Brandy Aziraphale

— Твою ж мать, Хастур! Кроули споткнулся, пролетел по инерции несколько шагов и впечатался бедром в ближайший столик, зашипев от пронзившей ногу боли. Тело, собственно о которое бармен запнулся у самого порога, пошевелилось и издало тихий, на грани шепота, смешок. — Блядь, ты мог хотя бы с прохода уйти? — рявкнул Кроули, потирая бедро. По ощущениям там осталась то ли дырка до самого паха, то ли наоборот, шишка размером с кулак. Хастур не отозвался, и бармен, прихрамывая, подошел к приятелю. Вгляделся в безразличные покрасневшие глаза, судорожно рванул вверх рукав серой толстовки, задирая его до самого плеча, и снова бессильно выматерился. Постоял, закрыв лицо ладонями и с силой вдыхая и выдыхая сквозь зубы. Наконец отнял руки и снова наклонился. — Поднимайся, — скомандовал он, подхватывая Хастура под мышки и вздергивая его на ноги. — Поосторожнее надо быть, — медленно проворчал тот, фокусируя взгляд на Кроули и расплываясь в жутковатой улыбке. — Поласковее, понежнее, по… — он умолк, и бармен ни на секунду не усомнился, что он перебирает в уме прочие синонимы. В том, что там вообще осталось от этого некогда острого ума. — Побыстрее, — оборвал Кроули цепочку размышлений, утягивая приятеля за собой. — Давай, переставляй ноги, мне открываться через полчаса. К его громадному облегчению, спорить Хастур не стал и вполне мирно дал увести себя в заднюю комнату. Бармен убедился, что он нашел кровать, и легонько шлепнул его по щеке, привлекая внимание. — Шприц где? — Ммм? — Хастур недовольно дернул ногой и попытался отвернуться, но Кроули ухватил его за подбородок, удерживая голову на месте. — Шприц куда дел, с-сука? — Там, — приятель вяло махнул рукой в сторону зала и закрыл глаза. Бармен с силой сжал кулаки, едва удерживаясь от того, чтобы не вмазать по этой оплывшей бледной роже. Ударить его так, чтобы оставшиеся зубы повылетали, чтобы звонко хрустнуло под кулаком, чтобы голова мотнулась, едва не соскакивая с позвонков, и плевать, что кровь зальет постель, что после такого точно надо будет везти эту сволочь в больницу и объясняться с врачами, даже на смертельную обиду плевать, так невыносимо зудели руки. Остановило его только четкое знание: это не поможет. Никогда не помогает. Он вышел из комнаты, запер за собой дверь и первым делом тщательно осмотрел пол у входа в бар, а потом и во всем зале — мало ли, куда этот гений мог зашвырнуть шприц. Ничего не обнаружив, он вышел на улицу и так же внимательно оглядел лестницу и несколько метров тротуара вдоль здания, заглянул в ближайшую мусорку и проверил решетку ливневки — ничего. Вздохнув чуть свободнее, Кроули повернулся обратно — и споткнулся второй раз за последнюю четверть часа, едва не налетев на невесть как оказавшегося совсем близко Азирафеля. — Осторожнее, — кондитер подхватил его под локоть, не давая упасть. «Поласковее, понежнее», — пронеслось в голове у бармена, и он, сердито ею мотнув, вырвал руку из неожиданно крепкой хватки. — Что тебе надо? — резко спросил он. Почти сразу пожалел о своем тоне, но сейчас не было никаких сил любезничать с этим слишком правильным, слишком доброжелательным, слишком хорошим соседом. Азирафель непонимающе моргнул и отступил на шаг, нервно поправляя жилетку. — Ничего, я просто хотел убедиться, что ты просмотрел мои вчерашние расчеты, и… — Да-да, все прекрасно, спасибо, — раздраженно отмахнулся Кроули, пытаясь его обойти, но кондитер нахмурился и заступил ему дорогу. Пришлось остановиться. — Я спрошу еще раз и больше к тебе не полезу, если ты не захочешь, но — у тебя все в порядке? Бармен глубоко вздохнул и с усилием потер глаза под очками. — Нет, ангел, у меня не все в порядке, — он постарался говорить как можно спокойнее, но и сам слышал, как подрагивает от напряжения голос. — Но поверь, сейчас будет гораздо лучше, если ты просто уйдешь. Хорошо? Азирафель несколько секунд буравил его будто бы чересчур проницательным взглядом, потом коротко кивнул и посторонился. — Хорошо. Если я чем-то могу помочь… Кроули только отрывисто хохотнул и прошел мимо него в бар. Впутывать в свои проблемы наивного кондитера, по-детски радующегося булочкам и засахаренным фиалкам, совершенно точно не входило в его планы. Ощущение чужого пристального взгляда не отпускало его не только на улице, но и когда он вошел обратно в бар, и он решил пока не включать свет: для ориентирования в знакомом до последней трещины в полу помещении ему хватало сумеречной полутьмы, а разглядеть его снаружи сквозь окошки под потолком будет вовсе невозможно. Бармен опустился на высокий стул и устало уронил голову на руки. Думать не хотелось, хотелось нажраться до потери пульса или запустить в стену бутылкой, а может, совместить эти два занятия, но Кроули понимал, что именно сегодня этого делать нельзя. Нужно открыться, нужно сделать вид, что все идет как обычно, нужно… Он достал пачку сигарет и закурил, разгоняя плотную струйку дыма ладонью. Курить в баре было запрещено, но на такую низкую концентрацию дыма пожарные датчики не сработают. Кроули подозревал, что они вообще неисправны, но если это все же не так, выяснить этот факт хотелось бы точно не сейчас. Блядский Хастур, все ведь шло хорошо! Кроули все-таки стукнул по стойке, пытаясь избавиться хоть от части рвущейся изнутри злости. Год реабилитации, два года заместительной терапии — доза метадона медленно, но все же сокращалась, и был шанс еще через пару лет выйти в ремиссию, если бы не… Бармен точно знал, что это не сказки наивных врачей, а реально работающий план лечения: сам он был чист уже почти двенадцать лет. Где этот мудак снова достал героин и, главное, как давно он это скрывает, прекрасно зная отношение давнего приятеля к этой дряни — вот в чем вопрос. И в том, как теперь разгребать этот ебаный ад, конечно. Сигарета дотлела до фильтра, обжигая пальцы. Кроули поморщился, поднялся и растер окурок в раковине. Взглянул на часы: всего несколько минут до открытия, на серьезный разговор, даже телефонный, этого времени не хватит. Ладно, значит придется отложить до завтра. Заодно и Хастур проспится и наверняка приползет извиняться, как было уже много раз, хорошо бы только не на глазах у посетителей. Бармен представил, что было бы, если бы у приятеля не было ключей от бара и он отключился прямо на лестнице у входа, и зябко передернул плечами. Потом встряхнул головой, поправил очки, выпрямился и состроил своему отражению в бутылке ехидную ухмылку. Потянулся и щелкнул выключателем. На зажегшейся снаружи вывеске Ева-искусительница кокетливо закачала стройной ножкой.

***

— А то ты не знаешь, где у нас проще всего достать… — Вельзевул коротко оглянулась на опустевший к утру бар, но говорить прямо все равно не рискнула, — то, что он достал. Она рассеянно помешала ложечкой вопиюще безалкогольный коктейль и потянулась за чипсами. — Я думал, они с Лигуром не общаются после клиники, — Кроули захлопнул посудомойку, вытер руки и наконец уселся напротив. Сделал глоток из своей кружки и скривился: сваренный еще до уборки кофе давно остыл. Вельзевул пожала плечами. — Семья, — коротко сказала она. — От нее так просто не отделаешься. Кроули промолчал: со своей семьей он оборвал все связи очень давно и при всем желании не смог бы сказать, кто был от этого факта в большем восторге — он сам, при первой же возможности сбежавший из дома, или родители, наконец-то признавшие, что наследник не удался, и вздохнувшие с облегчением. — А его номер у тебя есть? — спросила Вельзевул. — Я пытался ему позвонить, не берет трубку, — Кроули бросил взгляд на часы, решил, что в такое время ждать посетителей уже не стоит, поднялся и запер входную дверь. Погасил верхний свет, оставив только тусклую подсветку за стойкой, сел обратно и отложил очки, чтобы без помех потереть уставшие глаза. — Может, просто отключил звук на ночь. — Или ты у него в черном списке, — кивнула девушка. — Но вообще я имела в виду не Лигура, а… — она указала пальцем в потолок. — И зачем мне ему звонить? — язвительно поинтересовался Кроули. — Поинтересоваться, как идут дела в наркобизнесе? Посочувствовать, что не вся полиция еще подкуплена или запугана его людьми? Предложить свой бар как точку сбыта? А потом отругать за то, что кто-то из его мелких сошек кощунственно продал дозу бывшему наркоману, причем скорее всего этим продавцом был его родной брат? — Ты мог бы рассказать ему, как идут дела у его сына, — невозмутимо пожала плечами Вельзевул. — Я ему не нянька! — бармен с громким стуком поставил опустевшую кружку на стол. — К тому же, за домом Янгов следят лучше, чем за королевой. — Разумеется, — кивнула девушка, плотнее запахиваясь в бесформенный теплый кардиган и пряча в нем вечно мерзнущие руки. — Так что он точно знает, когда Адам ложится спать, что ест за завтраком и сколько времени проводит со своей собакой. — Вот именно, так что… — … и совершенно не в курсе того, чем именно живет мальчик, что любит — кроме пресловутой собаки, разумеется, — и о чем думает. В отличие от тебя, — Вельзевул выразительно посмотрела на Кроули. — И чем дольше Люцифер не в курсе, что мы общаемся, тем лучше, — бармен покачал головой. — Причем для всех, — он помолчал, нервно перебирая пальцами по стойке, потом встряхнул головой. — В любом случае, речь не об этом. Оба снова бросили взгляд на дверь в комнату. — Денег на очередную реабилитацию у него точно нет, — наконец сказала Вельзевул. — Можно подумать, они когда-то были, — вздохнул Кроули. — В этот раз я не смогу дать столько же, сколько в прошлый, — предупредила девушка. — Я думал, у тебя дела идут в гору? — Да, и это породило немало проблем, — поморщилась она. — Скоро в этом районе станет совсем невозможно работать. — И придется заняться легальным бизнесом? — притворно-сочувственно покивал бармен. Вельзевул скривила гримаску, вызвавшую у Кроули ухмылку. — А ты сам, — начала она, — У тебя же вроде были… Громкий стук в дверь заставил обоих вздрогнуть. Бармен запоздало вспомнил, что щеколду-то он запер, а вот вывеску так и не погасил, и тихо выругаться сквозь зубы. — Сейчас отважу этого, кто бы там ни был, и вернусь, — пообещал он, надевая очки и отправляясь ко входу. — Мы закрыты! — крикнул он еще с полпути, надеясь, что незваный посетитель достаточно трезв, чтобы понять это самостоятельно, но судя по настойчивости стука, надежда была напрасной. — Но у вас на вывеске написано «до 6 утра», а сейчас только половина пятого! — возмутилось задверье громким, хорошо поставленным и, увы, катастрофически знакомым голосом. Кроули остановился в шаге от двери и обернулся к Вельзевул. — Пиздец, — одними губами проговорил он. И отодвинул щеколду. — Судья Хэмм, я конечно рад, что вы зашли, но у нас сегодня сокращенный рабочий день. — И вы оставите усталого поборника правосудия на улице в такой час? — Гавриил надвинулся на него сперва своей протокольной улыбкой, а затем уже сделал шаг внутрь, нисколько не заботясь о том, что впускать его никто не собирался. Кроули не посторонился, судья наступил ему на ногу и, откровенно изумленный таким поворотом дел, все же остановился. — А вам не лучше будет в собственной постели, раз вы так устали? — поинтересовался бармен, с трудом удерживаясь от болезненной гримасы: судья был тяжелый и шаг сделал со всего размаха. Гавриил наклонился ближе и громким шепотом, таким, что его было наверняка слышно во всех концах Сохо, поведал: — У меня срочное дело к мистеру Феллу. — Ну так и идите к нему, — пожал плечами Кроули. — У себя он бывает гораздо чаще, чем здесь. Дверь через дорогу, если вы забыли, — не удержавшись, добавил он. — Да, но сейчас он еще не работает, а будить хорошего человека мне не позволяет совесть, — повинился Гавриил. — Вы же точно не спите и сможете составить мне компанию на ближайшие полчаса, пока Азирафель не проснется. — Вообще-то я не один, — прибег бармен к самому вескому, как ему казалось, аргументу. — Замечательно! — судья воодушевился еще больше. — Я люблю новые знакомства. — Но… — Да впусти ты его, — тихонько прошелестела Кроули на ухо незаметно подошедшая со спины Вельзевул, приобнимая его с за талию и утягивая назад в бар. — Тем более, когда эти знакомства — такие очаровательные леди, — договорил Гавриил, наконец переступая порог и тут же расплываясь в в еще более широкой улыбке, чем раньше. Как это удавалось ему чисто физически, было решительно неясно. — Ве…нди, — промурлыкала Вельзевул, протягивая ему руку. — Рада знакомству. Судья будто бы с опаской пожал миниатюрную ладошку. Кроули озадаченно покачал головой, всем собой буквально олицетворяя знак вопроса в человеческий рост. А заодно и восклицательный — после взгляда, брошенного в глубину бара, на дверь в комнату. Девушка самым возмутительным образом проигнорировала всю эту метафорическую пунктуацию и утянула Гавриила за столик у стены, подальше от стойки. Пришлось смириться: Кроули давно привык в непонятных ситуациях подыгрывать подруге, зная, что в случае необходимости она сделает то же самое для него. — Чего вам налить? — О нет, никакого алкоголя среди рабочей недели! — натянуто рассмеялся судья. — Действительно, о каком вообще алкоголе может идти речь в баре, тем более посреди ночи, — пробормотал Кроули. — Сделай нам кофе, малыш, — Вельзевул откинулась на спинку стула, и кардиган якобы случайно пополз с ее плеча, обнажая бледную даже после лета кожу. Бармен нагнулся, с притворной заботой возвращая его на место. — Я тебе что, Старбакс? — прошипел он едва слышно, с силой сжимая руку на плече девушки. — Сочтемся, — одними губами пообещала она, кивнула ему словно бы в благодарность и чуть переменила позу, в результате чего мягкая текучая ткань соскользнула уже с обоих плеч. Кроули закатил глаза и отправился к кофемашине. Если эта сумасшедшая сама лезет на рожон, кто он такой, чтобы ей мешать.

***

— Ну и что это была за херня? — поинтересовался он спустя почти сорок минут, когда кофе был выпит, Гавриил увидел наконец-то зажегшийся в глубине кондитерской напротив свет и ушел, по-панибратски хлопнул Кроули по спине, а Вельзевул покрылась мурашками такого размера, что от взгляда на нее бармен сам начал мерзнуть. — Оденься уже наконец, смотреть больно. Девушка поспешно, с видимым облегчением укуталась в кардиган, как в одеяло, и спрятала кисти в рукава. — Говорю же, проблемы на работе, — она шмыгнула носом. — Судья магистрата среди добрых знакомых мне точно не помешает. Дай сигарет? Бармен выложил перед ней пачку. — Держи врагов близко? — невесело хмыкнул он. — Он же кошмарен. Вельзевул передернула плечами. — Не хуже многих. Хотя наглости и самоуверенности ему конечно не занимать. Но это общая черта всех законников, — она наконец справилась с зажигалкой и выдохнула дым в потолок, прикрыв глаза. Кроули откинулся на спинку стула и долго, до хруста, потянулся всем телом. Вообще-то он тоже так считал, но сейчас успел ухватить за хвост промелькнувшую внутри неуверенность: может, все же не все юристы такие? И немало удивился: с каких это пор он начал сомневаться в том, что знал на собственном опыте? — Не боишься, что все выйдет ровно наоборот, и из-за него проблемы только увеличатся? Он не слишком-то похож на тех, кто теряет голову от женщин. — Я же не сомневаюсь в твоих умениях смешивать коктейли и разбавлять виски, — фыркнула Вельзевул. — Вот и ты не сомневайся в моем профессионализме. Бармен криво усмехнулся: упоминание о дерьмовом виски неизбежно поволокло за собой мысли о Хастуре. — Даже если предположить, что я в одиночку потяну клинику… — негромко начал он, — …пару месяцев, может, три — остаются еще долги, которые он наверняка успел наделать. — Я же не говорила, что собираюсь вовсе остаться в стороне, — вздохнула девушка. — Все зависит от того, как давно он подсел снова. Ты ничего не замечал? Кроули отрицательно покачал головой, пытаясь припомнить, когда вообще он в последний раз видел приятеля. Слышал — да, довольно часто, Хастур был тем еще любителем потрепаться, обычно умудряясь звонить в самое неудобное время, но чтобы именно увидеться — в самом деле, когда? — Кажется, он не появлялся здесь больше месяца, — наконец сказал он. — Кажется? — Вельзевул прищурилась. — Кажется, — Кроули особенно выделил это слово, — в последнюю нашу встречу мы изрядно надрались, и я, кажется, на него наорал, чтобы в следующий раз он травился чем угодно, но без моего участия. Он сложил руки на груди и задрал подбородок, вдруг услышав эти слова со стороны. Вне контекста той пьянки казалось, что именно они могли стать той последней каплей, подлым и самым болезненным ударом в спину, от которого мог сломаться и так не слишком-то волевой человек. Девушка некоторое время наблюдала за ним, а потом вдруг наклонилась ближе. — Ты уже успел придумать себе, что все это твоя вина? — невинно поинтересовалась она. И прежде, чем бармен успел ответить, встала и ласково потрепала его по волосам. — Твоя гордыня всегда меня восхищала. Тебе дай волю — ты и апокалипсис себе припишешь. — А он разве уже наступил? — поинтересовался Кроули. — А что, разве нет? — она широким жестом обвела бар. Кроули фыркнул, тряхнул головой, выбрасывая из нее идиотские мысли, и тоже поднялся на ноги. Вельзевул всегда умела парой фраз вернуть его в форму, даже когда ситуация была в миллион раз хуже. — Детка, это всего лишь привычный ад. — И сейчас мы спустимся к самым нижним его пределам. Пойдем будить этого мудака, ему пора бы многое нам рассказать, — она несильно ткнула бармена в бок кулачком, отодвигая его с пути. Кроули обернулся, на всякий случай проверяя, задвинута ли щеколда на входной двери, и убедившись, что никто их не потревожит, пошел вслед за подругой, пытаясь сконструировать в голове первый вопрос к Хастуру. Желательно цензурный или хотя бы состоящий не только из «какого» и емких эмоционально, но бессмысленных по сути междометий. Получалось откровенно хреново, хотя он честно старался. Он по собственному опыту знал, что разговор спокойным, дружелюбным тоном в самых нейтральных выражениях может напугать гораздо сильнее, чем ругань и швыряние тяжелыми предметами, а главное сейчас — так напугать Хастура, чтобы он осознал: все его проблемы только начинаются. И в его интересах очень внимательно выслушать их предложение, даже не задумавшись о том, что теоретически он свободный человек и может отказаться. Задачка очень походила на ту, где из льдинок нужно сложить слово «вечность», а они отчего-то собираются только в откровенно неприличную фигуру. Вельзевул первой вошла в комнату, застыла на мгновение, потом метнулась в ванную, и уже оттуда донесся такой гневный вопль, что Кроули мгновенно вспомнил, почему именно она держит в подчинении два десятка хитрых, наглых и вечно норовящих ее обмануть девиц. Он переступил порог, поймал ее взгляд — клубившаяся в нем ярость обожгла почти физически, заставила задержать дыхание и отвести глаза, заодно осмотрев комнату: смятая постель, придвинутый к дальней стене стол, чуть колышущаяся от сквозняка занавеска… Занавеска. На раскрытом настежь окне под самым потолком. Он опустился на корточки, заглядывая под кровать, открыл створку одежного шкафа. Ванную после Вельзевул проверять было бессмысленно — и так ясно, что там никого. Комната была откровенно и издевательски пуста. Единственная мысль, которая настойчиво вертелась у Кроули в голове — «кажется, льдинкам было виднее».