Brandy Aziraphale

Мэйфейр, Лондон, 13 лет назад

Кроули привычно взбежал по широкой лестнице и притормозил, не увидев обычной охраны у дверей кабинета. Разумеется, это не значило, что дом вовсе остался без наблюдения: снаружи он наметанным глазом приметил нескольких знакомых, да и камеры никто не отменял, но все же… Сегодня что-то явно было иначе. Он постоял пару секунд в раздумьях, перевязал растрепавшийся хвост и решительно двинулся вперед. Толкнул дверь, уже сделал шаг внутрь и только потом исключительно ради проформы мазнул костяшками по соседней створке. — Ваше Не-святейшество! — чуть повысив голос, поздоровался он, надеясь, что ему удалось скроить максимально идиотски-восторженную физиономию, и тут же развел руки в стороны, приседая в карикатурном реверансе. — Вы наконец осчастливили нас своим возвращением! — Паясничаешь, — раздумчиво констатировал Люцифер. — И притом не смешно. — Что поделать, вы обречены жить среди несовершенного мира, — спокойно отозвался Кроули, выпрямляясь и одергивая жилетку. И умолк, заложив руки за спину и выжидательно глядя на шефа. Последние две недели начальства не было в Лондоне, вернулся Он так же внезапно, как уехал, и узнать, зачем Он вызвал его, Кроули, лично, не через помощников, еще и с коротким указанием «сейчас», было жутко интересно. Но если он чему и научился за годы работа на Лоуренса Голая, то это не задавать лишних вопросов. Вслух, во всяком случае. Принцип никогда и ничего не просить, и в особенности у тех, кто сильнее — сами предложат и сами всё дадут, — работал безотказно, касалось ли дело информации, денег или даже того, что некоторые предпочитают понимать под любовью. Валлиец рассеянно потер висок, склонил голову на бок, словно прислушиваясь к себе: не близится ли мигрень? — и вдруг пристукнул указательным пальцем по переносице, не сводя прямого тяжелого взгляда с Кроули. Тот внутренне выругался, постаравшись ничем не выдать этого снаружи. Он терпеть не мог эту часть, каждый раз чувствуя себя униженным, почти раздетым, выставленным на потеху злорадствующей публике. И кому легче от того, что из наблюдателей здесь только начальство. Он коротко вздохнул и резким жестом, чтобы сразу покончить с церемонией, сдернул очки. Сделал несколько шагов вперед — почти вслепую, едва приоткрыв прищуренные от слишком яркого света глаза — и положил очки на стол. — Умница, — ласково улыбнулся Люцифер, поднимаясь. — Идем, я познакомлю тебя с одним важным человеком. Кроули отшагнул в сторону, освобождая шефу дорогу к выходу, но тот повернул в сторону боковой двери. Это было еще интереснее. В представлении рыжего помощника, всех, кого шеф мог назвать важными людьми — политиков, спонсоров, конкурентов и подельников, — он бы не подпустил к собственному жилищу на расстояние выстрела. Возможно, даже баллистической ракеты. И уж точно не стал бы никого из них приглашать домой, в смежную с кабинетом комнату, где Кроули и сам бывал-то до этого раза два. Та, кажется, изначально задумывалась как сигарная, но нынешний хозяин дома предпочитал вести здоровый образ жизни, в отличие от многих подчиненных, и глубокие кожаные кресла, низкие столики и подставки под газеты простаивали без дела. Люцифер осторожно, максимально тихо отворил дверь и жестом поманил Кроули за собой. Тот невольно подстроился под бесшумные шаги шефа, и в комнату они оба вошли крадучись, будто не хозяин и его подручный, а случайные незваные гости. Тем более, что внутри было неожиданно темно: сквозь узкие щели между задернутыми портьерами едва пробивалось несколько полосок света. Этого хватало лишь для того, чтобы видеть силуэты мебели и не натыкаться на нее, да и то… Кроули не рассчитал и задел сервировочный столик, слишком легкий, чтобы рассмотреть его в темноте. Звук получился таким резким, что он поморщился и попытался отшатнуться назад, но было уже поздно: Люцифер подскочил к нему мгновенно, словно для него не составляло никакого труда ориентироваться вовсе без света, крепко ухватил за шею сзади и прошипел в самое лицо: — Тиш-ш-ше! Тот поспешно кивнул, пытаясь припомнить, видел ли он когда-нибудь раньше своего шефа рассерженным или встревоженным. По всему выходило, что до этого момента все эмоции за Люцифера проявляли подчиненные, и значит нынешний случай — первый. И это ох как не радовало, наводя на мысли о том, что все прежние дела были куда менее важными, чем нынешнее. Тут же зачастило сердце, предательски похолодели ладони, и срочно захотелось вырваться из жесткой хватки, сбежать, скрыться, запереться дома, найти чистый шприц и применить по назначению, просто чтобы успокоиться и продышаться. Разумеется, Кроули остался на месте, и не пытаясь дернуться. Люцифер так и не отпустил его, напротив, подтолкнул вперед прямо за шею, побуждая идти, поворачивая его чуть правее или чуть левее, лавируя помощником между громоздкими мебельными тенями, как управляют выбранным героем в какой-нибудь компьютерной игре. Что чувствует персонаж, когда игрок приказывает ему открыть дверь, за которой, он точно знает, его ждет дюжина вооруженных монстров? Кроули не успел додумать эту мысль: его подвели к очередному крупному пятну. То ли помог адреналин, превысивший критические значения в крови, то ли глаза наконец привыкли к темноте, но он смог различить в этом пятне ворох ткани и кружева, стянутый широкой атласной лентой с пышным бантом, а посреди всего этого — маленькую, отчетливо выделяющуюся на светлом фоне голову. — Знакомься, — очень тихим, но уже прежним, спокойным и чуть ироничным тоном проговорил Люцифер. — Мой сын. Кроули уставился на кроватку, широко раскрыв глаза. Не то чтобы это помогло: для него всегда было загадкой, как люди даже при свете умудряются разглядеть в младенцах черты, роднящие их с бабкой по отцу или старшим братом матери. На его взгляд, все они были похожи скорее на инопланетян, и этот явно не был исключением: общим в них с шефом был разве что только цвет волос, да и то лишь насколько можно было рассмотреть в темноте тот жидкий чубчик, что венчал голову ребенка. Он постарался как можно тише прочистить горло. — У нас есть дофин, — едва слышно пробормотал он. И тут же услышал одобрительное хмыканье Люцифера за спиной. — Мм… Поздравляю? — Спасибо, — невозмутимо кивнул тот. — Идем. Покинуть комнату получилось гораздо быстрее и тише. Возможно, просто стимул сделать это был куда весомее. Осторожно затворив за собой дверь, Люцифер обернулся к помощнику и усмехнулся, явно оценив озадаченное выражение на его лице. У Кроули на языке вертелось только «какого дьявола происходит?», но он счел это дурным каламбуром и усилием воли не стал озвучивать свой вопрос. — Отпразднуешь? — не дожидаясь ответа, хозяин дома достал из бара бутылку арманьяка и пару бокалов, плеснул в оба на донышко и протянул один помощнику. Кроули поспешно сунул нос в бокал: это помогало делать вид, что он смакует аромат и вкус напитка, а вовсе не начинает понемногу нервно вибрировать весь целиком, от пижонских туфель до кончика рыжего хвоста — от любопытства, тревоги и неудержимо нарастающего ощущения приближающейся беды. Тут же захотелось поморщиться: нюх на неприятности у него всегда был гораздо лучше, чем на дорогие напитки, и коньяк, даже самый лучший, до сих пор пах для него тараканами. Сочетание с адреналином, всегда казавшимся Кроули солоноватым и будто бы металлическим на языке, получалось и вовсе кошмарным. Молчание тем временем затягивалось. Люцифер, казалось, сделал все, что запланировал, и теперь явно наслаждался своей порцией арманьяка, машинально покачивая бокал в ладони. Взгляд его был устремлен на входную дверь, но было ясно, что он сейчас видит не тяжелые деревянные створки, а что-то совсем иное, происходящее или происходившее в других местах и времени. Кроули переступил с ноги на ногу. Едва слышно звякнули кисточки галстука-боло, и этот звук вывел Люцифера из задумчивости. Он снова сфокусировал глаза на помощнике и чуть улыбнулся. — Мне говорили, что рождение детей делит жизнь на «до» и «после», но я всегда думал, что это фигура речи. — Мм-хмм? — поддержал разговор Кроули. Поверить в то, что с появлением наследника шеф вдруг узреет иной смысл жизни, было довольно затруднительно. — А она, тем временем, в самом деле становится совсем другой, — тем же тоном, спокойно, почти мечтательно продолжил Люцифер. — Начинаешь гораздо больше ценить жизнь — я имею в виду жизнь ребенка и собственную, разумеется, а вот остальные изрядно теряют в весе. Вероятно, это закон какого-нибудь вселенского равновесия, как считаешь? — Мгм, — не слишком уверенно, но утвердительно отозвался Кроули. — Задумываешься о том, как обеспечить лучшее будущее новому поколению. О том, что уже успел сделать к моменту его появления. Что можешь дать этой новой душе, которую ты сам привел в этот мир. Вот ты, Энтони, хотел бы иметь детей? — Кх-ххх!!! — возмущенно прохрипел Кроули, неподдельно закашлявшись от такого вопроса. — Я так и думал, — снисходительно усмехнулся валлиец. — Что ж, у тебя будет отличный шанс проверить, так ли однозначны и крепки твои намерения. С этого момента ты будешь смотреть за младенцем, пока я не не решу, что делать дальше. Жить будешь в этом доме, спальню я тебе выделю и, разумеется, кроватка будет стоять там же. Внутреннюю охрану я уже снял, и с сегодняшнего дня вход сюда будет возможен только для самого близкого круга, — он выразительно посмотрел на Кроули, и тот понял, что «беда» — это совершенно ничего не отражающее слово. Ебаный пиздец, вот как это называлось, в предельно смягченном варианте. — Но Лоуренс, с чего вы вообще взяли, что я умею обращаться с детьми? — тихо спросил он, стараясь, чтобы голос не выдал нарастающую внутри панику. — У меня опыта меньше, чем у любой девчонки из соседнего двора, те хотя бы кукол укачивали! — На этот случай Господь сотворил Интернет, — нисколько не смутился Люцифер. — И защищенные каналы, которыми ты можешь пользоваться для своих поисков. Кроули тряхнул головой и допил остатки арманьяка. — В самом деле, Лоуренс, это даже не смешно. Давайте лучше подыщем нормальную няню? С вашими-то возможностями вполне можно нанять хоть дюжину, причем высочайшего класса, чтобы вообще глаз с него не сводили ни на секунду! А я периодически даже за самого себя не отвечаю, вы же знаете… — Энтони, — ласково прервал его Люцифер. — Я не сомневаюсь, что ты справишься. В последнее время ты употребляешь гораздо меньше, чем раньше, верно? Помощник медленно кивнул, закусив губу. — Вот и прекрасно, значит, ты вполне способен отвечать и за себя, и за других. К тому же, я время от времени буду тебя сменять. — Но… — И я знаю, что тебе точно можно доверять, а вот приглашать в дом посторонних… — Он покачал головой. Кроули понял, что это провал. Окончательное и бесповоротное поражение всухую. Он сглотнул и сцепил подрагивающие пальцы в замок, стиснул их так, что заболели суставы, и постарался смотреть на шефа спокойно. — Изучи, что нужно купить в первую очередь, составь список и отдай его мне, — проговорил Люцифер. — Я хочу, чтобы с этого момента ты не выходил из моего дома, не общался с людьми вне этих стен и не пытался разговаривать о ребенке ни с кем, кроме меня. Даже с теми, кто будет допущен в дом. Информация о том, что младенец вообще существует, должна оставаться в тайне как можно дольше. Ты понял меня? Молчание. — Ты. Меня. Понял? — Да, — тихо, четко, словно пуля из-под глушителя. — Очень хорошо, — оскалился-улыбнулся Люцифер. — Если тебе понадобится что-то из твоих вещей, дай мне знать, но сначала убедись, что без них в самом деле не обойтись. Ты можешь выбрать комнату из тех, что располагаются на первом этаже и выходят окнами во двор, — он задумчиво потер висок. — Что-то, что я забыл? — Мои очки, — Кроули указал на край стола. — И вы не сказали мне, как зовут ребенка. Валлиец пожал плечами и указал на очки, разрешая их надеть. И, разумеется, усмехнулся, глядя на поспешность, с которой помощник воспользовался этим разрешением. — Еще не думал, да и это не имеет такого уж значения. Выбери сам. — Если следовать логике, то его стоит назвать Аваддоном. Люцифер коротко рассмеялся. — Чересчур претенциозно, ты не находишь? — ответил Он. — Да ты и сам устанешь вечно называть его полным именем, так что давай сразу сократим до приемлемого… скажем, Адам. — Хорошо, — кивнул Кроули. — Я могу идти? — Иди, — милостиво отпустил его шеф. — Но возвращайся, как только выберешь комнату. Уверен, к тому времени Адам проснется. И Кроули, скрипнув зубами, покинул кабинет. Спускаясь по лестнице, он пытался ответить себе на два вопроса. Первый — как его угораздило встрять в такую редкостную задницу; и второй: что творится в голове у человека, дающего своему ребенку имя в честь того, кто был изгнан из Эдема. Ни тот, ни другой ответ ему совершенно не нравились.

***

— И он в самом деле отдал тебе ребенка?! Тебе, человеку без малейшего опыта, без подготовки, находящемуся в тяжелой зависимости и, главное, даже без тени желания заниматься младенцем? — рассказ настолько возмутил Азирафеля, что он вскочил со стула и принялся расхаживать по комнате, заложив руки за спину. Кроули наблюдал за ним, не порываясь останавливать или успокаивать. Если бы он не был изрядно вымотавшимся, все еще не слишком здоровым после злополучной простуды и чуть менее сосредоточенным на том, чтобы рассказать все как можно быстрее и понятнее, он бы, вероятно, понял, что в этот момент бессовестно любовался приютившим его кондитером. А сейчас он просто машинально следил за ним глазами, не упуская ни жеста. Праведный гнев несказанно Азирафелю шел: румянец чуть тронул скулы, брови грозно сдвинулись, глаза заблестели, и даже кудри, казалось, приподнялись на затылке, у шеи, в том самом месте, которое так удобно ложилось в ладонь перед самым поцелуем… — Кроули! — кондитер щелкнул пальцами, и гость вздрогнул, вдруг осознав, что уже некоторое время не слушает того, что ему говорят. — М-м? — Эта история не кажется мне правдоподобной, дорогой, прости. — Прекрасно тебя понимаю. Я первые дни… да что там, недели! — тоже никак не мог поверить, что все это происходит на самом деле. Мои единственные познания в детях сводились к тому, что если ребенок плачет, нужно сделать что-нибудь, чтобы это поскорее прекратилось. Возможно, просто покинуть место, где его встретил. Но вот представь: я прошелся по дому, мягко говоря охреневая от всего случившегося, ткнулся в первую попавшуюся спальню, решил, что сойдет, и поднялся обратно. Мне выдали младенца, перенесли его кроватку в комнату и оставили со всем этим наедине. И этот младенец не плакал! Он мирно спал, не давая ровно никаких подсказок, что делать дальше. — И что ты сделал? — Полез в Интернет, конечно. Точнее, попытался: у меня от всего этого так тряслись руки, что телефон я уронил, и вот тут-то Адам показал мне, что я зря переживал, когда он молчал. С этого момента, честно говоря, начался настоящий ад. Когда пробуешь одновременно укачать ребенка (которого вообще-то взял на руки впервые в жизни), понять, есть ли в доме какая-то детская еда, или Люцифер даже этим не озаботился, параллельно пытаешься гуглить, чем детские смеси отличаются друг от друга, и очень стараешься не думать о том, что сейчас по твоему дому шарится кто-то из подручных шефа, не только собирая нужные мне вещи, но и, разумеется, обыскивая квартиру… — Кроули нервно усмехнулся и прочесал пятерней почти высохшие волосы. — У меня было много всего в жизни, но такой ужас я испытывал всего пару раз. — Но почему именно ты?! — почти взвыл Азирафель. — Ты ведь сам говорил, что у Люц… у твоего шефа была возможность нанять лучшую прислугу. — А ты сам подумай, ангел, — серьезно отозвался Кроули. — Прежде всего — информация, конечно. Он хотел сохранить Адама в тайне как можно дольше, и это имело смысл. В тот момент наши — то есть, Его — дела очень быстро шли в гору, и ни один здравомыслящий конкурент не отказался бы от такого рычага давления. Стороннюю прислугу можно подкупить, старая гвардия, как всегда и везде, может быть недовольна одиночными решениями и притом иметь в банде достаточно влияния, чтобы постепенно росло общее сопротивление. Это касается, понятное дело, не только ребенка, им в целом нельзя доверять: чем ближе человек, тем ему проще нанести тебе удар. Я же уже некоторое время болтался рядом с Люцифером, но при этом был неприлично молод, полностью зависим от его денег и товара, в отвратительных отношениях почти со всеми остальными членами банды — мы терпели друг друга, но не более того — и, что довольно важно, меня с высокой долей вероятности никто не стал бы искать, даже если бы я исчез с концами. Семьи у меня к тому моменту давно не было, а горстка друзей довольно хорошо представляла мою ситуацию. Сделали бы парочку осторожных попыток узнать, куда я делся, но скорее всего списали бы на героин и разборки между бандами. В целом были бы не настолько уж неправы. Дальше лезть было попросту опасно для них самих. Кроме того, я не был замешан ни в чем действительно серьезном, а на учете у полиции вовсе не стоял, повезло. В общем, идеальный кандидат, чтобы сделать его своим рабом. Кроули умолк и сделал большой глоток бренди, оставив совсем немного, на донышке. Азирафель, выслушавший его неожиданно длинную речь без единой попытки перебить, скрестил руки на груди и нервно постукивал пальцами по плечам. — Поверь, ангел, — вздохнул бармен, — я столько раз прокручивал в голове Его мотивы, что давно забыл, как ошарашен был в самом начале. В этом есть логика, хоть поначалу она и кажется дикой. И, как видишь, все сработало как надо. Кондитер сделал шаг к Кроули и нахмурился, почти нависнув над ним. — Младенец выжил? Бармен фыркнул от неожиданности. — Разумеется! И я тоже, спасибо, что поинтересовался. Азирафелю достало совести несколько смутиться, но он настойчиво продолжил: — То есть ты в самом деле стал… няней? — А что мне оставалось? — пожал плечами Кроули, задумчиво разглядывая собственный бокал с остатками бренди. — Сам подумай: если бы я решил Его ослушаться, меня бы подстрелили еще до того, как я успел бы распахнуть входную дверь, чтобы уйти. И это в лучшем случае: за те несколько лет, что я к тому моменту на Него работал, мне довелось видеть всякое. Он не человек в привычном нам смысле слова: у Него почти нет эмоций, нет привязанностей к своим или жалости к тем, кто сдался, и не то чтобы он горел желанием всем этим обзавестись. — Не понимаю, — Азирафель все же сел обратно на стул и потер лоб. — Как такие люди умудряются собрать вокруг себя других? Ты говоришь, вся его власть держалась только на страхе и деньгах, но ведь рано или поздно находятся люди, которые не поддаются им. — Ну, говоря по правде, у Него есть и хорошие черты, и их не так мало, как ты можешь вообразить. Он довольно щедрый и никогда не скупится на своих. Он умеет очаровывать — ох, ангел, ты бы видел, как Он договаривается с людьми: те понимают, что их обвели вокруг пальца, только когда все документы уже подписаны. Он очень последовательный и настойчивый, и оттого почти всегда достигает целей. Честно говоря, Он просто чертовски умен — наверное, это главное. К таким людям тянутся. Кондитер взял свой нетронутый бокал и выпил бренди залпом. Подождал немного, пока кажущийся сначала обжигающим глоток останется в горле приятным теплом. — А его мать? — тихо поинтересовался он. — Люцифера? — наигранно-озадаченно переспросил Кроули. Азирафель даже не улыбнулся. — Адама. Что с ней? Бармен развел руками. — Она отказалась от младенца еще в больнице. Во всяком случае, мне так сказали. Прости, здесь я подробностей не знаю, но те пару раз, что шеф упоминал о ней, он говорил как о живой, так что я не вдумывался. Впрочем, теперь хотя бы это мы знаем точно. — Точно? Кроули коротко кивнул и растянул губы в хищном оскале.