Salty Sand

— Похоже, тебя можно поздравлять, мой мальчик! — внезапно раздался глубокий и громкий незнакомый Гену голос, и Ген, крупно вздрогнув, перевёл взгляд за спину Сэнку. — Какая неожиданная встреча, Сэнку! Я тронут до самой глубины души! Высокий мужчина с наполовину седыми волосами на вид лет около пятидесяти широко улыбался, положив руку на плечо моментально сменившемуся в лице Сэнку. Судя по реакции, тот уже понял, что это за внезапный гость, прервавший их странное плохо спланированное театральное свидание, и этот факт ему не понравился. Ген крайне не любил концепцию неожиданных сюрпризов, уж тем более, связанных с внезапными гостями, но мужчина выглядел дружелюбным, даже — милым, его улыбка была тёплой и располагающей к себе, и Ген бы даже мог улыбнуться ему в ответ, если бы выражение лица человека, который прямо сейчас его обнимал, не вопило, что это явно не то, чего от него ждали. — Хотя я думаю, — щенячье-радостным тоном продолжил мужчина, — я бы всё-таки хотел каких-то объяснений, сынок! — его голос немного дрогнул, но он быстро сморгнул эту странную ломкую эмоцию и перевёл взгляд на Гена, протягивая ему руку. — Будем знакомы: отец Сэнку, Ишигами Бьякуя, а кто же вы, мой будущий зять…? Ох, блядь. Ох, бля-я-я-ядь… В голове тут же промелькнули все слова Сэнку, пусть сказанные вскользь, но всё равно очень недвусмысленно намекающие, что с отцом он не ладил. И ладно бы они с Сэнку просто его встретили, в любой другой момент, даже на свидании — но сейчас? Когда тот стал буквально свидетелем пусть и фальшивого, но предложения руки и сердца?! Чёрт, надо было срочно как-то выкручиваться. Ген не очень понимал, как реагировать, как не испортить и без того изрядно прогорклую ситуацию, но не ответить на рукопожатие было бы совсем уж невежливо, так что он быстренько нацепил на себя деликатную улыбку и аккуратно сжал большую сухую ладонь. — Очень приятно, господин Бьякуя! Меня зовут Ген А- — Какого хрена ты тут делаешь?! — Сэнку резко обернулся, не расцепляя объятий, буквально задвинув Гена назад, загораживая его своим плечом, создавая между ним и отцом до боли очевидную преграду. Судя по тому, что в тёплых карих глазах, окружённых сеточкой добрых морщинок, что-то будто бы разбилось, бессознательный смысл этого жеста стал очевидным и для самого господина Бьякуи. Он поджал губы в будто извиняющейся улыбке. Гену стало даже немного неловко от этого зрелища. — Приехал на свадьбу Рури!.. — Спустя две недели после свадьбы? — раздражённо тявкнул Сэнку. — Ну, — запнулся его отец, глядя то на Сэнку, то на Гена, который, в свою очередь, поспешил улыбнуться растерянному мужчине уже куда более дружелюбно, даже поддерживающе, — как только у Лил получилось… Сэнку фыркнул, закатив глаза, и сердито скрестил руки на груди. — Ах, ну да. Когда у Лил получилось. Конечно. Ситуация начинла попахивать чем-то очень, очень неприятным. Но какого хрена? От господина Бьякуи не исходило ровно ни одного негативного флюида, он казался буквально воплощением коричной булочки в форме человека, но реакция его сына очень красноречиво голосила о дискомфорте, внутренней боли и затяжной обиде… Ген не очень понимал, что происходит, но, как бы то ни было, прямо сейчас поддержать Сэнку и оградить его от этого дискомфорта явно было куда важнее, чем разбираться в сложившейся семейной драме. Он набрал в лёгкие воздуха, улыбнулся широко и ярко, со всей искренностью и любезностью, которые в нём были, и сделал шаг вперёд, огибая яростно-ощетинившегося Сэнку. — Я очень рад с вами познакомиться, — он приложил к груди ладонь, — и очень хотел бы с вами поболтать, но, знаете, к сожалению, нам с моим дорогим Сэнку-чаном нужно бежать, мы уже опаздываем на поезд… — он искоса глянул на Сэнку, и тот, будто почувствовав его мысль, тут же подхватил. — Да, точно, последний поезд всего через двадцать минут, а нам ещё до станции нужно добраться… Что-то я затянул с предложением, да? Очень боялся начать, откладывал, пока время не стало совсем поджимать… — нервно усмехнулся он, залившись неловким румянцем, и почесал ухо, так, как делал всегда, когда смущался. Выглядело очень достоверно. Ген готов был поаплодировать столь высокому уровню актёрской игры. Сэнку-чан воистину был полон сюрпризов! Бьякуя, видимо, тоже поверил, потому что заулыбался ещё шире, и ободряюще похлопал Сэнку по плечу. — Ещё бы! Я бы тоже волновался! Ты отлично справился, речь была великолепной! Пока столь социально-нелепый сын столь обаятельного мужчины не ляпнул очередную грубость, Ген заозирался по сторонам в поисках официанта. — Господа! — воскликнул он громко, так, чтобы перетянуть всё внимание на себя и заполнить собой всё пропитанное неловкостью пространство. — Можно нам счёт, пожалуйста? В тесном зале ресторана тут же вспыхнула какая-то неожиданная суета. Буквально через считанные мгновения к ним подлетел хостес в щегольском костюме, с лебезящей улыбкой и щедрым «Ваш ужин за счёт заведения, господа, позвольте поздравить вас со столь знаменательным событием, очень рады быть причастными к вашему счастливому дню!», господин Ишигами-старший отчаянно пытался убедить Сэнку задержаться ещё хотя бы на пять минут, мол, вот-вот должна была прийти его жена, и она очень расстроится, когда узнает, что умудрилась тут пропустить, молоденькая официантка подбежала к Гену с бутылкой шампанского, вручила её ему с заговорщицким шёпотом «мы вас узнали, господин Асагири, но мы вас никому не сдадим, честно-честно!», и Ген до смешного буквально готов был провалиться под землю в водовороте из стыда и лёгкого отчаяния. Ну, какого чёрта он на это согласился, а? И какого чёрта Сэнку так сильно вцепился в эту идею! Ген ведь прекрасно осознавал, что проворачивать подобные финты в двадцать, когда его ещё никто толком не знал, было действительно легко и просто, как два пальца об асфальт, в те времена скорее Рю, его напарник по махинациям и скандально известный наследник корпорации Нанами, был лицом куда более узнаваемым, чем он сам, но сейчас? О чём ты думал, Асагири! Паника чуть было не захлестнула его разум, но Ген умел с ней справляться и включать другую свою часть, эффективную и рациональную. Узнай его больше людей, их бы уже давно начали снимать. Если бы начали, то слили бы в сеть, если бы слили, то тут бы уже, возможно, появились папарацци, набежали журналисты и всё такое… Но — нет. Этот ресторан, пусть и был награждён звездой Мишлен, всё ещё находился в небольшом городке на отшибе Италии, а на дворе стоял нетуристический сезон, и то, что Гена признала в лицо лишь одна молоденькая официантка, говорило скорее об официантке, чем об общей тенденции местного населения знать каких-то там известных в узких американских кругах фотографов. Наверняка эта молоденькая симпатичная девчушка увлекалась миром моды и просто видела пару фоток морды его лица в уголках модных журналов, для которых Ген снимал… Из лихорадочных размышлений его вырвал резкий голос Сэнку. — Нет, пап! Мы правда опаздываем! — он дёрнул Гена за руку, и тот, моргнув пару раз, понял, что с него слетела дружественная маска, и снова заулыбался. — Простите, Бьякуя-сан, но каждая минутка на счету, а я не умею быстро ходить… — залепетал Ген, повиснув у Сэнку на плече. — Пойдём, милый! До свидания! — Может, хотя бы селфи? — жалобно глянул на них господин Бьякуя, состроив совершенно щенячьи глаза. — Чтобы я Лил показал, а то ж она мне не поверит! Ну, пожалуйста! Чёрт, Ген был слаб перед мужчинами, которые умели говорить «пожалуйста» и строить щенячьи глаза! Он и сам таким был, но, увы, имунной защиты против данного приёма не имел: его заклинания отлично работали против него самого! Да и, ну, вероятно, отказ от селфи в таких обстоятельствах был бы ещё более подозрительным, так что… — Хорошо! — выдавил он с улыбкой. — Давайте сделаем селфи! Сэнку-чан? Обними меня! Сэнку глянул на него, как на предателя, Бьякуя-сан включил камеру, и самое странное фото в жизни и судьбе Асагири Гена явилось этому миру. Селфи, кстати, было очень даже неплохим, но Ген не будет просить скинуть ему фотки, нет, Асагири, держи себя в руках! — Всё, пошли, — Сэнку снова дёрнул его за руку. Ген помахал на прощание господину Бьякуе — и всем посетителям ресторана, кто пялился на них в тот момент. — До свидания! Хорошего вечера! Buona fortuna! Arrivederci! — не дав закончить прощальное выступление, его довольно агрессивно потащили к выходу. В спину раздался тёплый полный надежды голос. — Мы ведь ещё увидимся с тобой, Сэнку?.. — Позвони мне на неделе, — буркнул тот через плечо и буквально вытолкал Гена из ресторана. ••• На самом деле, конечно, ни на какой поезд они не опаздывали. От Ла Специи до Леричи можно было спокойно добраться пешком, прогулочным шагом это заняло бы минут сорок. Однако время было поздним, солнце скрылось за горизонтом, на улице было совсем темно, и потому Сэнку просто потащил Гена куда-то в сторону автобусной остановки. Ген не сопротивлялся: он всё ещё не очень разбирался в местных транспортных маршрутах, да и Сэнку выглядел так, словно задавать ему вопросы было опасно для жизни. А Ген, как бы ни любил картинно пострадать, жить всё-таки любил больше. Желательно, со всеми целыми конечностями, спасибо. Однако через двадцать минут напряжённого молчания его психика уже не могла выдерживать подобной фрустрации. Отчаянно хотелось что-то сказать, но слов не находилось. Ген умел утешать, правда умел, но советы в проблемах отцов и детей совершенно точно не были его коронной темой… Вот если бы тут была замешана несчастная любовь, ну, или там, профессиональное выгорание — тогда да, проходите, присаживайтесь, профессор Асагири сейчас научить вас, как жить, даст свои бесценные рекомендации и отпустит вам все грехи, но проблемы с родителями? Да ещё и с отцом?! Со своим отцом Ген не общался уже примерно пятнадцать лет. И не видел его ни разу с тех пор, как переехал из Чикаго в Нью-Йорк. Их отношения были… сложными, за неимением лучшего слова. Отец никогда не говорил вслух, что ненавидел Гена, но очень недвусмысленно на это намекал: бил за любую оплошность, насмехался над чертами лица — и не азиатскими, и не европейскими, а чёрт пойми, какими, несуразными и нелепыми, а после, когда выяснялось аномальное расположение его внутренних органов, называл ошибкой природы, вечно издеваясь над врождённой патологией… Ген до сих помнил тот страх, который испытал в двенадцать. В тот день у него ужасно заболел левый бок живота. Он сказал тогда родителям, что, кажется, у него аппендицит, но отец лишь посмеялся и велел не придумывать ерунды. Да ещё и обозвал тупым впридачу, ну, потому что аппендикс «у всех нормальных людей» был справа. Вот только Ген не был нормальным… Он чуть не умер тогда: температура поднялась очень высокая, началось воспаление, а врачи в скорой всё прощупывали правый бок и убеждали, что там всё в порядке, пока кто-то не додумался проверить, что же происходит слева. Операция прошла удачно, вот только статус «ошибки природы» Ген гордо пронёс до самых своих девятнадцати лет. Мириться с отцом он, к слову, не собирался. Так что, да. Ген понятия не имел, как поддержать сейчас Сэнку, но… Но. Ген снова перевёл на него взгляд. Тот казался несчастным. Нервным и дёрганным. Автобус всё никак не приезжал, и становилось холодно. Может, стоило как-то его отвлечь? Но как? Почему-то все весёлые истории внезапно улетучились у Гена из головы. Почему он вечно болтал без умолку, когда это было совершенно не кстати, но стоило этой дурацкой суперспособности действительно понадобиться, как она отказывалась работать? Он набрал воздух в лёгкие, чтобы что-то сказать- — Всё, блядь, пошли пешком, — как Сэнку внезапно выдохнул и снова схватил Гена за руку, тут же потащив за собой по шоссе. Ген едва не споткнулся. — Погоди, Сэнку-чан, — но Сэнку не слушал, он нёсся вперёд, сосредоточенно поджав губы, будто… Будто пытался сбежать. — Сэнку-чан…? — Тут идти не далеко, — рвано бросил он через плечо, будто вся проблема была в расстоянии. — Всего полчаса быстрым шагом. Скоро дойдём до моря, будет почти прогулка. — Погоди, пожалуйста- — Да, извини, что наше свидание так закончилось, мне жаль, ладно? Сейчас мы дойдём до набережной- — Сэнку! — тот, наконец, остановился и посмотрел на Гена, молча вскинув брови. Его зрачки лихорадочно метались, будто страшась задержаться на чём-то одном. Бедный… сегодня у Сэнку явно был сложный день. Пришлось отыгрывать признание в любви — очень достоверно, причём, — выставить себя на показ, встав на одно колено в самом центре ресторана… Для такого сыча, как он, это, должно быть, что-то на уровне непостижимого риска! А чего стоила сама авантюра явиться в ресторан без нужной суммы в кармане? А вдруг бы что-то пошло не так и счёт им не закрыли? Нет, Ген, конечно, оплатил бы ужин, без проблем, но для Сэнку это явно стало бы ударом, да и подобные траты очевидно сильно пошатнули бы его бюджет, если вообще могли туда вписаться… А потом ещё и встретить отца, с которым у него затяжной конфликт — и это Ген ещё молчал про обстоятельства этой встречи… Стало так сильно его жаль. Бедный, бедный Сэнку-чан. Ген мягко улыбнулся, заглядывая в оголтелые багровые глаза. — Я просто хочу сказать тебе, что мы не обязаны любить своих родителей, — осторожно начал он. — И не обязаны испытывать чувство вины, когда у нас не получается с ними общаться. Это нормально, что- — Но я люблю своего отца, — резко перебил его Сэнку, как-то очень сердито дёрнувшись, и Ген окончательно потерял суть всего происходящего за последние полчаса. Сэнку, мягко говоря, был не очень похож на любящего сына, но… Ген медленно кивнул, осторожно беря его за руку. — Извини, — он нежно сжал его пальцы, — я просто не очень понимаю, что происходит, но очень хотел тебя поддержать. Я вижу, что ты не совсем в порядке. И я помню, что эта тема вызывает в тебе много боли, и… Ну, видимо, я просто сделал неправильные выводы. Снова посудил по себе, — он неловко усмехнулся, делая шаг ближе. — Я хочу как-то тебе помочь, Сэнку-чан. Позволь мне поддержать тебя сейчас. Сэнку вздохнул и, остановившись, наконец, окончательно в своём стремительном побеге, поджал губы и притянул его к себе в объятия. — Я чувствую твою поддержку, Ген, просто… всё сложно, — он мотнул головой, прикрывая глаза, и Гену срочно захотелось поцеловать его в этот мученически нахмуренный лоб, разгладить эту несчастную морщинку меж раскосых бровей, обнять ладонями эти высокие скулы, такие румяные от быстрой ходьбы… Он потянул его чуть к себе, и Сэнку уткнулся лбом в его лоб. Ген улыбнулся. Голос Сэнку был хриплым и тихим. — Спасибо, что помог мне оттуда улизнуть. — О, без проблем, — как по щелчку повеселел Ген, радостный, что Сэнку немного ожил. — Избегание и побеги — это буквально мой конёк! Если нужно откуда-то слинять, обращайся, я в этом деле профессионал! — Сэнку тепло усмехнулся, обмяк немного, и на душе у Гена посветлело. Срочно нужно было менять тему, пока Сэнку снова не загрустил. — Но, чёрт возьми, доктор Ишигами, как ты отыграл! Ты что, занимался в театральном кружке? Признавайся, ты втайне актёр, у которого уже три Оскара? Кто вы, месье, не признаю вас в гриме! Уши Сэнку залились очаровательным румянцем, он рассмеялся, отмахнулся, и Ген отбил себе мысленную «пятюню». Так держать. — Нет, я не актёр, — фыркнул раскрасневшийся доктор Ишигами, — но у меня хорошее воображение и большой опыт публичных выступлений. Ну, знаешь, защиты диссертаций… Боги, вот такой Сэнку, смущённый и искренний, делал с его сердцем что-то, чему Ген отказывался давать название. Он тихонько засмеялся вслед за ним. — Опыт публичных выступлений не даёт столь яркого таланта так убедительно сочинять! Клянусь, Сэнку-чан, я даже почти поверил, что ты без памяти в меня влюблён! — хихикнул он, но голос немного дрогнул: Ген более чем прекрасно осознавал, что Сэнку всего лишь «притворялся», когда зачем-то признавался ему в любви, но… Но услышать эти слова вот так, вслух, было всё равно… просто невероятно. Ему никогда не говорили «я люблю тебя». Ну, никогда в романтическом плане — от Минами-то порой перепадало, когда та приходила извиняться после очередной моральной оплеухи, — но чтобы ему признавались в любви — такого не было никогда. Даже в шутку. Даже вечно болтающий о чувствах Нанами не употреблял конкретно эту формулировку: он говорил «я хочу», «я влюблён», «ты вызываешь во мне чувства», всё в таком духе, и Ген просто не мог воспринимать этого дурака всерьёз. Но даже если бы Рю и сказал ему три заветных слова, вряд ли бы Гена это как-то особенно тронуло и он бы ему поверил. Однако Сэнку… Чёрт, он сказал это так, что внутри у Гена что-то перевернулось. Затрепетало, обмерло и тут же заискрилось. Когда Сэнку произнёс эту речь, такой неловкий, но такой искренний, Ген на мгновение испугался, что это правда. Это, конечно, было полнейшей глупостью, и в нём просто вопила его собственная влюблённость, замечая то, чего и в помине не было, но… Так приятно было притвориться, что это была правда — там, в ресторане… И если так подумать… что мешает ему притворяться дальше? Нет, нет, не навсегда, конечно, но хотя бы на сегодняшний вечер?.. Быть может, он ещё не испорчен до конца? Быть может, Ген ещё сумеет урвать себе настоящее свидание с признаниями в любви, романтичной прогулкой под луной и горячим сексом после? Если Сэнку притворился там, в ресторане, почему тогда Ген тоже мог притвориться, что всё по-настоящему, хотя бы ещё на пару часов, верно? — Ген? Ты чего стал такой задумчивый? — тихо позвал его Сэнку, явно немного встревоженный сменой его лица. Ген тут же снова растянулся в улыбке. — Я просто подумал, что это был хороший вечер. И что я хочу продолжить наше театральное свидание… если ты не против, конечно. — А я должен был быть против? — нахмурился Сэнку, и его улыбка будто немного померкла. — Нет! — он замахал руками. — Нет, я просто… Не важно. Пойдём гулять по набережной вдоль шоссе. Как там твоя динозавриха Дори поживает, есть от неё новости? — Ха, нет, но я думаю, с ней всё в порядке… Хочешь, я ещё немного расскажу тебе о динозаврах? — Боги, Сэнку-чан, это самая романтичная вещь, которую я слышал! В жизни! — Это сарказм?.. — Ни в коем случае! Рассказывай! ••• — …Да понятное дело, что если кецалькоатль нас клюнет, то будет очень, очень неприятно, но то мы, а то — самолёт! Надо понимать что у него не костяной клюв. Это клюв из кератина, как наши ногти! Представь, что будет с ногтями, если ты со всей силы вонзишь их в авиационный алюминий? — фыркнул Сэнку, ощущая неистовой подъём духа, довольно странный и удивительный после мощного эмоционального упадка. Сегодняшний вечер прокатил его на крайне извилистых ментальных горках, но идти вот так, вдоль прибойного моря, обнимая тёплую талию человека, который с неподдельным интересом слушал его рассуждения про провалы «Мира Юрского периода», было невероятно приятно и исцеляюще. Ген рассмеялся, и океановые глаза заискрились так притягательно, что Сэнку срочно захотелось его поцеловать. Впрочем, что его останавливало? Он замер на половине шага, Ген вскинул на него немного удивлённый взгляд, но длилось его удивление недолго: Сэнку притянул его к себе резким движением руки и накрыл его губы своими губами, целуя эту пленительную улыбку. С каждым касанием к его нежной коже, с каждым тёплым искрящимся взглядом, что окутывал Сэнку нежным полным утешения облаком, с каждой его щебечущей шуткой на душе становилось всё спокойнее. Всё светлее. Одним своим невесомым, но драгоценным присутствием Ген стирал из его сердца все тревоги, и даже мысль, что отец стал свидетелем самого нелепого фарса в новейшей истории уже не душила так сильно, а то, что теперь старик точно позвонит на неделе, вынуждая их встретиться, уже не казалась чем-то на грани непоправимой катастрофы эпического масштаба, а, ну, просто не самым приятным элементом бытия… — …тебе лучше? — шепнул Ген, отрываясь от его губ и с трепетом заглядывая в глаза. Сэнку нежно погладил большим пальцем его скулу. — Мне идеально. Ты рядом, смеёшься, и всё остальное кажется таким неважным, — тихо ответил он, с отстранённым ужасом осознавая, что говорит правду — и просто не может больше сдерживать свои чувства под рёбрами и за зубами. Что-то в глубоких глазах цвета моря дрогнуло, и лицо Гена неуловимо изменилось, стало мягче, уязвимее, испуганнее — но счастливее. Сэнку было сложно распознать этот поток эмоций, что лился на него из океановых радужек, он вообще поражался этой способности Гена не утаивать ничего, что он чувствовал, и если поначалу Сэнку это настораживало и раздражало, то теперь — восхищало. Ген восхищал его, и… как бы это ни было жутко признавать… практически всё, что Сэнку сказал там, в ресторане, было правдой. Он не был уверен, что эти глупые «я тебя люблю» были уместными и до костей настоящими, но в тот момент они вылились с его губ безо всякого контроля, и, судя по реакции Гена, тот тоже осознал, что Сэнку не лукавил, что- — Боги, что же ты делаешь с моим сердцем, — Ген уткнулся лбом в его лоб, дыша тяжело и шумно, и его голос звучал таким хрупким. — Сэнку-чан, зачем ты такой… такой, что я не выдерживаю. — О чём ты? — уточнил Сэнку, не до конца понимая, хорошо это — или плохо. — Мне кажется, я схожу с ума, — тот рассмеялся, качая головой, и, вырвавшись из объятий, закружился под фонарём, будто в каком-то мюзикле. — Я знаю, что всё это… не по-настоящему, что несерьёзно и ненадолго, и что скоро всё закончится, и я не идиот, правда-правда, но, чёрт возьми, Сэнку-чан, мне ещё никогда так не хотелось, чтобы сказка стала реальностью… — Почему ты решил, что всё не по-настоящему? — нахмурился Сэнку. — Я не шучу, если ты так подумал… — Я не… — начал было Ген, но снова покачал головой, усмехаясь, и взял Сэнку за руку. — Не важно. Нам долго ещё идти? Сэнку сжал его пальцы и повёл вдаль от моря, к повороту на въезд в городок. — Максимум минут десять, если срезать по подворотням. — Ты позовёшь меня к себе? — Конечно, а что, это не предполагалось? — С тобой никогда не угадаешь, что предполагается, а что — нет, Сэнку-чан, — хихикнул Ген и снова повис у него на плече. — Но я рад, что мы с тобой на одной волне! Сэнку фыркнул и снова обнял его за талию, прижимая к себе чуть плотнее. Идти с ним вот так, ощущая тепло друг друга в комфортной близости, быстро стало чем-то приятно-привычным, чем-то безоговорочно правильным, так, будто их тела были выточены друг под друга, примагничиваясь в идеальном пазле. Ген в его объятиях расслаблялся почти мгновенно, будто для него это было самым удобным местом, самым комфортным положением, и Сэнку не мог с ним не согласиться — рядом с Геном он чувствовал себя собой. Он не уставал от контакта с ним, не уставал от его присутствия, наоборот — так Сэнку отдыхал от всего мира, заряжался его теплом, наслаждался каждой секундой этого нового, но уже такого ценного комфорта, и- Внезапно, ни с того ни с сего, комфорта его лишили. В буквальном смысле вырвали из рук какой-то неизвестной силой — вместе с Геном. Сэнку вздрогнул, немного затуманенный в своей задумчивости, и машинально обернулся, пытаясь понять, что, чёрт возьми, происходит, но тут же замер. В нескольких шагах от него, в темноте подворотни, в которую они свернули, стоял какой-то чувак в толстовке с капюшоном, закрывающей половину его лица, и крепко держал Гена, приставляя большой нож к его бледному дрожащему горлу. — Окей, — медленно и низко выдохнул Ген, который и сам явно плохо осознавал, что изменилось за эти жалкие секунды, но уже со всей очевидностью пытался успокоить и себя, и его, и этого парня, но паникующие нотки в его голосе выдавали, что холодный поцелуй острого металла к хрупкой шее несколько выбил его из колеи, — давайте не будем пороть горячку- — Заткнись! — рявкнул чувак в толстовке. — Дай мне свой бумажник! — он закричал на Сэнку. — Или он умрёт! — судя по голосу, это был совсем молодой парень. Он прижался к стене, выставив Гена перед собой, как щит. Это что за пиздец такой, а? Нет, ну, Сэнку знал, что Италия страна довольно криминальная, и воровство с грабежами тут просто цветёт и пахнет, но сам с таким ещё не сталкивался за все годы, что прожил здесь. В голове лихорадочно закрутились все советы Стэна по самообороне. Парень явно был молодой и неопытный, Ген — сообразительный и ловкий, а Сэнку довольно умело дрался со школьной юности, в которой бытие заумным ботаником казалось чем-то зашкварным, по мнению местных хулиганов. До первого хука справа. — Да, хорошо, хорошо… — Сэнку медленно достал кошелёк, показывая его парню, тот дёрнулся, вонзая нож чуть глубже в тонкую кожу, и Ген взвизгнул. — Бросай его сюда, блядь! — крикнул пацан ещё более писклявым голосом. Ублюдок. В следующую секунду Сэнку показалось, что всё вокруг потеряло фокус и погрузилось в непроглядную тьму, где можно было различить только человека, угрожавшего жизни Гена, и его собственные глаза, не сводившие с него убийственного взгляда. Парень не двигался. Ген, казалось, едва дышал. Сэнку лихорадочно думал. Ярость — это сильная вещь, которую нужно сдерживать, но сейчас у Сэнку из рук выдернули то, что помогало контролировать гнев. — Брось нож, — низко прорычал он, и его голос был мрачным и повелительным. — И я обещаю, что не разобью твою жалкую голову о стену. — Пошёл ты! Отдай мне свой бумажник! Парня трясло, он будто бы был в отчаянии, скорее всего, какой-то местный наркоман. Должно быть, он взглянул на Сэнку и подумал: «О, да это лёгкая мишень!», ровно так же, как думали те хулиганы в средней школе. Очень наивно было так его недооценивать. Пусть Сэнку не был таким уж сильным бойцом, но он отлично знал анатомию, физику и чертовски быстро соображал. Часто этого было более чем достаточно. Он не сводил с этого непутёвого грабителя разъярённых глаз, пока его мозг лихорадочно сканировал его позу, их расположение в пространстве и тщательно оценивал все слабые места, но тут с губ Гена сорвался слабый тонкий стон, когда лезвие ножа слегка задело его кожу, так, что появилась капелька крови, и ярость Сэнку стремительно вырвалась наружу, словно торнадо. Молниеносным движением, достаточно быстрым, что обдолбанный парень не успел за ним уследить, Сэнку рванул вперёд — и голова этого ублюдка, как и было обещано, с силой ударилась затылком о стену. Тот ошалело вскрикнул, и пока не пришёл в себя, Сэнку крепко схватил запястье руки, в которой был нож, и рванул её на себя, удерживая неподвижно, пока Ген, сообразительный и ловкий, нырнул вниз и откатился влево, отлетая подальше. Убедившись, что тот в порядке, Сэнку резко развернул ошеломлённого грабителя лицом к стене, всё ещё удерживая того за запястье, выворачивая его руку до хруста, и ещё чуть сильнее, пока не раздался оглушительный треск в плечевой впадине. Чувак закричал, нож выпал, но спустя секунду его лицо уже впечатали в стену, а из разбитого носа хлынула кровь. — Только тронь его ещё раз, — злобно прохрипел Сэнку ему в ухо, крепко прижимая ублюдка к стене, — и я вырву тебе яйца прямо из глотки. Понял? Испуганное жалостное бульканье кровавого месива из носа можно было воспринять не иначе, как согласие, и потому Сэнку с силой отшвырнул его в сторону. Грабитель, пошатываясь, ошеломлённый и скулящий от боли, поспешил убежать, запинаясь и испуганно оборачиваясь. Стэнли всегда говорил, что никогда нельзя поворачиваться к врагу спиной, и потому Сэнку неотрывно наблюдал за этим придурошным наркоманом, пока тот не скрылся из виду, и, лишь убедившись, что тот свалил, вновь повернулся к Гену. — Ты в порядке? — обеспокоенно выдохнул он. Ген же… казалось, он был где-то в своём собственном мире. Он стоял там, абсолютно ошеломлённый, и прижимал руку к шее, где виднелся крошечный порез. Он был замершим, остолбеневшим, ошалевшим, но при этом он не выглядел испуганным тем, что только что произошло, он смотрел на Сэнку… благоговейно? Ген вздрогнул от его вопроса и рванул вперёд, поспешно сделав эти несколько шагов, необходимых, чтобы поскорее добраться до Сэнку, и поцеловал его так крепко, так жарко и остервенело, что это действительно немного застало Сэнку врасплох. Он немного охренел от внезапного ощущения очень горячего языка на своих губах, который решительно требовал немедленного проникновения, и потребовалось мгновение или два, чтобы его мозг, наконец, переключился обратно в реальность, где всё хорошо, и ответил на поцелуй. Радостный, Ген крепко обвил руками его шею, всё его тело отчаянно прижалось к Сэнку, горячее и пламенное, а согнутое колено оказалось прямо меж его бёдер, вжимаясь в пах со всей страстью, и это было… ну… Сэнку не мог найти слов, чтобы это описать, но он был не против. Стоны, что вырывались с губ Гена во время их поцелуя, были до боли похожи на те, что он издавал, когда был отчаянно близок к оргазму, и у Сэнку закружилась голова. — Это… — Ген начал было говорить, но не смог закончить мысль, вновь припадая к его губам. — Это была самая горячая сцена, что я когда-либо видел, — выдохнул он, схватив Сэнку за волосы, прижимая его лицо к своему лицу. Его голос был напряжённым и сочился вожделением, и всё, что Сэнку мог сделать в ответ, это лишь отупело моргнуть. Честно, он ожидал несколько иной реакции. Мягко говоря. Но Ген вновь отреагировал так, как разум Сэнку совершенно не мог предположить, и это будоражило куда больше, чем Сэнку был к тому готов. Ген уставился на него так, будто ему сказали, что он может загадать всё, что хочет, и Сэнку был результатом его желания. А затем он схватил его за руку и быстро потащил вверх по улице, в гору, туда, где Сэнку жил. — Нам срочно нужно вернуться к тебе, — быстро пояснил Ген, практически волоча его за собой. — Но- — Никаких «но», — перебил он, и его голос всё ещё звучал как бесконтрольный источник желания, — ты должен положить меня в постель как можно скорее и выебать до потери рассудка. Я серьёзно, чёрт возьми, Сэнку-чан, не смотри на меня так, я сам не понимаю, что говорю, но это твоя вина, вот, что ты со мной делаешь! Сэнку не был уверен, должен ли он быть сейчас впечатлён, обеспокоен или же удивлён. Он выбрал «удивлён». — Окей, — он пожал плечами и побежал вслед за Геном, краем сознания понимая, что на лице бесконтрольно расплылась редкая для Сэнку самодовольная ухмылка. ••• Кажется, Ген не шутил, и тот факт, что Сэнку был готов впечатать кого-то в стену, чтобы спасти ему жизнь, действительно очень сильно его завёл. Так сильно, что Сэнку с удивлением обнаружил в нём совершенно новую сторону, которую доселе не осознавал… Наверное, подобный вывод можно было сделать, глядя на всю историю их с Сэнку взаимоотношений, но почему-то когда Сэнку спасал его от стаи чаек, Ген не был готов отдаться ему прямиком на поросшем мхом камне, хотя, казалось бы, героизма в той ситуации было на целый порядок больше! Чайки — те ещё твари, а стая чаек вполне могла быть соперником похлеще наркомана с ножом! Теперь же, стоило им только зайти в подъезд, Ген прижал Сэнку к стене, жадно впиваясь в него, словно тот был каким-то наркотиком, дозу которого срочно требовалось заполучить. Его ловкие умные руки были, казалось, повсюду, они то зарывались в волосы Сэнку, то хватали его за рубашку на спине, то сжимали его задницу, так, что Сэнку не удавалось контролировать собственные хриплые стоны — и Ген стонал в ответ ещё громче. — Боги, Сэнку-чан, я так хочу тебя, — отчаянно хныкнул он прямо в его губы, и Сэнку не смог удержаться от лёгкой саркастической усмешки. — В самом деле? Я как-то не заметил… Член Гена очень настойчиво упирался ему в бедро. Пытаться подняться по лестнице было непросто, но Ген отлепился от него только после намёка, что трахаться в подъезде Сэнку совершенно точно не будет. Впрочем, вставить ключи в замок входной двери, когда на тебе висит, жарко облизывая ухо, очень сексуальный парень, было ещё сложнее. Но Сэнку, не теряя своего сегодняшнего героизма, доблестно справился и с этой задачей. Он распахнул дверь, бросил ключи на комод, и Ген тут же взобрался на него, подпрыгнул, обхватывая своими длинными ногами за пояс. Сэнку быстро подхватил его под ягодицы, и ни на секунду не отрываясь от яростной поцелуйной атаки, вслепую направился в спальню. Он довольно нехарактерно для себя неуклюже повалил Гена на кровать, и тот тут же подтянулся к краю, вцепившись руками в брюки Сэнку, поспешно разбираясь с молнией, прижимаясь лицом к его рубашке, раскрасневшийся и пылкий, такой соблазнительный, что Сэнку просто не мог поверить своему счастью. — Я хотел это сделать с того момента, как ты встал на одно колено, — выдохнул Ген, и Сэнку едва успел стянуть с себя жилет, как Ген внезапно соскользнул с кровати на колени и принялся щедро облизывать головку его члена. От этого внезапного ощущения из горла Сэнку вырвался какой-то едва ли не испуганный булькающий звук. Звук, в котором он никогда бы не признался. Его руки автоматически взлетели к шелковистым чёрно-белым волосам, зарываясь в них, наслаждаясь их мягкостью, но Ген не давал ему ни шанса на передышку, он обхватил ладонями основание члена и, не останавливаясь ни на секунду, просто облизнул губы и вобрал его в себя. До самого конца. Сэнку, откровенно говоря, ещё даже не успел возбудиться полностью, его вся эта встреча с грабителем и скоростной забег в гору не особо располагали к эротике, и поэтому подобная реакция Гена казалась ему скорее забавной, чем вдохновляющей, но… Но тот энтузиазм, с которым Ген насаживался на его член, этот горячий язык и крепкая хватка его рук, эти влажные хлюпающие звуки и то, как он стонал, посылали вызывающие глубинную дрожь вибрации вокруг его члена… ну, прошло совсем немного времени, когда Сэнку забыл, что его что-то там забавляло. Он застонал в наслаждении, крепко сжал эти смешные мягкие волосы, его веки затрепетали, а дыхание стало тяжёлым, рваным, прерывистым, а Ген всё заглатывал его так глубоко, как только мог. Снова и снова, притягивая и сжимая, и, чёрт возьми, это создание действительно было охренительно талантливо в очень многих областях. По венам стремительно растекалась похоть, и то странное, тёмное, исполненное немного пугающей собственнической тяги существо внутри Сэнку заурчало, желая большего. Ещё сильнее. Ещё глубже. Взять. Пометить. Заклеймить. И то, как благоговейно Ген сейчас смотрел на него снизу вверх, как покорно эти большие синие глаза заглядывали в его собственные, когда тот проглотил его, чёрт возьми, фантастически для Сэнку, но недостаточно для той тёмной сущности, делу совсем не помогало. Сэнку рвано выдохнул, то ли с рыком, то ли со стоном, и не смог удержаться. Он схватил Гена за голову и двинул бёдрами вперёд — совсем чуть-чуть, какая-то сознательность в нём всё ещё присутствовала, — но Ген, о, блядство, этот безумец просто принял его целиком, восхищённо постанывая от его инициативы. Океаны его глаз затянуло полной истомы дымкой, слюна стекала по острому подбородку, по щекам разливался безумный румянец — и Сэнку в жизни не видел ничего прекраснее. Ген оторвался от него, пьяно уставился снизу вверх совершенно хмельными глазами, и Сэнку, абсолютно заворожённый, провёл большим пальцем по его красным опухшим губам, размазывая по ним слюну. — Сделай так ещё раз, — прохрипел Ген, тяжело дыша, — давай, Сэнку-чан, просто трахни меня в рот, — в его голосе слышалось сильное, почти нечеловеческое вожделение, и, не дожидаясь ответа, Ген просто провёл его членом по губам и втянул его в себя, расслабив челюсть настолько, насколько мог, а потом взял руку Сэнку и положил себе на затылок. Охренеть. Сэнку глубоко застонал, сгребая его волосы в кулак и снова подавшись вперёд, как его попросили. Ген же держался за его бёдра сзади, буквально не позволяя отстраняться, и просто продолжал вводить Сэнку в горло как можно глубже, снова и снова, снова и снова… Он почти задыхался, по покрытым фосфорным румянцем щекам потекли слёзы, но со всей четырежды блядской очевидностью он этого хотел, блядь, он действительно хотел, чтобы Сэнку трахнул его в рот — и осознавать это было чем-то за гранью доступной для ошалевшего разума Сэнку реальности. Это было до одури хорошо, просто упоительно хорошо, охуительно хорошо, душное, лихорадочное удовольствие заполняло весь воздух, а взгляд, несмотря на уязвимость его положения, был таким терпким и собственническим, таким, что было очевидно, кто тут на самом деле контролирует ситуацию, таким, что Сэнку окончательно сносило голову. — Чёрт, Ген! Я… Сэнку не мог понять, что хочет сказать. Он вряд ли мог хоть что-то сейчас понимать. Его вело просто нещадно, глаза застилало красным похотливым маревом — в мире сейчас существовал только Ген и то, что он с ним вытворял. Честно говоря, Сэнку вообще не мог вспомнить, когда в последний раз ему было с кем-то настолько же хорошо. Во всех блядских смыслах. Комфортно, смешно, интересно, приятно, будоражаще… Казалось, они сходились на всех уровнях. На интеллектуальном, на человеческом, на моральном — и, безусловно, блядь, на физическом. Сэнку то ли забыл, то ли и вовсе не знал, каково это, но Ген ворвался в его жизнь и выкрутил в ней яркость на самый максимум. Ген был таким хлёстким, таким нетерпеливым, таким шумным, таким бесстыдным. Он заставлял Сэнку чувствовать столько всего, так много, что тот даже не подозревал, что способен на нечто подобное, Ген был феерическим, феноменальным созданием, квинтэссенцией всего, что так было нужно Сэнку… Он чувствовал, как Ген сжимает его бёдра, притягивая ближе, ещё ближе, заставляя его входить глубже, чёрт возьми, как он вообще мог всё это принять, он явно не мог дышать, но всё равно продолжал двигаться… Лишь бы Сэнку было хорошо. Блядь, ну какой же он! Из груди вырвалось низкое рычание, волна горячего желания прокатилась вверх по позвоночнику, но кончать сейчас Сэнку не хотелось. Хотелось Гена. Всего. Целиком. Хотелось не только брать — но и давать, отдавать, ласкать, целовать — и внезапно Сэнку оторвал его от себя и поднял так высоко, что Ген то ли взвизгнул, то ли засмеялся, недоумевая, что же с ним, чёрт возьми, делают, пока Сэнку, сам едва отдавая себе отчёт, не бросил его на кровать, не переполз через него и, как и в их самый первый раз, когда они едва лишь познакомились, одним рывком не сорвал с Гена брюки и нижнее бельё. Так-то лучше. — Ох, блядь, Сэнку-чан, когда ты так делаешь, я просто… — Сэнку грубо сцеловал остаток фразы с его губ, и Ген застонал в поцелуй, так, как Сэнку обожал, он вцепился в его рубашку, что всё ещё висела на плечах — самом деле на них обоих до сих пор было слишком много одежды, но отвлекаться на неё не хотелось, — и стащил бестолковую тряпицу с Сэнку. — …это было лучшее свидание в моей жизни, — внезапно выдохнул он. — Я так тебя хочу, ты просто не представляешь. По венам прокатилась волна лёгкого пузырящегося веселья при виде столь бурно-сексуальной реакции Гена на совершенно обыденные вещи, Сэнку тихо фыркнул, прижавшись лбом к его лбу, и прошептал ему прямо в губы. — Я правильно понимаю, что у тебя кинк не только на похвалу, но и на ножи? — Нет, — Ген закатил потемневшие от вожделения глаза, тихонько усмехнувшись. — Но то, как ты врезал тому парню… Боги, я… это было невероятно… — Он причинил тебе боль, — серьёзно выдохнул Сэнку. — Я защищал тебя. Вряд ли такое было вообще возможно, но Сэнку готов был поклясться, что глаза Гена от этих слов потемнели ещё сильнее, и он издал очень странный звук, нечто среднее между стоном, писком и чем-то совершенно диким. — Защищал меня?.. — Ген заметно сглотнул, его дыхание стало тяжёлым и медленным. — Но у него был нож, Сэнку-чан, он мог бы тебя убить… — Да хрена с два. Это был всего лишь жалкий наркоман, а я, как ты помнишь, довольно неплохо дерусь. Но если бы он крепче прижал нож к твоему горлу, — Сэнку нежно провёл большим пальцем по крошечной царапине, отмечавшей то место, где жизни Гена всерьёз угрожала опасность, — я не уверен, что он бы вообще оттуда ушёл. Я бы воткнул этот нож ему в задницу. И он не шутил. Ну, по большей части. На самом деле, тот парень крепко его разозлил. Будь Сэнку один, он бы, наверное, просто отдал кошелёк, но тот ублюдок посмел вырвать Гена у него из рук — и угрожать ему! Такой хуйни Сэнку простить не мог. Обычно он не приветствовал решение проблем насилием, ну, потому что насилие порождает насилие, и всё такое, но, эй, вот эти христианские проповеди про «подставить вторую щёку» тоже попахивали какой-то хернёй. Если на тебя нападают — нужно давать сдачи. — О, блядство, я не знаю, что со мной не так, но меня это чертовски заводит, — выстонал Ген и тут же прижал их губы друг к другу, сплетя языки и прижимаясь к нему всем телом, подаваясь бёдрами вверх, обнимая его ногами. — Ты правда защищал меня? — Конечно, правда, — выдохнул он сквозь лихорадочные поцелуи, и Ген едва ли не захныкал, вздрогнув, казалось, всем своим существом, неистовый и распалённый. Он грязно ругнулся сквозь зубы и, лихорадочно стащив с Сэнку остатки одежды, резко перевернул их обоих, так, что теперь Сэнку лежал на спине, а Ген сидел верхом на нём — в расстёгнутой рубашке и с совершенно пьяными, оголтелыми глазами. — Сядь к изголовью кровати, — приказал он, и его голос был таким же тёмным и повелительным, как у Сэнку, когда тот обращался к грабителю. Это было что-то новое. Но очень возбуждающее. И Сэнку, не задавая вопросов и чувствуя, как от звучания его голоса горячая кровь ещё сильнее приливает к члену, хотя, казалось бы, куда больше, безоговорочно повиновался. Усевшись, как было приказано, он потянул Гена за собой. Тот подался вперёд стремительно и жарко, обхватил его голову руками и жадно поцеловал, постанывая, прокатываясь по его телу горячей волной и длинно потираясь явно болезненно твёрдым членом о напряжённый живот. От такого Гена голову вело нещадно, и Сэнку, почти обезумевший от похоти, каким-то отдалённым краем сознания заставил себя слепо потянуться к тумбочке за смазкой, прикладывая действительно недюжинные усилия, дабы не допустить, чтобы пьянящий вкус Гена и ощущение его драгоценной тяжести на бёдрах Сэнку заставили его потерять рассудок и просто трахнуть его здесь и сейчас безо всякой подготовки. — То, что ты там сделал, — выдохнул Ген в поцелуй, чуть оторвавшись от его губ, как только где-то позади него хлопнула крышечка лубриканта, — это было невероятно. Я никогда… ох, чёр-р-р-т! — он ахнул и сладко прикусил нижнюю губу, издав чудесный длинный стон, когда Сэнку аккуратно вошёл в него щедро смазанным пальцем. — Боги, Сэнку-чан, я никогда, никогда не видел ничего подобного, я думал, что так не бывает… — Сэнку притянул его ближе и уткнулся лицом в изгиб его длинной изящной шеи, целуя, облизывая и покусывая всё, до чего только мог дотянуться, а Ген продолжал говорить. — За меня никто никогда так не заступался. Да что там, за меня вообще никто никогда не заступался, не защищал меня, не спасал, даже не пытался, Сэнку-чан, никто и никогда, а ты… о, да! — Сэнку длинно провёл языком по кровавой царапинке, — чёрт возьми, ты действительно вступился за меня, ты ударил того парня за меня… ради меня. Ты сделал это ради меня. Я не могу в это поверить! Ген всхлипнул, нашёл его губы и снова поцеловал, лаская его языком, и руками, и всем своим, чёрт возьми телом, самим своим существом даруя Сэнку теплоту и наслаждение — и глухо застонал, когда тот добавил ещё один палец. Ген ахнул абсолютно экстатически и подался назад, насаживаясь, заставляя Сэнку проникнуть глубже, заставляя себя стонать ещё громче. Звуки его удовольствия творили с мозгом Сэнку совершенно греховные вещи. — Я сделал это ради тебя, — шёпотом повторил он, заворожённый удивительным зрелищем, как его потрясающий, яркий, пылкий, просто ошеломительный Ген трахает себя его пальцами, как он запрокидывает голову в ответ на его слова и постоянно то покусывает, то облизывает свои губы, такой чувственный, такой открытый в своём удовольствии, что сердце Сэнку просто не выдерживало. Оно билось гулко и тяжело, неравномерно, будто каждым своим ударом отстукивая азбукой Морзе конкретный затейливый код, и Сэнку не нужно было долго думать, что же сердце так отчаянно пыталось ему сказать. Он уже произнёс это сегодня вслух — но сам не понимал, что там самым вскрывает истину, скопившуюся под рёбрами. Он добавил третий палец. Ген казался едва ли не наэлектризованным, его возбуждение отчаянно сочилось, стекая вниз и липко растираясь у Сэнку по животу, и Сэнку, который никогда раньше не был ценителем такой забавы как обмазаться чужими телесными жидкостями, вдруг посчитал, что это самый сексуальный эпизод в его жизни. — О, боги, трахни меня, Сэнку-чан, ну же, пожалуйста, просто трахни меня прямо сейчас, — почти обезумевше шептал Ген, покрывая его губы, щёки, скулы, линию челюсти — всё, до чего дотягивался, — влажными порхающими поцелуями. — Я готов, я чертовски готов, я хочу тебя, ну же… — Ещё нет. Сэнку не хотел причинять Гену боли, только не ему, и он знал, что нужно было добраться до четырёх пальцев, просто чтобы быть уверенным, что Ген будет в порядке, но, видимо, у Гена было своё мнение на этот счёт, и теперь у него в руках были все карты, чтобы действовать так, как хотелось ему. Он зарычал, оскалив очаровательно-острые зубки, и, мстительно закусив губу Сэнку напоследок, оторвался от его пальцев, резко схватил смазку и, видимо, чтобы отвлечь внимание от своего маленького преступления, принялся целовать Сэнку буквально до потери сознания, щедро намыливая его член лубрикантом. — Ген… — Сэнку честно попытался предупредить, что это плохая идея, но, поймите его, он всего лишь человек, всего лишь обычный учёный, осознавший свои чувства и умирающий от экстаза в жарком поцелуе, его разум не был способен на словесные подвиги, переполненный наслаждением, так что сопротивляться напору Гена он просто не мог. Не был способен. И потому Ген просто приподнял бёдра, ловко схватил его у основания и, приноровившись с пугающей эффективностью, медленно опустился на его болезненно-твёрдую длину. По крайней мере, примерно на треть. Потом Ген стиснул зубы и резко зашипел. Сэнку быстро схватил его за бёдра, чтобы поддержать, разум тут же захлестнула паника, но Ген лишь сжал его ладони и замотал головой. — Н-нет, — рвано выдохнул он, заикаясь, стараясь выровнять своё дыхание, позволяя этой очевидно острой боли ослабнуть, утихнуть, привыкнуть к ней. — Я в порядке, милый, я хочу этого… — он улыбнулся, хмельно и шало, бросив на Сэнку блаженный взгляд из-под влажной чёлки, и опустился ещё ниже. С пухлых розовых губ сорвался стон боли вперемешку с неприкрытым удовольствием. — Я хочу тебя почувствовать, я хочу тебя. Сэнку разрывался между болью, которая явно читалась на исступлённом вожделением лице Гена, и собственным наслаждением от того, как чертовски туго тот его обхватывал. Он был окутан таким горячим, скользким жаром, что мозг буквально плавился в искрящейся эйфории, и Сэнку не понимал, как ему поступить, поэтому просто позволил Гену делать то, что он хотел, и так, как он нуждался. Медленно, но верно Ген опустился полностью, его бёдра крепко прижимались к его бёдрам, и Сэнку осознал, что всё это время медленно сползал от изголовья вниз, возможно, в подсознательной попытке помешать Гену так безрассудно на него насадиться, и теперь он не сидел, а лежал под ним. Казалось, во всём мире не существовало больше ничего — только они вдвоём. Сэнку лежал, откинувшись на подушки, и, затаив дыхание, неотрывно смотрел на Гена, который так потрясающе его оседлал. Ген запрокинул голову и всё ещё тяжело дышал, его точёное лицо всё ещё чуть искажалось от боли, тонкие брови жалобно сложились домиком, налитые, красные, будто ягоды боярышника, губы распахнулись в идеальном «о», пока он пытался вернуться куда-то в существующую реальность, позволяя наполнять себя и растягивать, и каким бы удивительным в своей восхитительности ни было это зрелище, Сэнку не мог не уточнить: — Ген… ты уверен, что с тобой всё в порядке? Тому потребовалось какое-то время, чтобы осознать и ответить, но когда он это сделал, то посмотрел на Сэнку сверху вниз тёмным исполненным греха взглядом и усмехнулся, обнажая зубы. — Клянусь, я никогда в жизни не чувствовал себя так хорошо. Его голос был низким, хриплым, влажным, Ген выглядел сейчас, как чистый секс, звучал, как воплощение всех грязных фантазий Сэнку, ощущался каким-то древним похотливым божеством, и Сэнку чувствовал себя порабощённым. Добровольно отданным в жертву. Готовым служить до скончания вечности. Спустя, по ощущениям, около четырёх тысяч лет, Ген двинул бёдрами, — совсем немного, ровно настолько, чтобы почувствовать, как же он полон, — чуть приподнялся и снова опустился с долгим протяжным стоном. Он закусил губу, положил руки Сэнку на грудь, как на опору, и снова двинулся, медленно вверх, медленно вниз, и ещё раз, и ещё, такой гибкий, такой плавный, будто приливная волна, невыносимо приятный и ласковый, как морской бриз, ошеломляющий, как бездонные глубины… Сэнку вжался пальцами в его упругие бёдра, и Ген, окончательно освоившись тут, сверху, начал медленно, размеренно и глубоко трахать сам себя о его член, не отрывая от Сэнку тёмного, сладко-греховного взгляда. Количество стонов, что срывались с его воспалённых губ, казалось Сэнку просто нечестивым. Незаконным. Войдя во вкус, Ген то и дело прикрывал глаза, в моменты особенного наслаждения, но когда он и всё-таки открывал их, то эта бесконечная синева, казалось, проникала прямо в душу Сэнку — если бы та у него была. И Сэнку просто не мог отвести взгляда. Не мог физически. Он чувствовал себя пойманным в ловушку, но знал, что сам в неё упал, с удовольствием и мазохистическим наслаждением окунулся в эту бездну с головой. Ген распалялся, двигался всё быстрее, он снова выпрямился, положив ладони поверх рук Сэнку на своих бёдрах, целиком и полностью контролируя глубину и скорость. Кровать стояла лицом к большому окну, на котором, как жаловался Ген в их самое первое утро, не было занавесок. Стояла ранняя ясная ночь, на небе сияли звёзды и яркий низкий полумесяц, всё небо залилось насыщенным синим цветом — но всё это являлось лишь фоном для грациозного силуэта Гена. Сэнку был буквально загипнотизирован. Неужели это всё реально? Чем Сэнку такое заслужил? Что он такого сделал для этой Вселенной, что та послала ему самое совершенное своё создание? Он с трепетом провёл руками вверх и вниз по этим упругим фарфоровым бёдрам, просто чтобы убедиться, что ему это не мерещится, что Ген действительно мягко раскачивается на нём, всё ускоряясь, и ускоряясь, с каждой секундой постепенно становясь всё более вожделеющим. — Да, чёрт возьми, Сэнку, да-а-ах… — лепетал он с рваным придыханием, прерываясь на стоны, — как же мне хорошо, да-а-ах! Как Сэнку когда-то мог думать, что этот голос — раздражающий? Это ведь лучшие звуки, которые могли быть услышаны, самая желанная мелодия, самый благословенный мотив, самый- В следующее мгновение Ген насадился как-то особенно хорошо, и Сэнку сам не сдержал стона. Блядь, как же это было охуенно, но как же хотелось ещё! Дальше, больше, глубже, сильнее… Он вжался пальцами в его задницу и резко подмахнул бёдрами вверх, застав Гена врасплох, так, что тот звонко ахнул — должно быть, Сэнку вошёл в него так глубоко, что с силой проехал по самому чувствительному месту. Ген крупно вздрогнул и шумно втянул воздух от внезапного ощущения, и из него снова вырвался ещё один совершенный и полный желания продолжительный стон. — Ещё, — выстонал он, закусив губу. — Ещё! — Сэнку не мог ему отказать. Он проделал это снова, и снова, и снова, и вскоре Ген буквально подпрыгивал на нём верхом. — О… да… о, чёрт возьми, да, да, ещё! Сэнку жадно провёл руками по его талии, сжимая так крепко, как только мог, отдалённым осколком сознания удивляясь, какой же он хрупкий, тоненький, звонкий, но при этом непостижимо сильный, он впился ногтями в нежную бледную кожу, с силой приподнимая его вверх и вниз при каждом толчке, подмахивая бёдрами каждый раз, когда Ген опускался. По фарфорово-гладкой коже разбавленной акварелью растекался великолепный розовый румянец, от пылающих щёк до самой груди, и Сэнку сам не понял, как сказал: — Блядь, какой же ты красивый… Ген всхлипнул. — Да? — Я буквально не верю, что ты реальный, — Сэнку вбился в него ещё сильнее, — но ты настоящий, и потерять тебя страшно! Ген снова прикусил губу и запрокинул голову в звонком стоне, двигая бёдрами навстречу толчкам Сэнку, заставляя его погружаться в себя ещё глубже. Сэнку заметил, что длинные ресницы начали дрожать, а синие глаза то и дело закатывались, жар был таким сильным, таким необузданным, что, чёрт возьми, было до боли очевидно, что эйфорическая полная кайфа нирвана уже совсем близко. Удивительно, но Сэнку ловил сам себя на хриплых низких стонах, всё чаще и чаще, он никогда не был шумным в постели, но Ген будто откупорил в нём что-то, что уже невозможно сдерживать, и наружу полились не только чувства, но и всё, что их сопровождало… Этот мужчина был просто… опьяняющим. — Бля, Ген! — прорычал он, откинув голову на подушку и глядя на Гена глазами, в которых, по ощущениям, точно плясали сердечки. — Я… я тебя… Но Ген был явно не в себе, где-то очень, очень далеко, он просто продолжал двигаться, едва ли не вскрикивая при каждом толчке, безостановочно шепча ругательства. — О, боги! Сэнку! Ах! Ты бы… скажи мне-е-а-о-о-о! Ты бы защитил меня ещё раз? — выстонал он, тяжело дыша, его кожа блестела от напряжения, а взгляд был прикован к глазам Сэнку. — Ты бы вступился за меня? — Сэнку изменил угол наклона, приподняв колени так, чтобы ступни стояли ровно на кровати, и он мог по-настоящему вжиматься в пылающее жаром влажное нутро. Ген потрясающе выгнул спину, снова прижав ладони к его груди, и всё ещё пытался говорить, его голос звучал выше и звонче, сейчас, когда он был чертовски близко к оргазму. — Ты защитишь меня от всех плохих людей? Ааааах… Ты спасёшь меня? Правда? Сэнку обнял его за плечи, Ген скользнул ладонями по влажной от пота коже и упал на него плашмя. Сэнку прижал его к себе из всех сил, продолжая вбиваться, не останавливаясь ни на секунду, и тело Гена в его руках казалось горячим, бескостным и невероятно драгоценным, полностью принадлежащим ему. И теперь, понимая, что Ген хотел бы услышать, осознавая, что так сильно его возбуждало, Сэнку горячо зашептал ему на ухо: — Я бы трахнул любого, кто попытался причинить тебе боль, — он лизнул Гена в ухо, — а потом я бы трахнул тебя, потому что знаю, что ты бы этого хотел. — Ох, блядь, — голос Гена дрожал, как и всё его тело, — да, чёрт возьми, да! Ген заскулил и снова соединил их губы, не прерывая дыхания, ни в малейшей степени не заботясь ни об удобстве, ни об изяществе, сосредоточившись исключительно на приливе сексуального жара, который затопил, казалось, всё его существо. Впрочем, Сэнку был ненамного лучше, ненасытная похоть Гена просто захлёстывала его, и долго продолжаться это просто не могло. Ген навалился на него всем телом, кусая губы в яростном поцелуе, и Сэнку едва сумел просунуть между ними руку, чтобы сжать его горячую длину — он чувствовал, как к нему подкрадывался собственный оргазм, и терпеть ещё хотя бы минуту уже было просто невыносимо. Ген застонал так громко, что Сэнку краем сознания побеспокоился, что соседи вызовут копов. — Ген… чёрт… Ген… — Сэнку прикусил его губу, всё тело буквально искрилось от абсолютного удовольствия, которое он отчаянно пытался сдержать, перетерпеть, но оно всё равно рвалось наружу, как бы ни хотелось, чтобы это никогда не заканчивалось, чтобы этот безумный, отчаянный, страстный, лихорадочный акт любви продолжался до конца Вселенной… — Сэнку!.. Я… о, чёрт, не останавливайся! Ген внезапно сел прямо, закрыв глаза, и принялся бешено насаживаться на член, вверх-вниз, вверх-вниз, с такой силой, что его пышная длинная чёлка подпрыгивала вместе с ним. Его грациозный силуэт всё ещё лучился в обрамлении звёздного света. Сэнку всё ещё был очарован. Затем, очень скоро, Ген насадился глубоко-глубоко и замер, но лишь на мгновение, выгнув спину невероятно красивой дугой, и глубокий низкий вскрик вырвался прямо из его груди. На долю секунды повисла тишина, которая превратилась в самый тонкий, нежный и мягкий стон, когда Ген кончил, и белые ленты его удовольствия окропили грудь Сэнку. Ген едва ли перевёл дыхание и снова двинул бёдрами вниз — раз, два, — и Сэнку излился следом с собственным диким стоном, не отрывая совершенно влюблённого взгляда от прекрасного Гена на фоне ночного неба, зажмурившись лишь на мгновение, когда захлебнулся в выламывающем кости экстазе. Мир завис на пару секунд бытия, и Ген снова рухнул ему на грудь. Они оба дико, загнанно дышали, а Ген, задыхаясь, безостановочно оставлял крошечные поцелуи на влажной коже Сэнку, пока не закончился окончательно и не прижался щекой прямо к его солнечному сплетению. Это было охуенно. Ошеломительно. Удивительно. Самым удивительным было то, что Ген, даже спустя уже пару минут, продолжал молчать. Ещё через пару минут эту уютную тишину, так сказать, для разнообразия, рискнул нарушить сам Сэнку. — Ты очень странный, — прошептал он, зарываясь пальцами в короткую чёрную часть его смешных асимметричных волос. Ген фыркнул куда-то ему в грудь. — Я странный? И это говорит мне человек, неспособный просто поговорить с незнакомцем в баре, зато способный выламывать незнакомцам руки и впечатывать их головы в стену? Сэнку не смог сдержать сонной улыбки. — Ну, я бы никогда с собой не связался, а тебя, похоже, это заводит. Следовательно, ты странный. Он почувствовал, как Ген ухмыльнулся ему в кожу. — О, не прибедняйся, дорогой, ты был так же сильно возбуждён идеей меня спасти, не отрицай. — Хммм… — Сэнку дразняще улыбнулся. — Ладно, признаю, я тоже странный… — Конечно, странный! Вот я довольно долго занимался карате, и то не уверен, что смог бы кому-то вывернуть плечо! — Ты? Карате? — он хохотнул. — Да в жизни не поверю! — Ну и не верь, — хмыкнул Ген, и снова воцарилась тишина. Тёплое бескостное тело всё так же прижималось к его груди, Сэнку всё так же перебирал пальцами его шелковистые волосы, а его разум вновь погрузился в блаженную пустоту. Было так хорошо просто лежать рядом с ним. Обнимать его. Вдыхать его запах. Какая-то часть Сэнку отчаянно желала, чтобы они могли просто остаться вот так на вечность, в удобной постели и объятиях друг друга, никуда не спешить и никуда не гнаться, никогда не сталкиваться с внешним миром, с той реальностью, где Гена скоро у него отнимут. Просто быть рядом, в безопасности, в тепле и вдали ото всех остальных за этими стенами… — Ген? — снова позвал его Сэнку, отчего-то странно сокрушаясь, что тот был таким молчаливым. — Ты ведь останешься тут ещё ненадолго, да? Ген лениво приподнял голову, приоткрывая один сияющий синевой глаз. — Угу. Ещё на неделю. — Всего на неделю… — Да, — вздохнул он с какой-то глубиной горечью в голосе. — Я тоже сейчас об этом думаю и как-то… не верю. Давай не будем об этом, ладно? Сэнку кивнул, прикрывая глаза. — Ладно, — снова повисло молчание. Сэнку снова не смог находиться в нём слишком долго. — Ты знаешь… ты ведь был прав тогда. Когда сказал, что уверен на сто процентов, что меня били в школе. — …Что? — Ген замер в его руках и, казалось, даже перестал дышать. — Из-за чего?.. — прошептал он так ломко и осторожно, будто боялся спугнуть внезапную уязвимость Сэнку. Впрочем, Сэнку и сам боялся. Он не особо понимал, что им двигало, но что-то под кожей отчаянно жаждало быть откровенным. — Ну, я был тем ещё душным задротом, да ещё и заткнуться вовремя не умел. У них были причины меня не любить, — он усмехнулся. Проблемы тех лет уже давно его не парили. — Но когда мне было пятнадцать, отец женился… — Сэнку на мгновение замялся, — и стал постоянно разъезжать по командировкам. Вслед за женой. — А ты? — А меня каждый раз отправляли пожить к друзьям семьи, если их можно так назвать. И Стэн, ну, он бывший военный, а сейчас офицер полиции, он увидел у меня очередной фингал и, ну, решил сделать из меня мужика, — Сэнку хохотнул, поддаваясь воспоминаниям. — Заставлял меня бегать, отжиматься, научил драться и курить… Ген хихикнул. — Ух ты, настоящий курс молодого бойца! Стой, погоди, курить? Очень по-мужски, в пятнадцать-то лет… — Мы за это оба тогда отхватили. И от бати, и от Хьюстона, и вообще ото всех… — Сэнку чуть подтянул Гена к себе, чтобы поцеловать его в лоб. — Но то, что Стэн мне сказал тогда, я запомнил на всю жизнь. Что силу надо применять только чтобы защитить себя — и тех, кого я люблю. Размякшее тело в его руках снова замерло. Шёпот был таким тихим, что Сэнку едва мог его расслышать в ночной звенящей тишине. — Значит ли это…? Сэнку мягко приподнял его голову за подбородок, пристально глядя в эти невообразимо-синие глаза, которые не боялись его, не злились на него, которые не делали ничего, кроме как лучились теплом всякий раз, когда на него смотрели. Глаза, которые, казалось, не замечали всех его бесконечных красных флагов и просто видели в Сэнку того, кем бы он очень хотел быть. Вокруг Гена не было тьмы. Не было лжи. Не было ни ненависти, ни боли, ни страха. Была только эта яркая улыбка, эти яркие глаза, и это яркое нахально-попугайчатое поведение, которое сначала испугало Сэнку, а потом влюбило в себя так, что больно было дышать. Ген был светом в темноте, и Сэнку был ослеплён им. — Хмммм… сложный вопрос, — он поддразнил, растянувшись в луковой ухмылке. Ген сощурился, приподнимаясь на локтях, чтобы получше разглядеть его лицо, и сострил крайне подозрительную рожицу. — Что я слышу? Это было не «нет»! — Но это не было «да», — Сэнку не сумел сдержать совершенно идиотской улыбочки, от которой всё в груди звенело и делалось до смешного лёгким. — Да, но это не «не-е-е-т»! — игриво пропел Ген, закусывая губу, и Сэнку попытался вывернуться из-под него, спасаясь от пронзительно-пытливого взгляда, который, казалось, мог видеть его насквозь. — Я иду в душ, — он скатился с кровати, хохотнув и увернувшись от цепкой ладошки, что пыталась его схватить. — Теперь мне можно пойти с тобой? — Нет… ну, не сегодня, — добавил Сэнку, бросив на Гена тёплый дарующий обещание взгляд. Ген расплылся в ослепительной улыбке. — Не сегодня? О, я всё ближе к тому, чтобы забраться в душ с тобой! Еще чуть-чуть, и это будет «да»! Сэнку только закатил глаза и направился в ванную, чувствуя себя теплее и мягче, чем когда-либо, а Ген остался лежать на кровати, закинув руки за голову, выглядя совершенно оттраханным и счастливым. — Но это всё ещё не «да»! — Да! Но это больше и не «нет»! ••• Не было вопроса, можно ли остаться Гену на ночь. Это просто случилось. Ген просто забрался обратно в постель Сэнку, уютно устроившись рядом с ним после того, как они оба привели себя в порядок, и улёгся там, свернувшись калачиком, прижавшись к нему всем телом, мирно посапывая в его объятиях. Сэнку долго не мог заснуть: под кожей бурлило слишком много эмоций, слишком много чувств, слишком много недосказанных слов… Он просто лежал, бездумно поглаживая нежную кожу, вырисовывая бессмысленные узоры на скульптурных плечах, вдыхая пряный сладковатый запах смешных чёрно-белых волос, трогая губами мягкие прядки на лбу… Он сам не заметил, когда провалился в сон — зато очень даже заметил, когда проснулся. Судя по всему, было раннее утро, солнце было ещё не очень высоко, и Сэнку сначала не понял, что его разбудило. Спустя пару секунд где-то в кармане его брошенных на пол брюк снова громко завибрировал телефон. Бля, кого могло принести в такую рань? Сэнку вздохнул и, как можно мягче отцепив от себя руку Гена, что по-осьминожьи мило его обвивала, и со скрипом поплёлся за телефоном. Как оказалось, было уже довольно поздно — аж десять утра. Просто небо затянули грозовые тучи, перекрывая весь солнечный свет. Довольно странно, ведь шторма не обещали? Мобильный снова завибрировал, и Сэнку вытащил его из кармана, повернувшись к Гену, чтобы показать, что ему нужно поговорить в другой комнате, но Ген крепко спал, уткнувшись лицом в подушку. Сэнку улыбнулся и тихо вышел из спальни, прикрыв за собой дверь. На экране значилось многозначительное «Не брать трубку!», и это мог быть только один человек на свете. — Лил, — мрачно выдохнул Сэнку в трубку. — Какого хрена тебе надо? — Сэнки, привет, мой хороший! — защебетала она, совершенно не обращая внимания на его до очевидного недружелюбный тон. Сэнку никогда до конца не понимал, это она настолько тупая, что не замечает неприязненного слона в комнате их отношений, или настолько умная, что делает вид, что не замечает. — Я хочу поздравить тебя с помолвкой! Мне так жаль, что я вас не застала! С чем? С помол- А. Ну да. Блядь. — Бьякуя тебе всё растрепал, да? — он устало потёр лицо ладонью. В её голосе не было ничего, за что можно было зацепиться злости, и Сэнку с удивлением обнаружил, что даже не сердился на неё. Тем не менее, этот фарс уже пора было вскрывать. — Но, знаешь- — Конечно, Бьякуя мне всё рассказал, — перебила его Лил, — но даже если бы не рассказал, я бы всё равно всё узнала! Ещё бы, когда твой пасынок встречается с самим Асагири Геном, достаточно просто загуглить новость! — С кем? — отупело моргнул Сэнку. — Ты не перестаёшь меня удивлять, Сэнки, честное слово! — продолжала щебетать Лил, не обращая на него внимания, — я бы никогда не подумала, что ты решишь связать свою жизнь со знаменитостью! Но, эй, дружочек, как вам двоим удавалось скрывать всё так долго, раз дело дошло до свадьбы? Да ещё и от меня! Ладно, ты, но Ген! Почему он мне ничего не сказал?! Вот конспиратор, ну, впрочем, чему я удивляюсь? Он всегда такой- Сэнку совершенно не понимал, что, чёрт возьми, происходит. У него было столько вопросов, что голова шла кругом. — Лил… о чём, мать твою, ты говоришь? Что ты несёшь? Какая ещё знаменитость? Какой ещё Ген Асагири? Нет, я знаю, что есть такой чувак, но при чём тут он! — Сэнки, пожалуйста, не морочь мне голову, я не в том настроении… — Я ничего тебе не морочу, — он закатил глаза. — Да, ладно, я признаю, что встречаюсь кое с кем, — ух ты, Сэнку действительно сказал это вслух, — и, да, его тоже зовут Ген, но это просто совпадение, никакая он не знаменитость… На другом конце провода повисла длинная пауза. — Сэнку. С тобой всё в порядке? — Да, мать твою, а вот с тобой, похоже, нет! — Хорошо… — медленно протянула Лил. — На том вчерашнем фото из ресторана, с Бьякуей, был твой парень, верно? Сэнку раздражённо фыркнул. — Верно! — Так вот, не хочу тебя расстраивать, но это — Ген Асагири. Я точно знаю, Сэнку. Мы с ним знакомы! И он, о, он очень знаменит! Если не веришь мне, просто загугли! Сердце пропустило удар, покрылось ледяной корочкой и рухнуло прямо в желудок. Какого хрена?..