Brandy Aziraphale

— В общем, заварила всю эту кашу некто Геррье. — Разумеется, — Кроули отмахнулся, чуть не пролив виски. — Она же вела дело Хастура. И ты была бы в курсе, если бы присутствовала на слушании о залоге. — Вот только не хватало мне еще добровольно таскаться в суд, — поморщилась Вельзевул. — И ты, между прочим, знаешь далеко не все: под «всей кашей» я имею в виду именно всю, вообще. Угадай, кто запрашивал в архиве то самое дело, из-за которого ты так дергаешься? — Твою ж… — бармен залпом сушил стакан и несколько секунд сидел, зажмурившись. — Ладно, рассказывай. — Почти нечего, — Вельзевул вздохнула и наклонила бокал, рассматривая остающиеся на стекле винные потеки. — Гейб вообще ничего не хочет об этом рассказывать, я только и смогла из него вытянуть про архив и про то, что она в целом взялась за район всерьез. Зачем, почему именно сейчас, действует она сама или по чьему-то поручению — тут глухо. — Херово, — Кроули пристукнул ногтем по стакану. — Кто из наших остался в полиции? Девушка пожала плечами. — Все, кто есть, уже давно не «наши». А среди судейских… — Ну нет, к этому мудаку я точно не пойду. — Вот и я так подумала, — кивнула Вельзевул. — Поэтому нам нужна Дагон. Бармен застонал, вытягиваясь всем телом и прикрывая глаза рукой. — Только не она! — А какие еще варианты? Сходить к этой Геррье и мило побеседовать с ней за чашкой чая? Ах, не расскажете ли вы нам, какого хера происходит? — Ты же говорила, Дагон совсем скрылась с радаров. — На что спорим, что тебе она ответит после… скажем, третьего гудка? Кроули взглянул на Вельзевул почти жалобно. — А может, ты сама как-нибудь… — Для этого «как-нибудь» у меня не хватает члена, — издевательски ухмыльнулась та. — Ну, если ты считаешь, что мы больше ничем не отличаемся, могу подарить тебе накладной, — пробурчал бармен. — Избавь меня от подробностей твоей личной жизни, малыш, — Вельзевул двумя пальцами, словно что-то мерзкое, подобрала со столика телефон Кроули и протянула ему. Бармен с совершенно убитым видом взял его, нашел номер, потом налил себе еще виски, выпил его залпом и только после этого нажал кнопку вызова, тут же переводя его на громкую связь. — Ну на-адо же, кто решился позвонить. Трубку сняли после второго гудка. Вельзевул беззвучно усмехнулась и показала Кроули два пальца. Тот в ответ ограничился одним. — Привет, детка, — небрежно поздоровался он. — Хорошо, что ты ответила, тебя давно не слышно, я начал переживать. На той стороне раздался хрипловатый смех. — Не пизди, Кроули, ты ко мне без надобности не сунешься даже на расстояние звонка через спутник. Значит, совсем приперло, и это хорошие новости. Для меня, разумеется. Она слегка шепелявила, и из-за этого получалось «Квоули». Бармен терпеть не мог эту ее особенность. Как, впрочем, почти все ее качества. — Кстати, — продолжила Дагон, — передавай привет нашей бордель-маман. Или, может, она сама не побоится поздороваться, раз вы там вместе? Кроули возвел глаза к потолку. Вельзевул, скорчив гримаску, подала голос. — Здравствуй, Дагон. Рада слышать, что ты в порядке. — Здорово, блядва. Чего хотели-то? Бармен посмотрел на подругу и многозначительно чиркнул пальцем по горлу. Та развела руками, и продолжать разговор пришлось ему. — Нужно найти информацию об одном человеке. Скорее всего понадобится влезть во внутренние системы магистрата и полиции, а может, и выше. — Не удивил, — хмыкнула Дагон. — Ищем что-то конкретное или так, что попадется? — Ищем все, но главное — любые документы с ее упоминанием за последний год. Думаю, что важнее всего рабочие приказы, но есть шанс, что попадется что-нибудь и в личной переписке. — Короче, принести вам то-не-знаете-что, но поскорее и чтобы блюдечко блестело. О ком хоть речь? Кроули назвал фамилию и должность. — Что мы будем за это должны? — поинтересовался он, нервно покручивая пустой стакан. — Подружка твоя вряд ли сможет дать мне что-то ценное, а вот ты… Зависит от того, как глубоко придется влезть и что я там найду, — в голосе на том конце линии появились хищные интонации. — Как насчет свидания, м-м? Бармен нервно потер глаза под очками. — Хорошо, — наконец коротко ответил он. — Когда и где? — Ну нет, милый, не так быстро. Я же еще не знаю, насколько тебе нужна эта информация, — Дагон явно ухмылялась во весь рот. — Так что полную стоимость и условия узнаешь, когда я уясню для себя всю ситуацию. Но и без аванса я работать, разумеется, не буду. Так что можешь приступать. — Думаю, мне стоит уйти, — проговорила Вельзевул. Губы у нее дрожали от едва сдерживаемого смеха. — Похуй, оставайся, если тебя он тоже заводит. Кроули бессильно погрозил подруге кулаком и ультимативно указал на дверь. Девушка поднялась из кресла и подмигнула бармену, а затем уже совершенно серьезно показала ему большой палец. — Боюсь, что буду ревновать, — чуть громче обычного сказала она. — Так что все же оставлю вас наедине. И она быстро вышла, на всякий случай прикрывая рот ладонью, чтобы не расхохотаться в голос. Кроули проводил ее тоскливым взглядом и выключил громкую связь, поднося телефон к уху. — Детка, ты просто шикарна сегодня. Расскажи мне, что на тебе надето? — спросил он, подпуская в голос низких бархатных нот. Выслушал короткий ответ, закатил глаза, беззвучно вздохнул и заговорил неспешно, почти нараспев, стараясь не вдумываться в собственные слова. — Представь, что я подхожу к тебе и опускаюсь на пол у самых ног. Сначала я сниму с тебя кеды, один за другим, разминая стопы — медленно, от пятки к мыскам, а потом каждый палец по отдельности…

***

Разумеется, чуда не случилось. В том смысле, что кружка горячего молока и не слишком продолжительный сон даже в ангельской постели неспособны разом излечить разошедшуюся простуду, и под конец разговора Кроули уже не приходилось имитировать томную хрипотцу в голосе, скорее наоборот — стараться удержать то и дело пытающийся прорваться кашель. И услышав в трубке заветное «окей, на сегодня мы в расчете», он с облегчением нажал кнопку отбоя, отшвырнул телефон на дальнюю сторону дивана и откинулся на спинку, прикрывая глаза и по привычке запрокидывая голову. Это было плохой идеей: в горле тут же запершило стократ сильнее, и в следующий миг он все же закашлялся, морщась от усилившейся боли. Пришлось садиться ровнее, а потом вовсе подниматься и брести к чайнику в поисках горячей воды и новой дозы ибупрофена: тело снова начинало ломить, а ему сегодня светила еще рабочая смена в баре, оставлять Хастура за главного третий день подряд было плохой идеей. Вообще-то мысль о том, что придется всю ночь вертеться за стойкой, вызывала еще большее отвращение, но приятеля нужно было отпустить на собрание Анонимных наркоманов, и отменить это значило пустить под откос половину всей педагогической, мать ее, работы. Значит, хотя бы несколько часов, до его возвращения, придется продержаться. Кроули, скривившись, проглотил таблетку, запил ее кипятком, в который поленился даже бросить чайный пакетик, и поплелся в душ: после разговоров, а тем паче встреч с Дагон всегда оставалось противно-липкое ощущение ни на миг не упускающего его масляного взгляда. С учетом ее технических способностей он бы не удивился, узнав, что она подсматривает за ним через камеру телефона или, скажем, электронный будильник у постели, даром что он сроду не был предназначен для трансляции видео. Именно поэтому бармен так не любил обращаться к ней, тем более с просьбами, но сейчас Вельзевул была права: другого столь же быстрого и относительно безопасного способа достать нужную информацию он просто не видел. Что ж, главное не думать о том, чем ему предстоит расплачиваться, а еще важнее — чтобы об этой сделке и ее условиях никогда, ни при каких обстоятельствах не узнал Азирафель. Бармен чуть улыбнулся, снимая очки — их в последнюю очередь, все остальное он уже успел скинуть — и вставая под теплую воду. Кто бы мог подумать, что настолько другой человек из совсем иного мира отчего-то может стать настолько близким, и это притом, что по-хорошему они оба еще толком и не начали друг друга узнавать. Полтора свидания и несколько двусмысленных разговоров — вот и все, что успело произойти, но этого оказалось совершенно достаточно, чтобы крошечная спальня над кондитерской показалась гораздо большим домом, чем его собственная, в которой он вроде бы привык засыпать и просыпаться за последние несколько лет. Кроули задумчиво глянул вниз, на чуть напрягшийся от мыслей о тех разговорах член, но тут же отмел эту мысль: помещать Азирафеля так близко к Дагон в своей жизни он точно не хотел. Так что он просто решительно намылил мочалку и сделал сам перед собой вид, что вовсе ни о чем таком не думал. Точка. Хвала всем святым или кто там нынче вместо них, что сегодня была не пятница и не выходные, а всего лишь банальная среда: народ в баре прибывал, но не слишком активно, и никаких слишком шумных компаний пока не наблюдалось. Хастур пообещал вернуться так быстро, как только сможет, чтобы сменить Кроули за стойкой, и теперь бармен постоянно ловил себя на том, что то и дело бросает взгляд на часы, уговаривая стрелки двигаться хоть немного резвее. Стрелки, как водится, принимались издевательски подергиваться на месте. За первый час смены Кроули успел разбить два стакана: один уже опустевший, по невнимательности смахнув его со стойки локтем, второй — наполовину полный «Пеликаном», который как раз переливал в него из блендера, этот он просто выронил из-за очередного приступа кашля. Постоянные посетители поглядывали на него с удивлением, но молчали — в конце концов, никого из них он не мог назвать даже приятелями, так, дальние знакомые, которые тут же забудут его, если найдут бар получше. Сметя осколки и наскоро вымыв пол от липкого коктейля, Кроули встряхнул головой: нужно было собраться, иначе такими темпами он всю посуду переколошматит. Возможно, энергетик сверху на жаропонищающее был не слишком хорошей новостью для печени, но сочетание внезапно сработало: в мозгах прояснилось, и перестало хотеться немедленно сложить руки на стойку и ткнуться в них лбом. Или, еще лучше, пересечь улицу и сбежать под ангельское крыло. Поэтому когда это крыло само простерлось над Кроули, тот был уже довольно бодр, хотя и очевидно нездоров. — Я решил заглянуть и проверить, как ты, — голос свыше раздался в тот момент, когда бармен копался в одном из нижних шкафов, подозревая, что вид сейчас имеет самый человеконенавистнический. Из тех, что вполне мог бы сойти за персонифицированный знак «не влезай — убьет». Честно говоря, он вообще-то очень на это надеялся. — Посеял мастиху, миллион лет ничего с ней не делал, — отозвался Кроули и поднял взгляд. Азирафель перегнулся через стойку и с глядел с таким любопытством, словно никогда раньше не попадал не только в этот конкретный бар, а вообще не выходил за пределы своего кафе. — Мастиху? — Такая настойка с запахом смолы, греки делают. Редко используется, слишком специфическая штука. — О, я понял. Помочь тебе поискать? Кроули снова посмотрел на полки и мгновенно выцепил взглядом нужную бутылку — разумеется, на самом видном месте. Вытащил ее и наконец поднялся на ноги. — Уже помог. Кондитер с интересом оглядел прозрачную настойку в прозрачном же стекле. — И что с ней делают? — В данный момент — «Регалию Ионы», — Кроули принялся наполнять шейкер. — Даже думать не хочу, почему коктейль получил такое название, — вздохнул Азирафель. — Понятия не имею. И сам коктейль по мне так дрянь страшная, — бармен пожал плечами. — Но попадаются любители, — он перелил содержимое шейкера в чашку вместо традиционного бокала, встряхнул над ней баночку с корицей и поставил итог на стойку перед женщиной довольно помятого, но чрезвычайно благодушного вида. Кондитер осторожно взял бутылку с мастихой, понюхал содержимое и поставил ее обратно. — Кажется, я не отношусь к числу любителей. — Некоторые вкусы раскрываются только в сочетании с другими. Кроули вдруг очень хотелось добавить какую-нибудь романтическую пошлость вроде «прямо как мы с тобой», но он, разумеется, подавил этот странный порыв и просто молча присел на высокий табурет, переводя дух. — Как ты себя чувствуешь? — вид у Азирафеля был такой участливый, что заранее было ясно: соврать не выйдет, он уже знает ответ на свой вопрос и просто хочет услышать правду именно от бармена. — Херово, — тот пожал плечами. — Хастур обещал подменить, когда вернется с собрания. — Ты его отпустил одного? — А что еще делать. Не мог же я идти с ним в группу, даже если забыть про бар. — И то верно, — вздохнул Азирафель. И вдруг улыбнулся заговорщически и подался ближе, налегая на стойку. — Между прочим, я зашел еще и для того, чтобы узнать, свободен ли ты послезавтра вечером. У меня появилась одна идея, и я был бы рад провести с тобой время, если ты к тому моменту будешь в порядке. Разумеется, кашель не мог выбрать лучший момент: Кроули пришлось отвернуться и прикрыть лицо ладонью, пережидая приступ, а затем еще несколько секунд просто глубоко подышать, приходя в себя. Когда он повернулся обратно, кондитер смотрел на него с таким странным выражением лица, что немедленно захотелось снова нырнуть под стойку. — Что? — буркнул Кроули, неожиданно для себя ощущая, как начинают гореть щеки. — Ничего, дорогой, — ласково ответил Азирафель. — Думаю, лучше будет отложить наш поход. — Я в порядке. — Кроули, — кондитер покачал головой. — Я вроде бы не вижу поводов спешить, а ты? «А я вижу, и не один», — подумал бармен. Но сейчас был не лучший момент, даже если бы он решился все рассказать. — Нет, никаких поводов, — неохотно согласился он. — Чего тебе налить? — Как насчет бренди? Кроули кивнул и спустя полминуты выставил перед ним бокал, а потом его подозвал один клиент, второй, и бармен снова закрутился, смешивая, протирая, взбалтывая и наливая, кивая знакомым, выслушивая новые заказы и периодически прерываясь, чтобы откашляться. Азирафель устроился поудобнее на высоком стуле, больше не порываясь перегнуться через стойку, и неторопливо потягивал бренди, баюкая в ладони пузатый бокал. Наблюдал, улыбался каким-то своим мыслям, разглядывал публику, но в основном смотрел на Кроули, и тому казалось, что его укутало невидимым пледом, чуть колким, но очень теплым и пахнущим домом. Клетчатым, разумеется. — Сержант Шедуэлл, полицейский участок Чаринг Кросс, уполномочен обыскать это помещение по подозрению в хранении запрещенных к обороту психотропных веществ. Вы хозяин? Грубый голос констебля прорвался сквозь мерный барный гул, заставив Кроули обернуться. Седой мужчина — плотный, загорелый, с подозрительным прищуром, который, судя по морщинам, вообще никогда не покидал его лица — продемонстрировал ему значок и тут же убрал его во внутренний карман. Кажется, бармен видел его не впервые. Впрочем, возможно, полицейский просто давно работал в этом районе и успел примелькаться. — Ну я, — кивнул Кроули как можно безразличнее. — Но Лависты здесь нет, так что насчет веществ я бы на вашем месте не обольщался… — У меня приказ обыскать бар и вас лично, — перебил тот. Посетители один за другим беспокойно переглядывались, отходили от стойки и отставляли стаканы. Многие поднялись из-за столиков, спеша уйти. Азирафель тревожно нахмурился. — Позвольте, сержант, а в чем, собственно, дело? Полицейский достал из того же внутреннего кармана сложенный вчетверо листок, расправил его и, отставив подальше, как делают дальнозоркие люди, прочитал. — Бар «Fallen», хозяин и управляющий — Энтони Джей Кроули, так? У бармена создалось неприятное ощущение хождения по кругу. — Верно. Меня в чем-то обвиняют? — резко спросил он. Полицейский посмотрел на него как на слабоумного. — В хранении и распространении психотропных веществ, — чуть ли не по слогам повторил он. — Что за чушь! — возмутился Азирафель, пытаясь дотянуться до бумаги в руках сержанта. Кроули мотнул головой. — Спокойно, ангел, это просто недоразумение. Обыскивайте, сержант, сколько вам угодно. Но могу сразу предупредить: в задней комнате на комоде лежат несколько таблеток метадона, на него есть рецепт, и больше ничего не найдется, — он выразительно посмотрел на кондитера, взглядом уговаривая того не вмешиваться. — Вот и славненько, — пробубнил себе под нос полицейский. — Пульцифер! Эй, парень, где ты там застрял? Через толпу, повалившей к выходу, посекундно извиняясь и то и дело наступая кому-то на ноги, пробился парнишка в новенькой форме, даже на вид еще похрустывавшей при движении. — Я здесь, сержант Шедуэлл, — выдохнул он, наконец прорвавшись к стойке. — Ты мне давай не сачкуй! — прикрикнул на него старый полицейский. — Но вы же сами сказали стоять у входа, караулить, чтобы никто не сбежал, — парень обернулся на последних исчезающих на лестнице посетителей и поправился: — То есть, никто из подозреваемых! — Первое правило полицейского: умей ориентироваться в быстро меняющейся ситуации, — сержант воздел вверх указательный палец. — Я думал, первое правило — слушаться тех, кто старше по званию, — ответил парень таким тоном, что стало ясно: «первым правилом» за сегодняшний день уже перебывало очень, очень много вещей. Кроули чем дальше, тем больше ощущал себя в каком-то идиотском сне, где события то несутся вскачь, сменяя друг друга без какой-либо логики, то вдруг замедляются и ездят по кругу. — Вы обыскивать-то меня будете? — поинтересовался он, прерывая затянувшуюся воспитательную сцену. — Еще бы, — хмыкнул сержант. — Это вот — Ньютон Пульцифер, констебль и мой помощник. — Очень приятно, — машинально пробормотал Азирафель, поймав полный неловкости взгляд парня. — А вы кто? — моментально прищурился на него Шедуэлл. — Азирафель Фелл, сосед мистера Кроули и свидетель обыска, с вашего позволения. — А, свидетель это хорошо, это правильно, — кивнул тот. — Так вот, Пульцифер! — Да? — безнадежно переспросил молодой констебль. — Первое правило обыска: убедиться, что у подозреваемого при себе нет предметов, которые могут представлять опасность. Так что поставьте-ка свою бутылку, мистер, и выйдите из-за стойки. — Господи, какой фарс, — пробормотал Азирафель, наблюдая, как Кроули с демонстративно пустыми руками выходит к полицейским. Бармен надеялся, что выглядит спокойным и ничуть не встревоженным, хотя в его голове лихорадочно проносились мысли одна сумрачней другой. Хастур снова влип в историю? Вряд ли: в последнее время он казался адекватным, сам настоял на том, чтобы принимать метадон исключительно под присмотром Кроули, а когда речь зашла о дальнейшем лечении, попросил узнать стоимость, чтобы у него была возможность подумать, как вернуть эту сумму. Да и вел он себя… нормально. Не то чтобы на это можно было полагаться, но все же представить, что Хастур будет настолько глуп, чтобы подставить чуть ли не единственного способного ему помочь человека, было почти невозможно. Но тогда что происходит? Кроули не появлялся в баре последние два дня, занятый то личной жизнью, то менее приятными делами, но по кассе все было в порядке, а Хастур коротко отчитывался, что происшествий нет, такие-то позиции заканчиваются, надо бы пополнить запасы. И ничего больше. Скорее всего, — решил Кроули, — это просто обыск перед будущим судом. Нужно же на всякий случай изучить место и человека, у которого живет выпущенный под залог подозреваемый. С другой стороны, тогда этот усатый сержант точно не отмахнулся бы от фамилии Хастура как от ничего не значащей… Дьявол, как же не хватало сейчас нормально работающей, не набитой спекшимися от жара соплями головы! Старший полицейский тем временем деловито охлопал бармена со всех сторон, проверил карманы, выложил на стойку зажигалку, телефон, одинокий ключ и скомканный чек и задумчиво уставился на ботинки, но решил, видимо, что в них все же нельзя ничего спрятать. Кроули только поморщился, когда ладони сержанта бесцеремонно прошлись по ногам, но вслух не высказал ни единого возражения. — Что ж, — с откровенным разочарованием констатировал Шедуэлл, — придется обыскивать весь бар. — Валяйте, — Кроули пожал плечами и сел за ближайший столик. Помогать полицейским он точно не собирался. — Пульцифер! — грохнул сержант. — Да? — вздохнул парень, страдальчески возводя очи горе. — Оставайся здесь и следи за подозреваемым. — Есть, сэр, — констебль откровенно повеселел и встал посвободнее, поглядывая то на бармена, то за стойку, куда удалился бурчащий что-то себе под нос начальник. Азирафель присел на соседний стул. — Ты что-нибудь понимаешь? — тихонько спросил он, наклоняясь к Кроули. Тот мотнул головой. — Если речь не о Хастуре, значит, кто-то настучал лично на меня, — негромкой скороговоркой начал бармен. — Причем это именно навет, ангел, я тебе клянусь, что уже много лет не прикасался ни к какой дури. — Я тебе верю, дорогой, — Азирафель легко коснулся его руки. — Чем я могу сейчас помочь? — Вспомни, возможно, было что-то еще, связанное с тем делом о подделке документов? Что ты мне не рассказал? — Так ты все же как-то в нем замешан! Кроули нахмурился. — Не так, как ты думаешь, и вряд ли сейчас лучшее время, чтобы углубляться в подробности, — он бросил взгляд на констебля, переминавшегося с ноги на ногу буквально в нескольких шагах. Кондитер явно был рассержен, но почти сразу совладал с собой, сцепил руки в замок и покачал головой. — Даже не знаю, что может тебе пригодиться, суть я рассказал. — Да, но… черт, да что угодно. Сколько в нем было страниц? Как лежала папка? Кто интересовался ей в архиве, помимо Геррье? — Ты и это знаешь, — укоризненно вздохнул Азирафель. — Ну хорошо. Была одна странность… Когда мы нашли пустую папку, в нее был прикреплен амулетик, маленькая такая подвеска, довольно распространенный христианский оберег. За стойкой раздался грохот, звон стекла, и по бару тут же поплыл резкий запах текилы. Кроули, не обратив на это ни малейшего внимания, подался вперед. — Как он выглядел? — Амулет? Щит и крест на нем. Это щит архангела Михаила, многие считают, что он охраняет владельца от… да в общем-то, от всего. Бармен потер лоб, словно пытаясь прямо сквозь кость помассировать извилины в мозгу ради более эффективной работы. — И все? Записка? Инициалы на обратной стороне? — Только буквы с именем Христа, которые почти всегда там пишут. Ничего необычного. — Странно… Шедуэлл выбрался из-за стойки, прошелся по залу, оставляя после себя мокрые следы, посмотрел на склонившихся друг к другу подозреваемого и свидетеля обыска и пробормотал что-то явно неодобрительное. Ткнул пальцем в дверь. — Там что? — Кроули едва обернулся, чтобы взглянуть, куда именно он показывает. — Кладовка, — бросил он, снова поворачиваясь к Азирафелю. — Я задницей чую, что все это связано, но как именно… Кто вел дело, когда обнаружили подделку? — Гавриил, он его по сути и завел, и закрыл, когда не обнаружилось больше никаких сведений. — Может, кто-то брал дело уже после того, как его закрыли? — Вот этого я не знаю, — покачал головой кондитер. — Я и про Мишель-то узнать не должен был, если бы не вечно путающаяся во всем Мюриэл… — Погоди-ка, — Кроули вскинул руку, пытаясь уловить ускользающую мысль. — Щит архангела Михаила… — пробормотал он едва различимо. — Ты сказал, Мишель? — Ну да, — Азирафель кивнул. — Мишель Геррье. Я же показывал тебе ее в участке, и… Договорить он не успел: бармен снова его перебил: — Имя напрочь вылетело из головы. Ты случайно не в курсе, это ее настоящая фамилия? Кондитер задумался, пытаясь припомнить. Кроули не сомневался, что сплетни, бродящие в судебных кругах, огибали его ангела стороной, не задевая, но могло же ему хоть раз повезти? — Знаешь, — не слишком уверенно проговорил Азирафель. — Кажется, это фамилия по мужу, хотя я вообще-то никогда не слышал о том, чтобы кто-то упоминал ее семью… Но во всяком случае Гавриил, который знает ее гораздо дольше меня, пару раз называл ее какой-то другой фамилией — думаю, девичьей. — А познакомились они?.. — В Кембридже, они вместе учились. — Твою мать… — Кроули уронил голову на скрещенные на столе руки и издал тихий стон, тут же перешедший в кашель. — Блядь, блядь, блядь, надо же было так влипнуть! — совсем тихо, лихорадочным шепотом выругался он. — Ангел, я наконец знаю, что происходит, и это очень, катастрофически херово, честно говоря, это форменный пиздец, и как отсюда выбираться… — Объясни уже мне наконец! — Азирафель закусил губу, пытаясь вглядеться ему в глаза сквозь темные стекла. Бармен шумно вздохнул, потер глаза под очками и прямо так, не отрывая ладоней от лица, начал: — Я никогда раньше с ней не встречался, но так вышло, что я знаю кое-какие подробности из ее жизни. Сейчас, только соображу, с чего начать, дай мне минуту… — Пульцифер! — из кладовки раздался громкий возглас, заставивший обоих почти подскочить. — Да, сержант? — настороженно отозвался констебль. — Тащи сюда этого гомика, сейчас он нам все расскажет! — Сержант, я бы попросил вас не оскорблять законопослушного гражданина Соединенного Королевства, тем более в присутствии свидетеля! — Азирафель поднялся с места, положив руку Кроули на плечо. — Законопослушного! Ха! — Шедуэлл вышагнул из кладовки, торжествующе потрясая какой-то коробкой. — Вы, мистер, своего дружка будете выгораживать в суде, а мне и без разбирательства все ясно. Он выложил свою находку на стойку и указал на нее пальцем. — Это, — торжественно заявил он, — доказательство! Кондитер, присмотревшись к коробке, слегка смутился: ни рисунков, ни яркой рекламы, ни витиеватого названия. На неброском сером фоне аккуратными мелкими буквами написано: «анальный гибридный лубрикант, 4*500мл». — Гомосексуальность уже давно не считается преступлением ни в одной просвещенной стране, — отчеканил он. — А если вы продолжите эти гнусные нападки, то я, будьте уверены, засужу вас как гомофоба, нарушителя базовых прав человека и… Но Кроули, слушая эту речь, точно знал, чем все закончится. Он не следил ни за ухмылкой, проступающей на лице сержанта, ни за тем, как тот пытается своими грубоватыми пальцами открыть коробку — он смотрел на Азирафеля, разрумянившегося, с задиристо встопорщившимися кудрями, слегка кивающего себе в такт собственным словам. В этот момент он выглядел не рыхловатым любителем булочек и старомодных романов, а настоящим воителем, вставшим напрочь за дело, которое считает правым. Образу не хватало только луча света с небес, сверкающих в нем доспехов и меча. Возможно, даже пламенного. Сержант, наконец справившийся с коробкой, откинул крышку и осторожно, за уголок вытащил оттуда плотный прозрачный пакет с белым порошком. Азирафель умолк на полуслове, разглядывая неожиданное содержимое, а затем развернулся к бармену. В его глазах светился отчаянный вопрос. Кроули так же молча покачал головой. — Здесь граммов шестьсот, как думаешь, Пульцифер? — удовлетворенно заключил Шедуэлл. — Не могу знать, сержант, у меня нет перчаток, чтобы взять улики, — кротко отозвался констебль. На лице сержанта проступило сначала недоумение, затем осознание, и он отпустил пакет, который так и держал в воздухе. Бармен на секунду зажмурился, почти предвкушая, как пластик лопнет, и героин разлетится по всему бару. Он даже успел подумать, что в таком случае Хастура сюда ни в коем случае нельзя будет пускать, но… пакет выдержал, только слегка разошлась застежка, и крохотное облачко белой пыли тонким слоем осело на коробку и часть стойки. Шедуэлл покосился на пакет, приосанился и сверился с какой-то свернутой вчетверо бумагой из кармана. — Мистер Энтони Джей Кроули… Джей? — Да, это я, — хмыкнул бармен, поднимаясь. — Кхм… Вы арестованы по обвинению в хранении и распространении наркотических веществ класса «А». Вы не должны ничего говорить, но это может повредить вашей защите, если вы не упомянете на допросе то, на что впоследствии будете ссылаться в суде. Все, что вы скажете, может быть приведено в качестве доказательства. — Да-да, я примерно представляю себе права, — отмахнулся Кроули, не сводя взгляда с Азирафеля. — Там на стойке ключ от бара, запри его, будь добр. И вывеску погаси, кнопка рядом на стене. Он поднял руки вперед, и сержант потянулся отстегнуть от пояса наручники. В тот же самый момент Кроули плавно скользнул в сторону, обогнул кондитера, толкнул в плечо молодого констебля, заставив того пошатнуться и сделать шаг назад, и бросился к выходу. Когда Шедуэлл наконец выхватил табельный пистолет, стрелять можно было разве что в плавно закрывающуюся дверь.

***

Cambridge News, 14 лет назад

«Молиться стоит не только Богу, но и за Него»

на шестьдесят восьмом году жизни скончался настоятель Церкви Богоматери и английских мучеников, преподобный Саймон Рид

Преподобный Саймон Оливер Рид, возглавлявший католический приход Кембриджа больше двадцати лет, трагически погиб в минувший вторник в результате автокатастрофы. Отец Саймон был одной из самых ценимых в графстве фигур, известной, вероятно, благодаря своим научным трудам не меньше, чем благодаря своему служению, проходившему в самых разных уголках земного шара. В течение всей жизни он боролся за укрепление мира среди людей всех конфессий, выступал за либерализацию Церкви, считал, что современный католицизм должен быть понятным не только для духовенства, но и доступным для любого мирянина. Отец Саймон родился 17 марта 1942 году в деревне Кингстон в западной части Кембриджшира и получал домашнее образование, пока в 1954 году не переехал в Лондон, где обучался в Энфилдской гимназии. В 1964 году он получил степень по теологии в Королевском Колледже Лондона, а затем поступил в Семинарию Святого Иоанна в Уонерше. 4 декабря 1970 года он был рукоположен в сан католического священника кардиналом Вестминстера Джоном Хинаном и получил должность помощника в приходе Святого Искупителя в Челси. По прошествии четырех лет преподобный Саймон Рид вступил в ряды конфедерации Caritas Internationalis и в течение следующих двух десятилетий занимался миссионерской и благотворительной деятельностью. На его счету помощь пострадавшим от засухи в Сахеле, работа с жертвами Биафрской войны в Нигерии, участие в ликвидации последствий землетрясения в Мехико 1985 года. В том же году в ходе гражданской войны в Ливане отец Саймон получил тяжелое ранение и потерял часть легкого, в результате чего был вынужден вернуться на длительное лечение в Великобританию. Для католического сообщества нашей страны это оказалось скорее хорошей новостью: после реабилитации преподобный Саймон Рид возглавил Церковь Святого Мартина в Бракли, Нортгемптон, а уже через два года ему был передан приход Церкви Богоматери и английских мучеников в Кембридже, где он и провел последние двадцать три года своей жизни. За свою миссионерскую деятельность преподобный Рид был награжден медалью «За заслуги перед церковью и Папой» лично Папой Бенедиктом XVI. В последние годы отец Саймон занимался в основном теорией богословия, углубившись в изучение теологии времен Контрреформации. Из-под его пера вышло несколько книг, высоко оцененных в академической среде. Но наука не заставила его забыть о пастве: прихожане говорят о нем как о глубоко духовном, смиренном, терпеливом и внимательном настоятеле, который всегда был открыт для тех, кто хочет обратиться к вере. По показаниям экономки мисс Фоссетт, вчера преподобный Рид следовал в Порингленд, Норфолк, для встречи с епископом Восточной Англии Аланом Хоупсом. По внутренней информации полиции, поводом для поездки стало дисциплинарное слушание, подробности которого администрация епархии не разглашает. Около полудня автомобиль, в котором находились водитель мистер Орлок и отец Саймон, вылетел на обочину. Свидетели, проезжавшие по той же дороге, немедленно вызвали спасателей. С их слов, машина перевернулась дважды и остановилась на крыше примерно в тридцати метрах от шоссе. На момент прибытия медиков оба пострадавших были еще живы. К прискорбию, во время транспортировки в больницу преподобный Рид скончался. Мистер Орлок находится в госпитале Адденбрукк в стабильно тяжелом состоянии. По предварительной версии следствия, причиной аварии стало животное, выбежавшее на шоссе, и плохая видимость из-за дождя, в результате чего водитель не справился с управлением. Прощание состоится в пятницу, 3 октября, в 14.00 в Церкви Богматери и английских мучеников. По завещанию отца Саймона, он будет похоронен на семейном кладбище в Кингстоне.