Salty Sand

Dr. Stone
Слэш
В процессе
NC-17
Salty Sand
автор
Описание
Ген ненавидел концепцию отпуска. Особенно, если отпуск был принудительным лечением по решению сердобольных друзей. Особенно — если на целый месяц и в крохотном городке! Затея казалась приговором, пока Нанами не привёл его в бар и не предложил интересную сделку. Сэнку ненавидел концепцию отдыха. Особенно, когда кто-то ждал от него общения. Особенно, когда этот кто-то — явно псих и маньяк, что хаотично читает, ходит в гору с кровавым пакетом, и с которым Сэнку зачем-то по глупости переспал.
Примечания
AU, в котором Ген — знаменитый фотограф, Сэнку — океанолог, на полставки работающий в магазине подержанных книг, и оба они волей судьбы оказались в крохотном итальянском городке Леричи в один злополучный май. Здесь будет много диалогов, глупых шуток и нелепых ситуаций. История с лёгким флером морского бриза :)
Содержание Вперед

Глава 10. Раз второй, переосмысленный

И где его, блядь, носит?! Сэнку нервно наворачивал круги по комнате, то и дело поглядывая на часы в лихорадочном ожидании, когда же, когда, мать вашу, пройдут эти грёбаные «пару часов», и вот они прошли, а этого двухцветного попугайчатого манипулятора как не было, так и нет. Звонить ему ещё раз Сэнку отказывался, даже один звонок, на его глубоко интровертный взгляд, был своего рода излишеством, но второй раз буквально в течение суток? Он вам что, работник колл-центра?! Злость пухла под рёбрами дрожжевым тестом, но идентифицировать, на что именно он злился было практически невозможно. Ну, он определённо злился на свой дурацкий гнев, на свои чувства, которые этот гнев вызывали, и на Гена, который вызывал эти чувства, но дальше? Блядь, может, лучше позвонить Тайджу? Рядом с ним и его простой житейской рассудительностью остервенело мечущийся разум Сэнку будто успокаивался, заземлялся, будто- Дзынькнул звонок в дверь. Сэнку глянул на часы. Прошло почти четыре часа с того момента, как Ген сказал, что будет через два. Ну, ладно, может, не четыре, а три часа и пятнадцать минут, но какая разница, если Сэнку заебался ждать?! Он сердито распахнул дверь квартиры с такой силой, что легко мог сорвать её с петель. Ген стоял прямо там, с ярким румянцем взбежавшего на самый верхний этаж и с какой-то большой технической сумкой, перекинутой через плечо, с подведёнными яркой чёрной дымкой глазами, в шёлковой лиловой рубашке с широкими рукавами, напоминавшей короткую юкату, которая, видимо, от сумки и от бега чуть распахнулась на груди, дразняще приоткрывая нежную бледную кожу… и с таким же лиловым отпечатком от помады в самом уголке губ. И на шее. Сука. Сэнку практически зарычал. — Привет, Сэн-кх-хм-гмх! Он схватил Гена за плечи и резко прижал их губы друг к другу, с какой-то едва контролируемой агрессией просовывая язык внутрь, безоговорочно и сразу, в то время как Ген, спотыкаясь, пытался что-то сказать, буквально вваливаясь в квартиру, когда Сэнку потащил его внутрь за грудки. — Сэн-хм-ах!.. — снова попытался рассмеяться Ген, но Сэнку просто поспешно стащил эту чёртову сумку с его плеч, освобождая руки Гена, которые, в свою очередь, к небывалой радости где-то под кожей, без лишних намёков и будто сами по себе в ту же секунду решили обвиться вокруг шеи Сэнку, зарываясь пальцами в его волосы. О, да. Да, пожалуйста, он так давно хотел снова это почувствовать. Сэнку подался вперёд, подхватывая Гена ладонями под ягодицы и прижимая его к стене, буквально усаживая себе на бедро, но Ген, о, он сделал ещё лучше, его бесконечные длинные ноги в этих блядских обтягивающих брюках автоматически взметнулись вверх и обхватили Сэнку за талию, притягивая его ещё ближе. Сэнку низко глухо застонал, теряя последние жалкие остатки самообладания, прижал его к себе так крепко, как только мог, впиваясь губами в эти припухшие губы, такие розовые и такие манящие, что его память, как оказалась, и в половину не могла воссоздать их невероятную целовабельность, и то тёмное рычащее существо внутри него замурчало, извиваясь от удовольствия. Ген же, о, Ген издавал ровно те самые звуки, которые ему так отчаянно хотелось услышать снова, эти тихие тонкие стоны, сладкие вздохи, мягкое мяуканье, всё то, что заставляло член Сэнку пульсировать всё сильнее — и всё крепче прижиматься к бёдрам Гена. Но как раз в тот момент, когда Сэнку уж было подумал, что вот-вот просто сорвёт с него брюки и без лишних прелюдий трахнет прямо так, прижимая к стене, он внезапно почувствовал, как Ген просунул между ними ладонь, настойчиво упираясь Сэнку в грудь. — Сэнку-чан, мммф… подожди… я… ах! О-о-о-о, чёрт, Сэнку, остановись! — Ген, наконец, положил руку прямо на ключицу Сэнку, с силой отталкивая его, но Сэнку всё равно вновь отчаянно попытался захватить его губы. Ген увернулся. — Нам нужно поговорить обо всём, что произошло, — быстро выдохнул он, глядя уверенно и твёрдо, заставляя Сэнку остановиться в своём лихорадочном движении вперёд и ближе. Сэнку тяжело дышал, охваченный едва ли не отчаянием, но, увидев внезапно посерьёзневшее выражение лица Гена с почти печальными глазищами, почувствовал, как его взбесившееся либидо мгновенно ослабило свою удушающую хватку на его воспалённом разуме. Пусть и всего на самую малость. — Бля, — выдохнул он, отпуская Гена от стены, позволяя его ногам снова опуститься на землю, — я знаю, что надо, — неохотно проворчал он, устало снимая очки и потирая лицо ладонями. Это была та самая часть, которую он совершенно точно не хотел. Более того, кажется, он её немного… боялся? Просто, как бы это ни было неприятно признавать, но доселе буквально каждая попытка любого другого человека, начиная отцом и заканчивая редкими любовниками, обсудить с Сэнку их отношения и возникающие конфликты заканчивалась критической неудачей, так что… ну, зачем было всё усложнять и портить? С другой стороны, Сэнку не был совсем уж дебилом и видел некоторую закономерность между его отказом обсуждать сложности и прекращением этих самых отношений, и Ген сейчас буквально загнал его в тупик, потому что Сэнку не особо хотел что-то прекращать прямо сейчас, может быть, сразу после, но не теперь… Разве они с Геном не могли просто, ну… потрахаться? Какого хрена, Вселенная, эволюция и конкретно Чарльз Дарвин, почему люди вообще должны были разговаривать друг с другом?! — О, правда? — Ген моментально оживился, заулыбался удивлённо и даже немного растерянно, но, определённо, очень радостно, так что сдавать назад уже точно не было вариантом. — Ну, так… Ты хочешь мне что-нибудь сказать? Сэнку поджал губы и бросил на него сердитый пронзительный взгляд, а затем вздохнул. — Я… извини меня. — Извини меня за-а-а…? — с ехидной улыбкой подсказал Ген, и Сэнку чуть не влепил пощёчину этому маленькому нахалу. Он и так знал, за что, так какого хрена заставлял Сэнку это произносить? — За то, что не звонил тебе так долго, — он отвёл глаза, не в силах выдержать этот лучистый океановый взгляд. — Сначала ко мне неожиданно приехал друг детства, и я забыл, а потом вспомнил, и было стыдно, и… вот. Ген одарил его лёгкой, тёплой улыбкой. — Ну… друг детства — это действительно уважительная причина. Спасибо, что объяснил. Сэнку вновь несмело заглянул в его глаза, и между ними повисло недолгое немного странное молчание. Его нельзя было назвать неуютным — Ген смотрел на него так мягко, что было вполне очевидно, тот принял его извинения, — но под кожей всё равно пузырилось что-то… неясное, неопознанное, какое-то ощущение недосказанности, повисшей в воздухе, но Сэнку отчаянно не понимал, что же сказать кроме того, что уже сказал, чего ещё Ген от него ждал. Он невольно опустил взгляд на его губы, зацепился за этот чёртов след от помады и осторожно протянул руку, стирая большим пальцем это бесящее лиловое пятно. — Тебя опять целовал кто-то другой, — нахмурился он. Сколько, блядь, можно? Нет, серьёзно, это существо хоть немного способно было себя контролировать, или оно давало себя целовать буквально каждому грёбаному встречному?! Ген удивлённо распахнул глаза и, видимо, вспомнив, в чём дело, ещё раз потёр это место с грёбаным следом помады в уголке своих губ и хихикнул. — А, это… — Что ещё этот кто-то делал? — неподконтрольно воле, голос Сэнку стал низким и слегка угрожающим, и океановые глаза округлились ещё сильнее, но спустя секунду Ген уже растянулся в довольно противной ухмылочке. — На самом деле, тебе не о чем беспокоиться, — он самодовольно заправил за ухо прядь чёлки. — Это было довольно забавно, мы немного увлеклись перед камерой, но на самом деле это был всего лишь один маленький поцелуй, больше ничего не произошло. И я действительно очень польщён тем, как сильно ты ревнуешь, это довольно мило. Сэнку моргнул и нахмурился ещё сильнее. — Я не ревную! — заявил он со всей болезненной очевидностью очень ревнивым тоном. — О, хо-хо-хо, как мы заговорили! Ты. Очевидно. Ревнуешь! — Я не ревную! — рявкнул Сэнку, пристально глядя на него так, словно пытался доказать свою правоту пятилетке. У Гена же был такой вид, будто ему только что сообщили самую важную информацию в его жизни. — Но ты ревнуешь меня! И при этом даже не признаёшься, что я тебе нравлюсь! О-о-о, теперь понятно, ты- Внезапно Сэнку снова набросился на него, впечатываясь в губы поцелуем, с яростным рычанием прижимая его к стене — лишь бы не слышать, чего ему там стало понятно. Поцелуй зачем-то пошёл выше, дальше, перетёк на скулы и щёки, стал скользящим и нежным, мягким, разрывающим что-то у Сэнку под кожей, вспарывающий ему аорту переизбытком чувств, которые он был не в силах осознать — и в которых он был не в силах признаться даже самому себе. Сэнку вздохнул, зарылся носом и губами в пушистые чёрно-белые волосы на тёплой макушке, сгребая Гена в объятия и прикрывая глаза, с тихим наслаждением погружаясь в мягкость этих вихрящихся локонов, которая каким-то неведомым образом мгновенно успокоила его эмоциональную бурю, заземляя и даруя возможность дышать. — Ген, — прошептал он тихо-тихо, будто если добавить чуть голоса, этот покой исчезнет, и снова наступит буря. Сэнку с шумом втянул воздух. Запах Гена опьянял, что-то солнечное, цветочное и пряное, и, хотя к нему примешивался этот раздражающий душок женских духов, Сэнку всё равно будто не мог им, Геном, надышаться. — Я не понимаю, что со мной происходит. Правда, не понимаю, но… ты что-то со мной сделал. Я не могу выбросить тебя из головы. Я думаю о тебе всё время, и в эти дни тоже, и я… Я хочу… Мне… чёрт! — он тихо ругнулся, буквально физически не в состоянии произнести то, что хотел сказать, и даже до конца не понимая, чего он там хотел-то. Он вздохнул, одновременно раздражённый на себя и возбуждённый от присутствия Гена, от его тепла в своих руках и его запаха, и, зажмурившись, горячо прошептал ему на ухо. — Я чертовски хочу тебя. Но… если ты не позволишь мне, после всего, я… — Ох, Сэнку-чан, ну что же мне с тобой делать? — точно так же прошептал ему на ухо Ген, и Сэнку постарался очень тщательно не обращать внимания на то, как мягкий звук этого влажного шёпота отдавался разрядами тока прямо по его члену. Ген вздохнул и слегка отодвинул от себя Сэнку, так, чтобы видеть его лицо. — Видишь ли, твоё желание взаимно, и я никогда этого не скрывал, и в прошлый раз я… ну, я ведь не отказал тебе, я просто не хотел снова чувствовать себя какой-то пьяной ошибкой, понимаешь? Ты мне нравишься, и я бы очень хотел повторить, потому что та ночь была волшебной, и я мысленно возвращался к нашему сексу не раз и не два за эти недели, о, поверь мне, я тоже хочу тебя, но… — его голос стал необычно серьёзным, более низким и медленным, чем Сэнку когда-либо помнил. — Знаешь, мне правда было очень больно, когда ты приказал мне уйти тем утром. Просто выставил меня за дверь, как… — он растерянно пожал плечами, — как шлюху. Я имею в виду, я знаю, что мы толком не знали друг друга и ничего друг другу не обещали, я и не ждал от тебя ничего, честное слово, но вот это… Это было похоже, будто ты пожалел о каждой секунде рядом со мной. Будто ты ничего так сильно не хотел, как избавиться от меня. И всё твоё поведение после только подтверждало это ощущение, честно говоря… Я думал, что, может быть, я сделал что-то не так. Обидел тебя, или тебе так сильно со мной не понравилось, или- — Нет, нет, — мгновенно перебил его Сэнку. — Ты не сделал ничего плохого или не так. И мне всё очень понравилось. Правда. Ген печально поджал губы. — Но тогда в чём же было дело? Сэнку глубоко и шумно набрал воздух. Нет, блядь, это невыносимо. Как человечество ещё, нахрен, не вымерло, если для того, чтобы просто потрахаться, нужно было вывернуться наизнанку в процессе разговоров по душам? Зачем всё так усложнять? Он хотел было возмутиться вслух, или снова полезть целоваться, или ещё чёрт знает чего сделать, но вновь случайно зацепился за глубокий океановый взгляд, такой мерцающий и влажный, такой манящий, но такой тоскливый, почти несчастный, и… неужели он и правда сделал Гену настолько больно? Он совсем этого не хотел. Правда. — Ты знаешь, — тихо начал он, не отводя взгляда от его глаз, утопая в них и немного себя отпуская, поскольку кроме этих океановых радужек всё в мире вдруг стало таким неважным, — я просто испугался. Я не привык к подобным… связям, — Сэнку неловко дёрнул уголком губ в полуулыбке, будто оправдываясь за коряво подобранное слово, но Ген лишь легонько кивнул, показывая, что слушает, и Сэнку продолжил. — И потому понятия не имел, как нужно себя вести. А ты начал готовить завтрак, суетиться, такой… не знаю, такой будничный, будто бы мы живём вместе, и это было так похоже на серьёзные отношения, а я, Ген, честное слово, я не готов к серьёзным отношениям, и я подумал, что ты всё не так понял, и не нашёл ничего лучше, чем просто оборвать всё сразу, и… — внезапно запал энтузиазма кончился, и Сэнку замолчал, прикрыв глаза, не в силах посмотреть на Гена снова. Он ведь сейчас звучал как последний идиот, правда? Или нет? Или- Мягкая прохладная ладонь на щеке остановила поток мыслей. — Я суетился, потому что мне тоже было неловко, Сэнку-чан, — голос Гена был тихим и таким нежным, что Сэнку аж набрался смелости снова открыть глаза. — И я… ну, хотел быть вежливым? Показать, что ни о чём не жалею и не против повторить, что мне всё понравилось… — Ген улыбнулся, пожимая плечами. — Мне тоже не нужны серьёзные отношения, Сэнку, о чём ты, я буквально пару месяцев назад закончил одни такие длиною в пять лет, я в отпуске в другой стране, я просто хотел развлечься, но развлечься по-человечески, с уважением друг к другу, с теплом и возможностью сохранить приятные воспоминания… И я не понимаю, чем заслужил такую жестокость. Ну, сейчас-то я понимаю, познакомившись с тобой поближе, но тогда я просто охренел, — он хихикнул, и на сердце чуток посветлело. Сэнку усмехнулся. — Могу себе представить… Но, честно, сейчас бы я так не сделал. Ты всё ещё раздражающий и слишком шумный, на мой взгляд, но… — он нервно облизнул губы, и, стиснув зубы, решился это сказать. — …Но ты мне нравишься. И если бы ты снова спросил, считаю ли я тебя привлекательным, я бы… я бы сказал, что да. Очень. Привлекательным. Кхм. Ген моргнул едва ли не изумлённо, хлопая своими до глупого длинными ресницами так, будто не верил тому, что услышал, и так мило улыбнулся, что разум Сэнку буквально закоротило. — О, чёрт, я… Спасибо? Я рад? Ха… — он засмеялся, качая головой. — Ладно, с этим разобрались. Возвращаясь к предыдущему вопросу… — внезапно его улыбка стала немного лукавой, а взгляд — с хитрым прищуром, и от такого Гена то тёмное существо внутри у Сэнку вновь заинтересованно приподняло голову. — Как тебе такой план? Ты можешь овладеть мной прямо сейчас, любым способом, каким захочешь, — дразняще протянул он, — но потом, сегодня вечером, как мы закончим… ты пригласишь меня на свидание. В какой-нибудь местный невероятно вкусный ресторанчик, как тебе мысль? Сэнку уставился на него так, словно тот только что заговорил на другом языке. — На… свидание? — Да, на свидание, — игриво подмигнул ему Ген. — Ну, понимаешь, это такая штука, когда двое людей встречаются в общественном месте и обсуждают свои хобби и интересы, чтобы узнать друг друга получше… — Я знаю, что такое свидание! — Ты уверен? — он снова поддразнил. — Не в обиду тебе, Сэнку-чан, но ты не похож на человека, который в своей жизни много ходил на свидания. И да, я уже понял, что ты, похоже, не любишь много рассказывать о себе, но ты умный, и столько всего знаешь, было бы здорово послушать ещё немного твоих историй… Или, ну, ты всегда можешь спросить что-то обо мне, для разнообразия… Свидание. Да какого же ёбаного хрена, ну за что Сэнку это наказание? Нет, ну он, конечно, понимал, за что, и, очевидно, вполне заслужил нечто подобное, но, блядь… Целый вечер непрекращающейся болтовни этого незатыкающегося попугая обо всяких бессмысленных вещах в обмен на секс. Хм. Возможно, в этой ситуации именно Сэнку становился проституткой, но… — Хорошо, — он рвано кивнул. — Свидание так свидание. Ген растянулся в улыбке, широко развёл руки и поклонился, словно в какой-нибудь пьесе Шекспира. — Тогда я весь твой. Первую секунду Сэнку не двигался. Каким-то образом та хаотичная и агрессивная сексуальная энергия, что подпитывала его раздражение в течение последних нескольких часов, куда-то исчезла. Просто испарилась. О, нет, он всё так же чертовски хотел Гена, хотел снова кусать эти сладкие губы и сжимать эту сочную задницу, впиваться пальцами в его плоть, наслаждаясь его поджарым телом, его запахом и его стонами, и, да, Сэнку всё ещё совершенно точно собирался это сделать, и желательно так, чтобы Ген забыл своё чёртово имя, но… То животное желание прижать его к стене и трахнуть — пропало. Он чувствовал… он хотел… Чего-нибудь помягче. Он хотел насладиться им — и хотел, чтобы Ген наслаждался им тоже. Чтобы он почувствовал, что Сэнку не лукавит. Что он не сказал всё это только чтобы получить секс, нет… Что… ну… Что Ген ему правда нравился. Так сильно, что дышать становилось тяжело, когда он о нём думал. Так сильно, что ладошки потели от волнения сказать и сделать что-то не так. Так сильно, что простой и наивный Тайджу, склонный к дурацким фантазиям, решил даже, что Сэнку влюблён, хотя это глупость, конечно, но всё же… Но всё же. Сэнку сделал полшага ближе, медленно поднимая руки, и мягко обхватил острый подбородок Гена двумя ладонями, притягивая его к себе для глубокого, сладкого и тягучего, будто гречишный мёд, мучительно медленного поцелуя. Он нежно провёл языком по его языку, мягко, скользяще, так чертовски чувственно, что Ген ахнул, его коленки подогнулись, а пальцы трогательно вцепились в ткань рубашки Сэнку. Сэнку же обхватил губами его нижнюю губу, чуть посасывая, наслаждаясь её сочной пухлой упругостью, но не переходя грань, оставаясь предельно нежным и медленным, растягивая удовольствие для них обоих. Целовать его оказалось настоящим откровением. Весь мир будто поплыл, закружился, но Сэнку целовал Гена, и это то, что удерживало его сейчас на этой безумной планете. Казалось, Ген почти таял в его руках, он плавился под его губами, словно белый шоколад, полностью растворяясь в нём, в Сэнку, и ощущать его сейчас в своих объятиях, чувствовать прохладный жар его пылающих щёк под своими пальцами, вдыхать его пряный сладкий запах было чем-то за гранью реальности. Сэнку прижал его ещё ближе, скользя ладонью по его спине, одной рукой обхватывая хрупкую талию, а другую опуская на манящий изгиб бедра, сгребая пальцами упругую плоть, и из Гена вырвался долгий, длинный, низкий и чертовски эротичный стон — именно такой, какой Сэнку мечтал услышать. Да, чёрт возьми, именно эти звуки он представлял себе, именно по ним скучал и так хотел утонуть в них вновь. Когда он отстранился, Ген всё ещё стоял с закрытыми глазами, приоткрытыми и влажными припухшими губами и чудесным ярко-розовым румянцем на лице — такой невероятно пленительный, такой целовабельный, что невозможно было представить, как продержаться ещё хотя бы минуту и снова не припасть к его губам. Когда Ген, наконец, открыл глаза, океановые омуты были залиты огромными безднами зрачков, тёмными, затягивающими и даже немного пугающими, словно Мариинская впадина. — Вау… — тихо выдохнул он и слегка усмехнулся, выглядя немного пьяным. Не говоря ни слова, Сэнку взял его за руку. Не так за руку, как в первый раз, когда тащил его в спальню в каком-то бешенстве, но и не так робко и неуверенно, как тогда, в музее, поддавшись тоскливому порыву благодарности за его искренность. Он просто мягко обнял его ладонь своей ладонью, переплетая пальцы, чуть сжимая, наслаждаясь прохладой и нежностью его кожи и трогательной чистотой момента. Этот невинный жест заставил сердце Сэнку трепыхнуться, будто спотыкаясь, и забиться ещё быстрее. Ген, видимо, это почувствовал, потому что ухмыльнулся совершенно по-кошачьи самодовольно и мягко погладил его запястье большим пальцем. Блядь, Сэнку, казалось, откровенно сходил с ума — других объяснений тому, что происходило с его организмом, не было. Хотелось смеяться. И плакать. И улыбаться широко-широко, как в детстве. И чтобы Ген обязательно улыбался тоже. И смеялся. А ещё хотелось целовать каждую клеточку его кожи. И прикасаться к нему. И… Голову вело похлеще, чем в тот раз, когда Сэнку случайно запил абсент водкой. Надо было что-то делать. Он медленно выдохнул и повёл Гена в спальню. Слава всем теллурическим токам, дорога туда была предельно близкой и знакомой, не требующей трезвого сознания. Захлопнув за собой дверь, Сэнку снова поцеловал его, на этот раз с чуть большим напором, всем своим существом осознавая, что больше не сможет провести ни минуты, не поцеловав его, если Ген рядом, он просто погибнет, а Сэнку не хотел погибать, не сейчас, когда Ген тут, протяни руку — и прикоснись… Гена, казалось, вдохновил его напор, и он подался вперёд, вжимаясь, отвечая на поцелуй со всей своей экспрессивной прытью. Сэнку попытался замедлиться, смакуя, но Ген схватил его за рубашку и крепко прижал их тела друг к другу, буквально вдавливая язык меж его губ, и, чёрт, Сэнку не мог ему сопротивляться, не мог не окунуться в него с головой, если Ген того хотел. Он был на вкус как терпкое вино, как сливы и он сам, мускусный, пряный и карамельно-нежный, и это был тот самый вкус, который Сэнку будет помнить даже после смерти. Ген снова застонал, низко, грубо, рвано, и это был звук, который Сэнку никогда бы не хотел перестать слышать. Пусть это будет всегда. Пусть этот человек не исчезнет, не откажется от него, не разочаруется в нём, как все остальные, пусть… Но Ген целовал его и целовал, и продолжал это делать со всем очевидным наслаждением, и его талантливые руки стянули резинку с волос Сэнку, распуская и тут же зарываясь в густые пряди, а бёдра недвусмысленно качнулись ему навстречу. И только в этот момент Сэнку осознал, как чертовски крепко и почти болезненно у него стоит. Он попытался развязать узел на рубашке Гена, но желание прикоснуться к коже было сильнее него, и руки сами по себе скользнули под тяжёлую шёлковую ткань, стягивая её с точёных плеч — пусть эта чёртова тряпица висит себе на талии, не до неё сейчас… Но Ген быстро сообразил, в чём дело, буквально в долю секунды развязал эти чёртовы ленты, что держали рубашку на нём, обвязывая вокруг пояса, и с чуть большей настойчивостью сам потянулся к молнии на брюках Сэнку, отлепившись на мгновение от его губ. И, блядь… Ген выглядел даже слишком чарующим, слишком пленительным вот такой, румяный и зацелованный. Его розовые губы стали тёмными и влажными, щёки пылали мазками красного фосфора, а в океаном взгляде начался настоящий шторм, бушующий грехом. Прядь мягких белых волос упала ему на глаза. Сэнку потянулся и убрал её назад, заправляя за ухо, чуть поглаживая высокую скулу, и Ген бездумно склонился к его прикосновению, ластясь, будто кошка. Этот маленький доверительный жест показался Сэнку почти невыносимо нежным, невообразимо правильным и в то же время полоснул по сердцу острым лезвием — ведь всего каких-то пару недель назад он на полном серьёзе пытался эту высокую точёную скулу с тонкой нежной кожицей разбить, а не приласкать… Родятся же на свете дебилы, и почему Сэнку — один из них?! Видимо, уловив смену его настроения, Ген как-то тревожно вскинул брови, и Сэнку мотнул головой, улыбаясь. Всё не важно. Всё, что было «до», вообще не имело никакого значения. Только этот конкретный момент. Он снова потянулся к его губам, параллельно пытаясь расстегнуть ремень на этих блядски-узких брюках, но пальцы снова запутались… Блядь, да кто придумал всю эту сложную одежду?! От его жалких попыток Ген рассмеялся прямо в его губы, и, как ни странно, от этого серебристого звука по телу Сэнку пробежала дрожь. Он не привык смеяться в такие моменты, он вообще не привык так много с кем-то смеяться, с кем угодно, кто не был Тайджу, но Ген… Он… Блядь, кто бы там ни был, по ту сторону реальности, пожалуйста, пусть Ген никуда не исчезнет. Пусть он окажется настоящим. Расправившись с блядским ремнём, Сэнку, наконец, стянул с Гена брюки. — О, слава богам, чёрт возьми, — то ли выдохнул, то ли выстонал тот, откидывая голову назад с драматическим облегчением. — А теперь в кровать, — он дико сверкнул глазами, и Сэнку нервно сглотнул. — Да, — выдохнул он, — да, — и чуть подтолкнул Гена назад, спиной к кровати, ещё и ещё, укладывая его аккуратно и предельно нежно, прижимаясь к нему, наконец, всем телом, кожа к коже, и, устроившись, уткнулся лицом в сгиб сильного точёного плеча. Сэнку глубоко вдохнул его тепло и жадно провёл носом по шее, по пути оставляя кусачие поцелуи на каждом участочке бледной кожи, до которой только мог дотянуться, но этого будто бы было недостаточно, чтобы удовлетворить жажду, что кипела под диафрагмой. Сэнку чуть приподнялся на локтях, окидывая Гена взглядом, и от зрелища, что перед ним открылось, бестолковая мышца вновь пропустила удар. Какой же он, блядь, красивый. Его грудь была точёной и сильной, Ген только казался хрупким твинком, но реальность каждый чёртов раз становилась для Сэнку куда более волнующей, чем он себе представлял. Бусины пирсинга в сосках маняще поблескивали в золотистом сумеречном свете, заставляя слюну вырабатываться активнее, а его бушующая эрекция была захватывающе очевидна сквозь тонкую ткань белья. Сэнку, чёрт возьми, так повезло, что этот человек в тот день подошёл к нему в баре. — Всё в порядке? — прошептал Ген, видимо, смутившись возникшей паузы, и Сэнку поспешил целомудренно поцеловать его в щёку. — Просто не верю, что всё происходит на самом деле, — тихо признался он. — Ты какой-то нереальный. Ген закусил нижнюю губу, пытаясь сдержать широкую улыбку, но не выдержал и рассмеялся, заражая Сэнку своим весельем. — Ещё какой реальный, — мурлыкнул он, игриво склонив голову вбок. — И я реально хочу тебя, Сэнку-чан. Или сегодня в программе только целоваться? — Посмотрим на твоё поведение, — фыркнул Сэнку, закатив глаза, и Ген рассмеялся ещё громче, запрокидывая лицо вверх, обнажая длинную шею, такую беззащитную и неправильно-непомеченную. Трахнуть его такого — лучистого, тёплого, свободного и невыносимо-красивого, — хотелось безмерно, но куда больше хотелось, чтобы ему — такому! — было с Сэнку хорошо. Не глядя и не отрываясь от его кожи, Сэнку одной рукой потянулся за смазкой, благо, додумался заранее всё подготовить, чтобы не тупить, как в прошлый раз, и, отчаянно желая вновь услышать те волшебные звуки удовольствия, вновь припал губами к нежному телу, целуя и покусывая тут и там, мысленно убеждая себя не торопиться, чтобы по-настоящему рассмотреть его и почувствовать каждую его частичку. Почему-то сейчас просто потрахаться стало уже недостаточно. Их первый раз с Геном был быстрым, пылким и страстным, и они оба явно думали лишь об одном исходе. Но на этот раз, испытывая странную потребность в чём-то, чего Сэнку не понимал, но отчаянно в этом нуждался, он хотел, чтобы Гену с ним было… хорошо. Действительно хорошо. Не только физически — казалось, на телесном уровне они подходили друг другу идеально и можно было вообще не париться, — но и эмоционально, платонически хорошо. И, откровенно говоря, подобного чувства Сэнку не испытывал ещё ни разу в жизни. Возможно, где-то в глубине души он чувствовал себя перед ним виноватым, но какова бы ни была причина, Сэнку хотелось прикоснуться к Гену по-настоящему и приласкать его. Везде. Что-то в грудине сжалось сладко-тягучим спазмом, и Сэнку принялся медленно покрывать его подбородок и шею лёгкими летящими поцелуями, а Ген подстраивался под его порыв, наклоняя голову под лучшим углом, и восхищённо вздыхал, мягко и томно, наслаждаясь этой нехитрой лаской с такой очевидностью, что это его наслаждение передавалось и Сэнку — тоже. Влажные, неаккуратные поцелуи прошлись по хрупкой, почти что птичьей ключице, и Ген обнял его, прижимая к себе, вновь зарывшись пальцами в длинные волосы Сэнку, проводя по коже головы с самым идеальным нажимом. — Ах, Сэнку-чан… — тоскливо вздохнул он, — я и не думал, что ты можешь быть… таким. Сэнку тоже не думал. Он вообще понятия не имел, что это и откуда оно в нём взялось, он чувствовал себя таким непохожим на себя, и всё же… и всё же ему это нравилось. Шумно втягивая терпкий запах кожи, он провёл носом по груди Гена, от ключицы до одного маленького розового соска с этим блядским дразнящим пирсингом и слегка прикусил его. Ген содрогнулся буквально всем телом, вжимаясь в Сэнку бёдрами, и, о-о-о, снова раздался этот стон. Сэнку нужно было ещё. Он втянул одну бусину в рот, дразня чувствительный комочек плоти языком, и потянулся рукой ко второму, потирая его между большим и указательным пальцами. Ген снова вздрогнул, такой отзывчивый, такой открытый в своём удовольствии, что, казалось, кончить можно было только лишь от одних его восхитительных реакций. Он крепче потянул Сэнку за волосы, сгребая их в кулак почти до боли, его дыхание стало прерывистым и влажным, и, кажется, в его томных вздохах то и дело мелькало имя Сэнку. И Сэнку это чертовски нравилось. Он скользнул рукой вниз, по такой нежной, но такой сильной плоскости его тёплого живота, и Ген красиво выгнулся навстречу прикосновению, податливый и гибкий, будто пластичная глина, из которой так отчаянно хотелось слепить исполненный негой шедевр. Секс всегда был для Сэнку лишь средством достижения цели. Он просто как можно быстрее старался выяснить способ, которым было наиболее эффективно доставить удовольствие другому человеку, параллельно получая свою порцию оргазма. Вот и всё. Мозг становился чуть менее загруженным, тело — чуть более расслабленным. В его жизни было не так уж много секса, потому что, ну, казалось, результат не то чтобы прям стоил всех затраченных усилий на его достижение, но Сэнку не жаловался. Все акты соития на его памяти были вполне себе удовлетворяющими, а порой даже действительно отличными, например, как в их первый с Геном раз, но то, что происходило прямо сейчас казалось чем-то совершенно новым. Это снова был Ген, но эффективность — последнее, о чём Сэнку думал. Он хотел его смаковать. Он хотел учиться. Он осторожно скользнул ладонью на очевидную выпуклость в его трусах, интригующую и аппетитную, и тихонько застонал, ощущая, как и без того налитая плоть ещё сильнее затвердела под его прикосновением. Ресницы Гена трепетали, словно тот отчаянно пытался не закрыть глаза, наблюдая за Сэнку с замершим придыханием. Он сжал его длину сквозь ткань, наслаждаясь мелкой дрожью, что пробила гибкое тело Гена, всем своим существом ощущая прилив небывалой похоти. Сэнку осторожно стянул с него бельё. — Ах! О, да… — о, да. — Да, Сэнку-чан, ну же… — от этого звука Сэнку буквально в режиме реального времени почувствовал, как кровь хлынула к члену мощным потоком, хотя казалось, что она и так уже вся где-то там. Ген дёрнул его за волосы, Сэнку поднял взгляд, и тот тут же притянул его к себе для поцелуя, сильного и полного желания. — Блядский боже, я не верю, что всё происходит на самом деле, — шептал он ему в губы. — Клянусь, я был просто не в состоянии думать ни о чём, кроме тебя… — захныкал он в поцелуй. — Ты хоть представляешь, — он жадно прикусил его губу, — сколько раз— мммпф, блядь!.. — от его всхлипов и вздохов у Сэнку натурально кружилась голова, — за эти дни я кончал, вспоминая тебя и твой потрясающий член? Я устал на тебя дрочить! О… блядь! Да что ж он с ним творил-то?! Сэнку едва ли не зарычал, впиваясь в его губы со всей жадностью, вдавливая Гена в матрас, прижимая его к себе всем телом, вжимаясь пахом в его пах набегающей волной. От этого ощущения они оба застонали в голос, и крышу снесло окончательно. Режим «медленно и нежно» мощно затрещал по швам, ну, потому что как оно могло продолжаться в таком духе теперь, когда у него в голове возник невероятно чёткий и яркий образ Гена, который ласкал сам себя? Образ, где вот эта изящная рука поглаживала вот этот аппетитный член, а нижняя губа чуток прикушена, и вот он потянулся ниже, чтобы проникнуть в себя пальцами, выдыхая его имя… Чёрт возьми! Сэнку с трудом оторвался от поцелуя, потому что, ну, ему срочно нужно было вернуться вниз, добраться туда, куда он хотел. Он быстро скользнул руками по телу Гена, наслаждаясь изгибом талии и бёдер, мягким рельефом мышц и трогательным тонким шрамом от аппендицита с редкой левой стороны живота. — Ты чертовски красивый… — восхищённо прошептал он, раздвигая эти бесконечные ноги и устраиваясь между ними. — Правда? — Не делай вид, что ты этого не знаешь. Ген по-кошачьи ухмыльнулся, немного заёрзал, когда Сэнку закинул его ноги себе на плечи, и… — О-о-ох, блядь! Его спина выгнулась мощной дугой, веки затрепетали и закрылись, когда Сэнку, набравшись смелости и поддавшись порыву, приподнял его таз выше и внезапно влажно провёл языком вниз от упругой мошонки. Ген вскрикнул самым приятным звуком на свете, хриплым, высоким и сладким, и Сэнку захотелось ещё. Он с энтузиазмом раздвинул упругие половинки этой сочной задницы, сжимая их, сгребая пальцами, словно какую-то антистресс-игрушку, и длинно, с нажимом лизнул горячую тёмно-розовую расселину. — Стой! — дёрнулся Ген, зажимаясь, невольно пытаясь сдвинуть ноги. — Я работал целый день, и в душе ещё не был, и- Сэнку сжал его колени и снова развёл их в стороны. — Ты себе даже не представляешь, как сильно мне наплевать на твой душ, — прохрипел он, и Ген захихикал, немного застенчиво, но всё равно чертовски мило, и выдохнул, расслабляясь. — Ну, дело твоё, я точно не-а-ах! О, чёрт возьми, да Вот, так-то лучше. Совершенно не колеблясь, Сэнку вновь подался вперёд, утыкаясь лицом прямо в нежную узкую впадину, и застонал, прижимаясь губами к гладкой тонкой кожице у самого входа. В самом интимном своём месте Ген был горячим и бархатистым, нежным-нежным, таким, что хотелось заласкать его до невнятных всхлипов, и Сэнку лизнул его ещё, влажно, жадно и с аппетитом. — Ох, бля-а-ах! — воскликнул тот, хрипло и восхищённо, выгибая спину в отчаянной просьбе большего, — о, чёрт, чёрт, Сэнку, это хорошо, да, да-а-ах! Потрясающе, то, насколько этот человек не был способен заткнуться даже с чьим-то языком в своей заднице — и то, насколько этот его поток ругательств, жарких стонов и скулежа подстёгивал Сэнку и будоражил. Он правда старался не чувствовать себя слишком гордым, но получалось плохо — уж очень Сэнку упивался каждым всполохом его, Гена, удовольствия. Он тщательно и жадно вылизывал нежное колечко мышц, разглаживая языком каждую бороздочку трогательно-бархатистой кожи, впиваясь пальцами в упругие бёдра, впитывая все его стоны — и сам то и дело на них срываясь в страстном животном порыве. Хотелось ещё больше. Ещё глубже. Сэнку скрутил язык, решаясь исследовать Гена изнутри, и протолкнул его так глубоко, как только мог. Ген застонал, низко и гортанно, окончательно теряя любой контроль, и Сэнку, подстёгнутый такой откровенной отдачей, не дал ему даже шанса прийти в себя, проталкивая язык ещё глубже, ещё сильнее, жадно вылизывая мягкую кожицу, ощущая, как Ген трепещет прямо под его губами. Он скользнул ладонью вверх, обхватывая пальцами его горячую длину, довольный тем, что Ген был твёрд, как камень, и сочился, влажный и жаркий в его руке. Он слегка двинул кулаком вверх-вниз, и Ген со стоном сжался вокруг его языка, содрогаясь всем телом. Какая интересная реакция. А если Сэнку сделает вот так? О, да так ещё лучше… Собственная слюна грязно капала по подбородку, и Сэнку чуть отстранился, утирая её тыльной стороной ладони, и с размаху врезался в совершенно поплывший, хмельной и почти безумный лазурный взгляд. Ген шало хлопнул ресницами, перевёл дыхание и буквально мгновение спустя капризно дёрнул Сэнку за волосы. — Поднимайся сюда, — хрипло приказал он, — прямо сейчас. Сэнку подчинился, но с некоторым сожалением, однако напоследок всё равно провёл языком длинную полоску вверх по бархатистой коже, ухмыляясь от того, как сладко Ген на это всхлипнул, и как очевидно жаждуще дёрнулось его сочащееся возбуждение. — Ты пугающе хорош в этом, — хрипло выдохнул он, и, бля, Ген выглядел чертовски эффектно. Его зрачки заполонили всю океановую радужку, огромные и бездонно-чёрные, смешные двухцветные волосы растрепались в очаровательном беспорядке, румянец разлился по шее, груди и даже по подтянутому животу… Ген пах солнцем, сексом и Сэнку, и казался таким пленительным, что немного щемило в груди. — Я очень не хочу спрашивать, как часто ты ешь чьи-то задницы, но вопрос возникает сам собой… — Это мой первый раз, — усмехнулся Сэнку. — И, что я вижу, ты тоже ревнуешь? — Первый раз?! О, Бишамон, да ты точно какой-то демон… — Ген застонал, впиваясь пальцами в его спину, притягивая Сэнку ещё ближе, и мягко целуя его в скулы, в висок, в челюсть — везде, куда мог дотянуться. — Блядь, Сэнку-чан, я клянусь, ты самый сексуальный человек из всех, кого я когда-либо видел, а, поверь, я видел очень многих! Когда он вообще в последний раз смущался? Сэнку не помнил, но, чёрт возьми, сейчас именно это и произошло. Он усмехнулся, немного неловко, и, понизив голос, прошептал, так тихо, будто признавался в великой тайне. Впрочем, примерно так оно и ощущалось. — Я видел не так много человек, но ты, определённо, сексуальнее всех их вместе взятых. И красивее. Всех. Изящные брови удивлённо взметнули вверх, и Ген неверяще покачал головой. — Сэнку-чан! Ну кто бы мог подумать, что ты окажешься любителем поболтать в постели… В прошлый раз из тебя даже стон было сложно вытянуть! — Ну… — хмыкнул Сэнку, ощущая себя более уязвимым, чем когда-либо помнил, но впервые не пугаясь этой уязвимости. — В прошлый раз я ведь тебя совсем не знал. О чём мне было говорить? Синие глаза сияли далёкими звёздами. — А теперь?.. — А теперь мне есть, что сказать… — прошептал Сэнку, позволяя своим пальцам исследовать контуры его узких мышц, тонкий шрам и милый мягкий пушок внизу живота. Он чувствовал, как от каждого его касания пульс Гена бился всё сильнее, а дыхание становилось более влажным и тяжёлым, и не мог остановиться, будто загипнотизированный. — Например, что ты довольно хорош на вкус. На этих словах Ген вновь содрогнулся всем телом, буквально тая в объятиях Сэнку, и если бы кто-то сказал ему раньше, что секс мог так мощно погладить собственное эго, Сэнку бы принялся хвалить любовников гораздо раньше. Если так подумать, возможно, в этом и крылся весь корень его проблем… — Чёр-р-рт, Сэнку-чан! — фыркнул Ген почти возмущаясь, и Сэнку бы, возможно, смутился, если бы не этот его исполненный абсолютным желанием тон. — Ч-что ты… — Но это правда, — дразняще протянул он, поглаживая его член и ныряя ладонью чуть ниже, почти лениво обводя пальцами уже заласканный и влажный от слюны вход. Сэнку слегка нажал кончиком пальца, продавливая внутрь едва-едва, и выдохнул Гену в губы. — Мне понравилось. Ген же заскулил, отчаянный и шальной, подался ему навстречу, насаживаясь глубже, втягивая Сэнку в короткий, жаркий, кусачий, почти болезненный поцелуй. Что-то вдруг изменилось в воздухе, их губы стали более жадными, более жаждущими, под кожей всё сильнее закипала оглушительная истома похоти, и у Сэнку ярко и чётко возникло ощущение, что это — какой-то переломный момент, и что с каждой секундой между ними с Геном назревало нечто невообразимое. — Я так хочу тебя, — выдохнул Ген, и Сэнку не мог с ним не согласиться. — Пожалуйста, Сэнку-чан… давай же… Сэнку ухмыльнулся, кивнул и не глядя раздобыл в складках простыни флакончик смазки, не отрывая губ он нежной покрывшейся испариной кожи. С трудом отрывая от Гена руки, он вылил себе на пальцы щедрую порцию геля, растирая его в ладони, чтобы согреть, и снова прижал к нему указательный палец, ласково обводя по кругу трепещущее колечко, и медленно толкнулся внутрь прям до второго сустава. Ген всхлипнул, широко распахнув губы в совершенно греховном стоне, сжался вокруг него, расплываясь в грязной, пьяной улыбке, и то мрачное похотливое существо внутри Сэнку вдруг довольно заурчало от осознания, что Гену всё это чертовски нравилось. Ген подал бёдрами навстречу, побуждая Сэнку проникнуть глубже, открываясь для него самым идеальным образом, и… чёрт. Это было так интимно, так удивительно уязвимо, так чувственно, что Сэнку почти чувствовал, будто это он тот, в кого проникают, а его собственный давно заброшенный член лихорадочно пульсировал в нижнем белье. — Ещё, — прошептал Ген, задыхаясь, и Сэнку добавил второй палец. Он толкнулся так глубоко, как мог, надавливая немного вверх — и, судя по тому, как звонко Ген вскрикнул, выгибаясь, попал ровно в то место, куда надеялся. В голове промелькнула мысль, что Сэнку никогда в жизни не видел ничего прекраснее. — Блядь, Ген, ты такой красивый, что я почти не верю своим глазам, — вылилось из его рта совершенно без участия хоть какой-то клетки мозга, но самый сладкий, самый полный наслаждения и радости всхлип подтвердил, что Сэнку сделал всё правильно. Казалось, Ген задыхался, румяный, хмельной и шалый, его грудь рвано вздымалась, волосы взмокли, налипая на лоб… Он потянулся к своей сочащейся длине, обхватывая член дрожащими пальцами, и Сэнку уж было хотел немедленно его остановить, чтобы оставаться единственным, что приносило Гену удовольствие, но каким-то невероятным усилием воли сумел подавить в себе это желание. Перестань быть эгоистом, Ишигами. И, чёрт возьми, это усилие воли оказалось одним из лучших порывов в его жизни, потому что Ген, о, это невероятно, но в тот миг он будто стал ещё красивее, чем прежде, вот так, когда с оттяжкой дрочил себе, и точёные мышцы его рук и живота напрягались, подчёркивая мягкий деликатный рельеф, пока Сэнку трахал его пальцами, растягивая для себя… Это зрелище явно стоило всех тех эмоциональных качелей, которые успели случиться с Сэнку с момента их с Геном знакомства. — Давай ещё один, — задыхаясь, выдавил тот, и Сэнку ухмыльнулся, мягко целуя его в висок. Ген такой тугой, такой узкий, что втиснуть три пальца было почти невозможно — но обязательно, Сэнку прекрасно знал, что он сам куда толще, и подготовка ещё не окончена. Но это к лучшему. Процесс оказался на удивление занимательным. Ген всхлипывал, ускоряясь и жмурясь от удовольствия, а Сэнку наблюдал, с невероятным любопытством запоминая плотность его крепкой хватки, скорость, которая больше всего ему нравилась, как время от времени он останавливался, сжимая головку сильнее, потирая большим пальцем чувствительную щёлочку… Вся эта информация казалась Сэнку очень полезной. — Сэнку-чан, ну же, ещё, — повторил Ген невероятно капризным тоном, жалобно сложив брови, совершенно очаровательно надув губы, и, чёрт, Сэнку просто не выдержал. Он припал к его губам поцелуем, врываясь языком в карамельную сладость рта синхронно с третьим пальцем. Ген застонал в поцелуй, свободной рукой сжимая его волосы почти до боли, и ускорился ещё сильнее. Сэнку с почти издевательским нажимом потёр тот сладостный комочек нервов внутри него, и Ген едва ли не взвыл, чуть не свалившись с кровати, если бы Сэнку не удерживал его на месте. — Ещё! — почти бессвязно стонал он прямо Сэнку в губы, яростно подаваясь навстречу пальцам и гортанно вздыхая. — Ах! Бля-а-ах, чёрт возьми, Сэнку… я сейчас… я… — лепетал он, совершенно потерянный в удовольствии, дрожащий и бескостный, не в состоянии даже ласкать себя как следует. Сэнку перехватил его член своей рукой, горячий и бархатистый, такой же приятный на ощупь, каким он его помнил. — Давай, — Сэнку поцеловал его в лоб, погружая пальцы ещё глубже, стараясь каждым движением прицельно попадать прямо по самому сладкому месту, и спустя пару мгновений Ген дёрнулся, вскрикнул едва ли не до сорванного голоса, и ладонь Сэнку окропило горячей спермой. — Молодец, — прошептал он, и Ген расплылся в улыбке, откидываясь на подушки, длинные чернильные ресницы лениво взметнули вверх, открывая Сэнку такой довольный, такой удивительно сияющий взгляд, что где-то в солнечном сплетении тонко сладко зазвенело. Всё тело Гена мелко дрожало, но Сэнку всё ещё медленно двигал пальцами внутри него, не давая его наслаждению угаснуть окончательно. — Готов ко мне? — О, — томно выдохнул Ген, — я чертовски готов. Трахни меня как следует, Сэнку-чан. И, ну, кто Сэнку такой, чтобы отказывать в подобной просьбе? Он усмехнулся, ощущая себе странно взволнованным, взбудораженным и даже немного нервным — будто нечто подобное происходило с ним в первый раз, хотя со всей очевидностью это было не так, и даже Ген уже лежал в его постели, просто… Ощущалось всё по-другому. Сложно было описать, как именно, но совершенно иначе. Куда более значимым, что ли… Океановые глаза выжидающе сияли, и сердце каждый раз пропускало удар, когда Сэнку перехватывал их взгляд. Он осторожно высвободил пальцы, вытирая их о простынь — всё равно её нужно будет поменять, — стянул с себя остатки одежды и дрожащими от волнения руками раскатал презерватив. Ген жадно следил за каждым его действием, и, когда Сэнку, наконец, взял в руки свой член, громко сглотнул. — О, боги, мои воспоминания были несколько более благосклонны к моей заднице и чуть приуменьшали масштабы пережитого, но, блядь, не удивительно, что я никак не мог выкинуть тебя из головы… Сэнку закатил глаза, вновь ощущая неясное смущение, и щедро вылил смазку и на себя, и на Гена тоже. Последнее, чего сейчас хотелось — это сделать ему больно. — Вдохни глубоко и не забывай дышать, — он встретился взглядом с совершенно заворожёнными синими глазами, чей обладатель уже схватил его член и, скуля от нетерпения, пытался направить головку внутрь. — Ох, чёрт. Давай, дай мне это, ну же, не томи, — лихорадочно шептал он. — Я не сломаюсь, Сэнку-чан, мы уже всё делали…— он казался ребёнком, которому всё никак не отдавали Рождественский подарок, и Сэнку тихо рассмеялся, медленно подав бёдрами вперёд. Ген тут же упёрся пятками ему в поясницу, будто приглашая глубже. — Помнишь? Сегодня я весь твой. Возьми меня так, как хочешь. И, о, чёрт, это… Сэнку был пьян в прошлый раз и плохо помнил детали, но, блядь, сейчас это было чертовски изысканно, как бы странно это слово ни звучало в контексте секса. Ген был тесным, скользким и жадным вокруг него, сжимающий и приветствующий одновременно, но Сэнку не собирался быть чем-то иным, кроме как самым нежным, чем когда-либо даже думал, что способен. Это не значило, что он не собирался хорошенько его трахнуть — о, он собирался, ещё как, — но ужасно хотелось сделать всё так, чтобы у этого звонкого и удивительного человека остались о нём и о времени с ним только лучшие воспоминания. Хотелось стереть печать повисшего между ними кислого разочарования, хотелось показать, как сильно Сэнку сожалел о том, что произошло, хотелось… Он наклонился, вжимаясь в пухлые губы Гена сладостным поцелуем, одновременно вгоняя себя в него до конца одним длинным слитным движением. — Терпение. Ген открыл было рот, чтобы протестовать, но Сэнку сделал первый толчок, медленный и жёсткий, вытаскивая наполовину, и прижимая свои бёдра к этой сочной заднице со звоним смачным шлепком, и тот захлебнулся стоном. Впрочем, от переизбытка ощущений они задыхались оба. Сэнку не выдержал, снова поцеловал его и отвёл бёдра назад, отстраняясь, пока лишь только головка члена не осталась в узкой жаркой ловушке, и снова двинул вперёд, раскрывая его миллиметр за миллиметром, наслаждаясь каждым грёбаным мгновением этой чарующей близости. Ген всхлипнул, откинул голову назад, и Сэнку мог в режиме реального времени наблюдать, как синие глаза всё сильне застилало пьяной матовой дымкой. Прекрасное зрелище. — Рю ошибался, — слабо выдохнул Ген, и его обычно звонкий голос был чертовски хриплым от удовольствия. — Дело всё-таки было не в Хьёге, а в тебе и только в тебе… — Ладно, — пробормотал Сэнку, не врубаясь, что там Ген имел в виду, но это было вообще не важно. Главное, что он был здесь, под ним, вокруг него, жаркий, тесный, нежный, сладкий… Сэнку выдохнул, и, убедившись, что не кончит с позором через пару секунд, принялся трахать его всерьёз. Он двигался размеренными, длинными толчками, глубокими и мощными, впиваясь взглядом в это красивое румяное лицо, что выражало яростное, лихорадочное удовольствие. Каким-то образом Ген умудрялся быть ещё привлекательнее, будучи вот таким: покрытым испариной, с искусанными губами и полупьяным слезливым взглядом. Потрясающе. Ген зарылся пальцами в его волосы и подался вперёд, чуть приподнимаясь, встречая бёдрами толчки Сэнку, так жарко, так жадно, так упоительно хорошо, что в ту же секунду они провалились в какой-то идеальный естественный ритм, и Сэнку какой-то отстранённой дикой частью сознания подумал, что нет, правда, буквально ничего из того, что он когда-либо делал в своей жизни, никогда, никогда не было таким правильным и таким приятным. Ген звонко стонал, свободный в своём удовольствии, открываясь ещё больше, наклоняя бёдра так, чтобы Сэнку мог легче касаться его именно там, где нужно. Они вжимались друг в друга скользко, тянуще и желающе, и с каждым движением его красивое лицо всё сильнее расплывалось в этой грязной, пропитанной сексом улыбке с открытым ртом, такой, что, казалось, буквально все органы чувств Сэнку искрились, переполненные его собственным желанием и желанием Гена, пьянящей смесью всего, что между ними было, и жадного блаженства. Они ускорили темп, казалось, всё тело Гена буквально молило об этом, а Сэнку просто ему отвечал, быстрее, и ещё быстрее. Они превратились в размытое пятно влажной от пота кожи, в туго скрученное кольцо, стремительно тянущееся к удовольствию, они проглатывали резкие, сладкие звуки друг друга, двигаясь вместе, ускоряясь вместе, в блестящей, прекрасной гармонии, и Сэнку, чёрт, с ним точно творилось что-то… что-то«Какой же он охренительный», — подумал он сквозь дымку своей всеобъемлющей похоти, но тут из Гена вырвался какой-то сдавленный, специфический звук, он сжал его ещё крепче, и Сэнку понял, что сказал это вслух, пробормотал ему в рот, и впервые не смог найти ни толику сожаления за подобную оплошность. — Блядь, — Ген ещё сильнее отвёл бёдра назад, с размаху подался вперёд и всхлипнул, когда Сэнку от этого действия погрузился в него ещё глубже. — Блядь, я так хочу, чтобы ты взял меня сзади, но я не хочу переставать на тебя смотреть… — Блядь, — рычаще согласился Сэнку, у которого от одной только мысли о том, чтобы взять его сзади, что-то в мозгу критически закоротило, — ещё успеешь на меня насмотреться! В конце концов Ген оказался на коленях, уткнувшись лицом в подушку и задрав вверх клубнично-румяную задницу. В кои-то веки Сэнку даже не надеялся, что сможет продержаться долго. Сердце бешено колотилось, а кровь просто бурлила в жилах. Он сделал глубокий вдох, схватил его за бёдра, вгоняя член до конца, и обнаружил, что находится в состоянии, предельно близком к полному сексуальному блаженству. Сдерживать то похотливое существо внутри себя дальше казалось не только бессмысленным — просто глупым. И даже жестоким. Под таким углом Сэнку легко входил в него так, что задевал простату каждым движением, так, что Гена под ним буквально колотило. Казалось, у этого болтливого птенца уже не осталось слов, его трахали до состояния, когда из его вечно щебечущего рта не было слышно ничего, кроме первобытных животных хрипов, ругательств и стонов. Ген вцепился в подушку, зарываясь в неё лицом, и хоть ткань приглушала эти отчаянные сексуальные звуки, но Сэнку всё равно сходил с ума от каждого из них, когда Ген вскрикивал при каждом его движении вперёд, сотрясаясь от удовольствия всем телом. — Бля-а-ах, д-да, Сэн… ах! Бля! Сэн-к-хх-ха-ах… Он даже не мог произнести имя Сэнку, и отчего-то это заводило едва ли больше. Последние остатки самоконтроля покинули разум Сэнку, он зарычал, схватив его за волосы на затылке, заставляя поднять лицо и ещё больше выгнуть узкую изящную спину и длинную шею. От осознания, какой же он гибкий, грациозный, какой податливый, сделалось ещё жарче. Сэнку с каким-то глубинным благоговением скользнул рукой по его спине, опускаясь вниз по бедру, сжимая что есть мочи, раздвигая его ноги ещё больше — и с силой шлёпнул по сочной ягодице. Ген взвыл. Охуеть. Надо ещё. Теперь Сэнку был практически сверху него, угол наклона изменился ещё чуть-чуть, и он буквально вонзался прямо в него, так глубоко, так властно, но так, чёрт возьми, охренительно. Сэнку больше не мог сохранять спокойствие, больше вообще не мог контролировать себя так, как ему хотелось бы, крышу сорвало окончательно и бесповоротно, даже больше, чем в их первый раз вместе. Его собственное дыхание было рваным и прерывистым, а глаза то и дело непроизвольно закатывались от этого невыносимого жара, время от времени он запрокидывал голову в попытке убрать с лица волосы, которые вновь прилипали к коже, но эффекта от этого было мало, да и отрывать взгляд от Гена даже на жалкие доли секунды казалось настоящим преступлением. Ген был просто великолепен вот таким, разбитым, открытым, полностью подчинённым воле Сэнку, такой пиздецки желанный, открытый и… чёрт возьми… доверчивый. Да. Вот что трогало в нём Сэнку так сильно. То, насколько готовым доверять был этот человек, будто он по умолчанию вообще не видел ни в ком тьмы и злобы, не желал замечать ничего, кроме света, и потому каждый раз так обжигался, потому так ранился о Сэнку в самом начале — он не думал, что кто-то может быть жестоким просто потому что может. Ген верил в людей, и это было то, что Сэнку было так тяжело понять, но что восхищало его до глубины души, и это осознание прошлось по телу яростной волной сладострастного тока, заставило простонать имя Гена ему в затылок, наклонившись, чтобы поцеловать в нежное местечко у основания шеи, ещё, и ещё, и покрывать поцелуями его плечи, и… Его ладони теперь лежали по обе стороны от Гена, и он всё ещё вбивался в него, заставляя эти стоны звучать как молитвы. — Блядь… Ген… ты… чёрт! Я… Он не понимал, что хочет ему сказать, но понимал, что Ген доверял ему. После всего, что он сказал и сделал. Ген не держал обиды, не злился, не пытался его переделать — просто отражал его собственные чувства. Но что бы Сэнку ни делал, каким бы эгоистичным или чрезмерно прямолинейным он с ним ни был, Ген принимал всё это и возвращался к нему. Сэнку не понимал его, не понимал себя и что Ген с ним делал, но прямо сейчас ему было всё равно. Всё, что он знал, это то, что во всех отношениях быть с Геном вот так, как сейчас, было просто невероятно, что это было лучше, чем любой секс, который у него когда-либо был, и он поймал себя на том, что стонет сильнее и свободнее, чем когда-либо прежде. Тот факт, что он был тем, кто заставлял Гена так блаженно улыбаться, что он был тем, кто заставлял его чувствовать себя так хорошо, творил с ним что-то неистовое, неописуемое, дарил какую-то незримую опору… И тот факт, что Ген позволял ему это. От переизбытка эмоций Сэнку вбился в него ещё сильнее и прикусил за плечо, тут же целуя оставленную метку. Грубый звук соприкосновения кожи с кожей смешивался с бесконечными страстными стонами их обоих, но именно в этот жаркий момент абсолютно животной похоти Сэнку внезапно почувствовал, как прохладная ладонь нежно обхватила его запястье, скользнув чуть дальше и переплетая пальцы. Одно лёгкое маленькое движение, одно лёгкое невинное прикосновение. И то, что Ген, даже сейчас, когда его глубоко и грубо трахали, воспользовался моментом, чтобы потянуться к нему, прикоснуться к нему, сказать: «я хочу этого, я хочу тебя», это… это… Блядь, это… Сэнку кончил мощной пульсацией с глубоким и диким рычанием до белых звёзд перед глазами, но всё равно не мог остановиться. Он чувствовал, как его сперма стекает по члену, но продолжал трахать горячее, влажное, совершенно бескостное тело, всё ещё желая большего. Хотелось, чтобы Ген кончил тоже, ещё раз, вместе с ним… Сэнку потянулся к его члену и снова начал быстро двигать им в такт. Он не хотел всё заканчивать, пока не заставит Гена кончить снова. Это не заняло много времени — он ощутил приближение его оргазма всем своим существом. Ген мелко задрожал и крупно вздрогнул, в краткий миг отчаянной мольбы застонал, хрипло и низко, прижимаясь всем телом к Сэнку, будто тоже желая большего, нуждаясь в большем, будто тоже считал, что это никогда не должно было прекращаться… Сэнку смутно помнил всё, что произошло потом. Кажется, он снял презерватив и на этом силы закончились. Он просто тяжело дышал и смотрел на Гена, который не подавал признаков разумной жизни и просто тихонько хрипяще гудел, не шевелясь. Спустя то ли пару минут, то ли пару жизней, он медленно моргнул, пытаясь прийти в себя. Сэнку ласково убрал с его лица налипшую белую прядь чёлки. — С тобой всё в порядке? — с лёгким беспокойством спросил он. Пару мгновений Ген немного отупело на него смотрел, видимо, пока его чувства восстанавливались, а разум пытался вернуться в черепную коробку. Его дыхание было медленным, но ровным. Затем, не говоря ни слова, он потянулся к Сэнку, осторожно перевернулся на бок и коснулся прохладной рукой горячей щеки. Ген прижался к нему, ни на секунду не отрывая сияющего океанового взгляда, и поцеловал так сладко, так нежно, так приятно и красиво, что Сэнку почувствовал, как его сердце забилось крылышками колибри по причине, пугающе не имевшей никакого отношения к сексу. — Не будет преувеличением сказать, — выдохнул Ген ему в губы, не отрываясь от поцелуя, — что ты действительно лучший трах в моей жизни. Без какого бы то ни было участия мозга, Сэнку расплылся в совершенно дебильной улыбке, и Ген радостно просиял в ответ. Они лежали, прижавшись друг к другу, и, казалось, Ген только лишь наполовину успевший прийти в себя и совершенно измученный, понемногу засыпал, укрытый в тепле и безопасности объятий Сэнку. — Ты уже не хочешь идти на свидание? — тихонько уточнил он, уткнувшись носом в тёплую двухцветную макушку. Ген сонно причмокнул губами. — Хочу… который сейчас час? — Девять вечера. — Отлично… Давай немножко поспим, — пробормотал Ген, уткнувшись носом в шею Сэнку, и закрыл глаза, окончательно успокаиваясь, — а потом ты можешь пригласить меня куда-нибудь поужинать. Сэнку улыбнулся. — Хорошо, — он всё ещё пребывал в каком-то абсолютно блаженном расположении духа, будто его окунули в чан с феями и единорогами. Интересные последствия невероятного секса, но он не собирался жаловаться. Даже не задумываясь, он мягко поцеловал Гена в волосы. Ген так мило вздохнул в его объятиях и спустя мгновение засопел. Казалось, буквально впервые в жизни Сэнку вообще ни о чём не думал. Он просто нежно гладил шелковистые чёрно-белые волосы и улыбался, как последний дебил. Хорошо. На мгновение воцарилась тишина, и Сэнку начал тоже погружаться в сон: уж слишком Ген был тёплым и уютным в его объятиях, но вдруг он услышал, как тот очень тихо спросил. — Погоди, ты правда только что трахал меня до тех пор, пока я не потерял сознание? Сэнку открыл глаза, не уверенный, какой реакции тот ожидал. — Эм… возможно? Лёгкий смешок прокатился по телу Гена мягкой волной, и он крепче прижал Сэнку к себе. ••• Они провалились в сон едва ли больше, чем на полчаса, но за это время не пошевелили ни единым мускулом, если не считать случайных прикосновений кончиков пальцев к коже или глубоких вдохов, чтобы насладиться запахом друг друга. То, что Ген начал приходить в себя стало очевидно почти сразу: ну, потому что он начал говорить. Серьёзно, Сэнку не был уверен, что этот эволюционный потомок попугая физически был способен молчать дольше часа. Сначала он просто шептал какие-то глупости и хихикал, ну, в духе «а в прошлый раз ты не хотел обниматься после секса», но потом его монолог разворачивался всё больше и больше, и вскоре Сэнку обнаружил, что, пока Ген болтал без умолку, его мысли дрейфуют в блаженном небытие, не обращая внимания на то, что он там говорил, воспринимая его чириканье каким-то новым видом белого шума — и, что удивительно, впервые совершенно без раздражения. Ему было уютно, тепло и сыто, и на самом деле было даже приятно, что кто-то конкретный под боком весело щебетал… о чём там Ген говорил? О каких-то журналах? Об ассистентке? О фотографиях? Сэнку не мог заставить себя сконцентрироваться и обратить внимание на его болтовню, но ему нравилась их близость, и сам факт того, что Ген был тут, с ним, и обнимал его, и пах так вкусно, и поэтому Сэнку позволил ему чирикать и дальше, время от времени добавляя многозначительное «угу». Это было даже забавно. Обычно вся вот эта бессмысленная и пустая болтовня приводила его в бешенство, но сейчас это было скорее… мило, чем неприятно. Вот что происходило, когда он хотя бы на пару часов разрешал себе не думать. — …и я так рад этому, Сэнку-чан, ты знаешь, мне кажется, я всерьёз нащупал новое большое вдохновение… Так, ладно, пора собираться. Теперь мы можем вместе принять душ? Сэнку услышал это, почувствовал, как Ген поднял на него глаза, но своих глаз не открыл. Просто чуть дразняще улыбнулся. — Нет, — в его голосе не было ни капли злобы. — О-о-о, но почему-у-у? — тот заскулил, но Сэнку услышал улыбку и в его голосе. Он приоткрыл один глаз, глядя на по-детски надутые губы и щенячьи синие глаза — мордашку, которая была намеренно чересчур милой, чтобы всерьёз попытаться его переубедить. Он снова ему улыбнулся — и снова закрыл глаза. — Потому что я люблю принимать душ в одиночестве. — Но не то чтобы здесь не было что-то, чего я не видел… — игриво заметил Ген и, усмехнувшись тихонько, принялся покрывать поцелуями плечо Сэнку, двигаясь выше и выше, дразня языком его шею, пока не добрался до губ. — Ну, пожалуйста? Мне так нравится принимать душ вместе… Сэнку снова открыл глаза, и, да. Всё было так, как он и подозревал. Ген на самом деле имел наглость невинно хлопать ресницами, глядя на него, жалобно вскинув брови. — Нет, — повторил он более твёрдо, но затем кивнул в сторону своей ванной. — Но ты можешь воспользоваться моим душем. Я пойду в тот, что дальше по коридору. Какая-то сознательная его часть чувствовала вину, вспоминая, как в прошлый раз он заставил Гена озябше шлёпать по коридору. Пусть он и не видел, насколько тому было неловко вот так идти по чужому дому хрупким после секса шагом, но Сэнку мог себе это представить — и ему было стыдно. Теперь он не хотел так делать. — Ух ты, а ты крепкий орешек, — Ген хихикнул, запечатлел на его губах нежный, трогательный поцелуй, и деловито высвободился из объятий. — Но, по крайней мере, я только что вытащил из тебя целых две милых улыбки, а это дорогого стоит! — Ген подмигнул ему, ловко соскочил с кровати и потянулся. — Ладно, пора приводить себя в порядок. Я липкий, как водосточная мышь. Водичка, водичка-вода… Иди прими душ и оденься! Нарядно! — довольным тоном приказал он, склонив голову вбок. — Я ужасно голоден. Когда он скрылся за дверью ванной, Сэнку просто уронил голову обратно на подушку, не замечая, что на щеках выступает знакомый румянец раздражения. Ген действительно был маленьким говнюком, хоть и очень, очень забавным. ••• Пока Сэнку мылся и натягивал на себя рубашку с льняными брюками, он всё время мысленно прикидывал, в какое место мог бы пригласить Гена на ужин. Откровенно говоря, даже прожив в Леричи уже три года, он знал о местных заведениях не так уж много. Он никогда никуда не ходил. Во-первых, у него не было времени на рестораны, а во-вторых, ну, у него не было на них денег. Сейчас ситуация стала ощутимо лучше, но вопрос оставался открытым: куда тут люди ходят на свидания? Чтобы было уютно, и вкусно, и не стыдно, и не за баснословные суммы, желательно… Стиснув зубы, он достал телефон. Как бы ни было неприятно это признавать, в каких-то вопросах просто необходима была помощь зала. — Алло, — зашептала в трубку Кохаку, а на фоне раздавались звуки бара, видимо, та была на работе. — Давай быстро. Он прочистил горло, и, набравшись смелости, выдохнул. — Куда лучше всего сводить человека на ужин? В трубке зашуршало, будто Кохаку пыталась найти место потише. — На ужин? Человека? — переспросила та уже громче. — На свидание, что ли, собрался? — Просто ответь, блядь, на вопрос, — рявкнул он и услышал ни с чем не сравнимый писк начала записи разговора. — Эй! Ты чё там, включила запись?! Кузина самодовольно хмыкнула. — Собираю материалы для реалити-шоу! Итак, я ведь правильно понимаю, что ты решился позвать на свидание его? Сэнку сердито закатил глаза. — Да. Так куда его можно сводить? Чтоб не сильно позорно… На другом конце провода раздался громкий победный клич, и Кохаку деловито затараторила. — Внизу, на набережной, есть очень хороший и не очень дорогой ресторан, ты должен помнить, там подают отличную антипасту и просто лучших анчоусов, а ещё отличный вид на порт! Уверена, твоему романтику это очень понравится! Сэнку помнил это место. Оно и правда было достаточно симпатичным. — Спасибо, — буркнул он и, не дожидаясь позорящих его достоинство комментариев, повесил трубку. Глянув на себя в зеркало, он немного нервно поправил воротник рубашки. Распустил волосы. Снова собрал их в хвост. Блядь, да он что, волнуется? С каких пор?! Психанув, Сэнку вернулся в спальню, и… — Вау. Ген снова надел свою странную лиловую рубашку и узкие брюки, в которых пришёл, и нужно было быть идиотом, чтобы не заметить, как сильно ему шёл этот наряд. И припухшие ярко-красные от поцелуев губы. И этот счастливый румянец на высоких скулах… Ген заметил, что Сэнку буквально споткнулся, увидев его, и застенчиво улыбнулся, заправляя за ухо прядь чёлки. — Приму это за комплимент, — хихикнул он. — Я говорил, что тебе чертовски идут эти брюки? Потрясающе выглядишь. Ну, пойдём? — Пойдём. В прихожей рядом с дверью всё ещё валялась чёрная сумка, ровно там, куда её бесцеремонно бросили. Сумка, с которой, Ген пришёл. Увидев её, он снова заулыбался, будто успел о ней позабыть, и, схватив, изящным жестом перекинул через плечо. Глядя на это, у Сэнку в голове возникла одна неприятная мысль, о которой он просто обязан был спросить. — Те люди, с которыми ты был. Женщины, — тихо уточнил он. — Если бы я не позвонил, ты бы…? — Сэнку не хотел заканчивать предложение. То уродливое существо внутри него снова начало издавать недовольные звуки. Ген подошёл к нему вплотную, внимательно глядя прямо в глаза. — Да. Скорее всего, да, — просто ответил он как ни в чём не бывало, и это, признаться, удивило Сэнку. Должно быть, это было заметно, потому что Ген тут же мягко ему улыбнулся. — Но ты же позвонил, — он взял Сэнку за руку, переплетая пальцы, и что-то в этом прикосновении вкупе с искренним и ласковым выражением лица Гена заставило это уродство внутри Сэнку растаять, превратившись в ничто. — Ну, пошли, Сэнку-чан, — подмигнул ему Ген, сжимая руку и самодовольно ухмыляясь. — Я так рад, что ты решил пригласить меня на ужин! ••• Честно говоря, порой Ген вызывал у Сэнку искреннее недоумение. Вот, например, сейчас. Ну, серьёзно, как можно было так радоваться простому походу на ужин? Как можно было быть таким постоянно счастливым? Разве это не утомительно? Они шли по набережной, направляясь к тому ресторану, что посоветовала Кохаку, а Ген не прекращал улыбаться от уха до уха и висеть на руке у Сэнку, будто они были каким-то молодожёнами. Это смущало, но Ген так лучезарно улыбался всем, мимо кого они проходили, и щебетал то «chao!», то «buongiorno!», то «bella serata!», будто отрабатывал фразы из первой главы итальянского разговорника, и люди улыбались им в ответ, кивая Сэнку с таким пониманием и будто бы уважением, что спустя какое-то время он даже начал получать от этой прогулки удовольствие. Это было свежее чувство. Неожиданное. Сэнку быстро понял, что не было буквально никакого смысла надеяться, что Ген однажды заткнётся и будет вести себя хоть сколько-то прилично, и потому смиренно позволил ему вести себя так, будто тот выставлял Сэнку напоказ всему миру, вместо привычного раздражения сосредоточившись на красивых прибойных волнах по правую руку от себя. Ночное море было воистину завораживающим… Это был удивительно приятный вечер. У Сэнку давно таких не было. Щёки Сэнку разгорелись. Вино, атмосфера, сверкающие огни вечернего Леричи, что отражались в мерцающих мягких волнах, тот факт, что им достался уединённый столик на веранде, где, кроме них с Геном, не было никого, — всё это было так очаровательно и приятно, что он и не помнил, на что так сильно злился ещё сегодня утром. Почему он так нервничал последние дни? О чём так волновался? У Гена был такой нежный тёплый румянец на щеках, когда он рассказывал о… том, что бразильские орехи на самом деле были не орехами, а семенами? Какого чёрта? Этот человек обладал воистину сверхъестественной способностью говорить бесконечно и постоянно перескакивать с темы на тему. Это всё ещё чертовски раздражало, но при этом странно… успокаивало. Его затейливое щебетание действительно было похоже на статический белый шум. Сэнку никогда до этого не думал, что раздражение и спокойствие могут так хорошо сочетаться, но с появлением Гена его жизнь стремительно наполнялась удивительными открытиями. Ген нахваливал анчоусы и даже слишком восхищался маринованным красным луком, который к ним подавали, размышляя, сможет ли он выкрасть у шеф-повара рецепт или всё-таки придётся драться за него на ножах, потом переключился на историю со свадьбы Рури, признаваясь, что того ледяного гуся из фонтана с шампанским коварно стащили именно они с Рюсуем, и Сэнку хохотал так сильно, что вино за тридцать евро чуть не потекло у него носом… Ген был умён, остроумен, конечно, невыносимо кокетлив и обладал совершенно дурацким чувством юмора, от которого Сэнку, к своему позору, был просто в восторге. Ген был вторым в его жизни человеком после Тайджу, с которым он мог хохотать до слёз над самыми идиотскими шутками и травить анекдоты, разгонять небылицы и совершенно не чувствовать, как пролетает время… В какой-то момент Сэнку поймал себя на том, что замолчал, улыбаясь и просто мягко глядя на него, любуясь яркой жестикуляцией и блестящими океановыми глазами. В голове по-прежнему было пусто. Просто… хорошо. И спокойно. И… счастливо? Кажется, это чувство называлось именно так? К тому времени, как подали десерты, Сэнку, казалось, за всю свою жизнь не говорил больше, чем за этим столом. Ген задавал так много вопросов обо всём на свете — и о его работе, и об исследованиях, и о Леричи, и о динозаврах, и о море, и даже о таких глупостях вроде «ты когда-нибудь напивался так, что засыпал с лицом на краю унитаза?», и Сэнку отвечал, рассказывал, и смеялся, и… Как раз в этот момент, когда они доедали десерт, Ген завёл разговор о том, что люди всегда говорили, будто у него есть талант многое рассказать о ком-то, просто взглянув на него. Например, он понял, что Сэнку очень умный, как только увидел его сидящим в одиночестве в углу бара с книжкой в руках. Это было просто смехотворно. — Ну, конечно, сделать самый очевидный вывод из сложившейся картинки — это действительно большой талант, Ген, — саркастично протянул он. — Не хочу тебя разочаровывать, но это может сделать буквально кто угодно. — О? — Ген выпрямился, выгнул бровь и нацепил на лицо нарочито дерзкую улыбку. — И даже ты, мистер я-тут-самый-умный-но-я-ненавижу-людей? Сэнку закатил глаза. — Во-первых, я не ненавижу людей. А во-вторых, да, даже я. — Мм! И что ты можешь рассказать обо мне? — он весело склонил голову вбок. Сэнку некоторое время наблюдал за ним, анализируя информацию, которую уже успел о нём собрать, и небрежно откинулся на спинку стула, взбалтывая вино в бокале. Это была очень непринуждённая поза. Даже вызывающая. Совсем на него не похоже. — Ты из достойной семьи. Я имею в виду, из богатой и интеллигентной. Думаю, ты поступил на платной основе в какой-то модный колледж со знаменитым именем, может, даже что-то из Лиги плюща? Но не закончил его, бросил, чтобы податься в искусство или типа того, — он пожал плечами и хлебнул вина. — Ты единственный ребёнок в семье, любимый и желанный. Ты наслаждаешься той жизнью, которая у тебя есть, хотя и думаешь, что впереди тебя ждёт нечто большее. Авантюрист. Любишь экстремальный спорт. Ты легко относишься к деньгам и не очень умеешь ими распоряжаться, ну, как все, кто вырос в богатых семьях… — Сэнку сделал паузу, делая ещё один глоток вина. — А, ну, ещё ты как минимум на четверть азиат, скорее всего, японец, и на самом деле бисексуален, хотя многие могут принять тебя за гея… — Ген смотрел на него с какой-то странной кривой усмешкой. Сэнку хмыкнул. — Я что-то не то сказал? Ген покачал головой. — А неплохая у меня жизнь, по твоему анализу, а? — Я тоже так думаю. — И на чём ты основывался в своих выводах? — заулыбался тот. Сэнку пожал плечами. — Ты слишком суетлив и непоследователен, чтобы всерьёз подходить к вопросам высшего образования, но у тебя слишком свободный дух, чтобы сидеть сложа руки. Ты склонен к эпатажу и не знаешь цены деньгам, судя по целому месяцу отпуска в одной из самых дорогих стран мира и кроссовкам стоимостью в полторы моих зарплаты, которые тебе натирают. Единственный ребёнок — это скорее предположение, потому что ты не упоминал ни о каких братьях и сёстрах, а говоришь буквально обо всём на свете, но тот факт, что в тебе много чувства собственного достоинства и ты открыт миру и доверчив говорит о том, что ты чувствовал любовь родителей в детстве, и у тебя закрыта базовая безопасность. Ген рассмеялся, заливисто и беззаботно. — Браво, Сэнку-чан, — он демонстративно-медленно похлопал в ладоши, не прекращая улыбаться. — Я всё угадал? — Ну… — он с загадочным видом пожал плечами, — кое-что угадал. Ладно, а что насчёт тебя? — он взял со своей тарелки клубничку и отправил её в рот целиком. — Сэнку — это определённо не итальянское имя, и даже не английское. Сэнку усмехнулся. — Ну, я тоже на четверть японец. Но ты это и так знаешь, не делай вид, что не говорил об этом с Кохаку. — Ну, говорил, конечно, — рассмеялся Ген, — но мне всё равно интересно, как ты оказался здесь. Твой отец — брат господина Кокуё, верно? Он такой же очаровательный и милый, как и он, или ты своей вечной хмуростью в отца? Что-то кольнуло между рёбрами, и Сэнку сглотнул, внезапно осознав, с каким усилием вдруг стал контролировать дыхание. — Нет, — медленно сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал не так сердито, как хотелось. Ген тут совершенно ни при чём. Не стоило на него злиться за невинный вопрос. — Давай не будем о моём отце? Пожалуйста. Видимо, что-то в этом «пожалуйста» заставило кокетливо-игривое лицо Гена почти мгновенно принять озабоченное выражение. Он откинулся немного назад, пристально глядя на Сэнку. Между ними возникла небольшая пауза, не то чтобы неловкая, но какая-то странная. Ген, не говоря ни слова, встал со стула и, огибая стол, подошёл к Сэнку. Сэнку молча наблюдал за ним, неуверенно моргая и не понимая, чего ожидать, а Ген просто наклонился и поцеловал его. Это был нежный и сладкий поцелуй, который, очевидно, был призван разогнать тёмное облако, что внезапно повисло у Сэнку над головой. Ген мягко провёл ладонью по его щеке, поворачивая его лицо к себе, медленно погладил большим пальцем залитую румянцем скулу, вновь улыбнулся — заботливо, ласково, — и снова поцеловал, вложив в свои губы столько заботы, что сердце Сэнку забилось гулко и быстро. Рядом с Геном такое случалось часто. — Зачем это было? — тихо спросил Сэнку, слегка задыхаясь. Ген же только пожал плечами, но на его губах появилась нежная, понимающая улыбка. — Ты просто выглядел так, будто не отказался бы от поцелуя. Внезапно Сэнку понял, что из всего того, что он заметил в Гене, он не сказал ему самого важного. Что Ген был добрым. Добрым, вдумчивым и ласковым по отношению к человеку, который загнал сам себя в угол, утопая в алкоголе и печали. Заботливый по отношению к человеку, которого он совсем не знал, но всё равно хотел помочь почувствовать себя лучше. Такой ласковый с человеком, которого зачем-то выбрал из всех людей в этом маленьком городе и смешил его, согревая своим теплом, а человек просто понятия не имел, как распорядиться его добротой. — Ген… ты… Вот и всё. Это было всё, что Сэнку смог сказать. Просто имя. Но в этом имени было всё, о чем он только что подумал, он просто не мог это сформулировать. Сэнку никогда бы не признался в этом, даже на смертном одре, но то, что он чувствовал по отношению к Гену, было подозрительно похоже на сюжеты всех романтических комедий, которые так обожала Рури. Да что с ним, чёрт возьми, происходило?
Вперед

Награды от читателей

Войдите на сервис, чтобы оставить свой отзыв о работе.