Sara perche ti amo

Юнги вернулся поздно. Время на пляже растянулось для него, как вечность, но он не жалел об этом. Он просидел там около часа, наблюдая за волнами, пока Чимин не перестал говорить. Мин слушал его слова, именно слушал — не просто реагировал, не кивая, а вбирал каждое слово. Слушал рассказы о том, что Чимину нравилось, о пляже, о любимых сладостях, и о местах где мечтал бы побывать. Юнги, словно бы погруженный в это повествование, продолжал делать свой эскиз. Он ловил каждую деталь в рассказе Чимина, отмечая для себя, что важное в этих словах было не только в их содержании, но и в том, как Чимин был увлечён. Когда наконец он ушел, забыв вернуть Чимину жилетку, Юнги, погружённый в свои мысли, даже не заметил этого. Он пообещал себе вернуть её при следующей встреч. Раскрыв ключом (который любезно предоставила владелица) дверцу дома, он сразу почувствовал что - то странное. Он помнил, как перед уходом по просьбе Джиоффреды выключил свет на втором этаже, но когда он, снимав кеды, надел тапочки, ощущение, что не всё так, как должно быть, стало сильнее. Шаги его были лёгкими, но когда он поднялся по лестнице и взгляд его случайно упал на угол комнаты. Мин замер. Чонгук. Он сидел, прижав колени к груди, весь дрожащий, дыхание прерывистое, беспокойное. Юнги не сразу понял, как оказался рядом с ним, но сердце его сжалось. Это был момент, когда время, кажется, замирает, когда всё лишнее исчезает, и ты остаёшься лишь с тем, что нужно — с человеком, который тебе важен, и с тем, что нужно сделать, чтобы помочь. Юнги почти интуитивно опустился перед ним на колени, проведя рукой по щеке друга, стараясь не испугать, но и не дать ему остаться в этом состоянии. Юн мягко погладил его волосы, как в детстве, когда хотел успокоить и сидел, наблюдая за его лицом, его глазами, пытаясь найти ответ. Что случилось? Почему это вновь повторяется? Паническая атака. Снова. - Тише, спокойно... Я рядом, ты в безопасности, — слова Мина были как лёгкое прикосновение, как тихий ободряющий шепот. Он осторожно обвил руку вокруг шеи Чонгука, прижимая его к себе, давая ему почувствовать, что здесь, рядом, не нужно бояться. Юнги чувствовал его напряжение, его борьбу за дыхание, но теперь, рядом, он должен был помочь ему найти этот момент покоя. Он прижал его к себе, словно обещая, что всё будет хорошо, что это всё пройдёт. И если слёзы единственное спасение, то пусть они будут.                      Чонгук лежал на плече Юнги, чувствуя, как тот обнимает его, мягко гладя по спине. Минутами ранее,Юнги, ощущая, как дрожат руки Чонгука, поднял его с пола, медленно повел в ванную и мягко смывал с его лица слёзы. Он не задавал вопросов — не было смысла, когда в ответах не было ничего. Чонгук, в такие моменты, не говорил ни слова, просто молчал. Его взгляд был пустым, как будто в нём не было жизни. Лицо бледное, а руки продолжали дрожать, но парень не обращал внимания на этот холод, который изнутри сжигал его. Состояние Чонгука было похоже на полную опустошенность. Его тело казалось совершенно безжизненным. Он не мог подняться, не мог пошевелиться. Взгляд был пустым, мутным, как стекло. Он смотрел, но не видел. В глазах не было эмоций, и он не мог сказать, что с ним. В этот момент Чонгук был как будто отделён от мира, как если бы он просто существовал, но не был частью всего происходящего вокруг. В его дыхании не было ритма — оно было прерывистым, с перебоями, как будто он забывал, как дышать. Паузы между выдохами были такими долгими, что ощущение, будто ему не хватает воздуха, становилось физически ощутимым. Тело сжалось, но Чонгук не пытался расслабиться. Он был заморожен в этом состоянии, не в силах ничего изменить. Юнги не мог спокойно мыслить, когда смотрел на своего друга, переживая за него. Это было тяжело, потому что он прекрасно знал, что паническая атака — это не просто страх, а настоящая борьба, где человек теряет контроль над своим телом и сознанием. Брюнет продолжал гладить его по волосам, ощущая, как его собственные силы покидают его. Но он знал, что должен быть рядом, что должен остаться. Эта картина, эта тишина, эта пустота в глазах Чонгука — всё это было знакомо. И он снова и снова обещал себе, что не позволит другу вернуться в это состояние. Постепенно Чонгук успокоился, хотя его руки всё ещё дрожали, а его взгляд оставался далеким и опустошённым. Он не говорил, не сопротивлялся. Он просто лежал, теряя силы, и все его существо, казалось, растворялось в этом страшном, тягучем чувстве. Но как бы тяжело не было, Юнги оставался рядом. Его голос, его прикосновения — это было всё, что могло вернуть Чонгука к реальности. И когда, наконец, тяжёлое дыхание Чонгука стало ровным, а его тело расслабилось, Юнги успокоился. В эту ночь, они уснули на диване.

***

Джиоффреда проснулась раньше остальных, и её ворчание, как всегда, было громким и настойчивым, нарушив тишину утра. Она с недовольным взглядом посмотрела на парней, находящихся на диване, и начала ругать их за то, что они спали здесь, а не в своих комнатах. Юнги быстро пришёл в себя, поднявшись с дивана и пытаясь избавиться от последнего следа сна. Но Чонгуку потребовалось больше времени, чтобы выйти из этого состояния. Его глаза были опухшими, его взгляд был ещё затуманенным от пережитого. Сначала он взглянул на Юнги, словно пытаясь понять, что происходит, а затем перевёл взгляд на бабушку. Он не сопротивлялся, не говорил ни слова, просто медленно отпускал ноги на пол, и с трудом поднимался, словно его тело было тяжёлым, а мысли — замедленные. Он не сказал ничего, просто пошёл, таща себя в свою комнату, а Джиоффреда смотрела на него с недоумением, её лицо постепенно переходило в выражение беспокойства. Юнги проводил рукой по волосам, ощущая, как тяжело было смотреть на друга в таком состоянии. Паническая атака прошла, но боль, которая оставалась внутри Чонгука, не исчезла. Он чувствовал это в воздухе, в его взгляде, в каждой паузе между его шагами. Причина, по которой это всё произошло, оставалась неясной, но то, что Чонгук не мог избавиться от этого чувства, не отпускало Юнги. Джиоффреда села рядом на диван, её взгляд был полон заботы, но и тревоги. Она тихо, с беспокойством в голосе, обратилась к Юнги: - Yungi, caro... — её слова звучали мягко, но с явным беспокойством. Она посмотрела на него, как мать смотрит на своего сына, когда чувствует, что что-то не так. — Что с ним? Юнги отмахивается. Не говорит. Джиоффреда все так старая женщина, и тот факт, что ее внук почти всю ночь проревел, радости ей не предоставит. Джиоффреда видела, как Юнги сидит, задумавшись, и её взгляд всё чаще возвращался к комнате, где Чон лежал. Женщина ощущала в воздухе тяжесть, как будто что-то не так, но не могла понять, что именно. И в какой-то момент, решив оставить Чонгука в покое, она вернулась к своим делам. Юнги, сидя на диване и пытаясь подавить внутреннее беспокойство, вдруг достал телефон из кармана. Его пальцы на мгновение замерли, пока он искал нужную переписку. minyoong: Сможешь приехать? Он топал ногой по полу, нервно пытаясь понять, правильно ли он поступает, вмешивая в это всё Чимина. Он терзался себя вопросом: не слишком ли это личное? Но с другой стороны, Чимин был не посторонним человеком. Он был рядом с Чонгуком, когда Юнги не мог быть, да был рядом в моменты радости, но сейчас, возможно, настал момент быть рядом с ним в минуты, когда Чонгуку не до смеха. Ответ пришёл быстро, почти сразу: jimmini: Я на работе, это очень важно? Юнги снова терся ладонью по лбу, чувствуя, как его нервы играют на пределе. Он быстро набрал ответ: minyoong: Гуку плохо. jimmini: скоро буду. Ответ пришёл молниеносно, и Юнги почувствовал, как напряжение в его теле немного спало. Мин кладет телефон обратно в карман и смотрит на дверь комнаты, где всё ещё было тихо. Он знал, что нужно продолжать быть рядом с Чонгуком, но его мысли о том, что Чимин скоро будет рядом, давали хотя бы маленькое ощущение облегчения.               Чимин прибыл в дом, не успев перевести дыхание. Его рабочая футболка слегка прилипла к телу от пота, а волосы, обычно аккуратно уложенные, были растрёпаны от бега. Он с трудом восстанавливал дыхание, держа руку на груди, пока глаза бегали по комнате, высматривая Юнги. Джиоффреда, сидевшая в кресле, посмотрела на него с лёгким удивлением, но ничего не сказала. Она лишь одобрительно кивнула, когда Чимин, едва заметив её, прошёл мимо, направляясь к гостиной, где сидел Юнги. Его вид сразу выдал напряжение: он сидел на краю дивана, нервно тряся ногой. В руках у него был телефон, но экран уже погас — видно, он так и не смог отвлечься. Чимин сразу подошёл к нему, почти упав на колени, упёршись руками в свои ноги. Он выглядел обеспокоенным, его лицо пылало от переживаний и усталости. — Что случилось? Где он? — его голос был почти надрывным. Юнги поднял на него взгляд, но не ответил. Вместо этого он просто встал, аккуратно схватил Чимина за руку и повёл его через дом и когда они подошли к двери комнаты Чонгука, Юнги остановился, как будто собираясь с силами, прежде чем открыть её. Дверь скрипнула, впуская мягкий свет утра в спальню. Чонгук лежал на боку, крепко свернувшись в клубок, словно пытался спрятаться от всего мира. Одеяло было сбито, обнажая его плечо. Его дыхание было ровным, но какое-то слишком тихое, почти незаметное. Лицо, обычно такое живое и эмоциональное, сейчас казалось бледным, безжизненным. Глаза оставались закрытыми, но даже во сне было видно, что его что-то беспокоит. Чимин замер у дверного проёма, а потом, словно боясь спугнуть эту хрупкую тишину, сделал несколько осторожных шагов вперёд. Он присел на край кровати, наблюдая за другом. Его руки невольно потянулись к Чонгуку, и он аккуратно провёл пальцами по его волосам. На мгновение казалось, что этот жест принесёт спокойствие, но затем Чимин почувствовал, как тепло, исходящее от тела Чонгука, прожигает его ладонь. Он резко поднял взгляд на Юнги, который стоял у двери, скрестив руки на груди. Чимин выглядел ошарашенным, его глаза округлились. — У него жар. — Его голос дрогнул, он пытался понять, что происходит. — Что вообще произошло? Юнги вздохнул, тяжело опустив голову. Его плечи были напряжены, как будто он нес на них невидимый груз. Он прошёл в комнату, но не сразу нашёл в себе силы заговорить. — Я нашёл его на полу прошлой ночью, — начал он, избегая взгляда Чимина. Его голос был глухим, но слова звучали как удар. — Он... у него была паническая атака. Он весь дрожал, не мог дышать. Я ничего не понял, просто... пытался успокоить его. Чимин замер, его рука всё ещё лежала на волосах Чонгука. — Ты не знаешь, почему? — спросил он тихо, снова посмотрев на Юнги. Юнги покачал головой. Его лицо было мрачным, и в нём читалась ярость, направленная скорее на самого себя. — Нет. Он ничего не сказал. А я… — он осёкся, нахмурившись. — Я не знаю, как ему помочь, если он сам не хочет говорить. Юнги не упоминал того, что такая ситуация не впервые, у них уже было такое. Чимин вновь посмотрел на Чонгука, его лицо выражало решимость и беспокойство, но он решил успокоиться и взять себя в руки. Пак чуть сильнее сжал ладонь, лежащую на его голове, будто пытаясь через прикосновение передать тепло и поддержку. — Для начала надо сбить жар, — наконец сказал он твёрдо, вставая с кровати. — Где аптечка? Юнги кивнул и молча направился к шкафу. Тем временем Чимин остался возле Чонгука, его взгляд был прикован к лицу друга. Он чувствовал тяжесть ситуации, но решил, что сейчас главное — действовать. Он знал, что с Юнги они вместе справятся, и никто из них не позволит Чонгуку остаться один на один с этим.

***

Чимин смог сдержать панику внутри себя и взять ситуацию под контроль. Спокойно, но уверенно, он сумел сбить температуру Чонгука и вместе с Юнги, они убедили Чонгука съесть хотя бы немного рисовой каши, которую приготовила Джиоффреда, надеясь, что это хоть как-то поможет его состоянию. Чонгук ел с явным усилием, а его рука, держащая ложку, продолжала дрожать от тремора. Он пытался изо всех сил скрыть свою уязвимость, уверяя Юнги и Чимина, что уже в порядке, что ему не нужно беспокоиться, но, все равно, несмотря на его слова, его лицо оставалось пустым, почти не выражая эмоций. Чимин и Юнги не могли не замечать этого, и хотя они не были уверены, что именно тревожит Чонгука, они продолжали настаивать, чтобы он выпил лекарства и чай с шалфеем, который старушка приготовила специально для снятия стресса. Минуты тянулись, но воздух в комнате становился все более тяжёлым. Чимин, почувствовав, как начинаются перебои с дыханием от душной атмосферы, тихо кашлянул, прерывая молчание. Он посмотрел на Чонгука, сидящего под одеялом, с обнятыми коленями. Его голос был мягким, почти заботливым, словно он старался осторожно подобрать слова, чтобы не причинить больше беспокойства. — Cucciolo… — произнёс Чимин, делая паузу, чтобы убедиться, что его слова не потревожат друга. — Можно мы откроем окно? Чонгук, всё ещё поглощённый своим состоянием, слабо кивнул в ответ. Он не отрывал взгляда от своих колен, прижимая их к груди, и его тело было туго обвито одеялом, как будто он пытался спрятаться от внешнего мира. Чимин тихо встал с кровати, готовясь направиться к окну, но тут Юнги, сидящий напротив, слегка поднял руку. Его ладонь, опустившаяся на плечо Чимина, мягко, но твёрдо остановила его. Юнги без слов дал понять, что сам откроет. Брюнет подошёл к окну, аккуратно отодвинул занавески и открыл его, впуская в комнату свежий воздух, который наполнил пространство, заставив всё затхлое и тяжёлое немного отступить. Воздух стал прохладнее, и на мгновение комната наполнилась лёгким ветерком, который словно дал всем передышку. В комнате повисла тяжёлая тишина, когда все в один момент вздохнули, глотая свежесть, которая принесла с собой открытое окно. Чимин, почувствовав эту перемену, опустил голову на плечо Чонгука, осторожно поглаживая его по затылку, пытаясь добавить хоть каплю покоя, в то время как Юнги случайно бросил взгляд на окно напротив, и его внимание сразу же привлекла фигура Тэхена. Тэхен стоял неподалеку, нервно теребя сигарету, как будто она была его последним якорем в этом мире. Его другие пальцы, зажимающие книгу, выглядели как забытая вещь — странный предмет, который когда-то обещал быть чем-то значимым, но теперь не имел ни смысла, ни цели. Его взгляд был уставшим, глаза тусклыми, они скользили по стенам, не находя точки опоры, пока не наткнулись на фигуру Юнги в окне. Тэхен резко выпрямился, но осознав, что перед ним не тот, кого он ожидал, замер на месте. Его движение было автоматическим, отчаянным, но сейчас, когда он увидел лишь Юнги, все его нервные движения затихли. Юнги, замечая его, слегка приподнял бровь в ответ на его неуверенное движение. Он уже собирался повернуться и уйти от окна, но голос Тэхена остановил его. — Прости… мм, — Тэхен, стиснув книгу в руках, нахмурился, пытаясь вспомнить имя, но безуспешно. Его лицо выражало явное беспокойство, но его слова звучали с ноткой растерянности. — Как тебя зовут? — Юнги, — коротко и спокойно ответил тот, не оборачиваясь, но почувствовав напряжение в воздухе. — Да, Юнги, — теперь, уже более уверенно, произнес Тэхен. — А как… Чонгук? Брюнет хмурит брови, его взгляд быстро скользит по комнате, как будто пытаясь уловить нечто скрытое. Затем, чуть наклонив голову, он начинает пристально изучать мужчину, стоящего перед ним. Вопрос, на первый взгляд, кажется простым: сосед просто интересуется, как дела. Но для Юнги, зная, сколько раздражения и даже отвращения вызывает этот парень у Чонгука, этот вопрос звучит как-то необычно. Да, Тэхен — приятный человек, Мин сам это признавал, и даже не понимал, почему его друг так относится к этому парню, но настолько ли он хорош и добр, чтобы интересоваться жизнью считай незнакомого парня? Этот вопрос имеет смысл только в одном случае, если только... — Закрой окно. Прежде чем Юнги успел что-то ответить или даже подумать, его мысли прервал агрессивный голос Чонгука. Юн резко поворачивает голову, и его взгляд встречается с глазами друга. В этот момент, брюнет готов поклясться, что почувствовал, как тело Чонгука начало излучать напряжение, как его взгляд стал холодным и полным какого-то непонятого гнева. Это было не похоже на привычную агрессию Чонгука, которую Юнги знал, в его глазах был какой-то особенный свет. Глаза Чонгука горели, но не от злости. В них была ярость, да, но в тоже время и нечто другое, неясное. Это была боль. Боль, которую он не мог скрыть, которую не мог прикрыть даже в своей агрессией. Чимин, почувствовав напряжение, поднял голову с плеча Чонгука, переводя взгляд сначала на него, потом на Юнги. Его глаза сначала полные непонимания, позже, следуя за взглядом Юнги, заметили Тэхена у окна. Мгновенно его выражение лица стало озадаченным, и он настороженно взглянул на друга. — Юнги, закрой окно, я сказал, — повторил Чонгук, и его голос дрожал от нарастающего раздражения. Чимин чувствует, как его ладонь начинает покрываться холодным потом, когда под его пальцами отчетливо ощущается, как тело Чонгука начинает снова дрожать. Сердцебиение его друга, безжизненно и быстро, кажется, захватывает каждый уголок комнаты, а дыхание становится прерывистым, как будто сама жизнь уходит из его тела, оставляя за собой лишь пустоту. Руки Чимина начинают дрожать, когда он касается лица Чонгука, пытаясь вернуть его взгляд, его внимание. — Чонгук, посмотри на меня, Caro, — тихо, с тревогой, произносит он, хотя и сам чувствует, как собственное дыхание сбивается, осознавая, что паническая атака снова захватывает его друга. Но Чонгук не отвечает. Он не видит Чимина, его глаза застылые, словно заперты в одном месте, и всё, что он видит — это Тэхен. Он не видит эмоций на его лице, но ощущает в себе злобу, которая закрадывается в сердце, как тень. Тэхен, этот человек, который стоит перед ним, наполняет его сознание пустотой, которая не дает ему ни ясности, ни покоя. Его дыхание становится все более поверхностным, сердце бьется быстрее, разрывая грудь. Он чувствует, как его сознание тонет в прошлом, в воспоминаниях, которые снова и снова возвращаются к нему, как тяжелые удары. В его голове уже нет пространства для других мыслей. Только Тэхен. Его ладонь, скользнув по груди, ощущает, как боль пронизывает его тело, заставляя его хвататься за сердце. Кажется, оно вот-вот вырвется наружу. Тэхен в его глазах сливается с тем, кого он пытался забыть. Лицо того человека, который предал, который растоптал его сердце, оставив его с этим больным чувством. Вдохи становятся всё реже, а ощущения — всё сильнее. Мгновение — и Чонгук уже не может дышать. Он не видит ничего вокруг себя, не слышит голосов, не ощущает ничего, кроме этого смутного, кошмарного ощущения, как его душа затягивается в темные воды. Юнги побегает к шатену в секунду, хватает его лицо в свои ладони, стараясь принудить его взглянуть на себя. Его сердце колотится, когда он чувствует, как руки Чонгука продолжают дрожать, как его дыхание почти совсем прекратилось. Он говорит с ним, словно последние слова, надеясь, что хотя бы его голос сможет вернуть Чонгука к реальности, заставит его почувствовать, что он не один. — Чонгук, дыши, посмотри на меня! Чонгук блят! — в голосе Юнги звучит паника, но в его взгляде только одно — страх. Чонгук, уже не в силах держать себя, рыдает в голос, слезы катятся по щекам, оставляя следы боли, отчаяния и безысходности. Он крепко держится за руки Юнги, но его тело не прекращает дрожать, словно он не может остановиться, как будто его изнутри разрывает что-то невидимое, невообразимое. Шатен пытается найти слова, но они не приходят, он не может найти нужной силы, чтобы выразить, что с ним происходит, и с каждым всхлипом его внутренний мир рассыпается на осколки. Его грудь сжимается, он чувствует себя абсолютно слабым и беспомощным, несмотря на того, кто рядом, несмотря на Юнги, который держит его так крепко, что, казалось бы, никакие штормы не могли бы его поколебать. — Зачем... — его голос прерывается, не в силах удержать слезы, и он снова всхлипывает, теряя последние силы в попытках найти хотя бы пару слов для объяснения того, что происходит в его голове. — Зачем Минхо Тэхен.. так поступил, Юнги, зачем... Имя звучит, как нож в сердце Юнги. Каждое слово, произнесенное Чонгуком, больно вонзается в его грудь, но времени думать нет. Чонгук не может остановиться, он трясется в руках Юнги, и брюнета охватывает паника. Глаза Юнги стремительно переводят взгляд на Чимина, который сидит рядом, его тело напряжено, как струна, весь на грани. Юнги видит, как его лучший друг теряется в своих эмоциях, и это ломает его, поэтому он уже переходит на крик. — Воды, принеси воды! — его голос звучит резко, как будто единственное, что сейчас может сделать — это удерживать его друга, как бы сильно ни болело. Но Чимин, словно не слыша, сидит в своем отчаянии, и Юнги не может выдержать этого. Чонгук снова кричит, паника охватывает его, и воздух в комнате становится тяжелым. В его горле начинает застревать злость, но в этой злости больше страха, чем всего остального. — Минхо, кто Минхо, Юнги? — Чимин наконец вырывается, его голос в вопросе звучит ошарашенно и растерянно. — Чимин, мать твою, принеси ебанной воды! — Юнги снова кричит, уже смотря на Чимина с глазами полной ярости. Блондину не пришлось повторять дважды. Он резко встал, чувствуя, как ноги сами несут его из комнаты, оставляя за спиной приглушенные рыдания Чонгука и тяжелый, словно натянутый воздух, который казалось бы уже невозможно было вдохнуть. Чимин практически выбежал на кухню, хватая бутылку воды с таким отчаянием, словно она была его единственным спасением. Его руки дрожали, ледяная поверхность бутылки скользила в ладонях, и он, склонившись над столом, пытался налить воду в стакан, но пальцы никак не слушались, словно подчиняясь только хаосу в голове. Рядом тихо раздались мягкие шаги, и прежде чем Чимин успел снова сделать неудачную попытку, на его плече оказалась ладонь Джиоффреды. Ее прикосновение было таким легким, будто она боялась спугнуть его, но при этом в нем было столько силы, что блондин почти сразу остановился, неохотно передавая ей бутылку. Она уверенно взяла ее, одной рукой наливая воду, а другой нежно поглаживая парня по спине, словно пытаясь снять невидимый груз, лежащий на его плечах. — Ti aiuterò, va bene. Non devi essere sempre forte. — Её голос звучал тихо и мягко. Он поднял взгляд, встретившись с её теплыми глазами, и на секунду замер. Слова Джиоффреды, такие простые, казались для него чем-то невыносимо тяжелым, но в то же время таким необходимым. Чимин глубоко вздохнул, его руки медленно опустились на стол, а из губ сорвался прерывистый выдох, словно весь груз последних минут вдруг начал хоть немного спадать. — Corri, tesoro, — прошептала она, её пальцы мягко провели по его волосам, прежде чем она легко поцеловала его в лоб. Этот момент, короткий, но такой значимый, дал Чимину необходимую опору. Он кивнул, взял стакан с водой из её рук и, бросив на неё благодарный взгляд, быстро развернулся и побежал обратно, не позволяя себе больше ни секунды промедления.        Юнги продолжал мягко гладить Чонгука по спине, словно стараясь передать ему через свои прикосновения хотя бы частичку спокойствия, которого у самого уже почти не осталось. Его страх, густой и липкий, словно поглощал каждую клетку, но он не отступал, оставаясь рядом с другом, удерживая его в реальности шепотом и теплом своих рук. Исполнить приказ Чона — закрыть окно — Юнги не мог, слишком боясь оставить его одного в этом состоянии. Чимин ворвался в комнату, едва успев перевести дыхание, держа в руке стакан с водой. Не раздумывая, он опустился на колени прямо перед кроватью и, протянув стакан, посмотрел на Юнги с ожиданием. Юн, всё ещё одной рукой поддерживая дрожащего друга, другой мягко подхватил стакан, приподнял Гука за затылок и поднёс воду к его губам. — Гука, давай. Сделай глоток, всё хорошо, мы рядом, — шепчет Мин мягким голосом. Чонгук всхлипывал, его дыхание всё ещё было рваным, но он послушно сделал несколько осторожных глотков, хотя каждый казался ему болезненным усилием. Вода едва проходила через пересохшее горло, но всё же она немного уравновешивала его состояние. Юнги бросил короткий взгляд на Чимина, его голос стал чуть спокойнее, хотя в нём ещё слышалась сдерживаемая тревога: — Закрой окно, пожалуйста. Чимин лишь кивнул, не задавая лишних вопросов. Он поднялся с колен, подошёл к окну и, взглянув наружу, замер на секунду. Его взгляд наткнулся на невыкуренную сигарету, одиноко лежащую на подоконнике дома напротив, рядом с открытой, но давно забытой книгой. Но фигуры Тэхена больше не было. Мужчина исчез, оставив после себя только этот странный след.

***

Чонгук наконец уснул. Только тогда тишина смогла хоть на миг накрыть гостиную, позволив Чимину и Юнги выдохнуть. Но их облегчение было обманчивым — напряжение висело в воздухе, как натянутая струна, готовая порваться. У обоих в глазах отражалась усталость, и каждый мускул был готов к прыжку. Стоило только раздаться хоть малейшему шороху — и они бы сорвались с места. Джиффреда сидела неподалёку, сжатая, словно пружина. Она боялась пошевелиться, боялась сказать хоть слово. Её страх был прост: одно неосторожное движение — и её внук снова может сломаться. А это была роскошь, которую никто из них не мог себе позволить. Юнги лежал на диване, закинув руку на глаза, пока Чимин сидел у его ног, напряжённо дёргая ногой. Его взгляд был острым, пальцы сцеплены в замок, как будто это могло удержать его рвущиеся наружу мысли. — Кто такой Минхо? — раздался наконец его голос, разрезая вязкую тишину. Он наклонился вперёд, сжав сцепленные пальцы до побелевших костяшек. — Это не важно, — коротко бросил Юнги, даже не шевелясь. — Если я спрашиваю, значит, хочу знать, — упрямо продолжил Чимин, его голос стал ниже, а взгляд — жёстче. — Если я не отвечаю, значит, тебе этого знать не нужно, — отрезал Юнги, по-прежнему оставаясь на своём месте, будто гравированная статуя. Тишина вновь окутала гостиную, как тяжёлое одеяло. Чимин отчаянно вздохнул, откинув голову назад на диван. Его мысли метались, словно мотыльки в ночи. Он пытался ухватить за хвост истину, понять, что скрывается за панической атакой друга, найти хоть одну подсказку. Юнги, напротив, оставался внешне спокойным. Его разум работал как механизм часов, анализируя происходящее. Картины последних дней всплывали перед ним, складываясь в беспокойный узор: Чонгук пришёл в себя, но стоило лишь Тэхёну заговорить, как его снова охватило удушье. Вчера, когда Юнги вернулся домой, он нашёл Чонгука на полу, рядом с стеной, у открытого балкона, глаза которого были прикованы к соседнему дому. Всё это напоминало головоломку, которую нужно было собрать, чтобы добраться до сути. Юнги медленно выдохнул и, сохраняя спокойствие в голосе, произнёс: — Чимин. Блондин тут же напрягся и вскинул взгляд на керамиста. — Что? — отозвался он, настороженно. — Этот Тэхён, — Юнги приподнялся, встретив взгляд друга. — Он вообще как-то разговаривал с Чонгуком? Была у них хоть какая-то коммуникация? Чимин нахмурился, не понимая, к чему этот вопрос. Он задумался, сцепив пальцы, затем медленно положил подбородок на ладонь, перебирая в памяти фрагменты недавних дней. — Ну… Разговаривали пару раз. Ничего особенного, — сказал он неуверенно, словно не до конца веря своим словам. Юнги прищурился, его лицо омрачила тень подозрения. — Ничего особенного? — повторил он, его голос звучал жёстче. — Просто так Чонгук никого не ненавидит. Он вспомнил тот день, когда шатен с раздражением рассказывал о Тэхёне, его голос дрожал от скрытой ярости. Опустив руку, Юнги теперь смотрел прямо на Пака, пока блондин бегает глазами по пространству. — Тэхён — вполне адекватный парень, — начинает Чимин, как будто пытается сгладить углы— Хотя, да… Бесил Чона. Ну, потому что флиртовал. Юнги медленно поднимает правую бровь, его саркастический взгляд словно кричит: «Ты серьёзно?». Закатив глаза, Чимин продолжает, уже с ноткой раздражения: — Я серьёзно. Постоянно подкалывал его, шутил, а по словам Чона, вёл себя «бесстыдно». Это всё, что я знаю, Юнги. Чимин расслабляет плечи и начинает разминать шею, но в его голосе звучит холодная, обжигающая решимость: — Но, не дай бог, если он хоть как-то причастен. Клянусь, Юнги, я ему сломаю позвоночник. Юнги не отвечает сразу, но его взгляд становится холоднее, жёстче. Слова Чимина, сказанные будто между делом, повисают в воздухе, пропитывая атмосферу напряжением. Юнги понимает одно, если уж ломать позвоночник Тэхену, то делать это вдвоем.

***

Ночь тянулась бесконечно. Чимин остался ночевать в комнате друга, но напряжение словно поселилось с ними в четырёх стенах. Каждый вздох Чонгука, каждое движение, даже самое незначительное, заставляло Чимина напрягаться. Он не спал, не позволял себе расслабиться, готовый в любую секунду вскочить и прийти на помощь. Осознав, что сон всё равно не придёт, Чимин бросил последний взгляд на друга. Шатен мирно дышал, казался спокойным, и это дало Чимину хоть немного уверенности. Осторожно поднявшись, он вышел из комнаты. Ему нужно было чем-то заполнить пустоту, что разрывала его изнутри. Вода, вино — что угодно, лишь бы хоть на мгновение забыться. Выходя с комнаты, он замирает, заметив фигуру у балкона. Юнги стоял неподвижно, плечом оперяясь на дверной косяк, а другой держа сигарету, дым от которой завивался ленивыми кольцами. Его взгляд был прикован к чему-то за открытым окном, а рука в кармане казалась почти расслабленной. Чимин остановился у двери Чонгука, затем, вместо того чтобы идти дальше, подошёл ближе и встал рядом. Он забыл о том, что собирался пить, забыв даже о собственной усталости. — Не спится? — тихо прошептал он, разрывая вязкую тишину. Юнги не отвёл взгляда от окна, лишь слегка выдохнул дым, прежде чем ответить: — Слишком много мыслей. Не могу уснуть. Чимин замер, чувствуя, как напряжение между ними снова набирает силу. Тишина, казалось, давила на плечи, заполняя собой всё пространство. — У меня нет дома. Юнги застыл с сигаретой в зубах, его взгляд, казавшийся безразличным, всё же медленно переместился на Чимина. Блондини не отрывал взгляда от пустоты, которую обнимала ночь за окном. Тихо произнесённые слова повисли в воздухе, как тяжёлые камни, не давая покоя ни одному из них. Спустя несколько секунд, Чимин, всё так же не отводя взгляда, продолжил, и его голос был тихим, но таким, что проникал в самую душу. — Ты спрашивал, почему я остался на море той ночью и не пошёл домой. В тот момент на лице Юнги промелькнуло искреннее удивление. Он, казалось, застывает, не понимая, куда ведёт этот разговор, и только тогда Чимин поворачивает к нему взгляд, а его слова словно ранят, и в них скрывается невидимая боль. — На самом деле, дом у меня есть, но мне не к кому идти, — выдохнул Чимин, почти без эмоций. Юнги не отводил глаз, но это было уже не удивление. Это была тень сочувствия, будто он вдруг понял гораздо больше, чем предполагал. Чимин коротко засмеялся, но смех этот был нервным, с укоризной и горечью, с тихой усмешкой, как будто стараясь скрыть уязвимость. Он поднял голову, смотря на ночное небо, его дыхание стало чуть тише. — У меня нет семьи, нет такой классной бабушки, как Джиффреда… — слова прозвучали как тяжёлое воспоминание, уносящее его в прошлое, которое он не мог изменить. — Нет матери, которая отправила бы меня на юридическую. Тон его голоса стал ещё тише, будто он смеялся над собой, вспомнив то, как Чонгук рассказывал ему о матери, мечтавшей о правовом будущем сына. Внутри Чимина возникла обострённая боль, он почувствовал, как его щеки слегка потёрлись от слёз, но быстро сдержал их. — Об отце я вообще ничего не знаю… И, наверное, это к счастью. О нём даже знать не хочется, — сказал он с горечью, его нижняя губа задёргалась, как будто этот смех был последним, что удерживало его от сломленных слов. Сигарета Юнги продолжала медленно выпускать дым, растекаясь в ночном воздухе, как его мысли, затянутые тяжёлым покоем. Он стоял, не отводя взгляда от Чимина, чьи глаза всё ещё были устремлены в темноту за окном. В них читалась боль, но Юнги не собирался жалеть спасателя, он понимал, что жалость к этому человеку лишь вызвала бы в нём раздражение, а этого он не хотел. Словно делая паузу в тишине, он поднял руку и вынул сигарету из зубов, взглянув на неё с равнодушием, прежде чем повернуться к Чимину, его голос теперь был хриплым, но твёрдым: — Почему ты мне это говоришь? Чимин, как будто не замечая вопроса, вытирает тихие капли слёз с щёк, и его дыхание становится чуть резче, будто слова, которые он не хотел произнести, наконец нашли путь наружу. Он отвечает сдержанно, но в голосе сквозит напряжение: — Захотелось, — его голос дрогнул на мгновение, но он не стал позволять себе слабину, — а если честно, я видел недоверие в твоих глазах. Ты не доверяешь мне, и это везде. Наверное, тебе было так тяжело просто позвонить и позвать сюда. И про Минхо, о котором говорил Чонгук… ты мне ничего не хочешь рассказать. — Не впутывай в это Минхо, — говорит керамист, а голос тяжёлый, но не холодный, — это личная жизнь Чонгука, и доверие здесь ни при чём. Если он решит, он сам тебе расскажет, когда будет готов. Чимин кидает быстрый взгляд на Юнги, а его лицо остаётся без эмоций, но внутри буря не даёт покоя. Он чувствует, что что-то осталось скрытым, что между ними есть барьер, который они никак не могут разрушить. Он хмыкает, но в этом звуке слышится не насмешка, а какой-то холод, который пришёл с пониманием. — Понял, — тихо проговаривает он, но что-то в его голосе выдаёт боль, и он чувствует, как холод постепенно заполняет всё внутри. Они стоят в молчании, каждый погружённый в свои мысли, пока Юнги не заканчивает сигарету и бездумно выбрасывает её через окно. Это движение — небрежное, почти как отчаяние, выбивает Чимина из состояния. Он резко поворачивается и, чувствуя как нарастающее раздражение сжимает его грудь, резко шлёпает Юнги по плечу, его рука тяжела и жестка. — Ты что творишь? Про мусорный кризис не слышал? — голос Чимина звучит агрессивно, в нём смешиваются и ярость, и отчаяние, как будто вся накопившаяся боль вырвалась наружу одним коротким жестом. Юнги вздрагивает от неожиданного удара, и на его лице появляется искренняя ухмылка — не от радости, а от того, что он наконец видит, как Чимин реагирует, как его внутреннее напряжение разрывается. — Ой, да ладно, всё нормально. Подумаешь, сигарета, — ответил керамист, а его глаза блеснули, как будто он только что понял, что в этой тишине есть место для лёгкой шутки. Чимин, невольно задержав дыхание, приподнял руки и скрестил их перед грудью, как будто пытаясь сдержать себя. Его взгляд был темным, а глаза — уже привычно закатились к потолку, когда он ответил: — Вот из-за таких, как ты, и море загрязняется. Юнги, с хитрым блеском в глазах, усмехнулся. Он повернулся к стене, прислоняясь спиной к ней, так, чтобы взгляд все равно касался Чимина, а голос его был полон лёгкой насмешки: — Ах, опять ты про море? — сказал Юнги, голос его был мягким, но с игривой ноткой. — Это твоя любимая тема, не так ли? Чимин резко выдохнул, не скрывая раздражения, и наклонился чуть вперед, смотря прямо на Юнги. Его слова вышли сдержанными, но каждый звук звучал с решимостью: — Да, опять про море. А ты что? Все время про свои статуи не думаешь? Юнги на мгновение замолчал, но ухмылка так и не покинула его губ. Раздражать Чимина оказалось даже веселее, чем ему казалось, и кажется, керамист этим наслаждался. Чимин же не замечал, как едва уловимая насмешка проскользнула в голосе Юнги. В его сердце уже давно не было сомнений — за свое море он готов был бороться до конца. — Статуи... А ты когда-нибудь задумывался, каково это — быть таким холодным и вечным, как камень? В отличие от моря, которое всё время меняется. Ты мог бы быть красивой статуей, Чимин. Такой неподвижный, с красивыми губами. Чимин вдруг ощутил, как его сердце пропустило удар, а воспоминания больно врезались в голову. "minyoong: Губы у тебя действительно ниче, хотя волосы я бы перекрасил." Он невольно отвел взгляд и пытался скрыть лёгкое покраснение на щеках. Он знал, что Юнги не имеет в виду ничего серьёзного, но его слова почему-то задели. — Прекрати, — пробормотал Чимин, пытаясь сдержать себя, но его голос дрогнул. — Ты что, прикалываешься? Не нужны мне твои статуи. Юнги сделал шаг вперед, не в силах удержать свою усмешку. Он по-настоящему наслаждался этим моментом, видя, как Чимин теряет равновесие. И, словно бы, совершенно невозмутимо, сказал: — Ты ведь и сам знаешь, что тебе нравится, когда я так говорю. — Он говорил это почти шепотом, с таким тоном, что это не могло не потревожить Чимина. - Я видел как ты смущался рядом со мной, как не мог двух слов связать. Если я чего - то не говорю, это не значит, что я не замечаю. Чимин почувствовал, как его щеки ещё больше пылают, а голос стал чуть тише. — Ты... ты что, с ума сошел? — его слова звучали несколько нервно, как впервые дни, когда он столкнулся с Юнги. Керамист же не отрывал от него взгляда. Он подходил ближе, слишком близко, чтобы между ними осталось совсем немного расстояния, и тихо сказал: — Я ведь знаю, что тебе нравится это чувство, когда я немного сбиваю тебя с толку. Ты всегда такой... упрямый, но когда я рядом, ты не можешь скрыть свою реакцию. — Его улыбка была едва заметной, но слишком уверенной. Чимин чувствовал, как его дыхание замедляется, и, как бы пытаясь вернуть контроль над ситуацией, он резко шагнул назад. — Не играй со мной так, Юнги, — сказал он, но голос его всё равно звучал мягче, чем он хотел. Юнги же не спешил отступать, его глаза сияли живым интересом. Он тихо подшутил: — Я бы не сказал, что это игра, Чимин. Но если ты хочешь, могу остановиться... хотя, сомневаюсь, что тебе это действительно нужно. Чимин стоял, как вкопанный, совершенно не в силах сдвинуться с места. Его дыхание стало тяжелым, а мысли будто затуманились. Он не мог выдавить из себя ни слова, несмотря на то, как сильно хотелось что-то ответить Юнги. Его взгляд бессильно скользил по лицу брюнета, и он едва заметил, как тот шагнул ещё ближе. Чимин инстинктивно отступал, но ноги будто приросли к земле. Он пытался заставить себя говорить, но голос отказывался подчиняться. Что-то внутри застряло, а его глаза продолжали бегать по лицу Юнги, изучая каждый его жест, каждую деталь, от изогнутой линии губ до тонких пальцев, которые невольно играли с краем его футболки. Чимин не мог понять, почему в его груди так тревожно, почему это странное чувство не давало покоя. На мгновение в голове мелькнула картинка: первый раз, когда он увидел Юнги через экран мобильного. Это был момент, когда Чонгук по видео говорил, и Чимин, невольно заметив Юнги, зацепился взглядом за его образ. Как будто всё остальное исчезло, а он остался. Керамист был не просто красивым — он был ошеломляюще красивым. С его длинными тёмными волосами, которые едва касались плеч, с карими глазами, в которых скрывался какой-то загадочный свет, и взглядом, таким проницательным и уверенным. Чимин снова потерялся в воспоминаниях, когда представил его в мастерской, окружённого глиной, с ловкими пальцами, аккуратно формирующими вазу. В тот момент он почувствовал, как в его груди возникло что-то неопределённое. Он пальцами не вазу формировал, он этими пальцами на нервных окончаниях Чимина играл. И вот теперь, стоя перед ним, блондин ощущал себя почти потерянным, как если бы каждый его шаг назад был лишь ответом на шаг Юнги вперёд. Он чувствовал себя уязвимым, будто поддавался какой-то невидимой притягательности, которая манила его всё сильнее. Юнги, заметив его замешательство, с улыбкой, наполненной игривым интересом, шагнул ещё немного ближе. Чимин сдержанно вздохнул, но снова не смог сдержать взгляда. У него не было ни сил, ни слов, чтобы ответить на это молчаливое давление, которое исходило от Юнги. Чимин стоял, будто закован в цепи, его тело не слушалось, а мысли расплывались в тумане. Он пытался дышать, но воздух в груди сдавливал, и каждое его движение казалось тяжелым, как будто он находился в каком-то другом, нелепом мире. Его руки сжались в кулаки, но ни одна клеточка тела не могла двигаться. Взгляд бегал по лицу Юнги, в котором было что-то неопределённо притягательное и одновременно пугающее. В его глазах была загадка, полная обещаний и чего-то, что Чимин не знал, как расшифровать. Юнги подошёл ещё ближе, и Чимин ощутил, как его лицо накрывает волна тепла, когда руки брюнетом скользнули по его животу, поднимаясь вверх, безо всякого предупреждения. Прикосновения были мягкими, но уверенными. Кожа Чимина дрожала, словно электрическим током, от этих нежных, но обжигающих жестов. Он почувствовал, как пальцы Юнги касаются его щеки, а затем, не ожидая, большой палец скользит по скулам. Каждое его прикосновение, каждое движение заставляло Чимина теряться в собственных чувствах. Взгляд Чимина был утерян, его глаза словно бежали по лицу Юнги, не находя точек опоры. Он не мог понять, что с ним происходит. Слова застревали в горле, а внутри было какое-то оглушающее, невыносимое волнение. Он был рядом, так близко, что Чимин ощущал его присутствие всем своим существом. Его тело напряглось, дыхание сбилось, но он не мог отступить, как будто что-то не позволяла ему это. Юнги был слишком близко, очень близко, почти в мгновении ото всех этих мыслей, его лицо теперь едва не касалось Чимина. Чимин застыл, его сердце, казалось, замерло, и в этот момент Юнги прошептал: — Если я тебя поцелую, оттолкнешь? Эти слова звучали так тихо, но так ярко, что они пронзили Чимина насквозь. Он почувствовал, как его грудь вздрагивает от волнения, а сердце стало биться в два раза быстрее. Словно мгновенно он оказался в другом пространстве — сжатый в том самом моменте, где время замедляется, а воздух становится тяжёлым. Каждое слово Юнги было как вызов, как крик в пустоту, который заставлял Чимина теряться ещё сильнее. Он пытался что-то сказать, но его голос был заперт, он не мог выговорить ни звука. Сердце стучало так сильно, что Чимин был уверен, что Юнги может его услышать. Глаза Чимина закрылись на мгновение, пытаясь взять себя в руки, но ощущение его близости продолжало наполнять его разум и тело. Он не знал, как ответить, как поступить. Страх? Желание? Все эти чувства смешались в одну яркую бурю, которую он не мог контролировать. Он пытался найти слова, но вместо них у него в голове только одно: что, если ответит? Что, если оттолкнёт? Что будет потом? Юнги же, словно наслаждаясь его состоянием, не спешил отступать. Его взгляд был настойчивым, но мягким, как будто он был готов подождать, готов увидеть, что произойдёт, если Чимин всё же решится ответить. Секунда. Всего одна секунда, которая растянулась в бесконечность. Чимин почувствовал тепло дыхания Юнги, их лица были так близко, что казалось, будто само время застыло. Его глаза дрогнули, а потом медленно закрылись, как будто он сдавался этому моменту. Сердце стучало где-то в горле, а каждая мышца тела кричала о том, что ему стоит отступить. Но он не мог. Он подался вперёд, ведомый чем-то, что был не в силах объяснить. Губы Юнги почти коснулись его. Ладонь керамиста, крепко удерживающая его лицо, добавляла напряжения, а взгляд Юнги, даже через полузакрытые веки, был прожигающим. Их дыхания смешались, создавая пространство, где существовали только они вдвоём. Но этот момент внезапно разорвал громкий хлопок, словно кто-то со всей силы захлопнул дверь. Чимин отпрянул так быстро, что едва не потерял равновесие. Юнги тоже отступил, но его движения были куда более плавными. Они оба замерли, оглядываясь по сторонам, как будто пытались понять, кто ещё мог быть в доме. Гостиная была пуста. Ни Чонгука, ни Джиоффреды не было видно. Но это не мешало сердцу Чимина бешено колотиться, и не от недавней близости. Он стоял, пытаясь отдышаться, пока лицо его всё ещё пылало. Мысли в голове не могли связаться во что-то целостное, они только кричали одно: "Что я делаю?!" Юнги, напротив, выглядел спокойным. Его губы изогнулись в лёгкой ухмылке, как будто ничего серьёзного не произошло. Он медленно выдохнул, проводя пальцами по своей шее, но в его глазах играла искра. Он знал, что Чимин ощущает сейчас, и, кажется, это его забавляло. Чимин, кашлянув, попытался хоть как-то взять себя в руки. Его голос был тихим и немного дрожащим: — Я… я пойду к Чону, — пробормотал он, избегая взгляда Юнги, и тут же развернулся, чтобы скрыться. Его ноги буквально понесли его к комнате Чонгука, словно спасение было только за этой дверью. Он исчез быстрее, чем успел осознать, оставляя Юнги одного. Юнги лишь смотрел ему вслед. Ухмылка так и не покидала его лица, а в глазах светилось что-то тёплое, но одновременно лукавое. Он провёл рукой по своим волосам, чуть качнув головой. А что это за дверь была, которая хлопнула так внезапно, так и осталась загадкой, которая почему-то никого из них больше не заинтересовала.