Salty Sand

— Дорогая, расслабься немного. Амариллис кивнула, повела плечами, Ген послал ей поддерживающую улыбку и снова заглянул в визир. Он мечтал поснимать её вот так — на чёрно-белую плёнку, обнажённую и на скалистом берегу, в духе Масаи Накамуры, — с самой первой встречи. Её необузданная, дикая красота была воистину совершенной на фоне такой же необузданной и дикой природы, нежнейшие полотна оливкой кожи казались драгоценностью в лучистом свете вечернего пыльного солнца, растрёпанные солёным ветром кудри напоминали морские волны, она могла бы стать произведением искусства, если бы не была такой, чёрт возьми, зажатой. Да в чём проблема? Ген ведь всё приготовил, даже плёночный фотоаппарат раздобыл в комиссионном магазине, нашёл идеальное место, привёз её сюда, напоил горячим кофе с хрустящими бискотти для лучшего настроения… Он вздохнул и отвёл камеру от лица. — Ты что, меня стесняешься? — Нет, — девушка нервно дёрнула плечом и будто ещё сильнее от него закрылась. — Тогда в чём дело? — устало выдохнул Ген, её губы задрожали, и он понял, что съёмку, кажется, придётся отложить. — Амариллис? Что случилось? — Не называй меня так, — всхлипнула она. — Я не заслужила это имя! Никакая я не Амариллис, так, самая обычная Лючия! А вот это было что-то новенькое. И очень подозрительное. Ген схватил большое полотенце и спустя мгновение уже укутывал её — дрожащую и утирающую слёзы, — мягким махровым полотном. Он подхватил её под руки, аккуратно снял с большого камня, на котором та позировала, и усадил на плед, где лежали её вещи и остатки их импровизированного пикника. Амариллис, ну, или Лючия, Ген уже запутался, разрыдалась окончательно, уткнувшись ему в плечо. В другой ситуации его бы уже начала захлёстывать паника — за всю его карьеру модели перед его объективом рыдали только лишь раз, да и то, когда того требовал кадр, — но сейчас всё казалось настолько странным, почти нелепым, и это было настолько не похоже на ту бойкую девчонку, которую Ген уже успел хорошенько узнать, что происходящее попахивало настоящим абсурдом. Поэтому Ген позволил ей немного измазать слезами свою рубашку и, осторожно приобняв, уточнил. — Кто-то тебя обидел, дорогая? Надеюсь, не я? — Не ты, — шмыгнула носом девчушка. — Ты хороший. — Это приятно знать, — улыбнулся он. — Иначе обнимать тебя было бы немного неуместно, полагаю, — она фыркнула и утёрла глаза ладонями. Он помог ей убрать лишнюю влагу с ресниц уголком полотенца. — Расскажешь мне, в чём дело? — Ты же знаешь, — тихонько начала она, — что агентства курируются всякими инвесторами, важными дядьками и всё такое, да? — Ага, и важными тётьками тоже, — кивнул Ген. — Но не важно. Рассказывай. Лючия вздохнула. — На прошлой неделе у нас было что-то вроде… вечеринки? Туда пришли инвесторы, и было много наших девчонок, нам сказали, что это обычное дело перед неделей моды, мол, впереди большое событие, нужно расслабиться перед интенсивной работой… И, вот, там ко мне начал клеиться один старый подонок. Ген ощутил, как зубы сами собой заскрипели от злости. Он уже чувствовал, к чему шло дело. — И что он тебе сказал? — Ну, что я молодая, интересная, перспективная, но без связей, — она всхлипнула, — а таким дорога в высокую моду лежит только через постель. И что если я ему не дам, он перекроет мне все пути в индустрии… — Не слушай его, дорогая, это не правда- — Но мне уже отказали в двух съёмках! — её голос сорвался. — И позвонили с одного показа, сказали, что я им не подхожу, слишком маленького роста. Хотя на пробах они меня утвердили! Я ужасно волнуюсь, Ген, я не хочу, я… ты дал мне шанс уйти от этого всего, но я, чёрт возьми, вернулась сюда же! Видимо, я просто дешёвая шлюха, и ни на что не годна, и- — Тшшш, — Ген обнял её крепче, чуть покачивая в своих объятиях, поглаживая между лопаток так, чтобы её дыхание выровнялось. — Мне очень жаль, что ты с этим столкнулась, но это говорит лишь о том, какая ты потрясающая. Настоящий лакомый кусочек. Конечно, всяким старым уродам охота тебя заполучить, но хрен им, а не наша прекрасная Амариллис! И не смей говорить, что ты чего-то недостойна. — Я не знаю, что мне делать, Ген, — ломко прошептала она. — Я ведь тут и правда никто. Я всего пару недель как попала в этот мир, и мне даже некуда возвращаться, ты знаешь… Мне так страшно, а вдруг...? Сердце сжалось так сильно, что стало почти больно. — Нет, нет, нет. Никаких «вдруг». Кто этот ублюдок? Мы его уничтожим, нахрен. Большие оленьи глаза удивлённо взметнули вверх, глядя на него немного испуганным взглядом. — В смысле? Зачем тебе это? Ген вздохнул и потянулся за стаканчиком, в котором ещё плескалось немного кофе. Он глотнул остывший, но всё ещё бодрящий напиток, и решил, что эта девчонка стоит того, чтобы рассказать ей историю его собственных ошибок. — Ты знаешь, — начал он тихим голосом, — я когда-то и сам выступал в роли модели. — Да, я слышала что-то такое, — кивнула девушка. — Сандро говорил, что ты был довольно талантлив… Почему бросил? — Потому что… — он пожал плечами, — однажды я отказался от предложения, от которого не принято было отказываться… — Ген покачал головой, сглатывая горечь тяжёлых воспоминаний. — Я тогда только поступил в AIC, мечтал стал художником и искал подработку. Девчонки-однокурсницы потащили меня на фотопробы в одно агентство, и каким-то образом меня взяли. Ну, знаешь… андрогинность, смазливость… — Бесконечно-длинные ноги… Ген усмехнулся. — Ну, не без этого. В общем, меня быстро стали много куда звать. Популярность вспыхнула, как сено, политое бензином. Я из довольно бедной семьи иммигрантов, и моей главной задачей тогда было заработать побольше денег… — Амариллис активно закивала, явно понимая, что это такое — потребность в деньгах. — И один из таких же старых ублюдков, что упиваются властью над юными душами, предложил мне «крышу». Я понятия не имел, что это означает, и отказался. Подумал: ну, какая крыша? Кому я нужен с моими не такими уж большими бабками? И начался ад. Меня буквально преследовали. Ломились домой. Слали письма с угрозами. Однажды даже подсыпали что-то в напиток, но я успел вовремя повернуться, увидел. Мне пришлось съехать из общежития, но новую квартиру тоже вычислили, было страшно выйти из дома, а я ведь даже особо популярным ещё не был, но уже буквально сходил с ума! И тогда, когда я был почти в отчаянии, тот ублюдок снова пришёл ко мне. Сказал, что теперь одних денег будет недостаточно, чтобы меня оставили в покое, нужно ещё и… — Ген запнулся. Всё это случилось больше десяти лет назад, но… то чувство горя, одиночества и отчаяния порой до сих пор его преследовало. Даже сейчас. — Ну. Ты понимаешь. Раздвинуть ноги, поработать ртом… на регулярной основе, желательно. Маленькая девичья ладонь накрыла его почему-то дрожащие пальцы. — И как ты справился? Ген горько усмехнулся. — А я не справился. — Как это? — Я где-то месяца два вообще не выходил из дома. Хотел всё бросить, решил, что больше никогда не появлюсь по ту сторону объектива. Казалось, что жизнь кончена… Потом я на себя за это разозлился, но для злости мне надо было опуститься на самое дно. Изящные брови нахмурились. — Не верю. Ты не выглядишь, как кто-то, кто опускался на самое дно. — Приму это за комплимент, дорогая, мне последнее время часто это говорят, — усмехнулся он, вспоминая аналитический монолог Сэнку по поводу его жизни. Нет, ну, правда, большего бреда он давно не слышал… но, откровенно говоря, когда-то он мечтал создавать впечатление богатенького мажора. — У меня выбора не было, кроме как зубами рвать себе место под солнцем. У меня не было возможности страдать, я и так уже настрадался. Сначала я записался на карате… — Ты занимался карате?! Да ладно! Врёшь! — Да у меня чёрный пояс! — Амариллис скептично выгнула бровь, и Ген закатил глаза, рассмеявшись. — Ну, ладно, красный, но какая разница? Я умею драться! — Зачем тебе было учиться драться? — хохотнула она. Он пожал плечами. — Я думал, что это поможет мне защитить себя. Спойлер: не помогло. Оставаться в Чикаго я всё равно больше не мог, это было уже слишком, я дёргался от каждой тени, мне всё время казалось, что меня кто-то преследует. Хочет убить, или, как минимум, изнасиловать, ну, знаешь… — он покрутил кистью у виска, — паранойя. И потому я забрал документы из AIC и перепоступил в Йель. Это, кстати, было лучшее решение в моей жизни. Я сразу после школы туда поступать боялся, думал, точно не смогу, но… — он усмехнулся, вспоминая, как сутками сидел над заданиями для вступительных экзаменов, и как плакал от счастья, когда пришло письмо с приглашением. — В Йеле я сменил направление, решил глубже уйти в фотографию. Мне понравилось наблюдать за работой фотографов, пока я позировал, но глядя на фото, мне всё время казалось, что я смогу лучше. Так и вышло, знаешь? — он фыркнул, ощущая приятный приступ самодовольства. — Художник из меня всё равно был довольно хреновый, а вот фотограф оказался вполне сносный. Да и с Рю я именно там познакомился. Так что, тот кошмар даже пошёл мне на пользу, если так подумать… — в горле пересохло, и Ген замолчал. Он предпочитал не вспоминать о тех временах, но, в целом, и события прошлых лет, и решения, которые он в связи с ними принял, привели его в эту самую точку. Возможно, так было нужно? Сложно найти оправдание тому, чтобы душить и принуждать ко всякому восемнадцатилетнего парня, который даже ещё совершеннолетия не достиг, но… Такова жизнь. Он вздохнул. — В общем, в индустрию я вернулся уже в совершенно иной роли. Да и фотографом я начинал далеко не в модных журналах, но вот мы здесь… — Но ты ведь снялся для обложки, — это явно был не вопрос. Ген фыркнул от намёка на скепсис в её голосе. — Да, — согласился он. — Снялся. Прошло больше десяти лет, и я подумал… пора отбросить прошлое в сторону. Тогда мне было очень тяжело. Не то чтобы это меня сломало, нет, но, знаешь, первые годы даже ставить своё имя рядом с кадрами для меня было сложно. И страшно. Я боялся, что меня снова начнут преследовать, так что я даже публиковался по началу под псевдонимом. И до сих пор стараюсь не особо говорить, кто я такой, не мелькать в светских хрониках, не давать интервью… и порой думаю, что меня кто-то преследует. Хотя, кому я теперь нужен, в тридцать-то лет? — Звучит стрёмно… — девушка нахмурилась. — Может, у тебя ПТСР? — Может, но мы никогда об этом не узнаем, потому что я не собираюсь больше ни с кем это обсуждать, — тонко улыбнулся Ген. — К чему это я? Ах, да. К тому, что… я знаю, как нечто подобное может испортить жизнь. И ну его нахрен, дорогая. Этому надо противостоять. Они ждут, что ты сдашься. А сдаваться нельзя. Вот поэтому я и хочу тебе помочь- — Нет, — Амариллис резко его перебила, стукнув кулаком по коленке. Ген вскинул брови. — Нет? — Ты не должен мне помогать, Ген, — оленьи глаза стали крайне серьёзными. — Ты и так мне уже помог. Больше, чем кто угодно другой. Дальше я должна сама, иначе что это за карьера такая? О, милая, светлая душа. Что-то в груди сжалось так, что стало почти больно, и Ген мягко погладил её по плечу. — Ты не должна справляться с таким сама, дорогая. Это тяжело. И явно тревожит тебя, раз ты расплакалась даже сейчас… Я могу- — Ты не понимаешь, Ген. Я хочу разобраться сама. Я расплакалась, потому что мне некому было пожаловаться, но, эй, я не прошу решать мои проблемы, понимаешь? — Понимаю, — улыбнулся он. — Но- — Такие ублюдки остаются безнаказанными, — продолжала она, не обращая внимания на его слабые попытки что-то объяснить, — и сейчас, когда я послушала тебя, я поняла, что делать. Мне охота отстоять себя. Самой. За себя, за тебя, за Брендана Фрейзера и за всех, кто подвергался такой фигне, в том числе. — О, милая, — Ген почувствовал, что в носу засвербило. Кто-то в этом мире собирался за него отомстить? Пусть даже символически, но… чёрт, да само намерение так много значило для него, что… Он улыбнулся тепло-тепло, едва не погибая от разрыва аорты в приступе удушающей нежности. — Мы с Бренданом будем очень тебе благодарны. — Я за вас отомщу, мальчишки. Мне всё равно особо нечего терять, — хихикнула она, поведя плечами, — к тому же, всё время бегать к тебе за помощью точно не вариант. По крайней мере, для меня. И, вообще, какой я тогда пример подам своим сёстрам, а? Они так рады, что меня взяли в модельное агентство! Ужасно ждут меня на обложках и в рекламе! И этот хрен собирается мне помешать? Да хрена с два! О, Ген узнавал этот праведный гнев. Такой подход ему нравился, пусть в нём самом такой бойкости не было — к его большому сожалению. Бойкость бы ему не помешала. Ген отрастил себе способность постоять за себя многим позже, да и то порой сомневался, отрастил ли на самом деле, потому что пока все его попытки были довольно жалкими. — У тебя уже есть план? — Нет, но у меня есть наглость и диктофон. — Ха! Это уже больше, чем было у меня. Узнаю ту девчонку, что пыталась залезть ко мне в штаны исключительно во имя любопытства, — он хохотнул и потрепал её по волосам. — Этот твой старый подонок ещё не знает, с кем связался, ага? — Ага, — Амариллис окончательно утёрла слёзы и улыбнулась, широко и ярко. — А ты что, реально такой умный? Я слышала, что Йель — это какой-то крутой универ… Ген рассмеялся. — Не то чтобы очень умный, но очень упёртый. Как и ты, только по-другому. Ну, что? — он подмигнул ей. — Попробуем ещё раз залезть на этот камень, или к чёрту уже мои попытки поиграть в Масаю Накамуру? Без лишних слов, девчонка выпуталась из полотенца и, тряхнув локонами, направилась обратно к морю, щеголяя дерзкой подтянутой задницей. Да уж, про стеснение, Ген, конечно, зря у неё спрашивал… Кадры получались отменными, но внезапные откровения, что вылились из Гена совершенно неожиданно для него самого, ввергли его сознание в странную меланхолию. Что происходило с его жизнью? Там ли он находился, где хотел находиться? Не совершил ли он по пути гораздо больше ошибок, чем казалось на первый взгляд? Порой ему думалось, что он и сам не понимал, кто он такой и какой человек на самом деле. Ему было сложно относиться к себе объективно. Да и как это вообще возможно? Ген всегда был везде лишним и доставлял одни лишь проблемы, но почему-то ему всегда казалось, что он заслуживал лучшей жизни, хотя всё вокруг вопило, что это не так. Он начинал бороться за место под солнцем — и ему прилетало ещё больнее. Он снова опускался на дно, но злился, и вновь начинал бороться, и так — всю чёртову жизнь, шаг вперёд, два назад, ему никогда ничего не давалось легко… Только последние пару лет его положение в обществе и финансах внезапно стало ощущаться стабильным — его вклад в искусство заметили и признали, его имя стало важным и значимым, у него появилась возможность выбирать, где и с кем работать, — но ровно в то же время его моральное состояние стремительно катилось куда-то в пропасть, и он даже не мог найти в себе силы искать причины, почему всё так и что с этим делать… Возможно, фоновое разочарование преследовало его, потому что все эти годы Ген шёл куда-то не туда? Или он просто так выгорел и устал, что перестал получать удовольствие от того, что любил когда-то? Но работа с Юдзу вновь вдохнула в него ощущение наслаждения каждой секундой в студии, а то, что Сандро решил прислушаться к его мнению, приятно подкрепило чувство собственной экспертности… Однако что будет, когда Ген вернётся обратно в Америку? Может ли один удачный эпизод восстановить его после сотен неудачных? Стоит ли- — Ген? Всё в порядке? Он вздрогнул, осознавая, что просто пялился в пустоту морской глади со сложным лицом, пока озадаченная модель пыталась понять, что и с кем не так: с ней или всё-таки с ним. — Прости, дорогая! — чирикнул он. — Мне пришла в голову одна идея. Давай-ка попробуем вот что… ••• — Ну и чего ты снова такой недовольный? Сэнку вздохнул и поднял глаза, обнаружив перед собой разочаровывающее присутствие Кохаку. И почему, услышав звонкое бренчание колокольчика над входной дверью, он подумал, что это обязательно Ген? Он что, настолько отчаянно ждал его появления? Как-то даже неловко. Сэнку к такому не привык. — А чего мне быть довольным? — проворчал он. Кохаку поставила ему на стол полный еды ланч-бокс и огляделась. — Держи, это тебе от бати. И, слушай, миленько тут у тебя стало! Ты решил внедрить новую систему организации полок? Мне нравится! — Это не я, — буркнул Сэнку. — Это Ген придумал. — Ген? — тут же навострилась кузина, карикатурно растянувшись в совершенно хищнической ухмылке. — Ух ты, и как у вас с ним всё? Уши непроизвольно потеплели. Как у них с Геном? Потрясающе. Вот только он уже второй день к нему не приходит. Какого чёрта? Сэнку его тут, между прочим, ждёт! Нет, ну, они, конечно, ни о чём таком не договаривались, да и планов совместных не строили, и вообще, но в последнюю неделю Сэнку так привык к его присутствию, что теперь не ощущать его было как-то… ну, не грустно, конечно, но… — Нормально всё. Нет, правда, у Сэнку всё было нормально. Вполне себе даже хорошо. Приемлемо. Поводов для расстройства не было, он вообще не очень понимал, почему под кожей так мощно плещется совершенно бестолковое раздражение. Суточная прибыль в магазине выросла больше, чем в два раза. В лаборатории тоже всё было в порядке — неожиданно подвалили интересные задачи, в «Nature» опубликовали их с Хромом последнее исследование о различиях металлогении в древних и современных океанах, и, кроме того, коллеги-океанологи прислали Сэнку первые выводы по результатам своей экспедиции по детальному гидрофизическому исследованию течения в разломе Кейн. Эх, не уволься Сэнку из НАСА, у него была бы возможность самому с ними отправиться, гидрофизика была его страстью, но, чёрт возьми, даже вот так, косвенно, узнать, что далеко на север от экватора обнаружены воды антарктического происхождения, затекающие как с востока, так и с запада, было просто немыслимо! Это свидетельствовало о влиянии на глубоководные течения обеих ветвей антарктических вод, расположенных к востоку и западу от Срединно-Атлантического хребта, такие споры велись очень давно, но- — Мне нужны подробности, братанчик, — львица пихнула Сэнку ногой, перетащив второй стул поближе к нему и с размаху на него плюхнувшись. — Ты совсем пропал с радаров. Даже бухать перестал, я тебя на этой неделе в баре ни разу не видела! Это вызывает беспокойство! — Я тебе что, алкаш какой-то? — рявкнул Сэнку. Он и так был немного нервный из-за странных смешанных чувств по поводу Гена, и по поводу вчерашнего разговора с Тайджу, который зачем-то снова заговорил про Бьякую, и по поводу того, что Гена до сих пор нет, и… короче, вечно эта Кохаку всё настроение портит! Он не собирался говорить о том, что новости от коллег вызвали в нём душный приступ злостного разочарования в собственных решениях и поток зелёной зависти в придачу. Или о том, что без Гена где-то в области «протянуть руку и потрогать» становилось тоскливо и трудно дышать. Он же не какой-то жалкий влюблённый слабак, верно? И вообще, никакой он не влюблённый. Что бы Тайджу вчера ни говорил. В общем-то, вчерашний разговор с Тайджу и Юдзурихой скорее поднял настроение Сэнку с глубин морского дна, а не наоборот. Он мысленно улыбнулся, вспоминая, каким румяным и радостным было лицо друга, растянутое на весь экран монитора. — Ты выглядишь счастливым, братан! — вопил здоровяк так громко, что Сэнку пришлось сделать звук в наушниках немного потише. — Я просто рад вас обоих видеть, — усмехнулся он. Оказалось, что семейство Оки прилетит в Италию уже через несколько недель, Юдзурихе прислали положительный ответ на смотр коллекции для недели моды. Это была радостная новость. Юдзу с восторгом щебетала, какие потрясающие кадры сделал для неё тот фотограф, Асагири Ген, и вообще, как она рада была с ним познакомиться, мол, он казался ей таким загадочным, таинственным и холодным, а оказался очень милым, весёлым, и даже снялся в одной из её рубашек для обложки итальянского GQ, а это невероятный рекламный буст, она и мечтать о таком не могла! Тайджу в ответ наперебой принялся вопить, какое забавное случилось совпадение, что Сэнку ходил на выставку этого таинственного Асагири Гена, да ещё и вместе с другим Геном, кстати, как у вас с ним дела, ты же ему позвонил, верно? Юдзу спросила, не кажется ли им обоим подозрительным, что у Сэнку в Леричи есть некий турист по имени Ген из Америки, тогда как Юдзу работала с точно таким же, много ли молодых симпатичных туристов по имени Ген из Америки будут тусить в Италии буквально в одно и то же время, но Сэнку только рассмеялся, сказал, что теория вероятностей способна взорвать мозг любому, Юдзу попыталась возразить, но Тайджу уже успел перейти в тяжёлое наступление. Он придвинулся ещё ближе и, расплывшись в самой широкой улыбке из всего ассортимента улыбок, завопил: — Кстати, всё время забываю у тебя спросить! Как там батя? Да уж, у Тайджу были очень специфические представления о том, что значит слово «кстати». Сэнку тяжело вздохнул. — Вроде, нормально? Не знаю. Мы не виделись все три года. У Юдзурихи округлились глаза в каком-то жалостливом ужасе. — Но как же так, Сэнку? Неужели ты совсем по нему не скучаешь? — Нет, — соврал он, поджав губы. — У меня всё нормально ну, знаете, с сепарацией. — Тебе не кажется, что ты слишком жесток? — покачал головой Тайджу. Сэнку этот разговор начинал стремительно раздражать. — Жесток? — фыркнул он. — О, я так не думаю. Он врал мне всё это время, свалил из моей жизни, стоило только появиться этой грёбаной Лил, а потом какого-то хрена решил, что может меня этой жизни учить?! Да хрена с два! Пошёл он! — выпалил Сэнку, пожалев о своих словах примерно через мгновение после того, как те сорвались с его языка, но сказанного назад не вернёшь, и, эй, нельзя запрещать человеку чувствовать, а Сэнку чувствовал себя преданным и обиженным, так что… Он внезапно поймал озадаченный взгляд Кохаку. Точно, она же всё ещё была здесь. — У меня работы до жопы, — фыркнул он, объясняя и свою мысленную пропажу — и непоявление в баре. — Надо всё успевать, а времени нет. И в лабе период отчётов, и, вон, в магазине, видишь, перестановка? Не до тебя, блин! — Какой ты грубиян, и как Ген тебя терпит вообще! — притворно оскорбилась львица, но любопытство не дало ей долго играть роль жертвы. — Но, тем не менее, — она по-кошачьи придвинулась ближе к Сэнку, — вы же поладили, верно? И как давно стабилизировались ваши отношения? Ну, конечно. О чём с ней можно было разговаривать, если с определённых пор её волновало только то, насколько эффективно Сэнку трахался? Отвратительно. Но Сэнку всё равно задумался. — Наверное, с того дня, как мы ездили в музей? — он невольно улыбнулся, вспоминая, как океаново-синие глаза восхищённо мерцали при виде его собственноручно собранного лептоклидуса, и на душе немного посветлело. — С того дня мы больше не ругались. Ну, так, по мелочи, но быстро мирились… — А с того дня прошло уже сколько?.. — Одиннадцать дней, — утвердительно кивнул Сэнку. — Ровно, — в следующую секунду телефон Кохаку пиликнул странным писком, подозрительно напоминающим звук отправки голосового сообщения, и Сэнку только тогда потрудился перевести на неё взгляд. И, да. Да, конечно, на экране её мобильника была открыта переписка с Ксено, которому эта сучка только что отправила кусок их с Сэнку диалога… Сэнку вырвал телефон у неё из рук, лихорадочно листая выше. Там, в переписке, были фотки, снятые исподтишка, где было видно, что Сэнку держит кого-то за руку, но не видно, кого именно, или целует кого-то со спины за стеклом витрины магазина, ещё одно голосовое, с той самой записью разговора про свидание, и просто комментарии Кохаку в духе «он такой ОЧЕВИДНЫЙ, вы бы видели, это так СМЕШНО», и саркастично-восторженные ответы Ксено из категории «меня тошнит от мысли, что оно кого-то целует, но я не могу перестать на это смотреть», и Сэнку просто… — Какого хуя, ведьма?! — взревел он. — Ты что, настолько за мной шпионишь?! Кохаку же осталась совершенно невозмутимой. Её в принципе, казалось, уже очень давно не впечатляли эмоциональные реакции Сэнку, какими бы они ни были. — Ну, я же обещала им устроить реалити-шоу, — пожала плечами она, — и ты был об этом осведомлён, так что, какие тут могут быть претензии? — Это посягательство на право частной жизни! — Нет, потому что ты был в курсе. — А Ген?! — А Гена тут и нет нигде, так, только части тела всякие, но по ним его никак не вычислить, — сучка самодовольно сложила руки на груди. — Так что, всё чисто! Разъярённый, Сэнку кликнул на контакт Ксено. Раздались гудки, но очень быстро в трубке послышалось сказанное отвратительно-знакомым голосом «крайне внимательно слушаю», от чего у Сэнку дёрнулся глаз, потому что ему Ксено никогда не говорил, что слушает «крайне внимательно», а только что просто «слушает». Бесят. Оба. Нет, это точно какой-то заговор. — Вы чё там, совсем охуели? — без лишних экивоков он начал возмущаться. — Не понял, — после секундного молчания хмыкнул Ксено, — Кохаку, ты что, на стероидах? Сэнку взбесился окончательно. — Это не Кохаку, это я, мать твою! — Ах, ты… Ну, это многое объясняет- — А ты ничего не хочешь мне объяснить? — рявкнул он. — Вы что тут устроили, сволочи, я вам что, клоун какой-то?! В трубке раздался длинный удручённый вздох. — Боюсь, клоуны хотя бы обладают некоторой самоиронией… — Чего, блядь? — Ничего, блядь. Не мог бы ты передать трубку Кохаку? — невозмутимо чирикнул Ксено. — Спасибо, — Сэнку закатил глаза и передал телефон кузине. Та тонко улыбнулась и переключила на громкую связь. — У аппарата. — Дорогая, не могла бы ты передать этой психованной капусте, что я крайне удивлён его успехам на социальном поприще, хотя и абсолютно уверен, что это не его заслуга, и тот парень явно что-то принимает, чтобы его выносить, но, как бы там ни было, уговор дороже денег, и если в ближайшие три дня Сэнку умудрится ничего не испортить, на его счету появится ровно та сумма, которую он у меня запрашивал месяц назад, плюс пять процентов сверху в качестве чаевых за отличное шоу? — Считай, что уже передала, — хохотнула львица. — И, судя по его лицу, он сейчас просто лопнет от злости… — Сфоткай мне и пришли, я хочу на это посмотреть! — Одну секу- Этого Сэнку уже выдержать не мог. — Так, блядь, всё, с меня хватит, — рявкнул он, и глаза ослепило вспышкой. — Пошла отсюда нахер. Вон. Давай-давай. Кохаку рахохоталась, как последняя идиотка, и Сэнку швырнул в неё чехлом из-под очков. Та увернулась, чехол с грохотом врезался в стену, и, казалось, стать хуже этот день уже просто не мог, но спустя мгновение над входной дверью раздался тонкой звон маленького колокольчика. — Приветики, Сэнку-чан! О, Кохаку-чан, ты тоже здесь, давно не виделись! Как твои дела? ••• — И почему ты не пришёл сюда вчера? Ген оторопело моргнул. — А должен был? Мы разве с тобой договаривались? Он не любил нарушать договорённости, но, вроде как, таковых не было… Вчерашний день был насыщенным, и у Гена всё было распланировано давно и заранее. Во-первых, он встречался с Никки, та хотела согласовать с ним фотографию для обложки, а потом и вовсе уломала Гена на небольшое интервью. Он обычно не давал никакие интервью, но болтовня с Никки была такой лёгкой, такой забавной, и Ген решил, что ничего страшного от пары дополнительных вопросов для журнала с ним не случится. Тем более, должен же он был хоть как-то умаслить Минами, после того, как заявил, что проторчит в Италии на целую неделю дольше? Его дорогая ассистентка была так рада, что он согласился на разворот, будто это была её личная заслуга, так почему бы не порадовать её ещё немного, верно? После интервью с Никки он помчался на съёмку с Лючией, которая всё-таки решила, что она отныне Амариллис, хотя и не могла определиться довольно долго, чем начинала немного его раздражать, но, эй, Ген знал, каково это — не любить своё имя, и потому просто уверял свою новую юную подругу, что она хороша и востребована в любом случае, вне зависимости от того, как её будут называть. Съёмка вышла роскошной, и потому сразу после неё Ген поспешил в крошечную фотолабораторию, о которой ему рассказал Хром, чтобы распечатать свои пейзажные фотографии, которые он принёс Сэнку прямо сейчас, и заодно попробовать проявить одну из свежих плёнок, чтобы, если всё получится хорошо, всерьёз побаловаться съёмками на мыльницу, и, о, фото Рилли (так он придумал называть свою новую любимую модель) получились просто невероятными, и Ген чувствовал себя очень, очень вдохновлённым, вернувшись в отель поздно вечером, и буквально ждал момента, когда же, наконец, наступит завтра, чтобы он съездил купить новой цветной плёнки и поскорее побежал к Сэнку, дабы уговорить его немного ему попозировать (и чтобы целовать его в процессе, но к искусству фотографии это уже не относится, так что не важно), и он ну никак не ожидал, что тут его встретят брато-сестринской дракой, но Кохаку предусмотрительно свинтила, оставив Гена один на один со своим очевидно крайне сердитым кузеном, и теперь Ген вообще не понимал, что происходит. Сэнку дёрнул плечом. — Нет, — недовольно буркнул он, — но… ты не сказал, что не придёшь, и я ждал тебя, как дебил. Очаровательно. И как Ген должен был на это реагировать? Диалог напоминал ему претензии бабули в последние годы её жизни, когда та перепутывала дни недели и ждала Гена во вторник, хотя тот обещал приехать в среду. Ну… ладно. Допустим. Он послал Сэнку мягкую примирительную улыбку. — У меня были дела, Сэнку-чан, мне жаль, что ты меня ждал, но я ведь не- — Какие у тебя вообще могут быть дела? — фыркнул тот, закатив глаза, и Ген вновь оторопело моргнул. Что? Опять эти его обесценивания на грани лёгкого презрения? А Ген уже даже почти забыл, с чего у них с Сэнку всё начиналось… Да уж, доктор Ишигами умудрялся всё время держать его в тонусе. Расслабляться с ним было нельзя: никогда не знаешь, когда и откуда прилетит очередной язвительный и полный уничижения комментарий. Ген напомнил себе, почему он вообще решил связаться с этим человеком, вспомнил все свои оглушительные оргазмы, окинул взглядом его красивые жилистые руки и, убедившись, что оно того и правда стоило, медленно выдохнул, считая до десяти. Он не собирался портить себе остаток отпуска бессмысленной конфронтацией. Это всего лишь Сэнку, вряд ли он всерьёз хотел его задеть, верно? Он просто… ну, Сэнку. Вот и всё. — Ты удивишься, дорогой, — прощебетал Ген, тряхнув головой и кладя на стойку перед кассой большой конверт с готовыми фотографиями, — но дела у меня действительно есть. И, знаешь, я ни на что не намекаю, но ты мог бы сам мне вчера позвонить, если соскучился. Или написать… — Ничего я не соскучился! — фыркнул Сэнку, скрестив руки на груди в очевидно защитном жесте. — Было бы по чему скучать! У Гена дёрнулся глаз. Его дипломатические таланты имели некоторые границы и обычно заканчивались там, где начинались его чувства, которые Сэнку раз за разом умудрялся очень точечно и прицельно поддевать. — Тогда в чём проблема, что я не пришёл вчера? — В том, что я тебя ждал… — Но мы ни о чём не договаривались! Сэнку сердито всплеснул руками. — Но ты являлся сюда три дня подряд! Очевидно, что это уже своего рода договорённость, разве нет? Мог бы и сказать, что- — Точно так же, как и ты мог мне позвонить, Сэнку, спросить меня, приду ли я, если тебе не всё равно, или позвать меня куда-то, или- — Да почему я должен тебе звонить?! Действительно. И правда. Чего это он. Ген усмехнулся, с силой проглатывая какую-то вязкую неясную горечь. Довольно нелепо было ждать от этого мужчины… ну, вообще чего угодно, откровенно говоря. Ген ведь говорил себе не ждать от людей внимания к себе и заботы, так почему это снова так ранило? Сэнку был пугающе непоследователен, и со всей болезненной очевидностью Ген для него являлся просто каким-то навязанным видом досуга. Да, потом он сказал, будто рад, что Ген тогда к нему подошёл, но это ведь не отменяет того, что Сэнку на самом деле его не выбирал, верно? Да, он сначала целовал его, как в последний раз, шептал нежности в разгорячённую после лучшего в жизни секса кожу и говорил, что не хочет, чтобы Ген уезжал, но зато в промежутках между всеми этими эпизодами преспокойно утверждал, что ему не нужны никакие отношения, бросался оскорблениями и вообще вёл себя, как обиженный жизнью подросток с уязвлённым эго, несмотря на весь своей глубокий непостижимый Геном интеллект, трогательную заботливость и большое доброе сердце. Ген за ним не поспевал. Ишигами Сэнку взрывал ему мозг, но, пожалуй, именно это и цепляло в нём так сильно. Ген не понимал, что творится в этой умной голове, и, конечно, мог бы приложить усилия, чтобы понять, но зачем, если скоро это всё закончится? Он не нужен будет Сэнку уже буквально через пару недель, так зачем усложнять себе жизнь, когда можно наслаждаться моментом, верно? Тем более, когда ж его ещё покатают на таких отборных эмоциональных качелях, какая вкуснятина, дайте две. Так что, да, Ген решил, что он смирился с закидонами Сэнку. Но смирение не отменяет охреневания, знаете ли. — О, пресвятые сиськи Бишамонтен, как же тебе невероятно повезло, что ты такой, зараза, симпатичный, — вздохнул Ген, качая головой. — И что член у тебя роскошный… Только за него тебе можно многое простить. Сэнку смешно захлопнул рот и удивлённо вскинул брови, явно ошалевший. — Что? — Говорю, если бы все те люди, с которыми у тебя случались проблемы в общении, познакомились с твоим членом так же плотно, как и я, проблем стало бы намного меньше, — задумчиво протянул Ген, с отстранённым эстетическим удовольствием разглядывая, как красиво завиваются зеленоватые кончики его пшеничных волос. — Но, с другой стороны, — хмыкнул он, — вполне вероятно, что появилось бы много проблем иного характера… Мда. Ладно, хрен с тобой, собирайся. По всей видимости, Ишигами окончательно перестал улавливать нить его рассуждений и что-то понимать, потому что выглядел он так, будто в его нелепо умной башке перегрелся процессор. Ген хихикнул. Сэнку нахмурился. — Куда? — На утёс. — И почему я должен куда-то с тобой идти? — закатил глаза этот чертовски вредный, но такой чертовски красивый доктор наук, и от столь гротескно-капризного зрелища, очаровательного в своей сути, Гену захотелось смеяться. Он шагнул к нему ближе, огибая прилавок, и встал совсем рядом, чуть прижимая Сэнку к стене, растянувшись в немного похабной улыбке. Алый взгляд метнулся к его губам, и Сэнку нервно облизнулся. Прекрасно. — Потому что с того момента, как я сюда зашёл, ты не отрываешь глаз от моих губ, а значит, очень хочешь меня поцеловать, — мурлыкнул Ген, снимая с Сэнку очки, — потому что я на самом деле тебе нравлюсь, — он подался ближе, опаляя его кожу своим дыханием, — потому что ты соскучился по мне, как бы ни пытался это отрицать, — Ген медленно провёл ладонями вверх по его груди, оглаживая плечи, — и потому что тебе интересно, куда я хочу пригласить тебя на свидание, потому что я придумал кое-что интересное. Сэнку сглотнул. Высокие скулы залились тёмным румянцем. Он медленно поднял вверх руку, ласково заправляя Гену за ухо длинную прядь чёлки. — Ладно, — выдохнул он. — Твои аргументы мне нечем крыть. — Вот видишь, — томно мурлыкнул Ген, награждая его целомудренным поцелуем, наслаждаясь тонким тихим стоном, что тут же вырвался из горла Сэнку. — Так бы сразу. И зачем было вредничать? — Извини, — прошептал Сэнку, прикрывая глаза, подаваясь навстречу его ладони, что ласково поглаживала тёплую щёку. — Меня Кохаку выбесила, и я что-то… — О, понимаю, — хихикнул Ген. — Ты знаешь, я эту фразу слышу каждый вечер. Ну, в исполнении Рю, я имею в виду. Я, конечно, люблю плохо прописанные теленовеллы в жанре слоубёрн, но тебе не кажется, что эти двое уж очень затягивают с развитием сюжета? — В смысле? — В смысле, Рюсуй там уже весь по ней исстрадался. Кохаку то, Кохаку это, вся такая прекрасная — и не его… Сэнку хохотнул. — Серьёзно? Она уверена, что он её опрокинул, и что она ему не нравится… — Ещё как нравится, просто Рю немного придурок. Надо нам с этим что-то делать… — задумчиво хмыкнул Ген, потирая подбородок. — Что именно? — Подумаю потом, — улыбнулся он и, ещё разок напоследок чмокнув Сэнку в губы, чуть отстранился, ощущая целый рой шальных жужжащих бабочек где-то в глубине живота. Удивительно, то, как этот мужчина на него влиял. Чтобы не рассмеяться от приступа внезапно свалившегося на него от пары невинных поцелуев и невнятного «извини» счастья, как последний дебил, Ген схватил со стойки конверт и протянул его Сэнку. — Вот, это тебе. Я распечатал фотографии, — он аккуратно достал запакованные в бумагу снимки. — Я думаю, можно их тут развесить, устроить, знаешь, что-то вроде фотосушки. Пусть люди приносят и свои снимки! Устроим выставку «Мой Леричи», — он взмахнул рукой полукругом, будто рисуя радугу над головой. — Будет круто. Сэнку улыбнулся ему маленькой тёплой улыбкой и взял в руки фото, перебирая их и разглядывая каждый снимок. — Красиво. «Мой Леричи», говоришь? Как «Мой Атрани»? — Ха, да, но, знаешь, я надеюсь, что тебя никто не убьёт… Хотя, если так подумать, если я выступаю в роли Мардж, то тогда очаровательный миллионер Дикки, с которым она отдыхает в Атрани, — это всё-таки Рю, а не ты… А ты — Рипли! О, нет, я сплю с красивым, умным и талантливым убийцей-психопатом! — Ген театрально ахнул, приложив руку к груди. — Мне повезло, что Мардж осталась жива, но бедный, бедный Рю… — Что ты несёшь вообще? — рассмеялся Сэнку, глядя на него, как на придурка. — Какая ещё Мардж? Какой убийца? — Разве «Мой Атрани» не был отсылкой на «Рипли»? — поджал губы Ген. — Нет? Ясно, ты, кажется, вообще не понимаешь, о чём я, но, эй, где ты был, когда «Талантливый мистер Рипли» гремел по всему миру? Сэнку озадаченно пожал плечами. — Я не понимаю, о чём ты. «Мой Атрани» — это какая-то дурацкая фотокнига, что уже два года валится на полках, но её никто не покупает. — Ну, так, это же… ай, ладно, — Ген махнул рукой. Это вообще не важно. Куда важнее, что скоро солнце начнёт садиться, и в этот чудесный золотой час ему кровь из носа нужно поймать красивый свет — и красивого Сэнку в своём объективе в этом самом свете. — План таков. Мы с тобой идём на утёс, там я делаю пару кадров, тебе придётся побыть для меня моделью, и, нет, пожалуйста, не делай такое лицо, я мечтал об этом с того момента, как увидел тебя в баре, не смей мне отказывать, во-первых, ты фантастически красив, а во-вторых, это нужно для второй части культурой программы, потому что после мы с тобой направимся, — Ген изобразил барабанную дробь, — в фотолабораторию! — В фотолабораторию. Энтузиазма в голосе Сэнку не было, но Гена это не смутило. Он самодовольно тряхнул головой. — Именно! — Сэнку снова скривился, и Ген тут же страдальчески возмутился. — Хватит быть ханжой! Я уверен, тебе понравится! Там будут всякие колбочки, растворы, свет в красном спектре и всё такое, ты же любишь лаборатории, так что не ной! Будет весело! Тот усмехнулся, закатывая глаза, но, судя по тому, что его взгляд после объяснений стал куда более заинтересованным, Гену удалось его убедить. — Ну, ладно, — фыркнул Сэнку. — Но разве у нас здесь есть какая-то фотолаборатория? — он выгнул бровь. Ген снова кивнул. — Откуда ты вообще про неё узнал? — Хром сказал. Сэнку оторопело моргнул. — Ты общаешься с Хромом?! Ген невозмутимо пожал плечами и, схватив его за руку, потянул к выходу из магазина, дабы не терять времени. — Сэнку-чан, я буквально был на его свадьбе! Мы теперь, считай, родственники! — Это тебе Хром так сказал? — хмыкнул Сэнку, послушно следуя за ним к выходу, и провернул ключом в замке, закрывая свою книжную лавку на ночь. — Да, это Хром-чан так сказал, но, эй, есть в этом подходе что-то очаровательное, ты разве так не считаешь? ••• — Ты что, всерьёз до сих пор кормишь эту чайку? Сэнку не мог смотреть на него без смеха. Нет, правда, это существо в дурацкой синей гавайке в целом с завидной регулярностью вызывало в нём приступ невротических смешков, но чем чаще Сэнку видел его голым, тем реже эти приступы случались, однако сейчас перед ним раскрывалось действительно забавное зрелище. Большая жирная чайка — у него есть имя, Сэнку-чан, не будь таким вредным, его зовут Джованни! — с крайне довольным видом восседала у Гена на предплечье, каркая что-то на своём, на чаечьем, и Ген щебетал что-то вроде «а он что? а она что? удивительно!», параллельно закидывая в мощный клюв кусочки мягкого сыра, который притащил с собою, в той самой злосчастной сумке, с которой Сэнку уже был знаком. Как объяснил Ген, встреча с чайкой была незапланированной, но Джованни всегда прилетал к нему, каждый раз, когда видел на побережье, и даже выучил балкон ресторана его отеля, периодически побираясь остатками завтрака. Ситуация попахивала абсурдом. — Ну, мы же в ответе за тех, кого приручили, — с философским видом заметил Ген, почёсывая чайку под подбородком. Или правильнее будет сказать «под клювом»? Он перевёл на Сэнку искрящийся радостью океановый взгляд, и все саркастичные комментарии как-то разом исчезли у Сэнку из головы. Под диафрагмой сладко потянуло, захотелось улыбаться — нет, эти глаза точно что-то с ним делали, имели на его разум какое-то гипнотическое влияние, вызывали в нём приступ какой-то странной, плохо знакомой нежности… — Ты что, не читал Экзюпери, Сэнку-чан? — Ген игриво улыбнулся, и Сэнку в лицо будто прыснули блёстками, голова закружилась и захотелось срочно его поцеловать. Да что с ним такое? Он что, пьяный? Сэнку тряхнул головой, прогоняя морок, но морок не прошёл. Ген всё так же был окутан нежным розовым сиянием, а Сэнку всё так же хотелось забрать его себе и спрятать под рёбрами, чтобы только он мог наслаждаться этой улыбкой, желательно, без всяких там навязчивых чаек. — Читал я Экзюпери, — фыркнул он, поморщившись от собственных сопливых мыслей. — Но чайки, знаешь ли, довольно неблагодарные питомцы… — будто в подтверждение его слов, Джованни с громогласным «ка!» сорвался с изящного предплечья и улетел, шумно махая крыльями так, что и без того растрёпанные волосы Гена превратились в смешное чёрно-белое месиво. Ген обижено поджал губы. — Ну, я же говорю, — тепло усмехнулся Сэнку, поправляя длинные прядки его асимметричной чёлки. — Если уж на то пошло, меня ты тоже приручил, но почему-то всё равно вчера не- — Сэнку-чан, прекрати, — Ген закатил глаза и улыбнулся мягко, но строго, и Сэнку невольно захлопнул рот. Он вздохнул, растерянно разводя руками. — Мне не нравится, как ты пытаешься всё это развернуть, — медленно сказал Ген, заглядывая Сэнку в глаза с явным запросом на понимание. — Я не хочу воспринимать тебя как… питомца, которого я каким-то образом приручил, потому что я тебя не приручал, во-первых, а во-вторых, это нелепо, когда взрослые люди пытаются натянуть на себя метафоры из детских книжек. Я не собираюсь даже мысленно примерять на тебя роль кого-то подневольного, кого-то настолько неосознанного и несамостоятельного, что за него должен нести ответственность кто-то другой. Ты не такой, Сэнку-чан. Ты взрослый, самостоятельный, умный, потрясающий человек, который делает удивительные вещи, у которого пятнадцать тысяч каких-то работ и задач, на которого полагаются едва ли не все люди в этом маленьком городке, так почему моё присутствие или отсутствие как-то вообще должно влиять на твою жизнь, и почему ты считаешь, что сравнивать себя с лисой, или с чайкой, или что там в твоей голове происходит, — это нормально? Что-то в его пламенном монологе заставило в носу у Сэнку засвербеть. Сэнку ведь сбежал от тех, кто всю жизнь считал его подневольным и несамостоятельным, он будто привык, что так к нему все и относятся, но Ген… видел его кем-то, кем Сэнку сам себя не особо ощущал — но кем очень бы хотел себя ощущать. Это было приятное чувство. — Спасибо, — тихо выдохнул Сэнку, прижимая его к себе. — За что? — Просто — спасибо, — он пожал плечами, Ген тихонько фыркнул и обнял его лицо ладонями. — Тогда — пожалуйста. Сэнку улыбнулся. — Просто на будущее: чайки всё-таки едят рыбу… — Сэнку, дружочек мой, я видел, как брат Джованни поедал дохлую мышь за устричной лавкой, ты знаешь, я уверен, что хороший кусочек сыра будет лучше дохлой мыши… — от уровня нелепой драматичности в его голосе Сэнку не выдержал и рассмеялся. Спустя мгновение его лицо озарила вспышка. Он вскинул брови, удивлённый, не понимая, когда Ген успел достать фотоаппарат, но, оказалось, маленькая мыльница всё это время висела у него на шее. Тот выглядел заворожённым. — Твоя улыбка заставляет моё сердце совершать акробатические этюды, — признался он с таким видом, будто выдавал глубокую тайну. — Ты такой красивый, Сэнку-чан, что мне порой больно на тебя смотреть. Мда, — он рассмеялся, видимо, от выражения лица самого Сэнку в этот момент, — сразу видно, комплименты тебе говорят не особо часто, я и забыл, как ты на них реагировал в самом начале… Ладно, встань-ка вот сюда и посмотри на горизонт. Ничего делать не надо, просто… забудь, что я здесь. Подумай о косатках, или о тех странных обратных волнах, о которых ты рассказывал, ага? Вот так, чудесно! Он защебетал, бегая вокруг Сэнку со своей мыльницей наперевес, щёлкая то тут, то там, то отключая вспышку, то включая снова, и Сэнку уж было успел подумать, что этот сомнительный аттракцион продлится ещё долго — уж очень Ген казался взбудораженным, едва ли не вибрировал от удовольствия использовать Сэнку в качестве не особо выразительного манекена, — как тот уже хлопнул в ладоши с крайне довольным видом. — Ну, закончили! Думаю, получилось отлично, ты прекрасно справился, Сэнку-чан! — Как, уже? — моргнул Сэнку. — Но прошло-то от силы минут пятнадцать… Ген комично склонил голову вбок. — А зачем мне тебя мучать дольше? Ты даже спустя пятнадцать минут начал явно уставать, а я успел сделать пару хороших кадров, так что… переходим к следующей части программы! Следующей частью оказался поход в ту самую фотолабораторию. Сэнку был знаком с процессом проявления плёнки исключительно на уровне теоретической базы и понятия не имел, чего ожидать от такого похода — и почему Ген решил, что ему всенепременно это должно понравиться. Затея казалась сомнительной. Сэнку не возражал. Ген в принципе перманентно генерировал какие-то сомнительные затеи, начиная подкатом к самому мрачному человеку в баре и приручением чайки и заканчивая акцией по продаже книг в дурацких обложках с короткими пересказами, но удивительным образом всё это превращалось в захватывающий калейдоскоп событий и впечатлений, что раскрашивал серые будни Сэнку яркими мазками солнечных красок. Лаборатория оказалась крошечной комнаткой в цокольном этаже одного из зданий, посторонних на подъёме в гору. Ген поболтал с сухоньким старичком у входа, щеголяя своими познаниями в итальянском, который явно стал получше, чем в самом начале его путешествия, заплатил ему пару монет, хотя старичок, на удивление, отказывался принимать у него оплату, и с торжествующим видом повернулся к Сэнку. — Ну, что, готов творить волшебство? Сэнку сильно сомневался, что впереди его ждало волшебство, но всё равно кивнул. — Ага. Ген схватил его за руку и повёл вниз по лестнице. За плотной деревянной дверью их ждало залитое красным светом пространство с несколькими большими столами, кучей каких-то колбочек, подносов, катушек, завешанное верёвками с маленькими прищепками под невысоким потолком, и всё это выглядело… ну… довольно забавно? — В первый раз, когда я попытался организовать себе такой даркрум дома, — хихикнул Ген, — я понял, что в моём случае «закон Мёрфи» действует безотказно. Пошло не так всё, что могло пойти не так, но самый мощный удар пришёл, откуда не ждали, — его голос был тёплым и вкрадчивым, будто он рассказывал о чём-то очень важном для себя, и Сэнку затаил дыхание. — Я залепил все щели в ванной комнате старыми шторами, предупредил домашних, что пока не вернусь из крайне важного похода в уборную со счастливым лицом, включение света или открытие двери будет подобно смерти, и что бы ты думал? — Что? — Сестра решила, что я собрался там дрочить, и ворвалась в ванную с криками ровно в тот момент, когда я достал плёнку из катушки… — он покачал головой с тихим смешком. — Конечно, плёнка была засвечена и испорчена. Я так злился, что даже расстроиться толком не мог. Потом было смешно, конечно, но тогда… Сэнку рассмеялся было вслед за ним, а потом замер. — Погоди, у тебя есть сестра? — Как видишь, твой анализ моей жизни был не самым точным, — Ген бросил на него лукавый взгляд из-под чёлки и протянул в руки катушку. — Вот, держи. Нужно разломать корпус, вытащить плёнку и аккуратно заправить её вот в этот бочок, — он указал на стол. — Справишься? А я пока подготовлю раствор, — без лишних слов он развернулся, доставая с полок какие-то склянки, и Сэнку, хмыкнув, принялся выполнять данное поручение. Ген тем временем решил поведать Сэнку занимательные факты. — Ты, наверное, это знаешь, — Сэнку действительно знал, но слушать Гена было приятно, так что слушал он с удовольствием, — но ещё в 1725 году было замечено, что соли серебра темнеют при попадании на них солнечного света. Эту реакцию взяли на заметку, и примерно через сто лет появились первые фотографии. На самом деле, эффект затемнения серебра под действием солнечного света используется в плёнке и по сей день! Сегодняшняя негативная плёнка — это прозрачный пластик, на который нанесён фоточувствительный слой из смеси желатина и галогенидов серебра. Меня всегда это восхищало, так просто — и так сложно… — Ага, — согласился Сэнку, заворожённо наблюдая за ловкими пальцами, которые смешивали раствор. Ген казался совершенно в своей стихии, и разглядывать его вот так было удивительным опытом. — Откуда ты всё это знаешь? — Ну, я очень давно увлекаюсь фотографией, Сэнку-чан, — он игриво подмигнул и вручил Сэнку колбу с проявителем, который только что намешал. — Умничка, а теперь аккуратно вливай этот раствор в бочок, вот сюда, видишь? А потом хорошенько взболтай… Страшно хотелось о многом его расспросить, задать миллиард вопросов и выяснить, в чём же ещё ошибся Сэнку в своём монологе на их первом настоящем свидании, что ещё этот, на первый взгляд, такой поверхностный и открытый, но, как оказалось, полный тайн и сюрпризов человек ему о себе не рассказал, но Ген не дал Сэнку и шанса, закрутив его в удивительный водоворот из химии и физики. Оказалось, что смешивать растворы для фотобумаги очень весело, но ещё веселее — настраивать призму увеличителя, особенно, если очки были забыты на работе. Сэнку старался изо всех сил. Ген указывал, что делать, мягко и ненавязчиво, создавая абсолютное ощущение, что Сэнку справляется самостоятельно и знает каждое действие наперёд, что, безусловно, приятно утешало эго и превращало процесс в удивительный эксперимент, который Сэнку бы никогда не додумался просто так провернуть, если бы не этот смешной человек в бестолковой гавайской рубашке. К тому моменту, когда они выкладывали фотографии в кюветы с фиксажным раствором, Сэнку ощущал себя покорённым — в самом хорошем, самом правильном смысле. Покорённым этим мягким бархатистым голосом, который, оказывается, мог не только красиво стонать его имя в постели и создавать белый шум, но и обучать, этими ловкими руками, безошибочно чувствующими каждую деталь кажущегося таким сложным и странным процесса, этими бездонными глазами, что даже в красном свете фото-комнаты казалось такими, чёрт возьми, синими, что это ощущалось галлюцинацией, помешательством, и… Блядство, кажется, Сэнку и правда был влюблён. О, нет. Какие глупости. Какой фантастический абсурд, но других объяснений найти было крайне сложно, аргументы рассыпались в его сознании, как древние артефакты, неправильно поднятые с глубин морского дна. От каждой его мягкой улыбки пульс Сэнку вёл себя просто неадекватно, сбиваясь с ритма и заливая жаром и щёки, и уши, и шею, от каждого взгляда во рту становилось сухо, но если Ген на него не смотрел — а не смотрел он на него часто, они ведь были заняты, мать, твою, Ишигами, ты просто чертовски нелеп, — становилось тоскливо, и что-то тянуло в желудке сладостным спазмом, и всё его существо, казалось, пыталось скорее придумать, как же вернуть его драгоценное внимание себе, и Сэнку почти готов был выдать себе какой-то психиатрический диагноз, но… Но стоило только мысленно произнести «кажется, я и правда в него влюблён», как в то же мгновение всё будто бы стало правильным. Сердце забилось часто-часто и успокоилось, пальцы вздрогнули и обмякли, колени подкосились и вновь обрели устойчивость — всё тело Сэнку будто выдохнуло, согласилось с этой мыслью и, смирившись со своей слабостью, внезапно обрело силу. И он стоял, как дебил, ошарашенный неожиданным осознанием, посреди этой крошечной лаборатории, с щипцами в одной руке и кюветом с раствором — в другой, и ошалело пялился на человека, который заставил его чувствовать столько всего, чего Сэнку даже не подозревал, что способен, и- — …ку-чан? Сэнку-чан? Всё хорошо? — Сэнку вздрогнул, моргнул пару раз и снова с размаху вонзился в бесконечно-глубокий океановый взгляд. — Доставай снимок, а то передержишь, и будет слишком темно, ага? — Ага, — выдохнул он, но глаз от Гена не отвёл, разглядывая его удивительно ясно, так, будто видел в первый раз, и- Ген рассмеялся, переливчато и мягко, так, что от этого серебристого звука у Сэнку по позвоночнику пробежали разряды тока, и забрал у него из рук кювет со снимком. — Кажется, у тебя перегрелся процессор. Ничего, бывает- — Можно я тебя поцелую? — Приятно, что ты спросил, но-ммфх-мммм… ••• — Да что ты вообще смыслишь в свиданиях? Уверена, твой уровень заканчивается где-то на безрассудном щеголянии деньгами, и никакой там нет романтики! — фыркнула Кохаку, отпивая залпом примерно полпинты пива. Ген хохотнул и поспешил ей возразить. — В защиту Рю, могу заверить, он действительно умеет в романтику! Сэнку тут же вспыхнул. — А ты это откуда знаешь? — сердито буркнул он, нахмурившись до смешного по-детски, так, что Ген не выдержал и рассмеялся окончательно, сжимая его ладонь. Он не очень понял, что случилось с Сэнку, потому что тот будто внезапно сломался в какой-то момент там, в лаборатории: то краснел, то бледнел, запинаясь на полуслове, и весь остаток времени за сушкой фотографий был предельно послушным и тихим, едва не испортив Гену своей неловкостью несколько воистину драгоценных кадров, а потом и вовсе полез целоваться. Не то чтобы Ген был против, просто снимки в фиксаже передерживать нельзя, а снимки-то были чудо, какие удачные! — Только посмотри, какой ты красивый, — вздохнул он снимая с прищепки кадр, на котором Сэнку смеялся, глядя за горизонт. Ветер трепал его волосы, а веснушки, казалось, искрились на солнце, делая его выразительное лицо совсем мальчишеским и юным, заражая зрителя наивным восторгом. У Гена была уже целая коллекция кадров с такими ясными, чистыми эмоциями близких ему людей… Может, скомпоновать их в отдельную выставку?.. — Да обычный, вроде, — хмыкнул Сэнку, критически глядя на фотографию. — Я такого каждый день в зеркале вижу. Ген вздохнул. — Это потому, что ты не видишь себя моими глазами, — прошептал он и был утянут в очередной пылкий поцелуй. Ладно, одного испорченного кадра эти поцелуи стоили. И, кажется, Сэнку действительно понравилась идея сходить сюда вместе? Ген был очень рад! После фотолаборатории, договорившись напоследок, что окончательно высохшие кадры старик Луи, хозяин столь очаровательного местечка, отправит прямо в магазин Сэнку, они направились в «Таверну» — благо, идти было совсем недалеко. Ну, или Ген к этому моменту уже наловчился бегать в гору и обратно, кто знает? В любом случае, там, в баре, за стойкой традиционно восседал Рюсуй с ноутбуком. Насколько Ген успел понять расстановку сил — его друг предпочитал проводить всё возможное время в компании очаровательной Кохаку-чан, однако в статусе забавного приятеля — и не более. Они всё время цапались, как кошка с собакой, но искрящееся между ними сексуальное напряжение задавало этим спорам совершенно особый тон — который заряжал этих двоих неистовой энергией, но порядком утомлял всех свидетелей столь затянутой теленовеллы. Ген решил, что пора ему в это вмешаться, и совершенно невзначай завёл разговор о свиданиях, но, кажется, снова ошибся в расчётах, поскольку Кохаку, по всей видимости, была настроена на стёб и эмоциональное насилие, а не на околоромантические намёки. Судя по лицу Рю, он знал, чем это закончится, и благодарен Гену не был. Так что, да. Друга надо было выручать. Теперь уже окончательно. — А я это очень даже прекрасно знаю, — заявил он. — У нас с Рю было около десятка театральных свиданий! Тот хохотнул, хлопнув ладонью по столешнице. — О, это было потрясающе! До сих пор вспоминаю с большим удовольствием! — Скажи? — обрадовался Ген. — А сколько денег мы с тобой сэкономили! — О чём вы, ребята? — Кохаку заинтересованно подалась вперёд. — Театральные свидания? Это как? Ген драматично понизил голос. — Это был наш особенный способ ужинать в дорогих ресторанах — но за бесплатно! — Объяснись, — Сэнку отчего-то казался злым. Ген выгнул бровь. Тот вздохнул. — Ну, в смысле… объясни. Как вы это устроили. Рю широко развёл руками. — Дело было во времена голодного, но очень пафосного студенчества! Меня тогда батя лишил финансирования… за что, ты не помнишь? — Ты устроил вечеринку на его яхте, и кто-то заблевал весь капитанский мостик. — Точно, — хохотнул Рю. — Ну, так вот, у меня — ни гроша, у этого, — он кивнул в сторону Гена, — тем более, и мы пытались придумать способ, как бы так повертеть на хую систему… Сэнку выгнул бровь, скрестив руки на груди. — Ты сказал, в студенчестве? Где вы учились? — В Йеле, — отмахнулся Рю, явно недовольный, что в его рассказ кто-то пытался вмешаться, и явно не заметивший, как мощно Сэнку сменился в лице. — Это не важно. Важно, что ублюдок Карл хвастался, что ужинал в «Бушери»! А я просто не мог позволить такой расклад своей жизни, в котором Карл ужинал в «Бушери», а я — в ближайшей хот-дожной! И, конечно, я пожаловался своему коллеге по студенческому братству, Гену, он был там моим заместителем. — Ну, а я где-то слышал, что во многих ресторанах есть такая опция, что, если в нём кто-то делает кому-то предложение, весь ужин за счёт заведения, — подхватил его рассказ Ген, — и предложил Рю опробовать столь рискованный шаг. Рю захлопнул ноут, драматично взмахнув рукой. — И, представьте себе. Я купил дешёвое бижутерное кольцо и дорогую бархатную коробочку. Мы с этим придурком принарядились, пришли в «Бушери», заказали всякого… — Сидим, волнуемся, потому что плана «Б» точно не было, — хихикнул Ген, поддакивая. — И спустя примерно час я встаю перед ним на одно колено, говорю пламенную речь, на нас все смотрят… — Я начинаю плакать, бросаюсь ему на шею, говорю: «да, да, конечно, да!», все аплодируют, дамы в норковых накидках вытирают слёзы и умиляются, официанты замерли в ошеломлённом шоке… — И, ну, конечно, к нам подошёл менеджер с пламенными поздравлениями. Счёт был оплачен в подарок молодым влюблённым, — Рюсуй самодовольно хохотнул, пихнув Гена в бок локтём. — Такой сценарий мы потом ещё раз десять провернули. В разных ресторанах, разумеется. Каждый раз срабатывало. Это было что-то вроде преступного хобби… — Особый вид коллекционирования! — Точно! И мы ещё всё время менялись местами, Ген тоже делал мне фальшивые предложения, о, он там устраивал целые перформансы! Ген кокетливо повёл плечом. — О, это было феерично! Кохаку выразительно фыркнула. — Это, конечно, всё очень весело, но, знаете, что? Совершенно не противоречит моему утверждению, что всё завязано на бабках. Ваши эти «театральные свидания» были хорошими только из-за дорогих ресторанов, но не будь их, и что? Ты, Рюсуй, просто лох без воображения, вот ты кто! Рю всплеснул руками. — О, ну, конечно… — Но я права! — Знаешь, что? — устало закатил глаза Рюсуй. — У тебя был шанс убедиться, какой я на свиданиях, но ты ведь сама послала меня нахрен, а теперь психуешь, как школьница! Что, уже жалеешь? — Да, жалею, что не плюнула тебе в пиво! — тут же вспыхнула Кохаку, яростная, будто дикая кошка. Очаровательная экспрессия! — Послушай, Кохаку-чан, — примирительно мурлыкнул Ген, — если ты так много знаешь о креативных свиданиях, и всё, о чём говорит мой дружочек Рю, полная фигня, так, может, дашь ему мастер-класс? Девушка оторопело моргнула. — Что? — Я говорю, пригласи его сама, — улыбнулся он. — При условии, что Рю будет тебя слушаться, как хороший мальчик, конечно же. Рю-чан не откажет. — Ха! — дёрнулась Кохаку, скрестив руки на груди, но её пылающие трогательным румянцем щёки явно говорили куда больше, чем она готова была признать. — Да у него яиц не хватит всё сделать по моим условиям… — Да страусы нервно курят в сторонке, глядя на мои яйца! — тут же оскорбился Рюсуй. — Ты ещё не знаешь, каким я могу быть послушным, понятно тебе? — Хорошо, скотина! — язвительно фыркнула та. — Завтра в восемь, когда у меня дневная смена закончится. Чтобы не опаздывал, понятно? Покажу тебе, что значит действительно классное свидание. — Забились! — Рю пожал её протянутую ладонь. — А потом я покажу тебе, что такое классное свидание, и мы выясним, кто из нас владеет искусством романтики, а кто — тупая деревенщина, понятно тебе? — Готовься жевать сопли! Ген тихонько рассмеялся в рукав. Кажется, коварный план сработал, и затянувшаяся теленовелла, наконец, вышла на новый виток сюжета… Вот только почему же Сэнку выглядел так, будто его вот-вот хватит аневризма? ••• Сэнку успел пожалеть об осознании своей влюблённости буквально через какой-то час. И угораздило же его втрескаться в настолько раздражающее, настолько беспринципно флиртующее, настолько безалаберное существо, которое смело рассказывать о своих похождениях по свиданиям, где ему делали предложения, и плевать, что ненастоящие, прямо сидя перед Сэнку! Прямо вот на его глазах! Перед его салатом! Какого хуя?! Сэнку был зол. Кажется, это противное чувство, что тошнотворно бурлило в желудке, называлось ревностью? Ему не нравится. Как отменить это дерьмо? Куда нажать, чтобы оно прекратилось? Они шли вниз по улице, завернув на набережную, и Ген щебетал о чём-то, что Сэнку был слишком зол, чтобы слушать, а в голове лишь безостановочно мелькали сцены из рассказа этого грёбаного Рюсуя. Как он становится на одно колено. Как Ген в слезах бросается ему на шею… Фу, блядь. Память следом подкинула зрелище, как эти двое целовались в танце, там, на свадьбе у Рури, и Сэнку едва не вывернуло от накатившей волны идиотской сердитой обиды. Он тоже хотел бы иметь дурацкие воспоминания из студенчества — с Геном. Он тоже хотел разыгрывать с ним глупые романтические сцены. Он тоже хотел вот так становиться перед ним на одно колено, что бы это, блин, ни значило… Так какого хрена?! Воздух был бодрящим и свежим, а дорожка набережной была усыпана лепестками отцветающих магнолий, целыми соцветиями олеандра и хвоинками сосен. Ген то и дело присаживался на корточки, сгребая ладонями навалившие лепестки, подбрасывая их в воздух, будто снег, и смеялся, кружась, счастливый и искрящийся, будто совсем не замечающий душевных терзаний Сэнку. Придурок. Он обернулся, опаляя Сэнку своей улыбкой, его лицо было залито нежным пленительным румянцем, и злиться дальше было почти невозможно. Чёрт. — Знаешь, Ген, — внезапно начал Сэнку, сам не до конца понимая, чего он хочет и к чему ведёт. — Тут, в Ла Специи, тоже есть один мишленовский ресторан… — А? — заулыбался тот, склонив голову вбок. — Да, я знаю, мы с Рю даже хотели туда- — Давай завтра сходим. Как тебе мысль? Моя очередь звать тебя на свидание. Ген моргнул, хихикнул и сделал шаг ближе к Сэнку. — Милый, мишленовский ресторан — это совсем другой уровень, знаешь? Боюсь, это очень дорого, и нужно бронировать столик заранее… Сэнку пожал плечами. — Я разберусь со столиком. Но я хочу разыграть ваш с Рюсуем приём. С предложением. На точёном лице отразились все стадии замешательства. — …но зачем? Если вопрос в деньгах, я могу заплатить, но- — Вопрос не в деньгах, — оборвал его Сэнку, хотя и понятия не имел, каков на самом деле средний чек в подобных заведениях. — Я думаю, дело в адреналине, и… Ну, я хочу, чтобы у тебя и со мной были подобные воспоминания? Меня злит, что Рюсуй испытывал подобное с тобой, а я — нет, и… — он запнулся, понимая, что сболтнул лишнего, но отказываясь останавливаться. — И я хочу… в общем… давай? — Ну, хорошо? — растерянно улыбнулся Ген, пожимая плечами. — Ладно. Если ты хочешь себе такое же дурацкое приключение — почему бы и нет? — Да, почему бы и нет, верно? — с облегчением выдохнул Сэнку, поцеловал эти розовые губы, проводил Гена в отель и только потом осознал, какого чёрта только что устроил. Целый день он был на нервах. И всю предыдущую ночь — тоже. Он искренне не понимал, какая муха его укусила, но сливаться с собственных инициатив было не в его характере, и, вот, полюбуйтесь — не прошло и суток, а они с Геном уже стоят в десятке метров от того самого ресторана, и Сэнку натурально потряхивает. Ген нежным жестом поправил лацкан его жилета. — Сэнку-чан, если ты так сильно волнуешься, мы можем отменить всё прямо сейчас, понимаешь? — утешающе улыбнулся он. Сэнку застонал. — Понимаю. Но я не хочу ничего отменять. Я просто… я просто понятия не имею, что делать… — Ну, для начала, у тебя есть кольцо? — хихикнул Ген. Сэнку замер, ощущая себя загнанной в угол мышью. Конечно, никакого кольца у него не было. Ген в ответ мягко фыркнул. — Так я и думал, — проворчал он и снял с пальца перстень с некрупным камнем. — Значит, будем использовать вот это. Если хочешь, я сам могу- — Нет, — Сэнку вырвал кольцо из его пальцев и сердито запихнул себе в карман. — Я сам. Я просто не знаю, что говорить. Ген пожал плечами. — Тебе просто нужно притвориться… — он задумчиво пробормотал, — я не знаю, притвориться, что ты безумно в меня влюблён. Представь, будто ты отчаянно хочешь, чтобы мы провели остаток нашей жизни вместе, о, или нет, нет, думай о том, что у нас будет много прекрасного секса, когда мы вернёмся домой, но для этого тебе надо просто сказать пару слов… — он снова пожал плечами, сжав губы в тонкую линию. — Что-то в этом роде. Пальцы Сэнку сомкнулись на тёплом металле кольца — тёплом от кожи Гена. Приятно. Ему не нужно было притворяться, что он влюблён. Но говорить об этом… чёрт. Ген произнёс это так небрежно, так легко. Наверное, он был искусным актёром. И, следовательно, искусным лжецом, что не радовало, но Сэнку надеялся, что Ген всё-таки тоже не очень-то притворялся. Он казался искренним, чувства вырывались из него, словно фейерверк, словно вода из лопнувшей трубы, а вот Сэнку, напротив, не отличался излишней эмоциональностью… Ген склонил голову набок, бросив на Сэнку сложный полный любопытства взгляд, который с трудом можно было прочесть. — Знаешь, — улыбнулся он, — мы правда не обязаны делать… всё это. Если что-то пойдёт не так, мы можем заплатить за еду, как, ну, знаешь, добропорядочные граждане… — Знаешь, — Сэнку шагнул к ресторану, и Ген, слегка развернувшись, последовал за ним, — я вполне способен на всякого рода глупости. Не нужно недооценивать меня и то, на что я готов ради бесплатного ужина. Ген лукаво ухмыльнулся. — Ни в коем случае не смею недооценивать тебя, Сэнку-чан! Что ж, Сэнку должен был признать, что тот чувак, что раздавал звёзды Мишлен, был прав: еда была действительно очень вкусной. Если не считать неясной, сладко-тоскливой нервозности, которая весь вечер тихо скапливалась узлом у него в животе, они с Геном и правда отлично проводили время. Сэнку вообще не переставал удивляться тому, как повернулась жизнь, тому, что этот человек оказался настолько приятным, и интересным, и, чёрт возьми, он действительно окончил Йельский университет, и даже магистратуру, какого чёрта? Какие ещё секреты таила его заливисто смеющаяся от очередной истории про морские экспедиции личность? Когда с основными блюдами было покончено, Ген деловито поиграл бровями, и Сэнку понял, чего от него ждут. На самом деле, это было абсурдно — всё так и планировалось, так почему его будто застали врасплох? Он нервничал из-за всей этой дурацкой шарады, будто не он её вчера предложил, будто… Будто это не было никакой шарадой. Будто это было на самом деле. Честно говоря, последние годы своей полу-отшельнической жизни Сэнку действительно скучал по некоторому безрассудству, по лёгкости, по авантюрам, и эта маленькая игра давала ему шанс вернуть в своё бытие то приятное чувство. Если быть откровенным, практически всё связанное с Геном вносило в его размеренный быт активные элементы хаоса. Чёрт возьми, да он не чувствовал себя таким глупым с тех пор, как окончил школу! Ген обладал сверхъестественной способностью втягивать даже стойкого сурового Сэнку в свои интриги, и, да, ему совершенно не хотелось сопротивляться. Он поймал лучистый океановый взгляд. Сейчас. Сейчас. Сэнку встал со стула, тут же пожалев, что позволил официанту усадить их посреди большого зала, затем — несколько неловко — опустился на одно колено. Ген продолжал сидеть, не сводя с него взгляда, явно сдерживая улыбку и пытаясь сохранить на лице невинно-смущённое выражение. Дерьмо. Все смотрели на него. На них. Ген слегка приподнял брови, и, видимо, поняв, что Сэнку чертовски тупит, слегка подыграл — поставил бокал, поднёс руки к лицу, открыл рот в тихом удивлённом возгласе. — Ген… — начал Сэнку хорошо поставленным специально для защиты диссертаций голосом, достаточно громким, чтобы Ген его услышал, а остальные в ресторане поняли, что происходит, — я… э-э… Он запнулся ещё до того, как что-то сказал, и понадеялся, что это сделает его нелепый вид и всё их нелепое представление более правдоподобным. Что там Ген сказал перед тем, как они вошли в ресторан? Что всё, что ему нужно было сделать, это просто притвориться? Сэнку не был уверен, что это значит, но он попытался вспомнить, что чувствовал там, вчера, посреди лаборатории, и это…. — Ген, — снова выдохнул он, находя утешение в повторении его имени, — мы знакомы не так давно, но ты… Ты изменил мою жизнь… в основном, к лучшему, — фыркнул он, и Ген рассмеялся, прикусив нижнюю губу, чтобы сдержаться и дать Сэнку возможность закончить. — Я восхищаюсь тем, как много в тебе глубины. Ты, знаешь, ты как Мировой океан — кажется, сколько бы я тебя ни исследовал, возникает всё больше вопросов, и это вдохновляет, знаешь? И вчера, я просто слушал тебя, твой смех, смотрел, как ты работаешь, и вдруг понял, что… что без тебя я больше не могу. Я люблю тебя, Ген. Люблю тебя. В воздухе словно что-то повисло. Узел в животе у Сэнку, что медленно скручивался весь вечер, сжался окончательно, дыхание перехватило, а сердце было готово вот-вот выпрыгнуть из груди. Ген же, выражение лица которого вплоть до этого момента было вежливо-удивлённым, внезапно замер, совершенно ошалевший, его глаза широко распахнулись, в океановом взгляде плеснулось искреннее изумление… — Выходи за меня, Ген. Зал взорвался аплодисментами. Кто-то начал улюлюкать. Кажется, кто-то даже рыдал. Ген же встал со стула слишком быстро, задев коленом стол, тот зашатался, и они оба попытались ухватиться за него, чтобы не расплескать напитки. Так глупо. Они рассмеялись — друг над другом, над чем угодно, — и Ген, раскрасневшийся и сияющий, поднял Сэнку на ноги, обнимая его за шею. Сэнку почувствовал сладкий запах его шампуня, горячее дыхание на своей шее, и сердце успокоилось, так, будто он сделал что-то правильное. Наконец, Ген отпустил его, и когда откинулся назад, его лицо было почти красным, а глаза блестели непролитыми слезами. — Конечно, я выйду за тебя, — сказал он, слегка задыхаясь. — Да, дорогой, да! — и поцеловал его. Ген мягко задержался губами на его губах, сжимая пальцами подбородок, и пусть этот поцелуй был целомудренным и невинным, но даже от этого мягкого, сдержанного прикосновения у Сэнку внутри всё перевернулось, а сердце замерло. Целоваться с ним было просто потрясающе. Ген отстранился, и выражение его лица стало каким-то нечитаемым, но нежным, трогательным, невозможно-мягким. Казалось, весь рассудок Сэнку полностью и безвозвратно улетучился, а все чувства, наоборот, обострились. Он собирался что-то сказать — что угодно, — но в этот самый момент на его плечо неожиданно легла тяжелая рука. — Похоже, тебя можно поздравлять, мой мальчик! Какая неожиданная встреча, Сэнку! Я тронут до самой глубины души! Что, блядь?! Ген, который мог видеть человека за его плечом, внезапно замер, как олень в свете фар — или как кролик, которого вот-вот растерзает лиса. Сэнку прикрыл глаза. Медленно выдохнул. Обернулся, уже зная, кто стоит у него за спиной. — Хотя я думаю, — с широкой улыбкой продолжил Бьякуя, — я бы всё-таки хотел каких-то объяснений, сынок! — он повернулся к Гену, протягивая ему руку. — Будем знакомы: отец Сэнку, Ишигами Бьякуя, а кто же вы, мой будущий зять…?