A Gallows Marriage | Свадьба под виселицей

      Малфой целовал её.              Он нежно держал её лицо в ладонях, словно боясь, что от прикосновений она рассыплется; едва уловимо, мягко прижимался к губам и льнул к ней телом. Гермиона почувствовала, что за несколько недель, прошедших с тех пор, как она ощущала контуры этого самого тела, он прибавил в весе. Она почти не реагировала, слишком потрясённая.              Он целовал её.              Внезапно по губам скользнул язык. Не успела она опомниться, как рот слегка приоткрылся. А Малфой только этого и ждал. Он провёл кончиком языка по её зубам, отчего она вздрогнула, и заполнил рот полностью, будто ища убежища. Их поцелуй был вкуса огневиски. Малфой крепко обхватил её за шею и прикусил нижнюю губу, медленно оттягивая. Гермиона ахнула от боли. Тогда он прервал поцелуй — ещё секунду их соединяла струйка слюны, пока не оборвалась на подбородке.              Она ему ответила.              Глаза Малфоя были широко распахнуты, а щёки покраснели. Гермиона снова увидела на его лице то благоговейное выражение, с которым он расчёсывал пальцами её локоны в Министерстве, только его рот слегка приоткрылся от удивления. Ладони по-прежнему обнимали её лицо и шею, тепло забиралось под кожу.              Он выглядел как человек, познавший божество.              Пока она смотрела на Малфоя, лицо его менялось: уголки опухших губ хмуро опустились; брови, высоко поднятые, тоже медленно опустились, накрыв тенью стремительно тускнеющие глаза; нижняя губа задрожала. Гермиона почувствовала, что он её отпускает. Малфой уставился на свои раскрытые ладони. С отвращением, словно не мог поверить в то, что сделали эти руки. Он сжал длинные пальцы в кулаки так сильно, что они задрожали.              Как человек, познавший божество и вспомнивший, что его не достоин.              — Малфой? — Гермиона потянулась к нему, ощущая, как всё то, что только что между ними произошло, ускользает.              Он сделал большой шаг назад и посмотрел на неё. С ужасом и шоком.              — Прости. Я не… Прости меня.              Не успела Гермиона ничего сказать, как он отвернулся, практически побежал в свою комнату и плотно закрыл за собой дверь. Она осталась в гостиной одна с колотящимся сердцем.              Какого чёрта?              Постояв немного в тишине, она выключила лампу и легла спать.       

***

      Утром Гермиона боялась выйти из спальни. Она не была уверена, что между ними. Ситуация становилась только сложнее, а главной проблемой оставался вопрос: доверять ему или нет.              Слова Ханны пронеслись в памяти. Держалась ли Гермиона на безопасном расстоянии от потенциальной угрозы или отдалялась в страхе перед чем-то новым?              Именно эти мысли сопровождали её, когда она наконец решилась выйти из комнаты. Ранним утром в коттедже было тихо. Свет пробивался через окна, задерживаясь в воздухе. Гермиона любила утро. Она любила, когда озарялись все тёмные уголки её дома и сознания. Она прошла на кухню, поставила чайник и принялась разбивать яйца в сковороду. Так она пыталась решить, что теперь делать, но быстро поняла, что не имеет ни малейшего представления, а это невообразимо расстраивало.              Гермиона никогда не была сильна в человеческих отношениях. Она умела общаться и заводить друзей, но осознавала, что многие из тех, кого знала, довольно просты. Их души были распахнуты. Она считала это вполне гриффиндорской чертой, присущей её друзьям-гриффиндорцам. А как обращаться со змеёй?              Она как раз расставляла тарелки, когда на кухню вошёл Малфой в серых спортивных штанах и хлопковой футболке. Он замер при виде неё.              — Я подумала, ты будешь не против приготовить тосты. Я уже заварила чай.              Он продолжал стоять на месте, но когда Гермиона начала резать фрукты, то тихонько положил хлеб в тостер. Они не проронили ни слова до тех пор, пока оба не сели за стол.              — Не ожидал тебя здесь увидеть, — тихо произнёс Малфой.              Гермиона посмотрела прямо в серые глаза.              — Где же мне ещё быть?              Она пыталась дать понять, что на этот раз не собирается убегать. Гермиона не могла решить, что делать дальше, но начало было положено.              Они не обсуждали ни застой, ни пьянку, ни поцелуй. Гермиона понимала, что их шаткий мир просто не выдержит.              Но они обязательно поговорят, пообещала она себе. Просто не сейчас.              Яичницу и тосты они ели молча.       

***

      Уже через несколько дней ритм их жизни пришёл в норму. Они дружески общались, вместе ели, читали в гостиной по вечерам — и всё это в относительном спокойствии.              Однако в душе Гермионы произошли перемены. Как бы она ни пыталась забыть тот пьяный поцелуй, просто не могла. Она думала, если Малфой был настолько пьян, что даже подрался с другом, то поцелуй вряд ли имеет для него значение. Его с ней заперли — они были вынуждены стремительно вступить в интимную связь как физически, так и эмоционально.              Она могла поклясться, что Малфой глазами следует за ней, как магнит, по всей комнате. Гермиона редко ловила его взгляд, но ощущала присутствие, ровно как и тёплое дыхание на шее в такие простые моменты, когда накручивала прядь волос на палец или готовила. Напряжение становилось почти невыносимым, будто давление поднималось до пика, — казалось, атмосфера вот-вот рассыплется, а вместе с ней и Гермиона.              После поцелуя Малфой ходил к Тео один раз и вернулся рано вечером трезвым. Он вышел из камина потрёпанным, чем тут же отвлёк Гермиону от очередных бумаг, сел за стол рядом с ней, и выглядел он удручённым.              — Как Тео?              Он вздохнул, не отрываясь от стола.              — Нормально. Блейз и Пэнси тоже пришли.              Гермиона прикусила губу, понимая теперь, почему он был таким грустным.              — Они на тебя злились?              — Нет. Совсем не злились. Более того, Блейз даже извинился.              — Он тебя сильно ударил.              Малфой начал царапать ногтем по столу.              — Я знаю, что первый начал. Всё спуталось, но я помню, что говорил такое, за что заслужил. Наверное, я должен радоваться, что он махал кулаком, а не палочкой. От Бомбарды исцелиться было бы гораздо сложнее. Этот мямля сказал, что бросаться на меня с палочкой было бы несправедливо — у меня-то её нет. — Малфой продолжил ковырять стол.              — Почему ты так злишься? — Гермиона осторожно отложила перо к позабытым бумагам.              — Потому что я заслужил удар. Я заслужил наказание, а он ещё и извинился. — Скрипскрипскрип.              — Он тебя ударил. Возможно, он просто чувствует себя из-за этого виноватым.              — Это неважно. Они столько для меня сделали. Писали мне, пока я сидел под домашним арестом, приходили, когда мне разрешили принимать гостей раз в месяц. Чёрт возьми, Пэнси дважды пыталась навестить меня в Азкабане. А Тео, — он тяжело сглотнул, — не переставал искать способ меня освободить. Никогда. Они никогда не отказывались от меня, а я вышел, и вот как я их отблагодарил.              — Зачем ты это сделал? Спровоцировал Блейза, — Гермиона старательно отводила взгляд от него, делая вид, что раскладывает бумажки. Она не была уверена, что Малфой вообще ответит.              — Не знаю. — Скрипскрипскрип.              — Интересно. Не думала, что когда-нибудь услышу от тебя признание, что ты чего-то не знаешь.              — Я многого не знаю, — Малфой невесело усмехнулся. — Чем дольше живу, тем больше понимаю, что ни о чём не имею ни малейшего понятия.              — Это неправда. Ты был очень умён в школе. Шёл сразу после меня.              — Я был умён, но не знал ничего о мире, кроме того небольшого кусочка, который мне был отпущен. И я был настолько глуп, что даже не задавался вопросами. Я принял то, кем должен быть и что должен делать, и этим довольствовался. Посмотри, к чему это привело.              Он наконец поднял на неё глаза.              — Знаешь, когда я получил метку, я так гордился! Я был молод, но собирался доказать, что Малфои преданны. Я хотел доказать отцу, что я сильный. Я ни в чём никогда не был лучшим, хотя мог. А потом… не смог. И мне стало так стыдно. — Он засмеялся, взгляд его опустел. — Я был глупым.              — Ты не был глупым. Ты был ребёнком.              — Ты тоже была ребёнком, Грейнджер. Ты была ребёнком и рисковала жизнью. Я… поддался тому, что делал, потому что не хотел признавать, что неправ. Что моя семья неправа. А друзья смотрели, как я погружаюсь в яму, и пытались вытащить меня оттуда, пока не стало слишком поздно. Они и сейчас пытаются.              — Люди кругом сбивали тебя с пути, особенно взрослые, которые несли за тебя ответственность. Ты берёшь на себя слишком много вины.              — А ты слишком много вины с меня снимаешь. — Эти слова застали её врасплох. — Ты искала способ освободить меня, ты вышла за меня. Мерлин, ты даже… — Малфой сделал паузу, сглотнув. — Ты отдала гораздо больше, чем отдал бы любой другой, а мы были никто друг другу. Никто и никогда не делал ничего подобного ради меня. Чем я это заслужил?              Гермиона не знала, что ответить.              Как объяснить, что из простого плана по спасению его жизни всё превратилось в… это? Как сказать ему, что уже тогда он что-то значил для неё, даже если она говорила себе, что это просто любопытство? Как объяснить, что, когда он находился в комнате, она чувствовала себя так, будто не могла дышать? Какие слова могли бы заставить его понять, что она не ожидала, что он настоящий — он человек, которому причинили боль, а он справляется с этой болью и, возможно, даже растёт из неё? Как заставить его понять эту необъяснимую потребность прижать к себе все те осколки, которые он положил перед ней?              — Не знаю, — повторила Гермиона его признание.              — Какая прекрасная пара. — Он не переставал смотреть на неё, раздувая ноздри. Воздух вокруг них сгустился, странное давление усилилось, и голова закружилась.              Она надеялась, ночь с поцелуем размоется в его памяти. Та лёгкость, с которой Малфой продолжал говорить, была хорошим показателем того, что он не запомнил поцелуй, но моментами… Моментами Малфой ловил её взгляд и задерживал внимание на губах. Иногда кончиком розового языка он проводил по нижней губе, всего секунду, пока не переключался на что-то.              Гермиона была напрочь сбита с толку.              Она кашлянула, сосредоточившись на пергаменте в руках.              — Над чем работаешь? — Малфой взглянул на её перо.              — О… это документы по ликантропии. Для открытия крыла в Мунго.              — Я думал, ты работаешь в основном с домовыми эльфами и кентаврами?              Гермиону снова удивило, что он знает подробности её жизни.              — Да. Не уверена, помнишь ли ты Ханну Аббот, но она хочет открыть специальное крыло для тех, кто страдает ликантропией. Это крайне незащищённая группа населения, они часто боятся обращаться за помощью из-за предрассудков. А если всё-таки обращаются, им отказывают в элементарном уходе, потому что боятся, что заболевание распространится по больнице. Это нелепо, проблема ведь возникает только в полнолуние, но даже в полнолуние их можно усмирить аконитом. Сивый обучил многих оборотней во время войны, и люди обеспокоены, что те, кого он обратил, разделят его склонность к насилию. Лучшее решение на данный момент — создать новое крыло, где они будут жить, пока им оказывают помощь.              — Считаешь, власти разрешат?              — Пока нет, — вздохнула Гермиона. — Все средства уже собраны, но они оттягивают открытие всеми силами.              — Сивый напал на одного из твоих друзей. На Уизли. Это с него начался твой интерес к оборотням?              — О, Билл? Нет, он, к счастью, никогда не обращался. Его не кусали в полнолуние, поэтому он не полноценный оборотень. Меня заинтересовал профессор Люпин. Ну, его сын.              — У него был сын? — Малфой поднял бровь.              Гермиона смутилась.              — Да, от Нимфадоры Тонкс. Его зовут Тедди. Он же твой двоюродный племянник? — Гермиона подумала, что, возможно, он не знает о живом племяннике — мальчике с добрыми глазами отца и озорством матери.              — А. Дочь Андромеды. Я знал, что у неё есть сын, но не догадывался, что от Люпина.              — Ты видел тётю после войны?              — Я никогда с ней не встречался, так что нет.              Гермиона не могла поверить в услышанное.              — Она твоя семья!              — Мы никогда не говорили о ней. Её лишили наследства и выжгли с гобелена Блэков вместе с крёстным отцом Поттера задолго до моего рождения.              — Она сестра твоей матери!              — Да, но в моей семье стоит сделать неверный шаг — и неважно, сестра ты, брат или ребёнок, — тебя вычёркивают.              У неё свело живот при мысли о семье, в которой вырос Малфой. Любовь являлась лишь условностью: её можно было как отнять, так и подарить. Гермиона не могла себе представить, чтобы однажды родители перестали её любить.              Воспоминание о родителях с такой силой ударило по ней, что она вздрогнула и уронила перо на стол.              Она проигнорировала навязчивый внутренний голос.              — Люпин всю жизнь подвергался насмешкам. Он умер, а магический мир теперь дискриминирует Тедди, твоего двоюродного племянника, потому что его отец болел ликантропией. Ему отказывают даже частные детские целители, и обучение в Хогвартсе стоит под вопросом.              — Это бессмысленно. Его никто не кусал. Он не может болеть ликантропией.              — Именно. И всё равно люди отказываются смотреть дальше своих предвзятых представлений и вести себя по-человечески. Я узнала об этом от Андромеды на его втором дне рождения. Когда Ханна обратилась ко мне с предложением открыть крыло, которое будет оказывать поддержку — и душевную, и физическую — тем, кто болен ликантропией, я поняла, что хочу стать частью этого. Я надеялась помочь пролить свет на саму болезнь и тех, кто от неё страдает. К сожалению, Министерство не хочет иметь с этим ничего общего. Стоит нам потушить один пожар, они разжигают другой. Это изматывает.              — Как ты это делаешь? — голос Малфоя внезапно стал громче: он наклонился к ней. — Как отдаёшь всё своё время и силы делам, которые трогают твоё сердце? Как остаёшься целой, если постоянно отдаёшь частички себя ради других?              Он пристально буравил её взглядом, словно мог увидеть мысли. Она прижала колени друг к другу, надеясь успокоиться.              Никак.              — Я хочу изменить мир. Такие дела заслуживают внимания. Это не всегда легко, но оно того стоит. — Весьма правдивое заявление.              — Единственное, в чём я принял участие, отняло у меня всё. Не знаю, сколько ещё должен отдать, — пробормотал он.              Гермиона часто думала об этом. Забыв о девочке внутри себя, она, готовая взять новые роли, которые делали её солдатом, часто думала, что от неё ничего не останется. У неё была цель, что-то, за что можно было ухватиться после того, как закончится война, а она оказалась в тупике, гадая, кто же, чёрт возьми, такая Гермиона Грейнджер.              — Ты всегда можешь присоединиться к какому-нибудь делу. Может быть, даже к открытию крыла? — Она и сама удивилась этой идее.              — Твой корабль потонет, если его частью станет местный изгой, — насмешливо отозвался Малфой, закатывая глаза.              — Нет, правда! Что тебе ещё делать со своей вновь обретённой свободой? Можно, конечно, перечитывать одни и те же книги. Но идея-то хорошая, да и твоя семья уже в деле.              — Кто, сверхамбициозная жена?              Гермиона покраснела.              — Нет, тунеядец ты, твои тётя и племянник. Ты даже можешь с ними познакомиться! — По мере зарождения плана Гермиона понимала, насколько идеальным он может быть. — Андромеда не слишком публично выражает свою поддержку, опасаясь, что Тедди будут дискриминировать ещё больше, но она очень активна. Я хотела навестить их в ближайшее время, может, ты…              — Нет, — перебил он её.              — Нет? Но это может быть…              — Нет, Грейнджер. Я никогда не утверждал, что хочу изменить мир. Я вижу, как кипит твоя блестящая голова. Я не ребёнок, мне не нужен пример для подражания, который поведёт меня по пути света, или крестовый поход во имя справедливости, который удержит от зла.              Гермиона была так расстроена. Он уже несколько недель слонялся по дому — освободился из одной тюрьмы, только чтобы самому строить решётки для другой.              — Я думала, твоя цель — восстановить фамилию Малфой.              — Это цель моей матери. Я не так наивен. Наша фамилия навсегда останется запятнанной.              — Теперь она и моя тоже.              Он выплюнул чай, глоток которого только что сделал, а она продолжила:              — Я бы не хотела пятнать своё имя, если это возможно. У меня и так хватает препятствий, учитывая грязную кровь и всё такое, — непринуждённо проговорила Гермиона. — Тебе не придётся помогать публично, если ты не хочешь, но не помешает показать, что ты уже не тот человек, каким был раньше. Я тут подумала... Ты можешь встретиться с ними, Андромедой и Тедди, и просто посмотреть. Не нужно принимать никаких решений прямо сейчас.              Она встала, собирая бумаги, чтобы отправить их совой. Малфой молчал, а она аккуратно сложила пергамент и постучала по окну, призывая Батильду. Когда сова появилась, Гермиона скормила ей угощение и отдала конверты, поручая доставить их в Министерство. Покончив с этим, вернулась на диван, взяла кружку и сжала её ладонями.              — Ладно, я встречусь с ними, но не более. Я не собираюсь носить какой-то дурацкий значок с абсурдной аббревиатурой, отсылающей к экскрементам, — выплюнув эти слова, Малфой встал из-за стола и пошёл прочь.              Гермиона моргнула, глядя на освободившееся рядом с ней место.              Он помнил про Г. А. В. Н. Э.

***

      — Кажется, я нехорошо себя чувствую. Желудок ещё не пришёл в себя.              — Я только что видела, как ты съел три сэндвича.              — Точно, я, наверное, перестарался. Как жаль, придётся перенести семейное воссоединение.              — Малфой, перестань. Андромеда ждёт. Мы не можем отменить встречу в последнюю минуту. Я думала, твои чистокровные приличия такого не допускают.              — Мои чистокровные приличия подсказали бы, что не стоит сближаться с предательницей крови, так что, возможно, не стоит их слушать.              К большому сожалению Малфоя, Гермиона после того разговора написала Андромеде. Теперь, два дня спустя, они уже были в нескольких мгновениях от встречи с ней и Тедди. Гермиона заметила, как Малфой нервничает, по тому, как он дёргался и царапал поверхность стола. Она могла поклясться, что там будет дырка.              — Мы идём. Ты встретишься с тётей и племянником, и ты останешься доволен. — Она посмотрела на часы. Пора.              — Ты не можешь просто приказывать мне, я не твой гриффиндорский прихвостень.              — Ты прав. Ты мой муж. Я ухожу. Ты со мной или нет — решать тебе. — Гермиона шагнула в камин и повернулась к Малфою лицом. Он нахмурился, но нехотя поплёлся следом. Гермиона чувствовала его едва заметную дрожь. Она взяла Малфоя за руку, нежно сжала и отпустила. Он тут же потянулся к ней обратно, но отвёл ладонь.              Они приземлились в облаке летучего пороха. Гермиона быстро очистила их Скорджифаем, и Малфой на длинных ногах прошёл в дом семьи Тонкс. Он расправил плечи, отряхивая лацканы костюма, а подбородок вздёрнул, осматриваясь. От него, излучающего апатию, веяло титулованным благородством. Не окклюменция, но сдержанность.              — Гермиона, рада тебя видеть.              Если Деннис походил на Колина, то Андромеда была практически точной копией покойной сестры. Длинные вьющиеся тёмные волосы, от которых у Гермионы замирало сердце, когда они случайно касались её, и чёрные, как смоль, глаза, но потом эта добрая женщина улыбалась и она вдруг замечала различия. Беллатриса была маньячкой, а Андромеда — заботливой. Хотя сходство всё равно казалось жутким.              — Здравствуй, Андромеда. Спасибо, что согласилась встретиться. Позволь представить, это…              — Юный Драко, — Андромеда оценила его взглядом. — Мне было любопытно, увидимся ли мы когда-нибудь.              Малфой был явно удивлён появлением тёти, настолько похожей на другого члена его семьи. Он не мог оторваться от тёмных глаз, которые осматривали его с ног до головы.              — Ты похож на мать.              Эти слова точно вывели Малфоя из транса.              — Отец всегда говорил, что я похож на него.              Андромеда рассмеялась:              — Люси всегда был тщеславным. Глаза его, но скулы Циссы я узнала бы где угодно. Вечно им завидовала. Может, ты и наследник отца, но нет сомнений тому, что ты сын своей матери.              Надменность Малфоя пошатнулась, взамен ей пришла неловкость.              — Где Тедди? — Как только вопрос слетел с губ Гермионы, в комнату ворвался мальчик с тёмными волосами.              — Здесь! — Заметив Гермиону, он сменил курс и столкнулся с ней нос к носу.              — Тедди, посмотри, как ты вырос! — Мальчик широко улыбнулся, с гордостью демонстрируя зубы, когда Гермиона опустилась на колени рядом с ним.              — Мне пять! — он показал пять маленьких пальцев. Она улыбнулась его детскому восторгу.              — Тедди, помнишь, я говорила, что к тебе придёт дядя? — обратилась к нему Андромеда.              Тедди внезапно заметил незнакомца в комнате и поднял к нему голову.              — Что это за смешная отметина у тебя на шее?              Малфой хлопнул ладонью по татуировке.              — Не твоё дело.              Мальчик был неудержим.              — Почему у тебя такие короткие волосы?              — Потому что я их отстриг. Почему ты такой маленький?              — Потому что мне пять, — Тедди снова показал пальцы. — Ты правда мой дядя?              — Похоже на то. Ты всегда задаёшь столько вопросов?              Мальчик кивнул.              — Ты умеешь летать на метле?              Малфой, похоже, оскорбился.              — Конечно.              Тедди очень обрадовался этому.              — У меня есть игрушечная метла. Мне пока нельзя высоко подниматься.              — Я в твоём возрасте уже летал на отцовском «Чистомёте», — Малфой поднял бровь, с насмешкой смотря на мальчика.              — Вау, так ты правда умеешь, — Тедди не скрывал восхищения. — Хочешь посмотреть, как я летаю?              — Не думаю, что мне будет интересно, как малыш летает на игрушечной метле, но минуту можно. Просто хочу убедиться, что ты в приемлемой форме. — Малфой словно на миг вспомнил самого себя. — Если, конечно, твоя бабушка не против.              — Она ведь тебе тётя, да? — Тедди мило улыбнулся.              Малфой и не знал, что ответить. Он повернулся к Андромеде, задавая невысказанный вопрос.              — Не уходите с заднего двора. И не слишком быстро. Он сломал руку в прошлом году. Мы скоро к вам выйдем.              Тедди завизжал, схватил Малфоя за руку и чуть ли не вытащил за дверь. Пока они шли, Гермиона слышала детские вскрики и знакомое фырканье.              — Этот мальчик так напоминает мне Нимфадору. Она могла с лёгкостью подружиться с боггартом, — Андромеда улыбнулась и предложила Гермионе присесть.              — Ещё раз спасибо, что разрешила прийти. Прости, что так внезапно.              — Знаешь, я всё думала, когда же ты это сделаешь.              — Правда?              Андромеда скрестила лодыжки.              — Как только прочитала «Пророк».              — Почему?              — Я знала, что этот молодой человек будет совершенно потерян. И не думала, что моя сестра окажется приветлива. — Она посмотрела на Гермиону: — А ещё я понимала, что ты не будешь знать, что с ним делать.              Гермиона покраснела.              — Познавательный опыт.              Улыбка Андромеды медленно исчезала.              — Я всегда интересовалась им, беспокоилась. Я знала, Цисси его полюбит, по крайней мере по-своему, а Люциус любил их обоих. К сожалению, во время войны он эту любовь растерял. Он был трусливым человеком. Я переживала, что он передаст эту черту сыну.              — Думаешь, он трус?              Андромеда какое-то время молчала.              — Я знаю, как воспитывают детей такие семьи, как Блэки и Малфои. Знаю, какие идеологии они прививают и каких стандартов придерживаются. Возможно, Драко потребовалось время, но он восстаёт против многого из того, что ему внушали. Мне ли не знать, ведь я тоже вышла замуж за маглорождённого.              — Или так, или смерть. Вряд ли у него был выбор.              — Не заблуждайся. Многие с готовностью выбрали бы смерть.              Гермиона чувствовала неприятное жжение при мысли о том, что существуют люди, которые предпочтут лишиться души, чем связать себя с кем-то вроде неё. Пламя внутри разгоралось всё сильнее с каждым ехидным замечанием, каждой насмешкой, каждой колкостью.              — Просто будь с ним помягче, Гермиона. Сейчас он испытывает множество противоречивых эмоций. Я прошла через то же самое, но у меня хотя бы был Тед, на которого я могла положиться.              — Есть люди, которые считают, что он не заслуживает нежности и внимания. — Гермиона вспомнила всё, что ей говорили о нём. Все волнения были обоснованными.              — Эти люди не жили с Волан-де-Мортом под одной крышей, он не пытал их и их родителей. Возможно, сразу после войны я думала по-другому, но сейчас я из эгоистических побуждений хотела бы, чтобы у Тедди была семья. Он ничего не помнит о войне, пусть так оно и будет. — Андромеда встала. — Самое время проверить этих двоих.              Пока они шли к заднему двору, Гермиона сказала, что вопрос с открытием крыла снова откладывается.              — Я не удивлена. Они ясно дали понять о своих намерениях.              — Я не сдаюсь, Андромеда. Вообще я думаю, что Малфой может помочь. Он… сомневается, но я надеюсь, что он передумает.              Тедди парил на крошечной метле, зависнув всего в полутора метрах над густой травой. Малфой стоял в центре поля и выкрикивал указания и подсказки.              — Ухватись за метлу обеими руками, представь, что летишь быстрее. Отлично! Итак, твоя цель — притвориться, что видишь снитч, и нырнуть. Как только ловец окажется у тебя на хвосте, ныряй и жди до самой последней секунды. Потом сразу подтягивайся, а второй ловец ударится об землю. Вот для чего нужна крепкая хватка: надо с силой подтянуть на себя, чтобы не разбиться, — Малфой оживлённо рассказывал об опасном приёме, а Тедди сосредоточенно следил за каждым движением. Дыхание перехватило.              — Смотри, Гермиона! Я отрабатываю финт Вонского!              — Вронского, Тедди, мы уже говорили об этом, — поправил его Малфой, пощипывая себя за нос.              — Да я шучу! — Тедди подлетел к бабушке и стал, хихикая, кружить. Малфой же с самодовольным выражением лица направился к Гермионе.              — Ничего не говори, Грейнджер.              — Понятия не имею, о чём ты. Я только хотела отметить, что ты, кажется, не так уж плохо проводишь время.              Он нахмурился.              — Только потому, что эта проклятая игрушечная метла недостаточно прочная, чтоб я отсюда сбежал. Иначе я бы так и бросил его на этом поле.              — Ну конечно, — рассмеялась она.              — Драко, смотри! — Тедди висел вверх ногами, а Андромеда пыталась дотянуться до него, чтобы снять с метлы.              Малфой хихикнул, но тут же закашлялся.              — Тебе нужно тренироваться, если хочешь получить шанс сыграть за Хогвартс.              Тедди наконец приземлился рядом.              — Да, мне нужно тренироваться! Я пойду, когда мне будет во-от столько, — он показал восемь пальцев.              — Что ж, довольно скоро, — пробормотал Малфой себе под нос.              Солнце уже садилось, свет потихоньку угасал. Гермиона и Малфой попрощались с Андромедой, пообещав поддерживать общение. Перед уходом Тедди подбежал к Малфою и обнял его за ноги — кончики тёмных волос мальчика тут же посветлели: глубокий каштановый цвет превратился в белый. Малфой взглянул на Гермиону, она лишь пожала плечами. Он погладил Тедди по голове, и они скрылись в камине.              Дома они разошлись по своим делам, не обсуждая произошедшее. Гермиона переоделась из сарафана в удобную пижаму. Она поглаживала Живоглота на диване, когда в комнату вошёл Малфой. Он молча сел в кресло и посмотрел на неё с задумчивым видом.              — Тедди ведь не разрешат учиться в Хогвартсе, когда ему исполнится одиннадцать?              Гермиона продолжала гладить кота.              — Никто не может сказать наверняка. Некоторые члены общества его опасаются в основном из-за ложных представлений о ликантропии. Единственный проверенный способ заражения — это укус, но, когда речь идёт о детях, нагнетание страха очень эффективно работает.              — Это просто охренеть как тупо.              — Именно, — кивнула она.              — Они не могут не пустить его просто потому, что боятся того, чего не понимают.              Гермиона хмыкнула, соглашаясь с ним.              — Это нечестно и неправильно, — продолжал Малфой.              Она прикусила губу, чтобы сдержать улыбку.              — Ты будешь просто невыносима, да?              — Не понимаю, о чём ты. — Гермиона встала, пожелав ему спокойной ночи.              Лёжа в постели, она смотрела на созвездие Драко, скользя взглядом по небу. Гермиона готова была поклясться, что на секунду заметила, как по просторам пронёсся маленький огонёк, похожий на крошечного беловолосого мальчика на игрушечной метле.