали». Тревога была, но совсем по другим поводам и приглушалась алкоголем в крови. Он не испугался холодных объятий смерти однажды, а напротив, шёл к ним с раскрытыми руками. Так почему сейчас его должен пугать какой-то сорокалетний мерзкий отрок, который пытался сломать его и те немногие вещи, что были ему небезразличны?       Поставив несчастный стакан из-под виски на холодный паркетный пол, Финляндия устало уткнулся лицом в ладони, проклиная то, что ни черта не поспал. А день и без того обещал быть не самым приятным. Бессонницы были для него не редкостью, но сегодня казалось, что от сна отвадило что-то другое. С тяжёлым вздохом он принял решение наконец встать с не самого комфортного пола и привести себя в порядок. Правда, было явное предчувствие, что его разбитый внешний вид сегодня исправить — задача непосильная даже для лучшего косметолога.       Номер отеля был просторным и слишком вычурным на взгляд северянина. Кому в голову взбрело дать ему этот президентский люкс, напоминающий цыганскую резиденцию? Ванна находилась чуть ли не на другом конце своеобразного «пентхауса», что бесило ещё больше. Оперевшись на руки, он медленно поднялся, но голова тут же закружилась, заставив его снова сесть обратно, тихо ругаясь про себя. Ещё через пару попыток ему удалось-таки подняться на ноги. Правда, тело всё ещё немного «шаталось» и плохо держало равновесие. Впрочем, неудивительно. Если вливать в себя бутылки различного спиртного одну за другой, другого результата ждать не стоило.       — Perkele, kuinka huono… — довольно громко выругался Алекси, направляясь сначала на кухню, чтобы выпить воды. Его и тошнило, ко всему прочему. Поэтому стоило поскорее доковылять до пункта назначения, а после и до санузла, дабы  принять холодный душ, желательно пропустив пункт «проблеваться с утра». Ощущения, как виски мерзко пульсирует в крови, а в горле разрослась целая пустыня Атакама, были своеобразной вишенкой на этом утреннем торте.       На кухне, устало опершись поясницей о мраморную столешницу, Финляндия смотрел в пустоту. В голове было ноль мыслей и какое-то смутное ощущение тревожности, которое он тут же списал на типичную дисфорию с похмелья. Да и смысл обращать на это внимание? Обратить внимание стоило только на время, которое уже поджимало, а следовательно, нужно было поторопиться в уборную.       Открыв долгожданную дверь и войдя внутрь, он почувствовал холод плитки под босыми ногами и вздрогнул. Немного повозившись с рубашкой, он всё же стянул её и откинул на пол, обнажив подтянутый торс, покрытый продолговатыми шрамами и круглыми следами от пуль. Штаны и нижнее бельё полетели в ту же  кучу. Подойдя к кабине и включив напор холодной воды, Фин зашёл в душ, морщась от непривычно низкой температуры, обволакивающей его тело. Постепенно ясность ума начала возвращаться, а похмелье — притупляться.

***

      В крупном помещении было прохладно. Красный ковер выглядел уже изношенным. Какие-то бумаги, ручки и бутылки с водой были разложены на лакированном дубовом столе. За ним сидели несколько дипломатов, СССР, одетый в свой любимый дорогой серый костюм, а напротив него Финляндия. Последний, уже не особо вникая в суть происходящего, устало ослаблял плотно завязанный галстук на шее. К счастью, пара минут и всё должно было закончиться. Правда, с оговоркой, что завтра «встреча» продолжится, но уже в более неформальной обстановке. Только, что меняет обстановка, если общаться все равно нужно с ним?        — Я понимаю, что события прошлого сгущают краски, но давайте будем обращать внимание на сегодня, а не на вчера, товарищ Корхонен, — сказал Михаил, глядя на северянина.       Слова Совета уже давно не вызывали у Алекси ни эмоций, ни желания искать в них логику.       — Думаю, и вы понимаете, что сейчас сотрудничество не мой приоритет, а ваш, — с лёгкой усмешкой продолжил СССР, самодовольно встретив взгляд своего собеседника.       — Я понимаю, но не стоит отрицать вашу заинтересованность в этом. Если бы это было вам невыгодно, вы бы не устроили эту встречу. Но, пожалуй, это можно обсудить в следующий раз, — спокойно ответил Фин, откинувшись на спинку стула и не отводя взгляда.       — Соглашусь, — произнёс Михаил, взглянув на наручные часы. — Да уж, почти час, — слегка прокашлявшись устало сказал Михаил. —На сегодня все, благодарю всех присутствующих, — закончил он, прерываясь уже на резкий грубый кашель, заставивший его почти согнуться над столом. — Прошу прощения, кхм, кашель никак не унимается, — хрипло добавил мужчина, вставая со своего места.       Вслед за ним поднялся и северянин, протянув руку для дипломатичного рукопожатия. Михаил снова откашлялся, пожав чужую, больно холодную руку, а затем отлучился к своим подчиненным.       Финляндия наблюдал за происходящим без особого интереса. Его радовало только одно — всё закончилось. Засунув руки в карманы брюк, он стал ждать, пока Союз закончит разговор с министром иностранных дел. К сожалению, уйти раньше «хозяина» Кремля было нельзя — невежливо.       Наконец Михаил завершил беседу и, сложив руки за спиной, направился к Алекси. Уже вместе они прошли к высоким, открытым для них дверям.       — Финляндия, по поводу завтрашнего дня… Вы ведь знаете, что встреча должна состояться в усадьбе Мейендорф? — Алекси кивнул в знак согласия.       — Вот такое дело: мне кажется, это слишком напыщенно. Встреча всё-таки должна быть неформальной, а этот музей по обстановке мало чем отличается от типичного кабинета для переговоров. Как вы смотрите на то, чтобы провести встречу непосредственно в моём поместье? Там более непринуждённая обстановка, да и с моими детьми познакомитесь. Уверяю, вид там отличный, особенно зимой. Но если вы против, оставим всё как есть, — предложил Михаил, медленно шагая по коридору рядом с северянином и глядя себе под ноги.       — Мне это не особо важно, но если вы хотите провести встречу у себя дома — ничего против не имею, — произнёс Алекси, пытаясь скрыть раздражение. Коридор казался бесконечно длинным, а галстук ощущался как петля, на которой он скоро повесится, если не вдохнёт свежего воздуха.       — В таком случае договорились. Я передам вашим дипломатам, что планы изменились, а заодно сообщу своей семье, — сказал Михаил, останавливаясь в просторном зале, где сновали люди в строгих костюмах. — Что сейчас планируете делать?       — Не знаю, просто поеду обратно в отель. У меня не так уж много вариантов. А что? — хрипло отозвался молодой человек, не глядя на собеседника, и достал руку из кармана, взглянув на серебряные наручные часы, отсчитывав минуты, когда уже он сможет покинуть это «душное» общество.       — Да ничего, просто решил поинтересоваться. Я, пожалуй, пойду. До завтра, товарищ Корхонен, — Союз странно посмотрел на Алекси, словно что-то хотел сказать, но передумал. На его лбу проступило больше морщин, а седина в волосах стала заметнее. Кивнув напоследок, он развернулся и прихрамывая направился прочь.       — До встречи, — тихо ответил Алекси, вяло кивнув в ответ. Он провожал взглядом мужчину, пока тот не исчез в конце коридора. Он всегда выглядел так хреново? Хотя, не суть важно. Нужно поторопиться уйти. 

***

      Стоя на свежем, холодном воздухе с расстёгнутой курткой, Алекси понятия не имел, куда его занесли ноги. Дико хотелось курить, но зажигалку он, конечно, забыл. Можно было зайти в ближайший магазин, купить новую, но и карту он не взял, а наличка имелась только в евро. Ведь «прогулка» была совсем неплановой. Вместо того чтобы поехать под надзором водителя в свой номер, северянин просто пошёл, куда глаза глядят, никого не ставя в известность. Алекси только пару минут назад удосужился позвонить и сообщить где его все таки забрать. А так его внезапная «прогулка» явно нарушала протокол. По каким-то особо «мудрым» законам дипломаты и высокопоставленные лица не имели права свободно разгуливать по столице великого Советского Союза без сопровождения. Мол, нечего Буржуям тайно козни строить.       Серое небо с тяжёлыми облаками нависало над головой. Солнце полностью скрылось, а грязный снег уныло лежал вдоль дорог. Почему его никто не убирает? Алекси устало выдохнул пар изо рта, прикрыв глаза. Меж губ все также была не зажжённая сигарета — раздражающее напоминание о том, что нужно найти того, у кого можно прикурить.       И тут взгляд его невольно зацепился за чей-то небольшой силуэт в синем. Человек стоял у перил моста, устремив взгляд куда-то вниз, на замёрзшую реку.       — Itsemurhakandidaatti vai? — прошептал Алекси себе под нос, подозрительно наблюдая за силуэтом у перил. Невольный интерес прожигал дыру в груди, создавая неприятное чувство, которое требовало найти ответ. Он неторопливо двинулся ближе, чтобы лучше рассмотреть фигуру. Но по мере приближения, вместо ясности становилось только сложнее.       Эта персона была без намёка на зимнюю одежду, самым тёплой вещью был кардиган, надетый поверх белой рубашки. Рядом, у ног, плашмя лежал черный рюкзак — школьник? Однако лицо разглядеть так и не удалось — парень как-то печально опустил голову, скрыв её от обзора.        Бесшумно «подкравшись» сзади, Алекси остановился в метре-двух от незнакомца. Тот, кажется, не заметил его — вероятно, из-за наушников. Трогать или тормошить парня за плечо он явно не собирался. Зачем тогда вообще подходил? Затормозив на пару минут, в голову не пришло ниче лучше, чем просто встать «неприлично» близко, так же уставившись вниз с моста. Оперевшись локтями на чёрные, обледеневшие перила, Алекси молча ждал, когда его присутствие заметят.        К счастью, надолго это не затянулось.       Заметив боковым зрением чей-то темный силуэт, Эстония резко поднял голову, стянул наушники, и уставился на мужчину. Перед ним стоял высокий блондин с короткой стрижкой, бледной, почти прозрачной кожей и синяками под глазами. Сквозь тонкую кожу век просвечивались сосуды. Лицо у него было безразличным, но на носу виднелся небольшой шрам, а подбородок прикрывала лёгкая щетина. Зажатая меж зубов незажжённая сигарета придавала всему образу странную, почти комичную незавершённость. Он был похож на кого-то гангстера из западных фильмов, которые всегда были под строгим запретом в «семье» Тони.       — Juoksitko kotoa? — произнёс финн ровным, почти монотонным голосом, замечая, как парнишка слегка заметался. Он продолжал смотреть вдаль, совсем не ожидая ответа. Просто молча стоять рядом было бы уже совсем странно.       — Juoksitko töistä karkuun? — с небольшой опаской, но при том тупой игривостью поинтересовался эстонец. Не похоже, что заговорили с ним из-за беспокойства. Может, мужчина просто пьяный турист? Хотя таких обычно полиция тут же отлавливает, и выглядел он скорее как человек уже с похмелья, а не подшофе.       Голубые глаза резко расширились от удивления, оборачиваясь лицом к своему собеседнику. Было крайне неожиданно услышать хоть какой-то ответ, а тут ещё и на финском с ним щебечут. Но все же, он едва заметно ухмыльнулся и кивнул, частично соглашаясь с чужой догадкой. В этот момент шум улицы будто замолк.        — Onko sinulla sytytin? — спросил финн, сразу переходя к тому, что ему изначально было нужно, раз его понимают. Узнать, откуда этот парень знает финский и кто он вообще такой — не хотелось. Хотелось только рассматривать его, цепляясь за детали: лёгкая дрожь рук, крепко сжимающих перила, красные от холода щёки, запотевшие очки в чёрной оправе и ясные, темно-синие глаза за толстыми диоптриями. Даже сейчас это интересовало больше, чем имя или возраст.       Эстония замер на секунду. Так вот зачем он подошел. Нагнувшись вниз, он достал из бокового кармана, который лежал на снегу, кремниевую зажигалку. Тони протянул ее в руки своему собеседнику, затем наблюдая, как он подносит пламя к сигарете.        — Kiitos, — поблагодарил Алекси, сделав затяжку и полез в карман куртки, доставая оттуда пачку сигарет, затем протягивая открытый короб незнакомцу, молча предлагая взять одну.        Балтиец, уже не ожидая подвоха, слегка улыбнулся и все таки взял одну сигарету меж губ. В этот же момент чужая рука с зажигалкой помогла закурить. Почему-то все ощущалось чертовски странно, и это сейчас не про совместный перекур, а про этого человека. Тони обычно настороженно и крайне сдержанно относился к незнакомцам, но с этим было нетипично спокойно.        Почему-то в голове финна всплыла мысль о том, что так бы мог выглядеть ангел. Да, ангел с сигаретой в зубах, но он никогда не любил устоявшиеся библейские образы. Просто ощущение рядом с этим парнем было схоже с ощущением чего-то святого. В его «неправильном» сознании ангелы выглядят и чувствуются именно так.       Повисло молчание, но не неловкое. Такую тишину нарушать никому не хотелось, да и повода не было. Уже и холод перестал напрягать, как и время. Оно определено шло, но казалось, что  весь мир замер. Старшему даже почудилось, что это все как-то слишком нереально.       Жаль только, что вечно это длиться не может.        Своеобразную идиллию нарушил настойчивый звонок. Эстонец, нахмурившись достал мобильный. Звонил Литва. Отвечать сейчас не хотелось, поэтому он скинул вызов, правда с настойчивым предчувствием, что стойло поторопиться домой.        — Minun täytyy mennä… — невнятно пробормотал Эстония, не вынимая сигарету с зубов и положил телефон обратно в карман.       — Asutko kaukana? — задал вопрос Фин, докуривая сигарету и оборачиваясь назад — скоро должен был приехать водитель и увезти его в убогое «цыганское поместье», которое на ближайшие два дня должно быть его местом жительства.       Все еще незнакомый парень немного сконфужено пожал плечами, будто бы не собираясь отвечать конкретно. Но Алекси напрягало не это, а то, что темноволосый все еще был без куртки. Поэтому выдохнув дым в последний раз и потушив окурок, он принялся снимать свою куртку, под крайне озадаченную физиономию младшего парня.       В силу своей природной не быстрой реакции, Эстония все ещё не понимал, что делает его собеседник. Дошло до него ровно в тот момент, когда большая черная куртка была накинута ему на плечи. Теперь уже оставалось просто принять такой «подарок», с немым вопросом и смущением на лице.       — He hakevat minut, älä huoli, — тихо произнес Фин, дабы сразу избежать лишних вопросов. Он с детства привык к суровой погоде, беспокойство о нем было бы совсем не обоснованным, а куртка сейчас явно нужнее этому парнишке.        Желая хоть что-то возразить, Тони пытался сформулировать предложение на ломаном финском, но отвлекла очередная вибрация телефона. Теперь уже точно стойло поторопиться, время было всего 16:40, но литовец дважды беспочвенно звонить бы не стал.       Поднялся легкий ветер. Финляндия скрестил руки на груди. Что-то по своему родное откликнулось в его собеседнике, и понимая, что уже никогда больше не увидит этого парня, захотелось своеобразно помочь.       — Aitäh, — улыбнувшись, это было последним, что почти прошептал эстонец напоследок. Неловко помахав рукой и быстро пойдя прочь, он оставил северянина в одиночестве.        Сзади уже виднелся подъезжающий черный Mercedes S-класса. Это день теперь не настолько убогий, каким мог быть. Убирая руки обратно в карманы брюк, Алекси с небольшим ужасом осознал, что не вернул чужую зажигалку. Видимо, рефлекторно убрал ее к себе, не заметив, а теперь уже было поздно, что-то предпринимать.        Ну, нельзя сказать, что это равноценный обмен, но зато каждый получил то, что было нужно ему.

***

      Балтиец чуть ли не бежал по заснеженной улице, торопясь домой. Хруст снега под ногами и холодный ветер, который всё усиливался, не мешали ему двигаться быстрее. В темнеющем небе солнце уже скрылось за горизонтом. Он все же перезвонил своему брату и с ужасом услышал новость о том, что неродимый «отец» резко поменял планы и решил, что заедет к шести часам, чтобы «что-то рассказать». До назначенного времени оставались считаные минуты, и Тони мог только надеяться, что доберётся домой раньше опекуна. И каково было облегчение, когда он увидел, что машины Михаила нигде видно не было.       Поэтому, быстро открыв кованную калитку магнитным ключом, он добежал уже до самой двери дома, и дрожащими от нервов и холода руками, дернул ручку, входя внутрь. Успел.       В этот же момент звук открытия двери привлек почти всех членов «семьи», которые ожидали только прихода отца. Литва, стоя у перил лестницы, в ужасе пытался придумать все возможные оправдания того, почему его брата ещё нет дома. Правда подняв взгляд, он облегченно выдохнул. Это был не СССР.       — Dieve, aš jau ruošiuosi tave palaidoti! Kur buvai?! — чуть ли не прокричал Томми, подходя к своему сводному, который чуть не задыхаясь, раздевался. Правда, какого-то черта, одна вещь была явно не его.        — Эй, а чья это куртка? — недоуменно задал вопрос Латвия вместо приветствия, который тоже подоспел, как только услышал переполох в прихожей.         — See on pikk lugu, — прохрипел Эстония и взял пуховик в руки, проходя мимо братьев. Вещь стойло бы запрятать, пока Союз не пришел.        И всё же, несмотря на тревожный финал дня, в груди тлело какое-то тихое удовлетворение. День оказался куда интереснее, чем представлялось этим утром. Продолжение следует…