
1993-й. Предвестники
— Господа, кучнее становимся, я настраиваю объектив, — Фил, отойдя на несколько шагов назад, направил камеру прямо на них.
— Главное пальцем там не перекрой ничего, а то ты у нас фотограф знатный, — Космос, раскинув руки, опустил их на плечи друзей. Ира при этом почувствовала, как дыхание брата опалило её макушку. — Тео, ё-моё, снимай давай быстрей, пока нас Рудольфовна не хватилась из актового!
— А вы, конечно же, смылись без её ведома, — сделала Ира логичный вывод и на мгновение представила себе, как женщина бегает по залу, пытаясь их отыскать. — Балбесы!
— Ничё, ей Пчёла улыбнётся — и простит, — Сашка был уверен в том, что их классная руководительница проявляла к Вите, несмотря на его выходки, явную симпатию. Хотя, наблюдая за тем, как им всё сходило с рук после извинений со стороны Пчёлы, в этом был уверен не только он, а и весь коллектив.
— А если не только улыбнётся, но ещё и чмокнет в щёку, то точно растает!
— Кос, иди в баню, я один за всех отдуваться не собираюсь.
— А куда ты денешься, жук? Твоя идея была с фотосессией!
— Хорош вам препираться, я снимаю!
— Валер, да они до вечера будут спорить, щёлкай смело! — Ира махнула рукой другу и в следующую секунду почувствовала слабый тычок от Космоса в спину. Саша и Витя взяли её за руки, готовые позировать в вечность.
— Улыбаемся, не на паспорт же снимки… Пчёл, заряди атмосферу!..
Витя зарядил, исполнив просьбу друга: шепнул ей на ухо какую-то шутку, в чём был мастак, вызывая заразительный мелодичный смех — и вот, все четверо, глядя в камеру, теперь смотрели на них, неподвижно застывшими, смеющимися лицами. И таких снимков было ещё очень много: с дачи Царёвых, где они нередко выбирались на речку; с беседки, где они, молодыми юнцами, просиживали большую часть своего времени; с каких-то праздников, будь то чей-то день рождения или даже Новый год. Везде — улыбки, искры, радость! — О, а эту помнишь? — Листая уже предпоследние страницы, Ира остановилась взглядом на фотографии с лета девяносто первого года. Взгляд Пчёлкина тоже упал на снимок — он, конечно же, помнил. В тот день они прогуливались по вечернему пляжу, слушая шум волн и наблюдая за тем, как на небе с каждой секундой становилось всё больше звёзд. Лёгкий ветер доносил до них солёный запах моря, пьянящего похлеще любого вина. Витя вспомнил, как с обожанием смотрел на Иру, которая кружилась перед ним на берегу, а следы её шагов то и дело смывали накатывающие на берег волны. Вспомнил, как она, ухватив его за руку, приблизила к себе и поцеловала прямо там, на берегу — страстно, пламенно, разжигая в нём бурю искр. Именно эти искры и запечатлел какой-то проходящий мимо юноша, а затем, извинившись за вторжение, подошёл к ним, чтобы вручить мгновенно распечатавшийся снимок, заявив, что он начинающий фотограф, который просто искал удачные кадры для своего портфолио. Ира тогда, по приезду в Москву, вклеила этот снимок в альбом — и с тех самых пор практически не просматривала его целиком и полностью. Зато сейчас, снова окунувшись в те воспоминания, она вдруг прошептала: — Хотелось бы мне, чтобы мы с тобой ещё хоть раз вот так поехали к морю, — в тоне её голоса Витя уловил мечтательные нотки. А мечтательные именно потому, что она, конечно же, понимала: такая поездка никак не сможет состояться в ближайшее время. Юля ещё слишком маленькая, да и у Вити полно работы. Тем не менее, желая поддержать настрой супруги, Пчёла приблизился к ней и, поцеловав в висок, шепнул: — Мы обязательно съездим ещё, все вместе, вот увидишь. Как только Юлька чуть подрастёт — с меня будут путёвки, куда скажешь. Позже, уже переместившись в спальню, Витя стал переодеваться, а Ира вернулась на кухню, чтобы убрать оставшуюся еду в холодильник и вымыть посуду. Когда с этим было покончено, взгляд зацепился за тёмно-коричневый пиджак супруга, который он снял с себя во время их общих посиделок. Подхватив его на руки, Пчёлкина заглянула в ванную, собираясь оставить его в корзине для белья и завтра постирать — всё равно у Вити этих пиджаков предостаточно, и ему явно будет, в чём отправиться завтра в офис. Откинув крышку корзины, она уложила пиджак вместе с остальными вещами, дожидавшимися часа стирки, и бросила на себя взгляд в зеркало в ванной. — Теперь всё точно будет хорошо, — тихо прошептала Ира своё обещание и, улыбнувшись, покинула ванную. Следующие полчаса они с Витей провели на кровати, всё так же разговаривая друг с другом, время от времени целуясь, но не переходя к чему-то большему. Ира, положив голову на грудь, вслушивалась в сердцебиение мужа и расслабленно водила указательным пальцем по его оголённому торсу. Они продолжали вспоминать прошлое и строить какие-то планы на будущее — пусть даже самые незначительные, или просто молчать, обнявшись. Когда же усталость дала о себе знать и Ира незаметно для себя уснула, Витя, не дозвавшись до неё, понял, что она уже спит, и лёгким движением погладил её по волосам, из-за чего она улыбнулась сквозь сон. Взгляд Пчёлкина скользнул по их переплетённых под одеялом ногами и почувствовал на секунду её руку, сильнее обнявшую его за торс. Сейчас Ира выглядела такой беззащитной и уязвимой перед ним, именно во сне — когда её черты лица были по-настоящему расслаблены, и она тихо дышала рядом, согревая его теплом своего тела. И Пчёла мысленно послал Жданову к чёрту, потому что, как бы там ни было, а Ире она даже в подмётки не годится.***
Очередной новый день был схож со всеми предыдущими. Проводив Витю на работу, Ира покормила Юлю, позавтракала сама и отправилась на прогулку вместе с Томой и Филиппычем. На сей раз они встретились на детской площадке неподалёку от дома Пчёлкиных. Филиппыч отправился в песочницу, лепить куличики с другими ребятами, а Юля сидела в коляске, сжимая в ручках плюшевую пчелу. — Ты сегодня прям светишься, — Тамара, глядя на неё, не могла не заметить ту ослепительную улыбку, что красовалась у Иры на лице. — Есть какие-то хорошие новости? — Жизнь прекрасна, Том, — ответила Пчёлкина, не переставая улыбаться, подставляя лицо солнечным лучам. В Москву нагрянуло бабье лето, даря последние тёплые деньки в этом году, но уже скоро, в чём можно было не сомневаться, наступление октября принесёт за собой череду дождливых и ветренных дней. — Нужно помнить об этом, несмотря ни на что. Филатова, услышав подобные слова, только покачала головой, тоже улыбаясь. Она чувствовала, что что-то хорошее явно произошло в жизни подруги, но, раз та не вдавалась в подробности — значит, не стоит чрезмерно выпытывать, можно ведь просто порадоваться за неё. — Мне Пашка на днях сказал то же самое, — поделилась блондинка, вспомнив разговор с братом по телефону. — Как он там, в Одессе, кстати? Не скучает ещё в одиночку? — Ира знала, что брат Томы и, по совместительству, её кум, с которым они вместе крестили Филиппа, вот уж как почти два года, с момента окончания Суворовского училища, живёт в казарме и учится в Одесской Государственной Морской Академии. Решение о поступлении в Академию, надо сказать, здорово удивило Валеру и Тамару, которые полагали, что её младший брат переберётся к ним обратно, в Москву. Но Павел Пронин уже был мало похож на того шебутного мальчугана, каким когда-то являлся, и свою взрослую жизнь решил строить по своим правилам. На минувшие в этом году новогодние праздники, Паша приглашал к себе всё семейство Филатовых, в полном составе — так как у него были каникулы, он имел возможность показать им замечательный курортный город, водя по узким улочкам и без умолку твердя о достопримечательностях. Возвратившись из этой поездки, Тамара по-настоящему поняла то восхищение, которым проняло Иру в девяносто первом году — и хотя искупаться в тёплом море у них возможности не было, но зимняя Одесса не меньше завораживала своей красотой. — Похоже, что уже не в одиночку, — многозначительно протянула Тамара, наблюдая за сыном. — Да ладно, — Ира улыбнулась. — Девушку себе нашёл? — Бери выше — он заявил, что влюбился и хочет жениться… Во время их последнего разговора, Тамара уловила в голосе брата странные нотки, будто бы он что-то ей недоговаривает. И, когда она уже собиралась спросить, всё ли хорошо, Пашка огорошил её новостью, что встретил любовь. Филатова сначала не поверила своим ушам, потому что на её брата это было совершенно не похоже — сколько раз она слышала от Паши слова о том, что ему не нужны какие-то чувства? Тем не менее, Валера оказался прав: всякий раз он говорил ей, что это возрастное; перебесится и захочет. Избранница, приглянувшаяся брату, оказалась дочкой его командира. И хотя Тамара побаивалась того, как бы у Паши, на почве каких-то неполадок в отношениях, не начались проблемы с учёбой, он уверил её в обратном — всё взаимно! На дворе вовсю буйствовала красками осень, а у него в душе — весна, которая прорывалась в каждом радостном слове. По словам Пронина, их отношения длились уже несколько месяцев, но прежде он не решался сообщить об этом своей сестре. Напоследок, уже прощаясь, Паша клятвенно пообещал, что в следующем месяце приедет вместе с девушкой в Москву, дабы познакомить их поближе. И в этих словах Тома уже отчётливо уловила намёк, что для брата эти отношения — более, чем серьёзны. Она уже успела поделиться этим с Валерой, а муж, услышав о грядущем знакомстве, только от души порадовался: гостям они всегда рады. — Так это ж здорово, Том! Парень в себя пришёл, строит свою судьбу… — Я вот только переживаю, не торопится ли он, — Тома, будучи старшей сестрой, наверное, как никто другой, хорошо знала Пашу. Но Ира, вслушиваясь в эти слова, считала иначе, думая о том, что подруга переживает, поскольку когда-то на её плечи лёг слишком большой груз ответственности. По сути, после смерти родителей, именно Тамара, а впоследствии — Валера, взяли на себя функцию по воспитанию Паши. И, хоть долгое время он жил в Суворовском, они всё равно приезжали к нему, виделись, да и в крёстные, как-никак, для своего единственного сына, выбрали именно его, а не кого-то из друзей Фила, хоть с ними он был с самого детства, называя тех братьями. — Думаю, с плохой девушкой твой брат бы не связался, — хотелось надеяться, что это так. Филатова и сама понимала, что её переживания сейчас крайне беспочвенны. — Пока что всё, что я о ней знаю — это имя. Ксения. — Я уверена, что всё пройдёт отлично, — Ира не теряла хорошего настроя, обнадёживая. — Пашка с головой дружит и дров не наломает. А ты, как его сестра, конечно же, переживаешь, желая ему счастья, но он уже вырос. В словах Иры была, однозначно, доля правды, которую не принять было нельзя. Тем не менее, для Тамары он по-прежнему оставался её младшим братом. И дело было не в том, что она переживала, хорошая эта Ксения или нет — понимала, что за брата, в любом случае, будет рада, если тот счастлив. Просто, казалось бы, ещё совсем недавно он сам был ребёнком, а теперь вдруг резко заявил, что будет вступать во взрослую, семейную жизнь. Прежде она была единственной близкой для него женщиной, а теперь появился ещё кто-то. Хотя, конечно же, со стороны это смахивало на какую-то ревность. У неё-то уже есть своя семья — есть муж и сын, которых она любит больше жизни, но Паша при этом всё равно тоже оставался для неё семьёй. Одним из трёх самых близких и дорогих её сердцу мужчин. Отмахнувшись от назойливых и не слишком приятных мыслей о ревности, Филатова решила, что будет просто ждать того момента, когда познакомится с Ксенией поближе. Ведь сейчас, действительно, было рано делать какие-то выводы — может, после личного знакомства, эти опасения рассеются. Они пробыли на улице ещё около часа, а потом Тамаре позвонил Валера, и она, забрав сына, попрощалась с Ирой и Юлей. Пчёлкина же, поднявшись с лавочки, тоже решила двигаться в сторону дома. Неспеша катила коляску по соседнему двору, когда услышала резкий собачий лай и, повернув голову, увидела бегущую прямо к ней немецкую овчарку. — Муха! — Не узнать его было невозможно, Ире казалось, что такой добрый и осознанный взгляд может быть только у этого пса. Мухтар, оказавшись подле, встал на задние лапы, подавая ей передние, и Ира, взяв их, присела на корточки, улыбнувшись. Пёс, виляя хвостом и поскуливая, явно был рад их такой внезапной встрече, да и сама она, признаться честно, тоже, поэтому позволяла себе гладить его. — Вижу, что ты соскучился, — и, в подтверждение этим словам, Муха ещё больше заскулил. Уже спустя несколько секунд, в поле её зрения появился и хозяин пса — старший лейтенант Жаров собственной персоной, нагнавший своего питомца. — Ухты, а я-то думал, куда он так резко сорвался, — с лёгким смешком произнёс Макс, — Привет, — Ира кивнула ему и он, бросив взгляд на коляску, заметил девочку, которая, казалось, совсем не испугалась внезапного появления незнакомого дяди и пса, уловив то, что мама обрадовалась такой встрече. Потому продолжала спокойно сидеть в коляске, глядя своими голубыми глазками то на Муху, то на Макса. — Это у тебя дочка уже так вымахала, что ли? Сколько ей сейчас? — Уже почти год и два — барышня самостоятельная растёт, так что слежу в оба. — Ира улыбнулась, переведя взгляд на Юлю. Мухтар, подойдя ближе к коляске, тоже смотрел на маленькую Пчёлкину, не лая. Умный пёс понимал, что так может только напугать ребёнка, а Юля, глядя на него, вдруг улыбнулась. — Сябака, — детская ручка потянулась в сторону Мухтара и тот, осторожно приблизившись ещё ближе, уткнулся мокрым носом в маленькую ладошку. Ира с Максом с улыбками переглянулись. Подпускать Муху к дочке Пчёлкина не боялась, поскольку точно знала, что этот пёс не способен обидеть человека — от него хорошо доставалось только преступникам на задержаниях. К тому же, Муха — пёс чистоплотный, и отличается от обычных дворовых собак, которые могут при контакте занести какую-то инфекцию. — Слушай, ну, ты вообще не изменилась, — Макс, подав голос, снова привлёк её внимание к себе. — Красотка! — Спасибо, — Пчёлкина улыбнулась. — Ты сам-то как? Как у тебя дела, работаешь в поте лица, не покладая рук? Ира с Максом не виделась больше года. С того самого момента, когда она ушла в декретный отпуск, их общение, что было обусловлено понятными причинами, урезалось. Были, конечно, звонки по праздникам с поздравлениями, вроде дня рождения, были какие-то новости, которые долетали до неё при общении с Викой, пока та ещё работала в отделении, но лично пересечься им как-то не удавалось. И вот, сейчас, внезапно встретив его на улице, Ира ловила себя на мысли, что она действительно рада его видеть. — Сама знаешь, наша служба и опасна, и трудна, так что загруженности хватает, — Ира кивнула. — Тебя вот, правда, не хватает, мы с Гришкой как раз недавно вспоминали, ностальгировали. — А с новым следователем как, сработались? — Так себе, — Макс предпочёл умалчивать о том, что Василису Михайлову ОВД «Щукино» воспринимало пока в штыки. Не заладилось у них что-то с ней, хотя, наверное, это вопрос притирки и времени и какие-либо выводы делать рано. — Ну она пришла к нам после того, как Жданова ж уволилась, думаю, ты слышала. — Краем уха, она мне рассказывала, — Ира кивнула, слегка раскачивая вперёд и назад коляску, в которой сидела Юля. Дочка не сводила глаз с Мухтара, который явно ей понравился, и сам пёс наблюдал за ней, поворачивая голову то влево, то вправо, чем вызывал у неё новую улыбку. — Ну вот. Карпов, конечно, рвал и метал — пытался чё-то там выяснить, но она рогом упёрлась: всё, увольняюсь, и приехали. А ты ж его знаешь, он и так бесится в отношении женщин, а тут, когда прям носился, обучая её почти полгода, а она вот так… — Слова, озвученные Максом, удивили. Ира сузила брови, вслушиваясь в его голос и прокручивая в голове ту информацию, которую ей озвучила Вика. — Погоди, у них же, вроде, конфликт был, разве нет? Жаров, глядя на неё, казалось, не понимал, о чём она говорит. — Конфликт? — Ну да. Она мне сама об этом сказала, когда просила помощи, чтоб через Витю работу найти. — Не, ну как конфликт, — он пожал плечами, — я б не сказал, что там прям какая-то жесть творилась, так же, как и со всеми. Просто его выбесило, что она заявление накатала и ушла, толком даже не закончив текущие дела. Пришлось ему потом свою задницу надрывать, разруливая… Ира хмыкнула. Да уж, ситуация какая-то неоднозначная и подозрительная. Если до этой минуты она не сомневалась в том, что Карпов спровоцировал Вику уйти из отделения, то теперь, услышав слова Макса, задумалась. Жаров бы не стал врать, к тому же, он сказал это всё, даже не отвечая на её вопросы, а так, вскользь, за что она и зацепилась — не в характере Макса придавать истории и фактам каких-то надуманных деталей, чтобы скрасить картину. Неприятный вывод напрашивался сам собой: значит, Вика её обманула, и ушла она по какой-то другой причине.***
Вернувшись с прогулки, Ира усадила дочку играть в детской, устроив ей мягкий уголок из подушек и игрушек, а сама принялась за дальнейшие домашние дела. Корзина с грязным бельём в ванной дождалась своего часа — вынимая вещи одну за другой, Пчёлкина аккуратно складывала их в стиральную машинку, убеждаясь, что ни одна вещь не испортит другую и не полиняет при стирке. Добравшись, наконец, до пиджака Вити, лежавшего уже на дне корзины, Ира хотела и его положить вместе с остальными вещами, как вдруг услышала какой-то странный звук, похожий на щелчок, будто что-то твёрдое ударилось о поверхность люка. Рука скользнула в один карман, но нащупала там лишь пустоту, а спустя секунду — во второй, обнаружив находку. Последнее, что Ира ожидала увидеть в вещах своего мужа — женскую помаду, которая не принадлежала ей самой. К тому же, свою косметику Пчёлкина хранила в собственном комоде в спальне, никак не в карманах его одежды. Поверить в то, что эту вещь Витя купил ей в качестве подарка, но забыл отдать — она тоже не могла, поскольку, с лёгкостью открыв её, увидела не только тёмно-бежевый оттенок, которым она абсолютно не пользовалась из-за неподходящего тона, но и след от чьих-то губ. Этой помадой уже пользовались, причём, не раз — она была израсходована почти что наполовину. Слабый червячок сомнения зашевелился в голове, шепча о том, что это значит, что у него кто-то есть, и тут же — в противовес этому голосу — перед глазами всплыло воспоминание.— Я хочу, чтобы ты запомнила одну вещь, — неожиданно произнёс Витя, будучи уже вполне серьёзным. Выражение его лица заставило её подавить улыбку, которая пыталась прорезаться на лице, и задать ответный вопрос:
— Какую? — Её ладони скользнули по его спине, остановившись на крепких широких плечах.
— Мне никто, кроме тебя, не нужен.
Сунув пиджак в машинку и настроив подходящий режим, она, продолжая держать находку в руке, вышла из ванной. Юля по-прежнему играла в детской — несмотря на свою непоседливость, дочка не отличалась капризностью и могла вполне спокойно играть в одиночестве. Ира, сев на диван в гостиной, покрутила помаду между пальцев. Снова открыла её, осмотрев стержень. Закрутила и закрыла крышкой, и снова покрутила. Сердце отказывалось верить в то, что это — правда, да и здравый смысл не то, чтобы соглашался. Ну, как у Вити может кто-то быть? У него попросту не хватило бы времени, учитывая весь плотный график в офисе, а каждую свою свободную минуту он старался проводить с ними. «А ты уверена, что каждую? Ведь он только тебе так говорил, а где был на самом деле во время очередной «сделки» ты не знаешь.» Если это действительно так, то, что получается — он врал? Врал, пока она его ждала здесь; врал, закрывая её в четырёх стенах и запрещая выходить на работу; врал, устраивая всё так, как выгодно ему, чтобы они жили по его правилам, а сам в это время… Ира вернулась на мгновение во вчерашний вечер. Они ведь провели его вместе с Витей — они болтали, смеялись, вспоминали… Неужели он притворялся? Неужели вчера, пока она готовила ему ужин и предвкушала их романтический вечер, Пчёлкин вернулся к ней от другой женщины? И после этого совершенно спокойно сидел рядом с ней, брал её за руку, целовал, смотрел в глаза… Нет. «Это неправда. Он просто не способен на такое, он… он не может быть таким подлым и двуличным. Да, он неидеальный, но… Кем нужно быть, чтобы опуститься до такого?» «А ты разве можешь найти этому какое-то другое объяснение?» — Спрашивал внутренний голос. И Ира не могла, но верить по-прежнему отказывалась. Единственным, кто мог бы — и должен был — найти какое-то объяснение, был Витя. Однако, звонить ему в офис прямо сейчас и решать всё по телефону — дохлый номер. Во-первых, муж зачастую был недоступен, если находился на деловых встречах, а во-вторых — ей хотелось увидеть его глаза в тот момент, когда она ему расскажет о своей находке. Потому что в этом случае у него не получится ни юлить, ни уходить от ответа. Пожалуй, она бы никому в этом не призналась вслух, даже самой себе, но в глубине души Ира хотела услышать что угодно, кроме факта измены. Потому что если это действительно так и у него кто-то есть, то Виктор Пчёлкин перестанет для неё существовать. Время в ожидании и этих навязчиво-пугающих мыслях растягивалось, будто назло. Ира никак не могла успокоиться: остаток дня играя с дочкой, убирая в квартире, развешивая стирку или разговаривая по телефону с отцом — она всё время думала об этой чёртовой помаде, которую оставила на полке серванта в гостиной. Пчёлкина перебирала в голове лица всех знакомых ей женщин, но все они или не пользовалась схожим оттенком, или не пользовались косметикой вообще, предпочитая естественную красоту. Значит, это помада принадлежит женщине, которая входит в Витин круг общения. И, собственно, вставал логический вопрос: кто она? И каким таким образом её косметика попала в карман к мужу Иры? Когда же, наконец, стрелка часов коснулась отметки восьми вечера, Пчёлкин переступил порог квартиры. Юля, в отличие от вчера, ещё не спала и, по-хорошему, её бы следовало уложить, прежде чем заводить такой разговор, но любопытство взяло вверх над Ирой. Прикрыв дверь в детскую, она вышла к мужу, который, довольно улыбнувшись, растянулся на диване. — Я смотрю, у тебя хорошее настроение, — констатировала Ира, чуть улыбнувшись. Она всё ещё не была уверена в том, что следует переходить к тяжёлой артиллерии и затевать сходу скандал. — День получился отличным, — поделился Витя, не чувствуя подвоха в её голосе. — Заключил ещё одну прибыльную сделку? — Можно сказать и так. А у тебя как день прошёл? — Интригующе, — призналась Ира и, увидев, как Витя сузил брови, добавила: — Я, честно говоря, еле дождалась твоего возвращения и сейчас мне не терпится поделиться с тобой новостью. — Надеюсь, новость хорошая? — Зависит от того, что ты мне скажешь, — подойдя к серванту, Ира взяла помаду и опустилась на диван рядом с Витей, обращая его внимание на вещицу. — Узнаёшь? Пчёлкин скользнул взглядом по находке — помада была для него незнакомой. — Я не сильно шарю во всех этих женских штучках, — честно признался он. — Я знаю, — Ира кивнула. — Давай с тобой рассуждать логически: это не моя помада, я таким оттенком не пользуюсь. Ты, думаю, втихаря от меня навряд ли заработал себе увлечение красить губы, верно? Ну, а Юля у нас слишком маленькая для таких вот игрушек. И у меня к тебе, Вить, только два вопроса сейчас: чья это помада и как она оказалась в кармане твоего пиджака? Глядя в глаза своего мужа, женщина чётко уловила там полную растерянность. — Бред какой-то… — Вещи из воздуха просто так не берутся. Секунды шли, Пчёлкин гипнотизировал помаду взглядом и молчал, не зная, что сказать. Ира, глядя на него, отсчитывала про себя каждую секунду, которая продолжала держать её в чёртовой неизвестности. — Витя, чья это помада? — Да откуда я знаю, чья? Может, это кто-то прикололся или… — Я, знаешь ли, не представляю себе человека, который предпочитает подобные «приколы», — она продолжала смотреть ему прямо в глаза и видеть, как там мелькает что-то такое, что ей не удавалось разгадать до конца. — Скажи мне правду. — Ир, я, правда, не знаю, как она там оказалась, — Витя смотрел ей в глаза, говоря это, и по его выражению лица, наверное, можно было бы сделать вывод, что он действительно не знает, и всё происходящее сейчас для него — не меньшая неприятная неожиданность, чем для неё. Но слепо поверить этому факту было трудно. — То есть, ты носишь вещи и даже не знаешь, что у тебя в карманах и как это туда попадает, да? — Сощурившись, она не сводила с него глаз, чувствуя, как внутренняя волна поднимается в ней и Ира начинает заводиться. — Тебе не кажется, что это какой-то бред? Пчёлкин, как бы того ни хотел, понимал, что она права. Это звучит по-идиотски, но он действительно ничего не знал об этой помаде, до тех пор, пока она ему её не показала. — У тебя кто-то есть? — У меня никого нет. Правда: если я не здесь, то торчу целыми днями в офисе, почему ты мне не веришь? — А ты бы на моём месте поверил? — Ира перевела взгляд на «сюрприз», который продолжала держать в руке. — К сожалению, Вить, то, что ты сейчас говоришь — это только слова, а факты — вот, — при этом, покрутила закрытой помадой у него перед лицом. — Что мне сделать, чтобы ты поверила? — Сказать мне правду. — Она снова посмотрела ему прямо в глаза. — Чьё это? — Да я не знаю, блять, чья эта грёбаная помада! — Уже переходя на повышенный тон, ответил он, заставив её на миг прикрыть глаза из-за громких слов. — Не ори, Юлю напугаешь, — холодно осадила его Ира. На лице Вити проскочило раскаяние. — Извини. — Уже гораздо тише произнёс он, понимая, что жена права. Не хватало ещё, чтобы дочка услышала и расплакалась. — Хорошо. — Ира кивнула и, поднявшись с места, поставила помаду на столик. — Не хочешь — не говори. Одна просьба, — глядя сверху вниз на него, проговорила она. — Верни эту вещь её законной хозяйке, и предупреди, что в следующий раз я не буду ни о чём разговаривать. Если я узнаю, что у тебя кто-то есть или ещё хоть раз замечу вот такие «приколы», нас с дочкой в этих стенах ты больше не увидишь. — И хоть она не повышала голос, но тон, каким были произнесены эти слова, был не на шутку убедителен. Ира говорила серьёзно, заявляя о том, что уйдёт от него, и Витя, представив себе подобное развитие событий, пришёл в ужас. — Ир, ну правда… — Всё, — она обернулась на полпути к детской. Повисла пауза. Он продолжал смотреть на неё, а она, опустив свой взгляд, добавила уже тише: — Я сейчас пойду уложу Юлю и потом лягу спать, очень устала. Если хочешь есть — разогрей себе ужин самостоятельно, всё в холодильнике. Как только жена скрылась за дверью детской, Пчёла, бросив взгляд на помаду, сжал руку в кулак, чувствуя накатывающую ярость. Несмотря на то, что он только что отнекивался и врал ей, глядя в глаза, сам отлично догадался и понял, кто и когда ему подсунул этот «сюрприз». Если он завтра увидит Жданову возле офиса — придушит голыми руками эту тварь. — Сука, — прошипел Пчёлкин, признавая, что Вика оказалась гораздо хитрее, чем он предполагал. Додумалась до этого фокуса, явно зная, что Ира, обнаружив подобное, не станет молчать. Здесь и сейчас она снова влезала в их жизнь, внося раздор, и Витя ненавидел себя за то, что когда-то позволил себе провести ту чёртову ночь в её компании, после которой всё пошло кувырком. Если бы он сейчас сказал Ире правду, то, вне всяких сомнений, грянула бы самая настоящая буря. Она могла бы собрать свои вещи и уйти, даже не став дослушивать после слов «мы целовались», а признаться ей, не имея никаких доказательств на руках, в том, что Жданова это делает специально, он не мог. Ира ему не поверит — тем более, что клятая помада не красная, как у Вики, и этот аргумент будет не в его пользу. Аппетит после такого разговора отпал сам собой. Когда жена вышла из детской, направляясь в спальню, он снова попытался заговорить с ней, но она не стала его слушать. Сухо пожелав спокойной ночи, Ира не стала его целовать на сон грядущий, оставив его наедине в гостиной. И даже когда он вошёл в спальню, тоже став готовиться ко сну, уже не пытаясь завязать какого-то разговора, даже не посмотрела на него. Улёгшись на кровати, она отвернулась в другую сторону, к окну, и натянула на себя одеяло, подсунув подушку поудобнее. Витя молча наблюдал за ней и на несколько секунд остановился посреди спальни, чем вызвал только короткую фразу: — Если ты собираешься ложиться, выключи свет, мешает. — Спустя долю секунды он щёлкнул по выключателю и люстра на потолке погасла, окуная их во мрак. Пчёла, откинув одеяло со своей стороны кровати, лёг рядом и, повернув голову, увидел только тёмные волосы, рассыпавшиеся по подушке рядом. — Спокойной ночи, — тихо проговорил он, услышав в ответ лишь тишину. Но о спокойствии в эту ночь Ира могла лишь мечтать. Лёжа в постели, она всё никак не могла уснуть, глядя на то, как лунный свет пробивается прямо к ним в окно спальни. В её голове крутились мысли, избавиться от которых было довольно-таки сложно. Пчёлкина пыталась выбросить их из головы, но подсознание отказывалось подчиняться, то и дело подбрасывая какие-то совсем уж похабные картинки с участием Вити и этой неизвестной ей женщины, чью помаду она обнаружила у него в вещах. «Мне никто, кроме тебя, не нужен…» Перед ней кто-то словно поставил невидимые весы, на одной чаше которых были её собственные сомнения, подкреплённые его странным поведением и этой находкой, а на другой — его словами, продолжавшими звучать у неё эхом в ушах, отчего хотелось зажать их рукой, только бы прекратить эту пытку. И больше всего на свете ей действительно хотелось ему верить. Верить даже сейчас, несмотря на то, что какое-то липкое и неприятное ощущение коснулось внутренностей от одной только мысли, что он может её обманывать. Что случится, если однажды она узнаёт, что у него есть любовница? «Я клянусь тебе, что ты будешь самой счастливой…» Если когда-нибудь она узнает о том, что он её обманывает и водит за нос, ведя двойную жизнь — кажется, не переживёт. Разобьётся, словно рухнув со скалы вниз, насмерть. И её сердце, которое она ему отдала, больше не сможет любить его — оно, вероятнее всего, совсем перестанет верить в любовь. Какой бы ни была их история, как бы сильно Ира ни понимала, что они с Витей — далеки от идеала, ей хотелось чувствовать под ногами твёрдую почву и знать, что человеку, с которым она связала свою жизнь, она может безоговорочно верить везде и во всём. Верить, не боясь найти какие-то доказательства, которые разубедят её в обратном. Верить просто потому, что она его любит. «Верь мне…» Иначе какой в этом смысл?