Brandy Aziraphale

— Энтони? Хвала небесам! Кроули моментально сел прямо. Еще секунду назад он растекался по креслу в излюбленном сюрреалистическом стиле: ноги были перекинуты через один подлокотник, лопатки опирались о другой, а голова запрокинулась и свешивалась вниз чуть ли не до пола. Но в тоне на том конце провода звучала такая искренняя и вместе с тем болезненная радость, что бармен мигом понял: что-то случилось. И вернулся в вертикальное положение, позволявшее соображать быстрее и продуктивнее. — Артур, у вас все в порядке? Вообще-то он звонил сказать, что полиция арестовала Метатрона. Ну то есть, конечно, не прямо такими словами, просто объяснить, что одного очень опасного человека теперь держат под присмотром, и это одновременно хорошо и плохо. Хорошо — потому что количество гипотетически угрожающих Тадфилду преступников на свободе сократилось. Плохо — потому что оставшееся количество наверняка очень, очень разозлилось. Так что целью звонка было собственно предупредить о том, чтобы местные жители не расслаблялись и все так же внимательно следили за городком, и прежде всего — за детьми. Нужно было сделать это в тот же вечер, когда они узнали об аресте, не ждать еще почти три дня, убеждаясь, что Метатрон спокойно остается в предварительном заключении и никуда не девается. Неужели опоздал? — Адам... У Кроули поджались пальцы на ногах. Он крепче вцепился в телефон, прижал его к уху так плотно, будто это позволило бы ему оказаться ближе к дому Янгов. Словно так он мог расслышать что-то другое. — ... пропал. Слово грохнуло ему прямо по темечку, прошив болезненным разрядом до самых костей. Он молча закрыл глаза. И молчал так долго, что в трубке умоляюще переспросили: — Энтони? Ему пришлось прочистить горло и напомнить себе, что для произнесения слов надо бы разжать челюсти. Не то чтобы это напоминание чем-то сильно помогло. — Я здесь, Артур, — с трудом выдавил он. — Рассказывайте. Подробно. — Он не вернулся из школы. Ушел утром как обычно... — Один? — Нет, с Этими. Кроули кивнул: про Этих он отлично знал, Адам был достаточно обаятельным, чтобы суметь сколотить вокруг себя небольшую, но дружную банду. В определенном смысле он действительно походил на своего биологического отца. — Что было дальше? — Учителя говорят, что он присутствовал на уроках. Вроде бы на всех. Но затем... Энтони, я в самом деле не знаю, как... Бармен бросил взгляд на часы у входа: стрелки едва-едва не дотягивали до пяти. — Во сколько у них закончились занятия? — Около трех. Он не отвечает на звонки, и Эти говорят, что не видели его. Но он же не мог просто так пропасть, у нас маленький городок, как здесь вообще может исчезнуть ребенок? — Артур, — Кроули оборвал почти уже панический монолог, — Артур, послушайте меня. Вы сейчас идете в полицию... — Они говорят, что для обращения к ним должно пройти не меньше суток! Говорят, он просто сбежал к друзьям или потерял телефон, но Энтони, я знаю своего ребенка и тех, с кем он общается, и если они говорят, что не видели его, значит, так и есть, и... — Вы. Сейчас. Идете. В полицию, — четко и размеренно повторил Кроули. — И сообщаете им, что Адам проходит как свидетель по делу некоего Лоуренса Голая, также известного как Люцифер. Ваша задача — упросить их связаться со Скотленд-Ярдом, чтобы убедиться, что вы говорите правду. И поверьте, как только это произойдет, всех мигом поднимут на уши. — Но... — Артур явно ровным счетом ничего не понимал, и бармен непременно ему бы посочувствовал, если бы его голова уже не была занята совершенно другим. По большей части перебором тех мест, где его бывший шеф мог держать мальчика. По всему выходило, что начинать надо с самого неудобного, самого защищенного и, увы, самого вероятного. — Каким свидетелем? — наконец переспросили в трубке. — Берите бумагу и записывайте, — Кроули потер глаза. — Я продиктую. На линии зашуршало, а потом последовали мерные удары во все замедляющемся ритме: Артур, видимо, послушался и просто оставил телефонную трубку болтаться на проводе, пока искал подходящий листок для записей. Так и не заменил аппарат, хотя столько раз грозился. Бармену показалось, что прошло несколько часов, прежде чем он снова услышал торопливые приближающиеся шаги и шелест бумаги. — Пишу. Он спокойно, ничем не выдавая адского нетерпения, продиктовал чуть ли не по слогам все нужные имена, а затем, лишь на секунду задумавшись, свой нынешний номер телефона. — Если будут любые новости об Адаме, звоните. В самом деле, кого в текущей ситуации интересовала конспирация. Едва нажав кнопку отбоя, Кроули подорвался с места, ухватил с крючка куртку и сбежал вниз. И застыл в пустой кухне, только сейчас вспомнив, что сегодня Азирафель сам работал за стойкой. Вылететь сейчас на всеобщее обозрение было, конечно, очень заманчивой идеей, после этого всем несомненно стало бы очень нескучно, но от нее пришлось отказаться: главным оставалось выяснить, что с Адамом. Бармен снова поднес телефон к уху, по памяти набирая родной уже номер. Возьми, ну возьми же трубку! За дверью зала кафе раздавалось гудение голосов, приглушенная музыка и жужжание кофемашины, вызов шел, но ответа не было. Кроули слышал, как Азирафель что-то рассказывает покупателям, неизменно приветливо и ласково, он знал, что между ними всего-то несколько метров... Видимо, кондитер просто отложил телефон подальше и не замечал звонка, как это часто бывало во время работы. Бармен скрипнул зубами: ладно, раз так, придется сразу связываться с Анафемой, как бы ему ни была противна идея о том, чтобы привлечь МИ5. Он был невероятно зол на агентов, умудрившихся расслабиться в самый нужный момент и неведомым образом упустить Адама. Как, ну как можно было взять и просто потерять мальчика, самого важного во всей этой дурацкой истории? Он глубоко вздохнул, встряхнул головой и открыл список контактов. И только тут осознал, что не имеет ни малейшего понятия, как собирался звонить Анафеме: ее номера он не знал, просто не подумал, что имеет смысл его записать, Азирафель всегда был рядом, и теперь, когда он вдруг оказался недоступен, выяснилось, что это было важно не только с чисто моральной точки зрения. Кроули сдавленно выругался, так стиснув телефон в руке, что он отчетливо затрещал. Что ж, видимо, выбора в самом деле не было. До конца рабочего дня в кафе оставалось еще больше часа, и если до тех пор Азирафель заглянет во входящие, то хорошо. А если нет... может, это было и к лучшему. — Прости, ангел, — он торопливо поднялся обратно в квартиру, обшарил чужое пальто, выудил из бумажника несколько купюр (Боже, благослови людей, до сих пор пользующихся наличными) и сунул их в карман. Затем вышел на лестницу, постоял буквально несколько секунд, набирая нужное сообщение, ткнул в экран, отправляя его адресату, и кивнул сам себе. Скрытая панель поддалась мгновенно, с лестницы для прислуги привычно пахнуло сыростью и холодом, и Кроули, поежившись, нырнул за стену, закрывая за собой ход. Когда они снова встретятся, Азирафель совершенно точно настучит ему по голове, он был уверен. Но оставаться на месте было определенно выше его сил. И у Адама было слишком мало времени. Он засветил фонарик на телефоне и отправился вниз, говоря себе, что все делает верно. Как бы он хотел верить, что это в самом деле так.

***

День выдался суетным и каким-то скомканным, несмотря на то, что в целом посетителей было не так уж много. В последнее время вообще все дни, когда Анафема не брала смены, ощущались суматошными и словно бы не совсем полными. Азирафель старался подготовить все в кухне заранее, чтобы оставалось только время от времени поставить в духовку очередной противень со слойками или рулетами, но беготня туда-обратно все равно отнимала море времени, и он гадал, как умудрялся справляться в первый месяц, пока Кроули не уговорил его нанять помощницу. Кроули... кондитер улыбнулся и посмотрел на потолок, словно мог пронзить его взглядом и увидеть, как бармен, развалившись в кресле, листает что-то в телефоне, или пытается найти среди книг еще один алкогольный тайник, или, может, заглядывает в холодильник в раздумьях, чего не хватает к сегодняшнему ужину. Готовил он, к слову, великолепно, и с тех пор, как милостью МИ5 отпала необходимость сторониться окон (все еще зашторенных, но и это было изрядным прогрессом), бармен то и дело занимал себя очередным кулинарным подвигом. Азирафель подозревал, что такими темпами к концу расследования он перестанет влезать в любимые жилетки, но удовольствие перевешивало гипотетические последствия, о которых он предпочитал подумать завтра. Он вообще многие неприятные мысли откладывал на потом, хотя и чуял, что однажды они наверняка навалятся на него всем скопом, и тогда вряд ли удастся от них отмахнуться так легко. К примеру, как его, бывшего юриста, человека, всегда верившего в то, что законными методами можно решить любую проблему, угораздило оказаться в ситуации, когда он получает секретные корпоративные данные от скрывающегося хакера и сам пытается в них разобраться, чтобы снять обвинения с любимого человека — по совместительству бывшего наркомана и участника мафиозной группировки. Когда он вдумывался в эти формулировки, внутри сжимался плотный жгучий ком, отчетливо отдающий горечью под язык. Впрочем, — Азирафель упрямо расправил плечи, — на это можно взглянуть с другой стороны. Наверное. Когда он решится наконец пристально рассмотреть все то, что успело произойти в его жизни за последние месяцы, наверняка найдется множество контраргументов к его невеселым мыслям. Он в очередной раз вытряхнул спитый кофе из рожка и тут же заполнил его для следующей порции. И это уже почти половина шестого вечера! Люди в Лондоне вообще когда-нибудь перестают пить кофе? Когда он открывал кондитерскую, был почти уверен, что чай будут заказывать гораздо чаще, но оказалось, его вкусы разделяют не то чтобы многие. Как и почти во всех остальных областях, будем честны. Хорошо, что хотя бы с выпечкой он не прогадал. Азирафель посмотрел на витрину: сегодня раскупили почти все, значит, вечером после закрытия надо будет провести еще несколько часов на кухне. Возможно, Кроули сможет ему помочь... если приглушить мешающий ему даже сквозь очки свет. Кондитер снова улыбнулся от этой мысли и отдал клиенту его стаканчик с кофе и печенье. Вскользь бросил взгляд на лежавший в стороне от кассы телефон, заметив засветившийся экран. «Метеорологическое управление Великобритании предупреждает: в ближайшие сутки в Лондоне ожидается резкое похолодание, возможен ледяной дождь, гололед. Будьте осторожны на дорогах». Вот как, значит, зима все же решила прийти. Удачно, что ему сегодня не придется ехать в приют, как он обычно поступал в те дни, когда выпечки оставалось слишком много. Азирафель хотел уже отложить телефон, но увидел, что под сообщением от метеорологов висит еще одно непрочитанное. И четыре звонка. Номера не было в списке контактов, но кондитер его моментально узнал: тот самый, что Кроули записал ему и прицепил на стикере на холодильник. И как он ухитрился не заметить вызовов раньше? Три из них прошли уже почти двадцать минут назад и еще один — совсем недавно. Несколько слов в сообщении от того же абонента буквально заставили его похолодеть: «Адам пропал. Еду искать. Срочно перезвони». — Одну минуту, — он жестом остановил очередного посетителя, уже начавшего говорить, что именно ему хотелось бы получить в качестве десерта, и запустил обратный вызов. — Ангел, наконец-то! — Кроули отозвался мгновенно, явно держал телефон в руках, ожидая звонка. — Где ты? — Азирафель отвернулся от прилавка и закрыл глаза, вслушиваясь в невнятный гул в трубке. — Мэйфейр, почти на месте. Бармен звучал запыхавшимся, будто бежал. Он что, шел пешком от самого кафе? Впрочем, если он отправился в Мэйфейр, возможно, так было в самом деле быстрее и безопаснее, чем пытаться спуститься в подземку или добраться до места по вечерним пробкам. — На месте где? — У Люцифера, разумеется. Это един... — Ты с ума сошел! — кондитер сказал это так громко, что в кафе стихли все разговоры. Он сжал кулак свободной руки, пытаясь сдержаться, и почти на ощупь нырнул в кухню, игнорируя пляшущие перед глазами пятна. — Ангел, успокойся. У нас есть всего два варианта, куда мог деться Адам, и мне сейчас нужна не паника, а помощь. — Но ты... — Азирафель. Пожалуйста. Собственное имя, произнесенное Кроули, вдруг ударило наотмашь, продрало неправильностью почти до пяток. Кондитер поморщился и потер щеку, едва ли не физически ощутив этот удар. — Я немедленно звоню Анафеме. — Стой! Она в курсе, — ему показалось, что бармен чуть замялся. — Ну или будет в курсе с минуты на минуту, и я, честно говоря, уже об этом жалею. Меньше всего мне сейчас надо, чтобы вокруг дома Люцифера шныряли подозрительные типы, и шеф дергался больше обычного. Но уж что сделано... Ангел, пойми, я уверен, что ни Адаму, ни мне, пока я в розыске, ровным счетом ничего не угрожает. Я просто хочу убедиться, что с пацаном все в порядке, и выяснить, что именно происходит, чтобы мы могли составить дальнейший план. — Почему ты вообще решил, что он именно там? — Я как раз начал об этом говорить. Это один вариант — что его забрали именно люди Люцифера. И не худший. — А второй? — Вот в этом мне и нужна помощь. Вельзи сказала, что Геррье отстранили от дела несколько дней назад. За избиение Хастура. — Что?! И когда ты собирался мне сообщить? В трубке послышалось рычание. — Минут двадцать назад! Сразу после того, как не смог тебе дозвониться и набрал ей, чтобы в случае чего хотя бы она знала, где искать мои... — он осекся. — В общем, я сам узнал совсем недавно. Азирафель медленно осел на ступеньку лестницы. — Кроули... — Спокойно, ангел, — голос бармена звучал преувеличенно бодро. — Это не Апокалипсис, просто небольшая внештатная ситуация, как с каким-нибудь твоим суфле: кто-то не вовремя открыл дверцу духовки, и оно бы непременно осело, но мы уже на самом финише, так что ничего непоправимого. Если ты, конечно, все же будешь в состоянии мне помочь. — Да, но чем? Кроули глубоко вздохнул. — Выясни адрес Геррье, попробуй съездить к ней. Если все слухи о ней правдивы, думаю, она вполне могла слететь с катушек и решить похитить Адама. Если как-то выяснила, где он находится. Я понятия не имею, что ей успел рассказать Хастур, но он в курсе общей ситуации, так что... — Так что она может знать почти все, — глухо закончил за него Азирафель. — Во всяком случае, основное. Разумеется, не факт, что она поедет с пацаном домой, но начинать с чего-то надо. Люди Анафемы уже роют с другого конца, из Тадфилда, и рано или поздно мы все где-то да столкнемся, причем уже очень скоро. А у нас с тобой на вечер есть бутылка отличного Chateauneuf-du-Pape, да? Быстренько со всем разберемся и отпразднуем. — Кроули... — совсем тихо повторил Азирафель. — Да, ангел. Да, — бармен на том конце помолчал. — Я отключаюсь. Как только смогу, сразу выйду на связь. Пожелаешь нам удачи? Кондитер с усилием сглотнул пересохшим горлом. — Удачи, — выдавил он. — Нам обоим, — твердо отозвался Кроули. И завершил звонок. Азирафель еще несколько секунд вслушивался в наступившую тишину, затем отвел телефон от уха и посмотрел на погасший экран. Осторожно погладил его большим пальцем. С некоторым трудом поднялся, буквально подтянув себя рукой за перила и только потом утвердившись на ногах. Он медленно вышел в зал, налил себе воды в первый попавшийся стаканчик, обвел взглядом сидевших посетителей и пару человек, ждавших его у прилавка. Сделал несколько глотков. Дошел до громоздкого музыкального центра, который использовал в качестве аудиосистемы, и нажал на кнопку выключения. — Дамы и господа, — негромко сказал он, слегка опираясь о ближайший столик, — боюсь, у нас произошла небольшая техническая авария, и мы сегодня вынуждены закрыться раньше. Я прошу... — он переждал раздавшийся ропот, — ... я прошу всех вас уйти прямо сейчас. Ему пришлось повторить примерно то же в разных вариациях еще четыре раза, прежде чем все гости в самом деле его услышали и убедились, что «прямо сейчас» обозначает не «когда вы закончите разговор» и не «после того, как вы сделаете еще один заказ», а «сию секунду». На то, чтобы наконец выгнать всех вон, запереть за ними дверь и тут же погасить свет, ушло чуть ли не десять минут («разумеется, вы можете взять все это с собой, да, берите прямо так, посуда в подарок»), но это, как оказалось, пошло ему самому на пользу: он хоть немного собрался с мыслями, обдумал происходящее и пришел к выводу, что в целом Кроули прав: вряд ли прямо сейчас ему грозило что-то, кроме неприятных впечатлений от столкновений с прошлой жизнью. Во всяком случае, он очень хотел себя в этом убедить. Азирафель упрямо вздернул подбородок и снова взялся за телефон. Задумчиво покрутил его в руках, размышляя, кому именно стоит позвонить, и наконец определился. — Мюриэл, добрый вечер. У меня к тебе личная просьба. Мне очень нужно, чтобы ты нашла адрес Мишель Геррье. Да, королевский преследователь. Я понимаю, что это закрытая информация, но это вопрос жизни и смерти, причем не моей, а ребенка. Да, я серьезен. Разумеется, я подожду. Спустя несколько минут он уже был наверху, надевая пальто. Некоторое время он разыскивал бумажник (тот почему-то оказался не в кармане, а на полке под крючками), затем запер дверь, подхватил зонт и вышел наружу. Уже взявшись за дверную ручку кафе, остановился на секунду и перевел дыхание. — Господи, — едва слышным шепотом проговорил Азирафель, глядя на собственное отражение в темном стекле, — если ты все же есть, пожалуйста, пожалуйста пусть сегодня все обойдется. Он подозревал, что нужно бы сформулировать свою просьбу как-то более канонично, начав, скажем, с «Отче наш», но все затверженные еще в детстве молитвы вдруг испарились из головы, оставив вместо себя только истовое желание, чтобы с Кроули все было в порядке. Со всеми остальными тоже, но все-таки... Азирафель решительно толкнул дверь и вышел под дождь, раскрывая черный — самый любимый — зонт. Следом за ним сквозь ноябрьскую хмарь невидимой, но ощутимой тенью скользило невнятное, безосновательное и оттого с каждым шагом только усиливавшееся ощущение беды.