Lost in time

Данила сонно протирал глаза, пытаясь не игнорировать Леру, которая снова тараторила что-то про свой клуб. Он не мог понять, почему этот разговор кажется ему слишком знакомым, будто бы она продолжает чеканить давно заготовленные реплики. А потом Данила вспоминает, что это ему уже снилось. А точно ли снилось? Лера щёлкает пальцами прямо перед лицом Кашина. — Ты меня вообще слушаешь? Данила глупо на неё уставился, понимая, что всё это время отчётливо её слышал, но не понимал. Слова как бы растворялись в голове, не имея за собой никакого смысла. — Да, — Данила сонно проморгался. — Да, ты же уже мне рассказывала. — Разве? Я такого не помню. — Ты много чего не помнишь, — Кашин слегка улыбается, переводя взгляд на присутствующих в кабинете. Данила знает, что если бы он участвовал в какой-то пьесе, то знал бы об этом изначально, и это не стало для него каким-то сюрпризом. Здесь же все были актерами погорелого театра, которые вообще не знали о существовании импровизации. — Тебе когда-нибудь снились очень реалистичные сны? Он будто бы застал Леру врасплох этим вопросом. Она даже не знала, что ему ответить. — Да, конечно. Такое же у всех, разве нет? — Нет. Я имею очень, — Данила акцентировал внимание на этом слове, — реалистичные сны. Будто бы все это уже происходило до самого последнего момента. — Ты лекарства принимал? — Хватит делать из меня шизика! Думаешь, что у меня крыша едет? Давай, Лера, скажи, что я больной. Я уже понял, что вы все в этой дыре меня за недоразвитого держите. Тут к их перепалке начали подключаться заинтересованные лица. Лера пыталась как бы дать всем понять, что смотреть тут нечего, но её не замечали. Её руки аккуратно потянулись к Кашину, но он остерегался её касаний как огня. — Не трогай меня. Даже, блять, не смей. Данила разворачивается, попутно толкая нескольких зевак, в попытках протиснуться из кабинета. Он знает, что не хочет этого, но и контролировать себя он уже не может. Кашин быстро начинает винить себя за минутную слабость. Просто сбежать? Да он каждый раз уходит, как только дело начинает пахнуть жареным. Это удел слабых, но никак не Данилы. Он с опущенной головой пересекает оживлённые коридоры, чувствуя мандраж, объясняемый страхом к происходящему. Или коридор перед ним расплывается, или Кашин ловит самую ужасную галлюцинацию в своей жизни. Побочки препаратов вперемешку с алкоголем? Всё возможно. Как только Данила исследует уже, казалось бы, бесконечный тоннель коридора, он понимает, что бояться нечего. Конец уже не выглядит настолько беспощадно далёким, а ноги продолжают нести его к выходу. Но что-то странное заставляет его моментально остановиться. Тут же вылетает Руслан и случайно пихает его в плечо, попутно извиняясь и продолжая идти дальше. Данила знает, что это уже происходило, но действия имели совсем другую окраску. Только что он изменил будущее. Тем временем Тушенцов пересекается с Машей и в неудачной попытке объятий теряется на её фоне. Но раз стычки не произошло, то что тогда? Неужели можно просто избегать событий и не совершать тех же оплошностей? Данила в это верит. Вера — всё, что может спасти его от безумства. Но теперь, когда Данила решает вернуться обратно, то видит, как большая кучка людей вертится вокруг побледневшей Даши. Она еле держится на ногах, хватаясь за руки прохожих. Её сбивчивое дыхание будто бы засело внутри мозга Данилы, продолжая медленно его отравлять. Кашин был опрометчив, думая, что ничего не изменится. Если не произошло одного ключевого события, то произойдет другое. Он знает, что в отравлении Даши как-то замешана Лера, потому что после лекций он идёт в корпус один. И теперь ему правда страшно. Ощущения у Данилы паршивые, будто бы весь этот хаос он несёт за своими плечами. Хотя плевать он на все это хотел. Если это произошло, то это должно было произойти. Он здесь не виноват. Мягкость Даши — её проблема, а не проблема окружающих. Всё это был лишь плохой сон. Данила накручивает себя после очередной плохой вечеринки. Он просто не хочет в это верить. На лавочке он замечает встревоженную Машу и пытающегося её приобнять Руслана. Ему становится не по себе. Как только он смотрит Тушенцову в глаза, то чувствует на себе капли его крови. Нахрен это. Данила запирается в своей комнате, понимая, что не хочет принимать сегодня гостей. Ему надо самому для себя решить, что именно значит для него тот сон. Данила больше не хочет принимать решения, даже если они до ужаса простые. Обычно в такие моменты ему помогал Илья, но Ильи в его жизни больше нет. Он тоже лишь старый отпечаток прошлого, который надо забыть. Всё просто надо забыть. На следующий день Данила решает, что не будет рассказывать своему мозгоправу о том, что ему снилось, и про галлюцинации, которые застали его в академии. Это уже перебор. Если он скажет, то его окончательно перестанут воспринимать серьёзно и всю оставшуюся жизнь он будет находиться в белых стенах. А потом он просто не может игнорировать то, что происходит вокруг. Он пытается пробраться к Лере и обнаруживает её сидящей на кровати в слезах. Данила не умеет быть хорошим другом, но всё равно пытается её подбодрить. Какой бы черствой она не казалась, Лера всё равно винила себя за то, что произошло в понедельник. Она чуть не убила Дашу. Точнее Даша чуть не убила сама себя. Тем временем Тушенцов спокойно разгуливает дальше по академии, даже не подозревая, что всё это происходит только по его вине. Теперь, когда даты играют важное значение в жизни Дани, он начинает слишком трепетно к ним относиться. Он избегает всех и всего, игнорируя Руслана в коридорах академии или общежития. Это кажется ему глупым, но пока он точно не удостоверится, что всё в порядке, то не сможет снова научиться смотреть людям в глаза. В четверг он отказывается идти к той самой закусочной, у которой нашёл мертвого ворона. На порог закусочной его ноги так и не ступало, но это не помешало птице его отыскать. Она падает прямо у ног Данилы, когда тот пытается пробраться в общежитие. Это плохой знак, даже если Кашин не верит в приметы. В пятницу он уже не может сидеть на месте. Ему страшно. Впервые ему страшно от того, что жизнь просто идёт своим чередом. Он ощущает на себе болезненный взгляд Леры, не понимающий взгляд Ильи, осуждающий взгляд Маши и Руслана, которые большую часть времени теперь проводят в больнице с Дашей. На вечеринке в пятницу Данила пьёт, пытаясь залечить душевные раны. Больше никаких наркотиков. Только выпивка. Когда он решает покинуть вечеринку, то всё устаканивается само собой. На улице гуляют свежесть и прохлада, ничего не предвещает беды, потому что и толпы зевак поблизости не наблюдается. Он просто видит Руслана, которого ранее проигнорировал на лестнице, потому что избегание Тушенцова стало частью его рутины. Ничего не предвещает беды. — Доволен? Данила не сразу понимает, что обращаются к нему. — Если бы с Дашей случилось что похуже, что бы сделал твой папаша? Оплатил ей похороны? Кашин как-то не особо верит в происходящее, потому что происходящее не внушает ему какого-либо доверия. Он же всё сделал правильно. По ощущениям это была его первая и настолько правильная неделя в жизни. — Я здесь при чём? — Я знаю, что твой отец оплатил ей лечение, лишь бы Данила и его компания оставались не при делах. Знаешь что? Сходи нахуй и ты, и вся твоя плешивая компания. Ты хоть знаешь, что сейчас с ней? — Срать мне что на тебя, что на твою Дашу. Да если бы не Маша, то похуй тебе на всё это было, правда ведь? Давай, герой, я бы посмотрел, как ты около Даши прыгал, если бы Маша занялась личной жизнью и не лезла своим носом в чужие дела. Он не особо понимает, когда их разговор перетекает в настоящую потасовку. До рукоприкладства был один шаг. И, возможно, Руслан всё-таки ударил бы, если бы ниоткуда взявшаяся Маша. — Да ну нахуй, а вот и твоя подружка. Ну же, Руслан, въеби-ка мне хорошенько, а то девчонкам такое нравится. Но Руслан держится. Он только слегка отталкивает Кашина назад, пытаясь пригрозить ему, пока Маша впивается в его руку и не отпускает, пытаясь оттащить обратно. — Не смей больше приближаться ко мне или к Маше. — Знаешь что? Я тебя, блять, убью. В землю втоптаю, ты меня понял? Я попрошу отца, чтобы... Данила не успел договорить. Он только почувствовал, как свет обжёг его глаза, как подсветились силуэты Маши и Руслана. Он помнит их ужасающие лица на границе со смертью. И Данила помнит себя, растворяющегося в темноте забвения. Послышались крики и рев мотора. Потом пришла темнота. Данила снова подорвался с кровати. Твою мать! Нет. Нет, ему не показалось. Это действительно все было взаправду. Он терял связь каждый раз, когда одна и та же катастрофа циклично случалась с Русланом. Как только тот умирал, Даня сразу возвращался в одиннадцатое ноября. Этого не может быть. Холодными руками Кашин щупал себя, щупал своё тело и надеялся, что это не лихорадочный бред. Он видел все снова и снова. Всё повторялось опять и опять. Он с ужасом обнаруживает, что его сердце готово выпрыгнуть из грудной клетки, разбившись об ледяной пол. Данила вылетает из комнаты и сталкивается с Русланом. Да, это мы уже проходили. По-хорошему они должны были обменяться непонимающими взглядами, но Данила настоял на своем. Пальцы твердо вцепились в плечи Руслана, приклеивая его к стенке. — Значит так, ты сегодня своей задницей нигде не светишь, понял? Сидишь тут на жопе ровно и ждёшь меня. Только попробуй двинуться, сучара, я тебе все рёбра переломаю. — Чего? — Что слышал. Только попробуй сегодня сунуться в академию. И прежде чем Руслан успевает задать встречные вопросы (а они послужили бы ему глотком свежего воздуха), Данила просто уходит. Впереди его ждал все тот же день, но с другими последствиями. Временная петля будто бы играла на его терпении. Данила Кашин два раза видел, как Руслан попадает в автокатастрофу. В третий раз он просто не может позволить подобному случиться. Первым делом он встречает Леру и идёт вместе с ней на лекции. Она рассказывает ему ровно те же самые вещи, что рассказывала аж две недели назад. Для нее это неизменная часть настоящего, а для Данилы это временный парадокс, из которого он не может выбраться. Главная его задача не проболтаться и не стать для людей обузой, каким-то обязательством или источником ненужной информации. Ему нельзя дать понять Руслану, что на самом деле ждёт его в конце недели. — Я так понимаю, мы играем в молчанку? — Лер, сейчас не до тебя, ладно? — Ах, не до меня? Прости пожалуйста, что вытащила тебя из лап передоза. Можешь не благодарить, да. — Вокруг происходит очень странная херня. Когда-нибудь я тебе расскажу. — Твоё «когда-нибудь» не наступит. — Может и к лучшему. Данила обгоняет её, пытаясь быстрее добраться до места, где сможет привести себя в порядок, спокойно взглянуть правде глаза и принять всю херню, что с ним происходит. Он не принял. Это странный парадокс, созданный буквально из ничего. Есть ли вообще возможность выбраться из этого кошмара? Может ли это вообще поддаваться хоть каким-либо объяснениям? Он чувствует, как меняется пространство вокруг него. В зеркале Данила видит себя, но абсолютно искаженного. Он видит, как оброс перьями, как рот больше смахивает на клюв, а глаза блестят чем-то жёлтым. Данила сплевывает весь страх в раковину. Дыхание сбивается, а дрожащими пальцами он прикрывает свой рот. Впервые он словил такую страшную галлюцинацию. Холодная вода окутала лицо. Кашин попытался не нервничать, но выходило объективно плохо. Он вылетел из туалета, столкнувшись со знакомой тушей. Даша упала прямо перед ним. — О, да я блять и не сомневался. Тебе прошлого раза не хватило? Проваливай. Даша быстро метнулась в другую сторону, пытаясь избежать нарастающего конфликта. Раньше она была совсем не такая. Данила помнит, как в какое-то время она ходила с поднятой головой, могла ответить на любую предвзятость и в целом была абсолютно другой. Может и поделом ей. Больше Данилу разозлило то, что, провожая взглядом Дашу, он заметил ещё двух давних приятелей. Да ну его нахрен. Если бы он не провел с Русланом утром профилактическую беседу, то вопросы к Тушенцову отпали бы, но теперь это было похоже на прямое издевательство. Руслан умело завернул за угол и быстрым шагом помчался по коридорам. Благо его быстро нагнали, грубо выхватили из толпы и приплели к какой-то стенке. — Ты какого хрена здесь забыл? Мне тебе по слогам надо было читать или что? Проверься на наличие дополнительной хромосомы, инцел. — Отвали от меня. Что ты вообще от меня хочешь? Вломился ко мне утром ни свет ни заря, пригрозил, и я теперь должен из-за тебя прогуливать что-то? Да катись ты нахер. — Ебать ты заговорил, будто бы ещё месяц назад по углам не ходил и не ссался. Ты мне потом ещё спасибо за это скажешь. — За что именно? — Да за все. Я потом ещё зайду. Если дверь не откроешь, то я её с петель сниму, понял? Моя общага — мои правила. — Да не твоя... Данила не стал дослушивать. Ему сейчас просто не до этого. Руслан лишь демонстративно вскидывает руками, удивляясь тому, как до этого пережил год учёбы вместе с ним. Но тогда не было того, что было сейчас. Кашин не до конца понимает, чем именно ему обойдутся эти путешествия обратно, не понимает, откликнется ли ему то, что он оставил позади. Суть в том, что насколько бы он не презирал Руслана, ему надо его спасти. Даже не для того, чтобы Тушенцов банально не провел считанные годы под землёй, а для того, чтобы жить самому. Ведь сейчас Руслан — единственный его путеводитель через пятнадцатое ноября. На город давно навалился вечер. Данила впервые так оценил темное и отталкивающее его ранее время суток. Пока тёплый свет фонарей освещал тропинки, ведущие к общежитию, Данила отсиживался на скамейке. Хотелось бы ему отыскать хоть какое-то разумное объяснение всему, что он пережил за эти дни. Это уже третий раз, когда он оказывается вовлечён в одиннадцатое ноября. Число клеймом закрепилось на коже, засело внутри и пеплом разлетелось по органам. Если петля замкнутая и не несёт за собой ничего живого, то что дальше? Ему каждый раз начинать сначала? Незаметно около мужского корпуса появилась Маша. Она мялась подле дверей, постоянно выжидая кого-то и заглядывая в свой телефон. Но когда вышел её «приятель», внутри Кашина все застыло. Илья? Серьезно? Хотите сказать, что променять Данилу на Машу — вся его благодарность? Данила вскипел. Это был край его доброты и спокойствия. Всё это время от него скрывали это, и если бы не случайность, то хрен бы он что-либо узнал. Вот как все ценят Данилу Кашина. В этот вечер он распотрошил всю свою комнату. На пол полетела пепельница, коллекция дисков и ещё что-то по мелочи. Он выругался, когда рука задела стакан с письменными принадлежностями, и оттуда выпал маленький белый свёрток. Не сейчас. Ему все ещё надо держаться, чтобы доказать окружению, Лере, психотерапевту и отцу, что он в норме. Но он правда в норме. Ничего такого сверхъестественного с ним не происходит, не считая всего лишь временной петли. Если у Фила Коннорса был один день, то у Данилы впереди ещё четыре дня. Четыре дня до того, как ему снова придется смотреть в глаза смерти. Кашин пытается прийти в норму. Даже принимает лекарства, но не конную дозу как обычно, а среднестатистическую для среднестатистического человека. Плевать он хотел на то, что засыпать сегодня будет не просто. Теперь у него банально нет выбора. Данила преодолевает небольшое расстроенное между своей дверью и дверью Руслана. Что-то в этом было странное и неправильное, будто изначально Кашин никогда не должен был врываться в личное пространство Тушенцова, а уж тем более спасать и его от зацикленности одиннадцатого ноября. Он несколько раз постучал. На пороге появился взъерошенный Руслан. Мытая футболка прямо толковала то, что он не был готов к гостям, а уж тем более если этими гостями будет Данила. — Ты хотел поговорить. Это надолго? — Да, так что я торчать на пороге здесь не собираюсь. А то вдруг кому-то отлить приспичит, а я тебя стою здесь и жду, как Ассоль счастья. Нахуй мне не сдались вечные расспросы. Пропускай давай. — Уверен? Я там просто к проекту готовлюсь. — Нашелся, блять, чистюля. — Ладно, я понял. Данила прошёлся сквозь стопки разбросанных бумаг и сложенных рядом жестяных банок. Фиолетовый цвет расползался по комнате, создавая нужную атмосферу для изучения дальнего космоса. Кашин бесцеремонно улегся на чужую кровать, складывая руки за головой. Потолок в комнате Руслана похож на звёздное небо. — А ты быстро. — У тебя настолько унылая атмосфера, что меня в сон клонит. — Серьезно? — Нет конечно. Данила боится, что его сегодня будет мучить бессонница, но это явно не забота Руслана. — Так что это было сегодня утром? — Да придурок один тебе бошку проломить захотел, а я тебе жопу прикрыл. Ну, чтобы ты у меня в долгу остался. Смекаешь? Ну не мог Данила просто сказать Руслану, что два раза видел его смерть, а один раз стал ее инициатором. Глупо получилось бы. И до ужаса неуместно, учитывая, какие благие цели ставил перед собой Данила. — Ого, — саркастично выпалил Руслан, разгребая что-то у себя на столе, — круто. Спасибо, какое благородство. — И все? — Слушай, ну мы же оба понимаем, что сделал ты это ну точно не из-за того, что у тебя ёкнуло что-то. Что именно ты хочешь? — Я ещё не придумал. А время поджимало. — Слушай, Маша много о тебе рассказывала... — О, да, давай поговорим о этой шлюхе и о том, что она говорит за моей спиной. Ты же веришь каждому её слову, правда? Маша ведь не соврет. Она у нас, блять, святая. — Не говори так о ней. — Да похуй ей на тебя, хватит из себя мученика строить. Она с Ильёй. — Илья? Это который? — С трёх раз догадайся, если извилин хватит. — Ну нет. — Ну да, чмо ты пучеглазое. Прикинь, если ничего не делать, то ты ничего и не получишь. — Охренеть. Руслан как-то безнадежно плюхнулся рядом, складывая руки на животе. Взгляд у него был никакущим, никакущими были и мысли. Он устало вздохнул, пытаясь понять, почему новость не особо его и удивила. Скорее больше добила. — Как ощущения? — Хреново. — Да, я это уже слышал. Данила огляделся по сторонам, пытаясь понять, что в комнате привлекает его больше. Рядом он заметил кубик Рубика, который ногой подталкивает ближе, пока тот не оказывается сжатым в ладони. Осматривая его с разных сторон, он оценивает бедствие ситуации. — Провальный номер. Дай сюда. Его просто так не собрать, — Руслан попытался выхватить куб, но Данила увел его в другую сторону. — Ты что вообще сделать пытался? Да обезьяна бы быстрее тебя собрала. Смотри, у тебя здесь цвета не сходятся. — В этом и суть. Я ещё не понял, как это исправить. — Легко, если мозги подключишь. Данила собрал белый крест, из которого далее выходили два кубика одного цвета на каждой грани. — Умеешь собирать? Ладно, ты меня правда удивил. — Меня отец в детстве водил на эту хуйню. Только там на время надо было собирать. Я забил потом, но теория осталась. Тем временем Кашин уже полностью собрал белую сторону. — Круто. — Да не особо. Мне никогда не нравилось. — Но у тебя отлично выходит. — Ага, спасибо. Тем временем Руслан даже поверить не мог, что у них выдалась обычная или может даже дружеская беседа. Обычно Данила – это целый переполох эмоций и импульсивности, а сегодня он хоть и груб, но пытается поддерживать какой-никакой диалог. — Держи. Разбей об него голову и грызи гранит науки. Даже хорошо, что Руслану просто показалось. — Какое счастье. Данила несколько раз проморгался, прежде чем снова повернуть голову к Руслану. — Я думал, что ты знаешь миллиард техник сборки. Ты же у нас умный, разбираешься во всякой херне и дрочишь формулы. — У меня не так много времени на сборку головоломок. Плюсом на носу ещё много планов. Ну, знаешь, всякая херня по мелочи и не только. Этот проект тоже. — Ну и зачем? — Зачем что? — Зачем ты тогда себе голову этим забиваешь? Заучек и зубрилок никто не любит, а девушка тебе не даст после рассказа параграфа по физике, если ты думаешь, что это именно так и происходит. — Во-первых, я так не думаю. Во-вторых, откуда ты вообще это взял? — На вопрос мне ответь. — Это всё, что у меня осталось от отца. Он любил науку. Они пролежали в тишине, казалось бы, целую вечность. Данила просто не знал, как разбавить паузу так, чтобы ему не влетело от Тушенцова. Или влетело не настолько сильно, насколько могло. — Цени свою семью, даже если иногда ты их не понимаешь. — А я бы не отказался от того, чтобы мой отец умер в автокатастрофе. — Не смешно. — А я по-твоему смеюсь? — Не, серьезно прекрати. Ты родился с золотой ложкой во рту, а теперь пытаешься мне доказать, что у тебя все плохо? — А ты, блять, мозгами подумай и прикинь, каково жить в разгаре полного пиздеца. — Полного пиздеца? Всем так тебя жаль, Данила, особенно когда за твои проступки отдуваются другие люди, потому что ты не в состоянии отвечать за свои слова и действия. Я прекрасно тебя понимаю. — Да, Руслан, ты такой умный. Составь какое-нибудь уравнение, которое бы доказало, что я полный мудак. — Это факт. — Ага, спасибо. Самое удивительное, что Данила все ещё лежал на постели Руслана. Он поверить не мог, что им суждено сталкиваться с конфликтами каждый раз, когда он возвращается обратно. — Я не хотел, ладно? Просто у меня сразу после упоминаний отца крыша едет, — Руслан как-то устало вздохнул. — Да, понимаю. Данила прикрыл глаза, чувствуя, что подняться ему будет тяжелее. Не хотелось никуда уходить. Хотелось остаться здесь, облученным фиолетовым сиянием, под взором нарисованных звёзд. — Я хочу остаться. — Куда? На ночь? У меня здесь на одного места. — Да я вижу, что места хуева туча, хватит мне пиздеть. — Слушай, ну это как-то... — Руслан, блять, какой ты идиот. Ну просто тупее человека в жизни не видел. Тебя ничего не должно волновать помимо того, что у тебя, вроде, какой-то проект на носу или что-то типо того, разве нет? — В принципе да, но обычно о таком договариваются заранее. — Переживёшь. Когда Данила прикрыл глаза, то сразу понял, что заснуть ему не дадут. Он прямо почувствовал, что чужой голос донесется быстрее, чем он провалится в сон. — Ты раздеваться будешь? — Чего? Ты совсем ахуел? — Я не про это. Просто у меня в уличной одежде не спят. — Много хочешь. Кофту точно не сниму. — Почему? — А тебя ебать не должно. — Ладно, я понял, это бесполезно. Данила продолжал шевелить ногами, проводить ими какие-то особые манипуляции и этим звуками мешать задумчивому Руслану. — Ты знал, что у тебя синдром беспокойных ног? — Синдром чего? — Неврологическое расстройство, которое проявляется вот в таких вот действиях. — Диагноз мне поставил, жить меня правильно научил, спать уложил. Что ещё ты умеешь? — Это какая-то побочка. Ты же это знаешь? — Мне насрать. — Вот и славно. Пока Тушенцов был рядом, Кашин чувствовал себя как-то легче. Будто бы этот Руслан мог простить его за то, что случилось две недели назад. Но на самом деле не мог никто. А Данила ещё долгое время не мог заснуть от новых впечатлений и знакомств. Все это было очень странно, но по-своему необычно. Пару раз за ночь он просыпался от того, что кто-то шарился по комнате. Тушенцов то и дело продолжал начатый проект, перетаскивая принадлежности из угла в угол. Впереди у него была бессонная ночь. Знал бы он тогда, что таких ночей у него осталось всего четыре.