Тихий омут

      Воспоминания прошедшей ночи, вспыхивавшие одно за другим пламенными кострами, были столь сладкими, что даже не верилось. Тем не менее, сомневаться в их правдивости не приходилось, а вот в том, что собственная память может что-то недоговаривать — очень даже.       Карина погипнотизировала скучные обои на стене перед собой, и, не разглядев никаких тайных посланий от древних цивилизаций, перевернулась на другой бок. Одним глазом и половиной другого, утопающего в подушке, наконец осмотрела комнату, залитую мягким утренним светом. И снова ничего из ряда вон выходящего. Единственный свидетель жизни — заваленный тетрадями и умными книжками стол. Порядок на грани с нетронутостью на полупустом стеллаже самого простого из всех возможных видов, внушительных размеров шкаф у прохода в коридор. Возможно, вся одежда Саши хранилась в Нарнии, если бы поместилась, конечно. Один стул у окна, чудом вдвинутый между балконной дверью и батареей, на широком подоконнике различные баночки, тюбики, коробочки и органайзеры во главе с маленьким круглым зеркалом.       Второй стул обнаружился у кровати, а на нем — стакан воды и подозрительная таблетка. При взгляде на нее, голова у Карины заболела для приличия. Когда появилась Саша, девушка об этом забыла и страшно захотела провалиться на пару этажей вниз, но вместо этого потребовала, кивнув в сторону многофункционального подоконника:       — Штаны дай.       — Бутерброд не сделать? — из вредности саркастично предложила старшая, стянула со спинки стула чужие брюки и любезно отдала гостье.       — Сделай, — ответила та, затаскивая вещь под одеяло. Ни на что особо не рассчитывала, но попытаться выгнать ее из комнаты стоило.       Саша пожала плечами, кивнула и ушла, очевидно, делать бутерброд. И вернулась. С бутербродом и чаем. Поставила перед девушкой, отодвинув воду и таблетку. Карина, успевшая за время ее отсутствия со скоростью света впрыгнуть в штаны и устроиться на краю кровати, похлопала глазами, потом с недоверием откусила сие изысканное блюдо. Чуть не подавилась колбасой, когда приготовившая его особа приземлилась рядом и выдала:       — Знаешь, после того, что между нами было, ты бы не напугала меня трусами с бантиком.       Через усилия проглотив несчастный кусок и запив его чаем, девушка, конечно, решила поинтересоваться:       — А что было?       — Не помнишь? — глаза Саши загорелись такой надеждой, что она сама себя почти возненавидела за это навязчивое желание забыть все, что произошло вчера. Жаль, что у ее спутницы намерения были противоположными.       — Смотря что, — призналась Карина с осторожностью.       — Уточни, я не читаю мысли.       — А могла бы, знаешь ли. Мне проще сказать, что ничего, чем назвать то, что я помню.       — Боишься слова «секс»? — не удержалась Саша, сдерживая улыбку.       — У нас был секс? — после этой донельзя восклицательной реплики, она, конечно, растеряла всю свою сдержанность и рассмеялась.       — Нет, конечно, — потом серьезно добавила: — Я бы так не поступила.       — Зря, — неожиданная реакция в сочетании с дожевыванием бутерброда. — Я бы пожалела, только если бы забыла, а учитывая, что я помню многое, я бы не забыла.       — Прости, что я не трахаюсь с пьяными в стельку еле-еле совершеннолетними девочками, — от всей души извинилась Саша. Карина с горечью хмыкнула, наблюдая за качающейся на чайной глади чаинкой.       — С трезвыми тем более.       — Тут я бы поспорила.       — Нет.       Устало, с долей смирения. Нет, она бы не нашла в себе сил довериться. Нет, не подпустила бы в трезвом уме. Алкоголь стал таким удобным выключателем всего ненужного, мешающего и мельтешащего на задворках сознания. Это так просто — напиться и переспать. Может, потом собирать воспоминания по крупицам раскаленных углей, зато получить что-то недосягаемое, мучающее по ночам. Сорвать пресловутый запретный плод и отчаянно пытаться отыскать в лабиринтах памяти его вкус.       Это неправильно и грязно. Это не любовь и не доверие. Так какая разница — это или притворство с нелюбимым человеком? Противно одинаково. Больше всего — от себя.       Саша мысленно закопала себя еще глубже. Потому что все поняла, и первым делом решила, что больше всего хотела бы научить ее не бояться. А потом быстро вернулась к продумыванию плана о побеге от ответственности за свою временную слабость под воздействием некоторого количества крепкого алкоголя. Вот так просто.       — Мне жаль.       — Я знаю.       — И мне нужно подумать, — выпалила быстрее, чем успела бы засомневаться. Лучше сказать прямо, предупредить, чем томить в ожидании и неизвестности.       — О чем? — смешок Карины прозвучал, как пресловутая бочка меда с ложкой дегтя. — Или ты у нас особо взрослая, и воспринимаешь всерьез только секс?       — Обычно я и его всерьез не воспринимаю, — призналась в очевидном Саша.       — Замечательно, тогда между нами, пожалуй, ничего нет. Чисто дружеский единоразовый слюнообмен. Я молчу о том, что я все это время страдала от неразделенной любви, а ты что? Думала?       — Карин, — старшая повернулась к ней с, кажется, отчетливым скрипом зубов. — Когда я говорю, что мне нужно подумать — это значит, что ты послушно киваешь и идешь к себе домой ждать моего решения.       — Бутерброд не сделать?       — Нет, только подождать, пока я, блять, разберусь со своими проблемами, а не становиться очередной из них. Ясно?       — Предельно, иди нахуй.       Чашка с противным звоном ударилась о пустую тарелку. Карина поспешно поднялась с места, склонилась в слишком резком поклоне, после чего демонстративно направилась к коридору, стойко игнорируя потемнение в глазах. Саша возвела глаза к потолку и, обратившись к Господу, в которого никогда не верила, двинулась следом.       Догнав девушку, прислонилась плечом к стене, со скептическим видом наблюдая, как та застегивает куртку. Зачем это делать, если пройти нужно буквально до соседней квартиры, не поняла, но Карина знала, что в таком виде будет проще придумать отговорку о том, где она ночевала. Лучшим вариантом была Лена, ибо мать их зарождающейся дружбе радовалась больше, чем они сами, и, вероятно, разрешила бы им вдвоем лететь в космос.       Саша молчала с недовольным видом. Карина молчала с недовольным видом. Так они и разошлись бы, молча и недовольно, если бы старшая не решила вытянуть ситуацию путем продолжения диалога.       — Мне просто нужно время, — мягче, чем до этого. Для большей убедительности, она подошла ближе и развернула девушку к себе за плечи, но та отпрянула, смерив ее грозным взглядом.       — Вот когда примешь свое «решение», тогда и будешь руки распускать.       Невыносимая. Конечно, Сашина мягкость за секунду вывернулась шерсткой внутрь и обросла шипами. Как же ее раздражало, что она не может влиять на чужие чувства и реакции, а когда пытается, по-хорошему пытается, получается только в стенку долбиться до бесконечности. Карина готова была до последнего вздоха утверждать свою правоту и не сдалась бы под дулом пистолета, какая тут мягкость?       — Ну, конечно, давай перейдем к дешевым манипуляциям, как будто мне жизненно необходимо к тебе прикасаться, иначе я не выживу, — активная жестикуляция и неожиданно открывшийся актерский дар указывали на близость Саши к взрыву неизмеримого масштаба. Но она манипуляциями тоже не брезговала: — Знаешь, будь ты на моем месте, я бы тебя не торопила.       — А речь не обо мне, — не унималась младшая и смотрела с такой провокацией в глазах, что кровь в венах закипала. — Или правда жизненно необходимо, иначе почему так бесишься с того, что я запрещаю?       — О нет, она мне запрещает, слушаюсь и повинуюсь.       — Докажи тогда, что нет.       Первый порыв — доказать. Сорвать с нее эту дурацкую фиолетовую куртку, которую она все никак не могла сменить на весеннюю, прижать к двери и поцеловать как вчера, а лучше вернуться в кровать и доказывать, пока она не признает, что Саше ничего нельзя запретить. Прикасаться, где захочется, и делать все, что захочется.       Следующим пришло осознание — она сделает не все, что захочет сама, а все, что Карина попросит. И если Карина сказала «нет» — руки себе за спиной свяжет, но не тронет.       — Ты собиралась уходить, — Саша придала своему лицу невозмутимое выражение, будто не она только что размахивала руками и повышала голос, открыла дверь и вышла сама, чтобы пропустить девушку.       Та удивленно похлопала глазами. Она уже успела пожалеть о том, что вообще начала это все, напряженно ожидая чего угодно, но не такого завершения конфликта. Почти сдала назад, мол, имела в виду другое и совсем не пыталась спровоцировать, но столкнулась с… Уважением? Обыкновенным поведением человека, которому ты не безразлична. Оказалось, что ее доверие Саше дороже собственного эго.       Дергая на себя ручку двери своей квартиры, Карина почти обернулась, хотела сказать, что готова подождать, показать, что тоже способна на уступки ради их отношений, но что-то ее остановило.       Саша осталась одна посреди подъезда. Под футболку мерзкой змеей заполз сквозняк, и она впервые так ярко почувствовала бегущие вслед за ним мурашки, что даже поежилась. Она столько раз выходила сюда в чем угодно, но холода почти не чувствовала. Нервы дают о себе знать? Она обхватила себя за плечи и снова дрогнула, не получив тепла от ледяных ладоней.       Поток ветра — слишком сильного для простого сквозняка, звук ударившейся о бетонную стену рамы. Какой-то придурок открыл окно нараспашку, видимо, по причине начала весны. Закрыв его, девушка закурила, прокручивая в голове одни и те же мысли, не приводящие ни к чему новому, только водящие ее по кругу снова и снова. Каждый заход сложнее предыдущего. Знаешь, как будет в следующий раз, и все равно делаешь шаг за шагом, улавливая образ за образом.       Импульс рождался именно таким образом, как герой, что вырвет ее из бесконечной самовольной пытки. Сигарета сломалась под напором прижавших ее к полу пальцев. Саша вернулась в квартиру, решительно схватила телефон, выискивая в контактах давно забытый номер, давно не произносимое слово.       «Мама.» ***       Терпение понемногу заканчивалось. Саша будто испарилась — они не сталкивались в подъезде, как бы Карина не пыталась ее выловить, не встречались во дворе, на лестничной клетке в обычное время и хоть где-то, где встречались обычно. Девушка даже пару раз съездила до больницы, потопталась под окнами и не добилась этим ровным счетом ничего. Потом решилась и написала. Сообщение осталось непрочитанным. И на следующий день. И на другой.       Со временем сообщений стало больше, но ответа на них также не поступало, будто она общается с давно заброшенным аккаунтом-призраком. Вот только призраки обычно в сети не появляются. Давно стало ясно, что Саша игнорировала, глупо пытаясь сделать вид, что не замечает.       И Карина бросила попытки достучаться. В очередной раз глотая слезы и вертя между пальцев ненавистный канцелярский нож, она ткнула на расплывающуюся перед глазами кнопку «заблокировать». Выдохнула. Легче не стало.       Утром тоже. Сон был удивительно долгим для трех часов, пробуждение — спокойным и тихим без противно дилинькающего будильника, а за окном слишком сильно для мартовских семи часов светило солнце. Карина, сонным мозгом понемногу осознавая неизбежное, взглянула на время. По ее подсчетам, что в силу обстоятельств вполне могли врать, количество пропущенных уроков возвышалось над теми, на которые она бы успела.       В итоге она пришла в предпоследнему. И быстро пожалела.       Как только в проходе появилась светловолосая макушка, в классе резко наступила давящая тишина. Двадцать четыре взгляда, направленных на нее. Воздух вокруг стал липким, обволакивая мерзкими объятьями каждую клетку тела — снаружи и внутри. Саванов смотрел горько и виновато, его соседка по парте, заметив это, предпочла отвернуться, Лена на другом ряду последовала ее примеру, и эмоций подруги Карина не увидела. Зато увидела противно ухмыляющуюся рожу — назвать это лицом было сложно — одноклассника, два растопыренных толстых пальца у рта и высунувшийся язык. Вправо-влево.       Под потолком завибрировала волна смешков. Спина покрылась мурашками. Девушка сглотнула, отмерла и сделала решительный шаг вперед. По пути к нужному месту, она ловко переступила через две вовремя замеченные подножки, и остановилась, разглядывая пустое место, на котором ранее стоял стул. Тот обнаружился рядом с широким шкафом в конце кабинета.       Схватив его за спинку, она обратила внимание на то, как все время дрожала собственная рука, и как Саванов дернулся, почти поднимаясь, но тут же остановил себя. Карина подумала лишь о том, чтобы никто не увидел этого короткого помутнения, но все глаза смотрели лишь на нее. Она подтащила стул сама, как обычно подготовила все необходимое, а точнее все, что взяла.       Когда начался урок, она смогла выдохнуть, но не расслабиться. Тронула Лену за локоть, попросила листочек. Подруга глянула на нее мельком, с опаской, одними глазами указала на одноклассников. Конечно, она бы не пожертвовала репутацией, даже в такой мелочи. Пришлось использовать последние страницы другой тетради. Если бы Карина знала, что все так обернется — отнеслась бы ответственнее к сборам в школу.       На перемене она долго стояла в коридоре у окна, не решаясь зайти в кабинет и остаться с одноклассниками. Одна против всех. Все против одной. Причина такого отношения была очевидна, но как они узнали? Саванов? От этого так выглядел, будто подписал ей смертный приговор и самолично ее головой на плаху положил? Или Лена кому-то проговорилась? Ответом на все вопросы послужило сообщение от одной из обвиняемых.       «Диана в городе»       И все стало ясно, как небо в знойный летний день. Завершила начатое. Теперь не отмазаться отношениями с местным авторитетом и грозой района в дурацкой дубленке непонятной длины. Еще и это противное чувство, будто бабочки в животе вдруг стали хищными и пытались прогрызть плоть острыми клыками. Почему она вообще чувствует их от осознания возможности просто встретиться? Это должно вызывать страх или гнев, но не волнение, схожее с тем, что покинуло ее жизнь вместе с его причиной, не странное предвкушение.       Для таких чувств есть Саша. Если бы только сейчас можно было обратиться к ней за поддержкой, помощью, простыми объятьями. Если бы можно было вдохнуть ее почти выветрившийся вишневый парфюм, покурить вдвоем, обменяться любезностями. Поцеловать ее или поругаться, но побыть рядом хоть немного.       Карина начинала ненавидеть свой вкус в женщинах. Одна изо всех сил портила ей жизнь, будто от спокойного существования одной лесбиянки вымерло бы человечество, вторая исчезла сразу после заметного сближения. Потрясающе.