25

«Хенджин, бросай все и СЕЙЧАС ЖЕ подключайся к встрече» «Информационная поддержка обвалилась» «Промокод с багом» «Минхо нас линчует» «Хенджин, я умру здесь» «Подключись» «Пожалуйста» «Пожалуйста» До девяти еще пять минут. Хенджин расплескивает кофе на модное австрийское шерстяное пальто и вылетает из кофейни. Негнущимися от мороза пальцами он пытается зайти в рабочий аккаунт на телефоне, по пути врезавшись в девчонку в красном шарфе. Извиниться он не успевает. Хеджин ничего не успевает. Джисон продолжает заваливать его сообщениями, рабочий телефон в сумке трезвонит на всю улицу. Наверное, так начинается дорога к белоснежной робе, психиатрам и мягким стенам. В лифте Хенджин снова врезается в чью-то фигуру, но решает, что господь в любом случае хочет увидеться с ним поскорее и наверняка простит ему такой крошечный грех. — Доброе утро, коллеги, — сбивчиво говорит он, наплевав на все и прямо в лифте раскрыв ноутбук. Командная работа — это все. Поэтому за проеб Джисона отвечать они будут всем отделом. Хенджин садится на диван в опенспейсе, у него нет лишних пары минут, чтобы дойти до кабинета. Кофе в мокром стаканчике ставится прямо на пол, он не снимает пальто и чувствует, как футболка становится мерзко-влажной. Почему он не прислушивался к своим одногруппницам, которые заигрывая, говорили, что с таким лицом ему место в модельном агентстве? Это утро может быть каким угодно, но не добрым. После встречи прилетает сообщение от Минхо, которое начинается с «скажи мне, пожалуйста…», заканчивается «я очень жду ответа», а переводится как «тебе осталось жить три дня». Хенджин, добравшийся, наконец, до кабинета, падает головой на сложенные руки. Еще и Джисон сегодня опять повел себя как раб подушки и остался работать из дома. У Хенджина, как у сотрудника, который работает всего три месяца, такой привилегии нет, несмотря на то, что натерпелся он на год, если не на два вперед. Он остается без обеда, жует имбирный пряник, который ему подсунул Феликс, когда проводил экскурсию для новых сотрудников, и гонит из головы мысли об увольнении. На дне огромной сумки находится пачка смятых сигарет. Хенджин никогда не был заядлым курильщиком, но на вкус пряник отдает кирпичом и хочется загадить все окончательно привкусом пепла. По пути в курилку его вылавливает Минхо. Буквально вылавливает — хватает крепко за плечо, пока Хенджин смотрит куда угодно, но не ему в глаза. — Расчисть завтра место в календаре. С девяти до одиннадцати. Ну вот. Все куда хуже, чем он думал. — Отдашь меня на корм коммерческому департаменту? — слабым голосом предполагает он. — Для них ты слишком мелкая рыбешка. — Минхо качает головой. — А вот меня они сожрут с удовольствием после нашего грандиозного провала. Ты записан на тренинг. Хенджин, наконец, смотрит на него, в глазах — мольба утопающего. Но акулы к утопающим равнодушны. — Понял. Сделаю. Минхо его отпускает и совершенно спокойно идет к себе. Мысли об увольнении Хенджин больше не гонит. Этот проклятый тренинг по стрессоустойчивости скорее только приблизит его нервный срыв, и Минхо наверняка об этом знает. Это у него такие изощренные методы пыток. На улице не морозно, но солнце скрыто за серым, давящим прямо на крыши стеклянных многоэтажек полотном. Хенджин запахивает полы пальто, скрывая пятно от утреннего кофе на дорогой шерсти. Еще и за химчистку придется платить. В курилке не людно, но лучше бы Хенджин мрачно курил среди оживленной толпы совсем один, потому что он видит две неприятно знакомые крупные фигуры. Он выше и Чанбина, и Криса, но в ширине им однозначно уступает и чувствует себя на фоне их неразвитым школьником. Это ощущение усиливается, когда они смотрят на него одновременно, доброжелательно, но снисходительно, словно наблюдают за младшим братом своего друга. — О, Хенджини! — Чанбин подзывает его, и надежда остаться незамеченным драматично умирает. — По какому случаю траур? Сдох кто-то? — Минхо. — бурчит Хенджин, доставая из пачки пижонские сигареты, которые видят свет максимум раз в два месяца. — Сдох? — Чанбин картинно поднимает брови, чиркая перед носом Хенджина зажигалкой. — Бесит. — угрюмо отвечает Хенджин, даже не глядя в сторону Криса. И плевать, что тот дрочит на деловую этику и субординацию, ему слишком погано, чтобы сдерживаться при нем в выражениях. — Меня иногда тоже. — Чанбин отмахивается. Хенджин сдерживается, чтобы не закашляться позорно, и выдыхает дым. Легче, как и ожидалось, не становится. — Нашли дыру в утренних промо? — внезапно раздается со стороны. Участливый тон не обманет Хенджина. Это не зона интересов Криса и точно не зона его ответственности. На нем кожаная черная куртка-бомбер не по сезону, и выглядит он в ней так хорошо, что Хенджин не может этого не признать. — Да. — кратко отвечает он, вновь обращая взгляд на Чанбина. — Ну хочешь, я Минхо порнухи в годовой отчет загружу? — предлагают со смешком. — Хен, тебе пятнадцать? — бледно улыбается Чанбину Хенджин и спустя пару секунд добавляет: — А Джисону можешь? Со стороны мягко, хрипло посмеиваются. Хенджин старается не обращать внимания на то, как от этого звука по позвоночнику вниз пробегает дрожь. — Не вопрос. Но для Хани я бы добавил еще чего-нибудь. Отобрать доступы или поставить блок на ютуб? Сигнал из кармана пальто громкий и отрезвляющий. «Хенджини, ты там жив? Он тебя не придушил?» и куча эмодзи с круглыми блестящими глазками от Джисона. — Ладно, — Хенджин вздыхает, блокируя экран. — Пусть живет пока. Минхо им займется как раз после того, как дождется моего нервного срыва. — Развелось же пессимистов, — Чанбин пыхтит сигаретой, оглядывая их обоих взглядом, мол, жизни вы еще не видали, сопляки. Хенджин знал, что троица эта — Крис, Чанбин и Джисон, — закадычные друзья. Сетовать на выбор друзей Джисона уже бесполезно, и он бы не жаловался, — хорошо, возможно, жаловался, но меньше, — если бы понимал, как к легким на подъем, иногда очаровательно безалаберным, но надежным Со и Хану приклеился вот этот скучный, дотошный, гиперответсвенный и просто-напросто неприятный человек. — Относитесь к работе как к работе и будет вам счастье. — Чанбин преувеличенно высокопарно заявляет, видимо, для пущего эффекта вздернув указательный палец. Да, как к работе. Конечно. Это ведь так легко, когда ты приходишь домой и успеваешь только привести себя в порядок после работы, чтобы уснуть и проснуться, а потом сделать то же самое для работы. Видит бог, Хенджину стоило прислушаться к девчонкам с факультета и свалить в Китай, чтобы подписать какой-нибудь сомнительный контракт с модельным агентством и просто не думать. Но в наше время это привилегия. — Легко говорить, хен. Тебя не заставляют ходить на бесполезные тренинги напыщенных коучей. — сухо усмехается он только чтобы прогнать тяжелые мысли из головы. — Ты тоже записан? — Крис стреляет в него взглядом, и Хенджин физически ощущает его на своей щеке. Старается выстрелить в ответ, но выходит, он знает, жалко. — Угу. — кивает. — Минхо заставил. Пойду вместо него, пока его будет препарировать КД. — Занять тебе место рядом? Вопрос вопиюще нахальный. Пухлые губы, — нет, Хенджин не будет завидовать его губам, нет, он не будет даже думать о том, насколько мягкими они выглядят, — искривляются в усмешке, совершенно греховной. Взгляд тонет в ямочках на белых гладких щеках. — Нет, спасибо, мистер Бан. — откровенно ядовито отвечает Хенджин, давясь мерзким вкусом табака. — О, пожалуйста, просто Крис. — он склоняет подбородок к сильной шее, едва заметно щурится, продолжая насмешливо улыбаться. — Да? А как же деловой этикет? «Придурок» в конце предложения остается где-то в горле, першит и смешивается с дымом, пока Хенджин сминает пальцами фильтр. Чанбин звучно прочищает горло — не понять, то ли из-за курения, то ли из-за того, что напряжение повисает в воздухе прямо между ними, не раздуваемое ни вибрирующим зимним ветром, ни присутствием третьего. — Кэти из эйчар в декрет в феврале уходит, знаете? — нелепый вопрос Со повисает над головами на секунду, прежде чем они отступают. Одновременно и неохотно. Крис поворачивается к Чанбину. Они болтают несколько минут, но это больше похоже на монолог Со, разбавленный коротким угуканьем Криса, пока сам Чанбин не тушит сигарету и бурчит. — Слушайте, идемте уже, холодно. По пути все двери перед Хенджином раскрывает белая рука с красивыми пальцами, оплетенная кнутами вен. Унизительно. Но сказать что-то ему сейчас будет еще унизительнее. Поэтому Хенджин просто идет по проложенному маршруту, умоляя себя не смотреть. На двенадцатом этаже он чувствует себя странно свободным. На заставке его компьютера милая картинка с розовым кроликом и надписью «У тебя обязательно все получится!». Чанбин подключился и постарался. Хенджин улыбается. *** Существуют такие деревянные стулья для пыток, с кожаными ремнями для рук и ног, с шипами по всей внутренней поверхности и отверстиями для лезвий. Хенджин видел такие в энциклопедиях, читал о них в фэнтези книжках и встречал в фильмах про средневековье. Так вот, они эволюционировали и превратились в офисные кресла. Поясница болезненно ноет, и раз в две минуты стабильно стреляет несильной, но острой болью. Ноги затекли и, кажется, распухли, но Хенджин не хочет опускаться и смотреть на них. Рабочая страховка покроет даже инвалидность, что говорить о мелких производственных травмах. Жаль, что психотерапию не покроет, потому что он откровенно на грани, когда вносит сотую правку в свой текст. Редакторов и копирайтеров он тоже не жалует. Лавировать между задачами у него всегда получалось хреново, но по-другому никак. Чтобы расчистить календарь на завтра, не работать на выходных — вернее, чтобы не работать на выходных так много, — и не просрочить ничего, что можно просрочить, нужно отредачить текст электронных рассылок, отправить его на повторное согласование, приготовить выборки на два дня вперед и написать четыре отчета для заказчиков. Плевое дело. Всего-то стоит заночевать в офисе, а потом не без удовольствия забиться в истерике прямо во время проклятого тренинга по стрессоустойчивости. «Ты какого хрена все еще онлайн? Время видел?» Джисон. Хенджин вздыхает и продолжает править текст, замыленный глаз пытается из последних сил выцепить, к чему могут придраться редакторы в следующий раз. В том, что следующий раз будет, он не сомневается. «Не игнорь меня. Чанбин знает мужика из охраны, я попрошу его дать мне доступ к камерам» «Нихрена у тебя не получится» слабыми руками пишет Хенджин. «Езжай домой, идиот. У тебя завтра тренинг» «И кто в этом виноват? Может, пойдешь на него вместо меня?» он уже знает ответ, но попытаться стоит. «Тебе он нужнее. Иди домой, серьезно. Я выгружу выборку и напишу отчеты завтра утром» Слабое сердце Хенджина сжимается. Сил упрямиться и язвить уже нет. «Спасибо» Он чуть не проигрывает бой с гравитацией, когда закрывает все вкладки и встает с рабочего места. В опенспейсе за стеклом кабинета темно, только в отдалении, у панорамных окон, горит монитор какого-то несчастного из отдела продаж. Хенджин негнущимися руками собирает сумку и надевает пальто. Коридоры пусты, лифт поднимается к нему мучительно медленно. Он заваливается в него, прикрывая глаза. Только зеркала могут так грубо упрекнуть его в собственной расхлябанности. Нет, завтра утром он обязательно приведет себя в порядок. Он не проспит и даже позавтракает. Когда двери раскрываются на одиннадцатом этаже, Хенджин едва не матерится в голос. Импульсивное желание нажать на кнопку закрытия дверей чудом сдерживается. Картинка прямо как в ужастиках — маньяк, по закону жанра слишком красивый для плохого парня, во всем черном с бледной кожей обманчиво добродушно улыбается ему. Хенджин слишком умен для того, кто обычно умирает первым, поэтому приходится сделать шаг назад, сохраняя видимость личного пространства. Все это напоминает ту тупую сцену из осточертевшего фильма, нужно просто надеть на Хенджина наушники, чтобы его спросили «Смитс?», а он ответил «Пошел к черту, мудак». Титры, аплодисменты. Но вместо этого Крис говорит: — Мы за пару дней встретились больше, чем за все три месяца. — Правда? — сверля взглядом двери лифта, невинно спрашивает Хенджин. — Переработки у нас не оплачиваются, знаешь. — словно не обращая внимания на наигранный вопрос, говорит Крис. По голосу понятно, что улыбается. — Получается, мы с вами благородно работаем на идею, мистер Бан. — Крис. — В следующем году работником года стану я. — Это вызов? — Нет, просто мазохизм. Теплая усмешка Криса почему-то заставляет что-то в животе затрепетать. Ну какой же он жалкий. Самому противно. Хенджин обведет этот день красным в календаре и весело подпишет «День пыток!», потому что заканчивается очередная, лифт с мягким дзынем останавливается на первом этаже бизнес-центра, в холодном, просторном фойе с кучей стильных кожаных диванчиков. — Мазохизм или карьеризм? — шагая к выходу плечом к плечу Хенджина, спрашивает Крис. — А чем страдаете вы? — Хенджин пикает пропуском и кивает на прощание парню на ресепшене. — Всем этим. И бессонницей. — крупная фигура останавливается у вращающейся двери и Хенджин, словно доверившись инстинкту, встает рядом. — Компании все это на пользу. — И тебе. Позволишь подвезти домой? — во взгляде нет ни насмешки, ни лукавства. Возможно, проблеск интереса где-то на дне, но Хенджин предпочитает его игнорировать. Он не довольствуется малым. — Спасибо, откажусь. Слишком много заботы для одного меня за этот день. — А кто еще? — с нездоровым любопытством тут же спрашивает Крис. Хочется победно улыбнуться, в голове самодовольство тянет голосом Хана «Как ты можешь не понравиться человеку с глазами?». — Джисон. У него, кажется, теперь есть доступ к камерам, настолько он против моего мазохизма. — Тогда я точно подвезу тебя домой. Чтобы он потом не взъелся на меня за отсутствие манер. «У тебя-то?» — думает Хенджин, вспоминая все открывшиеся двери по пути из курилки. Он прозрачно, отточено улыбается уголками губ и выходит на морозный звенящий воздух, прямо под хлопья снега. — До завтра, мистер Бан. — через плечо говорит он, поворачиваясь в сторону шлагбаума. Легкая преграда заставляет его остановиться, что-то тянет его обратно. Судьба, мечтательно сказал бы Хенджин лет десять назад, но все намного прозаичнее и сложнее одновременно. Белая рука с покрасневшими от мороза фалангами несильно тянет его к себе за кончик пояса пальто. Мастерство, приобретенное за четыре года непрекращающегося флирта в универе, испаряется, губы Хенджина на секунду складываются в удивленное «о». — Крис. И моя машина в другой стороне. Снег застревает в кудрях, торчащих из черной шапки бини. Его кожаная куртка все еще не по сезону легкая, на улице уверенный минус, а на лице Криса такая же непреклонность. Поэтому Хенджин не уходит. Поэтому он делает шаг назад. — Хорошо. Крис. Хенджин не разбирается в автомобилях, но точно может понять, что у Криса нулей на счету действительно достаточно. Перед ним открывают переднюю пассажирскую дверь, Хенджин гонит из головы истеричную шутку про швейцара и садится в кожаный салон. Пахнет слишком хорошо. Он разбирается в парфюме лучше, улавливает бобы тонка, герань и кедр. Версаче. Хенджин на шаг ближе к пропасти. Крис растирает замерзшие руки, вбивает несправедливо красивыми пальцами в навигатор продиктованный адрес и выкручивает руль. Просто не пялиться сейчас сложнее всего, Хенджин занимает руки ремнем, нервно стряхивая с волос капли растаявших снежинок. Наверняка Крису придется сделать крюк, чтобы довезти его к дому, наверняка все это закончится неловким прощанием и мыслями, которые обрушатся на Хенджина утром своим хаотичным грузом, будто ему прочего не хватало. — Все в порядке? — рядовой вопрос кажется таким искренним, что приходится мысленно дать себе оплеуху. Не довольствоваться малым. Не таять сейчас. Не быть таким… Киты в его животе решают, что время для концертов самое подходящее. Желудок сводит болью, напоминая о себе. — Да, — сгорая от стыда, вспомнив к внезапно и об утреннем пятне от кофе, Хенджин сжимается, кутаясь в пальто, хотя в машине комфортно тепло. Хочется исчезнуть. — Ты не ел сегодня. — не спрашивает, утверждает Крис. — Не успел. — Тайм-менеджмент у тебя хромает. Проще найти, что у Хенджина сейчас не хромает. — Это мазохизм, я же сказал. — бурчит он, оправдывается впервые за день. Крис поджимает губы и качает головой. Возвращается все, что Хенджин успел выкроить из его персоны за эти несколько дней — занудство, дотошность, гиперответсвенность. — Ты ешь мясо? — совершенно спокойно спрашивает Крис, сворачивая с маршрута. Ну нет. Хенджин точно знает, к чему это приведет, и отчаянно оживляется. — Нет. То есть, да. Но не стоит. — Позволь мне. — снова не вопрос. От твердости в голосе, неумолимой, почти давящей, по спине опять бежит дрожь. — Альтруизмом ты тоже страдаешь, да? — бормочет Хенджин, откидываясь на спинку сидения. — Временами, — уклончиво улыбается Крис. — Я бы добавил, что он распространяется только на невероятно красивых парней, губящих себя работой, но это будет слишком. Спокойствию Криса можно позавидовать. Хенджин покраснел только потому, что сидит в шерстяном пальто на сидении с подогревом, да. Надо бы ответить что-нибудь. Надо бы снова начать играть невинного, надо бы съязвить. Но Хенджин выбирает промолчать. Они останавливаются у небольшого корейского ресторанчика. Хенджин только вскидывает брови и бросает взгляд в сторону Криса, когда тот помогает ему выбраться из машины. — Не смотри так. Тебе это необходимо, если ты не ел весь день. Сил на споры нет. Он знает, что завтра будет ненавидеть себя за такое безволие, но неделя проехалась по нему грузовиком, а сейчас только вечер четверга. То, с какой легкостью и подкупающей суетливостью Крис делает заказ, почти завораживает. Им подают закуски и Хенджин хрустит редькой, игнорируя то, как болезненно сжимается желудок. Пока они ждут свинину, Крис ставит локти на стол и подпирает подбородок кулаком. — Долг исполнен? — хмыкает Хенджин, ловко орудуя палочками. — Пока нет. — Пока я не свалюсь на пол от переедания? — уточняет Хенджин, делая глоток газировки. — Нет. — Крис улыбается, светит ямочками. — Но не в моем характере раскрывать намерения так быстро. Черная бровь Хенджина изгибается. — Интересно. — он подхватывает эту игру-балансирование и тут же переводит тему. — Ким Сынмин, я полагаю, теперь спокоен? — Ким Сынмин всегда спокоен. Даже когда его почту заваливают десятками писем, состоящих из одного предложения. Вкус кимчи божественен. Хенджин не заметил, как успел соскучиться по знакомой еде. — Краткость продается. Не забывай, что я маркетолог. — Не забуду, — Крис пьет воду, расслабленный и заметно уставший он не теряет ни грамма своей привлекательности. — Но давай не будем о работе. — Давай. Что тебе успел рассказать Джисон? — осмеливается спросить Хенджин, глядя прямо в карие глаза. — Достаточно. Хенджин морщится от очередного уклончивого ответа и решает прощупать почву. Правы люди, которые говорят, что недосып действует на организм как опьянение. Он поразительно смел. — Ладно. Как зовут собаку моих родителей? Крис смеется, опуская взгляд. — Кками. — Пиздец. — Хенджин опускает палочки. Он ожидал этого. Не признает в жизни, что надеялся и ставил на болтливость Хана, но это было очевидно. — У Джисонни нет фильтра, а у меня нет проблем с памятью. Все просто. — Крис принимается за закуски, играя невиновного. — Надеяться на то, что все было в рамках приличий, я не буду. — Я узнал все, что хотел, Хенджин. Ни больше ни меньше. — Я тебя ненавижу, — бесцветно выдыхает в ответ он. — Я догадывался. — Крис спокойно возвращает взгляд к его лицу. — Но, к счастью, это не взаимно. *** Феликс встречает его яркой улыбкой на входе в зал, слишком сияющий для девяти утра. Хенджин глупо пририсовывает к своему имени на бейдже веселый смайлик и оглядывает ряды стульев у подиума. Крис снова в обтягивающем лонгсливе, который нужно запретить на законодательном уровне, в стильных широких брюках и с лаконичным ремнем, подчеркивающим твердую, как каменная кладка, поверхность живота. Место рядом с ним занято. Хенджин ненавидит Ким Сынмина. Тот сидит рядом со своим боссом, амебно спокойный, разглядывая знакомый дизайн корпоративной презентации, будто может найти там что-то новое. Крис не оборачивается. Крис даже не отвлекается от разговора, когда Хенджин, в своей лучшей рубашке из винтажной коллекции Бальман садится в соседнем ряду. Вспомнил, видимо, о деловом этикете, сволочь. Или узнал все, что хотел, — предательски шепчет погибающее самолюбие. Речь спикера пролетает мимо, когда он погружается в воспоминания об ужине и короткой поездке. Руки нервно крутят серебряные кольца, пахнущие маслом волосы лезут в глаза. Да пошел он к черту. Сам тренинг не такой невыносимый, как Хенджин думал. Если не обращать внимания на фигуру рядом, все проходит просто замечательно. Ровно до кофе-брейка. Хенджин, воспользовавшись тем, что от него все внезапно отстают, подходит к кофемашине и делает себе достаточно крепкий для этого утра, — выспаться ему, конечно же, не удалось, — американо. Который чуть не разливает, потому что чьи-то руки с узловатыми венами на собственной талии мягко сдвигают его в сторону, чтобы дотянуться до стаканчика. Хенджин в ступоре пялится на свой кофе, даже когда ощущение ненавязчивого, но твердого прикосновения, исчезает. Он уволится. И даже поздним вечером, завалившись домой и робко радуясь тому, что остаток дня прошел без происшествий, Хенджин осекается. Телефон пиликает, пока он намыливает лицо пенкой. Взгляд вылавливает буквы. «gnabnahc подписался на ваши обновления» Он уволится к чертям.