Изломанные отражения

— А как же правила? — Вам ли не знать, — она ставит подбородок на кулак, лениво склоняя голову. Убогая комедия, а ей уже надоело быть действующим лицом на сцене. Мидори чистая, буквально воплощение белого цвета. И волосы, распущенные сзади, слегка подрагивают от дующего из окна ветра. Они светлее первого снега, что кружится в декабрьском небе. А потому Мидори нельзя приписывать грязь — это буквально её антоним. Даже самые ужасные штучки-дрючки, совершенные рукой Изуки, перестают быть таковыми. Еще раз — она ч и с т а я. Ну и чутка больная на голову. Совсем немного мстительная и капельку мерзкая. Но вдаваться в суть никому не хочется, напротив — люди любят обертку. Любят, когда она разноцветная, еще чтобы переливалась, а название было такое громкое. Им нравится с высоты собственного роста смотреть на куколок в коробке, разглядывать издалека, и никто не смеет прикасаться даже (ещё испортят своими слипшимися пальцами творение). И любуясь бессмысленной красотой шкуры, пуская слюни на футболку, они все продают свои души. Да, прикиньте: теперь нутро — обменная монетка. Ей можно расплачиваться с внутренними бесами, заполнившими разум. Но вот какая проблема — обёртка несъедобная, не получится той никак насытиться. И одним днем ты поймешь. Это всё блядская отрава для мозгов. — Зачем тебе играть в команде с теми глупыми парнями, Изуки-чан? Ты ведь можешь пойти в студенческий совет и представлять Карасуно от своего лица. Все будут знать, что в нашей школе учится дочь самого… — Мне не важно, глупые они или нет. Я хочу вывести Карасуно на Национальные, как сделал это мой дядя. Понимаете? Ну какая же ты актриса, моя милая Мидори. По тебе ревет японское кино. — Конечно же, мы все и твоего великого дядю помним, его тренерский вклад в волейбольную команду. Просто…это будет проблематично, понимаешь? — заместитель директора бегает по ней оценивающем взглядом. Вообще-то Мидори отлично сложена для школьницы: мышцы видны даже под рубашкой, да и она излучает уверенность. Грех не поверить её словам, хоть и сама просьба уж очень абсурдная. Всё это начинает порядком раздражать, но Изуки еще держит лицо с улыбочкой, ибо больше ничегошеньки не остается. Думает: нужно надавить на него, а то достал сомневаться. В ней. К счастью, здесь всё понарошку. Роли сыграны давно, а авторы произведения опустошены и скрыты в тёмных силуэтах. Остальные — всего лишь массовка; комплекс бога — просто диагноз, приписанный тем, кто догматичность за основу берёт. У Мидори подобных диагнозов куча, любой психотерапевт уволится, лишь бы не лечить эту голову. Побоится остаться без своей. Смехотворно, разве нет? Она решает разыграть козырную карту. Власть в руках человека, если вы вдруг не знаете, — самая извращённая чёрная дыра. Дайте только её, и тот раскроется перед вами словно бутон, изогнётся в своём истинном обличии, паразитируя с червями изнутри. Все такие: ангелов среди нас не существует, есть только одна призма, через которую на мир под разными углами смотреть можно. Взглянешь с одно ракурса и скажешь: он плохой. Повернешь ситуацию, и тот вдруг станет не таким уж и ужасным. Жизнь очень неоднозначна, весь мир попросту не получится разделить на людские нравственные понятия. — А еще, забыла сказать: моя семья готова оказать материальную поддержку Карасуно, — Мидори хлопает в ладоши, замечая, как после её слов замдиректор навостряет уши. — Если согласитесь с моими условиями, конечно. Надеюсь, что вы не смели подумать насчет взятки. Это просто сделка, — и чуть тише добавляет, — только между нами. А внутренности Изуки те самые черви уже давно поглотили, вот такие дела. Чистенькая, беленькая святоша абсолютно пустая внутри. Пам-парам.

***

— Знакомьтесь, мальчики: Мидори Изуки — новый игрок вашей команды. Прошу относиться к ней с большим уважением, — заместитель директора отдает ничего непонимающему капитану заявление. — Вы, скорее всего, знаете её дядю, Киоши Изуки. Он работал здесь тренером во времена взлета Карасуно. Мидори подпирает стенку, держа руки на груди. Улыбается мер-зот-нень-ко. Со стороны слышится: «Но она же девчонка». Слышится: «Че, простите?». План с администрацией школы прошел просто замечательно — не зря ей пришлось искать темные делишки Карасуно и узнавать, какие же тут все падкие на деньги. К примеру, этот же волейбольный клуб, где прямо сейчас никто не может отойти от конкретного ступора, давно перестал финансироваться. Причина — он пришел в негодность. А если школа не добивается успеха, то зачем тратиться на бессмысленное оборудование? Лучше в карман положить. Мидори от этого даже проблевалась бы, да только много раз уже видела подобную картину. И жаль, очень-очень жаль, что она молчит и сама подыгрывает. Веточка системы, помните же? Савамура — еще Изуки заранее заучила имена и фамилии каждого игрока, ей нравится знать в с ё — отводит замдиректора в сторонку разъяснить всякие нюансы. Уж сильно ему не симпатизирует происходящее и тот факт, что подобные решения принимаются без участия самого капитана. Мидори на это усмехается, обнажая маленькие клычки. Что, потерял контроль? Она вторглась в их дружелюбную, спокойную атмосферу, издевательской аурой подавила царившие приподнятое настроение. От Мидори веет чем-то злым, хоть на её лице всегда веселье и россыпь веснушек. Мидори — целованная самим солнцем, таким опасным для белоснежной кожи. А вот глаза скорее всего и виноваты в осторожности по отношению к ней. Они пустые. Не видно даже зрачков, ибо темнота поглотила там абсолютно всё. Но это временно: Изуки пробьется через стену недоверия, покажет себя, как хорошего сокомандника, чтобы в последующем использовать оказаться на Национальных. Ведь именно такая у неё цель, да? Ох, девочка, не заиграйся на этой сцене, умоляю. Мне вредно столько смеяться. Мидори незаметно царапает себя ногтем. — Ну слушайте, она о-очень высокая, — Сугавара говорит так, будто перед ними какой-то экспонат в музее, а не живой человек. — Ой, извиняюсь. Какой у тебя рост? — Сто восемьдесят три. Слева рыжеволосое существо вскрикивает: «Сколько, нафик?». Изуки еле держится, чтобы не закатить глаза. Будто сами звезды предвидели её судьбу, написали целый сценарий жизни, не забыв выкрутить характеристику роста на максимум. В Японии подобным, а тем более из девушек, похвастаться не каждый сможет. Волейболисты до сих пор бегают по ней липкими взглядами и давятся-давятся удивлением. У Мидори сквозь облегающую футболку можно разглядеть все натренированные мышцы — она буквально продала за них душу, заперев себя в спортзале. — И давно у женского пола зашло в моду так качаться? — у блондинчика, оказывается, язычок хорошо подвешен. Отлично, а то Изуки бы заскучала тут с привычной японской вежливостью. — Ты тогда еще не родился, — она подмигивает Тсукишиме очень веселенько. — Спорт — это не про слабаков. Если собрался играть с такими щупленькими ручками, то будь готов к тому, что тебя придавят коленом сразу же после выхода на площадку. Правда жизни, не обессудь. — Не собираюсь я так пыжиться из-за простой клубной деятельности. А это может стать огромной проблемой в будущем. Мидори строит глупенькое лицо, делает вид, что его слова ранили её прямиком в сердце. «Простая клубная деятельность» — как же тот мог описать наилюбимейший! наипрекраснейший! спорт подобным образом, ужас. У Мидори глаза горят каждый раз, когда мяч волейбольный трогает, даже спит с ним. Она обожает находиться напротив сетки и смотреть, как мир двоится после очередной удачной атаки. Вот такое впечатление ей нужно производить, иначе никто не поверит в эту тупейшую личину. Похороненная в звездочках-декорациях, в дыму едких сигарет все равно однажды завоет и будет скоблиться в стекло, как сбежавшая из психбольницы, разбивая себе лоб. Умирая из раза в раз. Это всего лишь вопрос времени — стрелки часов всегда бегут вперед. Ты способен их остановить, сломать все чертовы часы в доме, вот только Вселенной это безразлично. Вселенная тебя не слышит и, быть может, даже не знает о твоём существовании. Если покороче — ей похуй. Она даже не разберет в поглощающей тишине мольбу, потому что спит глубоким сном, пуская слезинки в космос. И так рождаются галактики. В конце концов, Мидори знает: разложение ждет всех. Но почему она начала разлагаться раньше остальных? Да черт, опять забылись. У нас ведь миленькая история про целеустремленную волейболистку, так что вернемся к главным действующим лицам. Пристальным взглядом на неё смотрит Кагеяма, подозрительно так, а молчанием своим царапает. Узнал, узнал и еще раз узнал! Мидори ему кивает то ли приветливо, то ли просто подтверждает догадки, но он отводит глазки-льдинки, хмурится. Неужели не нравится её нахождение здесь? Эх, а ведь в Китагаве Даичи Изуки старалась быть отпадным семпаем: давала подзатыльники, ругалась матом на всех и протестовала до последнего. Казалось, они сдружились. Грустный смайлик, грустный смайлик, грустный смайлик. — Вы все тут издеваетесь, да? Ну почему-почему даже девочки выше меня? Это невыносимо, — Шоё хватается за сердце, еще немножко и точно заревет. Бедный ребенок. — Да заткнись уже, сколько можно ныть? — льется комедийная песня, пока Тобио навешивает тумаков своему дружку. — Лично мне вообще всё нравится. У нас в команде будет двойное сияние Карасуно, мечта просто! — но проходит буквально секунда, и Танака меняется в лице, указывая на Мидори пальцем. — Эй, не смей только в меня влюбляться. Моё сердце принадлежит лишь Киёке-сан. — Договорились. Она улыбается. Улыбается и думает: «Нахер. Я. Полезла. Сюда». Это же детский сад, да в миллион раз хуже и название другое — Волейбольный клуб старшей школы Карасуно. Только воронов здесь нет, одни клоуны без разукрашенных лиц. Разорвать бы собственную глотку — быстрее и эффективнее, чем мириться с подобной реальностью, которая еще не факт, что реально реальная. Мидори тяжело вздыхает, а на языке у неё роднятся лезвия. Год. Жалкий, ничтожный год. При лучшем раскладе — шесть месяцев, а потому всё хорошо, она потерпит. Терпеть, да. Всё, на что Изуки способна. — С этим закончили, дальше разбирайтесь без меня, — замдиректор возвращается обратно, на ходу поправляя паричок. — Не обижайте девушку, удачных тренировок. Ладно, отдам тебе должное. Ты отлично потрудилась, миленькая Дори-Дори. Но всё такое радужное, а я просто не могу не вкинуть прикольчик. Сори, уж больна голодна. выкл выкл выкл ВКЛ мИДОРИ ЧУТКА ПЕРЕДЕРГИВАЕТ. Немножечко так, где-то под сердцем или вообще в голове. Скорее всего в мозгах, да, ибо эта блядская болезнь не могла пробраться так далеко. Только ты так думаешь, эм. У Мидори зудит тело, внутри под кожей триллионы летающих муравьев, которым она в детстве отрывала крылышки. Космос — это вообще-то для космонавтов, так что возвращайся на землю, прямиком в аддд. Горелка внутри, нужно всего лишь взять и залить бензином, чтобы горело так ярко-ярко. Она долбится о стенку: в ушах сахарная вата, в глазах полопавшиеся сосуды и трехкратный импульс нездоровой штучки. Не захотела утром пить свои колесики, способные переехать череп, — лови последствия. Это некий урок для ребенка. Тот обязательно должен знать, что его ждет за непослушания. Но другие, к великому счастью, пока ничего не замечают, они ведь заняты своими тихими обсуждениями. И Мидори бы даже постаралась подслушать эти разговоры, да только совсем КАПЕЛЬКУ занята свернувшейся в клубочек реальностью. И чтобы выбраться из этого лабиринта, сначала нужно всё распутать, иначе ручки так и продолжат дрожать. Тик-так. Время на исходе. Не спались, родная, что у тебя в черепушке кирдык. — Получается, добро пожаловать?.. — Савамура наконец поворачивается к ней. Расстроенный, ужаленный и поверженный. Не подобает капитану таким быть. Он склоняет голову, замечая, как Изуки прижимается к стенке. — Ээ, всё в порядке? — О да! Просто у вас тут душновато, ребятки, — улыбка-улыбка-улыбка. Подавитесь ею нахер, ребятки. — Мы будем сегодня играть или чаек заварим и станем ближе знакомиться? — все странно косятся на Коуши, а он смеется мягко. В Мидори, знаете ли, неимоверно много силы. Мидори способна подняться, пока мир вокруг нее будет стремительно кануть в Лету. И её взгляд бескрайних сожженых земель отпечатается на небе навечно, отставит след в атмосфере и, может быть, образует новый спутник. Однажды она вытравит ту херь, что засела внутри, и снова сможет жить в тишине. Молчание — золото. Да только золото Мидори давно променяла на пустую улыбку. — Сыграем сегодня четыре на четыре и посмотрим, что умеет наша новенькая, — капитан вздыхает тяжело. — Короче, в первой команде будут Изуки, Кагеяма, Танака и Хината, а во второй я, Суга, Тсукишима и Ямагучи. Всем понятно? Волейбол для неё — это вовсе не отдушина, а жалкая необходимость с примесью фенола. Так пахнет болезненное отчаяние, сломанные пальчики и мученики, что похоронили себя напротив сетки. Мидори, кстати, знает одного из таких — он истекал кровью рядом с ней, стуча кулаками по полу и крича о несправедливости этого гребенного мира. Тогда её рот выдал лишь одну фразу, положившую начало конца: «А с чего ты вообще однажды решил, что справедливость — это не утопия?». Люди с рождения не равны: одни приходят на свет с небывалым талантом и возможностями воздвигать себя в лидеры, другие глотают собственный пот, перемешанный со слезами. Ты можешь пойти против системы, поломать её в щепки, но это всё будет лишь жалкой иллюзией — общество выкинет тебя на обочину. Поэтому склони голову, повинуйся, работай-работай-работай, ноя вечерами о бесконечной усталости, но в итоге вставай каждое утро и повторяй порядок заново. Однажды ты найдешь покой, пока солнечные лучи будут обрамлять твое личико. — Хей, Тобио, подавай мне побольше. — Зачем ты здесь? — А ты чего не в Шираторизаве? Разве такому замечательному связующему подобает это местечко? — она закидывает руки за голову, пока её милый кохай отпускает глаза. — Насколько знаю, твой брат там отлично справляется с ролью сеттера. А еще мне не удалось сдать вступительный экзамены. Ах да, её брат. Мидори сдержанно улыбается. — Думаю, здесь ты сможешь показать себя лучше, чем в Китагаве Даичи, — она в записи смотрела его последнюю игру в средней школе, знала: однажды всё должно было дойти до подобной ситуации. — Так что не живи прошлым. Сама-то следуешь своим советом? — А ты всё еще общаешься с- — Давайте на позиции, поболтаете потом. Да пусть оды этому капитану воспоют уже. Кагеяма кидает на Мидори взгляд напоследок, замечает, что зрачки у неё расплылись. Темно-темно, словно ночная Аокигахара поселилась прямо в радужке глаз. Смотришь в них и будто бы заходишь в море деревьев, игнорируя плакат с призывом тебе помочь. От разглядывания двух бездн отвлекает свисток со стороны менеджера, свидетельствующий о начале игры. И это самый ненавистный звук для неё.

***

Мидори — ферзь в игре. Буквально самая сильная фигура в шахматах, чья воля заставляет всех пасть ниц. Она воссоздаёт собственную вселенную, каждый шаг противника — всего лишь небольшой пунктик в её плане. Это такой симулятор реальности, где Изуки, наблюдая сверху, замечает каждый изъян, каждую осечку. А ты, запертый в ее искусной клетке, можешь только глухо стонать, пока не поскользнешься от измотанности. Было такое, что игру против Мидори не хотели даже продолжать. В их глазах был ужас, все кричали: «Монстр, монстр» — просили остановить матч. Женская команда Китагавы Даичи выходила победителем, ломая соперников даже не физически. Те умирали морально, не могли противостоять её подавлению. Не забывай, что именно Я тебя этому научила. Без меня бы ты ничего-ничего не добилась. Конечно, с возрастом она смогла начать это контролировать: наступать коленом на горло не сразу, а постепенно. Лишь бы сохранить хоть какой-то интерес к игре. Когда очередь подачи наконец доходит до неё, Мидори даже не отсчитывает время после свистка. Привычка, засевшая на подкорке мозга, — подкидывать мяч в последнюю секунду, высоко взлетать и отправлять его на другую сторону сетки с неуловимой силой. Прямиком в бесконечность. Тот оставляет за собой шлейф из звука и движения, а от удара дрожит весь чертов мир. Такую подачу и смысла принимать нет, если надеешься выйти из спортзала с двумя целыми руками. Волейболисты смотрят минуту в точку, куда первоначально прилетел мяч, после отскочив на балкон. Переводят взгляд на неё, но Мидори лишь невинно улыбается. Сами ж хотели посмотреть, что умеет новенькая, разве нет? — Это чё было? — Танака первый приходит в себя, выпячивая глазницы. — Ты случаем не из молодежной лиги? — Я из ада похлеще, — тренировки дяди таковыми назвать вполне можно. — Научите, прошу вас! Это было просто супер-пупер круто, — рыжик практически прыгает на неё, но падает на пол от пинка Кагеямы, мысли которого крутятся вокруг еще одного знакомого с крутыми подачами. И, честно говоря, те и рядом не стоят с ударами Изуки. Вау, да они все просто в восторге от тебя! — Блевать тянет, — она проговаривает это очень глухо. Да, понимаю, хаха. — Ты действительно поступила сюда лишь для того, чтобы помочь Карасуно выйти на Национальные? — недоверие Савамуры понять можно, причина действительно слабая. Капитан сам в шоке — не может школьница в его представлении так бить. — Не только уж. Я наслышана о многих талантливых игроках из Мияги, очень хотелось сыграть с ними. Какую же бредятину Мидори несет, самой невыносимо. Но эта легенда продумана до самых мелочей и практически идеально стыкуется с её прошлым. Она действительно не знает слово «поражение» в отличии от других: Изуки никогда не выходила из зала со слезами на глазах, никогда не благодарила группу поддержки на трибунах с болью в сердце, никогда не была слабой. О ней говорили по всей префектуре, порочили судьбу талантливой спортсменки, что побьет все рекорды. Вот только есть маленькое «но» — ваш гений ненавидит волейбол. И полируя свою новую личину, нацепляя её на себя в темноте ванной, она отражению в зеркале клялась закончить последнюю игру с очередной победой, продуманной до последнего хода. Поэтому «я хочу играть против сильнейших, ведь сама сильнейшая» очень даже неплохой довод. — И как ты, будучи девушкой, собралась участвовать в мужских соревнованиях? — Тсукишима только что озвучил вопрос, который интересует абсолютно всех. — А тут можете даже не переживать, я давно решила эту проблемку. — Хорошо, наверное, жить со связями. — Да, Кей, вполне, — но в принципе она не против поменяться с ним жизнями. С помощью её подач удается забрать еще очков пять, прежде чем мяч улетает прямиком в аут — перестаралась немножко. Слышатся облегченные вздохи соперников и удивленные вскрики Хинаты, которому давно пора бы успокоиться и собраться. Он то еще ни разу не забил. Мидори думает, что Шоё посредственный в волейболе. Можно быть быстрее всех и прыгать высоко, но если не умеешь бить и принимать, то ты абсолютно бесполезный для команды. И блок Тсукишимы ему явно не по плечу — нужны силы, чтобы уничтожить. Видимо, всё же ей придется вмешаться. — Что насчет быстрых пасов нашему коротышке? — Мидори скрещивает руки на груди, поворачиваясь к связующему. — Я не коротышка! — Не нужны они, без них пробьемся, — коротко бросает Кагеяма. — Конечно, но так Шоё не раскроется в роли атакующего, ты ведь и сам это понимаешь. Поражение должно было научить тебя грамотно оценивать силы не только соперников, но и сокомандников. Тобио талантлив, спору нет. Точность пасов, умение расчитывать время удара — всё это не наработано опытом, это буквально вшито в него с самого рождения. Тоору очень боялся Кагеяму, боялся настолько, что возвел страх в абсолют, назвав подобное ненавистью к гениям. Но на деле больше всего на свете ему не хотелось быть жалкой двоечкой и глотать серебро, а не золото. В конце концов, кошмар Ойкавы сбылся — на какой-то период он стал тенью своего же кохая. На неё устремляются вопросительные взгляды волейболистов, и Мидори устало массирует переносицу, начиная объяснять: — В последней игре Кагеяма сделал пас, но никто из команды не стал принимать. Сразу скажу аргумент в его защиту, а то кое-кто уже хочет высказаться об эгоистичности нашего сеттера, — она стреляет глазами на уже открывшего рот Кея. — В общем, Тобио тогда понял, что стена блокирующих чуть ли не стальная и одними пряжками с ударами не обойтись, но не смог правильно донести это до напарников. Хреновых напарников, которые не смогли даже проанализировать обстановку на площадке. Скорость — главный козырь связующего, но Кагеяма переоценил способности команды. Это всего лишь недопонимание, угробившее Китагаву Даичи. — Не думал, что ты станешь смотреть этот матч, — вообще-то он очень рад её словам — хоть кто-то сумел понять. — Я смотрю все игры. Ещё раз — Мидори обожает знать каждую мелочь. Она собирает информацию по крупицам, имеет досье на каждого, просматривает миллион веб-страниц в попытках отыскать интересные моменты. И нет, это не защитный рефлекс, обычное любопытство, корнями впивающееся в мягкую плоть. Тыкните пальцем на любого человека, и она расскажет всю чернуху, которую тот пытался запрятать в подвал. К счастью, ей наплевать на окружающих, поэтому молчит и ничего не рассказывает. За бесплатно. Изуки — уж очень темная личность, скрывающаяся за улыбкой хорошей девчонки. Смотри, чтобы однажды твоя карнавальная маска не разбилась о кафель. Осколки больно впиваются в кожу, помнишь же. Она терпеть не может этот внутренний диалог, даже в собственной головке ей не удается быть самой собой. Не-вы-но-си-мо. Хуже всего — не помнить было ли когда-то по-другому. Существовала ли тишина вообще или это жалкая выдумка? Таблетки помогают заглушить голос, но не остановить до конца: она никогда не замолкает, комментирует любые действия, любые мысли, порядком издеваясь над последними нервными клетками. Мидори знает: всё прекратится, только когда этого захочется ей самой. Ты главное не думай, милашка, что это будет настолько легко. Она всплывает из океана наваждений, забытых мечт и пузырьков-воспоминаний. Игра давно продолжилась, но Изуки всё это время не отдавала себе отсчет в действиях: принимала подачи, била с задней линии, не замечая, как соперники прятали руки за спинами, — сейчас же наконец возвращается в реальность, прямиком на поляну плющей. Кагеяма наконец отдает быстрый пас Хинате, что за секунду оказывается в нужной точке и бьет прямиком в середину площадки. Его первое очко, можно даже похлопать. Она улыбается глупенько, выражение лица так и кричит: «Вау, ребятки, вы просто отпад! Сделали просто невозможное». Сама Мидори не факт, что смогла бы забить подобным образом — рефлексы чуть уступают. — Нахрена глаза-то закрыл, придурок? — Тобио всего-навсего пытается скрыть собственный шок за криками. Удивительно: рыжик так легко доверился тому, кого недолюбливает, и позволил руководить атакой. Будто жалкая марионетка в руках сеттера. Ей бы наверное оставшаяся гордость не позволила. — Вы тут все такие бледные, — она посмеивается, поглаживая Хинату по волосам. Прикосновения формируют привязанность, а это уж больно важно сейчас. — Молодцы, мальчики. — Когда ты спрашивала Кагеяму про быстрые пасы, сразу поняла, что они вдвоем смогут провести эту атаку? О да, Суга-чан. — Неа, всего лишь предположила. Первый сет их команды выигрывает у капитана почти с разгромным счетом. Даже потерянные Хинатой очки в начале не смогли помешать победе. Во время перерыва связующий объясняет новую тактику, но Мидори совершенно не слушает — у неё до ужаса сильно болят пальцы. Хочется побыстрее закончит этот цирк и пойти домой, перед завтрашним школьным днём еще куча дел. Она в принципе не планирует появляться здесь часто: ни на тренировках, ни на уроках. Хоть и очень нужно сделать так, чтобы команда её полюбила. Мидори изначально знала, насколько сильно это будет утомлять, насколько часто придется общаться с людьми. Но собственный принципы давно пришлось похоронить. Закопать под звездами, сжимая в руках лопату, залитую кровью. КровьКровьКровь В тот вечер её было действительно много. Второй сет начинается с очередной подачи Мидори. Спортивный зал разрезает вскрик: «Давай! Мы примем».

***

— Нет, нам явно до тебя далеко, — Савамура валяется на паркете весь в поту. Собственно, как и остальные участники его команды. — Да ладно, вы просто расслабились в самом начале. Мидори отпивает воду, подпирая стенку. Даже не думала, что всё будет настолько легко. Ей даже не пришлось применять главный козырь. Тренировочный матч закончился, а напарники так и не могут перестать радоваться победе. Она не понимает их счастья — это ведь обычная игра, в которой исход можно было определить с самого начала. Хотя Карасуно, если уж быть честной, команда лузеров. Есть, конечно, парочку хороших игроков, не считая Кагеямы, но для межшкольных соревнований это крайне мало. Даже ничтожно. И всё-таки для Мидори выигрышно было поступать именно сюда — можно пользоваться авторитетом дяди, жадностью замдиректора и похуизмом остальной администрации. — Слушай, а у тебя случайно нет старшего брата? — Савамура в один миг поднимается с пола, будто вспомнив о чем-то. У Мидори сердце делает кульбит, внутри пожаром полыхают все органы. Старший брат. Одна фраза — одна опухоль где-то в мозгах. Два слова — два отполированных до блеска лезвия прямиком в глазницы. Одиннадцать букв — одиннадцать шрамов, оставленных на ребрах в качестве воспоминаний. Она улыбается, пока в голове её истерично хохочут: Я обожаю, когда тебя так штырит от этих слов. — Точно-о, в Шираторизаве есть похожий на тебя второгодка. Как я сразу не догадался, — Коуши чешет подзатыльник, по памяти восстанавливает портрет того сеттера. — Стиль игры у вас только очень разный. Однажды Мидори сказали: «Чем меньше ты будешь теребить рану, тем быстрее она заживет». Это всё хуйня, тот человек скорее всего говорил про болячку размером с комариный укус. У неё же огромный продольный разрез на животе, из которого льются багровые водопады, марая руки по локоть. Рана Изуки гниёт, напоминает о себе невыносимой болью в черепушке. Попросту невозможно забыть о ней и жить припеваючи дальше — сначала нужно откачать всю грязь. — А да, это мой близнец — Мидория, — она перекатывается с носков на пятки. — Только мы не в самых дружелюбных отношениях — расстояние, все дела. Я должна была год назад поступать в старшую школу, но провела это время, тренируясь в Америке. Объясняет всё сразу, потому что лишних расспросов Изуки уж очень не хочется. — Мидори и Мидория? Ну приколисты ваши родители! — Заткнись, Танака, тебе же сказали… — Коуши сразу по интонации понимает, как сильно ей не хочется говорить о родственничках. Твой план заключался в том, чтобы сделать из себя жертву? Она думает: «Я и есть жертва». Ошибаешься.