Тихий омут

      Пока Карина пила чай с какими-то дорогущими конфетами и всерьез подумывала унести домой хотя бы один красивый фантик, Лена повествовала о наведавшейся в город бывшей однокласснице, по-турецки восседая на краю кровати. Оказалось, каникулы у Дианы начались раньше, чем у них, и по случаю последнего учебного года, она решила встретиться со старыми друзьями, коих у нее было пол школы. Пятницу выбрала, потому что так больше возможностей встретиться в более неформальной обстановке после уроков. Более неформальной — значит, в обстановке веселья и расслабленности, соответственно, алкоголя.       — Но ты не приходи лучше, — предостерегла подруга по очевидным причинам.       Карина несколько раз сложила и развернула матово-черную бумажку. Золотистая линия посередине покрылась трещинами. Увлеченно рассматривая каждую из них по отдельности, девушка достаточно разборчиво пробормотала:       — Я хочу ее увидеть.       — Зачем?       Она и сама задавалась этим вопросом. Посмотреть в глаза? Что-то сказать? Она часто представляла, как это будет, но сейчас слабо верила в то, что у нее получится быть такой, как в собственных фантазиях. В голове — пустошь. А где-то в дали — красная мигающая точка, представляющая собой слепое желание.       — Просто хочу, — Карина безразлично пожала плечами.       — Ты как бы… одна там будешь, понимаешь? С тобой сейчас никто не общается, и мне тоже придется, — слова получались у Лены отрывистыми, тщательно подобранными, а взгляд все больше напоминал тот, каким она смотрела на лежащую на холодной земле подругу среди зимы, около дома, адрес которого стерся из памяти обеих. Будто принимала на себя всю ответственность за происходящее.       — Плевать.       Она и правда ничего не чувствовала. Или не разрешала себе. Заточила эмоции где-то внутри, замуровала в стенах собственного сознания. И в коридорах стало тихо, просторно, пусто. Только по углам мельтешил один и тот же образ черного пальто, каштанового каре и глаз, затаивших в себе колючие кедровые ветви и шум ветра в темных верхушках елей. Только Саша, будучи неизвестно где, продолжала приводить сердце в движение, она же послужила причиной его остановки. Мысли о ней вызывали глухую тоску, поэтому Карина предпочитала не думать.       Отложив в сторону потерявшую прежний вид бумажку, похрустела пальцами. Один не хрустнул, нарушая всю систему. Она нажала сильнее, но после пары неудачных попыток сдалась, ибо только перелома или вывиха ей сейчас не хватало. Личная медсестра в отпуске, пришлось бы тащиться в больницу. Хотя Саша бы тоже отправила ее именно туда.       Саша.       — Значит, ты будешь? — уточнила Лена, героически вырывая подругу из пучины.       — Приду ненадолго.       Разумеется, что ей там долго делать? Разве что достать из кармана свернутый папирус и зачитать подробный список всех плохих, неправильных, обидных поступков и слов Дианы с пунктами и подпунктами, но тогда придется остаться до следующего пришествия. ***       Черный капюшон любимой толстовки, которая, кажется, даже после нескольких стирок слабо пахла вишней, закрывал лицо. Тем не менее узнать девушку не составляло труда, но ей и не нужно было прятаться — иначе она бы просто осталась дома. Она не хотела показывать эмоции. Слишком много могут сказать глаза или дрожащие губы, в конце концов, слезы. Она безусловно собиралась держаться стойко, но перестраховка еще никому не помешала.       Если смотреть издалека, Диана почти не изменилась. Не высокая — возвышающаяся, с осанкой скрипичного смычка, расправленными плечами и идеальной линией подбородка. До шестого класса родители бесконечно таскали ее по стоматологам, а во рту у нее было столько железа, что можно было не беспокоиться о гемоглобине. Видимо, такое беспокойство дало свои плоды. Теперь она с явным энтузиазмом рассказывала что-то подругам. Так увлеченно, что не заметила, как комнату наполнили громкие перешептывания, смешиваясь с музыкой в противное жужжание.       Карина чувствовала себя странно, не столько от такого пристального внимания и очевидного всеобщего осуждения, сколько от того, что ей это в каком-то смысле нравилось. Взгляды давили, впивались, но сейчас они ей принадлежали. Так много людей — одноклассников, знакомых и неизвестных, и все они прервали веселье, разговоры и перепалки ради того, чтобы коллективно обрушить на нее свою ненависть, тихую и жалкую.       Смутно знакомая брюнетка прервала рассказ подруги, указывая на нежданную гостью, и выглядела при этом так обиженно, будто последняя одним только взглядом ее домогалась и покушалась на ее честь. Диана едва заметно отшатнулась, когда поняла, кто перед ней.       Карина остановилась в опасной близости, почти с нежностью рассматривая ее лицо. Слова на ум не приходили. Какие-либо действия — тоже. Стрелки на часах замерли, люди растаяли вместе со своими гадкими взглядами, исчезли звуки. Осталось лишь двое: одна — скрытая за черным капюшоном, и вторая — удивленная или испуганная, слабо понимающая происходящее. Поверить в то, что они видят друг друга наяву было тяжело обеим.       А потом часы вновь пошли. Зазвучала музыка, заговорили голоса. И Диана, словно вынужденно, нацепила на себя выражение отвращения.       — Чего тебе? — спросила она небрежно в своей манере, после чего ее лицо изуродовала улыбка, такая мерзкая, что захотелось помыться: — Прости, тут все девочки нормальные, помочь ничем не можем.       Посмеяться никто не успел — воздух разрезал оглушительный звук точной пощечины. Да, больше всего Карина хотела именно этого. Чувства горящей ладони, краснеющего следа на чужой щеке, слез в уголках округлившихся медовых глаз. Сделать ей больно. Незначительно, зато неожиданно.       — Пошла ты, — шипение, змеиное, ядовитое. Девушка слабо верила в то, что этот звук издала она сама, а не нечто, вырвавшееся из глотки.       А дальше — разворот. Карина шагнула вперед — или назад — и это оказалось так легко. Она решительно двинулась дальше. Случайно поймала взгляд Саванова из толпы, не тот, что был в школе. Ей вдруг показалось, что они синхронизировались, что сейчас они почти идентичны в своих ощущениях, и даже ее брови нахмурены точь-в-точь, как его. В спину ядовитыми дротиками летели оскорбления и угрозы, но ни одно не попадало в цель — ей все равно.       Все равно.       Холодный порыв ветра ударил по щекам, будто бы в качестве мести за первую любовь. Волосы быстро вымокли. Карина не особо понимала, падает с неба тяжелый мокрый снег или моросит дождь. Возможно, сегодня они выступали дуэтом. Для весны это не удивительно.       Когда она вообще успела оказаться на улице? Все вокруг напоминало затянувшийся сон. Было бы здорово проснуться, прийти в школу, где никому нет до нее дела, а потом увидеться с Сашей, которая никуда не пропадала. Может быть, у них бы что-то получилось. Может, они бы разругались в пух и прах. Лучше кидаться посудой в нее, чем в пустоту. Непонятно где — перед собой или внутри.       — Карина! — послышалось со стороны подъезда. Девушка, будто вынырнувшая из-под чего-то густого и тягучего, обернулась на голос. Когда в нее едва не врезался Саванов, она сглотнула, перемещая взгляд с него на подъездную дверь и обратно.       — Они видели, что ты за мной пошел?       Ответом послужило шевеление занавески за окном и несколько силуэтов. Парень посмотрел туда же, выпрямляясь.       — Видимо, да, — ответил с простой улыбкой, пожимая плечами. — Я просто подумал, что ты меня, конечно, ненавидишь или что-то в том роде, но одну я тебя бросить не могу. Этим на растерзание. Все время защищал, привык уже, понимаешь?       — Дурак ты, — Карина улыбнулась так же. Казалось, у них обычная дружеская беседа. Они же смотрели другу друг в глаза, смиренно погружаясь под холодные соленые воды, чувствуя каждую рану, от сквозных, кровоточащих, до мелких и незначительных. Вместе. — Тебя же тоже сожрут теперь.       — Ты же знаешь, я невкусный.       Она рассмеялась. Неестественно, неправильно, до слез. Ткнулась лбом Саванову в плечо, приговаривая, будто заезженная пластинка, какой он идиот. Он не обижался и не мог позволить себе ничего, кроме как стоять столбом, пока она не отстранится. Вместо этого, когда приступ смеха прекратился, Карина еле слышно на выдохе прошептала:       — Прости.       Она уже сто раз переосмыслила все, что между ними произошло. Появление Дианы поставило точку в ее мнении. Денис не заслужил такой реакции, как она не заслужила ее когда-то. Он столько раз доказывал ей, что он хороший друг, но достаточно было лишь влюбиться, чтобы потерять ее. Не влюбиться — поделиться чувствами, тем, что гложет, со своей подругой, с близким человеком. Он не просил отношений, взаимности и чего угодно еще, только понимания, а она поступила так, как уже поступали с ней и глазом не моргнула.       — Забей, — бросил парень в привычной манере. — Мир?       Карина отошла, взглянула вниз на протянутую ей руку с выставленным мизинцем. Саша в ее голове снова спросила «друзья?». Она замерла, прокручивая навязчивое воспоминание. Вот бы была кнопка выключения.       — Мир, — девушка прочистила горло и зацепила свой мизинец за его.       Прошлый историк, проработавший в их школе меньше года, называл их палочками Twix. Он был одним из немногих сторонних людей, веривших в их искреннюю дружбу. Остальные видели в разнополом дуэте романтику — быть может, так она и в него проникла? Возможно, чувства Дениса — что-то навязанное ограниченным обществом. К тому же ближе и надежнее Карины у него никого не было, если рассуждать логически, не поддаваясь эмоциям, она в его глазах — идеальная кандидатка для отношений с одним существенным минусом. Ни малейшего шанса на взаимность.       Хотя бы шанс на дружбу он заслужил. Чувства приходят и уходят, а истинная связь остается на долгие годы, соединяя души незримой нитью. Ее нельзя просто взять и разрезать ножницами, а рвать руками бесполезно — только растянешь.       — Как дела с твоей этой? — очень конкретно спросил Саванов, шагая рядом с подругой. Шли они, как обычно, куда глаза глядят. Карина сразу поняла, о ком речь, выпустила через уголок рта дым, прежде чем обреченно ответить:       — Никак. Предполагаю, что меня кинули.       — У вас было что-то?       — Видимо, не было, — девушка усмехнулась, со злостью затоптала выброшенный окурок.       — Вы спали или нет? — проявил излишнее любопытство парень, но после подозрительного взгляда в свою сторону, пояснил: — Мне же нужно знать, насколько сильно ее ненавидеть.       — Не беспокойся, я сама ее достаточно ненавижу, — Карина усмехнулась, понимая, что если бы ненавидела, не скучала бы. Вслух бы никогда не призналась. — Не спали. В смысле, спали, вместе, но не друг с другом, ну, ты понял.       — Понял, — не сразу сказал Саванов. — А сейчас что?       — Ничего, — девушка вздохнула, перечислила кратко: — Она пропала. Я ей писала — она игнорировала. Поэтому я ее заблокировала.       — Почему я не удивлен?       — У тебя как? — резкая смена темы давала понимание того, что эти разговоры ведут к лишней информации. — Тупишь?       — Ты про Вику? Не туплю, там даже если совсем пеньком быть, все очевидно. Но я как бы… Не тороплюсь. Замену сама знаешь кому в ней видеть не хочу, обоим хуже от этого.       На сердце стало тепло, словно его облили теплым молоком с медом, когда парень начал рассказывать о Вике больше. Девушки обычно не проявляли к нему внимания, особенно столь активного, хотя при нем была и слащавая внешность, и какой-никакой статус в рамках их маленького мирка.       Карина радовалась, ведь это то, чего она хотела с самого начала перерыва в общении с другом. Но теперь, когда на нее столько всего свалилось, это будто бы уже не имело смысла. Личная жизнь Саванова — последнее, что ее беспокоило.       Чем ближе они подходили к дому, тем глубже девушка погружалась в себя, понемногу теряя нить повествования. Когда они остановились около подъезда, она окончательно превратилась в хмурую тучу. Смотришь на такую в окно — и не ясно, взять ли с собой зонт или пронесет.       Прощаясь, Денис сказал, что все будет хорошо. Карина про себя повторила.       Поднявшись на третий этаж, взглянула сначала на дверь своей квартиры, потом — на противоположную. Подошла ближе, провела самыми кончиками пальцев по изогнутой ручке. Решившись, вжала в стену кнопку звонка, силясь вспомнить, когда она в последний раз ими пользовалась. Послышался звук открывающегося замка, и девушка сглотнула. Неужели это было так просто?       Нет. В проеме показалась рыжая макушка.       — Привет, — начала Алина, будто ничего не знала.       — Где Саша? — спросила Карина вместо ответного приветствия, не беспокоясь о нормах приличия. Смирнова вздохнула, подумала пару секунд, что показались часами.       — Уехала. Ушла в два отпуска.       Девушка, в общем-то, предполагала примерно такой ответ. И все же, услышав его вот так, вслух, четко и просто, она снова погрузилась в тягучую массу, заглушающую все внешние звуки. Пытаясь не выглядеть расстроенной, заторможенно спросила:       — В какие два?       — Обычный и академический. Официально — по семейным обстоятельствам, на деле… не знаю. Всего на неделю.       — Ясно, — кивнув, Карина развернулась. Не попрощалась без цели проявить грубость, просто забыла.       Обнаружила себя уже в комнате. Путь до нее казался туманным, как если бы это произошло не пять минут назад, а очень давно. Нужно привести себя в чувство.       Привести в чувство.       Боль в запястье. Карина взглянула на красную полосу в свете настольной лампы, канцелярский нож, крепко сжатый в дрожащей ладони. Кровь собралась в большую каплю, скатилась вниз, запачкала тетрадь багровой кляксой. В голове не осталось места ничему, кроме одержимого:       «Еще»