Error

В цехе кипит работа. Печи плавят мусор в металл, станки делают из него детали и запчасти, но Хеди не обращает на это внимания. Вся работа давно автоматизирована, поэтому у неё есть время сидеть на стуле в углу и, держа в руке острый метательный нож, медленно разрезать себе запястье немного выше вен. Густая красная кровь проступает сквозь неглубокий ровный надрез, стекая по бледной коже прямо на колени. Девочка приглядывается, принюхивается и даже пробует, но ничего. Её кровь не имеет ни запаха, ни вкуса, растворяясь на языке как кусочек льда. Хеди знает, какой мерзкий запах оставляет настоявшаяся, уже свернувшаяся кровь в трупах, знает, какой яркий металлический запах оставляет свежая, но её кровь не имеет вообще никакого запаха. Ни только пролитая, ни та, что осталась пятнами на штанах и каплями на полу цеха. Странно? Поэтому Альсина отдаёт предпочтение другим? Заметить увлечение Леди Димитреску и её дочерей кровью нетрудно, если действительно смотреть и слушать. Последние три месяца Хеди занималась именно этим. Наблюдала и изучала. Сначала узнать о явно нездоровой любви к чужой крови было страшно и непонятно. Семья Димитреску становилась всё более странной даже для неё. Никто из близких не питал извращённых слабостей к людям и их частям тела, так что для Хеди это открытие стало удивлением. Впрочем, не прошло и недели, как девочка перестала искать в действиях и увлечениях Димитреску смысл и просто приняла это как данность. Её больше интересовал другой вопрос. По каким критериям служанки становятся объектами их влечения? Выбранные девушки ходили в закрытой одежде, измученные потерей крови и недосыпом, часто на открытых частях тела можно было разглядеть порезы и синяки. Служанки сестёр просто не могли скрыть следы от пальцев на лице. Также Хеди заметила, что таких были единицы. Кассандра мучила свою личную служанку, у Бэлы была садовница, Даниэла никем не увлекалась, и… Виола для Альсины. Так звали девушку, обычно прислуживающую во время приёмов пищи. Хеди честно старалась наблюдать за ней незаметно, но иногда не получалось, поэтому помимо тяжёлой работы и самой Леди, что резала её от макушки до пят, Виола, кажется, начала страдать манией преследования. Итак, девушки были абсолютно разные. Разного роста, телосложения, внешности и характера. Их не объединяет ничего, кроме общего работодателя и крови, которая нравилась женщинам Димитреску. Но что именно? Запах, которого у Хеди нет? Специфический вкус, которым её кровь тоже не обладает? Может, что-то с цветом? Хеди объективно лучше во всём, кроме главного элемента. Как и день, и неделю, и месяц назад она дожидается, пока кровь с запястья не прольётся на колени. Пара капель просачиваются сквозь тёмную ткань одежды, оставаясь там до следующей стирки, а запачканный нож летит в противоположную сторону цеха, снова не попадая в цель. Небольшая дощечка с красным кругом посередине появилась в самом уединенном для неё месте не случайно. Сначала Хеди с особым удовольствием выливала на неё свою злость, разочарование и обиду. Потом чувства остыли и хлипкая дощечка получала в два раза меньше ножей. Хеди не ревновала, нет. Положению Виолы и ещё двух девушек не позавидуешь, ведь в итоге они всё равно умрут. Тем более, это были не романтические отношения, а зависимость от крови. А она хочет другого. Она знает, что Альсина способна быть мягкой, она способна на нежность и любовь. Леди Димитреску так открыто демонстрировала это к своим дочерям, но никогда не проявляла терпимости к персоналу. Хеди находится где-то в золотой середине, и это положение её не устраивает. Она хочет выше, желая стать для женщины ещё одним членом семьи. Девочка встает, стряхнув с руки кровь, и подходит к печам, где груды мусора уже превратились в податливое, готовое для работы железо. Её ладони без страха берутся за горячие рукояти и опрокидывают котёл вниз, на конвейер, где машины сами выплавляют детали для солдат. Теперь у неё есть ещё несколько часов до того, как работа будет закончена. Перед тем, как снова занять стул у стены и, на этот раз, взять в руки лёгкую книгу без замысловатого сюжета, Хеди дожидается, пока кровь из пореза не свернётся. Она не глупая, не собирается причинять себе необратимый вред, вскрывая тонкую кожу на самом запястье, вместо этого разрезая её ниже локтя, но Карл начал замечать и задавать вопросы. Раньше она не заботилась об одежде, закатывая рукава сразу после того, как получала очередную дозу раздражения от вида и запаха своей крови, оставляя на рубашках её следы. Лорду это не нравилось, и Хеди пришлось придумать что-то о неаккуратной работе в цехе. Теперь она всегда ждет перед тем, как укрыть свои порезы под тканью. Ещё пара часов проходит бесцельно. Девочка прочитывает несколько глав, быстро устав от книги прохаживается по цеху, проверяет работу и снова садится в угол, смотря в никуда. Теперь дни тянутся медленно, отсчитывая каждую минуту, а ночи летят быстро. Ночью Хеди может долго не спать, мучаясь бессонницей и одновременно боготворя время, когда ей позволено отпустить всё, что было накоплено за день, и просто уйти в свои мысли. Девочка жадно выцепляет каждую секунду до первых лучей солнца: невыспавшаяся, уставшая, но довольная тем, что снова смогла помечтать, или что ей приснилась Альсина. Несмотря на небольшие тёмные круги под глазами, потухший взгляд и бледность от усталости, Хеди счастлива. Чем больше она работает днём, чем меньше даёт себе отдохнуть, тем слаще и желаннее для неё ночь. Впрочем, сейчас день. Его середина, если быть точнее. После работы в цехе Хеди будет помогать Карлу в лаборатории, вечером, после ужина, пойдёт на задний двор фабрики разгребать горы металла. В последнее время она занимается этим только из-за того, что днём остаётся слишком много времени на безделье. Ей не нравится многолетняя свалка прямо под окнами дома. Если расчистить землю, то после можно засадить её чем-то красивым и приятно пахнущим. Сада как у Димитреску, конечно, не выйдет, но Хеди хотя бы уберёт мусор и скучный вид из окон. Когда выплавка заканчивается, девочка привычно отсеивает хорошие детали от брака и переносит всё в соседний цех. После свет в огромном помещении гаснет. Хеди направляется в лабораторию. Всего за несколько месяцев небольшая горстка пригодных солдат превратилась в маленькую армию. Чуть меньше сотни. Пустующий ангар на фабрике теперь занят ожидающими команды роботами. Она смотрит на них с восхищением и страхом одновременно. Карл действительно гений. Хеди прочитала много литературы, посмотрела много фильмов. Ещё никто не соединял плоть со сталью настолько успешно. В реальном мире это практически невозможно. Гейзенберг же не только добился успеха, но и в короткие сроки смастерил маленькую армию. В то же время страшно увидеть их в действии. Подчиняются любому приказу, практически неубиваемые и многочисленные словно тараканы. Когда Карл запустит их, начнётся хаос. Хеди надеется на то, что в это время будет в безопасности фабрики. Лорд Гейзенберг работает в лаборатории с раннего утра, занимаясь телом юной девушки. Конечности уже заменены на металлические, грудь и живот укреплены пластинами, голова уже не походит на человеческую. Карл закрыл когда-то довольно милое лицо маской, изящные ладони превратились в тонкие, но очень острые клинки. От неё прежней не осталось ничего, кроме, разве что, нескольких полосок обескровленной кожи. Хеди молча присоединяется к работе, прикрепляя друг к другу мелкие провода на голове. — Как назовёшь? — спрашивает девочка, отвлекая Гейзенберга от работы с ногами робота. Это второй предводитель после Айнса, и Хеди немного сомневается в ней. Лорд намеревался создать четыре группы солдат и командующих, но эта девушка не похожа на Айнса. Она меньше, менее защищена металлом и почти не вооружена. Если бы Карл не трясся над ней, Хеди бы подумала, что это ещё один недоработанный солдат. — Пока без имени. Она не закончена, — Карл лишь едва поднимает голову, продолжая ковыряться в механическом колене. Несколько шестерёнок постоянно вылетают со своих мест и не дают мёртвой девушке сгибать колено. Пару минут стоит тишина. Прежде, чем задать очень интересующий ее вопрос, Хеди соединяет провода на лбу. Прорезь для глаз на маске загорается слабым красным светом. — А что с руками? Почему клинки? — девочка бросает ещё один взгляд на эти руки, — Тебе не кажется, что это не практично? — Не кажется. У этого робота особое предназначение. — Изящное убийство? — Она снова косится на клинки. Скептицизм был оправдан, ведь остальные роботы донельзя напичканы огнестрельным оружием, а этот мало того, что вылеплен из женского тела, так ещё и не имеет ничего, кроме двух острых лезвий. Она выглядит в лучшем случае бесполезной. — Это для Димитреску. Смысл его слов доходит до неё не сразу. Как только же Хеди переваривает это, её работа полностью останавливается, а лицо вытягивается в неподдельном удивлении. — Для кого? — она даже не пытается скрыть мгновенно появившееся возмущение в голосе. Даже спустя годы отношения между Гейзенбергом и Димитреску всё ещё плохие, несмотря негласное перемирие между семьями, поэтому о том, что Альсина вдруг попросила сделать ей робота, Хеди даже не подумала. И эти клинки… У неё было несколько плохих догадок. — Для Димитреску, — Карл повторяет это так, будто его повторно спросили о погоде за окном — слишком безучастно, — Так же, как и для Беневьенто и Моро. У Миранды не должно быть поддержки. — Что? А раньше не мог сказать?! — Находясь в полном шоке почти кричит девочка. Внутри неё медленно нарастает волна паники. — А что? — Карл наконец-то отрывается от колен робота и опускает ладони на стол, полностью готовый спорить, — Что бы это изменило? Хеди открывает рот, чтобы начать кричать о неправильности его действий, но сразу же сжимает губы. Конечно Гейзенберг прав. Ничего бы это не изменило. И никогда не поменяет. Что бы она сделала? Предупредила Альсину о скором нападении? Может, предупредила Донну? Хороший план, если она желала смерти себе и Карлу. И всё же… — Но почему ты не сказал? Ты не доверяешь мне? — Скажи мне, что это изменит! Побежишь к ним? Предупредишь и поставишь под угрозу дело всей нашей жизни? — Карл ненадолго замолчал, недовольно поджав губы. Он не понимает возмущения со стороны Хеди так же, как она не понимает его решимости, — Хочешь знать, что случится, если ты предупредишь их? Миранда раздерёт нас обоих. А потом возьмётся за них. Думаешь, сейчас ей нужны протесты среди подчинённых? Карл усмехается, а глаза Хеди наполняются слезами. Она вздыхает, сдерживаясь от всхлипа. Не так сильно было беспокойство за Моро и Беневьенто, как за Альсину и её дочерей. Несмотря на внешнюю неуязвимость Бэлу, Кассандру и Даниэлу легко убить. Минусовая температура превратит рой в кучу трупов. Любой из роботов может пробить окно, снести стену, сорвать с петель дверь. Альсина более непонятная и скрытная, но раз Гейзенберг уже готовит солдата, значит, знает, как ее убить. — Айнс возглавит отряд, предназначенный для Моро, — смягчённым голосом говорит Гейзенберг, — Эта пойдёт в замок Димитреску, и останется только один, который разберётся с Беневьенто. — И когда? — Хеди так же успокаивается. Сейчас крики ни к чему. Карл, видимо, давно всё решил, и ей вряд-ли удастся его отговорить. — Очевидно, что не завтра. Третьего ещё предстоит собрать, — Гейзенберг чешет подбородок так, будто ещё сам не знает, что делать дальше, — Я не знаю всех способностей Донны. Хотелось бы верить, что она будет самой простой мишенью, но я боюсь недооценить её. Хеди ничего не отвечает, прислонившись спиной к стене лаборатории и опустив глаза. Она не хочет прикасаться к трупу и продолжать помогать Карлу собирать его. — Хеди, — тяжело вздыхает тот, видя, как девочка отстранилась от стола, — Я понимаю, как это выглядит, и понимаю, что ты чувствуешь, но по-другому нельзя. Либо мы, либо они, понимаешь? Димитреску и Моро оказывают Миранде самую сильную поддержку. Их собачья преданность обернётся для нас смертью. — Альсина и Сальваторе не стали бы набрасываться… — Хеди не договаривает, сжав кулаки. На неё. Они не стали бы набрасываться на неё. А Карл бы умер, защищая её и свою свободу. — Вот видишь, — Гейзенберг улыбается, видя замешательство девочки, — Вариантов нет. — У меня хотя бы есть время? — Она с усилием поднимает глаза, надеясь на то, что лорд не заметит в них блеска от непролитых слёз. Мысль о том, что Альсина умрёт, не может прижиться в её голове. — Конечно. Ещё несколько месяцев точно. В любом случае, даже если они будут готовы раньше, придётся ждать зимы. Хеди громко вздыхает. Слёзы так и не пролились, но нос сильно щиплет. Остаётся так много недосказанностей, так много неразобранных чувств и оглушающих мыслей, а теперь у неё остаётся всего несколько месяцев. О Моро она мало что может сказать. Он просто честно выполняет свою работу, думая, что поступает правильно, и вкладывается в достижение общей цели. Это многолетние принципы и давно устоявшееся мировоззрение, Хеди ничего не может сделать, но претензий к нему имеет. Он хорошо к ней относится. Донна учила её. Сначала шитью, что быстро надоело, потом рисованию, в котором она даже преуспела. Девочке всегда казалось, что она способная ученица, и Донне нравится быть её наставником. Энджи в своей неизменной грубой форме учила её жизни, за что она тоже по-своему благодарна. Обе Беневьенто воспринимают её как равную. Альсина же занимает слишком много места в её сердце, чтобы вот так просто взять и отпустить. Не описать словами, что она значит для девочки. Все Димитреску. И все они должны погибнуть только для того, чтобы не мешать. По сути, при любом раскладе Миранда тянет за собой во тьму всех без исключения. Лорд неслышно подходит к ней, опуская руку на её плечо. — Хеди, — он мягко берёт девочку за подбородок, поднимая её взгляд, — Мне очень жаль, что тебе приходится проходить через такое. Мне жаль, что твоя жизнь сломалась ещё до того, как ты успела её почувствовать. Жаль, что Миранда наложила на тебя свои грязные руки, что тебе пришлось слишком рано повзрослеть, — Карл поджимает губы, будто то, что он говорит, даётся ему с большим трудом, — Я хочу начать новую жизнь. Без обязательств перед кем-то, без смертей. Я больше не хочу выживать, каждый день боясь, что пернатая сука причинит тебе вред. Я хочу дать тебе возможность быть обычным человеком, хочу, чтобы твоя жизнь имела смысл. Но это невозможно без этих жертв, понимаешь? Губы Хеди трясутся. Слёзы всё-таки покатились, и она находит лучшего способа скрыть это, чем отчаянно прижаться к Гейзенбергу, сжимая его в своих объятиях. Лорд ответил своими руками на её спине и плечом, в которое девочка тут же уткнулась. — Когда всё закончится, мы уйдём отсюда. Покинем страну и больше никогда не вернёмся. Хеди кивает ему в шею, но скорее просто трётся щекой о ткань неизменного плаща. Его руки дарят приятное тепло. Они так редко прикасались друг к другу, казалось, Карл вообще не любил кого-то трогать без крайней необходимости, но иногда он позволял себе утянуть её в свои крепкие объятия, и тогда девочка чувствовала всё то, что он хотел ей передать. Нежность, заботу и защиту. В его руках Хеди особенно остро ощущала именно последнее. Что он никогда её не бросит и никогда не перестанет защищать. — Я всё… — Хеди медленно отстраняется, утирая последние слёзы рукавом. — Я успокоилась. Спасибо. — Вот и хорошо, — Карл убирает руки и небрежно целует её в лоб, — У тебя будет время свыкнуться. А теперь давай работать, мне без тебя не обойтись. Работать продолжили в комфортной тишине. Для Гейзенберга ничего не изменилось, ведь к другим лордам он не испытывает ничего хорошего. Он просто продолжает чинить робота. Хеди же тишина кажется приятной только из-за того, что есть шанс снова уйти в свои мысли. На самом деле думать о том, что прямо сейчас она помогает делать убийцу для Альсины и её дочерей, не хочется, но разум не может справиться с паникой. В любом случае она продолжает. Помощь Хеди действительно необходима, так как много мелких тончайших проводов, гаек и еще более мелких деталей, которые часто отваливаливаются, Карл сделать сам не может. Точнее, может, но быстрее и эффективнее с этим справляются тонкие длинные пальцы девочки. Она снимает с груди защищающую хрупкие механизмы металлическую пластину и принимается за работу, замыкая провода и подкручивая гайки. Как и ожидалось, вместо плоти на костях и остатках серых мышц только железо. Сквозь него можно различить слабые очертания разорванных внутренних органов, болтающиеся крупные вены и тонкие безжизненные нити нервов. Они торчат в лаборатории до самого ужина. Роботы требуют филигранной точности и ловкости рук. Как только Карл поднимает руку или ногу солдата вверх, чтобы проверить детали на устойчивость, что-то обязательно отваливается и валится на пол. Сейчас труп больше походит на мешок с гайками, что они и пытаются исправить. Каждая деталь должна быть на месте, должна быть хорошо закреплена и смазана. — Ты так и не ответил, почему именно клинки, — говорит девочка, когда работа подошла к концу. Карл собирает со стола инструмент, а Хеди протирает стол. — Как человек Альсина почти неуязвима, клинки в будущем будут смазаны ядом. Один удар, и она вылупится. Не знаю, возможно ли вообще её убить, но сучка точно не сможет помочь Миранде. — Значит, цель не убийство? — Хеди, — Гейзенберг тяжело вздыхает, — Если бы эта свора идиотов была хотя бы немного вменяема, я бы никого не тронул. Если кто-то останется жив к тому моменту, как пернатая сука будет мертва, мне насрать на их дальнейшую судьбу, пусть делают что хотят. Девочка прикрывает глаза. Зря она затеяла этот разговор. Так ещё сложнее. Если кто-то и выживет, им двоим придётся срочно убраться из деревни, чтобы не попасть под гнев лордов. На кухне их ждёт нехитрый ужин и пара стаканов виски. Небольшую дозу разбавленного соком алкоголя Карл считает достойной платой за сегодняшний стресс. Хеди молча выпивает предложенное. Даже сквозь приторную сладость сока пробивается горечь виски с неприятным послевкусием шоколада. Вино Альсины лучше, приятнее и нежнее. Оно не скатывается в желудок, как поток жидкого огня. Наверное, поэтому подарочная бутылка уже несколько месяцев стоит в шкафу совершенно пустая. После тихого ужина Гейзенберг неожиданно предлагает поиграть в карты. Для Хеди эти попытки отвлечь её внимание и разбавить грусть отдаваются теплом где-то внутри. Даже несмотря на то, что она так и не научилась жульничать, часто оставаясь в дураках, было приятно сидеть с лордом в его кабинете и не делать ничего полезного. В последнее время они оба были так заняты работой, так спешили закончить, что забывали о разгрузке. — Замечательно, — недовольно говорит девочка, собирая со стола колоду карт и тасуя её в руках. Конечно он снова победил. — Научишься, — Гейзенберг самодовольно ухмыльнулся. Казалось, победы приносят ему слишком большое удовольствие. — Скажи мне, что ты планируешь для Миранды, — тихо спрашивает она, раскладывая карты. Это последний интересующий её вопрос на сегодня. Если все остальные должны так позорно умереть, то для неё должно быть заготовлено что-то поистине грандиозное. — Ну, во-первых, уничтожить её оборотней. Во-вторых, нужна минимум сотня солдат для отвлечения внимания. Пока она будет разбираться с ними, я её убью. — То есть, ты собираешься сделать это сам? — Хеди на мгновение отрывается от карт, поднимая глаза на Карла. Какой сегодня хороший день, новости льются непрерывным потоком. — Больше никто не сможет, — отрешенно ответил Гейзенберг, — Ты снова проиграла… Уже совсем поздно вечером Хеди всё-таки выходит на улицу разбирать горы хлама. Внутренности будто покрыло липким слоем дёгтя. Тяжело переставлять ноги, поднимать руки, но разум ясен. Девочка не знает, как охарактеризовать такое состояние, ведь до отчаяния, по правде говоря, ещё далеко. У неё ещё есть время. Смириться или что-то сделать. Но что тогда? Моральная усталость? Когда такое было в последний раз? Когда Даниэла прямо сказала ей, что надеяться не стоит? Когда Миранда забрала её в первый раз, и Карл показался предателем? Возможно, сегодня произошёл ещё один переломный момент? Хеди начинает разгребать мусор. Небольшие, но многочисленные кучки разбросаны по всему заднему двору. Они копились десятилетиями, некоторые металлические детали чего-то уже давно стали одним целым с твёрдой землёй, что-то заросло травой, лишь едва пробиваясь наружу, что-то, под натиском времени и дождей, стало настолько хрупким и бесполезным, что рассыпалось в труху от одного прикосновения. Хорошо. Больше работы — меньше сна и бесконечного поиска оправданий. Девочка сортирует пригодные куски в отдельную кучу, которую позже Карл заберёт в цех, остальное складывает у забора. В этой части территории фабрики он является лишь натянутой на вбитые в землю столбы железной сеткой, немного обветшалой, но без дыр. Ни она, ни лорд не считали, что с этой стороны может кто-то заявиться, но совсем недавно, всего несколько месяцев назад, начали появляться незванные гости. Маленькая стая ворон, казалось, оккупировала эту часть забора. Слушая раздражающее карканье час за часом почти каждый день на протяжении многих недель, Хеди тихо возмущалась себе под нос. Было ощущение, что она перекидывала с места на место не куски металла, а семечки, что вороны так хотели получить. И самое главное, летящие в сторону пернатых камушки не вызывали недовольства. Они сидели дальше, занимаясь своми делами и не обращали внимания ни на что вокруг. Каждый раз уходя обратно на фабрику и закрывая за собой тяжёлую дверь Хеди не замечает, не знает, что одна из ворон наблюдает за ней не из звериного любопытства. У этой вороны был человеческий осмысленный взгляд и цель.