Salty Sand

— Ничего не хочешь объяснить? Сэнку вздохнул. Поправил кусок замороженного мяса, что немного оттаял и уже сполз с его разбитой скулы. Снова вздохнул. Объяснять он ничего не хотел, но судя по свирепому взгляду Кохаку, выбора ему никто не давал. — Ну, подрались и подрались, с кем не бывает? Чего бухтеть-то. — А что тебе папа говорил про скандалы в «Таверене»?! — всплеснула руками кузина. — Итак, бесплатно мы тебе больше не наливаем. Всё! Лавочка закрыта! — Да я ведь даже не виноват! — пытался защищаться Сэнку. — Это всё он! Он первый начал! — Блядь, я как будто с Суйкой разговариваю, — Кохаку покачала головой. — Тебе уже 28 лет в обед, а мозгов, как у шестилетки. — Не обижай шестилеток, Кохаку, — фыркнула Рури. Сэнку страдальчески застонал. И ты, Брут! Чёрт, ну Рури-то куда?! Она была единственным во всей этой семейке человеком, который проявлял к нему хотя бы видимость уважения! Рури сложила руки на груди, строго глядя прямо на растёкшегося по столу Сэнку. — Я не понимаю, чего такого мог сказать тебе Ген, что ты решил его ударить! Это какой-то абсурд. Он ведь очень милый парень! — Да он первый меня ударил! Вот доказательства, прямо перед вами! — Сэнку снова оторвал от лица кусок холодной вырезки, демонстрируя воспалённую красную ссадину. — Я бы даже сказал — на лицо! Так что, да, он первый начал! — Если ты ещё раз это скажешь, клянусь, я разобью тебе вторую скулу, — пригрозила Кохаку. — Для симметрии. Опыт подсказывал Сэнку, что угрозами Кохаку никогда не стоило пренебрегать, какими бы нелепыми они ни казались. Он ещё раз вздохнул и уж собрался было снова возмутиться, но прикусил язык (для профилактики) и решил отныне общаться исключительно со второй сестрой. Старшей. Какой бы предательницей та ни оказалась, адекватности у Рури было побольше, чем у вспыльчивой Кохаку. Он повернулся к ней. — Честное слово, я ничего не сделал! Я просто видел, как они болтают с Кохаку, и она вдруг резко убежала на кухню, а тот в этот момент писал ей на салфетке свой телефон… И, ну, я всего лишь предложил передать его номер Кохаку! А он принялся жрать салфетку и махать кулаками. Я вообще ничего не понял! Рури задумчиво поджала губы. — Оно и видно, что ты ничего не понял. — Ну, если вы все, блядь, такие умные, — Сэнку начинал злиться, — объясните мне, в чём проблема?! — Да с чего бы, мать твою, начать! — фыркнула Кохаку, но Сэнку её перебил. — Пусть Рури мне скажет. Хоть какой-то оплот объективности. Ну, Сэнку надеялся на это, по крайней мере. Рури глубоко вздохнула и устало потёрла переносицу. — Когда мы с Геном болтали сегодня днём, я спрашивала у него, что у вас там произошло, но он использовал довольно-таки обтекаемые формулировки, не говорил ничего конкретного, но, знаешь, даже из того немногого, что он сказал, было очевидно, что он на тебя очень обижен. И эта его обида — явно что-то куда более личное, чем то, что ты нахамил ему в магазине. Так что произошло, Сэнку? Сэнку насупился. Почему-то он был уверен, что эта попугайчатая хуманизация чрезмерной экспрессии уже успела на него нажаловаться каждому встречному жителю Леричи, причём во всех красочных подробностях. Но, видимо, та его часть, что в дурацкой чёрно-белой черепушке отвечала за честь и достоинство, оказалась сильнее, чем та, что безостановочно пиздела обо всём на свете и о кроссовках «Баленсиага» в придачу. — Ничего не произошло. — Сэнку, — устало выдохнула Рури, — ровно сутки назад ты целовался с этим человеком под дождём, а потом увёл его к себе домой. Я не вижу ни одного адекватного варианта развития событий между вот этой точкой А, и той точкой Б, в которой теперь этот парень морщится при упоминании твоего имени. Я хочу верить, что вся проблема только лишь в том, что ваш секс оказался не самым удачным, но, чёрт возьми, не настолько же! — Нормальным был секс, — проворчал Сэнку. «Даже лучше, чем просто нормальным», — подумал он, но, слава морскому микробиому, не сказал. Кохаку фыркнула. — Рури, этот чудила сегодня сказал, что, цитирую, Ген его бесит тем, что поёт по утрам и носит гавайские рубашки. Понимаешь? Пациент безнадёжен! — Уууу…. Боюсь, дело плохо, — вздохнула Рури. Сэнку страдальчески застонал. — Да тебе самой, блядь, не нравятся гавайские рубашки! — Вот специально куплю одну такую, чтобы тебя бесить! — Ты меня и так бесишь! — А ну отставить! — они тут же замолчали и синхронно повернулись к Рури. Та кивнула и продолжила. — И всё-таки…. Что. Ты. Сделал, — ровным голосом припечатала она, выгнув бровь и скрестив руки на груди. Сэнку вздохнул. Ну, по сути, ничего криминального он ведь не сделал? Ну, подумаешь, на утро он попросил парня, с которым провёл потрясающую ночь, которого он долго и сладко целовал и трахал, впиваясь зубами в кожу, клеймя его длинную шею багровыми пятнами, уйти из своей квартиры? Ну, подумаешь, сделал он это чуть более грубо, чем предполагал социальный протокол? Ну, подумаешь, сильно растерялся от вины и досады, когда всего через пару часов тот пришёл ещё и в магазин, и нагрубил ему ещё сильнее и даже сдачу не отдал от вредности? Все ведь живы, никто не умер, катастрофы не случилось… Почему-то сёстры его мнение не разделяли. Кохаку сидела, уткнувшись лицом в ладони и сдавленно кричала что-то вроде «я бы на его месте тебя прям там, блядь, и прибила», а Рури задумчиво смотрела вдаль с крайне скорбным видом, который можно было охарактеризовать не иначе как «поверить не могу, что мы с тобой родственники». — Да в чём трагедия-то?! — не выдержал Сэнку. — Ничего ж такого… — Ну, знаешь, если бы я, например, дала парню, а он бы на утро мне выдал, вот, нечто подобное, — взмахнула рукой Кохаку, — я бы тоже потом морщилась от одного упоминания его имени! Потому что таким мудилам нельзя не только появляться от меня в радиусе километра, но даже просто находиться в моём инфополе! — Да, блядь, как вы не поймёте, что не нужны мне отношения! — А кто тебе, блядь, вообще предлагал отношения?! Человек просто был с тобой милым, даже завтрак тебе приготовил, слава богам, хоть кто-то, блядь, решил о тебе позаботиться, кроме нас, а то ты ж так ни черта и не жрёшь по утрам, а ты в ответ что? Обидел человека! Тьфу… Сэнку принялся защищаться. — Чёрт подери, да какая вообще разница, обидел я его или нет?! Он через неделю отсюда свалит и даже обо мне не вспомнит! — почему от этих слов во рту появился противный привкус горечи, Сэнку думать отказывался. Это не важно. Развели тут драму на пустом месте! Грёбаные итальяшки! — Ну так вот именно! Человек приехал в отпуск, а ты ему напрочь испортил все впечатления и о нашей стране, и о курортных романах! Рури снова тяжело вздохнула. Так тяжело, что и Сэнку, и Кохаку, тут же захлопнули рты и повернулись, глядя на неё. — Знаете, вот если бы Ген уехал через неделю, всё было бы намного проще. Но он в Леричи на целый месяц, а то и дольше… — Дольше? — удивилась Кохаку. — Это мне его друг сказал, господин Нанами. Как я успела понять из нашего недолгого разговора, его план — заставить Гена отдохнуть так сильно, чтобы он задержался в Италии подольше. Господин Нанами объяснил, что тот настоящий трудоголик, и уже почти год как на самой грани безвозвратного выгорания, они там все обеспокоены его состоянием… Сэнку вскинул брови. Трудоголик? На грани выгорания? Все обеспокоены его состоянием? Что ж, это, конечно, очень печально, вот только все эти определения уж точно не соотносились в его голове с наблюдаемым бессмысленно-весёлым фасадом, глупой улыбкой и дебильными нарядами этого двухцветного попугая. Кем он там, сказал, работает?.. Кажется, каким-то очередным болтологом? Ой, блядь. Ну, точно. Выгорел он. От тупости своей, если только. — …в общем, Сэнку, ты обязан наладить с ним отношения. Сэнку моргнул, устало взглянув на Кохаку. — Нет. — На кону бабки от Ксено! Рури нахмурилась. — Какие ещё бабки? Кохаку аж просияла от гордости за собственную находчивость. — Мы заключили с Ксено пари, что если Сэнку сумеет наладить нормальный контакт с Геном, так, что тот не пошлёт его куда подальше в течение хотя бы пары недель, то тот выдаст Сэнку деньги на его проект! — Для протокола: я не давал на это согласие! — Да похер, — отмахнулась Кохаку, — Ксено в любом случае тебе отсыпет, если ты совершишь такой прорыв, даже если сейчас ты якобы против! — Рури, ну, скажи ей! Рури задумчиво потёрла подбородок, переводя очень сложный взгляд с Сэнку на Кохаку и обратно. — То есть… если я правильно понимаю, вы придумали, что если Сэнку подружится с Геном и эта дружба продержится две недели, Ксено вложится в его проект? Сэнку всплеснул руками так сильно, что выронил на пол свой подтаявший кусок мяса. — Скажи же, бред полный?! Но та лишь восторженно хлопнула в ладоши, едва ли не подпрыгнув. — Это просто гениально! Кохаку, ты умница! Сэнку! — Рури повернулась к нему. — Ты обязан это сделать! Нет, ну Сэнку точно повсеместно окружали предатели. И идиоты. И идиотские предатели. — Да пошли вы, блин! — проворчал он, подбирая с пола несчастную вырезку. — То же мне, родственнички, вот так и доверяй вам… Рури вздохнула, улыбнулась тепло-тепло и села на соседнее с Сэнку кресло, заботливо положив ладонь ему на плечо. — Я просто беспокоюсь за тебя, братишка. Сэнку фыркнул. — Не особо понимаю, как это связано. — Ну… — она ласково заправила ему за ухо длинную прядь вечно выбивающейся из пучка чёлки, с истинной-сестринской нежностью потрепав Сэнку по уже давным-давно не пухлой щеке. — Когда ты в последний раз ощущал себя счастливым, дорогой? В груди зачем-то тоскливо кольнуло. Что-то он не был готов к таким разговорам, не сейчас, не после того, как ему сначала вмазали в баре, а потом наорали. Впрочем, чего уж там, Сэнку не был уверен, что готов рассуждать о собственном счастье вообще хоть когда-нибудь. Потому что, ну… это счастье… Оно будто старательно избегало его конкретного существа. Каково это вообще — быть счастливым? Это когда как? Как когда рецензенты прислали к его докторской довольно-таки хвалебные комментарии? Или как когда они с Тайджу увиделись, наконец, спустя целый год разлуки? Или как когда работаешь над проектом, работаешь, и прям чувствуешь, что ты на грани открытия? Или когда ныряешь в море, а там — своя жизнь, но вот глупая рыбка-морская собачка тычется тебе в ладонь, и ты уже — часть этой жизни… Технически, Сэнку становился куда счастливее и от первого глотка кофе ранним солнечным утром, и от объявления о штормовом предупреждении на завтра, и когда он удачно собирал ещё один кусочек скелета своего лептоклидуса…. Но меняло ли это что-то глобальное в его мироощущении? Был ли Сэнку хоть когда-то счастлив не сиюминутно, а перманентно? И когда он чувствовал себя действительно счастливым в последний раз?.. — Не помню, Рури, — честно признался он. Сестра печально поджала губы и крепче сжала ладонь на его плече. — Об этом я и говорю, понимаешь? Я волнуюсь о тебе. Ты будто бы… немного потерялся, Сэнку. Ты бежишь, бежишь, бежишь, а выхода не видишь. Помню, что ты говорил, что счастье — это не цель, это путь, но неужели ты счастлив на этом пути? Неужели ты счастлив, заперевшись там, в своём, безусловно, очень интересном и насыщенном, но всё ещё одиноком мире? — Рури, да мне нормально- — Я не сомневаюсь, что тебе нормально, Сэнку, — усмехнулась та. — Но… я буду счастлива, если ты позволишь себе перестать бороться, перестать кому-то что-то доказывать и просто… выдохнешь. У тебя тяжёлый период, я знаю, дорогой, но… пожалуйста, будь счастлив. Сделай для этого хоть что-то. Например, — она заговорщицки понизила голос, — попробуй подружиться с одним ярким парнишкой из Нью-Йорка. Ого. Ген из Нью-Йорка, серьёзно? Забавно. Сэнку думал, что сбежал из Штатов, но Штаты даже тут его настигли. Впрочем, конечно, откуда ж ещё мог приехать настолько раздражающий человек? Небось, ещё и живёт на Манхэттене, и бегает по утрам по Центральному парку в своих дебильных дорогущих кроссовках… Сэнку вот когда-то бегал. Он устало почесал затылок. — Почему ты думаешь, что общение с этим придурком всенепременно сделает меня счастливым? — Можешь списать эту мысль на мою выдающуюся интуицию, — хихикнула Рури, — ну, или на большой жизненный опыт. — Честно говоря, и то, и другое — какая-то ненаучная херня, — улыбнулся Сэнку, уже почти смирившийся с тем, что от него с этим попугайчатым психом не отъебутся ближайший месяц. Рури хитро сощурилась. — Ладно, зайдём с другой стороны. Пусть это будет моим подарком на свадьбу! Сэнку моргнул. — Что именно? То, что я извинюсь перед Геном? — Нет. То, что ты придёшь на свадьбу вместе с ним. Воздух внезапно стал густым и кислым, и Сэнку аж поперхнулся от таких поворотов сюжета. — Чего?! Я, вообще-то, шафер! Я в любом случае буду на свадьбе! — И всё-таки, я настаиваю! Свадьба уже через неделю, так что поторопись сделать так, чтобы Ген принял твоё приглашение! — Блядь, да вы издеваетесь?! — на фоне заржала Кохаку, и Сэнку вспомнил, что та всё ещё тут. Он повернулся к ней, обличительно тыкнув в неё пальцем. — Это заговор! Конкретно против меня! — Давай-давай, ты не имеешь права расстраивать невесту перед свадьбой! — Вот именно, — поддакнула Рури, — а то я и правда очень расстроюсь, начну есть как не в себя, и не влезу в платье! И это будет на твоей совести! — Это шантаж и манипуляции. — Ты всё правильно понял. Сэнку рассмеялся, скорее ошарашено, чем весело, пытаясь откопать в себе хотя бы некоторую долю смирения, и покачал головой. — Ладно. Я подумаю, что с этим можно сделать. — Да чё тут думать? — фыркнула Кохаку. — Надо делать! Хьюстонские денежки сами себя не заработают! — Не только лишь в деньгах дело, Кохаку! — Рури назидательно погрозила ей пальцем и всплеснула руками, будто вспомнила что-то важное. — Кстати, Сэнку! Совсем забыла тебе сказать! — Ммм? — Я пригласила Бьякую на свадьбу. То, что Сэнку не захлебнулся от возмущения и не скончался на месте с позором, было исключительной случайностью. Сердце обрушилось куда-то вниз, глубоко-глубоко, оседая в желудке полутонной бетонной глыбой, покрывая нутро ледяной корочкой из тоски и досады. Он сглотнул. Поджал губы. Пальцы почему-то задрожали. — Ну, тогда я, очевидно, туда не приду, а значит, никого мне приглашать не надо. Кохаку тут же вспыхнула. — Сэнку! Ты что, охренел?! — Я искал у вас пристанища! — защищался он. — А вы! Рури стукнула кулаком по колену. — А я выхожу замуж! А Бьякуя — мой дядя! И я хочу видеть его на свой свадьбе! — Почему ты не сказала раньше?! — страдальчески застонал Сэнку. — У меня хоть была бы возможность свалить из страны… — Потому я знала, что ты отреагируешь вот так, — устало вздохнула Рури. — И он ещё не дал ответ. Точнее, сказал, что очень постарается прилететь, но высока вероятность, что он не успеет. И вообще, — она легонько пихнула Сэнку в плечо, — сколько можно от него бегать? Ладно. Ладно. Рури была права. Сэнку взрослый мужик. Самодостаточный. Самостоятельный. Да, последние три года всё в его жизни немножко планомерно катилось по пизде, но, эй? У него всё под контролем! Последний год он даже иногда звонил отцу! Правда, видеться с ним Сэнку всё ещё не был готов и тщательно скрывал от него своё местонахождение, но, видимо, настала пора повзрослеть окончательно. Блядь. Прошло уже три года, а Сэнку как сейчас помнил тот день, когда психанул и решил свалить не только из дома, но из страны, да что там — сразу, нахуй, с континента. Нет, а чего мелочиться? Всё равно его там ничто не держало, никто в него не верил и работать нормально не давал. Он помнил то странное щемящее чувство, когда впервые спустился с трапа самолета, и в лицо пахнуло жарой и солёным ветром. В левом кармане брюк валялась пачка сигарет, в правом — паспорт, права и ещё кое-какие документы, за спиной увесистым грузом висел рюкзак с ноутбуком и парой трусов, и это, в общем-то, был весь его багаж. Новая жизнь должна была начинаться с чистого листа. Ничего ему от старой жизни не надо было. Здесь, в новой жизни, он всё себе сам организует, сам себе всё купит, сам заработает, сам всё докажет — и себе, и всему миру и, в первую очередь, отцу, — однажды все увидят, что он чего-то стоит. Вот так вот. Он бы и ноутбук с собой не брал, но там были все наработки по диссертации и куча данных по его исследованиям, а Сэнку не настолько отбитый, как могло показаться. Сэнку закрыл глаза и глубоко вздохнул. Он в Италии. Один. Без какого-то чёткого плана, без местной валюты, без перспектив, зато с огромным желанием сворачивать горы и показывать всяким там американцам средние пальцы. Но прямо сейчас ему оставалось только сесть на парапет и закурить, думая о бренности жизни и о собственной глупости. Потому что… ну, если ссору со стариком и своё заявление, что он уходит прямо сейчас и ничего с собой не берёт, кроме содержимого карманов и походного рюкзака, он глупостью признавать отказывался, то решение рвануть к чертям собачьим в грёбаную Италию, куда его когда-то звал в гости дядя Кокуё, и где старик до него уж точно не доберётся в ближайшую вечность, было ну… опрометчивым, мягко говоря. Башка трещала по швам. Неудивительно, после трёх суток подряд без сна в лабе, увольнения, эмоциональной ссоры с Бьякуей, которую Сэнку проигрывал в голове снова и снова, и многочасового перелёта Нью-Йорк — Пиза. Пиза. Хаха. Сэнку огляделся по сторонам. Пизда это, а не Пиза. Надо было, наверное, хотя бы позвонить заранее ничего не подозревающим родственникам? Даже тут Сэнку проебался. Ну что за ничтожество. Может, верно отец сказал? Нихрена у него самого не получится? Сэнку потряс головой. Нихрена. Получится. Ещё как получится. Сейчас, спустя три года, он не был уверен, что у него получилось, но он и сроков себе никаких не давал. Вслух. Мысленно-то он надеялся, что достижение всех своей целей займёт у него, ну, максимум, год. Ну, что он сейчас ка-а-ак соберётся, как выиграет все гранты, как откроет свой исследовательский центр прямо на средиземноморском побережье, как станет самым крутым и востребованным специалистом… Но, с другой стороны, у него всё неплохо. За три года он сумел дослужиться до замлаба биологической минералогии, хотя всякого рода морская органика даже не была его специализацией — Сэнку разбирался во всех областях океанологии, но его страстью, конечно, была гидрофизика. О, исследования в области физической океанологии постоянно нуждались в фактическом материале, ну, то есть, во всех этих данных натурных измерений, и поэтому десятки больших и малых научно-исследовательских судов каждый день изо дня в день вели наблюдения и ставили натурные эксперименты, задавая вопросы океану, и Сэнку мечтал найти ответ на каждый из этих вопросов, но… Почему-то, блядь, ему приходилось изучать процессы зарождения и роста всяких там кораллов и жемчугов, параллельно развлекаясь выращиванием колонии морских огурцов. Впрочем, не важно. Важно то, что Сэнку не совсем какой-то там бессмысленный придурок, который ни черта не может без чьей-то протекции. Ну, да, до собственной лабы ему ещё далеко, но много вы видели без пяти минут докторов двух наук с собственной лабораторией в 28 лет? Нет? Вот и Сэнку себя этим утешал. Откровенно говоря, он сильно сомневался, что отец в принципе будет предъявлять ему подобные претензии, не сейчас, когда они не виделись уже три года, но Сэнку был упёртым малым и сдавать назад не собирался. Он сказал, что откроет свою лабу? Он откроет свою лабу. А значит, ему кровь из носа нужны были бабки. А значит, ему нужно было дожать Ксено. А значит- — Сэнку? Чувак? Ты чего завис? Сэнку моргнул. Наступила суббота, и по субботам книжный магазин не работал, но зато работал Сэнку. В лабе. Вместе с Хромом, который этой лабой и заведовал, и который его в эту лабу устроил. Хром был женихом Рури и по совместительству — первым другом Сэнку в новой жизни. Он был простым, как те самые морские огурцы, которых разводил, но таким же интересным парнем, и Сэнку очень быстро нашёл с ним общий язык и согласился работать под его непосредственным руководством в местом центре морских исследований. Слава Ктулху, Хром был едва ли не большим фанатичным трудоголиком, чем сам Сэнку, и потому с радостью согласился с крайне освежающей для Италии мыслью работать по субботам. И вот прямо сейчас он втирал что-то плохо соображающему после бессонной ночи Сэнку, а Сэнку его, кажется, прослушал. — А? Ты что-то говорил? Хром почесал затылок, глядя на Сэнку с неприкрытым недоумением. — Я говорю, Рури сказала, ты вчера подрался в баре? — он указал взглядом на воспаленную ссадину на его скуле. — Из-за чего на этот раз? — Из-за хуйни, — фыркнул Сэнку. — Не важно. Хром пожал плечами. — Ну, ладно. Я чего спросил-то? Просто думаю про рассадку на свадьбу… — А что с рассадкой? — Ну, знаешь, говорят, что не бывает свадьбы без хорошей драки? Сэнку моргнул. — И ты хочешь, чтобы кто-то подрался? — Не-е-ет, — рассмеялся Хром. — Наоборот. Пытаюсь понять, как так сделать, чтобы… ну… всем было хорошо! Вот с кем ты подрался? — Да с одним пидарасом… Хром задумчиво кивнул. — Да? Хм. Интересно. А я вот, вроде как, ни одного гея-то и не знаю… Наверное, нужно спросить у всех гостей про их ориентацию, да? Сказать, что Сэнку охренел — это ничего не сказать. Он моргнул. Раз. Два. Выражение лица Хрома оставалось всё таким же задумчивым и серьёзным. Он явно не прикалывался. — Прям таки у всех? — Сэнку саркастично выгнул бровь. Но Хром оставался невозмутимым. — Ну, у всех, с кем я дружу. Наверно, подружкам Рури будет странновато такое писать… — А как же все эти концепции, что друзьям не должно быть дела, кто лежит в твоей постели, что это дело только двоих и всё такое? — Херня, — уверенно обозначил Хром. — Это всё из этих дорогих журналов, где пишут всякую дурацкую неправду. Я считаю, что друзья имеют право знать, с мужиками ты встречаешься, или с женщинами до того, как ты притащить кого-нибудь на общую вечеринку, понимаешь? Сэнку усмехнулся. Было в этих рассуждениях что-то праведное. Даже очаровательное. — А если откажется, что среди твоих друзей и правда затесался гей, что будешь делать? Хром вылупился на него так, будто у Сэнку на башке вдруг выросли водоросли вместо волос. — В смысле, что я буду делать? Ничего не буду делать. Буду просто знать. И не сажать рядом с тобой за один столик на свадьбе. — Эээ… ну, а если я и сам… того? — Чего? — Ну, гей? Хром фыркнул так, будто Сэнку сказал нечто крайне забавное. Так, будто не Сэнку тут провёл вчерашнюю ночь в одной постели с мужиком. Сэнку даже немного обиделся от такой реакции. Что, он настолько уж не похож на того, кто может подцепить парня в баре? Он может! Ему нравятся классные члены, понятно? Что в этом такого удивительного? Но Хром не подозревал о его внутреннем конфликте. Хрому явно было весело. — Да какой из тебя гей? Сэнку деловито хлебнул кофе и скрестил руки на груди. — А тебе почём знать, ты ж сам сказал, что ни одного гея не знаешь! — Я-то не знаю, но и ты ж, вроде, с Сапфир зажигал, когда только сюда переехал? А. Блядь. Сэнку уже и забыл. Точно. Женщины ж ему тоже, в целом… — Ну, было дело, но- — Погоди, — Хром отупело захлопал ресницами, — так ты поэтому ни с кем из наших девчонок уже столько лет не встречаешься, да? Офигеть! Ну надо же! — тот, казалось, аж засиял от своей догадки. Неправильной, между прочим. — Нет, — закатил глаза Сэнку. — Я ни с кем не встречаюсь, потому что мне это нахрен не надо- Но Хром, казалось, его не слышал, он искрился от внезапной радости, как начищенная спиртом колба, едва ли в ладоши не хлопал. — Круто! Ну это ж круто, что ты всё про себя понял, чувак! — Я не- — И что, тебе кто-то нравится? — кажется, теперь Хрома было не унять. Зря Сэнку это ляпнул, ой, зря. — Да никто мне не нравится! — рявкнул он. — Да? — как-то очень грустно вздохнул Хром. — Слушай, ну, довольно фигово переходить в геи не ради кого-то, кто тебе сильно понравился, — он покачал головой, такой серьёзный, такой искренне обеспокоенный за судьбу несчастной жопы Сэнку, что тот аж прыснул. Нет, ну этот простачок однажды точно сведёт Сэнку в могилу своей непробиваемой непосредственностью. — Так что, можно рядом с тобой других геев сажать-то? — Только если на них не будет гавайских рубашек… ••• Центр морских исследований, в котором работал Сэнку, базировался в соседнем от Леричи городке — Портовенере. Теоретически, туда можно было добраться поездом, но Сэнку предпочитал самый распространённый местный транспорт — рейсовый паром. Ну, любил он море, что поделать? Всего тридцать минут навстречу солёному ветру, и, вот, ты уже почти дома! Бессонная ночь и полный странных разговоров рабочий день ввергли его в состояние задумчивой меланхолии, и Сэнку, спрыгнув с пристани на ставшую странно-родной землю, стоял и прикидывал, чем бы таким заняться вечером, лишь бы не идти в бар. Во-первых, бухать третий день подряд было слишком уже даже для него. Во-вторых, Кохаку пригрозила, что бесплатно ему там больше не нальют. Судя по опыту, ближайшую неделю — точно. А Сэнку всё ещё не заработал денег даже на собственную лабу, чего уж там говорить о выпивке. Можно было бы, конечно, заглянуть к Касеки, пожрать чего-нибудь, но- Стоп. Сэнку нахмурился, увидев на песчаной насыпи сразу за пристанью багряные капли, до тошноты напоминающие кровавые. Италия, конечно, была далеко не безгрешной страной, но тут обычно воровали и громко матерились, но уж точно не убивали. А тут — следы крови на песке. Вдруг кому-то нужна помощь? Он огляделся. Чуть дальше, в паре метров от пристани, было ещё несколько точно таких же кровавых разводов. Явно свежих. Сэнку осторожно двинулся по следу, спускаясь с песчаной насыпи на каменную, а с каменной… У подножья скалы, там, где была длинная лестница наверх, к крепости, стоял, прислонившись к камню, тот самый невротичный паренёк с двухцветной башкой. Как его там? Ген? Так вот, Ген стоял в короткой ярко-розовой рубашке с крупным принтом в зелёного попугая — Сэнку снова поморщился от этой выдающейся дурной безвкусицы, — и хмуро посматривал в ставшее к вечеру пасмурным майское небо. Он выглядел каким-то неуютно-печальным, до костей уставшим, совсем не наивно-придурковатым, каким его запомнил Сэнку. Он был… ну… короче, казалось, будто сейчас настроение этого парня подстать настроению Сэнку, и это странным образом подкупало. Сэнку думал было его окликнуть, поздороваться, извиниться за целый ряд тупейших недопониманий, может быть даже — объяснить ту затею со сделкой и бабками, в которую попал по воле своей дурной сестры, попросить вместе выработать стратегию, как действовать… Но тут этот парень нагнулся и поднял всё это время неприметно стоящий у его ног мешок — старый, из мешковины, с багровым пятном на боку, словно от… кровопёдтеков. Под мешком была точно такая же багровая лужица. Ну, пиздец. Не успел Сэнку напрячься и подумать, что делать с внезапным кровавым открытием, как парень очень бодро для своего глубоко печального вида вздохнул, потянулся и припустил вверх по лестнице, волоча за собой подозрительный груз. Сэнку моргнул, замешкался — мешок, всё-таки, выглядел и впрямь довольно жутковато, особенно, в руках психованного неврастеника, который буквально вчера втянул Сэнку в драку, — но парень убегал, и он решился следовать за ним. Если этот ваш Ген и правда окажется каким-нибудь блуждающим маньяком-путешественником, то тогда Сэнку точно сможет убедить Кохаку отменить эту тупую сделку, а ещё лучше — убедить Ксено дать ему бабки без всяких там условий, ведь спасение нескольких невинных жизней, которые мог загубить этот неуравновешенный попугайчатый дебил, куда лучше любого реалити-шоу по заведению с упомянутым дебилом дружбы, правда? Сэнку украдкой последовал за ним вверх по лестнице, туда, ко входу в крепость, а медленно обволакивающие их крошечный городок сумерки легко помогли ему остаться незамеченным. Интересно, зачем этот придурок тащил труп наверх? Может, хотел сбросить его скалы в море, чтобы инсценировать самоубийство? Неплохой план, в общем-то, но к организации у Сэнку довольно много вопросов. Ген бежал вверх по лестнице бравой газелью, совсем не задыхаясь, перепрыгивая через ступеньки своими бессмысленно-длинными ногами (на которые Сэнку совершенно точно не смотрел, нет), так быстро, что спустя пять минут Сэнку уже приходилось прилагать заметные усилия, чтобы от него не отставать. На кой хрен этот придурок вообще побежал по лестнице? Там же есть блядский лифт, прямо ко входу в крепость! А, ну да. Он же тащит труп. Труп на лифте лучше не катать, там людей слишком много, могут быть ненужные свидетели. Так, блядь, о чём он думает?! Добежав на самый верх, парень бросился к выступу на каменной стене с отверстиями для пушек, и Сэнку даже замер. Всё? Конец? Что делать-то, блядь? Выбежать вслед за парнем с окровавленным мешком на открытую площадку крепости, что стояла на утёсе прямо над морем, или всё-таки сначала вызвать полицию? Вдруг там, на обратной стороне залива, солнце окончательно нырнуло за линию гор. На улице стало стремительно темнеть. Нужно было действовать решительно. В темноте преступники особенно опасны. Ладно, как в этой ситуации поступил бы Тайджу? Определённо, вызвал бы полицию. Ни секунды больше не сомневаясь, Сэнку побежал на площадку вслед за попугайчатым маньяком. Осторожный, он скользнул в засаду, спрятавшись за большим поросшим мхом камнем, чтобы наблюдать за Геном из укрытия. За последние полчаса стало совсем уж сумеречно, и Сэнку, который не носил очки никогда, кроме как в моменты чтения, ощущал себя слепой курицей — приходилось щуриться, чтобы разглядеть, что происходило там, в десяти метрах от него. Он услышал странно-ласковый, почти мурлыкающий голос вздорного маньяка. — Привет, парень… А вот и я, снова пришёл, как и обещал… — Сэнку нахмурился. С кем он там разговаривает? Вроде бы, никого рядом больше не было. — О, я вижу, вы у нас смельчак, сеньор Джованни? Что ж, у меня есть для вас угощение. Ага. Вот прямо здесь… — Да с кем там этот чёрт пиздел? Сэнку начинал натурально нервничать. Вдруг раздалась раздражающая трель старого нокиевского рингтона, так громко и внезапно, что Сэнку аж подпрыгнул. — Алло, я слушаю, — рявкнул Ген в трубку уже совсем другим голосом, колким и холодным, таким, что Сэнку даже немного растерялся от внезапного контраста. — А, Рю, ты? Тьфу ты! Надо было вбить твой номер в этот кирпич. Нет, я пошёл на крепость. Ага. Уже встретился с Джованни, он кажется очень милым… — чего, блядь? Сэнку совершенно ничего не понимал, продолжая щуриться, как дебил. Ген положил трубку и снова сменил теперь и так гораздо более мягкий тон на совершенно сладко-сахарный, почти что любовный. — Угощайся, дорогой Джованни-чан. Это свежее мясо. Сэнку замер. То есть, если он правильно понял, прямо сейчас, в хмурый час майских сумерек, когда солнце уже почти что скрылось за горизонтом, у стены старой крепости, что стояла на вершине отвесной скалы, странный агрессивный парень с двухцветной башкой кормил свежим мясом какое-то незримое существо… Ну… Пиздец? Что бы Тайджу сказал на это? Ну, очевидно, что этот парень — просто напросто древний вампир, а там, в стене, уже много столетий как замурована его мёртвая невеста, с которой тот не сумел расстаться, и теперь хотя бы раз в десятилетие он приезжал сюда кормить свежим мясом её кровожадный призрак. Ну, или что там обитал какой-нибудь полу-оборотень-полу-птица-полу-русал, которого тот выращивал для своих совершенно негуманных опытов. Сэнку не выдержал и хихикнул. Стоило спихнуть воображаемому Тайджу самые нелепые варианты и абсурдные теории, как сразу полегчало, природа очистилась, разум заполнился благоговейным эфиром успокаивающего рационализма. Чего он испугался, какого-то драчливого идиота? Да Сэнку с акулами вместе плавал, что ему какая-то там жалкая бесячая рыба-клоун? Он вылез из-за своего засадного камня и двинул вперёд. Чтобы не споткнуться, он уже внаглую включил себе фонарик. — Эй, кто тут? — опять сердитым, холодным и словно не своим голосом отозвался Ген. — Что? Опять ты?! — он выглядел немного испуганным, моментально ощетинившимся, он распрямил плечи и отступил на шаг, становясь в оборонительную стойку. — Ты что меня, блядь, преследуешь?! Признавайся! Ты извращенец?! Маньяк-насильник?! Имей, блядь, в виду, я так просто не дамся! Сэнку тоже распрямил плечи, лихорадочно припоминая все уроки Стэнли по самообороне и выживанию при встрече с диким животным — потому что ну, хрен его знает, чего ожидать от бешеных двухцветных эмо-попугаев? — но тут свет фонарика выхватил на песчаном полу крепости внушительных размеров… жирную чайку. Она впивалась своим мощным клювом в сочащийся той самой бордовой лужей кусок мяса и угрожающе урчала. Этот дебил что, скармливает своих убитых жертв ебучим чайкам?! — Это ты что тут делаешь, грёбаный психопат?! — рявкнул Сэнку, нащупывая хоть что-то в кармане. Он сжал в руке ключи от дома, чтобы кулак был тверже, если придется драться по-серьёзному. Так его Стэнли всегда учил. — А ну не подходи! Быстро покажи руки! Может, у тебя там топор? — Ген дёрганно тыкал в телефон, чтобы осветить фигуру Сэнку, но с его кирпичеподобным агрегатом с крошечными экранчиком у него мало что получалось. — Нахрена мне топор? — едва ли не заржал Сэнку, но вовремя спохватился — всё-таки, упоминание топора на тёмном безлюдном обрыве как-то не особо располагало к светским беседам со всякими там психопатами. — Ну… расчленять? — неловко и очень нервно ответил Ген, и в этот самый момент сумел, наконец, включить на старой нокии фонарик. Тут же его в общем-то красивое лицо осветилось снизу потусторонним синим цветом. Редкие брови, пухлые губы, тонкие черты — всё превратилось в какой-то кровожадный оскал из-за резких теней. Сэнку не признался бы в этом даже под дулом пистолета, но на секунду его колени дрогнули. — Ты дебил? Я просто шёл за тобой! — Значит, выслеживал меня, маньячина капустная, да?! Знай, если я пропаду, Рюсуй это так просто не оставит! Он видел тебя вчера в баре! И вообще! От такой наглости Сэнку аж захлебнулся исполненной праведного гнева слюной. — Это я-то маньячина? Да это ты тут, как бы, тащил на гору окровавленный мешок, а не я! Признавайся, кого ты убил, и суд будет к тебе благосклонен! — Чего?.. Никого я не убивал, — вдруг как-то очень робко выдал попугайчатый маньяк. — Я просто пришёл Джованни покормить… Сэнку моргнул. — Кого? Вместо ответа Ген посветил телефоном на увлечённо сдирающую клювом мясо с кости чайку. — Вот его, — чайка отозвалась недовольным «ка-ка!», и попугайчатое чучело заботливо курлыкнуло ему в ответ. — Кушайте, сеньор Джованни, кушайте, и никого не слушайте, — взгляд синих глазищ тут же потеплел, голос стал почти ласковым, и Сэнку почти перестал нервничать. Почти. Потому что ситуация всё ещё зловонно смердила абсурдом. — Ты топал на грёбаную стену с кровавым мешком наперевес, чтобы покормить чайку? — Ага. Это обрезки и кости из ресторана той гостиницы, где мы остановились. Сеньора Мартина, хозяйка, разрешила мне их забрать… Сэнку нащупал за спиной каменную кладку стены и прислонился, ощущая острую необходимость отдышаться после резвой погони по лестнице и мощного адреналинового всплеска. — Окей, но нахрена тебе вообще кормить дикую птицу?! — Ну… я ему, вроде как, пообещал вечером прийти… — Ген застенчиво пожал плечом. Сэнку охуел окончательно. — Я его сначала сыром кормил, но потом погуглил, оказывается, чайки хищные птицы. Вот я ему и принёс мяса! — приторно умилился несостоявшийся маньяк. Исполненный лёгкой апатией, Сэнку мысленно подвёл итоги своего расследования: пусть Ген оказался вовсе не убийцей, но совершенно точно на голову ёбнутым, а значит, обе его сестры вместе с шальным научруком впридачу изо всех сил агитировали Сэнку наладить отношения с раздражающим шизоидом в очередной тупой рубашке, который из всех вечерних развлечений, доступных в Леричи, выбрал кормить и без того жирную чайку на вершине скалы. Потрясающе. Тем временем этот самый шизоид что-то тыкал в своём допотопном телефоне, а потом издал победное: — Ну, вот и всё! — указывая в сторону Сэнку бледно-голубым экраном. Сэнку поморщился. Эта дурацкая куриная слепота пиздецки бесила. Может, всё-таки начать носить линзы?.. — Что там? — Это я отправил Рю смс-ку. Так что теперь он знает, что я тут, и что я с тобой, так что даже не думай уйти безнаказанным, если вдруг решить меня убить, или, не дай бог, изнасиловать! — Да кому ты, блядь, нужен… — выбесился Сэнку, но тут же передумал беситься, потому что в следующую секунду началось нечто воистину странное. Артхаусная постановка, часть вторая. Почему, блядь, всё, что касалось этого бешеного нью-йоркского придурка, превращалось в ебучий артхаус?! Сэнку ведь даже не любил этот жанр! Впрочем, он отвлёкся. А не надо было. Отвлекаться в таких ситуациях было очень опасно! Если в деле замешаны чайки, даже секунда тупняка имела решающее значение, это Сэнку уже очень давно выучил! Голодные чайки никогда не появлялись одни. Никогда. Сэнку не знал, как этот придурок сумел такую выцепить, но вслед за одной мудацкой птицей в десяти случаях из десяти приходили все её мудацкие птичьи братья. Вот те самые, которые прямо сейчас, в режиме реального времени,с дикими криками налетели сначала на этот злосчастный кровавый мешок, а когда поняли, что там почти ничего не осталось — попытались напасть на не менее злосчастного поставщика этого злосчастного мешка. Попытались. Потому что у Сэнку, вообще-то, была отменная реакция — за неимением отменной силы, но к делу это не относится, — и он тут же бросился вперёд, на Гена, который растерянно моргал и вообще не понимал, что его самого вот-вот растерзают на глупость, обрезки и кости. Сэнку повалил его на землю, ну, точней, на песчаный пол крепости, но это тоже было не важно, потому что чайки кричали и хлопали крыльями по его героической спине, а дебильный невротик в яркой рубашке его героизма не понял и принялся отбиваться от Сэнку ногами. Сэнку, откровенно плохо соображая, будучи прямо в эпицентре тупейшего в мире замеса, навалился на него всем телом, сначала прижимая к полу крепкое бедро, а потом уже и грудь Гена, чтобы тот хотя бы не вырвался. Ген же забился под Сэнку, как бешеный, как ебучий эпилептик в разгар припадка, рука Сэнку нечаянно скользнула между пуговицами его раздражающей рубашки — чёрт, горячо, так горячо! —в неловкой попытке успокоить, и… Сердце Гена колотилось по-дурацки справа — всё в этом придурке было не как у людей! — и, казалось, клокотало едва ли не быстрее лопастей вертолёта. А для человека такое вообще нормально? Сердце Сэнку никогда не билось так быстро… — Тише, тише, — примирительно зашептал Сэнку, не понимая, что сам в этот момент звучал как отпетый маньяк. — Я тебе ничего не сде… — в ту же секунду ему в лицо прилетела добротная пригоршня песка, прямо вместе с мелким щебнем, пыль попала и в глаза, и в рот, и он зажмурился, закашлялся, перекатываясь от этого ублюдка в сторону. — С-с-сука! Кто бы мог подумать?! Чёртов психованный попугай воспользовался возможностями ландшафта! Ген выскользнул из-под него, не теряя времени, и тут же попытался пнуть, развернувшись, но Сэнку тоже был не дурак и быстро вскочил на ноги. Чайки испугались возникшей катавасии и улетели. Все, кроме одной, которая всё ещё грызла кровавую кость, и о которую Сэнку, блядь, позорно запнулся, больно завалившись прямо на задницу. Кажется, он отбил себе копчик, но не успел Сэнку мысленно посетовать на незапланированные телесные повреждения — а у него сидячая работа, между прочим, его зад ему очень нужен, это, можно сказать, его рабочий инструмент… тьфу ты, блядь, не в том смысле!— как Ген уже нашёл свой телефон и посветил прямо ему в лицо. — Нет! Только не трогай Джованни! Он мне очень нужен, я его уже почти приручил! Что тебе от меня надо, грязный шантажист, я согласен почти на всё! Сэнку думал было ответить, что этот чёрно-белый какаду тут единственный ебанутый, которому что-то может быть нужно от жирной итальянской чайки, но осёкся. Очередным потоком оскорблений тут делу явно не поможешь. Он медленно выдохнул, осторожно поднялся на ноги, жалобно потирая свой пострадавший зад, примирительно вытягивая руку вперёд и ладонью вверх — ровно так, как нужно общаться со взвинченным хищным зверьком. Он заставит этого дебила себя выслушать, чего бы ему этого ни стоило. — Послушай, чувак. Пожалуйста, выслушай меня. Никакой я не маньяк, ладно? Минуту назад на тебя напали чайки, а я всего лишь попытался тебя спасти! Неужели ты не заметил? Ген огляделся по сторонам и скептично выгнул бровь. — Я вижу здесь только одну чайку. И это Джованни, — жирная чайка по имени Джованни с зычным гаканьем поднялась в небо и улетела. Ген страдальчески застонал. Даже с учётом почти гениальной способности Сэнку к счёту в уме, вряд ли бы он смог сосчитать, сколько раз он охуел за последние полчаса. Нет, ну этот придурок что, серьёзно? Чайки орали и хлопали крыльями, а он даже не заметил? Сэнку уж было хотел возмутиться, но Ген, будто вспомнив, что, да, Сэнку не врал, и были тут ещё мудацкие братья его мудацкого Джованни, драматично всплеснул руками. — В любом случае, по факту, это ты на меня напал, а не чайки. — Да в смысле?! — Ну, а что я должен думать? — принялся рассуждать этот полоумный, деловито скрестив руки на груди. — Я шёл, никого не трогал, а тут ты вырываешься из засады со своим фонариком, кричишь на меня, потом валишь на землю, лапаешь везде… — Блядь, — других слов уже не находилось, — а я тогда что должен думать? Я шёл за тобой по кровавому следу! Я думал, ты кого-то, нахрен, убил! А тут ебучие чайки! И ты, знаешь ли… — Сэнку слабо взмахнул рукой, уже даже не надеясь на понимание, — …сам на психа похож, а меня маньяком обзываешь! Ген фыркнул. — Это я-то на психа похож? Нет уж! Это ты — натурально маньяк! — Сам ты маньяк! А я нормальный! — Да какой из меня маньяк?! — он указал на свою розовую рубашку с белыми шортами, которые замарались от валяния по песку, и, ну… сложно было не согласиться с тем, что маньяки так не одевались. Маньяки-то как раз были обычными, неприметными, нормальными людьми… блядь. Кажется, у Сэнку немного сбился моральный компас. — И вообще, если ты нормальный, то я — балерина! — Ну, ты бы неплохо смотрелся в пуантах, — пожал плечами Сэнку. — Что? Блядь. И правда, что? Какого хрена Сэнку вообще несёт?! — Я имею в виду, — он устало потёр переносицу, — всё это выглядело очень подозрительно. Извини, что уронил. Но чайки — бешеные твари, они реально могли тебя сожрать. Ну, по крайней мере, растерзать эту твою дебильную рубашку. Ген вздохнул, вдруг резко превратившись в какую-то печальную, совсем незнакомую Сэнку версию себя. — Да… рубашку было бы жалко. — А себя не жалко? От вида его почему-то очень хрупкой, ломкой, какой-то едва ли не прокисшей улыбки у Сэнку тоскливо потянуло под ложечкой. Ген понуро опустил плечи и обессилено рухнул на тот самый камень, за которым Сэнку сидел в засаде. Сэнку озадаченно смотрел, как этот неудавшийся криминальный элемент с опустошённым видом ковыряет мох, и совершенно не мог понять, с чем связана столь внезапная перемена настроения. За пару суток их пусть поверхностного, но крайне насыщенного знакомства этот парень заставил Сэнку и злиться на себя, и вожделеть, и презирать, и каким-то образом бояться, и поражаться его идиотским выходкам и, вот, напоследок, испытывать внезапное беспокойство. И во всём этом спектре эмоций не было ни одной, за которую Сэнку мог бы зацепиться, чтобы испытать что-то, хотя бы отдалённо напоминающее желание с этим человеком сблизиться. Неа, ничего. Совсем. Безнадёжно, Сэнку вряд ли действительно сумеет сделать так, чтобы выжать из этой ксено-кохаковской сделки хоть что-то. Блядство, ещё и на свадьбу его вместе с собой приглашать? Сэнку не представлял, как сможет вытерпеть этого хаотичного — если не сказать, в край ебанутого — человека в течение нескольких часов в одном помещении. Другая часть его мозга услужливо подсказала, что Сэнку уже проводил с ним несколько часов в одном помещении, но большую часть того времени Сэнку спал или был пьян, так что это не считается. Эх. Ну, может, всё-таки?.. Брр, нет, невозможно. Впрочем, Сэнку уже и сам не помнил, когда в самом деле хотел с хоть с кем-нибудь сближаться и проводить вместе время, так что, возможно, он был несколько предвзят. Внезапно что-то пиликнуло. Ген будто очнулся, встрепенувшись, как большая птица, достал телефон и выругался. — Вот мудила, а. Хрен тебе, а не моя жопа. — Чего? — моргнул Сэнку. — Да Рю смс-ку мою прочитал! — И что? — Да ничего, — пробубнил Ген. — Буквально. Сказал, что ты ничего, и пожелал удачного свидания. Сэнку фыркнул. Несостоявшийся маньяк фыркнул вслед за ним. Спустя секунду они уже ржали в голос, заливаясь неконтролируемым хихиканьем, словно два хулигана на последней парте. — Блядь, ну если и приглашать на свидание кого-то настолько ебанутого, как ты, — Сэнку едва перевёл дыхание от смеха, — то реально только чтобы кормить мясом жирных чаек на утёсе! Ген едва ли не хрюкал, утирая смешливые слёзы. — Могу тебя заверить, ни один уважающий себя ебанутый, как я, ни за что не согласится на свидание с таким хамским занудой, как ты! — Конечно, потому что ни один зануда никогда не пригласит на свидание ни одного ебанутого! — Хаха, возможно, это большое упущение, потому что незабываемые впечатления им обоим просто гарантированы! Внезапно Сэнку испытал такой мощный прилив облегчения, почти что радости, что даже на секунду подумал, что свидание с этим придурком вполне могло быть чем-то забавным, но быстро выкинул эту шальную мысль из головы. Вместо этого он решил поддаться любопытству. — Ну, а если серьёзно, нахрена тебе эта чайка? Ты реально сюда ещё и днём приходил? — Ага, — слишком уж довольно кивнул Ген, — ещё и утром! Это третий раз. — Но нахрена? — настойчиво повторил Сэнку. Нет, ну потому что реально, нахрена? Этот дебильный болтолог, конечно, и правда ебанутый, но не настолько же, чтобы общаться с чайками? — Да как бы это объяснить… — замялся тот самый болтолог. — Это, своего рода, сделка. Мне очень нужно кое-что получить, а для этого мне нужно сделать несколько странных вещей. Одна из таких вещей — приручить чайку. — Что может быть тупее этой затеи? Ген усмехнулся. — Да я, в общем-то, так же сказал. Но, с другой стороны, почему бы и нет? — Действительно, — хмыкнул Сэнку. — И какова твоя стратегия для приручения? — Шаг первый — выбрать бойкую чайку с каким-нибудь опознавательным знаком, шаг второй — покормить её… — длинные тонкие пальцы продолжали зарываться в мох, и Сэнку невольно залип взглядом на этом бездумно-привлекательном зрелище. — А дальше? — Не знаю, — пожал плечами Ген, — я надеялся, что трёх кормлений хватит, чтобы завтра вечером привести сюда Рю, и — вуаля! — Джованни сам идёт ко мне на ручки. Но, — он вздохнул с какой-то непередаваемой горечью, меланхолично глядя за горизонт, — видимо, это дело гиблое. На что я рассчитывал вообще? Дебил, блин… Сэнку не очень понял, почему, но внезапно настолько печальный взгляд залитых тоской океановых глаз с бессмысленно-длинными ресницами вызвал в нём острое желание подбодрить этого придурка. В конце концов, попугаи должны быть весёлыми и чирикать, а не понуро ковырять несчастный мох! Он, конечно, не был орнитологом, но точно знал, что грустные попугаи теряют своё яркое оперение, а этому конкретному представителю болтливых тропических канареек оно странным образом шло. Ведомый чем-то, чему Сэнку отказывался давать определение, он будто бы ненавязчиво взмахнул рукой, уже заранее осознавая, что пожалеет о своих следующих словах. — Ты всё делал правильно. — А? — бессмысленно-длинные ресницы бессмысленно-быстро захлопали. Сэнку поморщился. Он пожалеет. Точно пожалеет. — Я говорю, ты всё правильно делал. Так и надо. Покормить, ещё раз покормить, и ещё — главное, на том же самом месте. Чайки на самом деле очень умные твари. Серьёзно, последние исследования показывают, что когнитивные способности чаек практически на уровне врановых! — Ого, — бесцветно отозвался Ген. — Вороны ведь и правда очень умные. Сэнку кивнул. — Ага. Так что, не переживай. Твой Джованни точно тебя запомнил. Если ты завтра сюда придёшь, он будет тебя ждать. — Думаешь? — Конечно. Кто ж откажется от халявной еды? Ты только мясо ему больше не носи. Ген удивлённо к нему повернулся. — Почему? Они же хищники! — Да, но морские хищники, — закатил глаза Сэнку, усмехаясь с каким-то не особо понятным по своей природе теплом. — Они едят рыбу, Ген. Они, конечно, сожрут вообще что угодно, но это не значит, что это будет им полезно, понимаешь? — Понимаю, — задумчиво кивнул тот. — Это как когда в Центральном парке просят не кормить уток хлебом, да? — Ага. Спустя несколько секунд молчания раздалось тихое «Спасибо, Сэнку-чан», и на душе немного посветлело. Тем временем солнце окончательно завалилось за горизонт, погружая Леричи в иссиня-чёрную тьму, рассекаемую оранжевыми пятнами набережных фонарей. Отсюда, с высоты птичьего полёта, городок казался особенно красивым, буквально открыточным — лунная дорожка крупными масляными мазками разбавляла мрачную гладь моря, яхты у пристани качались по волнам, тёплый свет фонарей разливался нежной лужей на фоне синего неба… Вот и Ген, казалось, наслаждался видом, всё так же задумчиво глядя за горизонт. Его молчаливость казалась странной и неестественной — ну, потому что не соответствовала его образу, который Сэнку уже сформировал у себя в голове, — а это вызывало неприятный диссонанс и зуд под кожей. Спустя пару минут Сэнку не выдержал. — Ты сегодня на удивление мало болтаешь, — небрежно выдал он свою исследовательскую заметку. Ген перевёл задумчивый взгляд с линии горизонта на него. — Мы с тобой знакомы неполных трое суток. Не маловато ли, чтобы делать вывод, что для меня удивительно, а что — нет? Сэнку моргнул. Его тон не был резким, но… отрезвляющим. Однако признавать правоту человека, который не брезговал гавайскими рубашками, Сэнку отказывался. Он невозмутимо пожал плечами. — Ну, буквально с первой секунды нашего знакомства ты пиздел, не затыкаясь, так что, моя выборка пусть и не большая, но репрезентативная. — Ну, возможно, с первой секунды нашего знакомства я был пьян и очень взбудоражен тем, что подцепил самого красивого парня в баре, — хмыкнул Ген, и Сэнку почувствовал, как позорно потеплели его щёки, — а ещё, возможно, моя бесконтрольная болтовня — всего лишь способ справиться со стрессом и собственным страхом, потому что это был мой первый осознанный флирт за последние пять лет. Выбери вариант, который тебе больше нравится. Чёрт, ну как этот человек умудрялся из раза в раз ставить Сэнку в тупик — не выходками, так словами? Выбирать он ничего не хотел, как и продолжать почему-то очень смущающую тему, поэтому Сэнку решил перевести разговор в другое русло. Почему он не хотел этот разговор прекращать, Сэнку тоже думать отказывался. — Ладно, допустим. Но у меня последний вопрос. — Мм? — Нахрена ты сюда плёлся по лестнице, когда буквально в метре слева был лифт? Ген снова резко к нему повернулся, резвый, бодрый, вмиг повеселевший. — У вас есть лифт на гору?! — Ну, да?.. — Так что ж ты раньше молчал?! ••• — Серьёзно? У них есть лифт на гору?! Ген расплылся в восторженной улыбке первооткрывателя. — Прикинь? Я и сам офигел, когда узнал! Тут есть цивилизация! Когда на следующее утро после очередной очень, очень, очень странной встречи с капустоголовым представителем местной фауны (Ген сказал бы «флоры», но после героического спасения от стаи чаек он, так и быть, повысил Сэнку в личном эволюционном рейтинге) Ген вновь заявился на ту площадку у крепостной стены, вооружившись надеждой и небольшим пакетом анчоусов, чайка, наречённая им гордым именем Джованни, уже ждала его на месте. Ген взвизгнул от восторга, но вида не подал. Это точно был именно Джованни — Ген запомнил его по пятнышку на клюве в виде сердечка и решил, что это судьба. Сердечки его ещё никогда не подводили. Дрожащими руками он расковырял анчоусный пакет (и как он сам вчера не догадался про рыбу-то, ей богу?) и осторожно протянул Джованни первую рыбёху. Чёрные глазки-бусинки внимательно за ним следили, Джованни склонил голову вбок, приоткрыл клюв и аккуратно сцапал анчоуса, совсем не агрессивно, не так, когда пытался отобрать у Гена честно заработанный красивыми глазами на местном рынке кусок сыра в их самую первую встречу. Под конец пакета сытый и явно довольный птиц даже позволил Гену себя погладить, а потом и вовсе уселся ему на плечо. Более того, Джованни его даже ни разу не обгадил! Ну, это ли не признак верной дружбы между пернатым и человеком?! В общем, после обеденного акта кормления чайки Ген решил, что их с Джованни братская связь достаточно крепка и надёжна, чтобы демонстрировать её Рюсую. Двери лифта приветственно дзынькнули, и они шагнули на самую вершину отвесной горы, на которой стояла та самая старая крепость. Ну, до чего дошёл прогресс, а! И не надо двадцать минут фигачить вверх по дурацким ступенькам! Ген зажмурился и с наслаждением вдохнул полной грудью. Здесь, наверху, ветер трепал его волосы куда сильнее, чем на побережье, но в каждом глотке солёного воздуха ощущалось куда больше свободы… Как там писал Островский? Отчего люди не летают так, как птицы? О, Ген буквально утром дочитал «Грозу» и немного… — как там нынче говорит молодёжь? — …киннил Катерину. Ему тоже иногда казалось, что он птица. Вот, например, сейчас, когда он стоял на горе, так и тянуло взлететь. Эх, вот так бы разбежаться, поднять руки и полететь… Попробовать, что ли? — Ну и где твоя чайка? — зычный голос Рюсуя выдернул его из романтических мечтаний. — С другой стороны, там, где лестница. Обойти нужно, — стоило им завернуть за угол, как раздалось громогласное «ка-ка!», и Ген заулыбался широко-широко. — А вот ты, Джованни! Хе-хе, привет, дружище! — он вытянул руку, и чайка уже знакомым движением приземлилась ему на предплечье своими глупенькими перепончатыми лапками. Рюсуй засмеялся, неверяще качая головой. — Охрень, ты и правда завёл себе друга-чайку. — Неужели ты смел во мне сомневаться?! — Ну что ты, — усмехнулся Нанами, — разве ж оно можно? Дай-ка я вас сфоткаю на память! — сразу после звука затвора Джованни сорвался с руки и нагадил прямо на дорогую рубашку Рюсуя. Тот уж хотел было разозлиться и угрожал поймать тупую птицу собственными руками и зажарить на ужин, но Ген поспешил его утешить. — Это к деньгам! — заверил он. — Ну ладно, тогда, пусть живёт твой Джованни…