Error

— Да твою мать, ребёнок, я недавно стирал! — Возмущался Гейзенберг, таща смеющуюся полуторагодовалую Хеди обратно в её комнату. Она снова ползала за ним по пятам и стёрла все коленки и локти на одежде. На дворе был август 2003 года. Карл уже не выдерживал. После провала он частично ушёл в себя и на время забросил работу, почти всецело посвящая себя ребёнку. Плохая была идея. Хеди была просто невыносимой. Мало того, что она начала активно ползать по полу, научилась толкать двери, что-то говорила на своём детском, и ей мешали только появившиеся зубы, у девочки проявился ещё и упрямый характер. Карл ничего не знал про её родителей, но смотря на их ребёнка, думал, что это за люди такие. Хеди не нравилось абсолютно всё и каждый раз она спешила высказать своё недовольство. Плевала в него, кусала, била кулачками, пиналась, покрывала слюнями, смеялась над ним. Если бы это не было его обязанностью, он точно бы выкинул маленькую бестию за ворота. Гейзенберг положил Хеди на пеленальный столик в детской и снял испорченную одежду. Это повторялось по несколько раз за неделю. Девочка ползала за ним, протирала вещи до дыр, не забывая натереть кровавые мозоли и себе, и лорд выкидывал непригодное тряпьё. Сколько всего распашонок, штанишек и комбинезонов он сжёг в печах фабрики за последние полгода уже не сосчитать. — Лежи смирно. — Карл быстро переместился к небольшому шкафу и достал с верхней полки новый комбинезон. Ещё одна проблема, которую создала Хеди. Теперь он не мог оставить какие-то вещи на нижних полках или на полу, девочка до них дотягивалась, либо брала в рот, либо утаскивала на свою гору игрушек. Он вернулся к столику, действие заняло не больше двух минут, но девочка уже перевернулась и собиралась куда-то уползти. — Куда ты собралась с голой жопой, — сквозь зубы процедил лорд, хватая её за ногу и опрокидывая на стол. Обычному ребёнку было бы больно, ему бы не понравилось столь грубое обращение и он бы заплакал, но не Хеди. Она громко засмеялась и пнула Карла по рукам, — Блять, не выводи меня! Всё это время, пока малышка росла, Гейзенберг пристально наблюдал за ней и пришёл к тому, что теория подтвердилась. Хеди не чувствовала боли. Когда ей ещё было трудно ползать, девочка цеплялась руками за всё, что было ей доступно, и если на этом чём-то что-то лежало, то оно летело ей на голову. Во время роста зубов она тоже не вопила как резаная, а всего лишь хныкала, и лишь иногда, наверное когда боль была нестерпимой, позволяла себе заплакать. Один раз этот непослушный ребёнок даже самостоятельно вылез из кроватки и навернулся на пол. Слёз не было. Может кто-то в мире и обрадовался бы такой способности, но точно не Карл. По его мнению это было очень, очень опасно. Если она вдруг получит серьёзную травму или заболит какой-то жизненно важный орган, в конце концов, даже если она что-то сломает, то не даст ему об этом знать. Хеди будет молчать и думать, что всё в порядке, пока не истечёт кровью или вообще не умрёт. А с таким темпераментом девочка будет продолжать плевать на его слова и набивать себе шишки. — Всё, ребёнок, можешь играть дальше. — Карл опустил переодетую Хеди на ковры, ближе к её персональной горе, и собирался в свой кабинет, но девочка успела дёрнуть его за штанину и громко крикнуть. — Карл. — Малышка уже знала его имя, знала, кому его адресовывать и что Гейзенберг точно обратит внимание. Говорила она, конечно, ещё невнятно, но общий смысл этого лепета лорд улавливал. — Мне нужно работать, ребёнок, я не могу посвятить тебе целый день. — Лорд присел перед ней на корточки и мягко надавил пальцем на живот, заставляя девочку упасть на спину. Это движение не приносило ни синяков, ни боли, да ещё и Хеди очень нравилось падать в грязь и кататься в ней как щенок. Малышка засмеялась и крепко уцепилась за его кисть. Ещё одна проблема, на сей раз воспитания, к которой приложила руку и его огромная сестрица. Хеди копировала с этих двоих всё. Видела, как дуется и расстраивается Альсина, как выходит из себя и кричит Карл, и впитывала это всё в себя как губка. Например, когда он не хотел с ней играть, она включала своё баранье упрямство, дула щёки и начинала истерить, что точно слизала с Димитреску. Карл так не делает. Если же лорд соглашался, но не проявлял активности или попросту игнорировал её, то начинались сольные драки и крики, что было его заслугой. В итоге с ней проводишь время либо добровольно, либо насильно. Радовало в таком просаке в воспитании только то, что это распространялось и на Альсину. О, если Карл здесь был главным и Хеди это понимала, то с ней не сдерживалась абсолютно. Укусы, пинки, вырывание волос, поедание краёв шляпы, наглое спизживание перчаток. Как-то Хеди даже умудрилась порвать Димитреску платье, после чего та долго не появлялась на фабрике. Нет, несмотря на то, что его враг также страдал от ребёнка, Гейзенбергу такое поведение не нравилось. Конечно смотреть на растерянную сестрицу без клочка волос или в детских слюнях приносило удовольствие, но этот огонь задевал и его. Всё-таки он обещал себе, что воспитает её достойно, а не так, будто Хеди только вышла из леса. — Боже, ладно, — видя, что ребёнок от него отцепляться не собирается, сказал лорд, — Бери игрушки и пошли. Хеди еле встала на ноги и сделала несколько шагов к горе, после сразу же упав на колени, и начиная копаться в игрушках. Гейзенберг устало вздохнул, когда она начнёт ходить, у него же больше не получится скрыться? Девочка напихала ему в руки синюю рыбку, большую мягкую лошадку, две одинаковые куклы и ещё несколько животных. Карл переложил всё это в одну руку, а другой взял Хеди и вышел из комнаты. Сегодня, даже если он и не хотел с ней играть, нужно было её вымотать, чтобы к вечеру уложить спать и спокойно, не волнуясь о том, что малышка проснётся и снова наебнётся с кровати, уйти на собрание. Карл вошёл в спальню и сел на кресло, размещая на своих коленях ребёнка и игрушки. Одна из кукол упала на пол и Гейзенберг левитировал её обратно. Девочка благодарно улыбнулась и тыкнула её ногами между коленей лорда. Вторая отправилась туда же. Он поджал губы, молча терпя все прихоти ребёнка. Пусть играет, главное, чтобы потом крепко заснула. Немного Карлу удалось посидеть спокойно, с закрытыми глазами, но потом Хеди задёргала его за рукава рубашки и заставила наблюдать за ней и отвечать на все комментарии. — Не надо тыкать, я и так вижу. — Отмахивается от рыбки, направленной прямо в лицо Гейзенберг. Вот, Хеди опять начала доставать и требовать внимания. Ладно, хоть волосы не трогает, на это есть Димитреску. Чтобы отвлечь ребёнка от своего лица, лорд поднимает в воздух лошадку и покачивает из стороны в сторону, имитируя бег. Игрушка размеренно поплыла вокруг Хеди не давая ей к себе прикоснуться, а потом плавно опустилась на пол. Девочка побросала остальное и с энтузиазмом сползла с его коленей. Карл самодовольно ухмыльнулся. Уже где-то год он использует свои силы на девочке и весьма успешно. Чтобы отвлечь её от проливания соплей или поедания его вещей, он просто левитировал её игрушки. Он не знал, что об этом думала Хеди, может для неё летающие вещи стали привычными, может девочка считала это чудом, а Карла магом, но это работало. Она бросала все свои дела и занималась лишь этой вещью. Несколько часов, которые казались лорду вечностью, он играл с Хеди, гоняя лошадку по комнате. Она снова протирает колени и локти, снова ударяется о пол, но смеётся и улыбается. Где-то он слышал, что в мире нет ничего прекрасней детской улыбки и ещё два года назад он бы даже не ответил на эти слова, но сейчас с уверенностью мог сказать, что нет ничего лучше когда ребёнок не истерит, а улыбаются дети слишком часто и по каждому поводу, так что в этом он чуда не видел. Когда стукнуло семь вечера, Гейзенберг наконец поднялся с кресла, скидывая с колен игрушки, и подхватил Хеди на руки. Мягкие животные и куклы поплыли за ними. Девочка поднялась на его руках, чуть ли не свешиваясь с широкого плеча, и пытаясь прикоснуться к летающим предметам рукой. Карл еле удерживает неуправляемого ребёнка и тяжело вздыхает. И как она не устаёт целый день хернёй заниматься. Положив ребёнка в кроватку, Гейзенберг бросил игрушки в кучу и дал ей бутылочку. Наконец-то пришло время, когда она держала её самостоятельно и ему не приходилось искать удобное для неё положение и пытаться кормить. Осталось только научить Хеди есть из тарелки и можно больше ничего не делать. — Наигралась? Хочешь спать? — Лорд опирается спиной на стену около кроватки и терпеливо наблюдает за тем, как Хеди неаккуратно ест, проливая смесь на себя. — Не-а. — Девочка полностью опустошает бутылку и отдаёт Карлу в руки. Ладно, хоть на пол не бросает, как было на прошлой неделе. — Нет? Как это нет? — Он левитирует к ней любимую игрушку и начинает раскачивать кроватку, — Карлу надо уйти. Хеди выдаёт что-то длинное и неразборчивое, какой-то набор букв. Естественно Гейзенберг ничего не понимает, но согласно кивает. Наверное в её голове это что-то важное, поэтому без внимания оставить нельзя. — Давай, ребёнок, мне правда нужно идти, — Карл подходит ближе и продолжает качать кроватку уже руками. Хеди смиренно укладывается, но закрывать глаза пока не собирается. Гейзенберг смотрит на неё и думает о том, что сегодня он недостаточно её измотал, надо было просто оставить её на полу и заставить ползать следом, это забирает гораздо больше энергии, — Ты ведь не будешь вести себя хорошо, так что засыпай. Хоть девочке ещё трудно понимать многие слова, особенно с тем фактом, что Карл часто говорит что-то себе под нос или слишком быстро и эмоционально, но смысл именно этих слов улавливает и хитро улыбается, начиная грызть зубами игрушку. — Ну вот, я знаю, что не будешь, — Карл не удерживает себя от того, чтобы не тыкнуть кончиком пальца в надутую щёчку, — Засыпай давай, ребёнок. Ещё где-то сорок минут ему пришлось потратить на то, чтобы уложить её. Он уже давно опаздывал на собрание, так что не торопился. Прежде чем наконец заснуть, Хеди жёстко поиздевалась над ним, дёргая за рукава и избивая ногами, но потом, после принудительного массажа, успокоилась. Гейзенберг плотно закрыл окно в детской, так же плотно закрыл дверь, и отправился в церковь. Теперь никакого раздражения от сходки родственников он не испытывал, девочка выжимала из него абсолютно всё, так что на собраниях он можно сказать отдыхал. Крики Димитреску, мерзкий смех Энджи и извечный плач Моро были словно музыкой. Слушая весь этот пиздец, Карл неплохо так расслаблялся, уходил глубоко в свои мысли и домой возвращался в хорошем настроении. Теперь ничего в мире не могло сравниться с орущим непослушным ребёнком. Поигрывая ручкой молота на плече, Карл вошёл в церковь и занял своё привычное место. Он, как и всегда, пришёл не последним, лорды уже давно собрались, но Матери Миранды ещё не было. Он удобно разложился на скамье и с удовлетворением закурил. В последние несколько дней не было времени даже нормально покурить, не то что расслабиться. Игнорируя враждебные взгляды Альсины напротив, лорд выпускал кольцо за кольцом, опять уходя в свои мысли и чувствуя, как напряжение постепенно отпускает тело. Так хорошо он себя не чувствовал с прошлого собрания. — Карл, как т-там Хеди. — Моро еле отогнал от себя Энджи и сделал пару шагов к брату. Он остался единственным, кому ещё не позволили увидеть малышку. Даже надоедливая кукла и та уже и видела, и общалась с ней. — Твоими молитвами, водяной. — Выдохнул Гейзенберг, поднимая очки с глаз и едко ухмыляясь ему. — Я думаю, что мы все молимся за ребёнка, ведь без этого ты бы давно его угробил. — Резко выбрасывает Димитреску, с силой сжимая пальцами мундштук и сверкая потемневшими глазами. Карл не отреагировал на это злостным выкриком, как было раньше. Настроения сраться с кем-либо из родственничков не было, но, тем не менее, такой комментарий он без внимания оставить не смог. — Закрой ты уже ебало и смирись с тем, что ребёнок у меня. — Спокойно отвечает лорд. — Знаешь, братец, — Леди Димитреску стряхивает пепел с мундштука в сторону, продолжая сверлить его взглядом, — Я не считаю, что ты плохой воспитатель, — Альсина жеманно улыбается, отчего Карлу кажется, что её лицо идёт трещинами, — В конце концов, нельзя не признать, что Хеди уже ползает и почти говорит. Это твоя заслуга. Так же твоя заслуга в том, что она растёт варваром без каких-либо манер, с этим ты справляешься даже лучше. Гейзенберга скривило от пропитанного лаской голоса, но провокация с её стороны снова не вызывает злости. Да, если бы она открыла рот на его территории, то в неё уже летел бы молот, но не сейчас, когда ни одно слово не может содрать с него маску спокойствия. — Очень жаль, что Матерь Миранда приняла такое решение, ребёнок уже потерян. — Альсина грустно вздыхает и вставляет в мундштук новую сигарету. — А знаешь, почему Матерь приняла такое решение, тупая моя сестрица? — Улыбается лорд, — Потому что ты не можешь отлепиться от личины бога, которая к тебе никакого отношения не имеет. Не всё, на что падает твой взгляд, становится твоим. Девочка никогда твоей вещью не станет. Она не моя, не Моро, не Беневьенто и уж тем более не твоя. Хеди принадлежит Матери Миранде, пора бы уже это понять. Слишком спокойный и уверенный тон Гейзенберга выводит Альсину из себя за считанные секунды. Леди медленно поднимается с деревянного кресла и выпускает когти. Где-то в углу церкви слышится испуганный вздох Сальваторе, Энджи тут же активируется и начинает вопить о драке. Несколько мгновений уходят на раздумья. Каждый вздох наполнен гневом. Если сейчас Альсина поднимет руку, то это будет значить открытый конфликт двух домов. Матерь Миранда такого не простит и о служанках весной можно будет забыть, а Гейзенбергу как обычно ничего не будет. Если она поднимет руку, то подставит только себя, и Карл это знает. Сидит перед ней и смотрит сверху вниз. Насмехается. — Правильно, Альсина, — вдруг слышится голос богини, когда Димитреску всё же прячет когти обратно. Мгновенно в церкви наступает тишина, — Незачем ссорится с семьёй. Кажется, Моро облегчённо выдохнул, Энджи затихла и вернулась на колени Донны, а Альсина молча и скрипя зубами вернулась на место. Приносить извинения она не собиралась. Не Гейзенбергу. Всё равно она своего добьётся. Миранда на почти состоявшуюся драку никак не отреагировала. Во-первых, она знала, что ни один из них на другого руку не поднимет, это было обговорено ещё очень давно, во-вторых, не то чтобы ей были интересны их извечные разборки. За много лет она насмотрелась на них как на свои документы в лаборатории. Богиня начала собрание, где снова обсуждались только горячие проблемы. До первых дождей необходимо проконтролировать сбор урожая с полей, а после поставку половины готовой продукции в дома лордов, Донна ещё не прислала результаты экспериментов, двое из четырёх подопытных ещё были живы, так же в ближайший месяц Миранда собиралась покинуть деревню, поэтому раздать все задания на ближайший месяц нужно сейчас. Целый час, пока остальные что-то обсуждали и предлагали, Карл отдыхал, почти врастая в скамью и плавно скользя между своих мыслей. Среди шума, дыма от сигарет и вони ладана он чувствовал себя прекрасно. Собрание кончилось где-то к десяти вечера. Матерь Миранда отпустила всех кроме Гейзенберга. Карл встал со своего места последний, когда Донна и Моро уже упёрлись домой. Он не переживал насчёт того, что сегодня не сказал ни слова, всё обговоренное к нему отношения не имело, так что возможно Миранда просто на грузит его какой-то другой, но не менее нудной работой. Или опять кого-нибудь подкинет. — Что ты уши греешь, иди отсюда. — Сказал лорд, видя замедления Димитреску. Альсина нахмурилась, поджала губы, но не обратила на него внимания. Её взгляд обратился на богиню. — Матерь Миранда… — Позвони мне завтра, Альсина, и мы всё обсудим. — Снисходительно кивнула богиня. Только тогда Димитреску наконец ушла. Гейзенберг проводил её внимательным взглядом. Неужели опять взялась за старое и начнёт доставать и богиню, и его? — Карл, для тебя есть задание, — Матерь Миранда протянула ему две новые колбы и маленький шприц, — До сентября мне нужна кровь… ребёнка. — Хеди, — лорд забрал предложенное и уложил в карман, — Только кровь? А её саму когда собирать? — Карл, не торопи события, — богиня спустилась с пьедестала, равняясь с лордом, — Она ещё слишком мала, чтобы проводить опыты. Я думаю, что можно будет что-то сделать только когда ей будет больше десяти. После этих слов Гейзенберга непроизвольно скривило. Ещё десять лет?! Не два, не три, а десять?! Он сдохнет от усталости раньше, чем она вырастет. Матерь Миранда, видя, как быстро меняются эмоции на лице Карла, немного наклонила голову в сторону и нахмурила брови. Она дала ему полную свободу действий, не трогает, никаких заданий не даёт, а он ещё и недоволен. — Что-то не так, Карл? — Понизив тон, спросила богиня, — Тебе так трудно уследить за одним ребёнком? Тебе в этом никто не помогает, или у тебя есть ещё какие-то дела? — Нет, Матерь. — Почти вежливо ответил лорд. Он прекрасно знал этот тон, и от него его выворачивало ядом. Если прислушаться, то между строк вылезает обязанность ей. Обязанность подчиняться. Нет, он как обычно ничего не скажет и засунет свой язык в жопу, но когда-нибудь Миранда ответит за все свои слова. Он не похож на Димитреску, которая уже порвала бы губы в улыбке за возможность полизать её туфли, он не Моро, который уссыкается от радости, слыша её голос, и он не Беневьенто, которой настолько похуй на всё, что с ней происходит, что она всегда становится козлом отпущения и удобной мишенью. За свои мучения он преклоняться перед ней не будет. — Тогда я не вижу проблемы, — богиня направилась к давно сломанным дверям церкви, — Буду ждать, сын мой. Гейзенберг сжал зубы и направился домой. Сука пернатая. Вот надо же было приебаться и испортить настроение… Утром следующего дня было принято решение, что тянуть до осени и ждать звонков с напоминаниями он не станет. Лорд поднял Хеди с кровати и потащил в лабораторию на нижнем этаже. Чем раньше сделает, тем быстрее от него отстанут. Ребёнок столь раннему пробуждению, а именно в десять утра, был не рад, и показывал своё недовольство, дёргая его за волосы и пожёвывая воротник рубашки. Карл старался поднять голову выше и отдёргивал мелкие ручки, но из этого мало что выходило. Упрямству Хеди можно позавидовать, она уже получила по рукам и выслушала пару грубых слов в свой адрес, но прекращать не собиралась. Гейзенберг вошёл в лабораторию, специализирующуюся на опытах с плотью и Каду, посадил девочку на железный стол, включил яркое белое освещение, и вытер слюни с одежды. Малышка заинтересованно разглядывала помещение, сминала в кулаках старые бумажки и трогала пыльные колбочки с опасным содержимым. В это время Карл готовил оборудование. Вытащил из упаковки маленькую тонкую иглу, протёр спиртом, вставил в пластмассовый шприц. — Ну что, ребёнок, готова делиться? — Он подошёл к девочке ближе и игриво толкнул, отчего та упала на спину и вытянула ноги для атаки, — Больно не будет, обещаю. Лорд пару раз вздохнул, унимая дрожь в пальцах, и наклонился к девочке, локтём придавливая ноги, а ладонью фиксируя её руку. Вторая рука целилась в вену. Нет, за то, что сейчас она могла закатить истерику он не волновался, а вот что мелочь не усидит на месте и будет мешать ему — да. Не дай бог по её вине он не попадёт в вену и проколет руку насквозь. С минуту Карл пытался подобрать правильный угол и нацелиться, но Хеди всячески отвлекала. Громко и отрывисто кричала, извивалась под его руками как червь, дотягивалась до волос и тянула их в стороны. — Ребенок! — Сквозь зубы шикнул Гейзенберг, — Успокойся! — Терпение медленно кончалось. — Карл. — Сказала Хеди и снова сильно дёрнула за волосы. Лорд не выдержал, отпуская её и сжимая челюсти. Руки сжались в кулаки и послышался хруст пластмассы. — Хеди, давай так. Ты даёшь мне две минуты спокойствия, а я даю тебе печенье. — Медленно, глубоко дыша, произносит лорд. Он отводит плечи назад, сбрасывая напряжение. Девочка делает вид, что думает над его предложением, но предвкушающая улыбка сразу выдаёт её с головой. — Да! — На пределе серьёзности отвечает ребёнок и тут же перестаёт дёргаться. Карл прячет улыбку и снова фиксирует её руку. Как легко, оказывается, подкупить эту мелочь. На этот раз девочка не сопротивляется, и Гейзенберг без труда наполняет кровью колбы. В процессе Хеди ничего не чувствует и вида собственной крови не пугается, что радует. Лорд заканчивает быстро, на ранку прилепляя пластырь, а колбы оставляя на столе. Этим вечером занесёт и всё, ещё на один месяц точно свободен. — Ну, Хеди, за печеньем? — Он поднимает её на руки и выходит из лаборатории. Девочка радостно визжит и крепко обнимает его за шею. Карл едва успевает сглотнуть. Она делает так редко. Только когда он предлагает ей вкусняшки, либо от… прилива чувств, наверное. Он пока не разобрался. Гейзенберг принёс её на кухню, дал обещанное угощение и даже подождал, пока Хеди его съест. Сегодня у неё видимо было игривое настроение, так что она либо смеялась, сплёвывая на себя половину печенья, либо пыталась впихнуть его лорду. Тот, в свою очередь, как мог отворачивался от еды. Он пробовал эти печенья и если сказать честно, такой херни давно не ел. Вместо нормального теста, банального шоколада или орехов, в нём были намешаны злаки, полезные пищевые добавки и минимум сахара. Карл не понимал, как такое безвкусное печенье может ей нравится, но не противился. В частности, потому, что Альсина уже в который раз наорала на него и запретила давать вредное, но здесь он был с ней согласен, мало ли что может случиться, если Карл даст ей что-нибудь «не детское». После того, как Хеди загадила крошками и себя, и всё вокруг, лорд отнёс её в комнату и убрал на кухне. За эти полтора года она стала похожа на отдел детской еды в магазине. Полки забиты печеньем, упаковками с кашей, смесями, и прочим полезным питанием, кухонные тумбы заставлены бутылками, тарелками и ложками, а в углу теперь стоит детский столик. Он медленно превращался в домохозяйку. Карл скривился и бросил тряпку в раковину. Если хорошо подумать, не так всё плохо. Может за десять лет ему удастся вырастить верного помощника, а не ещё одного подопытного. В конце концов, Хеди вроде бы прикипела к нему и всё остальное лишь вопрос воспитания. Но была ещё и обратная сторона. Чтобы вырастить из неё этого самого помощника, нужно банально иметь желание возиться с ней, чему-то учить, и передавать свои взгляды на жизнь. К тому же, немаловажно ещё и получить выгоду, а о какой выгоде может идти речь, когда ребёнок живёт у него на птичьих правах и в любой момент может его покинуть? Он не готов убивать на Хеди день за днём с мыслью о том, что все его старания не окупятся. Тем более, чем дольше он с ней один на один, тем больше желание выкинуть её, перед этим свернув шею. Слишком много терпения просила эта неуправляемая, вредная, плаксивая особа. К вечеру Гейзенберг спустился вниз и закрылся в кабинете. После неудачи весь запал резко исчез и работать приходилось только по настроению. Иначе не выходило даже равной линии на чертежах. Карл без особого энтузиазма разобрал бумаги на столе, все чертежи и расчёты по прошлому эксперименту выкинул, новое, то, что он смог набросать за последний год, в аккуратную стопку на краю стола. Он нашёл ошибку уже давно, но отталкиваться от неё не мог. Оказалось, что провода, соединяющие реактор и остальные части механизма, попросту не выдержали Каду и перегорели. Всё. Вся ошибка. Из-за этого стопка получилась слишком тонкой. Лорд просто не знал, что делать дальше. Есть всего два варианта. Либо он продолжает эксперименты на металле и пробует разные виды проводов, либо берётся за человеческую плоть. Проблема была в том, что паразит растворял все, абсолютно все провода. Ещё ни один из них не выдержал дольше получаса, ломая всю конструкцию. Ещё тогда Карл прекрасно понимал риски и не сбрасывал со счетов то, что Каду являлся, если можно так сказать, самостоятельным организмом, и часто был нестабилен, но был уверен в том, что металл полностью подчинит его. И лорд почти был прав. Металл-то выдержал, а вот проводам Каду, видимо, предпочитает человеческие вены. Гейзенберг не пробовал этот вариант лишь потому, что на то, чтобы создать один хороший образец нужно похерить сотню других. Из всех своих родственников повезло не мутировать внешне только ему, и это при том что все остальные попросту умирали. Если пихать паразита в живого человека и подкреплять это металлом, то высок шанс, что плоть сгниёт внутри, вылезет наружу в виде опухоли, или перерастёт заданные габариты. Могло произойти всё, что угодно, Карл готов поспорить, что даже Миранда не изучила Каду до конца. Карл снова убил несколько часов рисуя пустые чертежи, а потом сминая их и выкидывая на пол. Люди-роботы на бумаге получались слишком нереалистичными, неповоротливыми и бесполезными. Зачем ему солдат, наделённый силой, скованный бронёй металла, и имеющий мозг. Лорд не похож на Миранду, он такой оплошности не совершит. До утра так ничего стоящего и не вышло. Весь мизерный запас вдохновения, который копился целую неделю, Гейзенберг истратил, психанул, и ушёл спать. Хеди проснулась раньше, чем лорд успел выспаться, и завопила в рацию, так что через три часа ему пришлось встать и кормить её. Девочка хотела кашу, но выговорить не смогла, пока до сонного лорда дошло, нервы успели натянуться до предела. Успокоившись только к обеду, заняв ребёнка игрушками, Карл отнёс колбы Миранде и был ей очень благодарен за то, что она ни слова при этом не сказала. Гейзенберг шёл обратно расслабленно и медленно, в мыслях строя планы о том, как бы отдохнуть и не допустить случайного самоубийства ребёнка, но все раздумья разбились о стремительно поднимающееся раздражение, как только рядом со своими воротами он заметил Моро. Карл закатил глаза и подошёл ближе к еле стоящему на ногах братцу. — Что. Ты. Тут. Делаешь. — Чётко произносит каждое слово лорд. — Карл, я п-пришёл от Донны. — Моро протягивает ему корзинку, полную новой одежды и игрушек. Гейзенберг молча забирает и открывает ворота. Сальваторе топчется на пороге, но зайти не решается. — Домой иди. — Цедит лорд, но младший братец начинает ковылять за ним. — Но Карл, я ни разу не в-видел её, п-пожалуйста. — Гейзенберг не хочет его слушать, но понимает, что отвязаться просто так не сможет. Нытик будет упрямо ходить следом пока не получит по капюшону плаща. Лорд пытался вздохнуть, но вместо этого получилось то ли тяжёлое пыхтение, то ли жалобное сопение. Об отдыхе можно забыть. Вообще значение слова отдых можно забыть. На ближайшие десять лет точно. Он кинул корзинку в детскую и пошёл в кабинет, не желая показывать водяному то, чем он на самом деле занимается. Именно в этом кабинете на верхнем этаже не было ничего интересного даже для него самого. Карл использовал его разве что для разработки чертежей, ведь здесь было всё необходимое оборудование, а вниз это всё таскать не хотел, ведь и кульман, и линейки, и всё остальное было деревянным. Гейзенберг уселся на кресло и поднял гневный взгляд на Моро, вставшего в дверях. Он перебирал костлявыми пальцами и машинально воротил острыми когтями по волдырям, вызывая у Карла отвращение. — Хоть капля говна с тебя упадёт, я протру пол тобой. — Нет, он никогда не устанет повторять своему тупому братцу одно и то же и получать удовольствие от того, как кривится в испуге его морда. Из всех лордов Моро единственный на полном серьёзе его боялся. — Я помню, Карл, — Сальваторе продолжал мяться, прекрасно понимая, что опять получит отказ но чувство обделённости даже в этом маленьком задании не давало покоя. Матерь Миранда сказала оказывать Карлу помощь всем, но именно его опять ни во что не ставили. Гейзенберг вопросительно поднял брови и стянул очки с глаз. Ему это уже надоело, — Пожалуйста, брат. Я лишь п-посмотрю на неё и уйду. Лорд цокнул языком и уже собирался вспылить, как его взгляд наткнулся на чертёж почти двухмесячной давности. На нём жирными чёрными линиями был нарисован солдат из плоти и крови, но с заменой конечностей на железные. Под рисунком были выведены формулы. Лорд оборвал себя на ещё не сказанном слове и перевёл взгляд на Сальваторе. В голове возродилась давно забытая мысль. — А знаешь, что, водяной? — Карл потёр заросший щетиной подбородок, — У меня к тебе предложение. Я дам тебе посмотреть и даже подойти к Хеди, но за это я у тебя кое-что возьму. — Что? — Недоумённо уставился на него Сальваторе. — Если ты согласен, то вот, — Карл бодро поднялся с кресла, открыл ящик в столе, и кинул братцу резиновые перчатки по локоть, — Надевай и шуруй в детскую. Остальное обсудим потом.