Критерий разумности - 8

Открыв глаза, я потягиваюсь, сразу же завернувшись в толстый мех. В пещере, да и на улице очень холодно, поэтому нужно хорошо утепляться, чтобы не заболеть. Лекарств у нас почти не осталось, а новые, которые только научились производить, не всегда помогают. Хи-аш говорит, что нельзя болеть… Меня зовут Кха-ис шестьдесят четвертая — это значит, что в семье Кха-ис я по порядку вот это самое число. Мне пять миулов и два демиула, и я учусь в школе. Скоро придет Хи-аш с работы и отведет меня в школу, где я буду очень стараться хорошо учиться. Когда были живы Старшие, они могли за плохую учебу больно наказать, но вирус уже не разрешает становиться Старшим, а Хи-аш не делают больно, потому что жалко же. Мы и так недолго живем — это во всем вирус виноват. Вот поэтому у меня еще два миула школа, а потом надо будет работать и учиться, если смогу, чтобы к пятнадцати стать ученым или в космос летать. Я, по-моему, не очень умная, хотя буду стараться изо всех сил, чтобы не огорчать Хи-аш. Когда я закончу школу, моя Хи-аш, скорее всего, умрет, потому что никто не живет долго, и я сама стану Хи-аш для кого-то. Мне очень грустно оттого, что моей Хи-аш больше не будет, ведь среди Кха-ис я последняя. Есть, правда, надежда встретить самца, и тогда я стану еще и мамой, ведь у меня собственные дети появятся. У моей Хи-аш не вышло самца встретить, ей в первые дни на работе железная балка одно ухо отрезала, и самцы на нее больше не смотрят. А теперь-то уже поздно просто, потому что она старая, получается. Если до смерти совсем недолго осталось, значит, старая… На работе и в школе надо ходить на задних руках, это способ показать свой разум, а дома можно и на четырех, никто за это ругать не будет. Поэтому я, закутавшись в мех, подхожу к низкому столу, на котором завернутый в одеяло завтрак стоит. Его для меня Хи-аш оставила, чтобы я не холодное грызла, ведь в доме очень зябко. Говорят, в древности, еще до Катастрофы, мы как-то умели обогревать дома, но теперь уже точно нет. Совсем недавно снова взлетели звездолеты, потому что нужно же на помощь позвать, хотя, кому мы нужны, я не знаю. Я ем едва теплую кашу, приготовленную моей Хи-аш, чтобы были силы. Поглядывая на часы, понимаю, что время еще есть и надо посмотреть задания, повторить все, потому что у нас сегодня проверочная работа. Кто-то недавно совсем хотел даже стимулировать на проверочных работах, только ему всю морду расцарапали, и он больше не хочет. Ну, Хи-аш за своего котенка кому угодно хвост оторвет, хоть у нас он и маленький совсем, но он есть. Поев, я включаю экран. Он проработает недолго, но, во-первых, от него хоть чуточку теплее, а во-вторых, хотя бы узнаю, что происходит на Ка-эд, так наша планета называется. До Катастрофы у нас три планеты были, но теперь только одна, потому что мы смогли выжить, а другие нет. И еще несколько кораблей убежало прямо во время Катастрофы, хотя кое-кто говорит, что это они не бежали, а украли детей, чтобы издеваться. Странно, зачем издеваться над детьми? Наверное, в школе расскажут, зачем это может быть нужно, чтобы я знала, чего бояться. — Та-кхэ сто двадцать восьмой утверждает, что вирус в целом побежден, — доносится до меня голос. — Скоро мы начнем иммунизацию всех родившихся после семьдесят пятого миула для достижения наилучших результатов. После семьдесят пятого — это и меня тоже, я как раз по году подхожу. А Хи-аш почему нет? Не понимаю, поэтому, наверное, буду в школе спрашивать. Наставник совершенно точно все знает. Ой, экран же! — Первые корабли для поиска пропавших будут запущены уже будущим миулом, — продолжает рассказывать усталый голос с экрана. Это значит, что можно спасти тех, кого украли, ну или которые убежали. Это очень здорово, а тепло когда будет? Но экран рассказывает о том, что еще три демиула будет очень холодно, а потом два просто холодно, и это значит, что с холодом пока ничего сделать не смогли. Ну и с пещерами тоже, ведь дома рассыпались после Катастрофы, на пятый, кажется, год. Вирус появился совершенно внезапно, а затем за полгода умерли все Старшие. Поначалу дети обрадовались — правила исчезли, а потом стало очень холодно и голодно, так что пришлось уже нам выживать, учиться делать пищу и что-то с домами сделать тоже. Вот с тех пор с каждым миулом все лучше и лучше становится, ну, так Хи-аш говорит. А еще, рассказывают, кто-то нашел старую технологию, чтобы память сразу передавать, и тогда долго учиться не надо, можно будет сразу работать. Но пока это только разговоры, хотя так было бы здорово, конечно, — времени оставалось бы больше. Совсем скоро моя Хи-аш придет с работы. Ой, я же повторить хотела! Я спешу к школьному рюкзаку, из которого как раз кончик учебника высовывается — это счет, его очень хорошо знать надо, потому что он в любой науке используется, а я ведь хочу чего-то в жизни добиться. Может быть, я даже не умру в двадцать или около того и тогда смогу стать кем-то важной? Ну, если вирус победили… Я увлекаюсь, повторяя правила счета, поэтому за временем не слежу совершенно. Вроде бы моя Хи-аш уже давно должна была прийти, но ее все нет, а еще на душе как-то очень горько и грустно, так, что плакать хочется. И с каждым мгновением все сильнее, поэтому в какой-то момент я не выдерживаю — отбросив учебник, заворачиваюсь в мех посильнее и плачу. Просто невозможно выдержать эту внутреннюю боль, поэтому я плачу так, что даже не слышу, когда в пещеру кто-то входит. — Кха-ис! — зовет меня незнакомый голос, но я изо всех сил прячусь, совсем не желая смотреть, кто там пришел. — Что там? — слышу я другой голос, по-моему, это наставник из школы. — Мне кажется, она почувствовала, — звучит ему в ответ. — И что теперь делать? Раз здесь наставник и кто-то незнакомый, значит, они пришли сказать, что Хи-аш больше не будет. Я вспоминаю, как она носила меня, как вылизывала, с какой любовью смотрела, и плачу пуще прежнего, ведь я действительно почувствовала. В этот момент мне не так важно, что будет со мной, ведь я оплакиваю свою Хи-аш. Я оплакиваю свое единственное родное существо, которого больше никогда не будет. И я понимаю это, но не хочу слышать! Не хочу! За что? Я чувствую, как вокруг становится во много раз холоднее, как когтистая лапа сжимает мое сердце, и радуюсь тому, что ухожу к своей Хи-аш. Я ухожу под отчаянно ревущий сигнал «опасность для жизни ребенка», знакомый каждому. *** Я лечу промеж звезд. Каждая сияет мне, будто хочет что-то сказать, а я просто лечу. Мне совсем не хочется возвращаться в мир, где я совсем одна. Моей Хи-аш больше нет, поэтому там я никому не нужна, какая разница теперь, буду я жить или нет? Я вижу странное марево впереди, оно выглядит как облако, сияя разноцветными молниями. Так выглядит смерть? Тут я замечаю вдруг разных существ. Они будто проступают через марево, но я не пугаюсь, хоть они на Ка-энин совсем не похожи. Почему-то все они ходят на задних руках, как мы в школе… Наверное, у них там тоже школа. Вот я вижу существо с длинными тонкими штуками, выглядящими так, как будто это руки. Существо обнимает непохожего на него ребенка, и столько тепла чувствуется в этом жесте, что хочется плакать, ведь у меня такого никогда не будет. Никогда больше не обнимут меня теплые ласковые руки, потому что моя Хи-аш умерла. Я очень хорошо знаю это, потому что иначе бы меня в больницу к ней увезли, а не наставник с кем-то незнакомым пришел. Мне очень хочется туда, в это самое марево, но почему-то не можется, как будто что-то тянет меня назад, заставляя удаляться от этих сказочных картин. Я не хочу возвращаться! Не хочу туда, где никого нет! Нет, не забирайте меня отсюда! Но меня никто не слушает, только какая-то сила тянет все сильнее, заставляя вернуться в вечный холод нашего мира, и мне приходится открыть глаза. Я так не хочу этого, но меня не спрашивают, и в самый последний момент, уже потеряв волю к сопротивлению, я покорно открываю глаза, погружаясь в зелень больницы. Грозный гул, сопровождавший меня до сих пор, затихает, что-то дует в лицо, заставляя дышать, возвращая меня в мир, где я совсем одна. — Очнулась малышка, — произносит кто-то. — Дыши, маленькая, дыши… — За что? — хрипло спрашиваю я, хотя говорить неописуемо тяжело. — Что «за что», маленькая? — ласково спрашивает меня какая-то самка. — За что вы вернули меня? — с огромным трудом проталкиваю я сквозь сжавшиеся зубы. — Что я вам сделала? — Ты нам очень нужна! — восклицает она, но я не верю. У меня нет сил поверить в то, что я кому-то могу быть нужна. А старшие особи говорят между собой, что я отрицаю мир и не выживу поэтому, но я почти не слушаю их, потому что очень хочу попасть обратно — туда, где марево. Может быть, меня тоже с такой лаской обнимут? Я буду очень хорошей, только чтобы обняли… Со мной сидят, гладят, даже между ушками, только никто даже и не пытается вылизать, ведь я чужая. Они говорят о том, что не бывает чужих детей, но и не пытаются назвать меня своей. Правда, я не знаю, смогу ли я стать чьей-то, потому что боль живет в моей груди, просто очень сильная боль, от которой нет спасенья. А затем я засыпаю, снова оказавшись там, среди звезд. Я изо всех сил стремлюсь к этому мареву, однако почему-то никак не могу туда попасть. Вдруг что-то случается, и я оказываюсь в тумане. — Юный творец пытается пробиться, — слышу чей-то голос, только не могу понять, это самка или самец. — Только сил пока не хватает. — Может быть, нужно помочь? — спрашивает кто-то, а марево вдруг пропадает. Я вновь открываю глаза в кровати, среди гудящей техники и уже устающих от меня врачей. Они что-то пытаются сделать, но мне все равно. И тогда ко мне приходит наставник. Он садится рядом и просто молчит. Совсем ничего не говорит, затем только наклонившись ко мне, чтобы лизнуть. Это не вылизывание, хотя от этого жеста мне становится чуточку теплее на душе. — Твою Хи-аш никто не заменит, малышка, — вздыхает он. — Совсем никто, и мы это знаем, но тебе нужно найти в себе силы, чтобы подняться. — А почему вы зовете меня малышкой? — удивляюсь я, потому что я большая же уже, целых пять миул! — Потому что сейчас ты потерявшаяся малышка, утратившая смысл жизни, — объясняет наставник, но понимаю я его не очень хорошо. — Если бы меня не спасали, всем легче было бы, — негромко говорю я ему. — Нельзя не спасать, потому что не может быть ничего важнее тебя, — вздыхает он, принявшись меня гладить. — Я не вылизываю тебя, — продолжает он, — потому что мне скоро… Мой срок скоро закончится, а проводить тебя второй раз через то же самое очень жестоко, Кха-ис. Вот почему он со мной так — чтобы я не плакала через миул или два. Я понимаю, отчего он так себя ведет, но принять не могу, потому ведь мне очень грустно и больно внутри. Плакать хочется, но слез нет, а наставник рассказывает о том, как я важна для всех Ка-энин. Только вот «для всех» — значит, «ни для кого», ну мне так кажется. Я верю и не верю ему, потому что хочется же ласки и тепла, а не слов. Но ему как-то удается меня убедить, и я соглашаюсь попробовать. Возможно, когда я закончу школу, смогу попасть на опасное производство, как Хи-аш, и тогда для меня все закончится быстрее? Мне очень хочется в это верить, можно сказать, что я обретаю такую цель в жизни. Поэтому, когда наставник уходит, я думаю о том, что однажды, в далеких местах, среди сияющих звезд, я встречу Хи-аш. Может быть, если я заслужу, то смогу оказаться в том самом мареве, где ласковые объятия. Но день проходит за днем, я уже почти нормально хожу, когда за мной снова приходит наставник. Он укутывает меня в теплый мех, а затем ведет куда-то, только я не понимаю куда. Мы долго едем в железной «машине», а потом я вдруг вижу молодую самку, глядящую на меня как-то необычно. — Вот, — вздыхает наставник. — Это у нас Кха-ис шестьдесят четвертая. Только не факт, что она сможет тебя принять. А ты? — Чужих детей не бывает, — произносит самка. Только она это как-то, как стишок в школе, произносит, а вовсе не чувствует. И ко мне не так относится, как Хи-аш. Я просто ощущаю это, только меня совершенно никто не спрашивает, поэтому я хочу дать ей шанс. Может быть, она меня вылижет? Ну вот вылижет и покажет этим, что я теперь ее. Пусть не будет того тепла, как у Хи-аш, но хотя бы не быть совсем одной. Мне так хочется, чтобы исчез этот лед внутри меня, чтобы пропала когтистая лапа, сжимающая сердце, поэтому я подаю руку этой самке. Разве я так многого хочу? Наверное, все-таки много, потому что она просто ведет меня куда-то, спокойно и как-то очень равнодушно рассказывая о правилах. А Хи-аш обязательно сначала спрашивала, не голодна ли я, и всегда говорила ласково…