mi melocoton venenoso

Maribou State feat. Holly Walker — Tongue

      Чимин резко открывает глаза, жадно хватая воздух открытым ртом, словно задыхающийся скат, выброшенный на песчаный берег в шторм. Сердце колотится как заведенное, а голову, не успел он толком и проснуться, уже начало сдавливать тисками выпитых вчера литров текилы, счет которым прекратился еще на деcятой стопке. Похмелье медленно, но верно, вкручивало винты боли в виски, стараясь доставить максимум страданий, стягивая ноющие цепи вокруг головы всё туже и туже, шлифуя сверху накатывающими волнами тошноты. Чимин болезненно стонет, накрывая глаза рукой, прячась от яркого солнечного света, проникающего сквозь не зашторенные окна, открытые нараспашку. В номер проникал свежий океанский бриз, немного облегчающий ужасное состояние.       — На тумбочке сорбенты и бутылка ледяной воды, но она уже не такая холодная, если учесть, что я сижу здесь почти час, — слышится мягкий негромкий голос откуда-то слева. Смутно, но Чимин вспоминает, что там стоит кресло, на котором, по всей видимости, и расположился источник звука – Фелисия.       Он убирает руку от глаз, желая рассмотреть девушку, но тут же возвращает её назад из-за сильного импульса головной боли – посмотреть в сторону яркого окна было фатальной ошибкой.       — Не дергайся, сладкий, я подам, — Фелисия поднимается с кресла, откидывая на тумбочку журнал, который листала, и подходит к кровати, заботливо проведя смуглой ладошкой по волосам Чимина, — выглядишь ужасно. Ты хоть что-то помнишь? Ночь у тебя явно выдалась интересной.       Она открывает бутылку и наливает воду в стакан, в котором уже лежали две таблетки, которые, столкнувшись с жидкостью, приятно зашипели, растворяясь в ней. Чимин, реагируя на шипение, всё же собирается с духом, моля богов, чтобы его не стошнило прямо сейчас, и привстает на локтях, желая взять стакан воды с растворенным в ней лекарством. Выпив содержимое залпом, Пак жадно смотрит в сторону бутылки, безмолвно прося еще – сушит ужасно. Фелисия без слов всё понимает, протягивая теперь сразу стеклянную бутылку с щелочной водой.       — Сначала это, — второй рукой она дает ему уже открытый стик геля, который Чимин без лишних вопросов выдавливает себе в рот, запивая неприятный вкус большим количеством воды. — Умница, к завтраку должен прийти в чувства.       От слова «завтрак» Чимина начинает тошнить еще больше, но он подавляет порыв, прикрыв рот рукой.       — На будущее, сорбенты щелочью не запивают, — сипит Пак, ложась обратно на подушку, сворачиваясь в клубок в надежде, что так ему станет легче.       — На будущее, раз такой умный, в следующий раз сам себе с похмельем помогать будешь. Что было внизу в баре, то и принесла. Я с тобой почти с четырех утра вожусь, а могла бы с твоим отцом дальше на вечеринке веселиться. И вообще, может рассказать ему, что ты нажрался до свинского состояния? Вместо этого я сама поехала тебя искать и была тут, пока тебя рвало, — фыркает Фелисия, специально громко поставив ту злосчастную стеклянную бутылку на тумбу, заставляя Чимина болезненно застонать из-за внезапного шума. Она возвращается в кресло, скрещивая руки на груди, и ногу на ногу закидывает, покачивая ею немного, выражая своё недовольство.       — Прости, — сразу же извиняется Чимин, ложась обратно на подушки, — сам не свой из-за похмелья.       Наглая ложь. Даже чувствуя себя отменно, он сделал бы такое же язвительное замечание, игнорируя оказанную помощь. Когда ты понимаешь некоторые вещи в жизни слишком хорошо, тяжело смириться с тем, что кто-то может этого не знать или элементарно не понимать. Ошибки раздражают, промолчать невозможно. Как-то раз, во время очередной пьянки, Тэхен забрал его телефон и изменил описание профиля на «никогда не влом доебаться до слов». Так оно там и осталось. Менять Чимину было лень, а Тэхен настаивал, что даже по пьяни сказал чистую правду и извиняться напрочь отказался.       — Спасибо, Фелисия. И прости, что забрал с вечеринки, помешал вашему веселью.       — Это не ты забрал, а я сама приехала. Повезло, что телефон твоего отца был у меня, когда наш бармен позвонил рассказать о том, в каком ты состоянии вернулся под утро. Еще и без Тэхена. Если честно, Исан напился ночью не меньше тебя, — усмехается девушка, качая головой. — Яблоко от яблони недалеко падает, да? Или как там говорится…       — Так и говорится, — Чимин снова запястьем глаза накрывает, прячась от утреннего света, давящего сейчас на мозги. — А Тэхен…       — О, наша птичка тоже уже вернулась. Слышала недавно, как хлопнула его дверь. Думаю, тоже отсыпаться будет. Как так вышло, что вы не вместе вернулись?       Пак мычит в ответ что-то невнятно, довольно быстро вновь засыпая из-за отвратительного самочувствия, желая выбросить из жизни промежуток медленного возвращения в адекватное состояние и сразу попасть на результат лечения Фелисии. Девушка же, услышав сопение, поднимается с кресла, подбирая с тумбочки свой телефон, печатая быстрое «Он в порядке. Думаю, к обеду придет в чувства», отправленное Исану, которого всё же поставили в известность о выходках сына, а затем еще одно: «Таблетки на кухне. Вода в холодильнике. Вставай давай, пьяница». Ответ приходит незамедлительно: «Иди нахер, Фелис! Я сплю.», после чего бразильянка с улыбкой покидает номер, давая как Чимину, так и его отцу отоспаться.

***

      — У тебя сегодня был секс, — Чонгук сидит на столешнице, наблюдая за тем, как друг глубокими глотками утоляет жажду, терзающую после алкогольной ночи, опустошая бутылку холодной воды.       — Нет, не было. Отъебись, — хмыкает Джин, не желая обсуждать, где, с кем и как он провел ночь. Пустая бутылка бросается в мусорное ведро, а сам мужчина тяжело вздыхает – работать сегодня он совсем не настроен.       — О нет, дорогой мой друг, был. Пиздеть мне тут не надо. Ты шею свою видел? А спину? — усмехается Чон, делая глоток крепкого кофе, в который из-за задумчивости добавил слишком много сахара. Мерзко, но даже не кривится. Терпит, как и всегда. — Иди к зеркалу подойди.       Джин хмурится, догадываясь, что он там увидит. Спину и так пекло, без наглядной демонстрации чувствовалась каждая царапина, по которой проносился прохладный ветер, влетающий через панорамное окно на кухню, но желание увидеть последствия оказалось сильнее.       Он прекрасно помнил, как сначала они с Тэхеном целовались на той пляжной вечеринке. Там был и Чимин, но вскоре тот куда-то исчез, правда это мало кого на тот момент волновало. Помнил, как светловолосый шептал пошлости в губы, тяжело прерывисто дыша и прижимаясь всем телом, предлагая уйти поскорее туда, где никто мешать не будет. И если сначала Джин упирался, ведь Тэхен был слишком пьян и мог по дурости предлагать подобное, а взять податливого пьяного парня мужчине мешали принципы, то, когда узкая ладонь с длинными изящными пальцами опустилась прямо там, на пляже, на его пах, думать оказалось намного труднее. Выпитый алкоголь здравого смысла не добавлял.       Джин подходит к высокому зеркалу, становясь к нему спиной, и оборачивается, рассматривая красные узкие полосы, оставленные ногтями, красующиеся вдоль всей спины. Хаотичные, отображающие ту дикую страсть, которая наполнила ночью его спальню, куда Джин никого не приводил ранее, предпочитая гостиничные номера на один раз, чтобы обойтись без мозгоебства в дальнейшем, на что у Чонгука ума не хватало. Воспоминания приятно отозвались по всему телу, волнением разносясь по ходу нервов, до самих кончиков пальцев, легко вибрируя. Только вот по прибытию в пентхаус Тэхен оказался трезвее, чем был на пляже, намного, а Джин был уже слишком возбужден и не совсем трезв для того, чтобы это заметить. С кухни доносится смешок.       — Царапины сами мистическим образом появились, да? — смеется Чонгук, не упуская возможности подколоть друга.       — Повторяю, отъебись, Чонгук, — раздраженно цедит Джин, чьи слова заглушают громким сербаньем кофе, умышленно действуя старшему на нервы.       — Я с твоим «отъебись», кстати, перед его уходом поздоровался. Помог найти шмотки, которые вы раскидали по гостиной, вручил сэндвич и провел до такси, пока ты там отсыпался. Подумать только: он, этот хрупкий блондин, ушатал тебя, друг. Заездил, — откровенно ржет Чонгук. — Теряешь хватку, да уж. Старость.       — Закройся, нахуй, Чон Чонгук, — подавить непрошеную улыбку оказывается довольно просто, сменив её привычной нахмуренностью, но Чон успевает всё увидеть. Имея врожденное умение заткнуться в нужный момент, младший лишь усмехается и дергает бровью, мол «да, да, конечно, Чонгук, значит, заткнись, а ты у нас тут святоша, который никого не трахает, конечно», — Ты сам куда свалил вчера? Пропал еще раньше, чем я.       — Да так, — отмахивается Чон, облизнув неосознанно нижнюю губу, а у самого на лице всё написано, что до цели своей он всё же добрался, на что Джин заинтересованно вскидывает брови вверх.       — Внимательно слушаю, — старший подходит к столу, забирая у друга чашку с кофе и без спросу делая большой глоток, ища в нем бодрость, но вместо этого кривится и с трудом глотает злосчастный напиток, — Блять? Что за смерть для диабетика? Мерзость.       — Тебе никто и не предлагал пробовать, — ржет Чонгук, радуясь, что не только ему досталась участь испить этот адский напиток утром. То, что можно было быстро переделать и выпить нормальный кофе, он даже не рассматривает – лень.       — Так что, сорвал свой персик с дерева?       — Надкусил, — Чон облизывается, нахально улыбаясь и прикусывая нижнюю губу, невольно окунаясь мыслями в события ночи. Он всё еще чувствует губы Чимина на своих собственных, как он прикусывал их, как прижимался всем телом, желая раствориться в человеке напротив, и просил большего, пока не осознал, кто перед ним. Чонгук вспоминает их общее отражение в зеркале, как его пальцы скользили по прохладной коже, словно ожоги оставляя на слишком чувствительной. Как Чимин вздрогнул и оголенным проводом стал, стоило ему большим пальцем пробраться под ремень. И всюду этот блядский запах персиков. Точно гель для душа с такой отдушкой, Чон уверен в этом. Он резко выныривает из мыслей, сразу же делая глоток кофе, скрывая этим проснувшийся голод. Ему мало. Мало того, что произошло ночью.       — Где ты его нашел? Ты же на работе был вчера.       — Там и нашел. Моя иностранная прелесть сама попала ко мне в руки, явившись в стельку пьяным к нам в клуб.       — Твоя иностранная прелесть? Мы уже так заговорили? — усмехается мужчина, игнорируя жжение, что по всей спине огненными волнами расходится. Он не хотел ограничивать Тэхена в действиях и желаниях, за что сейчас расплачивается сполна. Да и, если быть честным, Джина всё устраивало. То, как Тэхен вёл себя с ним, как из-за него себя вёл – это по умолчанию отключало любые ограничения, давая зеленый свет всем укусам, острым ногтям и сжатиям. О нежности этой ночью не помнил никто, предаваясь лишь страсти и безграничной похоти, выбрав их своей новой верой на несколько часов. Не одному Чонгуку сейчас было тяжело сохранять самообладание, запрещая вспоминать всё, что происходило до рассвета.

***

Bad Bunny – Soy peor

      Ближе к часу дня Чимин окончательно просыпается, чувствуя себя уже значительно лучше. Похмелье всё еще сжимает виски, но дышать становится куда легче. Желание «не существовать» отступает, ему на смену приходит острая необходимость в виде чашечки крепкого американо, что обязательно поставит на ноги и поможет восстановиться перед очередной безумной ночью.       Час дня, а Тэхен не объявлялся – тоже скорее всего отсыпается, но Чимину это лишь на руку. Он не в настроении выслушивать истории о горячих бразильцах, их крепких телах и потрясающем владении этими телами, после которых Ким спит сном младенца, вымотавшись.       В голове постепенно прорисовываются очертания воспоминаний о прошлой ночи. Чимин помнит, что они были на пляжной вечеринке. Раздражающего «бармена» не было, поэтому вел себя Пак раскрепощенно и без скованности из-за чужих внимательных глаз, чей взгляд он чувствует на себе постоянно, стоит ему оказаться на пляже. Они с Тэхеном пили литрами текилу, закусывая лаймом. Танцевали без остановки, смеялись до сорванного горла и кого-то даже всей случайной компанией громко поздравляли с Днем рождения. Помнит, как какой-то бразилец угостил его одной такой стопкой, после чего Чимин слизал с чужой табакерки соль, позволяя себе вложить в рот дольку лайма. Позже к ним присоединился и Джин, а тот бразилец волшебным образом потерялся среди гостей.       Чимин поворачивается на бок, раскрываясь, давая потокам теплого бразильского ветра гулять по затекшему после неподвижного сна телу. Перед глазами проносится воспоминание, как он покидает пляж, ведь у Джина с Тэхеном что-то там начало нарисовываться – друг от мужчины не отлипал. Да и тот не то, чтобы был против, о чем говорили руки, уверенно гуляющие по округлым бедрам Кима.       Размытые лица незнакомцев, случайные разговоры, бездумно выпитые стопки неизвестного крепкого алкоголя с людьми, которых увидит лишь однажды, встретив недалеко от клуба, чьих имён он даже не запомнит – да и не особо хотелось Чимину тогда что-либо запоминать, желая лишь сгореть этой ночью подобно глупому светлячку, летящему на свет яркого пламени.       И тут Чимина словно кипятком ошпаривает. Он резко вскакивает, садясь на кровати, упираясь руками по обе стороны от себя, часто и глубоко дыша, сбив ровный ритм дыхания до рваного. В висках начинает отстукивать чечетку собственное сердцебиение, оглушая сильнее рёва целого каскада водопадов Игуасу, что расположены на границе с Аргентиной, состоящих из двухсот семидесяти пяти огромных водных потоков. Чимина бросает в жар, а затем и в дикий холод. Он вспоминает, что произошло в клубе, куда его, черт возьми, по ужасной случайности занесло. Из всех работающих ночью заведений ему повезло выбрать именно это, что обернулось фатальной ошибкой.       — Вот же блядство, — обреченно стонет Пак, роняя себя назад на подушки, закрывая лицо ладонью, будто это могло как-то помочь исправить ситуацию.       Перед глазами слишком отчетливо всплывает зеркальное отражение, в котором Чимин видит их с «барменом», чьи руки бессовестно забираются под полупрозрачную рубашку, изучая стройное тело жадными касаниями. Чимин помнит чужие пальцы, считающие его ребра, горячие ладони, сжимающие талию крепко и к себе ближе прижимая.       — Да блять! — рявкает брюнет, отгоняя прочь эти картинки. Лучше бы он так идеально помнил вечеринку на пляже и с кем выпивал по пути в клуб, чем чужие прикосновения.       Пак поднимается с кровати, стремительно направляясь в душ. Холодная вода должна помочь привести мысли в порядок, откинуть лишнее. Лишнее – включая слова Тэхена о том, что Чимин зря брыкается, хотя мог бы давно уже отлично провести время с тем знойным красавчиком с пляжа. Нет, не мог бы. Дело принципа. Чимин не хочет кормить чужое самолюбие и попасть очередным трофеем в его коллекцию, которая, по мнению Пака, так богата, что на полках места для новых достижений вовсе не осталось.       Чимин босыми ногами шлепает по полу, заходя в ванную, оставляя дверь открытой, давая сквозняку касаться мокрого тела – привычная душевая кабинка здесь отсутствовала. Вместо неё, к чему он привык в Корее, сток был расположен прямо в полу, что довольно сильно раздражало Пака, так как мокрая плитка вела к лишнему травматизму, особенно если решить принять душ на пьяную голову. Да, выглядело, несомненно, красиво – дорогой черный мрамор, качественная сантехника в тон, но техника безопасности была определенно нарушена, о чем Чимин обязательно скажет папе, хоть его мнения и не спрашивали.       Потоки прохладной, насколько это возможно в пик летнего сезона, воды целовали обнаженные плечи парня, который всеми силами старался думать о чем угодно, кроме прошедшей ночи. Попытки размышлять о бульбарном и псевдобульбарном синдромах, их различии и оказании помощи при каждом из них, обернулись крахом. Банальная мысль об удушье при этих состояниях напомнила о чужой руке, сжавшей его шею на несколько секунд ночью, сорвав с губ Чимина сейчас тяжелый вздох – тело слишком остро реагирует, всё помнит, радушно напоминая те ощущения.       Пак обреченно прикрывает глаза, понимая, что сбежать от мыслей не получится. Или ты принимаешь всё произошедшее всецело, или тебя целый день будут терроризировать флэшбеки, после чего, так или иначе, придется всё вспомнить. Да и давать «бармену» фору не хотелось, а тот наверняка попытается выжать максимальную выгоду, владея ситуацией и воспоминаниями из клуба в полном объеме.       С улицы доносится очередная песня Bad Bunny, чья музыка здесь звучит почти отовсюду – не просто так ведь Ozuna, Maluma и Bad Bunny называются святой троицей Бразилии. Тот факт, что ни один из них не является бразильцем по рождению, принято слепо игнорировать.       Чимин до мелочей вспоминает каждое прикосновение горячих ладоней, покрываясь из-за этого мурашками. Губы у мужчины довольно пухлые, мягкие. Пак улыбается невольно, прикусывая свою нижнюю. Отрицать глупо, но целуется «бармен» отменно. Дышать было нечем, отстраняться не хотелось совершенно.       Чимин вновь ныряет в ночь, рассматривая их силуэты через зеркало. «Бармен» в разы выше и шире него, горой возвышаясь позади, наклоняясь, чтобы мазнуть губами по бледной шее – с губ снова слетает тяжелый вздох. Чимин слишком хорошо ощущает сейчас мужчину позади себя, будто он и правда стоит за ним. Даже через одежду чувствовалось, насколько у того горячее и крепкое рельефное тело. Как и чувствовалось чужое желание, упирающееся в его бедра. Голодно. Непозволительно жарко. Ненасытно. Чимин ловит себя на мысли, что ему было мало, хочется продолжения. Особенно после той пощечины, из-за которой щека «бармена» запылала алой краской, а глаза налились злостью – Чимин всеми фибрами души чувствует, что оно того стоило бы, продолжи они ночь где-нибудь в випке или даже в убогом клубном туалете.       — Стоп, Чимин! — словно пробуждаясь от наваждения, Чимин сам себе отвешивает невидимую пощечину, осуждая за подобные желания. Никаких «барменов», никаких випок и никаких продолжений. Пусть катится куда подальше. С кем угодно, но не с ним.       Пак резко выключает воду, хватает полотенце, оборачивая им бедра, и, зло сжимая челюсти, выходит из ванной, судорожно ища смятую пачку сигарет, желая выкурить все оставшиеся сигареты за раз, лишь бы в голове стало пусто.

***

Bibi – goodfeeling

      Остаток дня Чимин провел в компании Тэхена, чей рот не закрывался даже на секунду, ведь впечатлений после ночи, проведенной с Джином, у него было слишком много – эмоции лились через край. И Пак был искренне рад за друга. Не только потому, что цель зацепиться за богатенького бразильца вроде как достигнута, но и потому, что Чимин видит искренний интерес в глазах друга. Да и по описанию Тэхена, Джин тоже заинтересован в блондине серьезнее, чем переспать разок и попрощаться утром, в дальнейшем делая вид, что ничего между ними не было. Пусть хоть у кого-то всё сложится. Тэ заслужил быть счастливым и успешным.       Время от времени Чимин вылетал в мысли, бездумно помешивая ложечкой остывший кофе, вновь возвращаясь к ощущениям, которые так настойчиво пытается искоренить из собственного разума, из-за чего Тэхен каждый раз недовольно вздыхал и замолкал со словами «если не интересно – могу дальше не рассказывать», но Чимин сразу возвращал внимание другу и заверял, что слушает внимательно, из чертогов памяти доставая обрывки слов друга, которые запоминались на автоматизме. Кофе они в этот раз пили в ресторане при гостинице, где и поужинали заодно – на пляж Чимин категорически отказался идти днем. О ночи он Тэхену тоже не рассказал. Сам не знает, почему. Не в недоверии дело – он доверяет Киму как самому себе, но что-что внутри потребовало пока молчать.       — Знаешь, а ведь ты мог бы пойти со мной на вечеринку и, взяв яйца в кулак, познакомиться с другом Джина поближе, — Тэ всё не отступал, чувствовал, что для Чимина это знакомство обернется чем-то хорошим. Страстным, как минимум, а это уже не плохо.       — Не хочу. Иди без меня, Джин будет тебя ждать, так что ночь снова проведешь горячо и не в одиночестве.       — Да ты кидалово, Чимин!       — Не кидалово, а помогаю устроить твою личную жизнь. Я встречу закат на другом пляже. Фелис говорила про более дикие пляжи здесь неподалеку, более скалистые, которые не пользуются спросом. Хочу там поплавать, — задумчиво произносит Чимин.       — Может не надо? Вдруг там морские ежи будут? Или течением вынесет в открытый океан? А если о скалы ударишься?       — Тэ, это ведь залив. В заливах нет течений, никуда меня не вынесет, успокойся. Я буду очень осторожен. Никаких ежей и ранений, обещаю. Да и я буду неподалеку, телефон со мной. Если что, сразу позвоню тебе.       — Обещаешь?       — Обещаю.       — Ты пообещал, Чимин.       — Господи, такое чувство, что у меня папа не Исан, а ты, Тэхен. Выдохни, расслабься, думай о Джине, — цокает Пак, залпом допивая остывший кофе и недовольно кривясь, будто помои проглотил только что. Он слишком капризен в отношении кофе, как и Исан. Остывшим, слишком сладким, кислым или горьким пить не станет – только идеальный баланс.       — Мудак неблагодарный. Я просто волнуюсь.       — Не надо, всё будет хорошо.       — Ну-ну. После таких слов ты вечно в какой-то пиздец влипаешь.       — Клевета, не было такого.       — Было, каждый раз, — не отступает Тэхен, настаивая на том, что друг спокойно жить не умеет, готовясь озвучить целый список приключений, а точнее неприятностей, в которые постоянно влипает Чимин.       — Помолчи, а?

***

      К вечеру Чимин наконец-то смог найти тот пляж, о котором говорила Фелисия. Людей и правда было маловато, как и предупреждала девушка. Учитывая, насколько красивый панорамный вид здесь открывается на весь залив, бесконечность Атлантического океана, чьи воды сейчас окрашивались в персиково-розовые оттенки закатным солнцем, Чимину казалось, что такие места наоборот должны пользоваться спросом, но нет. Бразильцы, видимо, слишком любят быть в постоянном движении и водовороте эмоций, знакомств и веселья.       На удивление, ни у кого из присутствующих на пляже не играла музыка. Пак и представить себе не мог, как сильно соскучился по тишине. Вездесущая музыка, смех и постоянные вечеринки – это, конечно, хорошо, но порой и в тишине хочется побыть, навести в голове порядок и, банально, отдохнуть от всеобщей суеты и энергичности.       С наступлением темноты те немногие ценители красивых закатов покинули пляж, оставляя Чимина один на один с чернотой ночного неба, усеянного яркими звездами, и глубокой водой, ловящей блики полной луны, дорожкой раскинувшейся по водной глади.       Недолго посидев на песке, полюбовавшись звездной картой, ища Гидру и летний треугольник, надеясь, что в это время года его уже можно уловить в Бразилии – и интуиция не подвела – тот нашелся практически сразу, открывая взору всю красоту созвездий Орла, Лиры и Лебедя, Чимин раздевается до плавок и бесстрашно идет в большую черную воду. Будучи ребенком, он ни за что не рискнул бы купаться ночью, еще и в океане, где, по мнению ребенка, его обязательно сожрала бы акула или утащил бы на дно гигантский кальмар. С возрастом детские страхи прошли, поэтому никакой тревожности парень не испытывал, заходя в тихо шуршащие волны.       Ветер утих, в заливе царил штиль. Откуда-то доносилась музыка – пляжные  вечеринки в самом разгаре. Ночь обещала быть теплой и комфортной.       Чимин неторопливо заходил в воду всё глубже, прощупывая осторожно дно ногами. Тэхену он не рассказывал, но морских ежей по всему побережью слишком много – они являются главной проблемой береговой линии залива и постоянного травматизма, в основном, туристов, ведь местные жители прекрасно осведомлены об этой угрозе и часто используют для плавания защитную обувь, позволяющую не бояться игл ежей. Туристы смеются над этим, не прислушиваются к предупреждениям, а потом воют от боли, добавляя спасателям и врачам лишнюю работу. Таким был и Чимин: он не смеялся над местными, но и обувь такую покупать не планировал, считая, что всё обойдется и никакой ёж ему не повстречается за период каникул.       Дойдя до подходящей глубины, Пак нырнул под воду, наслаждаясь её теплотой – температура для плавания была идеальная. Он расслабленно плавал вдоль побережья довольно долго, впервые оказавшись с океаном один на один, без лишних людей и шума, впитывая в себя эти эмоции единения с первозданной природой, большой водой. Папа был прав – Бразилия умеет лечить лучше самых дорогих лекарств. Зря Чимин пренебрегал его предложениями приехать в те года. Возможно, тогда он не выгорел бы к медицине к выпуску из универа, если бы вовремя отдыхал и давал себе разгрузить голову, подлатать организм после истощения и вечных недосыпов, перегруза нервной системы бесконечным стрессом, которому не было конца и края.       Расслабив уставшее сознание и чувствуя легкое жжение в руках и голенях, Чимин решил, что пора выходить из воды. Он давно не плавал так много без передышек, а судорога ему сейчас ни к чему, когда даже позвать на помощь некого.       Наплававшись, Чимин поплыл к берегу. Оценив, что он доплыл до мели, парень ступил ногами на дно, задержавшись на пару секунд, давая тем отдохнуть, и довольно быстро побрел к пляжу, помогая себе руками. Пока ногу не прорезала острая боль, из-за которой Чимин вскрикнул, тут же сгибая ту в коленном суставе.       — Блять, только не это, — судорожно выдыхает парень, понимая, что если это морской ёж – рукой он себе в воде не поможет, только поранит еще и пальцы. Ногу распирало от жжения и острой боли, паника нагоняла легкую тошноту, раздражающую Чимина больше, чем встреча с морским жителем. — Чтоб тебя бумерангом уебало, Ким Тэхен! Нахера было пиздеть под руку, придурок!       Чимин ругается на друга, ведь до его слов ничего с ним в воде не случалось, да и так легче отвлекаться от распирающей боли и жжения в стопе, пока ему приходится на здоровой ноге прыгать до берега, где он падает на песок, сразу же разворачивая ногу раненой поверхностью к себе. И каково же удивление парня, когда никакого морского ежа там не оказывается. Вместо ядовитого колючего животного из стопы торчит большой осколок разбитой бутылки, судя по всему, от шампанского, который глубоко впился в кожу, при этом разрезав внушительный пласт до своего погружения вглубь стопы.       — Наступил, так наступил, — шепчет Пак, пытаясь закрыть пальцами место кровотечения, но толку от этого никакого – кровь течет сквозь палец. — Лучше бы ежа встретил, чем стекло вогнать так убого. Счастливчик, не иначе.       Чимин поднимается с песка, опираясь на руки и вставая на здоровую ногу, прыгает до своих вещей, оставляя после себя кровавый след, орошая пляж темными каплями, которые утром вызовут множество вопросов у зевак, и спотыкается из-за сыпучести и неустойчивости песчаной поверхности, падая около своей футболки, проклиная параллельно весь мир. Угораздило же.       Пак нащупывает телефон, сразу набирая Тэхена, сжимая зубы из-за осколка, который острием во что-то упирается и причиняет постоянную режущую боль. Тэ отвечает не сразу, но реакция его не заставляет себя ждать – сотня матов и ругательств на друга за его бестолковость и «а я предупреждал!», после которых всё же звучит желанное «жди, помощь уже летит к тебе». Чимин облегченно выдыхает и кидает телефон на футболку. В его голове была мысль, что Тэ не ответит, ведь время позднее и он, по идее, должен уже быть у Джина и ему явно будет не до телефона.       К счастью, Чимин слышал играющую на фоне музыку, а значит Тэхен рядом и ему сейчас помогут добраться до больницы, ведь помощь он себе оказать сейчас не сможет – даже давящую повязку банальную сделать не получится, чтобы кровотечение притупить, иначе загонит осколок еще глубже, а если сделает импровизированный жгут и согнет ногу, то о прыжках на здоровой ноге тоже придется забыть из-за нарушения координации. Чимин снова обреченно вздыхает, скрывая в этом вздохе болезненный стон.       — Помощь вызывали? — слышится за спиной парня минут через пять.       Голос совсем не похож на голос Тэхена, как и на голос Джина. Не похож на мягкий тембр папы. Секунда на осознание. «Бармен».       — Нет, — вырывается быстрее, чем Чимин успеет обдумать ответ.       — Нет? Уверен? — усмехается Чонгук, обходя парня и присаживаясь на корточках перед его ногой, чуть разворачивая стопу к себе, чтобы оценить серьезность катастрофы, из-за которой Тэхен оторвал его от работы в баре, где стажер не справлялся от слова «совсем» из-за слишком большого наплыва гостей.       Чимин болезненно шипит, но молчит, терпит, давая мужчине самому осмотреть ногу, подсветив её фонариком от телефона.       — Да уж, картинка так себе. Стекло глубоко вошло, надо в больницу. Вытаскивать нельзя, — говорит Чонгук, всё еще рассматривая стопу, залитую кровью.       — Я и без тебя это знаю, гений.       У Чонгука на долю секунды дергаются жевательные мышцы – он раздражается довольно быстро, ведь был и так на взводе из-за отвратительной работы стажера, но, вместо резкого ответа, мужчина лишь поднимает взгляд на Чимина, мертвой хваткой впиваясь в глаза младшего, не давая разорвать зрительный контакт:       — Что с кровью делать? Она не останавливается.       — Это венозная, здесь нужна давящая повязка. В ране осколок, её не наложить.       — И что тогда делать? Пусть льется?       — Можно жгут сделать из ткани и наложить на ногу, но это давно не практикуют при таких ранах. И я не смогу тогда на тебя опереться, допрыгать до такси.       — Делай, что нужно. Дальше разберемся, — Чон молча стаскивает белоснежную футболку со смуглой кожи, обнажая рельефный торс, и отрывает рывком от неё лоскут ткани снизу, разрывая его еще и пополам с одной стороны – кажется, что действия доведены до автоматизма. На деле, так и есть. Быть ребенком, живущим  в фавелах, и не уметь оказать себе или другу первую помощь – считай, что ты труп.       От увиденной картины Чимин на долю секунды теряется. То ли от легкости движений мужчины, то ли от вида обнаженного тела, которое больше не нужно представлять – всё и так показали.       — Откуда ты…       — Потом как-нибудь расскажу. Держи, — Чонгук протягивает импровизированный жгут и сам толкает Чимина на лопатки, видя, что парень медлит.       От такого жеста Пак сразу приходит в чувства и ершится, бросая убийственный взгляд на «бармена», кричащий о том, что в помощи он не нуждается, только вот Чонгуку плевать, что там думает брюнет, взгляд этот он успешно игнорирует. Чимин сгибает ногу в коленном суставе и прижимает её к груди, окольцовывая ту жгутом на уровне лодыжки, привязывая к бедру около паха. Максимально неудобно. По мнению Чимина, абсолютно не практично, но лишним не будет.       — Сколько времени?       — Тебя это сейчас реально интересует? — усмехается старший.       — Это для жгута, придурок, — цокает Чимин, при помощи рук пытаясь осторожно сесть снова, но получается паршиво – его тянет назад, но Чонгук вовремя подхватывает со спины и помогает принять сидячее положение.       — Начало первого, минут десять примерно.       — Хорошо.       — То, что ты истеричка, которую надо добиться, мы уже поняли. Но сейчас не время и не место для выебонов, персик. Так что сразу засунь свое ядовитое жало куда поглубже и дай мне тебе помочь без мозгоебства. По рукам? — Чон довольно прямолинеен. Он не в настроении сейчас выслушивать капризы Чимина или получать новые пощечины.       — Я и без твоей помощи смогу…       — Без мозгоебства, melocotón. Я же попросил. Вежливо попросил, — с нажимом повторяет старший, просовывая руки под лопатки и здоровое колено Чимина, оставляя ему возможность лишь вскрикнуть, когда рывком чужое тельце поднимают с песка. — А ты легче, чем я думал. Питаешься вообще? Или воздух – лучшая еда?       — Отъебись, — грубо шипит Чимин, на что Чон лишь усмехается и качает головой. Пак не пытается спрыгнуть, не требует отпустить, покорно дает нести себя через пляж, что не так уж и плохо, ведь Чонгук ожидал услышать тирады истерик и недовольства.       Он замечает, что Чимин становится не так разговорчив, морщится постоянно от боли, ведь, так или иначе, даже будучи на руках, стопа напрягается и осколок вызывает новые импульсы острой боли.       — Клади голову на меня, так легче будет, — мимолетно произносит старший, ускоряя шаг, чтобы быстрее добраться до своей машины, припаркованной неподалеку.       — Нет, и так справлюсь, — упрямится Чимин поначалу, но в какой-то момент сам не замечает, как кладет голову на плечо «бармена», ухом случайно находя его сердцебиение ускоренное, на что Пак и отвлекается, упустив момент, как Чонгук доходит до машины и осторожно укладывает его в неё, захлопывает дверцу и сам садится за руль.       — С тебя ужин, персик. За испорченный кровью салон, — ловко сочетает приятное с полезным Чон, заводя двигатель своей малышки, зная, что отказать Чимин тут не сможет, не отвертится. Пак что-то несогласно мычит, но и категоричный отказ не озвучивает – прогресс. Чонгук довольно улыбается уголком губ и машина трогается с места, направляясь в сторону больницы.       Когда Чонгук чего-то хочет – он всегда это получает. Будь то выгодное бизнес-предложение или даже один ядовитый персик с несносным характером.