A Gallows Marriage | Свадьба под виселицей

      Гермиона до последнего ждала возвращения Малфоя. В полночь она сдалась, оставив на диване скомканный плед, который тут же занял Живоглот.              Он ведь не говорил, как долго его не будет. Сказал только, куда идёт.              Слишком долго, думала она, лёжа в постели.              Ей потребовалась целая вечность, чтобы заснуть. Каждый раз приближаясь к тому, чтобы отключиться, Гермиона готова была поклясться, что слышит звук камина.              И лишь начав считать овец, дойдя в уме от ста к одному и выбросив все мысли из головы, она наконец погрузилась в забытье.       

***

      Гермиона проснулась от шума. Она быстро села и стала нащупывать палочку. Сердце бешено колотилось. Стук был громким, словно что-то упало на пол. Она тихо соскользнула с кровати, подкралась к двери и, наложив на металлическую ручку заглушающие чары, медленно её повернула.              Из гостиной раздался грохот. У Гермионы пульс бил в ушах так, что, пока она шла по коридору, молилась, чтобы этого не было слышно.               В гостиной горела лампа, которую Гермиона оставила включённой. Свет падал в коридор, но этого было мало, чтобы разглядеть обстановку. Гермиона тут же стала соображать, какое заклинание выбрать: защищаться ей или нападать. Не успела она решить, как из гостиной донеслось шипение. Она бросилась в комнату, готовясь выпустить Инкарцеро.              — Твою мать, стой! Это я, это я!              Гермиона замерла, но не стала опускать палочку.              Уже дважды за время их союза она наставляла палочку на Малфоя. На этот раз он распластался на полу.              — Решила поиграть своей палочкой, Грейнджер, или ты просто рада меня видеть?              Она была бы куда меньше удивлена, если бы он исполнил первый куплет песни Селестины Уорбек «Котёл, полный крепкой, горячей любви».              — Малфой, ты почему на полу в… — Гермиона покосилась на часы, — три ночи? Я думала, в дом кто-то вломился! Тебе охренеть как повезло, что я тебя не взорвала!              Костюм на нём был жутко мятый, рубашка — наполовину расстёгнутой, а пиджак повис на одном плече.              — Грейнджер-Грейнджер, какая ты жестокая. Но мне нравится. Это похоже на реальность, — он улыбнулся ей, глаза его блестели, а щёки раскраснелись. — Я хотел раздеться, но не получилось, — Малфой разразился хохотом, катаясь по полу.              — Ты пьяный? — От него пахло так, словно он сидел в бочке с алкоголем.              Хихикая, Малфой встал сначала на четвереньки, а затем и в полный рост.              — Да, я пьяный, и ощущения просто фантастические. — Ему удалось выпутаться из пиджака и бросить его на пол.              — Ага, только я сомневаюсь, что через пару часов тебе будет так же весело. — Гермиона посмотрела на его лицо, перепачканное грязью. Порез на нижней губе кровоточил, а на щеке виднелось лёгкое пятно, похожее на не до конца заживший синяк. — Ты дрался?              — Да, Грейнджер, дрался с матерью. У неё нехилый хук справа, — Малфой закатил глаза так медленно, будто ему пришлось приложить для этого невероятные усилия.              — Ты не ответил на вопрос.              Он громко вздохнул, опустив плечи.              — О, так теперь ты настроена поговорить. Уверена? Не хочется выгонять тебя из твоего же дома.              Гермиона ковыряла кутикулу на большом пальце, не зная, что сказать.              — Очень удивительно, что ты, великая Гермиона Грейнджер, боишься меня. Ты не боялась меня в школе. Я говорил самые мерзкие слова, какие только на ум приходили, а ты просто игнорировала. Или отвечала тем же. Раздражала меня, блядь. Мне из-за этого хотелось вести себя с тобой ещё злее. Я хотел, чтоб ты мучилась.              Он одарил её сардонической улыбкой.              — Теперь-то тебе со мной невыносимо. Всё нормально, я понимаю, я тоже себя не выношу. — Это признание было сказано словно в шутку, но Гермионе оно смешным не показалось.              — Всё не так, — тихо произнесла она.              — Серьёзно? Правда? Охренеть, это приятно, потому что мне показалось, что ты не можешь находиться со мной в одной комнате. — Малфой шумно опустился на диван и откинул голову на спинку.              — Просто… всё так… сложно. После Министерства. — Она встала рядом.              — Да я в курсе, блядь. — Он посмотрел на неё и улыбнулся с блаженным выражением: — Я ничего настолько интимного не испытывал со времён войны. — Он фыркнул: — Ха! Вообще никогда, наверное. И это было против моей воли, просто чтобы из меня не высосали душу. А знаешь, что самое поганое?              Малфой придвинулся вперёд, слегка наклонившись к ней:              — Мне всё равно понравилось. Мне пришлось закрыть глаза, чтобы не видеть отвращения на твоём лице, но я не перестаю думать о том, что ты чувствовала, — он произносил слова шёпотом, глядя Гермионе прямо в глаза.              Она не могла дышать, не могла отвечать.              Он снова откинулся на спинку. Гермиона стояла и наблюдала, как замедляется его дыхание и расслабляются мышцы. Поняв, что Малфой спит, она замешкалась, но всё же накрыла его пледом, вместе с тем задаваясь вопросом, что, чёрт возьми, только что произошло.              — Ты ушла, — сказал он, пока она поправляла плед. Не успела Гермиона ответить, как вздох Малфоя перешёл в храп.              Она смотрела на растрёпанного Малфоя, не зная, что чувствовать. Она причинила ему боль — это ясно. А вот почему он так обиделся — непонятно.              Тот Драко Малфой, которого она знала, был злобным ребёнком.              Драко Малфой, которого она себе представляла, сторонился бы её до тех пор, пока они друг от друга не освободятся.              Этот Драко Малфой, который лежал перед ней в отключке, оказался совсем другим.              Гермиона села в кресло и стала смотреть, как он спит. Сама она этой ночью заснуть уже не смогла бы.       

***

      К тому моменту, как Малфой наконец зашевелился, Гермиона, свернувшись калачиком в кресле, пила чай и читала книгу.              — Мерлинова борода, — застонал он хриплым голосом.              — О, проснулся. — Она закрыла книгу и положила её на согнутые колени.              Малфой снова застонал и потёр лицо руками.              — Второе утро подряд, Грейнджер. Если так и дальше пойдёт, я могу и привыкнуть к нашему браку.              Он в замешательстве оглядел гостиную.              — Я что, в дорогом, эльфами сшитом костюме лежу на диване?              — Ты помнишь, что было ночью?              Малфой облизал запёкшуюся кровь на губах и слегка поморщился, наткнувшись языком на маленький порез. Он опустил взгляд на брюки и принялся их разглаживать.              — Я помню, что был в поместье и, возможно, принимал участие в кое-каких распитиях.              Гермиона невесело рассмеялась:              — Ты был не в себе. Ворвался в дом посреди ночи, чем чуть не напугал меня до смерти. Я нашла тебя на полу.              Он явно чувствовал себя неловко.              — А. Понятно.              — Посмотри на себя, ты опять ранен. Какого дьявола, Малфой?              Он встал, прочистив горло.              — Не твоё дело.              Гермиона отложила книгу на стол.              — Да что за хрень!              Он уже шёл на кухню.              — Ничего хорошего ты не услышишь. У тебя случайно нет бодроперцового?              Она стояла позади него, уперев кулаки в бёдра.              — Расскажи, что произошло. Ты не можешь просто прийти опять побитым и думать, что я не стану задавать вопросы. Я за тебя в ответе, — Гермиона подняла руку, которая хранила память о данном обете.              Малфой вздохнул и небрежно прислонился к столешнице.              — Ладно. Возможно, я решил ночью погулять по садам поместья. Оказывается, там произошли некоторые изменения, а я о них не знал.              Гермиона уставилась на него:              — Ты думаешь, я поверю, что ты поранился в саду? Ты что, дрался с живой изгородью и проиграл?              — Очень остроумно. Я бы оценил шутку, если бы голова не болела так, будто в неё врезался фестрал.              — Может, если бы ты говорил правду, то и бодроперцовое нашлось бы.              Он провёл пальцами по бровям.              — Не думаю, что это твоё дело, но раз уж так хочешь знать, то я слишком близко подошёл к ядовитой тентакуле.              Гермиона побледнела.              — Со мной всё нормально, конечно, но я был пьян, поэтому споткнулся и упал лицом в кусты. Пимси помогла обработать раны, но у меня такое чувство, что я был не самым приятным пациентом, — он указал на оставшиеся синяки. — Я не дал ей закончить, решил быстрее уйти. Вот тебе, Грейнджер, моя грязная история. Теперь ты и твоя магловская адская загробная жизнь могут больше меня не беспокоить. — Он протянул руку: — Бодроперцовое, пожалуйста.              Гермиона подошла к шкафу, взяла флакон и дала Малфою. Он осторожно его забрал, стараясь не касаться её кожи.              — Зачем ты так много пил? — она пожалела, что спросила, но её всё ещё преследовали его слова.              Малфой с силой сжал флакон, взгляд его стал тяжёлым.              — Этого ты не узнаешь, Грейнджер. — Он вышел из кухни и плотно закрыл дверь в ванную. Звон защёлки громко разнёсся по комнате.              Гермиона тяжело вздохнула, чувствуя усталость от эмоций, недосыпа и событий последних дней. Ещё предстоял целый день работы, в том числе нужно было ответить Ханне.              Она взяла ещё одну порцию зелья из шкафа.              Странно, подумала Гермиона. Она могла поклясться, что был лишний пузырёк, но, порывшись в шкафчике, так и не смогла его найти. Тогда она подошла к расшитой бисером сумочке, где хранились запасы зелий, и мысленно отметила, что нужно сварить ещё одну порцию.       

***

      Три недели прошли в застое.              Они мало общались и проходили мимо друг друга на кухне, когда Гермиона готовила еду или Малфой заваривал чай.              Всегда Эрл Грей. Больше никакой ромашки.              Гермиона хотела преодолеть разлом между ними, который за ночь превратился в огромную пропасть, но не знала, с чего начать.              Как разобраться в его эмоциях, если она едва понимала свои?              Она рассчитывала выйти замуж и продолжать жить собственной жизнью. Отдельно. Лучшее, на что Гермиона надеялась, так это на то, что Малфой будет вести себя вежливо, пока они сожительствуют необходимый год. А он вышел из Азкабана сломленным — совсем не таким, как она ожидала. Простой и ясный путь на деле оказался запутанным.              Его уязвимость, то, как друзья заботились о нём и как он отвечал им взаимностью, то, как он смотрел на кота, — всё это было так удивительно.              Гермиона не любила сюрпризы.              Ей не нравилось быть неподготовленной, а она оказалась совершенно не готова.              Она смотрела на Малфоя, ожидая какой-то реакции — будь то гнев или ненависть, — но её не последовало. Он ни разу не взглянул в сторону Гермионы и не произнёс ни слова, кроме «спасибо» или «пожалуйста».              Когда Гермиона уходила из коттеджа за продуктами или в Косой за товарами (обычно под чарами, чтобы не привлекать внимания), Малфой не задавал вопросов. По вечерам он читал в гостиной, не реагируя на неё. Ещё пару раз он уходил в поместье и к Тео. Если выпивал, то, вернувшись домой, обычно затихал до позднего вечера, когда Гермиона уже лежала в постели.              Иногда она не засыпала до тех пор, пока не слышала знакомый звук камина. Она прислушивалась к шагам, пытаясь представить, что Малфой делает и как выглядит в тусклом свете.              Его волосы заметно отросли. Гермионе очень хотелось спросить, почему он не воспользовался зельем для волос, на котором настаивала его мать, но она всякий раз прикусывала язык.              Однажды она спросила о пятне на щеке, которое напоминало ещё не заживший синяк, но Малфой просто уставился на неё. И не сказал ни слова, просто смотрел ей в глаза, а потом ушёл с книгой в свою комнату.              Гермиона не знала почему, но после этого ей пришлось на несколько часов запереться в спальне, чтобы дать волю слезам. А потом у неё не хватило смелости расспросить его ещё раз.              Она работала.              С утра и до самой ночи вкладывала всю свою энергию в Отдел регулирования магических популяций и контроля над ними. Энтони, вероятно, сходил с ума от количества сов, которых она отправляла за день, не забывая поощрять Батильду за слишком частые полёты.              И снова Гермиона упёрлась в стену в вопросе открытия крыла для лечения больных ликантропией. Министерство прислало новые запросы, на этот раз они требовали точные размеры крыла с указанием всех мер безопасности, которые должны быть приняты для защиты остальной части больницы. Они уже дважды делали этот запрос, но всякий раз выдвигали новые условия: больше палат, меньше окон, больше коридоров. Всё это затягивало процесс, иногда даже на месяцы. Ханна отнеслась к задержке с пониманием и предложила пообедать. Гермиона не хотела ещё сильнее расстраивать милую Ханну и согласилась.              Гермиона вышла из комнаты и посмотрела на часы. Малфой снова читал на диване. Она не могла разобрать название книги, так как он прижимал её к лежащей на коленях подушке.              — Я пойду пообедаю.              Тишина.              — Вернусь через несколько часов.              Переворот страницы.              — Я принесу что-нибудь. Что тебе нравится?              Он пожал плечами, не поднимая глаз.              Гермиону окатило раздражением:              — Постарайся без загадочных синяков, пока меня не будет. Люди начнут болтать.              Малфой хмыкнул:              — Никого не волнует, в порядке я или нет. Твоя репутация не пострадает. — Он на мгновение поднял взгляд. — Ну, не считая брака с Пожирателем смерти.              Она вздохнула, устав от его безэмоциональных реплик, и ушла.       

***

      — Спасибо, Гермиона.              — Что ты! Мы уже давно не виделись, — Гермиона улыбнулась. — Жаль, что вопрос с крылом опять откладывается. Я начала оформлять бумаги, но сейчас сделать можно не так уж много. Спасибо, что согласилась пообедать в магловском Лондоне. С колдографами было бы сложновато.              Ханна сочувственно улыбнулась.              — Боже, даже представить не могу. Как Драко справляется?              Гермиона была поражена упоминанием Малфоя.              — Да нормально, наверное. Думаю, нам обоим нелегко, но я бы сказала, что ему было тяжелее.              — Да, — кивнула Ханна. — Ты так долго пробыл в изоляции, внезапно оказываешься в окружении людей, а они требуют знать о тебе всё — тут любого дезориентирует. Особенно того, кто и так не слишком уверенно чувствует себя рядом с другими.              Гермиона удивлённо посмотрела на неё:              — В детстве он был очень самоуверенным и высокомерным.              Ханна снова кивнула, тщательно пережёвывая макароны:              — Высокомерным, да. Самоуверенным? Нет. Людям, которые действительно уверены в себе, не нужно доказывать, насколько они уверены или важны.              — Не могу представить, в чём он мог быть не уверен. С его-то деньгами, фамилией, внешностью, — Гермиона покраснела, как только последнее слово вылетело из уст, но Ханна, похоже, не придала этому значения.              — Многие из чистокровных были похожи друг на друга. Они жили, казалось бы, очарованные жизнью, но, похоже, по-настоящему ни разу не веселились. Все мы были детьми до войны, а они походили на маленьких взрослых. Что бы они ни делали, всё тщательно контролировалось — нельзя было допустить чего-то неподобающего. Для неокрепших умов это нездоро́во, а уж для Малфоя… На него возлагали надежды ещё до его рождения. Родители обещали его Волан-де-Морту, как только стали последователями. Это очень высокая планка.              — Так он должен был издеваться над всеми, потому что от него этого ждали?              — Сомневаюсь, что Люциус был добр к окружающим, — Ханна грустно улыбнулась. — Малфой всех задирал, потому что его только этому и учили. — Она с любопытством посмотрела на Гермиону: — Знаешь, я думаю, тебе, как жене Малфоя, есть что сказать о его искуплении.              Гермиона поскребла вилкой по тарелке.              — Газеты сами всё про наш брак придумали, а мы, возможно, решили ничего не опровергать.              Ханна понимающе хмыкнула.              — Так и думала. — Она сделала небольшую паузу. — Там не без подробностей.              — Знаю. Люди об этом постоянно говорят. В том числе и он. — Той же вилкой Гермиона разрезала лист салата.              — И как вы справляетесь?              Она упёрлась подбородком в кулак; разочарование и тревога, копившиеся на протяжении нескольких недель, выбрались на свет.              — Напряжно. Я понимаю, что хотела помочь, но не знаю, как ему доверять. Хочу ли я вообще ему доверять. Одни говорят дать ему шанс, другие предупреждают, чтобы я держалась подальше. Знаешь, я думала, что забыла все его детские издёвки, но иногда мне кажется, что я только и жду от него оскорблений, а их всё нет. — Ханна всегда была такой, что хотелось рассказать ей все свои секреты.              — Это нормальные чувства. Брак сам по себе может быть трудным и без ваших проблем. В такой ситуации нет прямого пути.              Гермиона опустила голову.              — Я думаю, он пытается, но я… я как будто не могу эти попытки принять. — Это признание почему-то показалось ей постыдным.              — Ты привыкла быть самостоятельной. Тебе нравится контролировать ситуацию. Ты чувствуешь себя в безопасности, когда полагаешься только на себя.              — Неправда. У меня много друзей. Гарри, Джинни, Рон — я очень на них полагаюсь.              Ханна покачала головой.              — Джинни замечательная, но она полжизни проводит на тренировках. И Гарри, и Рон хорошие, но для них вся эта ситуация может быть немного сложной. Ты игнорировала Малфоя в школе, а они с ним сталкивались лицом к лицу.              Гермиона начала тереть большой палец.              — Тебе не кажется, что ты видишь в нём частичку себя? В Малфое, я имею в виду. Два человека, которые после войны чувствовали себя оторванными от мира, пытаются сориентироваться в новой жизни. Это, возможно, пугающе — узнать, что ты не так уж сильно отличаешься от того, с кем тебя связывает сложное прошлое.              Она прикусила щёку и ощутила металлический привкус.              — Допустим, в этом есть доля правды, и я слишком далеко зашла. Как мне с ним поговорить? — этим вопросом она будто положила перед Ханной открытую книгу, но та лишь улыбнулась:              — Просто начни говорить. Будь честной, если сможешь. Покажи ему, что ты рядом. Я предполагаю, в его окружении давно не было людей, на которых он мог бы положиться. Время тоже поможет.              От этой мысли у Гермионы свело живот.              — Можешь привести его в Мунго. Многим помогает целитель разума.              После этого они сменили тему, сосредоточившись на шагах к открытию больничного крыла.              — Ты проходила через камин в «Дырявом»?              Гермиона покачала головой:              — Нет, я трансгрессировала в переулок за рестораном.              Ханна, похоже, занервничала.              — Будь осторожна, прошу тебя, особенно ночью. Было много нападений. Кажется, кто-то даже умер.              — В магическом мире? — Гермиона не видела новостей в «Пророке».              — Нет, маглы. В следующий раз, может, лучше пользуйся камином в «Дырявом» и держись более людных улиц. Переулки меня нервируют. Даже если ты волшебница, на тебя могут напасть и обезоружить.              Они договорились, что Гермиона отправит сову, как только получит какие-нибудь новости о больничном крыле.              Пока она шла к точке трансгрессии, держала палочку наготове. Уже у коттеджа ей стало не по себе от мысли, что сейчас встретит Малфоя.              А зря.              Дома снова было пусто. Малфой не упоминал, что собирается куда-то, но он не то чтобы сообщал обо всех своих планах.              Гермиона вздохнула, усаживаясь на пустой диван и поглаживая Живоглота. На столике она заметила книгу — вероятно, именно её читал Малфой. На обложке был мультяшный рисунок. «Матильда». Гермиона открыла книгу на той странице, где лежал клочок пергамента.              Книги передали Матильде утешительное послание: «Ты не одна».              Гермиона коснулась слов кончиками пальцев, представляя, как их читает Малфой. Ей было интересно, что он при этом чувствует.              Приносили ли они ему утешение так же, как и ей, когда она была ребёнком и ощущала себя лишней? Или же подчеркивали, насколько он на самом деле одинок, как это было с ней, когда она повзрослела?              В этот момент камин вспыхнул зелёным пламенем.              — Гермиона! — показалась голова Тео.              Она тут же направилась к пламени.              — Тео, что такое?              — Можешь прийти? Сейчас?              — Что-то случилось? Малфой у тебя?              — Можешь просто… Ох, держите его! Он зальёт ковёр кровью!              Сердце ухнуло.              — Он ранен? Он там?              Тео снова посмотрел на неё:              — Да. Приходи скорее, прошу тебя. — И с этими словами его голова исчезла.              Гермиона не раздумывая шагнула в пустой камин. Когда она вышла в поместье Ноттов, вокруг царил хаос. Тео кричал на Блейза, бережно жмущего руку к груди, а Пэнси пыталась заставить Малфоя лечь на диван.              Попытки были неудачными.              — Не вынуждай меня использовать приклеивающие чары, идиот! Типпи не сможет тебя исцелить, если ты будешь дёргаться! — Пэнси угрожающе взмахнула палочкой.              — Э-э… простите, а что происходит?              Тео поднял голову и с облегчением выдохнул:              — Слава Мерлину, ты здесь. — Он яростно покосился на Блейза. — Драко пришёл в плохом настроении, напился. Я подумал, почему бы не дать бедняге отдохнуть, я бы и сам выпил после того, что он пережил, но… дело приняло неожиданный поворот.              Гермиона наконец-то разглядела Малфоя, вырывающегося из рук разгневанной Пэнси. Он был одет как обычно, в тёмный костюм строгого покроя. Глаза его налились кровью, а щёки раскраснелись — очевидно, он был пьян. Гермиона ахнула, заметив под носом кровь и припухший левый глаз. Малфой бодро расхаживал вокруг дивана, пока Пэнси пыталась исцелить его настойкой бадьяна. Гермионе хотелось морщиться, глядя, как драгоценные капли зелья впустую капают со стеклянной пипетки.              — Клянусь самим Салазаром Слизерином, я свяжу тебя, если ты не сядешь! — Угроза Пэнси его будто только раззадорила, а Гермиону вдруг посетило воспоминание, как он бился в цепях в Министерстве.              — Стойте-стойте, дайте я сама его успокою.              Пэнси повернулась к ней и хмыкнула:              — Любыми средствами. — Она вручила Гермионе пузырёк и уселась потягивать напиток из фужера.              Гермиона глубоко вздохнула и медленно, словно к дикому животному, подошла к Малфою.              — Малфой, ты ранен. Нужно тебя исцелить.              Он ухмыльнулся:              — Это ты, моя прекрасная жена!              Сердце заколотилось от того, как заблестели его глаза, а уж от сказанных слов щёки вспыхнули.              — Это ты, мой опять побитый и весь в крови муж. — Малфой рассмеялся, и из ноздрей брызнула кровь. Гермиона придвинулась ближе, коснулась его рукава и мягко подвела к дивану. Он упал на подушки, разразившись новой волной смеха.              — Пришла зализывать раны? — Малфой говорил тихо, чтобы его слышала только она. Пэнси и Тео отчитывали пристыженного Блейза. — Моя личная целительница, — его голос был низким и хриплым.              Гермиона почувствовала, что шея покраснела, а сердце забилось быстрее.              — Мне не пришлось бы тебя лечить, если бы ты перестал драться. — Капли бадьяна падали на раны. Момент был похож на тот, когда Малфоя выпустили из Азкабана, только с одной существенной разницей: вместо того чтобы смотреть на стену перед собой, он смотрел прямо на Гермиону. Он смотрел, и смотрел, и взглядом прослеживал черты её лица. Он задержался на губах и медленно спустился вниз по шее. Гермиона сглотнула, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце.              — И в чём же тогда веселье, Грейнджер? — Малфой произнёс вопрос с такой интонацией, что последние слова были едва слышны. Он наконец закрыл глаза, его дыхание выровнялось, пока она продолжала слегка дрожащими руками исцелять раны. Когда Гермиона закончила, Малфой уже спал.              Она отошла и на какое-то время застыла, наблюдая, как он спит, а затем повернулась к его друзьям, толпившимся в стороне.              — Так, кому-то из вас лучше начать объясняться, — Гермиона отвлекла их от разговора.              Тео выглядел слегка смущённым.              — Я же сказал, мы дали ему выпить, думали, что ему просто нужно выпустить пар.              — Да, это я помню, — кивнула Гермиона. — Меня больше интересует окровавленный нос и синяк под глазом.              Блейз вышел вперёд, слегка опустив голову.              — Это я. — Гермиона вспомнила, как он сжимал руку, когда она пришла.              У неё возникло внезапное желание бросить в него заклятие.              — За что?              Тео подошёл ближе.              — Я думал, мы все прекрасно проводили время. Пили, разговаривали, веселились. Драко был явно на взводе, когда пришёл, но потом вроде успокоился. И тут он ни с того ни с сего начал… доставать Блейза. Сначала как-то злобно подшучивал. Блейз добродушно смеялся, но… Драко прямо разозлился. Скажем так, он точно знает, как ударить по больному месту. — Тео оглянулся на Блейза, тот уставился на свои ботинки. — Я знаю, Драко может вести себя как ублюдок, но сейчас всё было совсем по-другому. Он как будто нарывался. Ты бы видела, как он улыбался после того, как Блейз ударил его в нос. Я пытался остановить их, но он словно взбесился, продолжал нести всякую чушь, и Блейз попал ему в глаз. Пэнс его оглушила, пока Блейз не успокоился. А потом Драко просто пришёл в себя. Конечно, он всё ещё был пьяным, но уже вёл себя как ни в чём не бывало.              — Честно, я сама хотела его ударить, — Пэнси бросила взгляд на спящего на диване Малфоя. — Блейзу не надо было его бить, но я его не виню. Он вообще себе большой палец сломал.              — Не надо держать большой палец зажатым в кулаке, — Гермиона произнесла эти слова непроизвольно, пытаясь прийти в себя после услышанного.              — Да, этот урод так и сказал, — Блейз уставился на Драко и снова посмотрел на Гермиону: — Извини, что побеспокоили. Он никого не слушал. Мы надеялись, что ты сможешь поговорить с ним. Может, ты убедишь его исцелиться.              — Не знаю, обладаю ли я таким влиянием. — Гермиона вспомнила, как холодно они обменялись репликами перед тем, как она ушла на встречу с Ханной.              — Он ведь тебя сразу послушался, а мы пытались почти полчаса, так что у тебя точно какая-то сила убеждения, — Пэнси смотрела на неё поверх фужера.              — Может, ему поспать здесь? Сомневаюсь, что он проснётся после такого количества алкоголя. Я уже подготовил комнату, — Тео виновато улыбнулся Гермионе.              Она согласилась, после чего вежливо отклонила довольно настойчивое приглашение выпить. Гермионе просто хотелось вернуться в коттедж, даже если он будет казаться куда более пустым, чем ей хотелось бы признавать. Она попрощалась и переместилась по камину домой.              Свет всё ещё горел. Гермиона опустилась на диван и наклонилась вперёд, снова взяв в руки любимую книгу в мягкой обложке. Она открыла её на нужной странице и прочитала знакомые слова.              Я вовсе не считаю эти силы злыми. Может, они и добрые. Может, они божественные даже. Какими бы они ни были, давай уж будем обращаться с ними осторожнее.              Камин снова зашумел. Гермиона, не поднимая глаз, сказала Тео, что она правда слишком устала, чтобы пить.              — Это не Тео.              Она подняла голову, услышав знакомый голос.              — Я думала, ты останешься у него?              Малфой прошёл в тусклую гостиную, глаза его по-прежнему были стеклянными, но всецело устремлёнными на Гермиону. Его зрачки расширились, он тяжело дышал, а погружённые в тени очертания плеч медленно поднимались и опускались.              — Я проснулся. Тебя не было.              Она встала, бросив книгу на столик. В ушах звенело, а желудок скручивало и выворачивало. Она боялась, но… по-другому.              — Тео сам это предложил. Я устала, и мне нужно было покормить Живоглота.              Взгляд Малфоя стал яснее, а на щеках появился румянец. Он был без пиджака, а рукава белой рубашки закатал до локтей. Увидев Тёмную метку, Гермиона вспомнила, как Малфой призывал её признать уродливый шрам. В тусклом свете ламп она не могла отвести взгляд от бледной кожи его предплечья.              Чёрные глаза черепа будто засасывали, хотя её ноги были прикованы к старым половицам дома. Пока Гермиона смотрела на метку, Малфой приблизился к ней настолько, что она почувствовала, как тёплое дыхание шевелит волосы на её макушке. Теперь, когда он стоял так близко, рука сама потянулась к черепу и провела пальцем по открытой пасти змеи, готовой укусить. Гермиона заметила, как тонкие волоски на его руке поднялись, стоило только прикоснуться к коже, и услышала, как Малфой втянул воздух. Она поймала его глаза, серебристые и такие яркие.              Какими бы они ни были, давай уж будем обращаться с ними осторожнее.              Она быстро сделала шаг назад.              — Прости, я не должна была…              Большие ладони обхватили её лицо, так бережно держа за щёки и притягивая к себе. Твёрдые губы прижались к её губам.              Её целовали.              Драко Малфой целовал её.              О.              О.