Сердце в серебряных цепях.

      Элирия сидела за своим столом в мрачной тишине спальни, освещенной лишь слабым светом ночника. Ее рука дрожала, когда она писала письмо своей подруге из Франции — Софи, что всегда была рядом в трудные моменты, хоть и на расстоянии.       Она медленно выводила строки:

      «Дорогая Софи,

       Я больше не могу держать все это внутри. Мне слишком плохо. Я думала, что справлюсь, что смогу забыть, но эта ночь… Она все испортила. Я даже не могу понять, что именно пошло не так. Мне стыдно. Так стыдно. И больно. И я не знаю, как теперь жить дальше. Я просто хочу исчезнуть…»

      Капля упала на бумагу, размыв чернила. Элирия лишь спустя мгновение поняла, что это была ее слеза. Она не выдержала и, отбросив перо в сторону, уткнулась лицом в ладони. Ком в горле был нестерпимым, а внутри все словно разрывалось. Она легла на кровать, свернувшись калачиком, но даже под теплым одеялом ей не стало легче.       Воспоминания о выпускном, обрывочные и туманные, преследовали ее. Ее мысли были путанными, но одно было ясно: она потеряла саму себя. На следующий день было еще хуже. Она проснулась с тяжелой головой и омерзительным чувством внутри. Стоило ей вспомнить вчерашний вечер, как все переворачивалось в животе.       Выпускной. Танцы. Смех. Как вино лилось рекой, а Элирия не знала меры. Она видела, как Фред и Джордж что-то говорили ей, пытаясь остановить, но она лишь отмахивалась, громко смеялась и продолжала пить. Последнее четкое воспоминание — как она почти рухнула на пол, но близнецы подхватили ее.       Какой позор.       Она смутно помнила, как Фред и Джордж тащили ее через коридоры в сторону подземелий. Слова, перешептывания, тени на стенах… Это все, что осталось в памяти. Элирия закрыла лицо руками, едва сдерживая рыдания. Она начала собирать вещи.       Чемодан заполнялся удивительно быстро, но каждая вещь, которая уходила в него, казалась частью ее души, которую она оставляла в Хогвартсе. Этот замок был домом, но теперь ей казалось, что она больше не имеет права считать его своим.       — Я не должна встретить его в поезде… Не должна, — шептала она себе, с ужасом думая о Фреде.       Она решила уйти одна. Ее друзья еще оставались в гостиной, договариваясь о встрече на платформе, но Элирия знала, что не выдержит прощаний. Она тихо, почти незаметно, спустилась к главному входу замка.       Хогвартс-Экспресс уже стоял на платформе, выпуская клубы белого пара, что застилали перрон. Элирия остановилась и повернулась к замку. Ее грудь сжалась от тоски, когда она смотрела на высокие башни, на окна, в которых столько раз горел свет, где она смеялась, грустила, жила.       — Прощай, — прошептала она, с трудом сдерживая слезы.       Она медленно дошла до поезда, избегая глаз окружающих, чувствуя себя невероятно одинокой. Ей казалось, что Хогвартс, этот величественный и живой замок, сам провожает ее взглядом, словно понимая, как тяжело ей дается прощание.       Элирия вернулась домой в состоянии, которое можно было бы описать одним словом — пустота. Она закрыла дверь своей комнаты, швырнула чемодан в угол и просто рухнула на кровать. На нее навалилась гнетущая тишина.       Следующие три дня слились для нее в одно серое пятно. Она почти не вставала с кровати, лишь изредка заставляя себя сходить на кухню за стаканом воды. На еду даже смотреть не хотелось — ее просто не было сил. Она лежала, уставившись в потолок, слушая, как за окном шелестят листья или иногда моросит дождь.       Каждый раз, когда ее взгляд случайно падал на старую школьную мантию, небрежно брошенную на стул, или на чемодан с вещами, который она так и не разобрала, на нее наваливалась новая волна безразличия. Она не могла ни читать, ни слушать музыку, ни писать письма.       Обычно кипящая внутри энергия, которую она тратила на шутки, проделки или разговоры с друзьями, исчезла. Казалось, что та Элирия, которую все знали, осталась в стенах Хогвартса, а вместо нее осталась лишь оболочка, потерявшая цель и желание двигаться дальше.

***

      Элирия сидела на подоконнике, смотря на закат, когда раздался знакомый звук совиной почты. На ее плечо аккуратно приземлилась маленькая серая сова, держа в клюве письмо. Развернув пергамент, она узнала почерк Мелиссы:

«Элли, дорогая, хватит сидеть дома и грызть себя! Мы с ребятами решили устроить встречу у меня дома. Приходи обязательно! Обсудим все, как всегда, и отдохнем как следует. Никаких отказов. Ты нам нужна. Жду тебя завтра вечером.»

      Элирия вздохнула, но письмо внушило ей какое-то тепло. Мелисса всегда знала, как поддержать, и Элирия понимала, что должна хотя бы попробовать снова увидеть друзей.       К вечеру следующего дня она все же собралась с силами и прибыла к дому Мелиссы. Остальные уже были там: Отто, Джексон, Виктория и Камилла — все такие родные и близкие. Сразу стало легче, как будто груз последних дней немного приподнялся.       Дом Мелиссы наполнился шумом и смехом. Он был таким уютным: деревянные стены украшены лампами, на столе стояли сладости и чай, в воздухе витал запах корицы и ванили. Мелисса, как всегда, радушно принимала всех, стараясь поднять настроение каждому.       — Ну что, кто еще раз скажет, что скучает по Хогвартсу? — громко спросила Камилла, и все рассмеялись.       Элирия улыбнулась, но промолчала. Ей было приятно вновь оказаться среди своих, даже если Фред и Джордж не смогли приехать — они были заняты в магазине «Всевозможные Волшебные Вредилки».       К восьми часам ребята решили отправиться к реке, что была неподалеку. Вечерний воздух был свежим, и легкий ветерок касался их лиц, пока они шли по тропинке. Река сверкала в лунном свете, словно покрытая мелкими серебристыми искрами. Отто и Джексон быстро занялись разведением костра, а Виктория принесла пледы и какой-то старый радиоприемник, из которого играла тихая мелодия.       Скоро огонь уже трещал, освещая их лица, отражаясь в глазах.       — Кто первым расскажет самую нелепую историю за этот год? — весело выкрикнула Мелисса, подбрасывая ветку в огонь.       Смех раздавался вокруг, а искры поднимались к небу. Джексон рассказывал, как случайно перепутал зелье на уроке и покрылся ярко-зелеными пятнами, Отто припоминал их старые шалости, а Камилла то и дело поддразнивала его за неуклюжесть. Элирия сидела чуть в стороне, закутавшись в плед.       Она смотрела на друзей, слушала их голоса и ловила себя на мысли, что ее душу наполняет тепло. Этот вечер возвращал ей силы. Она впервые за несколько дней почувствовала себя собой — частью этой невероятной компании, где каждый был как родной. Когда поздним вечером костер догорал, а звезды зажглись над ними, Элирия улыбнулась. Грусть, которую она так долго носила, начала потихоньку отступать.       Ребята сидели у костра, болтая обо всем на свете. Сначала они вспоминали смешные моменты из школы, потом обсуждали планы на будущее, мечтали о новых приключениях и вспоминали, как когда-то совсем маленькими впервые сели за один стол в Хогвартсе. Смех звучал громко, и казалось, что эта ночь никогда не закончится.       Они были счастливы — настоящим, чистым счастьем, которое бывает только в кругу самых близких друзей. Когда часы пробили полночь, Джексон внезапно вскочил и, сияя глазами, громко заявил:       — Ну что, кто со мной искупаться? Сначала все засмеялись, считая его предложение шуткой, но, видя, как он снимает ботинки и направляется к воде, начали кричать и протестовать:       — Ты что, с ума сошел?! — воскликнула Мелисса.       — Джексон, остановись! — добавила Камилла. Но их смех и крики лишь подогрели его желание, и уже через минуту он нырнул в реку, поднимая брызги.       Визги раздались отовсюду, когда он окатил их водой. Вскоре Отто, не выдержав, присоединился к другу, а за ним и остальные. Даже Элирия, которая сначала только сидела на берегу, хохоча, поддавалась общему настроению и побежала к реке.       — Вы безумцы, — сквозь смех кричала Виктория, убегая от Джексона, который плескал в нее водой.       Вода была прохладной, но никто не обращал на это внимания. Визги и хохот заполнили ночное небо, огонь костра тихо потрескивал на берегу, а в воздухе витало ощущение полного счастья и свободы. Когда наконец все, промокшие и довольные, вернулись к дому Мелиссы, их ждала накрытая на стол еда.       Пирог с ягодами, мясо по-французски, свежий хлеб — все было приготовлено с любовью. Они ели с аппетитом, перебивая друг друга историями, и не могли перестать смеяться даже за столом. После ужина, уставшие, но довольные, они все вместе устроились на большом мягком диване в гостиной.       Джексон, потянув к себе Мелиссу, обнял ее, и она, засмеявшись, уютно устроилась на его груди. Отто и Камилла, перекинув плед через ноги, сидели рядом, тихо переговариваясь. Элирия, чувствуя легкую усталость, устроилась на груди Виктории, та мягко провела пальцами по ее кудрявым волосам, пытаясь помочь подруге расслабиться. Никто не остался обделенным теплом и уютом этой ночи.       Комнату наполнял смех, шуточные подколы и довольные возгласы, когда кто-то вырывался вперед. Периодически Элирия, Отто и Джексон вставали и уходили на улицу покурить, тихо переговариваясь и наслаждаясь прохладным ночным воздухом. Возвращаясь обратно, они приносили с собой запах табака и легкий холодок, который быстро прогонялся теплом уютной гостиной.       К утру, измотанные, но довольные, все вновь устроились на диване парами. Мелисса, уютно свернувшись рядом с Джексоном, тихо задремала. Отто и Камилла сидели, укрывшись одеялом, что-то шепча друг другу. Элирия и Виктория остались вместе, переговариваясь вполголоса, чтобы не будить остальных.       — Я так рада, что ты тут, — вдруг сказала Элирия, повернувшись к Виктории.       Виктория, удивленно подняв брови, спросила:       — Почему?       Элирия на секунду замялась, но затем честно призналась:       — Если бы тебя не было… я бы опять осталась одна. А так я с тобой.       Виктория улыбнулась, глядя на подругу, а затем тихо засмеялась.       — Знаешь, мне кажется, нам тут сильно не хватает близнецов. С ними, конечно, веселье совсем другое. И на них так удобно лежать, — добавила она с озорным блеском в глазах.       Элирия негромко хмыкнула.       — Ты бы их обоих себе забрала.       Виктория притворно задумалась, а затем рассмеялась:       — Ну ладно, отдам тебе Фреда. Он такой мягкий, как подушка. А я с Джорджем останусь.       Элирия фыркнула, еле сдерживая смех, и, откинув голову на плечо Виктории, расслабленно закрыла глаза. Она вслушивалась в их тихий разговор, чувствуя, как уют и тепло постепенно заполняют все ее мысли. В это время Джексон и Отто вновь затеяли спор о том, кто на самом деле выиграл в последней игре. Их голоса, хоть и звучали приглушенно, вызывали только улыбку у девушек.       — Тише вы, спать мешаете, — шутливо пробормотала Виктория, качая головой.       Утром, хоть все были немного уставшими после ночных разговоров и игр, ребята проснулись в хорошем настроении. Мелисса поставила чайник, а Камилла помогла приготовить завтрак — яичницу с сыром, тосты с джемом и немного фруктов. Все ели молча, наслаждаясь спокойствием утра, лишь Джексон с Отто не прекращали подкалывать друг друга из-за вчерашнего спора.       — Ну что, повторим вчерашнее? — с улыбкой предложил Джексон, глядя на речку, когда они вышли на улицу.       — Конечно! — радостно поддержала его Элирия, расстегивая рубашку, чтобы первым делом побежать к воде.       Ребята без промедления бросились к реке. Джексон был первым, кто нырнул, разогнав воду и подняв волны. Мелисса завизжала, когда брызги долетели до нее, но через минуту уже сама прыгнула в воду, отчаянно плескаясь, чтобы достать Джексона. Отто, немного посмеявшись, встал на берегу, наблюдая, но его тут же стащили в воду — слаженными усилиями Виктории и Элирии.       — Эй, вы чего! — воскликнул он, но, оказавшись в воде, только рассмеялся и начал плескаться в ответ. На берегу осталась только Камилла, которая не решалась зайти в прохладную воду. Однако, когда Джексон предложил посоревноваться в заплыве, она, улыбнувшись, решительно нырнула вслед за всеми.       Веселье продолжалось долго. Они устраивали гонки, плескались, кто громче смеялся и кричал, и даже начали строить маленькие плотины из камней на мелководье.       — Давай сорвем пару листьев и пустим кораблики, как в детстве, — предложила Элирия Виктории.       — А давай! Только давай лучше сделаем их из веточек, будет круче, — ответила та, уже вытаскивая из воды подходящие палочки.       После активных игр в воде все выбрались на берег, чтобы немного погреться на солнце. Джексон с Отто взялись за строительство «замка» из песка, а Виктория и Элирия сидели рядом, лениво перекидываясь шутками. Когда солнце начало припекать сильнее, ребята, уставшие, но довольные, отправились домой.       Вернувшись к дому Мелиссы, они с аппетитом съели поздний обед — ароматное рагу и свежий хлеб, которые помогла приготовить Камилла.       — Это был лучший день, — заявила Виктория, откидываясь на стуле с довольной улыбкой.       — Ну, кто знает, может, повторим? — подмигнул Джексон, обводя взглядом друзей.       К вечеру все начали расходиться по домам. Прощания были теплыми, хоть и немного грустными — никто не хотел расставаться после такого веселья. Элирия, попрощавшись с каждым, отправилась домой, чувствуя легкую усталость, но при этом какое-то приятное спокойствие. Она знала, что в любой момент сможет позвонить друзьям, и они обязательно встретятся снова.

***

      Дни начали пролетать незаметно. Лето вступило в свои права, и каждый вечер Элирия проводила с Джексоном и Отто. Они гуляли по паркам, сидели у реки или заходили в небольшие кафе, где долго обсуждали все на свете. Смех, легкие подшучивания и тепло их компании стали для нее привычной частью дня.       Однажды, ближе к вечеру, Джексон предложил всем остаться у него на ночевку. Элирия согласилась без раздумий — ей нравилось проводить время с ребятами. К ним присоединился друг парней — Эндрю. Элирия знала его поверхностно, но никогда не была с ним близка.       Он казался ей спокойным и дружелюбным, хоть и довольно молчаливым. Когда они собрались у Джексона, атмосфера сразу стала непринужденной. Поставив музыку, ребята начали делить обязанности. Элирия и Эндрю вызвались приготовить ужин, а Отто с Джексоном занялись сервировкой стола.       На кухне Элирия сначала чувствовала себя немного неловко рядом с Эндрю, но постепенно разговор завязался.       — Ты часто готовишь? — спросила она, перемешивая ингредиенты в сковороде.       — Иногда, — пожал он плечами, — в основном, если есть настроение. А ты?       — Мне нравится, — улыбнулась Элирия, бросая ему короткий взгляд. — Только вот я редко готовлю для кого-то, чаще для себя.       — Ну, значит, нам сегодня повезло, — сказал он, весело поднимая брови, и оба рассмеялись.       Пока они готовили, в соседней комнате начал раздаваться громкий смех. Заглянув в дверной проем, Элирия увидела, что Отто уже успел немного перебрать с выпивкой и теперь творил невообразимую чепуху. Он пытался накрыть на стол, но вместо этого ухитрился уронить половину посуды на пол, а затем начал напевать какую-то нелепую мелодию.       — Я в шоке, — повторял Джексон раз за разом, наблюдая за происходящим и хватаясь за голову. — Просто в шоке.       — Что он делает? — спросила Элирия у Эндрю, кивая в сторону комнаты.       — Это, кажется, называется «шоу одного актера», — фыркнул Эндрю, закатывая глаза, но при этом не сдерживая улыбки.       Когда ужин был готов, все сели за стол. Смех не умолкал: Джексон с серьезным видом продолжал повторять свои «я в шоке», а Отто внезапно решил, что он — великий артист, и начал рассказывать какие-то совершенно абсурдные истории.       После еды они переместились в гостиную, где начали играть в карты. Алкоголь постепенно расслабил всех, и разговоры стали все более откровенными. Элирия заметила, что ей стало легко общаться с Эндрю, и, хоть они не были близки раньше, этой ночью они начали чувствовать себя как давние друзья.       — Ты совсем другая, чем я думал, — сказал он ей, когда они оба на мгновение остались вдвоем за столом.       — И какая же я? — спросила она, немного лукаво прищурившись.       — Открытая. И… веселая, — ответил он.       — Просто ты раньше плохо меня знал, — усмехнулась Элирия.       Ночь продолжалась. Под утро, когда Отто уснул прямо на диване, а Джексон все еще тихо что-то ворчал про «я в шоке», Элирия и Эндрю снова оказались вдвоем на кухне, убирая остатки еды.       — Знаешь, это была классная ночь, — сказал он, ненадолго взглянув на нее.       — Согласна, — ответила она, чувствуя себя удивительно спокойно.       Эта ночь стала для них особенной. Элирия поняла, что дружба может начинаться неожиданно, а люди, которые раньше казались далекими, могут оказаться именно теми, кто приносит в жизнь свет.

***

      Лето шло своим чередом, и ребята начали задумываться о том, чем заняться в будущем. Фред и Джордж, обдумывая планы по расширению своего магазина, предложили Элирии присоединиться к их делу. Её талант к розыгрышам и изобретательности оказался незаменимым для их проекта. Элирия согласилась, видя в этом не только возможность работать, но и сохранить связь с близнецами.       Джексон вместе с Мелиссой решили отправиться в Шотландию, чтобы начать новую жизнь и попробовать себя в работе, связанной с магическими животными. Отто и Камилла выбрали Америку, где намеревались пройти специализированные курсы и построить карьеру в области магических технологий.       В августе ребята окончательно попрощались, что стало для Элирии настоящим ударом. Когда уехал Джексон, она проплакала всю ночь, не в силах смириться с его отсутствием. Однако отъезд Отто оказался для неё ещё более болезненным. Она несколько дней даже не могла выйти из дома, погружённая в тяжёлую тоску.       Тем временем Фред и Джордж решили расширить свой бизнес и выкупили «Зонко» в Хогсмиде, превратив его в ещё один филиал своего магазина. Через некоторое время Джордж предложил открыть новую точку в Шотландии и отправился туда вместе с Викторией, которая решила ему помочь. Фред и Элирия остались вдвоём. Но несмотря на это, их работа проходила в разных местах: Фред управлял магазином в Хогсмиде, а Элирия работала на Косой аллее.       Разлука с друзьями и разное местонахождение с Фредом давили на Элирию, но она старалась справляться, находя в работе с близнецами утешение.       Однажды вечером, после закрытия магазина, Фред предложил Элирии переехать к нему в квартиру над их филиалом на Косой аллее.       — Это ведь гораздо удобнее, — сказал он, поднимая взгляд от списка заказов. — Зачем тебе каждый день тратить время на перемещения, если можно жить прямо над магазином?       Элирия сначала растерялась, но затем, осознав, что это отличная идея, широко улыбнулась.       — Ты уверен? — с сомнением спросила она.       — Конечно, — усмехнулся Фред. — Джордж всё равно переехал, его комната свободна. А я не против компании.       Элирия согласилась без долгих раздумий. На следующий день она собрала свои вещи и переехала в квартиру Фреда. Её новой комнатой стала бывшая комната Джорджа, уютная и светлая.       Теперь ей было гораздо проще приходить на работу, а совместная жизнь с Фредом подарила им ещё больше времени для общения. Вечера они проводили за разговорами, обсуждая новые идеи для магазина, и постепенно их связь становилась ещё крепче.       Комната Элирии быстро обрела совершенно новый вид, отражая её характер и увлечения.       В центре комнаты стоял небольшой, слегка потертый диван с темно-зеленой обивкой, который идеально подходил для отдыха после долгого дня в магазине. У стены находился письменный стол, заваленный разнообразным хламом: старые пергаменты, перья, чернильницы, книжки с заклинаниями и случайные безделушки, напоминавшие о проделках, которыми славилась их компания.       В углу стоял вместительный шкаф из темного дерева, двери которого были покрыты мелкими царапинами, словно он успел пережить не одну переездную авантюру. Стены комнаты были буквально увешаны колдографиями, на которых запечатлены её друзья: Джексон с его широкой улыбкой, Отто с задумчивым взглядом, Виктория, нахмурившаяся от какого-то очередного розыгрыша, а также Фред и Джордж, замершие в момент очередного взрыва шутихи.       Между фотографиями висели пластинки с любимой магловской музыкой, которые Элирия привезла с собой. Над диваном располагалась большая карта звездного неба, на которой были обозначены все известные созвездия. Это была её гордость, напоминание о детских вечерах, проведённых в наблюдениях за звёздами.       На пробковой доске, прикрепленной рядом с письменным столом, красовались разрозненные заметки, идеи для новых товаров, листочки с забавными надписями, пару афиш с Хогсмидских ярмарок и фотографии, которые она особенно ценила. Комната, хоть и маленькая, отражала всю душу Элирии — яркую, творческую и немного хаотичную.

***

      Это был один из тех тихих вечеров в конце сентября, когда Элирия, давно завершившая дела в магазине, уютно устроилась на кухне с чашкой горячего чая. Она уже собиралась лечь спать, как вдруг в дверь квартиры шумно ввалился Фред. Он молча прошёл мимо, даже не взглянув на неё, и скрылся в своей комнате, громко захлопнув за собой дверь.       Элирия подняла голову и нахмурилась. Было очевидно, что что-то случилось. Но лезть к Фреду с расспросами она не стала, зная, что он сам придёт, если захочет. Через какое-то время её догадка подтвердилась: Фред вышел из комнаты и, почесав затылок, сел напротив неё. Начался незамысловатый разговор — сначала о магазине, о смешных случаях из Хогвартса, об их шалостях в старые времена. Казалось, он искал способ облечь в слова что-то важное, но никак не мог решиться. Наконец, после долгой паузы, Фред поднял на неё глаза:       — Элирия, ты же знаешь, что я доверяю тебе… Так можно я доверю кое-что личное? Очень.       Элирия насторожилась, с опаской кивнув.       — Конечно, можешь.       Фред тяжело вздохнул, словно готовился к тому, что вот-вот станет легче. Затем, избегая её взгляда, сказал:       — Джордж и Вики встречаются.       Элирия замерла, ошеломлённая этой новостью. Она пыталась найти слова, но ни одна мысль не приходила в голову. Это было неожиданно.       — Что? — наконец выдавила она, но Фред уже продолжал:       — Он знал, что она мне нравится… Но и ему она была не безразлична. Я это понимал, ещё когда мы только открывали магазин. Неприятно, конечно, что она выбрала его, а не меня, но… — он чуть улыбнулся, хотя улыбка вышла грустной. — Я честно рад за них. Просто…       Он замолчал, словно не хотел признаваться в том, что на самом деле чувствовал. Элирия осторожно поставила чашку на стол и, посмотрев на него, сказала:       — Неудивительно, что вы оба влюбились в неё. Она ведь… ну, Вики всегда вела себя так… ну, на вечно к вам на колени садилась, да и в принципе близость проявляла.       Фред хмыкнул, но в его взгляде не было злости. Скорее, что-то похожее на усталое смирение.       —Ты права. Просто странно. Сначала кажется, что всё будет так, как ты представлял, а потом… жизнь всё переворачивает.       Элирия молча смотрела на него, пытаясь понять, как помочь. Но Фред, казалось, не ждал от неё слов утешения. Ему просто нужно было, чтобы кто-то выслушал.       Фред, словно прорвав плотину, начал говорить обо всём, что накопилось у него на душе. Он рассказал Элирии буквально всё, что происходило с ним за этот год — о сложностях с расширением магазина, о давлении, которое он ощущал из-за растущих ожиданий, о своём смятении после отъезда Джорджа, о ревности и горечи, которые чувствовал, наблюдая за Викторией и своим братом.       Он говорил о своих страхах, сомнениях и чувстве одиночества, которое порой накрывало его даже в окружении людей. Говорил о том, как иногда чувствовал себя лишним, даже в собственной семье. Элирия слушала смиренно, не перебивая, не пытаясь вставить слово утешения. Она просто была рядом, её внимание и молчание давали Фреду понять, что его слышат и принимают.       Когда он наконец выговорился, заметно успокоившись, Фред встал и неловко улыбнулся.       — Спасибо, Элирия… Ты лучшая слушательница из всех, кого я знаю.       Она только кивнула, наблюдая, как он возвращается в свою комнату. Когда дверь за ним закрылась, Элирия медленно поднялась и отправилась в свою комнату. Она опустилась на диван, чувствуя, как тяжесть слов Фреда перекладывается на её плечи. Её голова была переполнена его признаниями, мыслями и эмоциями, которые он разделил с ней. Не сдерживаясь, она схватила листок пергамента и карандаш, который лежал на письменном столе, и начала писать.       Каждое слово, вырывающееся из её сердца, ложилось на бумагу, пока слёзы тихо стекали по её щеке. Это была единственная слеза, но в ней заключалось всё — сочувствие, боль за Фреда и тот груз, который теперь лежал и на её душе. Слова под её рукой складывались в строчки — то ли письмо, то ли дневник, то ли её собственные чувства, которые она никак не могла выразить вслух. Элирия не знала, почему она пишет это, но остановиться не могла.

Сердце стучало под ребрами звонко,

Она не кричала, не плакала вслух.

Он признался в содеянном робко,

Хотелось дать ему пять оплеух.

Горечь и боль засели в груди,

В единственный миг облачилось все в прах.

Тихо шепчет ему: «Уходи».

Боль в тишине зазвучала в словах.

Девичье сердце разбито отныне,

Осталась лишь тень от сияющих глаз.

Догорала любовь, как бревна в камине,

Мелкая трещина — оборвана связь.

Она любила, как свет любит утро,

Как небо встречает свой первый рассвет.

Но мир ее рухнул так резко и грубо,

Оставив там, где не найти ей ответ.

Шаги её резко зазвучат в темноте,

Совсем заполняя комнату мраком.

Остается одна в своей пустоте,

Ведь не готова к новым отвагам.

      Ей было до боли горько за него. Элирия прекрасно видела, как тяжело Фреду было говорить обо всём, что накопилось внутри, как каждое слово давалось с трудом. Она чувствовала его боль, его разочарование, его горечь. Но ещё больнее ей было за саму себя.       Слова Фреда обрушились на неё ледяным дождём. Её сердце разрывалось от неприятной, почти невыносимой правды: человек, в которого она была влюблена, любит другую.       Она знала.       Джексон и Отто не раз вскользь упоминали, что Фреду нравится Виктория. Отмахиваясь, она делала вид, что это не имеет значения. Она убеждала себя, что это просто глупые разговоры, что Фред изменил своё мнение. Всё, что произошло между ними за последний год, вселяло надежду, которую она не могла подавить. Они стали ближе, почти неразделимы, делили дом, воспоминания, секреты. И это… это ведь должно было значить что-то. Но теперь всё стало ясно.       Её надежда была глупой.       Виктория, с её уверенностью, шармом и лёгкостью, всегда казалась недосягаемой. Элирия не могла соперничать с ней. И всё же боль от того, что она проиграла эту битву, несмотря на всё, что их с Фредом связывало, была просто невыносимой. Ей казалось, что она падает в бездну. Словно весь мир вокруг рухнул, оставив её одну наедине с этим болезненным знанием. Элирия продолжала писать, дрожащими руками выплёскивая всё, что разрывалось внутри. Она надеялась, что это хоть немного облегчит её боль, но каждая строчка, напротив, делала её острее.       — Глупо, — прошептала она себе сквозь стиснутые зубы. — Просто глупо.       

***

      С того дня что-то изменилось. Фред и Элирия стали чуть ближе, словно его откровение о своих чувствах стерло ту тонкую грань, которая ещё существовала между ними. Они больше доверяли друг другу, больше делились мыслями, смеялись, проводили время вместе.       Элирия, однако, старалась остудить свои чувства. Она отчаянно убеждала себя, что ничего не должно быть, что это всего лишь дружба, но было сложно бороться, когда всё внимание Фреда теперь было сосредоточено только на ней.       Он стал более внимательным, чаще искал её общества, придумывал причины для их встреч. И каждая его улыбка, каждая фраза или шутка лишь разжигали тот огонь, который она так старалась погасить. Сначала всё шло нормально. Элирия держалась на дистанции, позволяла себе только дружеское общение. Но со временем в их диалогах стали мелькать шутки, которые не стоило воспринимать слишком серьёзно.       — Да мы уже как семейная пара, — однажды с улыбкой бросила Элирия, когда они одновременно тянулись к чайнику на кухне.       Она ожидала, что Фред отмахнётся или отшутится, но вместо этого он подхватил её слова:       — Это да, только тебе не хватает фартука… — он призадумался. — и вообще корми меня, я голодный!       Элирия рассмеялась, пытаясь скрыть смущение, но внутри что-то ёкнуло. Фреду явно нравились такие шутки, и он продолжал их поддерживать при каждом удобном случае. Элирия не знала, как правильно себя вести.       Она боялась зайти слишком далеко, боялась, что выдаст свои чувства, которые так отчаянно пыталась скрыть. Чтобы разобраться, она начала обращаться за советами к подругам.       Анастасия всегда поддерживала её, уверяя, что она всё делает правильно:       — Всё идёт так, как надо, Элирия. Просто будь собой.       А вот Софи была более резкой и прямолинейной:       — Вы оба дураки. Прекратите тянуть время и начните встречаться.       Элирия лишь закатывала глаза, читая такие письма, но её сердце трепетало от мысли, что Софи может быть права. Она просто не знала, хватит ли ей смелости сделать первый шаг.

***

      Наступил ноябрь — месяц, который Элирия всегда ненавидела. Серая хмурость осени сменялась ледяным дыханием зимы, но снег всё никак не выпадал, а тёмные холодные дни словно тянулись бесконечно. Она чувствовала, как серость поглощает её изнутри, оставляя место только для глухого отчаяния.       Её всё чаще накрывали приступы истерики. Иногда это случалось вечером, когда она сидела за своим столом и пыталась занять себя чем-то важным. Иногда утром, когда она в одиночестве завтракала на кухне и думала, что её жизнь превратилась в рутину. Она не могла принять факт взросления — всё происходило слишком быстро. Ещё год назад она была с Джексоном и Отто, они гуляли по школьным коридорам, строили планы, смеялись над глупостями. А теперь они разъехались, и до Рождества её ждало лишь тягостное ожидание.       Она скучала по ним так сильно, что временами это превращалось в почти физическую боль. Джексон и Отто писали ей письма, но их слов не хватало, чтобы заполнить пустоту. Элирия понимала, что их встреча возможна только на Рождество, но каждый день казался вечностью.       Фред старался успокаивать её, как мог. Когда Элирию охватывала истерика, он обнимал её, шутил, старался отвлечь. Но чаще всего она просто молча плакала ему в плечо, не находя слов, чтобы объяснить, что творится у неё внутри.       Сам Фред тоже переживал свои тяготы. Он скучал по Джорджу, Виктории, всем их друзьям. Но после того, как он оборвал с ними связь ещё в сентябре, страх перед встречей рос с каждым днём. Он не знал, как вести себя, если снова увидит их вместе, и этот страх грыз его изнутри.       Элирия Морвенн жила в замкнутом круге рутины. Работа, короткие прогулки по Хогсмиду, вечера в комнате с музыкой и письмами. Она тянула время, считая дни до Рождества, надеясь, что оно принесёт долгожданное ощущение покоя, которого ей так не хватало.