Lost in time

Просыпаться Даниле было тяжело, учитывая, что всю ночь напролет кошмары кидали его из одного переживания в другое. Понимая, что сложности в жизни Данилы начались не с одиннадцатого ноября (хотя это определенно был апогей странностей), ему было о чем ещё думать. Вот и знакомство с Русланом стало для него ещё одной точкой кипения. Жизнь просто шла своим чередом, заставляя его беспринципно осуществлять странные действия. Одним из таких странных действий было остаться спать у Руслана, будто бы это входило в обычный рацион дня. Даниле было тошно от самого себя. Когда он точно убедился, что события, произошедшие вчерашней ночью были не плодом его воображения, Кашин аккуратно поднялся с кровати, пытаясь не разбудить Руслана. По ходу он тоже был не в восторге от момента, в котором Данила стремительно, но не слишком удачно, пытался развить их дружеские отношения. Он будто никак не мог подобрать правильную частоту, которая наконец-то позволит ему вести себя так, как это свойственно обычному человеку. Тушенцов заснул прямо на стуле, устраиваясь как можно удобнее на столе и используя руки вместо подушки. Данила из любопытства подошел поближе и заметил у него на пробковой доске, наверное, штук сотни всяких заметок, зарисовок и чертежей. Было ли это странно? Нет. Наверное даже слишком стереотипно, чем мог представить себе Данила. Он тихо сбежал от Руслана, зная, что утром меньше всего захочет обсуждать то, что произошло вчера. Данила чувствовал себя опьянённым лекарственными препаратами. Не сказать, что это его не радовало. Его больше удручали последствия. Теперь, когда Кашин стоял посередине разгромленной комнаты, ему казалось, что лучше бы он всегда был таким беззаботным и глупым. Когда эмоции берут над ним верх, он чувствует не себя, а огромную бурю, шторм, которые разносят всё вокруг вдребезги. Это, вроде, как большая слабость, но в то же время это всё, что делает его настоящим человеком. Это как бы живность. Данила поднимает упавшие тумбочку, лампу и книги. Иногда полезно убираться с утра пораньше, когда не успеваешь осмыслить весь бардак в собственной голове. Данила убирается на столе. Когда он складывает письменные принадлежности, то не может ещё раз не обратить внимания на белый свёрток. Слишком много воспоминаний, слишком много страха и недоверия. Одновременно это всё, что может спасти его и всех окружающих. Данила не понимает, почему по-прежнему не выкинул ключевой объект своих кошмаров к чёртовой матери. Хотя нет, прекрасно понимает и знает: это всегда может помочь вернуть жизнь. А потом он как ни в чем не бывало сидит у психотерапевта. Только на этот раз он не забывает хоть изредка открывать рот, чтобы донести до мозгоправа свои мысли. — У меня появился новый знакомый. — Я очень за тебя рад. Это помогает тебе чувствовать себя лучше? — Скорее всего. Я не знаю. — Тебе все ещё трудно принимать решения? — Можно и так сказать. Потом Данила наконец-то принимает душ. Когда горячие капли стекают по телу, Кашин чувствует себя странно. Он чувствует себя неправильным, выдвинутым за рамки и абсолютно одиноким, связанным своими же мыслями. Ему до ужаса тяжело копить это в себе, но по-другому он просто не может. На обратном пути он здоровается ещё с несколькими соседями, понимая, что его жизнь после цикла не ограничивается привычной компанией и четырьмя стенами. Денис и Коля, наоборот, каждый раз мелькают перед его глазами, хотя Данила мысленно исключает их из картины. По ходу он медленно сходит с ума. И по-хорошему, Кашину надо было бы извиниться перед Лерой. Он уже забыл, как день назад оставил её совсем одну, попутно нагрубив и принципиально потом не ответив ей на сообщения. Всё-таки, в извинениях они оба были плохи. Просто сейчас Данила начал понимать, что времени обижаться у него попросту не осталось, а потому Лера встречает его на пороге своей комнаты. — Ого. А я и подумать не могла, что твоя гордость позволит тебе сюда припереться. — Мне гордость много чего не позволяет. Но я же, всё-таки, здесь стою. Я просто знаю, что ради тебя иногда можно забить на принципы. Ты меня знаешь. — Я бы с тобой поспорила, если бы это не было абсолютной правдой. — Так мило. — Да ну тебя. Лера исчезает за дверьми. Данила уже собирается пойти один, но она мигом вылетает из комнаты, чуть не задев его сумкой. — Ты точно от меня без ума. — Ага, прикинь. Ты ещё одна моя зависимость. — А сколько их у тебя? — Дохуя. — Ладно. Это я и сама знала. Лера становится опорой, держащей на себе всю конструкцию из переживаний, сотканную мозгом Данилы. Она и сама не без греха, но каждую частичку себя она успокаивает тем, что Даниле хорошо. Лера чувствует некую ответственность за него. На этот раз они избежали занятий, спрятавшись в самом дальнем углу женского туалета. Кашина сама мысль насчёт того, что он именно в женском туалете, как-то не особо и волновала. Ну, а с кем не бывает? Одно дело, если бы они занимались здесь чем-нибудь мерзким. А совершенно другое дело — когда в самом дальнем углу, прячась в самой крайней кабинке, они курят одну сигарету на двоих, сбрасывая пепел в унитаз. — Я бы спалила эту академию к херам собачьим, но мне здесь ещё учиться. — Не забывай, кому ты это говоришь. — Нажалуешься папочке? — Обязательно, — Данила улыбается, но улыбка у него выходит сдавленной и дожатой. Лера лишь смотрит на это как-то уныло, опуская голову на свои колени. — Отец опять ебёт тебе мозги? — Нет. Забей, ладно? У меня просто херовое настроение. — Почему ты постоянно так извиваешься? Данила, мне казалось, что мы уже прошли этот этап скрытности и похуизма, как у ёбанного отшельника. Прекращай. Ты в последнее время очень странный. — Да какого хера? Я просто не улыбнулся, — когда он снова видит этот презрительный взгляд, то демонстративно закатывает глаза. — Ладно, я просто не хочу об этом говорить. Почему речь всегда только обо мне? Это начинает меня заёбывать. — Между нами нет секретов. — Да, но ты сама всегда что-то недоговариваешь. — Обвиняешь меня? — Предполагаю. Лера уныло вздохнула, пытаясь понять, как самой собрать все мысли в кучу. В последнее время она и сама не до конца понимает, что именно происходит между ними, и как давно она утратила чуткость и понимание. — У меня, правда, ничего не происходит. Скука смертная. — Да ну. Твои родители на грани развода, а ты просто скажешь мне, что ничего не происходит? Лера, покажи мне пальцем на людей, которые под одну гребёнку со "скучным" пихали бы развод родителей. — Это я. — Охуеть можно. Серьёзно? Слушай, какого хера вообще происходит? Почему ты требуешь чего-то от меня? Требуешь от меня искренности, когда каждый раз откровенно избегаешь разговоров о себе. — Просто для меня это очень серьёзно, понимаешь? Я не хотела тебе об этом говорить, потому что знаю, что у тебя самого творится полный пиздец. — Но мы ведь друзья. Лера помедлила, пытаясь сосредоточиться на силуэте Данилы. — Да. Навсегда. Лера не решается подняться с места, хотя чувствует, что хотела бы сейчас коснуться Данилы и убедиться, что всё точно хорошо. — Я, на самом деле, в последнее время много о чём думаю. Думаю ещё и о Даше, и о всей её плаксивой херне на странице. Я даже почувствовала себя немного виноватой. — Похуй. Если бы она хотела что-то изменить, сделала бы что-нибудь давно. Хватит винить себя во всем подряд, а особенно в чужой слабости и в чужом неумении постоять за свои поступки. — А ты ещё хуже меня, — усмехнулась Лера. — Надо же хоть кому-то это делать. Данила знает, что может абсолютно положиться на Леру, даже если не готов взваливать на неё слишком много личного. Она умеет понимать, потому что, в конце концов, она такая же. Коридоры, как обычно, до ужаса переполнены. Теперь люди кажутся живыми, бегающими из угла в угол, насекомыми, которые, несмотря на все странности, продолжают свою жизнь. Это странно. Но странно только для Данилы. Впервые он начал замечать так много незнакомых лиц. И когда Кашин проходил через огромную толпу, то заметил, как птица пересекает огромный проход, очень искусно обходя чужие головы. Данила остановился и создал посередине небольшую пробку. Один парень въехал ему в спину, а после быстро извинился и попытался как можно скорее скрыться вдали. Это было странно. Никто не видел того, что видел Данила. Коридор просто кишит знакомыми. И Кашин чувствует отвращение ко всему живому, желает спрятаться где-нибудь в дали и больше никогда не слышать что-либо в свой адрес. Он не готов бороться со всем, что происходит вокруг. Мысли медленно его душат, а потом наваливаются огромной лавиной. Кашин ещё раз проверяет свою папку с проектом. Он уже и забыл, что собирал все свои рисунки, фотографии и записи для какого-то там задания, которое им давали ещё неделю назад. Данила собрал все самое безобидное, но и не самое плохое. Попытался найти какой-то промежуток между полной мрачностью и чем-то светлым, не совсем подходящим под его стиль. — Это твоё? Данила чуть ли не подпрыгивает на стуле, быстро захлопывая папку. О да, ну конечно, как он мог забыть. Он тяжело вздыхает, надеясь, что Руслан всё-таки не сядет рядом. Но он садится. — Ты сбежал. Я уже подумал, что мне приснилось. — Да. И лучше бы это был сон. Кашин как-то сомнительно оглядывается по сторонам: так, будто их пара может выглядеть какой-то странной. Излишне притягивающей к себе внимание. — У тебя есть стиль. Мне нравится. — Ага. Это очень интересно. Слушай, какого хера ты здесь забыл? — Вчера за мной гонялся ты, а теперь я — за тобой, потому что мне всё ещё нужны ответы. — Ты свои ответы в карман не положишь. — Я положу. Данила двумя руками прикрыл лицо, пытаясь хоть как-то сдержаться от очередного порыва ругательств, которые так и подбирались к языку. — Вали отсюда, ладно? Нахуй мне надо, чтобы кто-то думал, что мы друзья. — Почему это вообще тебя так волнует? Как скажешь. Никто и не записывался к тебе в "друзья". — Репутация, придурок. Меня волнует репутация. У меня типа образ жизни такой. — Какой? Отшельнический? — Какой ты умный, Руслан. — «Какой ты умный, Данила», — передразнил его Руслан. Тушенцов осознавал все бедствие ситуации, учитывая ещё и тот факт, что общался он не абы с кем, а с Данилой. С ним разговаривать бесполезно. Особенно в те моменты, когда Кашин закрывается. Руслан пожал плечами, выпрямился, и тут его резко схватили за руку. Прикосновение было нечетким, быстрым и холодным. Словно Тушенцова тронул ходячий мертвец. — Только один раз. Данила раскрыл папку, и вывалилась страница, где была выстроена определенная композиция из фотографий. — Скажи, что мне подправить? Руслан аккуратно прикоснулся им, проверяя, что именно ему дозволенно делать. По реакции Данилы он понял, что в принципе все, что душа захочет. Он расставил фотографии более хаотично, но более схожими друг с другом, создавая какую-то динамику. — Ну как? — Неплохо. — А можно более чёткий ответ? — Мне теперь тебе жопу облизывать? — Ладно. Мне и с «неплохо» хорошо. Руслан, наверное, не до конца понял, что именно означал этот жест Данилы. Нет, речь шла вовсе не об очередных ругательствах. Речь шла о том, что Данила редко кому показывал то, во что вкладывает много времени и чувств. Для него все это значило гораздо больше. Наступал вечер. Оставалось всё меньше времени. Данила присел на скамейку рядом с академией, наблюдая за тем, как медленно оранжевое солнце опускается за горизонт. Город всё ещё живёт своей размеренной жизнью, даже не думая о том, чтобы когда-нибудь остановить ход времени. Данила наделал много глупостей. И не факт, что он когда-то это прекратит. С одного дерева на другое скачут белки, то ли гоняя друг друга, то ли обозначая этим какие-то свои межличностные игры. У Данилы плохое отношение к белкам. В детстве одна такая исцарапала ему все ноги, а потому доверять этим созданиям дальше он не намерен, хоть и очень любил их когда-то. Вся эта тема с белками напомнила Даниле много чего из детства. С этим одиннадцатым ноября он совсем забыл о том, кем он всегда по-настоящему являлся и будет являться. Возможно, если бы не его нахождение на открытой территории, то Данила бы расплакался, даже если сам считает это мерзким актом жалости к себе. Когда он закрывает глаза, наступает вечер. Всё тихо и спокойно. Кашин чувствует, что преодолевает время и расстояние. Когда он протягивает руку, ему приходится жмуриться, потому что яркий свет испепеляет глаза. Потом он слышит рёв мотора, а за ним крики. После слышит Леру. — Дань? Всё в порядке? Девушка щёлкает пальцами прямо перед его носом. — Да, всё нормально. — Уверен? Видок паршивый. — У меня всегда такой «видок». — Ну-ну. А я тебя помню абсолютно другим. — Даже не хочу представлять, насколько давно это было, — Данила улыбается, подготавливаясь встать со скамейки, но Лера не позволяет этого сделать. — Только не говори, что это из-за того додика, — Лера скрестила руки на груди. — Ты про кого именно? У нас таких додиков вся академия. — Я про Рому. — Рому? — Рома ведь? — Только, блять, не говори, что ты про Руслана. — Точно. Никак не могу запомнить его имя. Данила готовится кричать про себя, лишь бы снова не заводить с Лерой таких разговоров. — Слушай, нет. Нет. Просто, блять, не влезай в это, ладно? Всё под контролем. Мы не друзья даже. — Ага. Но это ведь тебя не остановит. — Кто тебе вообще рассказал? — Шепнули, что вы сегодня вместе сидели. — О, да картина прямо красками заиграла. Ты ещё нахуй скажи, что мы в обнимку сидели. Нашёлся мне, принц датский. — Ты же говорил, что он странный тип. — А я своих слов и не забираю. Он ебанутый на голову. — Ладно. Но я, если что, делиться тобой не собираюсь. Данила улыбнулся, чувствуя, что их с Лерой ждёт ещё одна длинная ночь. — Пошли, а то у меня задница к скамейке прилипла. — Погнали. Может что-нибудь ещё у тебя глянем? — Лера попутно улыбнулась в ответ. — Давай. И они пошли навстречу багровому закату, чувствуя, как распыляется город и его жизнь, как всё идёт своим чередом, и пока что не требуется никакой спешки. Пропуская скучную утреннюю рутину, Даниле хотелось бы всё-таки отметить, что чувствовал он себя намного лучше, хоть разум и бил тревогу по-прежнему. Где-то он абсолютно понимал, что неделя всё-таки когда-нибудь закончится, а где-то мечтал о том, что всё это лишь плод его разросшихся фантазий, которые он вовремя не остановил. Когда Данила проходил мимо комнаты Руслана, (а их двери чуть ли не смотрели друг на друга) Кашин больше не так сильно его боялся, учитывая, что здесь он не напортачил так тяжко. Данила решил, что всё-таки хотел бы убедиться в рекомендациях терапевта, потому что вчера он ляпнул гораздо больше, чем во все предыдущие разы всех их сеансов. Ему нужно было поговорить с ним снова, чтобы окончательно не задохнуться в собственных эмоциях. Он только не предвидел того, что кабинет заранее будет переполнен людьми. Две фигуры перегородили Дашу, закрыли ей путь обратно, словно она могла только насильно изливать свою душу. Он сразу догадался, что этими фигурами были её родители. То письмо, которое он когда-то читал, мигом всплыло в голове. И почему-то он не мог поверить, что оно было написано этими же людьми. Все смотрели на Дашу с разочарованием, со скорбью и одновременно отвращением. Отец отвернулся от неё и прикрыл своё лицо ладонью. Даниле стало не по себе, потому что он провел весомые параллели. Тогда он закрыл дверь и просто сел рядом, прижавшись к спинке стула. Теперь не было смысла для осуждения, когда само сожаление душило безразличие. Данила всё ещё помнит слова Руслана, сказанные им перед смертью в тот роковой день. Может, настало время перестать прятаться от ошибок? Родители вывели Дашу из кабинета. Пока отец, не оборачиваясь, дальше шел по коридору, мать оставалась рядом с ней, рукой прикрывая глаза, на которых наворачивались слезы. Когда Даша взглянула на Данилу, он смог только отвернуться. Нет, он никогда не сможет принять вину с поднятой головой. Они ушли, а Даниле по-прежнему жгло внутренности чем-то неприятным. Было неприятно видеть последствия своих же действий. Что-то в нем обязательно должно было измениться, и оно изменилось. Данила стал более мягок и покладист, хоть ему это и не нравилось. Когда в третий раз проживаешь одну и ту же неделю, начинаешь обращать внимание на детали. И вот сейчас, гуляя по академии, Данила понимает, что больше не хочет ждать. Если жизнь разваливается, то ему больше нечего терять. Он выхватывает Руслана у какого-то кабинета, зная, что больше не может бездействовать, пока жизнь снова повернется к нему спиной. — Серьёзно? Прогул? Да ты с ума сошёл. — Это ты сошёл с ума, раз согласился пойти, — как бы закончил его мысль Данила. И в чём-то он был прав. Было что-то странное в том, чтобы прогуливать занятия с Тушенцовым. Он весь такой незнакомый и неизученный, непонятный и попросту странный. Не сказать, что нудный, но и на оторву он не смахивает. Что-то между двух понятий. — И чем же ты предлагаешь заняться? — Отведи меня куда-нибудь. Ты должен знать какие-нибудь раздробленные и обязательно пустые места, — Данила спустился с небольшой горки, чуть ли не падая на дорогу. — Почему я? — Потому что мне статус не позволяет шарахаться по помойкам. Ты сейчас серьёзно или нет? — Как же ты любишь свой статус. Значит так, — Руслан задумался. — У меня есть одно место, но мне кажется, что его стоит оставить на потом. — Мне похуй. Нам надо хоть куда-нибудь, ты можешь просто башкой своей подумать? — Это личное. Если обещаешь не разнести мне все к чертовой матери, то я могу показать. — Ух ты. Да я, блять, в восторге. Спасибо, что позволил, Руслан. — Не за что. Данила всё-таки засомневался в том, что Руслан понял его сарказм, хоть и говорил он очень наигранно, специально акцентируя внимание на нескольких словах. — Это сарказм был. Руслан посмотрел на него как на идиота. И это был настолько оправданный взгляд, что Даниле самому стало неловко. — Ладно, проехали. Большую часть города они преодолели пешком, только потом сев на автобус. Все это время Данила просто глаз оторвать от Руслана не мог, специально запоминая его как можно лучше. Когда в голове вспышками мелькали события того вечера, Кашин чувствовал во всем его присутствии какое-то облегчение. Лучше уж так, чем больше никогда не видеться. Автобус остановился, и они вышли в самом пустом районе маленького города. Машины тут проезжали редко, а автобусы — ещё реже. Ну и хорошо пожалуй. Тут было всегда тихо, спокойно и пахло свежестью. Рядом был чей-то семейный автосервис, который держался только на здешних обитателях. Грех таить, что Данила сам сюда раньше заезжал, когда у него была машина. Больше машины у него нет. Ну и хорошо, наверное. — И куда мы? — Увидишь. Руслан привел его к старому гаражу. На территории было пусто, и казался он явно нежилым, но достаточно вместительным и уютным изнутри. — И откуда у тебя во владениях ебучий гараж? — Мастерская. — Какие мы нежные, — и после очередного презрительного взгляда Руслана Данила сдался. — Ладно, мастерская. Откуда? — Это была раньше мастерская отца, но теперь она свободна. Тут много всего, в том числе разных хрупких фиговин, так что не смей даже к ним прикасаться, понял? — Ага, понял. Руслан только догадался, что Данила ничего не понял. Это было вполне ожидаемо. Кашин никогда не поймет, что копаться в чужих вещах — далеко не норма. — Охуеть. Твоего отца зовут не Виктор? — Это сейчас к чему? — Ладно, для тебя это слишком сложно. — Нет, погоди, я действительно не понял. — А я угадал? — Нет конечно. — Значит забей. Данила заметил, что на рабочем столе было очень много всяких вещей: записи, чертежи, книги — всё это лежало в одной куче. И пока Руслан шарился около полок, Данила на славу отрывался. Он осматривал буквально всё, пока его не выдернула из мыслей странная коробка. Это была пожелтевшая и старинная вещица с подписью: «Семья, 2013». Коробка полетела вниз. Данила обомлел, отшагнул назад и чуть не задохнулся в приступе панического страха. Мёртвая птица лежала прямо на вершине старых фотографий. Едкий запах пробрался в нос, очертание вороны расплылось в глазах, а из клюва выглянул вырванный глаз. — Я же просил: осторожнее! Руслан быстро поднял коробку, осмотрел содержимое, но никакого удивления не последовало. Данила судорожно схватился за футболку. — Твой отец ебанутый! Что это за хрень?! — Вообще, можно было обойтись и без оскорблений. — Там ебучая мёртвая ворона! Избавься от неё! Руслан удивлённо посмотрел на содержимое коробки, но на дне лежала лишь стопка детских фотографий. — Ты уверен, что видел, — Руслан немного смутился, не понимая, где и как там можно было увидеть очертания птицы, — ворону? Он вынул одну фотографию и покрутил её в своих пальцах. — Не думал, что мои детские фотки могут кого-то до припадков довести. — Нет, — Данила чуть ли не задыхался. — Ты не понимаешь. Там правда что-то было. — Хорошо, я тебе верю. Только спокойнее, ладно? — Ты врёшь! Нихуя ты мне не поверил, да? Считаешь, что я больной? Ненормальный? Или конченый! — Дань... — Заткнись! Данила взмахнул рукой, и снежный шар, стоявший секунду назад на полке, рухнул вниз. Осколки полетели во все стороны, жидкость растекалась по полу, а маленькая фигурка ёлки покатилась прямо к ногам Руслана. И это действие как-то вернуло Данилу в реальность. Он поджал губы и нервно смотрел то на разбитый сувенир, то на Руслана. Ему стало стыдно. Но стыд — эмоция, от которой он пытался избавиться весь свой подростковый период. — Прости. Мне правда жаль. — Я подарил это отцу на новый год. Мне было или восемь.. или девять. Я думал, что он его выкинул. — Не выкинул бы. Это хороший подарок. — Теперь я точно это знаю. — Я куплю новый. — Не надо. В чём смысл? Это будет уже абсолютно другой шар. — Тогда я починю этот. — Нет. Просто забудь. Данила прикрыл лицо руками. Он чувствовал нарастаущую вину вперемешку с чувством злости. Желание саморазрушения и эмоциональности. Быть таким перед Русланом — быть абсолютно нагим. — Это пережиток прошлого. Всё равно никакой шар мне отца не вернёт. — Но теперь на одно воспоминание меньше. — Мне главное самому помнить, — Руслан взмахнул рукой. — Без сраного шара. — Пиздёж. Ты не можешь быть настолько спокойным. Почему? — Потому что я уже давно прошел через эту стадию. У меня больше нет смысла злиться. — Я бы на твоём месте прописал себе хорошенько. — Вот тут ты прав. Я бы с удовольствием. Руслан развернулся, подумал, а потом снова ушёл к тому углу, из которого минутами ранее выбрался. На старых полках стояло много антиквариата. Тушенцов всегда знал, что за всеми этими старыми сувенирами, которые достались им ещё от дедушки, стоял алкоголь. По крайней мере, в последний раз, когда он был здесь с отцом, тот пил. И точно пил что-то крепкое. — Будешь? — Ром? Ты, блять, пират или кто? — Я ещё раз спрашиваю: будешь? — Ещё чего тупее мог спросить? Крышка слетает мгновенно. Руслан без раздумий и стеснений хлещет с горла столько, сколько может осилить. Морщится он ровно до того момента, пока Данила силой не оторвёт от его губ бутылку. — Ебанулся? Да я ж тебя не откачаю. Понимаю, что грустно, но я бы на твоём месте... — Не был бы ты на моём месте. — О, я тебя понял. Делай что хочешь, мне насрать. Данила не хочет оставаться в стороне, зная, что выслушивать бредни Руслана будучи трезвым гораздо сложнее, чем абсолютно пьяным. Он тоже будет пить, потому что иногда просто необходимо почувствовать себя пиратом. — Ты пьёшь или нет? И он пьёт. Внезапный удар в голову заставляет его с трудом остаться на месте. Он чувствует жар, проникающий всё дальше и дальше. Даниле плохо ровно так, как стало хорошо через пару мгновений. Потом они с Русланом сидят на ступеньках, любуясь красивым вечерним пейзажем. Данила с трудом зажигает сигарету, пытаясь не промазать ей мимо огня. Он с трудом смотрит на свои пальцы, прежде чем откинуться назад и затянуться. — Я так долго не мог поверить, что папа умер. Ты даже не представляешь, насколько это, — Руслан остановился, пытаясь вспомнить подходящее слово, — тяжело. — Мне только дрянь эту пить тяжело. — Это правда. Руслан усмехнулся, укладывая голову на коленях. Солнце красиво проехалось по его макушке. — А с мамой что? — Чего? — С твоей мамой что? — Сейчас всё нормально. Она типа в поисках нового парня или что-то такое, — Руслан посмотрел в даль размытого горизонта. — Хочешь себе нового папашу? — Ни за что, блять, на свете. Данила снова затянулся. Он чувствовал, что понимает происходящее. Но всё как-то... нереально. Очень сонливо и походит на очередную глупость. Мир склоняется в разные стороны, а он находится где-то между. Может, это вообще сон? Может, ему всё это кажется? Потому что, обычно, у него плохо выходит разговаривать, а с Русланом — так особенно. — Моя мать пыталась наглотаться таблеток и сдохнуть, — как-то резко добавил Тушенцов. — Ты шутишь. — Нет, я серьёзно. Я чуть сиротой не остался. Не приди я домой тогда, лишился бы и матери. — Херово. — Очень. А Данила много не знал. Нет. Он, наверное, даже не догадывался, потому что не видел ничего, что находится дальше его собственной жизни. — В какой-то момент я перестал бояться смерти. У Данилы защемило сердце. Это была самая страшная фраза за этот вечер, которую сказал Руслан. — И что дальше? — Теперь я снова боюсь. Но меньше. По крайней мере, мне бы ещё очень много хотелось сделать. Ну, знаешь, оставить какой-нибудь след в истории человечества или что-то такое. Данила понимает, что теперь ему нужно помочь Руслану осуществить эту мечту. — Это круто. — Типа того. Данила думал, что солнце испепелит ему глаза, но для него не в новинку такая светочувствительность. Учитывая, что он провёл большую часть своей жизни в темноте, свет не симпатизирует ему ни капельки. А солнце у него теперь ассоциируется с фарой несущегося грузовика. — А что в семье самого избалованного мальчика в городе? — Меня что ли? Да хуй с два меня хоть чем-то баловали. Ну, знаешь, детство как детство. Я учился, ходил на блядские секции, которые мне были неинтересны, постоянно чувствовал это ненужное внимание, похожее больше на преследование. И знаешь что? Оказалось, что люди просто хотят, чтобы я следовал какому-то архетипу. — В плане? — В плане я должен быть или полным мудаком, чтобы меня ненавидили, или же абсолютно хорошим, чтобы меня не за что было ненавидеть. Знаешь, людям очень много чего не нравится, даже если это их в душе ебать не должно. Какого хуя все решили, что могут влезать в мою жизнь? Я не собираюсь лезть в политику, как это ахуенно придумала моя семья. — Ого. — Да, Руслан, от меня толку мало. — Нахер политику. — Не думал, что ты такие слова знаешь. — Ещё как знаю. — Отец вечно пытается впихнуть меня хоть куда-нибудь, пока это возможно. Я для него просто расходный материал. Я для него какой-то неправильный. — Ты же не единственный ребенок в семье. — Да, но с братом я больше не вижусь. Не хочу. Нахер это. — Чего так? — Просто. Не лезь. Я и так уже выболтал много. Тушенцов с трудом моргал, не говоря уже о том, что все остальные действия были для него чуть ли не невозможными. Он смог только протянуть руку к Даниле, чтобы впечататься пальцами в колено. — Дай. — Иди-ка ты нахер. Я же знаю, что ты не куришь. — Ты точно уверен? — Ого, не пугай меня. Может ты ещё проекты под кокаином делаешь? — Не. — Значит сегодня пролетаешь. Данила отвёл руку в другую сторону, чтобы у пьяного Руслана уж точно не появилось желания добраться до запретного плода. Только вот Тушенцова это натолкнуло совсем на другую мысль, больше схожую с настоящим оправданием. — Тебе жалко что ли? Боишься давать её мне, потому что я не такой, как ты? — Чего? — Ну ты же Данила Кашин. Как тебе общаться с низшим слоем общества? — Очень охотно. Слушай, ты в говно, так что в первый раз я могу тебе такое простить. — Нет, я серьезно. Сам сказал, что статус тебе не позволял шарахаться по «помойкам». Значит и общаться с такими, как я, тебе тоже не велено? — Спасибо за честность. К твоему сожалению я всё ещё здесь. Считай, что я твоё наказание за всё плохое. — И чем же я так кому-то насолил? — Не делай вид, что я настолько отвратительный. — Такое бывает и часто. Даже слишком. Сначала ты творишь какую-то херню, а потом пытаешься отмазаться разговорами, а не поступками. Ты не признаёшь вину, а уходишь от ответственности. Это глупо. — Знаешь, что по-настоящему глупо? Учить меня. — Тебя уже ничего не научит. Просто смирись с тем, что ты мудак. — И это, блять, не твоё дело. — Мы друзья? — Знакомые. — Тогда можешь больше не приходить. Руслан прикрывал глаза, словно пытаясь бороться с сонливостью и убегающим покровом земли. — Ты мне нужен. — С чего бы это? — Не задавай лишних вопросов, — кратко отозвался Данила. Потом они молчали ровно до того момента, пока сигарета не улетела на тротуар, после чего была придавлена ногой. Данила устал от того, что все хотят в него залезть, узнать его и выучить. Никто и никогда не сможет понять, что именно происходит. Они расстались с Русланом где-то у остановки. Просто ушли, будто бы ничего и не происходило. Даниле не нравилось эти чувства потерянности и тоски, будто бы ему действительно должно быть не поровну на то, что происходит и как именно он изменяет всех и всё вокруг себя. Как он снова доверяется инстинктам и заводит новые отношения с людьми, пытается быть искренним, но все видят в нем лишь козла отпущения за все грехи отца. Он не более, чем расходный материал. Данилу отвлекают сообщения, в которых его просят о встрече подле академии. Особо перечить не хотелось, потому что отвлечься надо было сейчас и желательно надолго. Но нет. Никто даже и предположить не мог, что позовёт его Маша. Да, именно та самая, из-за которой Данила устроил погром в своей комнате, поставил всё вверх дном, а потом ещё долгое время не отпускал ситуацию. Она буквально возобновила все его прежние чувства, заставила соревноваться в несуществующей дуэли. Он уверен, что ещё одна причина его общения с Русланом — её негодование. — Мне нужно тебе кое-что сказать. — Попробуй. — Я знаю, что ты видел меня тогда. Илья тоже. Он много о тебе рассказал. — Ты даже не представляешь, насколько он все преукрасил. — Я знаю, что тогда случилось. — Свали отсюда. Это между мной и им. Никакая девка не будет ввязываться в мои дела, ясно? — Ну брось ты. Я вовсе не об этом. — Решила устроить мне представление? Хватит, блять, лезть в то, что тебя абсолютно не касается. — Ладно. Ладно, — более уверенно сказала Маша. — Я была не права, прости. В последнее время я слишком эмоциональная. — Я заметил, — глазами Данила пытался найти аккуратный путь назад. — Нам надо начать всё сначала. Ну, знаешь, я не совсем поняла, когда между нами разгорелся этот, — она сделала небольшую паузу, — конфликт. — Нет, спасибо, я не нуждаюсь в дружбе, а особенно в твоей. Низкий тебе поклон, но я не «удобный мальчик», который всегда прибежит, когда надо будет с чем-то помочь. У тебя один такой есть, зачем тебе ещё? — Про кого ты говоришь? — О, ты прекрасно знаешь, про кого я говорю. — А, — Маша сплела пальцы за своей спиной. — Никто почему-то не спрашивает меня, а хочу ли я быть любимой. Я не могу контролировать этот процесс. Руслан замечательный человек, но встречаться с ним из жалости — это самый подлый поступок. — Ага, «замечательный человек». Тут ты промахнулась. — Вдруг мне кто-то нравится? — Илья? Да, я в курсе, если что. — Нет, не Илья. Маша сделала шаг вперёд — Данила отступил на два шага назад. Он не успел понять, когда на собственных плечах оказались её пальцы, и она коснулась его губ своими. Он оттолкнул Машу настолько быстро, насколько смог. Что-то неприятное и липкое осталось на побледневших губах. — Да ты ебанутая. — Данила? И он ушёл. Если сказать точнее — убежал. В горле пересохло, он жадно впитывал воздух, будто находился в жаркой Аризоне. Сердце бешено билось. Что-то вызывало в нём отвращение, непринятие и чувство ужаса. Ему стало плохо. Он упал на ступеньки у самой двери в общежитие. Рука пыталась подобрать нескончаемый поток слюней и перебороть тошноту. Голова закружилась. Данила снова понял, насколько сильно ненавидит себя и насколько фразы Руслана хорошо его описывают. Когда он поднял голову, его ладони измазались в огромных пятнах крови. Данила судорожно потрогал губы, подбородок и щёки. Красные кляксы разбегались на глазах. Он не был уверен, что вообще доживёт до конца этой недели. Но Руслан успел опередить Кашина, что было для него свойственным. Как только он вышел, Данила протянул ему руку. — Что это? — Твоя рука, — Руслан удивлённо приподнял бровь. — Знаешь, мне казалось, что я выпил больше. — Ты издеваешься? А пятен больше не было. — У тебя галлюцинации? — Нет, не думаю. — Да, у тебя это плохо получается. Данила лишь демонстративно фыркнул, рассматривая конечность. Время изменяется, а вслед за временем изменяется и пространство. Может ли быть так, что эти странности связаны с его постоянными возвращениями обратно? — Всё в порядке? — Да всё заебись. Данила даже не знает, как можно рассказать Руслану о том, что произошло минутами ранее. Маша, не имея никакого повода, повела себя, как влюблённый подросток, а Данила просто не мог повести себя также. Ладно, если бы это была неизвестная Руслану девушка, но он ведь по ней убивался, был влюблён и был готов проводить с ней часы свободного времени. И почему с ней? Почему именно с ней, а не с кем-то другим? — Мне кажется, что всё вокруг ебанутое. — Это так. Даже если взять наши встречи, например, — Руслан аккуратно присел рядом. — Ну это уже пик. — Но это в своём роде интересно. — Что? — Мне интересно с тобой общаться, даже если я не разделяю и половины, — через секунду Руслан вовремя решил себя поправить, — большую часть твоих взглядов. — Фу, блять, говоришь так, словно мы в слащавом фильме. Ну или же тебя резко в рот выебал философ. — Настроение такое. Сегодня очень странный вечер. — Очень. Тушенцов взглянул на тёмное небо, в котором изредка блестели звёзды. Сегодня их стало гораздо больше, чем, например, в прошлую ночь. Небо как бы наполнилось крохотными фонариками. — Смотри на звёзды. — Да, их дохуя. — Я помню, давно ещё слышал, что умершие люди превращаются в звёзды. — Ты ещё скажи, что веришь в это. — Хотелось бы, на самом деле. Проблема только в том, что я знаю, что они состоят из гелия и водорода, а не из чьей-то души. — Лучше гелий и водород, чем постоянная слежка. — Ты параноик. — Сходи нахер. Данила почувствовал, как его пальцы чуть ли не упираются в бедро Руслана. Ему в моменте стало настолько не по себе, что приходилось использовать ненужные разговоры только для того, чтобы дать себе время избежать неловкости. — Ты ещё скажи, что веришь в гороскопы. — Какие на хрен гороскопы? Это никак не относится к... — Ну веришь же, я знаю. Ты кто по гороскопу? — Ебануться. Ты серьёзно? Совместимость нашу смотреть будешь? — Отъебись. — Хватит оправдываться. — Оправдываться? Это теперь так называется? И может Кашин ничего бы и не сказал, если бы не ночь, что как-то неуютно сковывала его плечи. — Вопрос из того же разряда: если бы был конец света, то что бы ты сделал? — Ты накуренный? — Я чистый, — Данила для убедительности показал ладони. — Вообще, я бы, наверное, сделал всё, на что мне не хватило смелости раньше. — Умирать одному одиноко. — Очень, — поддержал Руслан. Руслан повернул голову к Даниле, как бы пытаясь выпросить у него ответ. — Тебе одиноко? — Бывает, но тебя это ебать не должно. — Ты ранимый, но не хочешь этого признавать. — Отвали. — Ты просто уходишь от ответов, — и Руслану это правда надоело. — Нет, я серьёзно. Просто отвали. — Меня послушай. Руслан так чётко это сказал, что Даниле пришлось остановиться. Руки Тушенцова крепко сжали плечи. Он помнит этот момент, но где-то в другой реальности и в абсолютно другом времени. — Чтобы ты сделал, если бы сейчас был конец света? — Для меня он уже настал, — даже слишком уверенно сказал Данила. — Тогда чего ты ждёшь? — Я по жизни стратег. — Ты по жизни ссыкло, Данила. Кашин сам не знает, что тогда разозлило его больше всего. Может и сам Руслан частично виноват, что таким образом спровоцировал его на очередной импульсивный поступок, а может виноват исключительно Данила. Это уже неважно, потому что он всё равно найдет способ уйти от ответственности. Рука Данилы быстро обхватила шею Руслана, пока Кашин медленно, грубо и неумело пытался целовать Тушенцова под небом, полным звёзд. Они, можно сказать, следили за этим с неодобрением, с упрёком на ещё одну ошибку. Сегодня его целовала Маша и сегодня же назло ей он целует Руслана. Тушенцов оторвал от себя Данилу, пытаясь найти рациональный ответ к тому, что именно сейчас происходит. — Ты сам спросил. Даже не смей меня обвинять. — Я ничего не понимаю. — Я бы не умер одиноким. Главное — прочувствовать момент и не задавать глупых вопросов. — Да ты ебанутый. — Это просто спор. Не забивай себе голову, — Данила шикнул. — Если тебя это успокоит, то поцелуй без чувств ничего не значит. — Зачем? — Потому что я бы именно это и сделал, если бы был конец света. Мне же было бы нечего терять, да? Нахуй правила. — Нахуй правила? — Да. Данила смотрел на Руслана многозначительно, с тайной просьбой и надеждой в глазах. И почему-то в этот момент судьба ему улыбнулась. Он снова приблизился, снова коснулся его губ и снова целовался с Русланом под светом фонаря. Что-то внутри билось, пытаясь вырваться наружу, но Данила смахивал это на алкоголь, выпитый на голодный желудок. Почему-то он не верил, что снова сможет испытать это чувство. Особенно после того, как его заставили почувствовать себя моральным (и не только) уродом. — И что дальше? — Ничего. Просто ничего, Руслан, успокойся уже. — Это было прикольно. — Прикольно — плохо сказано. Это было ахуенно. Данила почему-то загорелся настолько, что эмоции хлынули разом. Впервые он чувствовал себя настолько эмоционально дополненным, до краёв набитым и завершенным. Ему казалось, что он выполнил какую-то жизненную цель. — Я думал, что тебе нравятся, — Данила испугался произносить имя Маши вслух, поэтому заменил его обычным собирательным, — девушки. — Они мне все ещё нравятся. Просто я думал, что только ты относишься к этому категорично. — Да, потому что это другое. — Расскажи. — Я не педик. Мне это просто нужно было, понимаешь? Ты первый, кто попался под руку. — Как скажешь. Один раз — совпадение, но насчёт второго раза я сомневаюсь. — Да отвали ты. Данила прикрыл глаза, пытаясь собрать все в кучу, но выходило банально плохо. Ему не хочется думать о последствиях, о том, что ждёт его завтра, и почему в конце концов оно его ждёт . Ему просто хочется всё время сидеть пьяным под звездным небом и изредка обращаться к Тушенцову для очередного глупого предположения.