Lost in time

— Я тебе ещё раз повторяю, что это было. Данила, весь взъерошенный, снова вспарил над Русланом, пытаясь вбить тому в голову нужные убеждения. Временная петля снова прокрутила его наизнанку, поиздевалась над ним и выкинула в самом начале. Это уже казалось самой настоящей пыткой, самым серьезным издевательством над его чувствами и его рассудком. — Не было этого. Данила, успокойся, ты — не Джейк Эппинг, а я — не твой Джон Кеннеди. Попробуй поспать и тебе сразу полегчает. — Как же ты не понимаешь, — снова рявкнул Данила, но Руслан его будто и не слышал. — Ты уже минут пятнадцать ходишь по моей комнате и пытаешься мне доказать, что уже "видел" всё это. Это называется дежавю, у всех людей такое бывает. — Какое, нахрен, дежавю?! — Данила сжал в руках плотную ткань чужого воротника. — Я рассказал тебе всю неделю наперёд, а для тебя это дежавю? — Откуда мне знать, что это правда? У твоих слов нет никаких рациональных доказательств. Это.. просто логически нереально, ты же понимаешь? — Это реально. Если я это видел, то этому должно же быть какое-то объяснение? — О, да, оно есть, — палец Руслана упёрся прямо Даниле в грудь. — Это ты. Ты торчок. — Я чистый! Твою мать, урод ты конченный, можешь хоть немного начать воспринимать меня серьёзно? Это важно. — У всех нариков проблемы с гневом, — Руслан пожал плечами. — Ещё какие-то вопросы? — Я забыл, насколько сильно ты меня раздражал. Что несколько недель назад, что сейчас. Руслан, ты такая сволочь. Данила закопался в собственных ладонях. Пару минут назад он потерял важных людей, потерял какую-то нить, потерял абсолютно все связи и все разговоры. Они перестали иметь какое-то значение, растворились где-то глубоко у него в воспоминаниях и засели налетом. Этого всего было уже не вернуть, но Данила знал, что все это точно было. Тяжкий груз ответственности резко упал ему на плечи. Это был тяжкий груз за все, что он сделал неправильно. — Мне нужно тебя спасти. Мне нужно все это остановить. Руслан, — Данила посмотрел на него требовательно, с надеждой, — пожалуйста. Я не смогу делать это снова и снова. Тушенцов открыто ему не доверял. Для него это было чем-то выбивающимся из строя. Его меланхоличные дни резко прервали теорией, которую он когда-то считал лишь своей нереальной мечтой. — Допустим, я тебе верю. Что тогда? — Тогда мне просто надо уберечь тебя от столкновения, и все закончится. — Ты уверен? Мне кажется, что это должно работать по-другому. — Я уверен. Данила повернулся к магнитно-меловой доске, чтобы расчертить несколько фигур. Там он изобразил себя, Руслана, что-то наподобие улицы, дороги и грузовика. — Я просыпаюсь конкретно в тот момент, когда тебя сбивает грузовик. Если этого не произойдет, то, наверное, я смогу остановить временную петлю. — А как я могу быть с этим замешан? — Не знаю. Я правда не знаю, Руслан. Я только пытаюсь разобраться со всем, что здесь происходит. Руслан подошёл ближе и взглянул на рисунок Данилы. Кашин прочел на его лице сомнение, неуверенность и, наверное, страх. Тушенцов не понимал, что теперь он действительно был близок к смерти настолько, насколько мог к ней приблизиться. — Ещё раз: когда это, говоришь, произойдёт? — Вечером в пятницу. До этого мне надо сделать кое-что ещё, чтобы на этот раз все точно получилось. Тушенцов взглянул на Данилу абсолютно по-новому. Он смотрел на него, как на интересный научный объект, что-то уникальное и оттого очень интересное. Руслан сам не заметил, когда поддался самой настоящей фантастике, которую до этого встречал только в фильмах и книгах. Он так хотел верить в то, что это действительно может быть реально. — Я бы хотел знать столько, сколько знаешь ты, — Руслан положил руку ему на плечо. — Поверь мне, ты бы не хотел. Это не развлечение, не что-то приятное или классное. Серьезно. Я бы сказал, что это, — Данила задумался, — тяжело. — Тяжело? Ты знаешь будущее. — Да, но я не знаю все будущее. Мне не нравится, что теперь все действительно зависит только от меня. — И от меня. Я же эпицентр твоей временной петли. — Ты эпицентр моей мозговой опухоли. Руслан улыбнулся, а за ним — Данила. Кашин даже успел немного расслабиться, вспомнить, каково это — общаться с Тушенцовым. Это было спокойствие, осознание, что скоро всё встанет на круги своя. Или нет? Или ничего из этого не прекратится? Данила улёгся на чужую кровать, складывая руки перед собой. Его глаза снова гуляли по потолку Руслана, смахивающего больше на бездонное космическое поле. Мириады колких звёзд смотрели на него так, будто уже предвидели эту встречу. — Я чувствую, что меняюсь, — как-то неуверенно сказал Данила. — Меняешься? — Да. Что-то происходит. Руслан его не понял, но он бы и не смог. Не он путешествует из раза в раз в одно и то же место, из которого не может выпутаться. Нити как бы связали его здесь с этим местом, с Русланом, с академией. — И как происходят эти изменения? — Быстро, тихо и незаметно. — Ты сам на себя не похож, — Руслан взглянул на него с таким удивлением, которого Данила, кажется, не мог очень долго добиться. — Я знаю. — Я не об этом. — А о чем? Руслан склонил голову, чтобы лучше видеть Данилу. Было понятно, что он сам точно не знает, о чем именно хочет сказать сразу. Тушенцов не ожидал этого, не ожидал такого внезапного и бойкого всплеска. Ему пришлось поверить, чтобы не выставлять попытки Данилы напрасными, а все его факты — ложью. — Мой Данила Кашин даже не знал как общаться без колкостей и придирок, всегда лез на рожон, а потом уходил в комнату зализывать раны. Ты был очень мрачным, шугался и избегал каждого. Я думал, что такие не могут измениться. Данилу по-странному согрело слово «мой», несмотря на то, что оно обозначало вовсе не то, о чем он мог подумать. — Я тебе не животинка какая-то, чтобы делать такие выводы. — Но я почти успел выучить твои повадки. — Завали, — Данила улыбнулся, закрывая глаза. — Не-а. Данила понял, насколько необходимо ему сейчас было находиться с Русланом и чувствовать его. Всё ещё утро и он всё ещё чувствует утренний озноб. Иногда ему кажется, что эти внезапные порывы аллергии могут быть связаны только с Русланом. В комнате у Тушенцова всегда темно, всегда кажется, что он находится в открытой галактике. Даниле это нравится, потому что он сам начал ощущать себя маленькой звездой, маленьким космическим телом среди огромной и безграничной вселенной. — Ты всегда был странным. — Я? Я был честен. Главное, что я не пытался показаться кем-то другим, — шикнул Данила. — К чему ты ведёшь? Данила понимал, что рассказывать Руслану про Машу он не хотел: не хотелось портить самому себе настроение. Он промолчал. — Какая тебе разница? Это уж точно тебя касаться не должно. Я рассказал тебе самое важное. А всё остальное только через мой труп. — Скорее через мой. Данила вновь почувствовал себя как-то неправильно, не в своей тарелке, будто подобное времяпровождение его совсем не устраивало. Было в этом что-то неприятное, что-то горькое и ужасное. Ему не нравилось, что пару минут назад он видел смерть Руслана, а сейчас мило с ним беседовал, зная, что по уши залит чужой кровью. Данила снова винил себя за всё, что произошло тогда. Он постоянно совершал и продолжает совершать ошибки. Ему нельзя просто так терять время. А если хочется? Если ему хочется чувствовать себя в безопасности? — Ты что-нибудь помнишь о нас? Ну, — Руслан покачал головой из стороны в сторону, — другая вселенная и всё такое. — Да. Я помню. Данила непроизвольно закрыл глаза — так воспоминания стучали в дверь. Что-то яркое промелькнуло в темноте, пульсируя одиночным свечением. Когда Кашин приблизился, огромный сгусток энергии разделился на три темных фигуры. Среди каждой он разглядел Руслана. Глаза уставились на него дико, с признаком и желанием растрепать его на кусочки. Тушенцов выгнулся, послышался хруст шеи, он выставил огромные зубы. Его глаза заиграли животным алым оттенком. Две фигуры сбоку обхватили его за руки, медленно приподнимая рукава. Острые когти проходили по забытым шрамам, открывая длинный разрез. Данила начал слышать голоса. Эти голоса просили его прекратить начатое, обвиняли его в бесконечных ошибках, умоляли закончить этот порочный круг. Острые когти вонзились Даниле в шею. Данила понял, что задыхается в луже собственной крови. Ему сделали новый разрез для дыхания, открыли новый уголок для всасывания воздуха. "Почему я, а не ты, если ты так желаешь смерти?" И он задумался над этим вопросом. Действительно задумался: почему всё выходит именно так? Из воспоминаний его вывел встревоженный голос Руслана. Нет, это была не та жуткая фигура, которая проследовала его недавно. Это был он — Руслан Тушенцов, который в очередной раз стал его временной проблемой. Его холодные пальцы пытались растрясти сонного Данилу, привести его в чувства. Вид у Руслана был говорящим: он был шокирован таким внезапным погружением Кашина в сон и таким внезапным уходом в себя. Этому Тушенцову Данила был абсолютно чужд. — Всё в порядке? У тебя кровь идёт. Данила пришел в себя сразу после этих слов. Большим пальцев он прошёлся у себя под носом и обнаружил свежие следы крови, будто его только что огрели чем-то тяжёлым. — А ты как думаешь? Руслан, твою мать, какой же ты тугодум. Дай салфетки. Данила только сейчас обнаружил, что лежит на коленях Руслана: он почувствовал, что сейчас упадет, если Тушенцов не вернётся в свое стандартное сидячее положение. Он притянул к себе открытую пачку салфеток, пытаясь выудить несколько штук. — Я даже знать не хочу, зачем тебе влажные салфетки на кровати, — Данила хотел выхватить одну, но Руслан не позволил. — Ты сейчас будешь своим рукавом подтираться. — Это шутка, придурок. Всё-таки Данила выхватил салфетку и мигом смазал струйку крови. Язык прошёлся по верхней губе и собрал солёноватые остатки. Холодная рука Руслана коснулась лба Данилы, пытаясь проверить того на наличие температуры. Высокой температуры и в помине не было. Казалось, что всё это — лишь странное стечение обстоятельств. — У тебя нет проблем с давлением? — Какие проблемы с давлением? Твою мать, Руслан, мне ещё этого не хватало. Данила продолжал ковыряться с салфетками, в то время, как Руслан пытался ковыряться с темой внезапного кровотечения из носа. Ему казалось, что после рассказа о временной петле все это должно было быть тесно переплетено. Он даже не был так далеко от правды. — Это из-за того, что ты пытался вспомнить прошлую неделю? — Руслан, проехали. — Мне кажется, что это может... — Не может. Я не хочу об этом, ясно? — О Боже, старый добрый Данила. Данила чувствовал, будто это сказал его Руслан. Его Руслан, которого он снова и снова терял в затворках памяти. — Спасибо за гостеприимство, но мне пора. — Ты просто уйдешь? После того, что мы выяснили? — Руслан, я не могу все время отдавать тому, чтобы выяснять причину катаклизмов. После временной петли жизнь продолжится, а потому мне надо приложить все усилия, чтобы не пришлось снова кидать тебя под колеса грузовика. Сечешь? — Какой ты мудак. Тебе ещё и смешно. — Мне пиздец как смешно. Аж до коликов в животике. Руслан шикнул. Данила смял в руке салфетку и забросил её в дальний карман. Он ещё раз прошёлся рукой по месту недавнего кровавого извержения, перепроверив его на наличие оставшихся следов, но кончики его пальцев так и остались чистыми. Кашин завалился к двери, будто бы в какой-то степени начал избегать Руслана. Он, наверное, просто не понимал, какой сильный дискомфорт ему приносит зарождающаяся между ними привязанность. Снова. Это всё происходит снова, но Данила не может это контролировать. — Ещё свидимся. Данила заметил, как медленно исчезает лицо Руслана за массивной дверью. Он с облегчением выдохнул. Данила чувствовал, что ему не хватало уединения, а помимо уединения ему не хватало честности. Он не мог по-настоящему признаться себе в том, что действительно чувствовал перед Русланом. Сожаление, вину, обязательства? Это было что-то тяжелее. То, что сковывало их прочно вместе, не давая сделать шага в сторону. Пальцы коснулись холодной металлической ручки. Когда Данила дёрнул дверь на себя, перед ним застыла самая настоящая, пробирающая до дрожи, картина. По всей комнате, в каждом её углу были расклеены фотографии, на которых ворона летела вниз, в пропасть. И Даниле эта пропасть до ужаса знакома. Куда ни глянь, она была везде. Но самым страшным в цикличном повторении этой фотографии было то, что Данила её никогда не делал. Качество было нечётким: кто-то щёлкал это дрожащими руками. Что, мать твою, здесь вообще происходит? Данила оторопел. Он попытался собраться, попытался прикрыть рот и перестать таращиться на многочисленные фотографии, но они его не отпускали. Просто приковали его взгляд к себе. К самому настоящему кошмару и цикличному параноидальному говору. Данила знал, что всё это нереально. «Галлюцинации. Галлюцинации. Галлюцинации.». Он прикусил большой палец, но боль не вернула его в реальность. Скорее наоборот: погрузила его в ещё большее непонимание и страх. Данила выскочил из комнаты и сразу навалился на Руслана. — Я не думал, что мы свидимся так быстро. — Я передумал. Мне надо показать тебе одно место. Срочно. — Я не могу. Мне надо... — Мне насрать, что тебе там надо. Срочно. Данила хлопнул дверью собственной комнаты, скрылся внутри, но через секунду вернулся с небрежно застегнутым рюкзаком и с фотоаппаратом наперевес. Руслан хотел возразить — он резко передумал. Данила схватил его за руку и потащил прочь из общежития. По дороге Данила накинул чёрное худи с фиолетовым принтом, чтобы окончательно не выглядеть так, словно пару секунд назад только-только вскочил с постели. Такая небрежность раньше за ним не наблюдалась, но у Данилы не было времени на то, чтобы проверять свой внешний вид. У него вообще не было времени. Руслан, в отличие от него, хотя бы успел причесаться и одеться. Ему в этом плане повезло гораздо больше. Они заскочили в первый попавшийся автобус. Данила притянул Руслана к себе, усадил рядом и ещё придержал его руку, когда Тушенцов хотел оплатить за проезд. — Какая щедрость. — Это тебе расплата за тот снежный шар. — Какой ещё шар? — Забудь, — Данила уткнулся мордой в фотоаппарат. Он убивал яркость, сделал фильтр более холодным и мрачным. Руслан, не смыкая глаз, смотрел на то, как ловко Данила обращается с техникой. Ему нравилось, как его пальцы четко и быстро ориентируются между кнопками. Данила взял фотоаппарат так, словно это был вовсе не фотоаппарат, а ружье. Он целился так, будто при щелчке издастся характерный хлопок, а на пол упадут использованные гильзы. Кашин отсел поодаль, прижался спиной к стеклу, а затем навёл объектив на Руслана. Тушенцов мгновенно сжался, опустил голову вниз, пытаясь скрыться от всевидящего ока, но ему не удалось. Фотографироваться ему явно не нравилось. Тем временем Данила долго не мог щёлкнуть Тушенцова. Он застыл от одного холодного и четкого взгляда на него. — Мне казалось, что ты любишь фоткаться. — Нет. Никогда не любил, — Руслан слегка улыбнулся. Вот теперь Данила его щёлкнул. Ему нужна была эта улыбка. — Я видел твои фотографии с отцом. Ты там вполне счастливый. — Чего? Ты про это не рассказывал. — Мы с тобой ходили в мастерскую. — Я это помню. Ты не уточнял детали, — Руслан наконец-то повернулся к нему. — Что ещё ты видел? — Ничего. Ерунда всякая. Мы потом нажрались с тобой и валялись под солнцем. — Ну охуеть. Руслан не сразу заметил, как пожилая женщина на дальнем сиденье неодобряюще покачала головой. Она была недовольна то ли ругательством, то ли теми подробностями, которые выдавал Данила. — Куда мы едем? — Сначала едем до небольшого парка, а потом поднимаемся наверх. — Наверх? Зачем? — Сука, Руслан, я тебе твоё "зачем" на жопу намотаю, и будешь так всю жизнь скакать. Когда ты стал таким любопытным? Старушка снова неодобряюще цокнула в их сторону, что-то ворча себе под нос, и Данила сразу успокоился. Он выдохнул, прижался лбом к стеклу, пытаясь уследить за тем, как быстро сменяются друг за другом знакомые очертания города. Он уже ездил так с Русланом, но, казалось, это было так давно. Вроде они были знакомы, а вроде никогда друг о друге не слышали. Так в Кашине отзывалось чувство пустоты и собственной ненадобности. Он взглянул на Руслана. Данила сразу понял, что будет скучать, даже если скучать ему никогда не хотелось. Они вышли через пару минут. Высадили их в пустом парке, который представлял собой несколько скамеек, фонарей и одну большую тропинку, ведущую вглубь леса. Руслан осмотрелся по сторонам, понял, что теперь остались только они и природа, и впервые за несколько недель ощутил некое благоговение. Впереди виднелись огромные деревья с их привычной шелковистой листвой, с их лесными обитателями и мириадой мелких жучков. Данила вступил первым, оглядывая знакомые просторы. Пальцы коснулись древесной коры, отколупывая ещё один её слой. — Ты ещё спой, и все звери сбегутся, — крикнул ему Руслан, на что получил недовольную физиономию. — Если ты споёшь, то они вообще разбегутся. Не паясничай, — колко заметил Данила. Они шли дальше. Чем глубже они забирались в лесную чащу, тем сильнее Данила ощущал себя в нужном месте в нужное время. Ему казалось, что он впервые не сбивался со следа, на который ему указали. — А ты правда петь умеешь? Данила лишь тяжело вздохнул. — Да. Я же говорил, что меня таскали по всем возможным кружкам. — Нет, ты этого не говорил, — послышалось сзади. Данила снова повернулся в сторону Руслана. Он действительно не мог понять, насколько тяжело всё-таки будет привыкать к тому, что Тушенцов ничего не знает. Он не помнит ничего: ни другого знакомства, ни похода в мастерскую, ни их поцелуя. Может, это даже к лучшему? Всё-таки Данила знает, что снова напортачит, а, соответственно, все разрушит. Тогда зачем идти по пройденному сценарию? — Вот теперь сказал. Запоминай, — Данила отправился дальше. Солнце слепило глаза, а поступающий в лёгкие воздух дарил прохладу. Данила вспомнил, что именно эта прогулка ему напоминала. Она напоминала ему детский поход, который они когда-то устраивали ещё в младшей школе. Он почти прошел успешно, не считая ссадин и царапин, которые Кашин получил, когда свалился с небольшого склона. Он плакал минут пять, испачкавшись в земле вперемешку с опадающими листьями, но никто так и не пришел на помощь. Тогда он понял, что сначала надо помогать себе самому, ведь единственный, кто может тебе помочь — это ты сам. — И долго нам ещё идти? — Нет. Мне кажется, что, — Данила выглянул из-за соседнего дерева на знакомую местность, — мы пришли. Впереди стояла одинокая скамейка, дышащая прямо в спину обрыву. Именно об этом месте не мог прекратить думать Данила. Оно засело в разуме сразу после того, как он впервые попробовал упасть в ледяную воду, а потом, спустя год, там, вместо него, оказалась Даша. — Тут очень красиво. Руслан бы так не сказал. Его Руслан прекрасно знал, с чем именно было связано это место. — Да, — Данила присел на скамейку. Они сидели плечом к плечу, уставившись на солнце, слушая шум бьющихся о камни волн и разговоры длинноносых бакланов. И Даниле казалось, что в этом не было ничего такого. Лёгкий ветерок заставлял его рыжие локоны беспорядочно гулять, а сам Данила в это время рассматривал удавшиеся (и не очень) фотографии. Руслан тоже с любопытством рассматривал снимки, по-настоящему удивляясь проделанной работе. Она была сделана с четким фокусом, с четким намерением, без каких-либо размытых пятен или ненужных бликов. Освещение было проработано до мелочей. И как Даниле только хватило времени на все это? — Почему именно это место? — Я встретил здесь одного человека. Мне кажется, что всё должно быть как-то связано. — Ты говорил, что у тебя нет времени искать первоисточник. — Да, я это говорил, а теперь беру слова обратно. Если я этого не сделаю, то, скорее всего, сойду с ума из-за всей этой хуйни, которая сейчас со мной происходит. Так понятнее? Руслан закатил глаза и отвернулся, рассматривая нависшее над ним дерево. Его ветки будто тянули к нему руки, густо покрытые листвой. Данила аккуратно сделал несколько шагов к обрыву. Сейчас он боялся его как огня, словно кто-то в любой момент был готов утянуть его за собой. Ему казалось, что всё-таки за этим острым обрывом кто-то тянул к нему свои лапы в попытке отмщения. Это был бы акт справедливости. Но внизу никого не оказалось. Виднелись лишь спокойно покачивающееся море, песок, бакланы и другая сторона леса. Даниле начало казаться, что паранойя задушит его гораздо быстрее, чем он сумеет завершить временную петлю. И, по ходу, не зря. Стая ворон с криками вынырнула из правого участка леса, пулями просачиваясь вглубь пестрых одеяний деревьев. Они, казалось, бежали от чего-то или от кого-то. Летели они до ужаса низко, с огромной вероятностью повредить себе крылья, лапы или другие участки хрупкого тела. Руслан мгновенно отозвался на шум. Когда Данила понял, что на этот раз ему точно не показалось, холод сковал все его конечности. Руки Тушенцова коснулись плеч, крепко сжали ткань кофты; голос пытался вернуть Данилу из внезапного транса, но тот никак не откликался. Руслан понял, на что так долго и неотрывно пялился Данила. Он смотрел на ворону, которая прыгала у самого обрыва. Её глубокие темные глаза казались человеческими, настоящими, живыми. Не теми, которые были присущи всем остальным её видам. Данила дрожащими руками схватился за фотоаппарат, а затем медленно, выжидая паузу, нажал на спусковую кнопку затвора. Птица сразу оторопела от вспышки, взгляд её застыл, а затем застыла она сама. В конце концов её ноги ослабли и она свалилась вниз, в пропасть. Руслан нахмурился. Он попытался несколько раз позвать Данилу, но Данила его не слышал. Он слышал щелчок, видел вспышку, слышал щелчок, видел вспышку, слышал щелчок, видел вспышку. Ему казалось, что он находится в режиме замедленного действия, а всё вокруг — просто изображение на его фотографии. Руслан — всего лишь изображение его камеры и забитая память на жёстком диске. Данила сразу понял, кого ему нужно искать. Это было очевидно, банально, но именно такие намеки он понимал. Если судьба готовила его именно к этой встрече, значит, сейчас он точно готов. Он спускается по лестнице, по наводке заходит в какое-то заведение, а затем растворяется в музыке и движущихся телах. Данила чувствует себя так, словно находится под действием эйфоретиков и в повторяющихся одинаковых кадрах. Частота его передвижений сведена на минимум, чтобы этих кадров становилось всё меньше и меньше. Достигнув барной стойки, Данила хватает девушку за руку, быстрым движением разворачивая её на себя. — Нам надо поговорить.