Brandy Aziraphale

— Ваш айс-латте и мятный профитроль, — Азирафель улыбнулся девушке, подвинул к ней поднос с заказом, и та с довольным видом ушла за столик у окна. Кондитер достал из кармана платок и аккуратно промокнул лицо. Сентябрь в Лондоне выдался нехарактерно жарким, заранее заготовленное осеннее меню пришлось отложить, оставив полюбившиеся посетителям холодные напитки и легкие фруктовые десерты. Температура и не думала падать ниже шестидесяти градусов, и солнце, которого так не доставало последние три месяца, вдруг решило взять реванш. Кроули почти не было видно. После того, как он забрал Хастура прямо из участка, клятвенно пообещав лично доставить его на слушание по делу, он заглядывал едва ли пару раз, казался нервным и чем-то то ли смущенным, то ли крепко озадаченным. Азирафель гадал, связано ли его поведение с тем, что ему из-за зрения слишком неприятно находиться на ярком солнце, или причина в чем-то другом. Спрашивать было неловко, строить предположения — бессмысленно за отсутствием данных. Самому ему, впрочем, тоже некогда было ходить в гости: дела шли хорошо, и вдруг оказалось, что это не только очень приятно, но и чрезвычайно хлопотно. Режим жизни внезапно стал таким плотным, что выкроить привычные утренние полчаса на книгу удавалось далеко не каждый день, а о неторопливых прогулках по вечерам, которые кондитер так любил раньше, можно было вовсе забыть. Запах дрожжей преследовал его повсюду, мука, казалось, въелась во все жилетки и осела несмываемым слоем на обуви, а рубашки даже после стирок отдавали ванильной эссенцией и кофе. Не то чтобы он не любил эти запахи, нет, они по-прежнему казались ему самыми замечательными на свете, но иногда даже в самых головокружительных романах надо сделать перерыв, чтобы вернуться к ним с заново вспыхнувшими чувствами. Азирафель бросил взгляд на часы: всего двадцать минут до закрытия, и можно будет выдохнуть. Просто посидеть на своем табурете за прилавком с четверть часа, не слушая жужжание кофемашины и не пытаясь запомнить, какие макаруны в итоге выбрал вечно сомневающийся посетитель. Даже, сложно в это сейчас поверить, никому не улыбаясь. Он обвел взглядом кафе, вдруг разом увидев, что ему не помешала бы хорошая уборка. Перестирать скатерти, освежить шторы, привести в порядок цветы на окнах, кое-где подправить краску на стенах. Ничего капитального, но в сумме все эти мелкие дела наверняка займут целый день, и потому — снова никаких выходных. Он на минуту закрыл лицо руками, будто прячась от всех предстоящих забот. Тихонько звякнул дверной колокольчик. Азирафель с силой провел ладонями по глазам и щекам, собираясь с духом, чтобы встретить нового гостя и улыбнуться ему как можно искреннее. — У меня есть два билета на «Ричарда II». Если пойдем прямо сейчас, успеем выпить бренди в буфете до начала, — Кроули небрежно оперся о прилавок. При взгляде на него возникало две параллельные мысли. Первая — бармен сегодня явно постарался, приводя свой образ в соответствие с его понятиями о вечере в театре: классическая рубашка вместо привычной уже футболки, прекрасно сидящий пиджак, даже туфли вполне консервативной модели. Вторая — по дороге от дома к кондитерской он попал в смерч, под грузовик или свалился с лошади, которая к тому же изрядно по нему протопталась: ворот рубашки был расстегнут на две пуговицы ниже, чем предписывается вечерним этикетом, на пиджаке черным по черному вилась фактурная штопка в самых неожиданных местах, джинсы, тоже вроде бы черные, сияли потертостями и высокохудожественными дырами. По боку туфель вились огненной росписью то ли змеи, то ли китайские драконы, морд отсюда было не разглядеть. Азирафель был совершенно уверен, что все эти категорически дизайнерские вещи стоят баснословных денег. Он сглотнул, потом прочистил горло. Кроули смотрел на него со смиренным ожиданием, только пальцы, едва заметно постукивавшие по прилавку, выдавали его нетерпение. — Глобус или Барбикан? — наконец спросил кондитер. — Барбикан, разумеется! — бармен пренебрежительно фыркнул. — Глобус если когда-то и был хорош, то только лет четыреста назад. Азирафель почувствовал, как снова расплывается в улыбке, на этот раз не формальной, для посетителей, а самой настоящей. — Не знал, что ты любишь театр. — Иногда — коротко ответил Кроули. — Так ты пойдешь или мне выбросить билеты? Кондитер растерянно моргнул. — Вообще-то я собирался привести кафе в порядок и сделать кое-какие заготовки… — Я думал, у тебя завтра выходной? Азирафель вздохнул. — Если это можно так назвать… Скопилось множество мелких дел. Возможно, будет лучше, если ты найдешь кого-нибудь другого себе в компанию? — Не, — Кроули отмахнулся. — Среди моих знакомых не слишком много ценителей Шекспира, так что либо ты идешь со мной, либо я тоже остаюсь дома. Не хватало еще слушать его вирши в одиночестве. — Шантаж? — хмыкнул кондитер. — Нисколько. Как там было… — бармен пощелкал пальцами, припоминая. — «Попытка лучше узнать человека, который вызывает симпатию». — Господи, у тебя катастрофически идеальная память, даже страшновато, — Азирафель покачал головой. — Ну хорошо, дай мне десять минут, чтобы все запереть. Пойдем пешком? Если уж ты нацелился на бренди, я тебя за руль не пущу, а спускаться в подземку нет никакого смысла, по времени выйдет то же самое. — Знаешь, мне рассказывали, что люди некоторое время назад придумали такую замечательную штуку, — задумчиво проговорил Кроули. — Называется «такси». — Они запудрили тебе мозги, — доверительно понизив голос, отозвался Азирафель. — Машины с общественными водителями, какая чушь! Долго собираться не пришлось: девушка, увидев, что хозяин кафе начал спешно выключать приборы и завешивать витрины, понятливо ушла, так что кондитеру оставалось только запустить посудомойку с последней порцией чашек и, отлучившись на несколько минут в жилую часть дома, сменить рубашку. Вышел обратно он уже выправляя воротник из-под неброской золотистой бабочки и прихватив светлый пиджак. — Как ты можешь носить эти удавки? — Кроули покосился на шею кондитера с недоверчивой неприязнью. — Просто не затягиваю их туже необходимого, — усмехнулся Азирафель. — К тому же, я считаю это стильным. Бармен только головой покачал, не комментируя. Кажется, взгляды на моду у них капитально расходились. — Спасибо за приглашение, — запоздало поблагодарил кондитер, когда оба уже уселись в такси. — Я давно никуда не выбирался. — Должен же я был как-то поблагодарить тебя за помощь, — Кроули пожал плечами. — А если бы я сказал, что сегодня никак не могу, ты бы в самом деле выбросил билеты? — Возможно, отдал бы их Вельзевул, но она не слишком жалует театры в целом. Так что скорее всего да, просто выкинул бы. Азирафель покачал головой. — В следующий раз просто предупреждай заранее, — попросил он. И прежде, чем успел спохватиться, что следующего раза не предполагается по умолчанию, и принялся извиняться за назойливость, бармен как ни в чем не бывало кивнул. — Договорились.

***

— Пожалуй, в его исполнении Ричард чересчур театрален. — Ангел, он и должен быть театрален. Это же, мать его, театр! — Вот только не делай вид, что ты не понял, что я имею в виду. Решение дойти домой пешком родилось как-то само собой: в непривычно теплый, почти еще летний вечер было приятно неспешно идти через город, не слишком заботясь о том, чтобы следовать самым коротким маршрутом, разглядывать подсвеченные фонарями дома и радующихся хорошей погоде людей, немножко свысока смотреть на распахнутые двери баров и кафе. И вовсю наслаждаться тем фактом, что сегодня ни один из них не принадлежит к числу тех, кто снует между столиками или смешивает коктейли за стойкой. Кроули щелкнул зажигалкой, затягиваясь, и усмехнулся. — Ладно, признаю, временами он слишком нарочит. Но в этом шарм! Он чуть ускорил шаг, опережая своего спутника, и взбежал по ступенькам невысокого крыльца. Остановился, словно на сцене, чуть поклонился Азирафелю и проговорил громко, с выражением, будто в самом деле вошел в роль: — За каждого из тех, кто поднял сталь, поддавшись наущеньям Болингброка, противу нашей золотой короны, Бог Ричарду даст ангела с мечом. За правду бьется ангельская рать, злодеям перед ней не устоять! И он пафосно ткнул тлеющей сигаретой в сторону улыбающегося кондитера. Раскланялся под его щедрые аплодисменты, легко спрыгнул с крыльца и снова спокойно пошел рядом. — Не подозревал, что ты знаешь Шекспира наизусть, — улыбнулся Азирафель. Кроули отмахнулся. — Сам же говорил, просто память хорошая. Запоминаю всякую чепуху, а потом так же легко забываю. Отлично помогало на экзаменах, а вот в жизни это не слишком удобно. — Зато ты можешь перечитывать любимые книги так, словно видишь их впервые. — Ты во всем ищешь плюсы, да? — хмыкнул бармен. — Стараюсь, — Азирафель пожал плечами. — Кстати о них. Знаешь, что меня в самом деле впечатлило? — М-м? Кондитер помедлил, припоминая слова, и заговорил негромко, в такт собственным шагам: — Та Англия, что в окруженье моря встарь отражала скалами осаду Нептуна, грозного владыки вод, теперь окружена кольцом позора — чернильных клякс, пергаментных оков; Британия, привыкшая к победам, сама себя позорно победила. Он умолк, и некоторое время оба шли молча. Словно между ними повисло горе очень личной утраты, и нарушить безмолвие значило кощунственно эту утрату перечеркнуть. — В тот момент он был будто бы искренен, — наконец вполголоса проговорил Кроули. Азирафель коротко кивнул. — Все оттого, что в целом ничего не изменилось. Сложновато представить себя королем, но человеком, ощущающим себя потерявшим страну — останови дюжину прохожих, и половина из них скажет тебе примерно то же. Правда их слова вряд ли будут цитировать спустя четыреста лет. — И к какой половине относишься ты? Кондитер покаянно развел руками. Кроули удивленно хмыкнул. — Неужели в этом случае ты в стане пессимистов? — Вынужденно, — Азирафель вымученно улыбнулся. — Я же потому и ушел из магистрата, что насмотрелся на систему изнутри. Поначалу думал, что можно все изменить, пойти с низов и постепенно улучшить чуть ли не весь мир, но… — он махнул рукой. — Не хватает сил пары людей, чтобы бороться против врагов рода человеческого. — Это ты сейчас о дьяволе? — Кроули вскинул брови. — Это я о лени, глупости и жадности работников судебной системы, — отрезал кондитер. — Поверь, среди того бардака, что там творится, дьявола бы даже не заметили! — Что, хуже, чем в моих налогах? — невинно поинтересовался бармен. Азирафель с облегчением рассмеялся. В самом деле, не стоило поднимать такие тяжелые темы во внезапно случившийся чудесный вечер. Хотелось вдыхать запахи города — проносящихся мимо машин, индийской еды, постепенно облетающих листьев, — слушать его музыку, разную из каждой следующей двери, встречаться глазами с расслабленными, деловыми, веселыми, сосредоточенными на своих мыслях людьми. Ощущать жизнь, просто делая шаг за шагом рядом с тем, кто не подгоняет и не тянет назад, с кем можно цитировать Шекспира, не боясь, что тебя сочтут нелепым, и обсуждать, разбавляют ли бурбон в театральном буфете. В непривычном чувстве не-одиночества было так уютно, что Азирафель не сразу обнаружил знакомые дома вокруг и пришел в себя только когда Кроули остановился. Он обернулся, пытаясь понять, что задержало бармена, и только тут увидел витрину собственного кафе. Выходит, уже пришли… Жаль. Пришлось вернуться на несколько шагов назад, остановившись у двери кондитерской. — Столько дел на завтра, — он устало потер лоб. — Даже не представляю, как все успею. — Найми помощника, — посоветовал Кроули. — Серьезно, ангел, иначе ты скоро не выдержишь, и вся твоя прежняя работа полетит к чертям. Ты ведь говорил, что дела идут хорошо? — Вполне, но я не уверен, что настолько. — Найми на полставки. Уверен, у тебя регулярно ошиваются студенты — вот и возьми кого-нибудь из них, пусть варят кофе и подают твои десерты. Разгрузи себе время. — А ты? — Что я? — У тебя же нет помощника. — Вообще-то был, — неохотно признался Кроули. — Уволился? — Формально нет. Вообще если смотреть на факты, то он даже присутствует на работе, причем прямо сейчас. Кондитер непонимающе нахмурился, глядя на темные окна бара, а потом понимающе ахнул. — Хочешь сказать, твой приятель?.. — Да, Хастур до сих пор значится моим помощником. Хотя фактически не работает уже несколько месяцев. Азирафель покачал головой. — Знаешь, кажется, мне придется просмотреть и эти твои документы. — Ты задался целью навести порядок во всех моих бумагах? — Кроули с притворным ужасом прижал ладонь к груди. — Во-первых, так тебе самому будет гораздо удобнее. А во-вторых, к моменту слушания будет лучше, если у тебя будет как можно меньше формальных связей с человеком, которого сажают за хранение героина. — В таком случае ты точно опоздал, — хмыкнул Кроули. — Забыл, с кем имеешь дело? — С тем, кто давно завязал с такими экспериментами, — твердо сказал Азирафель. Бармен вдруг шагнул вперед, почти нависая над ним, оперся рукой о дверь за его спиной и наклонился ближе. Очки съехали на кончик носа, и немигающий каре-золотой взгляд уперся в голубые глаза напротив. — А если я тебя обманываю? Пользуюсь тобой, делаю все, чтобы ты добровольно помогал мне, пока я с приятелями ширяюсь в подсобке бара? А, ангел? Кондитер медленно, словно боясь спугнуть, поднял руку и осторожно погладил Кроули по локтю. — Я тебе верю, — просто сказал он. И почему-то в его устах это звучало как индульгенция. Бармен еще несколько секунд всматривался ему в глаза, потом длинно выдохнул и отступил назад, выпрямляясь. Встряхнул рукой, словно сбрасывая чужое прикосновение, и в этом движении было столько растерянности, что Азирафель невольно улыбнулся. — Прекрасный был вечер, — все так же негромко сказал он. — Даже несмотря на того шотландского выскочку, что играл короля, — кивнул Кроули. — Он был очень неплох. Разве что только чуточку… — Театрален. Да, я помню. Азирафель молча развел руками, признавая, что бармен прав. Тот постоял еще немного, перекатился с пяток на носки и обратно, сунул руки в карманы. Кондитер ждал: что-то явно вертелось у Кроули на языке, видимо, что-то важное — он пару раз уже почти заговорил, но в последний момент неизменно обрывал сам себя. Наконец он мотнул головой, будто завершив какой-то долгий внутренний спор, и поправил очки, надвинув их выше на переносицу. — Увидимся, ангел, — небрежно бросил он, взмахивая рукой в прощальном жесте. Тут же круто развернулся на пятках и стремительно зашагал через улицу к бару, не обращая никакого внимания на яростно сигналящие машины. Впрочем, им тоже достался еще один жест, гораздо менее приличный. Азирафель проводил его взглядом до самой двери, убедился, что сосед не попал под колеса особенно принципиального водителя, и только потом вошел в свое кафе. С выключенными лампами, в мерцающем свете движущихся мимо фар помещение вдруг показалось чужим, почти пугающим. Незнакомо и неожиданно искривлялись тени столов, норовя ухватить за штанины пробирающегося мимо них человека, матово темнела громада старинного буфета, острым кинжальным блеском отсверкивали хромированные детали кофемашины. Тихо и будто угрожающе рычал холодильник, гудение которого обычно кондитер не замечал вовсе. Он быстро, стараясь ничего не задеть, прокрался мимо дивана, обогнул прилавок и юркнул в служебную часть, почти бегом поднялся по лестнице и остановился, только прислонившись к двери квартиры изнутри. Нашарил подрагивающими пальцами выключатель, зажмурился от залившего прихожую теплого света. И рассмеялся сам себе: чего, спрашивается испугался, надуманных живых теней и якобы чьего-то взгляда в спину? Он покачал головой, удивляясь собственному разошедшемуся воображению. Вероятно, это театр на него так подействовал: Шекспир никогда не оставлял его равнодушным; даже в школьные времена, когда всем одноклассникам он казался скучной древней заумью, в душе будущего юриста четырехсотлетние строчки отзывались чем-то родным, понятным и очень близким. И сегодня он, видимо, снова слишком распереживался за надменного, возмутительно себялюбивого и категорически несчастного короля, вот и мерещились теперь занесенные над головой мечи и соглядатаи в темных углах. Азирафель наконец отлепился от двери и уже спокойно пошел в сторону кухни. Попутно снял и аккуратно повесил в шкаф пиджак, переоделся в домашние туфли, вспомнил, где утром оставил очки. Вечер был хоть и поздний, но до полуночи еще оставалось время, а обычные рабочие дела затевать было поздно, так что почему бы не потратить это время на нормальный человеческий отдых? Взять хорошую книгу, сварить какао и забыться в чужих историях на час-другой. Раз уж Кроули сегодня устроил ему такой неожиданный подарок… Он замер, открыв холодильник и не донеся руки до пакета молока. А что, если бармен не хотел ничего ему говорить, стоя у входа в кафе? Что, если он сам ждал какого-то шага в ответ на свое сегодняшнее приглашение? Продолжения вечера? Азирафель прикрыл глаза, пережидая секундное помутнение зрения: ну что ему стоило просто пригласить соседа зайти на чашку того же какао? Он все же вытащил молоко и аккуратно закрыл холодильник. Оперся обеими руками о столешницу, невидяще глядя в стену, проматывая в голове сегодняшний вечер, словно на ускоренной съемке: неожиданный визит под самое закрытие, непривычно нарядный (в его понимании) Кроули, бурбон в буфете, спектакль, в течение которого бармен то и дело чуть задевал его коленом («прости, ангел, но я здесь просто не помещаюсь»), долгая прогулка по головокружительно любимому городу, стихи, звучащие прямо на улице, финальный испытующий взгляд — так близко, что еще несколько сантиметров — и они столкнулись бы носами… Азирафель почувствовал, как его губы неудержимо растягиваются в широкой улыбке, и зажмурился от вскипевшего внутри искрящегося восторга. Так это было… свидание?