A Gallows Marriage | Свадьба под виселицей

      Конверт лежал на кухонном столе и выглядел вполне безобидно.              Как самый простой пергамент, который Гермиона получала уже сотни раз. Чернила — стандартные чёрные для писем, министерской почты и повседневных записок.              Гермиона не хотела открывать письмо.              Она знала, что этот момент наступит. И, как бы ни старалась загнать его в глубины мыслей, знала, что передышка продлится недолго.              — Чего ты на него так смотришь, будто оно вот-вот взорвётся?              А оно могло.              — Это приглашение.              — Получишь очередную награду? Скажи, а часто дают Орден Мерлина за спасение военных преступников?              — Это от миссис Уизли.              — Сочувствую, Грейнджер, — Малфой сморщился от отвращения, — но я только заберу яблоко и пойду по своим делам.              — Оно нам обоим.              Он покраснел.              — Нет, не думаю.              — Вся семья приглашает в гости.              — О, прекрасно. Но я уже нашёл одну потерянную родственницу, думаю, пока хватит.              Отношения с Уизли у Гермионы складывались непросто. Они великодушно приняли её в семью, за что она была им бесконечно благодарна. Если ей не хватало материнской поддержки, миссис Уизли оказывалась рядом с чашкой чая и тёплыми объятиями.              В то же время они не переставали напоминать ей, что она… другая. Мистер Уизли часто просил объяснить, как работает то или иное магловское устройство, твердя, что неравенства порождают изобретательность. Гермиона не возражала, но от трепета на его лице чувствовала себя неловко. Она не хотела быть его Розеттой Стоун в мире маглов. Она хотела быть чьей-то семьёй, а не источником информации.              Миссис Уизли одаривала её материнской любовью, но и вызывать чувство вины умела прекрасно. Если Гермиона проявляла интерес к мужчине, который не был Уизли, Молли не переставала об этом напоминать. Бесконечные неловкие семейные ужины, на которых они с Роном всегда сидели рядом, комментарии о его достижениях в Аврорате и эти мечтательные взгляды на Гермиону, как только в комнате появлялась малышка Виктуар… Из-за этих глупостей ей даже пришлось расстаться с парой волшебников. Она отчаянно хотела установить границы с миссис Уизли, но так и не смогла. У Гермионы и без того было мало родных — она не хотела больше никого терять.              Только не снова.              Она знала, потери неизбежны, пусть и не хотела этого.              — Пожалуйста, сходи со мной на ужин.              — Я бы предпочёл Азкабан.              — Я же ходила на ужасный ужин к твоей матери.              — Вопреки моим советам, напоминаю. — Его резкий тон жалил.              — Пожалуйста, Малфой. — Неприятно было умолять его, но мысль о том, что придётся идти одной, казалась слишком невыносимой.              — Нет, спасибо.              — Драко, прошу тебя.              Он смотрел на неё с не до конца ясным ей разочарованием. В его глазах словно разыгрывалась внутренняя война.              — Зачем тебе это надо?              — Они важны для меня.              Малфой смотрел на неё, поджимая губы.              — Когда?              — Сегодня, если можешь. Все остальные уже согласились.              — Уизел?              — Сомневаюсь, что Рон будет, — Гермиона нахмурилась.              Малфой будто задумался, что в этом могут быть и плюсы.              — Нет. Нет, Грейнджер.              Он больше ничего не сказал и вышел из комнаты, с хрустом вгрызаясь в яблоко.              Гермиона потрясённо смотрела ему вслед. Она была так уверена, что он согласится, что заметит отчаяние в её глазах и голосе и решит поддержать так, как она постоянно поддерживала его. Ведь было ощущение крепнущей связи, некоего единения. Только, похоже, Гермиона так и осталась единственной, кто это чувствовал.              Унижение горело в ней, разъедая внутренности.              Она переоценила свои силы и проиграла.       

***

      Нора встретила Гермиону всё такой же суетой и теснотой, как и всегда. Левитирующая кухонная утварь громко звенела, заканчивались приготовления большого ужина миссис Уизли. Сама она кидала специи в большую бурлящую кастрюлю на плите. Джордж оживлённо рассказывал мистеру Уизли о забавном покупателе во «Вредилках», а тот не сдерживал смеха, опираясь на спинку стула. Джинни и Гарри сидели на диване и с улыбкой следили за активной жестикуляцией Джорджа. Все они замерли и повернулись в сторону камина, встречая почётную гостью.              Гермиона вошла в набитую людьми комнату, чувствуя, как с каждым шагом у неё повышается температура.              — О, Гермиона! — Джинни быстро подошла и обняла её, а затем бросила взгляд на по-прежнему сидящего мужа. Гарри тут же поднялся и тоже поприветствовал Гермиону.              — А где Малфой? — он осмотрелся, как будто она прятала Малфоя за спиной.              Но его не было в её гостиной, когда она уходила, как нет и в этой.              — Он, к сожалению, уже принял приглашение от матери. — Щёки запылали, но она надеялась, что никто не заметит. Гарри и Джинни смотрели на неё с вопросом в глазах, хоть и молчали. Из кухни донёсся ехидный смешок миссис Уизли, она опустила половник в кастрюлю, но не повернулась, а продолжила возиться с блюдами.              Мистер Уизли прочистил горло, чтобы сгладить нарастающее напряжение в комнате.              — Гермиона, дорогая, спасибо, что пришла! Знаю, приглашение мы прислали в последний момент. — Он пристально смотрел на неё, а потом будто опомнился: — Я так понимаю, можно тебя поздравить! — Артур неловко обнял её и слегка похлопал по спине.              Гермиона же хмыкнула и уставилась на Джорджа. Всё его ехидство улетучилось, сменившись оскалом. Джордж вышел из комнаты, оставив Гермиону растерянно смотреть на дверь, за которой исчез. Мистер Уизли бросился за ним.              — Прости, Джордж… всё воспринимает резковато. Знаешь, прошло не так много времени с годовщины последней битвы и… — Джинни запнулась, глядя на ту же дверь. — Ну, он просто тяжелее воспринимает этот брак. — Она слабо улыбнулась Гермионе, протягивая к ней тёплую руку.              Гермионе хотелось провалиться в яму. Она села в гостиной, Джинни и Гарри заняли прежние места на диване. В воздухе повисла тишина, лишавшая возможности вести вежливые разговоры. Миссис Уизли продолжала громко возиться на кухне, Джинни — неловко улыбаться, а Гарри стал нервно переводить взгляд с Молли на Гермиону.              Мистер Уизли вернулся явно взволнованный.              — Джордж не будет с нами ужинать. Он не очень хорошо себя чувствует.              На кухне раздался громкий стук:              — Что ж, ладно, осталось ещё две тарелки.              Пока Артур переговаривался с женой, Гермиона пялилась в пол, жалея, что не отказалась от приглашения. Она расслышала лишь обрывки спора.              — Дорогая, прошу, успокойся…              — …поверить не могу… что она могла такое… Рон…              — Она взрослая ведьма… мы не можем…              Гермиона принялась яростно тереть кутикулу большого пальца, ковыряя краснеющую кожу.              — Мой бедный Джорджи… ранит моих сыновей… после принятия…              — Молли, пожалуйста…              — …даже не появился! Слишком гордый для Пожирателя…              Гермиона встала, готовясь оправдаться плохим самочувствием, как вдруг вспыхнул камин. В комнате воцарилась тишина, такая же, как при появлении самой Гермионы.              В камине стоял Малфой, одетый в строгий костюм.              Никто не шевельнулся.              Поправив воротник, закрывавший уродливую татуировку, он шагнул вперёд. Лицо его было бесстрастным.              — Простите за опоздание.              Мистер Уизли, слегка приоткрыв рот, двинулся к нему.              — Здравствуй, Драко. Добро пожаловать в наш дом. — Малфой нахмурился при слове «дом», но все его эмоции быстро исчезли. — Я прошу прощения за такую внезапность, Гермиона сказала, что ты уже договорился о встрече с матерью. — Артур протянул руку. Малфой на мгновение застыл, и Гермиона испугалась, что он не ответит.              Постояв ещё немного, Малфой вежливо пожал ладонь.              — Мама сегодня не в лучшей форме и не смогла принять гостей. Она передаёт вам привет.              Скорее, ад замёрзнет, чем Нарцисса Малфой передаст кому-то из них привет, но это было сказано с такой искренностью, что Гермиона и сама почти поверила.              Миссис Уизли смотрела на гостя с неприкрытым недовольством, а мистер Уизли — нервно.              — Как жаль, что так вышло, но мы рады твоему приходу. — Неловко тронув Малфоя за плечо, Артур повёл его прочь от разгневанной жены.              Малфой осматривался, но ничего не говорил. Наконец, оказавшись рядом с Гермионой, он взглянул на неё: она была в шоке.              Он здесь. Он пришёл. Он не оставил её одну сражаться с волками.              — Грейнджер. — Единственное слово сорвалось с его губ, а сердцебиение участилось. Она не ответила. Взгляд прошёлся по его явно продуманному наряду и остановился на серых глазах.              Он здесь.              — Отличная стрижка, Малфой. Выглядишь сурово, — лукавый голос Джинни оторвал Гермиону от размышлений. — Кажется, у нас где-то здесь есть запасное зелье для роста волос со свадьбы Билла и Флёр. Давно лежит, но я не думаю, что оно портится.              — Портится. Хорошая попытка, но я был на уроке Слизнорта, когда нам рассказывали, как действует просроченное зелье для роста волос. — Его ответ звучал ровно и спокойно.              Джинни ухмыльнулась:              — Я пыталась. Было бы забавно посмотреть, как всё твоё тело обрастёт волосами на двое суток. Помню, я выступала за то, чтобы оставить прошлое в прошлом, но старые привычки умирают с трудом.              Малфой хмыкнул, но Гермиона заметила, как он слегка сморщил нос, что говорило о том, что комментарий показался ему куда смешнее, чем он хотел дать понять. Он повернулся к Гарри:              — Поттер. — Гермиона вздрогнула: фамилия Гарри из уст Малфоя сама по себе звучала как оскорбление.              Гарри мрачно смотрел на него.              — Малфой. — Неловкое противостояние: их взгляды были осуждающими, но они оба молчали.              Гермиона не смогла расслабиться за большим кухонным столом, даже когда подали запечённую курицу, картофель и шотландские булочки.              Она заметила, что Малфой не решается есть — еда сильно отличалась от той, к которой он привык, — и легонько толкнула его локтем. Тогда он, слегка хмыкнув, откашлялся и медленно поднёс ко рту курицу. Движение было изящным, но, как только он понял, насколько миссис Уизли искусна в готовке, откусил больше. Гермиона едва не рассмеялась, но её прервал мистер Уизли:              — Я уже поздравил Гермиону, но, думаю, должен поздравить и тебя.              На этот раз Малфой кашлянул по-настоящему, подавившись картошкой.              — О. Спасибо.              Артур кивнул.              — Это было довольно неожиданно.              — Можешь повторить это ещё раз. — Гермиона от неожиданности проткнула ножом картофелину: это были первые слова Молли, сказанные в её присутствии.              — Да, всё случилось довольно быстро. К сожалению, мало оставалось времени, чтобы всех оповестить. — Малфой продолжал аккуратно нарезать еду.              — Скажи, Драко, каково это — жить в доме, который ориентирован на маглов?              — Очень удобно, ведь мне на целый год запрещено пользоваться волшебной палочкой, — ответил Малфой, на этот раз не подавившись.              — Конечно-конечно. Это, должно быть, так увлекательно. Какой захватывающий опыт. Жить среди настоящих маглов.              Гермиона крепче сжала вилку. Джинни смотрела в тарелку, а Гарри сосредоточенно ел.              — Магии, конечно, предостаточно. Гермиона ведьма, в конце концов, — Малфой произнёс это медленно, как нечто очевидное, и покосился на Гермиону.              — Конечно-конечно. Должен сказать, я был очень удивлён, что тебя выпустили. Я не был согласен с тем, как ведутся судебные разбирательства, но никто и слушать меня не стал бы, — продолжал мистер Уизли.              — К счастью, Грейнджер оказалась очень настойчивой и к тому же гениальной. — От услышанного комплимента её рука замерла с вилкой на полпути ко рту.              Артур сперва моргнул, но затем легко улыбнулся:              — Да, точно гениальна, тем более для той, что так поздно пришла в магический мир!              Ага. Точно.              Гермиона чувствовала, как на лице появляется натянутая улыбка, но не переставала жевать.              — Она всегда была умной. Просто так устроен её большой мозг, — добавил Гарри.              — Конечно, да. Нам очень с ней повезло. Никогда не встречал человека, с которым можно было бы так подробно поговорить о магловских изобретениях.              Миссис Уизли беззлобно фыркнула, и её вилка с грохотом упала на тарелку.              — Простите, миссис Уизли, я не хотел забирать всё внимание на себя. Вы хотите что-то сказать? — Малфой невозмутимо смотрел на нож в её руке.              Молли растерялась, явно не ожидав, что к ней обратятся. Но заминка длилась лишь мгновение, а затем её губы сжались и плечи выпрямились с такой уверенностью, которая обретается только при разговоре с кем-то свысока.              — Она умная девушка. Я бы хотела, чтобы она принимала более разумные решения, — миссис Уизли пристально смотрела Малфою в глаза.              Желудок скрутило, а под кожей закипел гнев. Гермиона хотела сдержаться, но злость медленно превращалась в страх. Она сильно дёрнула заусенец на большом пальце, отрывая сухую кожу.              Никто не сказал ни слова в её защиту.              Она и не ждала.              — А я думаю, она принимает правильные решения. В конце концов, она помогла остановить войну. Помогла положить ей конец, хотя другие волшебники, гораздо взрослее её, не смогли. — Голос Малфоя был спокойным, но она заметила, как дёрнулась его челюсть.              — Остановила войну только для того, чтобы взять её часть с собой в постель. Я всегда считала её хорошей девушкой, с головой на плечах, но теперь вынуждена смириться с обратным. Хорошая девушка не стала бы отказываться от идеального для неё волшебника и выбирать того, кто был рождён во зле.              Гермиона думала, Малфой откинет стул и начнёт махать руками, но он этого не сделал. Он выдержал пристальный взгляд миссис Уизли.              — Этот так называемый идеальный волшебник — ваш сын? Тот самый человек, который с лёгкостью оттолкнул её на пол, лишь бы добраться до меня? — Его тон был ледяным, каждое слово произносилось чётко. — Вы настаиваете, что он-то не был рождён во зле, так что же его оправдывает? Плохое воспитание?              Мир словно замер.              Миссис Уизли вскочила, скрипнув стулом, с глазами, полными гнева. Её щёки раскраснелись то ли от стыда, то ли от ярости, Гермиона не знала.              — Как ты смеешь?! Мой сын погиб из-за таких, как ты! Билл весь в шрамах с той ночи, когда вы впустили этих монстров в школу! Мои дети никогда не видели своих дядь из-за того, какой сделал выбор ты и тебе подобные!              Артур быстро встал и попытался успокоить жену, опустив ладонь ей на плечо.              — Молли, Драко был ребёнком…              Она отмахнулась от него:              — Они все были детьми, Артур! И все они сражались против Волан-де-Морта! — Малфой вздрогнул. — Они не отдавали свои души какому-то Тёмному Лорду! Тебе, — она наставила на Малфоя палец, — следовало остаться там, где ты и был, а тебе, — Молли переключила внимание на Гермиону, — следовало оставить его там. После всего, что наша семья сделала для тебя, после того, как приняла тебя в наш дом, в наш мир!              Гермиона чувствовала, как горят глаза, слышала громкое гудение в ушах.              — Мама! — Джинни положила ладони на стол. Гарри взял Гермиону за руку и с беспокойством посмотрел на неё.              Малфой продолжал пялиться на миссис Уизли, лицо его было совершенно пустым. Не окклюменция, а самообладание. Он отложил столовые приборы.              — Нет. Вы не имеете права так поступать. Говорите обо мне что хотите, поверьте, это не первый раз и не последний. Но не смейте говорить в таком тоне с ней. Она многое отдала всем вокруг и ничего не просила взамен.              Наконец он поднялся с места, вытер рот сложенной на коленях салфеткой и аккуратно положил её на тарелку.              — Думаю, ужин окончен. Грейнджер? — Малфой взглянул на неё. Гермиона осмотрела сидящих за столом: миссис Уизли кипела, мистер Уизли неловко озирался, Джинни не отрывала глаз от матери, а Гарри нервничал.              Она встала, не слишком изящно бросила салфетку на стол и последовала за Малфоем к камину.              Он подождал, пока она зайдёт в камин, и снова обратился к миссис Уизли:              — Она сказала мне, что вы для неё очень важны. После этого ужина я не смогу понять почему. — Малфой развернулся и, встав рядом с Гермионой, подбросил порох, который должен был доставить их домой.              Вернувшись в свой уютный коттедж, она разрыдалась. Прижав руки к груди, пыталась и не могла сдержать рыдания. Гермиона опустилась на диван, задыхаясь от слёз, и прикрыла рот, надеясь задержать в себе всхлипы, чтобы не разбиться на осколки. Мгновение спустя раздался звук камина. Она быстро вытерла слёзы ладонями, набрасывая на себя напускное спокойствие.              — Мне так жаль, Гермиона, — она встретилась взглядом с зелёными глазами, — это было… это было неправильно, то, что сказала миссис Уизли, — Гарри медленно шёл к ней.              — Прости, что устроила такой переполох. — Она надеялась, её лицо не сильно покраснело.              — Это не ты его устроила, Грейнджер. Ты ничего не сделала, — не терпящим возражений тоном произнёс Малфой.              Гарри посмотрел на него с неприязнью, но всё же согласился:              — Он прав. Миссис Уизли перегнула палку. Она… она просто удивилась. То есть мы все удивлены. Она волнуется за Рона.              — Да, но, возможно, ей стоит волноваться больше о том, что делает её любимый малыш, когда злится, и меньше думать о его романтической жизни.              Гарри открыл рот, чтобы поспорить с Малфоем, но передумал.              — Я должен был что-то сказать. Джинни сейчас ругается с ней. Она будет очень сожалеть, как только перестанет злиться, ты же знаешь. Ты не расстраивайся слишком сильно, ладно? Миссис Уизли хочет как лучше.              Как же знакомы Гермионе эти слова: никто никогда не хочет причинить ей боль, оскорбить или задеть и она не может злиться или держать обиду, потому что все желают ей только добра.              — Помни, она просто заботливая мама. Она ведёт себя так потому, что любит их.              Это и было ахиллесовой пятой Гарри. В конце концов, миссис Уизли не могла поступить неправильно, потому что именно она являлась его мамой. Гарри так долго жил без матери, что никогда бы не вернулся в мир без неё. Даже ради Гермионы.              — Знаю, Гарри, ты прав. Я не буду на неё обижаться. Я знаю, она не хотела меня ранить, — слова звучали как пепел во рту.              — А я вот не буду её прощать. Пожалуйста, передай своей дорогой мамочке-тёще, что я сожалею о её братьях, но я ещё даже не родился, когда они умерли, так что хотя бы это вычеркните из списка моих преступлений, — Малфой встал прямо рядом с ними.              Гарри проигнорировал его.              — Я хотел предупредить вас обоих.              Гермиона почувствовала, как волосы встают дыбом.              — О чём?              Гарри покосился на Малфоя, раздумывая, стоит ли говорить в его присутствии.              — Кодсворт спрашивал о тебе, Гермиона. Спрашивал о твоей семье, о твоих друзьях, о работе. Тебе нужно быть осторожной. Он влиятельный человек со связями. Тебе лучше не переходить ему дорогу.              Гермиона вспомнила, что именно говорила Кодсворту на прощание.              — Не думаю, что есть другая дорога, когда речь идёт о Кодсворте. Он злится, что его обошла я — маглорождённая женщина.              Гарри уже смирился с непоколебимостью Гермионы, но не переставал переживать.              — Просто будь осторожна, ладно? Постарайся не высовываться и не привлекать лишнего внимания. В ОМП у него репутация манипулятора.              Она согласилась и тут же ощутила, как боль в сердце немного утихла. Гарри волновался, заботился о ней, даже если не желал вступаться за неё перед Молли.              Он слегка улыбнулся, а затем оглянулся на хмурого Малфоя.              — Ну, я лучше пойду, а то надо убедиться, что миссис Уизли и Джинни ничего не подожгли. — Гарри приобнял Гермиону и исчез в камине.              Она смотрела, как оседает пыль, и чувствовала пульсацию в висках.              Больше никакой почты. Нет ничего хорошего в этих сложенных пергаментах и чернилах. Ничего.              — Блядь, это была катастрофа.              Гермиона массировала ноющий лоб, а Малфой встал напротив, положив руки на бёдра.              — Похоже, мы квиты, — она не могла удержаться от этих слов.              — Почему ты позволяешь им так обращаться с собой? Эта сумасшедшая вела себя так, будто не ты спасла этот чёртов мир! И что за хрень с отцом Уизела? Ты живешь в магловском коттедже, а не зоопарке! Ты не контактный зверёк! А ещё меня удивляет, что Великий Спаситель не сказал этой карге ни слова!              — Не надо так. Они… они важны для меня, они моя семья. А Гарри так рано стал сиротой. Миссис Уизли ему теперь как мама, и он страшно боится её потерять. Ты не можешь обижаться на него, — её голос дрожал, а глаза снова начало щипать.              — Мы все пережили войну, Грейнджер. Мы все теряли близких. У него не может быть привилегий только потому, что он потерял своих раньше.              — Кого ты потерял, напомни? — Гермиона клокотала от ярости. Она понимала, что он прав и загоняет её в ловушку, и хотела наброситься на него.              — Себя. — Это было сказано так прямо, так правдиво, что Гермиона ощутила, как закипающая злость мгновенно рассеивается. — Почему ты продолжаешь говорить, что они твоя семья?              Она надавила пальцами на веки, прогоняя боль.              — Я так говорю, потому что это правда.              — Где твои родители?              Такой простой вопрос, а Гермиона не знала, с чего начать.              Я их стёрла.              — Ты сказал, мы все кого-то потеряли. Это правда. — Она надеялась, он не будет больше задавать вопросов. У неё не было ни сил, ни энергии, ни желания копаться в своих секретах. Её страхи и сомнения и без того были выставлены напоказ на этом ужине — она уже достаточно обожглась.              — Зачем тебе такая семья? — Его слова были тихими, но такими тяжёлыми.              — Мы не можем выбирать. Они меня приняли. По крайней мере, раньше принимали.              — Они относятся к тебе так, будто ты ничего им не дала. Будто вы чем-то отличаетесь.              Она потёрла большой палец.              — Я всегда была не такой, как все. Всю свою жизнь я пыталась куда-то приткнуться. И приткнулась к ним.              — Если ты к ним приткнулась, это не значит, что ты им теперь принадлежишь. Наоборот. Если приходится менять себя, чтобы тебя приняли, не может быть и речи о принадлежности. Я-то знаю, у меня большой опыт. — Теперь он стоял совсем близко к её коленям и смотрел вниз. — Я знаю, из-за нашего с тобой прошлого я не имею права говорить, чтобы ты не позволяла другим издеваться над собой, но я всё равно скажу. Я видел, как ты вытворяешь удивительные и чертовски страшные вещи, лишь бы помочь другим. Ты игнорируешь голос в голове и просто делаешь то, что считаешь правильным. Это охренеть как смело. Ты храбрее всех, кого я знаю, и особенно храбрее меня. Ты — Золотая девочка и умнейшая ведьма своего возраста. Хотя это не так уж и важно. Ты — Гермиона Грейнджер, чтоб тебя. Талантливая и гениальная ведьма. Не позволяй людям относиться к тебе так, будто ты не такая.              Гермиона заглянула в его глаза. Они были тёмными — огромные чёрные зрачки поглощали её целиком. Он возвышался над ней, плечи его тяжело вздымались.              — Малфой, — прошептала она.              — Что?              — Я теперь Гермиона Малфой.              Искра в его глазах как-то сама собой вспыхнула, и прежде, чем Гермиона успела понять, что происходит, он опустился на пол, встав на колени перед ней.              — Гермиона Малфой, чтоб тебя. Моя жена. — Слова пробежали по коже, по шее, рукам и груди, пока не пустили корни в животе, расцветая жаром, от которого покалывало кончики пальцев. Малфой наклонился к ней, чёрные тона затмили серые, и на щеках проступил слабый румянец. Его губы были слегка приоткрыты и выглядели такими манящими. Гермиона вспомнила, как эти самые губы прижимались к её губам, как требовали, чтобы она широко раскрыла рот.              Гермиона и прежде желала.              Она желала Виктора Крама на четвёртом курсе. Подглядывая за ним в библиотеке, вспоминала, как мечтала о грубых руках, стёртых об рукоять метлы, и тёмных задумчивых глазах.              И фантазировала она уже тоже.              Всё время в Хогвартсе Рон был так близок и так далёк. В перерывах между уроками и войной она представляла себе их совместную жизнь, наполненную уютом и теплом.              Чего она ещё не испытывала — так это пожара.              Они столкнулись друг с другом с такой силой, что, если бы Малфой не набрал вес, упали бы на пол. Какое бы заклинание ни удерживало его от Гермионы, оно пало, и он запустил пальцы в её волосы. Второй ладонью Малфой потянулся к спине, и Гермиона чувствовала, как он подушечками скользит по её лопаткам, затылку, позвонкам.              Малфой крепко обхватил её за бёдра и подтянул к краю дивана, пока их тела не соприкоснулись. Она тут же ахнула, и он снова завладел её ртом. Малфой не стал спрашивать разрешения, а просто одним движением покорил новое пространство. Так же нежно, каким она его помнила, он исследовал все её потаённые уголки.              Гермиона вцепилась в рубашку, но руки не слушались, а сами поднимались к его затылку, чтобы удержать так, чтобы он не вырвался. Ногтями она перебирала ещё короткие белые пряди. Он не переставал сжимать её бёдра, и она застонала. Малфой на миг замер, из-за чего Гермиона вспомнила, каким был ужас на его лице, когда он смотрел на свои ладони после их последнего поцелуя.              Она не была уверена, что то, что они делают, правильно. Вообще-то, всё это было очень неправильно, но от одной мысли о том, что всё кончится, хотелось рассыпаться.              Не контролируя себя, Гермиона притянула его ближе, их рты вновь встретились. На этот раз стонал он. Малфоя охватило какое-то неистовство настолько, что он дёрнулся ей навстречу.              Она чувствовала его. Раздвинув ноги, прижавшись к его бёдрам, чувствовала каждый сантиметр.              Гермиона больше не сдерживала звуков. Тогда Драко отстранился и стал целовать её в шею.              — Боги, я знаю, что это неправильно.              Он потянул её за волосы, отведя голову в сторону, и влажными поцелуями прошёлся по всей шее.              — Я всё ещё думаю об этом. О той комнате в Министерстве. Я должен был поступить правильно и прогнать тебя. — Драко снова толкнулся вперёд, на этот раз резче. Всё её тело сжалось от ощущений. — Но я не могу выбросить тебя из головы. Ты меня преследуешь.              Он прочертил языком дорожку до подбородка.              — Могу думать только о том, как бы ещё раз оказаться внутри тебя, ещё и ещё раз. — Гермиона уставилась на него. Его губы были припухшими, красными. Драко тёрся о ткань её джинсов, не переставая стыдиться своих слов и поступков. Она чувствовала вкус его вины на языке, но он не ослаблял возбуждение, а лишь подстёгивал.              Оно нарастало с каждым движением. Драко снова стиснул её бёдра, удерживая на месте, а она обхватила его за плечи — их лица были так близко, но не соприкасались.              Просто дышали друг за другом.              — Вот чёрт… я не должен… хотеть этого, — он судорожно выдыхал слова с каждым толчком. Гермиона вскрикнула, стоило только задеть чувствительную точку. — Я не могу… не могу… как же я… облажался… — От его шёпота она вся вытянулась, приближаясь к оргазму.              Он был так близок — будто неизбежен. Но каждый раз, когда казалось, что она вот-вот достигнет пика, ощущения терялись. От постоянных подъёмов и спадов всё тело перегревалось. Гермиона не переставала стонать, так и не дойдя до вершины.              — Пожалуйста, — жалобно попросила она и сквозь опущенные веки увидела пугающее благоговение на его лице.              — Что угодно. Только скажи, что тебе нужно, и я сделаю что угодно, — в словах Драко было почти столько же мольбы, сколько и в её.              — Прижмись ещё раз, как до этого.              Он тут же последовал приказу и толкнулся, отчего под веками вспыхнули звёзды.              — Чёрт, ты так стонешь, что я долго не продержусь, — с явным сожалением произнёс он.              Гермиона крепче вцепилась в его плечи.              — Продолжай… продолжай, и… и… я… — не успела она договорить, как он подался вперёд ещё раз, чётко следуя указаниям.              С каждым прикосновением к клитору она чувствовала, как канат натягивается всё туже и туже, стремительно приближаясь к моменту, когда за мгновение до спуска стрелы тетива испытывает максимальное напряжение.              — Пожалуйста, в этот раз смотри на меня, — Драко обжёг её лицо словами. Он подался вперёд с ещё большей силой. Гермиона распахнула глаза, принимая всю свою уязвимость, всё желание, всё сводящее с ума обожание в сером взгляде, и зашипела, дёрнулась, поймав удовольствие такое мощное, что стало даже больно. Он целовал её, жадно глотая стоны и вздохи, пока не толкнулся в последний раз с ещё одним поцелуем в шею.              Драко медленно отстранился, сладко поцеловал её в губы и прижался лбом ко лбу.              — Вот теперь ты кончила. Мне просто нужны были небольшие подсказки.              Её словно окатило холодной водой — вот как подействовали на Гермиону его слова.              Она отстранилась. Малфой глупо улыбался, а его глаза казались стеклянными. Он смотрел на неё так, словно она была звездой и луной на небе.              О боже, что она натворила?              Малфой привязался к ней, чтобы спасти себе жизнь, потому что других вариантов не было. Его жизнь зависела от неё. Она стала его связующим звеном с миром. Он так долго был изолирован. Гермиона мигом вспомнила стыд и вину на его лице, стоны о том, что он не в силах остановиться, — она всё это проигнорировала, потерявшись в удовольствии, которое дарило ей его тело.              Ты меня преследуешь.              Не признания, а исповедь.              — Пожалуйста, слезь с меня, — её просьба прозвучала натянуто.              Словно кто-то погасил выключатель, весь свет покинул его глаза.              — Что такое? — нервно спросил он.              — Я хочу встать. Подвинься, пожалуйста. — Гермиона была на грани истерики. Как и всего пару минут назад, Малфой без лишних колебаний исполнил её приказ.              — Я пойду спать. Это… Прости, я не должна была. Прости меня, — сломленным голосом произнесла она.              — Хочешь сказать, что жалеешь? — С каждым словом в Малфое оставалось всё меньше эмоций. Гермиона представила, как за его глазами медленно опускаются каменные ворота.              — Этого не должно было произойти. Я была на взводе и поступила нечестно. Я не должна была этого делать. — Она не могла смотреть ему в глаза, зная, что его самого там не найдёт.              — Не о чем переживать, Грейнджер. Буду считать это благодарностью за участие в ужасном ужине. Дай знать, если снова понадобится выпустить пар. Так ты можешь хоть что-то получить от этой дерьмовой сделки. Не хотелось бы, чтобы я вдруг подумал, будто ты делала всё это ради меня.              Она вздрогнула от его отстранённого тона.              — Я… я спать. Спокойной ночи. — И убежала.              Запершись в комнате, она сорвала с себя всю одежду, не в силах вынести ощущения влажного белья, и голая легла в постель.              Ей показалось, она услышала звук камина.              Гермиона не стала вставать и проверять, куда он ушёл.              Она водила ногтями по предплечью до тех пор, пока кожа на букве «в» не покраснела так, что чуть не закровоточила, и всё это время думала о серых, как камень, глазах.