Зависимые

Сентябрь, 1993 год.

На большой, просторной кухне, за чашкой чая велась оживлённая, на первый взгляд, беседа. Ира сидела за столом напротив Вики, которая пришла сегодня к ним в гости — Жданова увлечённо рассказывала о том, как в прошлом месяце побывала в отпуске и отдохнула на море. Пчёлкина, однако, слушая её рассказ, не вникала до конца в слова, которые пролетали мимоходом, погрузившись в свои собственные мысли, которые, увы, были далеки от радости. За последние девять месяцев, минувшие с новогодней ночи, Ира не раз вспоминала слова обещания, которое ей дал муж — о том, что она будет самой счастливой. И это счастье куда-то, казалось, совершенно незаметно ушло, растворилось в пределах их квартиры на Смоленской площади, сведясь только к маленькой Юле, продолжавшей радовать глаз и быть поводом восхищения для родителей, объединяя их. С конца февраля Витя часто пропадал в офисе — гораздо чаще, чем когда бы то ни было. Задерживался допоздна, а то и вовсе оставался на всю ночь; ездил в командировки, отсутствуя в Москве сначала днями, а затем — неделями. Ира жутко скучала по нему, и всякий раз, когда они созванивались, слыша в трубке мужской голос, хотела, чтобы он как можно скорее вернулся. И Витя возвращался — всегда с пышным букетом её любимых ромашек и какой-нибудь очередной игрушкой для Юли, уставший, но довольный очередной удачей, связанной с какой-нибудь мега-важной сделкой. Ира в такие моменты, конечно же, радовалась его успеху, искренне стараясь поддерживать тот настрой, который был ему необходим, но внутренне сжималась от ощущения того, что между ними пропадает прежняя близость. Подобное ощущение уже было с ней в момент беременности, но тогда, как ей казалось, вся причина была в гормональном сбое — и, после появления Юли, они, действительно, жили вполне хорошо несколько месяцев, вплоть до Нового года. Несмотря на свою занятость, Витя находил время, чтобы побыть с ней рядом, но сейчас, вот уже на протяжении почти полугода, она всё чаще оставалась одна, когда до ужаса хотелось почувствовать его присутствие. Ира поначалу твердила себе, что проблема в ней, не предъявляя ему бурных претензий — видела, что Витя старается ради них с дочкой, чтобы обеспечить их всем необходимым. Убеждала себя, что нужно потерпеть совсем чуть-чуть: что вот, после очередной командировки, муж возьмёт паузу, и они, наконец-то, вспомнят, что значит быть одной настоящей семьёй, но всё получалось совсем не так. И её новогоднее желание — чтобы они держались все вместе — срабатывало с точностью до наоборот. Время шло, ничего не менялось, кроме того, что Ира, бывая в гостях у Томы или у Даши, гораздо чаще сталкивалась там с Валерой и Космосом — они, в отличие от Вити, находили в своих плотных графиках возможность, чтобы провести время с семьёй. И хотя, конечно же, у всех свои скелеты в шкафу, выпытывать у подруг напрямую об их взаимоотношениях с мужьями Ира не хотела, дабы не жаловаться на свои собственные проблемы — всё же, личная жизнь на то и личная, что всё это касалось только их с Витей. Но с каждым разом, получая букет ромашек и какой-нибудь подарок, привезённый из командировки, Ира ловила себя на мысли, что ей нужно не это. Кратковременные знаки внимания перестали приносить радость, ассоциируясь с простой формальностью со стороны Вити. Порой, доходило до того, что ей казалось, будто он откупается от неё этими подарками. Это изводило её, заставляло копаться в причинах, которых она не могла найти, и со временем Ира стала задумываться, что, может, всё дело в ней? Наверное, любая другая на её месте была бы просто счастлива: муж деньги зарабатывает, обеспечивая от и до; дочка маленькая подрастает; друзья, родственники рядом, все живы и здоровы. Чего ещё, спрашивается, для счастья нужно? Разве это не оно? Ира убеждала себя, что она счастлива — изо всех сил делала вид, что у неё всё прекрасно, не давая никому возможности разглядеть собственных эмоций. Если вдруг у неё спрашивали, как они с Витей живут — ответ был неизменным: всё хорошо. Всё отлично! Живут в понимании, в гармонии, в счастье… А потом, возвращаясь в квартиру в сопровождении охраны, — муж нанял двадцатипятилетнего Егора ещё в конце января, — Ира переступала порог, оставаясь наедине с Юлей, кормила и укладывала дочку спать, после чего можно было уделить время себе. Она уделяла его этим мыслям — чаще, чем ей бы того хотелось — прокручивала в голове его слова, словно на повторе, и убеждала себя, что она счастлива. Ей повезло с мужем. У неё прекрасная дочь. Все живы и здоровы. …Разве это не счастье?.. Оказывается, нет. Не оно. И силы оказались не бесконечными — они закончились. В какой-то момент, ещё весной, Ира попыталась поговорить с Витей открыто, но в ответ получила только дежурную фразу о том, что сейчас важный период и нужно потерпеть. Ира терпела. Терпела май, терпела июнь, июль и август. Довольствовалась кратковременными выходными, которые Витя позволял себе проводить с ними, но их было чертовски мало. Время рядом с ним проносилось со скоростью света, а без него — тянулось, словно тягучий клей. И Ира чувствовала себя приклеенной на одном месте, потому что она, в отличие от Вити, никак не развивалась. Ей казалось, что муж абсолютно не замечает того, что происходит — и всякий раз, когда Ира хотела снова поговорить с ним, он усиленно делал вид, что всё в порядке или сбегал от этого разговора, оправдываясь жёсткой нехваткой времени. Чаще всего при этом ей доставалась дежурная фраза с обещанием, что они поговорят вечером, но, к тому моменту, когда Витя возвращался, за окном уже была глубокая ночь и Ира, после кучи домашних дел, валилась с ног от усталости, засыпая в одиночестве в их спальне. Сегодняшняя ночь тоже не стала исключением из этого устоявшегося правила. Пчёлкина прикрыла глаза, на миг вернувшись мыслями в предыдущий вечер, когда он снова позвонил ей из офиса.

— Как прошёл твой день?

— Бывало и лучше, — Витя тяжело вздохнул, перекладывая какие-то бумаги. Ира слышала их шелест на столе и ей не составило большого труда представить себе мужа, который сидел в своём просторном кабинете и сверялся с каждой бумажкой, параллельно раскуривая очередную сигарету, чтобы хоть немного расслабиться. — Заебался я с этими договорами и сделками…

— Может, тогда ну их, эти бумажки? — Предложила Ира, стоя на кухне и лёгким движением отодвигая край занавесок, всматриваясь в темноту за окном. — Приехал бы домой, отдохнул и расслабился…

— Я бы с радостью, но отдых пока мне только снится, — фраза была наполнена явным сарказмом в его тоне голоса.

О том, что такое нормальный сон, Витя тоже уже успел подзабыть. Даже после сильной усталости, Пчёла подолгу мог ворочаться, не имея возможности нормально уснуть. Вероятно, сказывался стресс и собственная моральная загруженность, которая давила на него тяжким грузом. На кону стояли немалые деньги и перспектива их получения маячила перед глазами, заставляя жертвовать буквально всем, чем только можно.

— Дело, конечно, твоё, но я тебе напомню, что крепостное право давно отменили.

— Отменить-то отменили, а вот работы от этого меньше не стало… — Тем более, сейчас Витя пахал за двоих, если не за троих, учитывая тот факт, что Белый находился в Штатах, регулируя там деловые вопросы. Со своей стороны, Пчёла обеспечивал страховку здесь, в Москве. Космос не сильно-то и интересовался всеми этими договорами, а Фил вообще появлялся в офисе редко, пропадая, по большей степени, на съёмках. — Как там принцесса моя, не капризничает? — Витя решил перевести разговор в более приятное русло, спросив о дочери.

И в голосе его тут же прорезались особенные, нежные нотки. Как бы там ни было, а Юлю муж очень любил, и Ира это знала. Это чувствовалось.

— Еле уложила её, — битый час пришлось провести за чтением сказки про Белоснежку и семь гномов, прежде чем Юля, наконец, послушно закрыла глазки, погружаясь в яркие сны, — с тобой было бы проще, — дочка любит, когда именно папа читает ей сказку на ночь, и с ним она почти мгновенно засыпает.

Нет, к Ире, конечно же, Юля тоже тянется, но, чаще всего, с папкой у неё какой-то особенный контакт выходит. Витя её, однозначно, балует, без устали качая на руках и поднимая вверх, чтобы дочка заливисто смеялась, а вот Ире подобные долгие укачивания девяти килограммового ребёнка уже становятся в тягость.

— Передай ей завтра, что папка вечером приедет и будет с ней играть.

— Такой новости она точно обрадуется… — Ира вздохнула, выдержав паузу. Несколько секунд на телефонных проводах стояла жгучая тишина, прежде чем она всё же произнесла следующие слова: — Жаль, что маме так не везёт, как ей.

— В смысле? — Витя не понял этой фразы, промелькнувшей в разговоре, однако, почувствовал, что такие слова не несут в себе ничего хорошего.

Ответа не последовало — Ира, стоя на кухне, только вздохнула, продолжая прижимать трубку к уху.

— Ир?

— Ладно, Вить, не заморачивайся, потом поговорим, когда ты вернёшься. По телефону решать не вариант… — Она ведь знает, что он не любит, когда его отвлекают от дел, а сейчас ей и самой резко расхотелось с ним разговаривать. — Спокойной ночи, — и, не дожидаясь его ответа, она сбросила вызов, обрывая разговор.

Каким бы ни был озадаченным муж в этот момент, всё же перезванивать не стал, за что Ира была ему благодарна — не хотелось, чтобы Юля, услышав звонок, проснулась вновь. Оставив трубку на столе, женщина отправилась в спальню, чувствуя, как её саму понемногу начинает клонить в сон.

— Эй, ты меня слушаешь вообще? — Несколько щелчков пальцами перед носом заставили опомниться, сконцентрировав внимание на Ждановой. Вика наблюдала за ней и, похоже, была не слишком довольна замеченным. — Что с тобой? Я уже двадцать минут рассказываю тебе про поездку, а ты сидишь, как памятник, даже не шевелишься. — Всё нормально, просто задумалась, — Ира сделала глоток из чашки и поняла, что её чай уже давно остыл. Чашка блондинки и вовсе опустела. — Извини, конечно, что я спрашиваю, но… У вас с Витей всё хорошо? — Вопрос был с подвохом. И со звёздочкой. Сколько раз Ира уже слышала эту фразу от остальных? Однако, именно сейчас, в тоне голоса собеседницы отчётливо улавливала сомнение. Небезосновательное, но, тем не менее, ответила заученно: — Всё прекрасно. Просто вспомнила, как мы с ним ездили в Одессу отдыхать, — их единственная совместная поездка на море, оставшаяся в памяти, грела душу. Тогда они поистине были счастливыми и беззаботными…

В моменте Ире кажется, что последних нескольких лет не было. Они, словно дети, брызгают друг на друга в воде, абсолютно не обращая внимания на счёт времени. Лицо Пчёлкина на секунду приобретает шуточное каменное выражение, а сам он начинает надвигаться на неё, желая поквитаться за то, что Ира только что заставила его слегка «хлебнуть» Чёрного моря. Достав ногами до дна и трезво оценив обстановку, Холмогорова собирается свалить куда подальше, пока не стало поздно, но план проваливается — крепкие мужские руки обхватывают её вокруг талии, приподнимая вверх. Ире ничего не остаётся, кроме как крепко ухватиться за руку Вити, которая становится единственным устойчивым ориентиром, потому что сама она практически повисла в воздухе.

— Пчёлкин, ты этого не сделаешь!

— Уверена? — Он коварно ухмыляется. — Пристегните ваши ремни, мадам! — И разбивает её ожидания вдребезги, перекидывая лёгкое тело в воду.

Вика, впрочем, наблюдая за ней, сомневалась, что Ира думала только о поездке в Одессу. Конечно же, все её вопросы были не из праздного любопытства — Ждановой действительно было интересно, как у них обстоят отношения, и сейчас её внутреннее чутьё буквально кричало ей о том, что всё плохо. Потому что женщина, которая счастлива в отношениях, просто не может сидеть с таким лицом, вспоминая, если верить её же словам, собственного мужа. — Так что там ты говорила про поездку? — Да так, уже неважно, — отмахнулась Вика. Это, пожалуй, очень хороший знак — для неё. Подумав о том, что лучшего момента ей не дождаться, блондинка вдруг заявила: — Слушай, я с тобой уже как-то говорила об этом, но теперь, мне кажется, можно и вернуться к этой теме. У меня приятель есть, он ищет себе сотрудников в офис, как раз по нашему профилю. Я бы, честно говоря, и сама пошла, но вы с Витей уже помогли мне устроиться, и как-то неудобно, а вот ты, думаю, ему бы подошла. — Что за офис? — Да обычный офис, адвокатская контора, считай. Нормированный рабочий график, никаких ночных дежурств. И, кстати, в шаговой доступности от вас, тут буквально минут пятнадцать пешим ходом. Что скажешь? — Хотя, Вика по глазам уже видела, что это предложение заинтересовало Пчёлкину. Конечно, ведь та всегда была помешана на работе. Ещё со времён их сотрудничества в ОВД, Вике казалось, что Ире дай волю — и она будет хвататься за каждое нераскрытое дело. Да и потом: кого бы такое не заинтересовало, после стольких месяцев сидения дома в обнимку с пелёнками и сосками? — Звучит заманчиво. — Если надумаешь, дай знать. — Мне сначала нужно с Витей посоветоваться.

***

Ира стояла около кроватки дочери и никак не могла перестать ею любоваться. Юля ещё спала, сжимая в маленьких ручках большую мягкую пчелу — ту самую, которую когда-то Пчёлкина обнаружила у себя в палате роддома. Не верилось, что время так быстро пролетело — их с Витей малышке уже исполнился год и месяц! Девочка росла красавицей, будучи внешне похожей на своих родителей: более тёмный цвет волос был унаследован от матери, а голубые глазки — от отца. Пухлые щёчки и обворожительная улыбка, которая появлялась на лице всякий раз, когда малышка видела Витю, вернувшегося с работы, заставляла сердце внутри трепетать от восторга. Ну, а с той самой поры, как в свои десять месяцев их дочка стала делать первые шаги, застать её на одном месте можно было только в спящем виде. Непоседливое дитя, которое, как говорил дядя Космос, уже любит искать себе приключения — к примеру, на днях умудрилась испачкать зелёнкой Вику Жданову. Всё случилось как раз после того разговора с предложением о работе — Юлю нужно было кормить и Ира принесла её на кухню, посадив на специальный детский стульчик. И пока она крутилась над шкафчиками, готовя кашу, а Вика искала в своей сумочке какую-то вещицу, Юля дотянулась до пузырька с зелёнкой, который Жданова неосмотрительно достала из своей сумки — Пчёлкина забыла уточнить, зачем он ей вообще был нужен? Вопрос как-то не возник в её голове, но в моменте, когда Вика вскрикнула, Ира обернулась и заметила грязное пятно на белой, словно мел, блузке. — Прыткая она у вас… — Извини, мы с Витей стараемся при ней не оставлять ничего такого. — Можно мне воспользоваться вашей ванной, чтобы оттереть это как-то? — Хотя, честно сказать, Ира сомневалась, что это удастся. Но кивнула. — Конечно. Вика скрылась за дверью, на которую Ира ей указала, после чего сама Пчёлкина перевела взгляд на дочку, которая выглядела вполне себе беззаботной и тут же улыбнулась маме. — Шкодница маленькая… — Тем не менее, как таковой обиды или осуждения в голосе не было. Ира могла бы поклясться, что за последний год дочка стала для неё неоспоримым центром Вселенной, но порой, наблюдая за мужем, она поражалась тому, как сильно Витя менялся на глазах в присутствии дочки. Несколько недель назад, вернувшись домой раньше обычного, что было огромной редкостью, Витя сразу же отправился в кабинет, что-то на ходу бросив про документы, которые нужно срочно просмотреть. Ира в это время находилась на кухне, разогревая ужин. Когда муж вышел из кабинета, она заглянула в детскую к дочке и убедилась, что та играет в компании кучи плюшевых игрушек — на первый день рождения Юлия Пчёлкина получила половину детского мира, не меньше, и Ира поражалась, как всё обилие презентов в принципе поместилось у них в детской. Игрушки сменялись с такой скоростью света, что, наблюдая за ними, ей хотелось даже возмутиться: окружающие друзья и родственники вознамерились при каждом своём визите баловать маленькую пчёлку, а тут ещё и повод подвернулся! В общем, вернувшись на кухню, к мужу, Ира расспрашивала его об очередном трудовом дне в офисе. Витя отвечал нехотя, по всей видимости, не желая посвящать её во всю эту рутину с договорами — это ведь не её отдел милиции, где каждый день происходило что-то интересное, сплошная рутина. Женщина не стала возражать, но подумала о том, что он понятия не имеет о настоящей рутине, которой последние полтора года жила она. Дом, хозяйство, быт, и уход за дочкой — это, конечно, хорошо, но Ира не могла не признать, что ей этого мало. Всякий раз, когда она видела Жданову или других ребят, слышала какие-то новости от бывших коллег из отделения, это навевало на неё тоску и ностальгию. Она понимала, что ей не хватает прежних каких-то дежурств, выездов, не хватает простого человеческого общения, какой-то насыщенности. Да, у неё по-прежнему было общение с родными и друзьями, но в профессиональном плане Ира продолжала стоять на ступеньке декретного отпуска, который уже начинал казаться самой настоящей каторгой. Без работы Пчёлкина задыхалась, но всякий раз, когда она думала хотя бы намекнуть Вите о том, чтобы вернуться, он срывался по каким-то делам или делал вид, что не понимает, о чём она говорит. Последнее Иру особенно подбешивало, но супруг, ретирующийся с поля зрения в считанные секунды, не оставлял ни малейшего шанса на продолжение разговора. Когда спустя несколько минут она вышла из кухни в гостиную, её взгляд сразу наткнулся на приоткрытую дверь кабинета. Муж всегда плотно прикрывал за собой дверь, и поверить в то, что он вот так просто оставил открытый доступ на свою территорию было нереально. К тому же, именно в кабинете, в ящике Витиного стола, хранилось то, что ни в коем случае не должно было стать достоянием дочкиного внимания или её цепких пальчиков. Одного взгляда в детскую было достаточно, чтобы убедиться, что там уже пусто. — Юля! — Мигом оказавшись в кабинете, обеспокоенная Ира хотела уже подхватить дочку на руки, как в ту же секунду замерла, впав в ступор. Содержимое ящиков внутри стола девочку мало интересовало, в отличие от отцовских бумаг. О том, как именно ей удалось спихнуть отцовский портфель и почему они с Витей этого не услышали — история умалчивала, но теперь перед глазами Иры чётко предстали Витины бумаги. Ещё совсем недавно это были явно какие-то договора или копии, а теперь — альбомные листы для юной художницы, которая в свои год с небольшим научилась держать в руках кисточку и пользоваться красками. — Солнышко моё, ну, зачем тебе эти бумаги? Папа расстроится, — Ира, осторожно забрав из рук дочки изрисованные листы, представила Витину реакцию. А она, надо сказать, не заставила себя долго ждать, потому что, услышав с кухни Ирин голос, Пчёла прервал трапезу, чтобы выяснить, в чём дело. Увидев испорченные договора, Витя на секунду выдержал паузу, поджав губы. Именно эти бумаги весь предыдущий день он, не покладая рук, составлял в офисе. Теперь, стараниями дочки, придётся всё начинать по новой, но злости в нём не было. Стоило мужчине только взглянуть на свою принцессу, как при виде её умилительных голубых глаз, так похожих на его собственные, весь внутренний запал исчезал без следа. А на следующий день муж принёс из магазина несколько альбомов для рисования и новые краски — сказал, что если его принцесса хочет рисовать, он обеспечит её всем необходимым. Ну и, на всякий случай, теперь, каждый раз, покидая кабинет, он закрывал его на ключ. Из размышлений Иру вывел звук повернувшегося ключа в замочной скважине — нетрудно догадаться, что это Витя уже вернулся домой. Сегодня он, в отличие от предыдущих случаев, даже рано — на часах всего-то половина восьмого утра. И, зная Пчёлу, можно поспорить, что максимум до обеда он пробудет в квартире. Примет душ, немного отоспится, поиграет с дочкой и снова отправится в офис, наградив Иру поцелуем на прощанье. Когда в последний раз он устраивал себе полноценный выходной, весь день проводя только с ними? Чертовски давно. Тихо покинув детскую, Пчёлкина вышла в коридор, тут же сталкиваясь взглядом с мужем. — Доброе утро, родная. — Доброе, — не слишком радостно ответила Ира, почувствовав его руки на своей талии. На лице у Вити проскочила уставшая улыбка, а секундой позже он хотел было поцеловать её в губы, но она повернула голову, подставив взамен щеку. Это действие буквально сквозило переполняющим её холодом, заставляя в секунду прочувствовать, что хорошего настроения нет и в помине. Почувствовав губы, скользнувшие по щеке ниже, Ира тут же отстранилась от него. Витя вздохнул, подняв на неё взгляд, но встретиться с карими глазами напрямую не удалось — она уже направилась на кухню, чтобы заварить себе чай. И в моменте в воздухе повисло напряжение, которое, казалось, можно было прощупать физически. Немедля он направился следом за ней, входя на широкую просторную кухню и наблюдая за тем, как жена запалила конфорку, ставя сверху наполненный водой чайник. Её движения были резкими, а взгляд, за спадающими на плечо тёмными прядями волос, сосредоточенный исключительно перед собой, усиленно его избегал. Покончив с чайником, Ира достала из шкафчика чашку, упаковку с чаем. Бросив одну ложку заварки на дно, она вернула упаковку на полку и, закрыв дверцу, отвернулась к окну, пробегая взглядом по зелёной листве на деревьях. Город уже просыпался и с каждой минутой на дорогах проезжало всё больше машин, а вдоль тротуаров можно было заметить людей, торопившихся на работу на своих двоих. Витя чувствовал, что что-то не так — он уловил в её голосе нежеланные нотки обиды. Подойдя ближе, Пчёла остановился прямо у неё за спиной, едва ли не впритык, опалив шею сзади горячим дыханием. Ира выглядела не просто недовольной — каждая клеточка её тела была напряжённой, подобно струне, которую, если зацепить одним неверным движением, можно рискнуть отхватить по самое не балуйся. Боялся ли он в этот момент, что она взбесится? Витя полагал, что за всё время их совместной жизни, он уже научился подавлять её эмоциональную бурю, которая присутствовала у них в характерах. Кто-то бы сказал, что это, однозначно, проблема, но порой это даже заводило его. Вот и сейчас, с лёгкостью, он снова обвил руками её талию, уткнувшись холодным кончиком носа в затылок и вдыхая её запах, сводящий его с ума. Однако, Ира, чувствуя его прикосновения к себе, вовсе не таяла, как обычно, продолжая сохранять холодность. В нотках её голоса Пчёла отчётливо расслышал сталь, когда она спросила, не оборачиваясь: — Ты ничего не хочешь сказать? — Я соскучился, — рука скользнула по волосам, отодвигая их в сторону, и губы коснулись кожи на плече, практически доходя до ключиц. Раньше подобные ласки всегда ей нравились, и она сразу же начинала реагировать на них в ответ, но сейчас продолжала стоять неподвижно, так, точно ей было совершенно плевать. — Я не об этом. — А о чём? — Не останавливаясь в своих действиях, в перерывах между поцелуями, осыпавшими шею, поинтересовался он. — Как долго это будет продолжаться? — Что именно? — Руки скользнули ниже, цепляя пальцами край трусиков под тканью халата, но были резко остановлены её руками, вцепившимися в его запястья. — Прекрати. Ты прекрасно знаешь, что я имею ввиду. — Ледяной тон, каким сопровождались эти слова, заставили его остановиться и с тяжким вздохом отстраниться от неё. Тем не менее, Витя не спешил отходить, продолжая стоять за её спиной, и Ира чувствовала лопатками его грудную клетку, добавляя: — В последнее время ты очень изменился. С мужских губ сорвался тихий смешок. Подобный разговор уже происходил между ними несколько месяцев назад, но тогда, как казалось Пчёлкину, всё закончилось. А теперь, судя по всему, Ира снова возвращалась к прежней теме, желая вывести его из себя. — И где же, позволь узнать? — Развернув её лицом к себе, он посмотрел в карие глаза, подмечая в них лёд. Таким холодным взглядом она смотрела на него в мгновения их стычек, будто нарочно разжигая в его голубых омутах пламенные искры. — Две руки, две ноги, голова — всё то же самое. — А в голове этой — сплошная работа и секреты… — Парировала Ира, сложив руки на груди. Витя закатил глаза. — Почему ты мне ничего рассказываешь? — Потому что тебя это не касается. Или тебе интересно слушать, как я мотаюсь на сделки и какие пункты прописываю в договоре, изменяя его раз за разом, чтобы это устроило и нас, и наших компаньонов? — Витя не понимал, почему она так возмущается. Лично он такие темы для разговора находил крайне скучными, ему хватало всей этой волокиты на работе, а в этих стенах, возвращаясь из офиса на Цветном, хотелось слышать смех и радость. — Что за предъявы? Я, по-моему, пашу, как Папа Карло, не ради себя, а ради того, чтобы у моих жены и дочки было всё необходимое, а за это мне, вместо благодарности, истерику закатывают? — Твои жена и дочка хотят, чтобы ты был рядом, а не пропадал сутками на своих сделках. И, знаешь, Вить, по поводу Юли у меня к тебе претензий нет: ей ты уделяешь время, а вот меня ты всё время куда-то задвигаешь, — попытка обойти его не увенчалась успехом, потому что мужская рука тут же обвила локоть, приблизив к себе, а руки снова обхватили её за талию. — Не выдумывай проблему на пустом месте, — попросил он тихим, но твёрдым голосом, прямо на ухо, добавив при этом: — здесь и сейчас я как раз хочу уделить тебе время, а ты пытаешься его потратить впустую. — А по-моему, здесь и сейчас ты пытаешься уделить время исключительно своим… интересам. — Ира несильно дёрнула рукой, ослабевая его хватку, но не избавляясь до конца, потому что он отказывался её отпускать. — Я с тобой серьёзно пытаюсь поговорить, а ты меня не слышишь. — Хорошо, — хватка исчезла, Витя сел за стол, опустившись перед ней на стул, и поднял взгляд голубых глаз прямо на неё: — я весь во внимании, излагай свои претензии, будем разруливать. — К тому же, ещё и паясничаешь, — Ира усмехнулась уголком губ и двинулась к плите на кухне, но Витя резко переместился прямо на стуле назад, преграждая ей путь. — Теперь я тебя никуда не отпущу, пока ты мне не расскажешь, — руки потянули на себя и, как бы Ира ни пыталась избавиться от его хватки, в считанные секунды оказалась на мужских коленях. Витя держал крепко, не сводя с неё взгляда, и весь его настрой говорил о том, что это не просто слова на ветер. Но Ире при этом казалось, что он ведёт себя, как ученик, попавший на педсовет к вычитке. Хулиган, который изо всех сил делает вид, что ему очень стыдно за своё поведение, а мысленно при этом насмехается над ситуацией, не видя очевидной проблемы. — Прекрати ломать комедию. — А как по мне, это драма. С твоей подачи, — ещё одна попытка вырваться заставила его лишь сильнее сжать её в своих руках. Ира обмякла, сдавшись и приняв тот факт, что ей не удастся подняться. Витя, почувствовав, что её усилия были сведены к нулю, задал чёткий вопрос: — Что происходит? — Ты действительно не замечаешь? — Она повернулась к нему, заглянув прямо в глаза, и, не дождавшись ответа, выпалила: — Ты всё время пропадаешь на своей работе. Ты загруженный по горло, я это понимаю, и принимаю то, что тебе хочется отдохнуть, возвращаясь домой, но мне тоже несладко. Я сижу в четырёх стенах с нашей дочкой, я на улицу выхожу только в сопровождении твоей охраны, которая кукует у нас под окнами сутки напролёт; я уже даже забыла, когда в последний раз мы с тобой нормально проводили время вдвоём. И я сейчас говорю не о времени в постели, — хотя и этого времени, конечно, с учётом такого жизненного ритма, у них стало меньше. Иру бесило то, что едва ли не при каждом их пересечении, Витя будто удовлетворял исключительно свои потребности. Ей не хватало разговоров с ним; не хватало простого, человеческого общения, какой-то душевной близости. Каждый раз, когда муж уходил на работу, а она оставалась наедине с дочкой, Ира пыталась спасаться домашними делами, думая о том, что всё это временно; ходила в гости к свёкрам или к своему отцу, если тот не находился на своих лекциях среди студентов; виделась с Томой или Дашей, но даже их девичьи какие-то разговоры не заполняли эту чёртову пустоту, образовавшуюся в ней от отсутствия должного внимания со стороны мужа. Жизнь — весьма поразительная вещь, и её тандем со злодейкой-судьбой выкидывает удивительные фокусы: ведь когда-то Витя попрекал её собственной работой, а Ира твердила ему, что принимает его выбор. Конечно, принимает и по сей день, вот только если раньше он уделял ей хотя бы немного своего времени, заставляя почувствовать себя не просто желанной, а любимой женщиной, то теперь даже эти крохи внимания растворились, канули в лету, словно их никогда и не бывало. Покончив с длительным монологом, в который она вложила все свои мысли, беспокоившие её, Ира затихла, выжидая его ответа. В голубых глазах уже не плясали искры — заместо пламени, грозящегося снести всё на своём пути, там была усталость и едва уловимый проблеск вины. Витя, вслушиваясь в её слова и прокручивая их у себя в голове, не мог не признать, что доля правды во всём этом есть. Он, действительно, стал больше времени уделять работе, но не потому, что ему не хотелось побыть с ней или с дочкой, а потому, что попросту не было, на кого это всё переложить. — Родная, ну ты же знаешь, что сейчас непростая ситуация. Саня в Америке, Фил на съёмках постоянно, а Кос в этих сделках юридически ни в зуб ногой. Ну, правда, неужели ты думаешь, что мне самому всё это нравится? — Его рука откинула назад длинную прядь её волос, спадающую на лицо. — Не могу же я взять и вот так бросить насмарку все наши труды. — Я это понимаю, — Ира ведь знает и о том, что Саша в Америке, и о том, что Валера уехал на съёмки в Тверь, о чём ей поведала Тамара. И, наверное, Ире сейчас даже не так одиноко, как Ольге, которая на девятом месяце беременности была вынуждена остаться одна. Хотя, конечно же, Белов не оставил её одну в прямом смысле этого слова — с ней была охрана в лице Шмидта. — Но ты постоянно пропадаешь, у меня такое ощущение, что ты снова закрываешься в себе, не замечая того, что я тебе уже не раз говорила, — она снова посмотрела в его голубые глаза, добавляя: — я за тебя переживаю. И чем сильнее ты закрываешься, тем больше я волнуюсь, и всё это меня уничтожает изнутри, я не могу так спокойно жить, не задавая никаких вопросов и изображая из себя примерную жену, у которой в голове сплошное хозяйство. Я, Вить, тоже человек, которому может быть трудно, и которому хочется заниматься реальным делом, быть полезным, а не сидеть у окошка, и гадать: вернёшься ты сегодня или останешься опять в своём офисе. — Я тебя услышал, — Витя поцеловал её в висок, чуть улыбнувшись, — обещаю: как только Саня вернётся, я возьму себе заслуженный выходной и мы проведём его вместе. Всё, что я делаю сейчас, я делаю ради нас и нашего с тобой будущего, ты мне веришь? — Тон голоса, каким он это говорил, подкупал своими ласковыми нотками. Ира очень хотела ему верить, правда, хотела. И она верила, даже сейчас, когда, по сути, в очередной раз понимала, что сию секунду ничего не изменится. Но она надеялась, что он её действительно понял. Тем не менее, самое главное Ира оставила под конец: — Вить, есть ещё один вопрос, который я хочу с тобой обсудить, но, боюсь, он тебе не понравится, — она продолжала смотреть на него, улавливая в глазах напротив зажигающийся огонёк интереса. На сей раз, абсолютно точно неподдельного. — Удиви меня, — слегка усмехнувшись, ответил он, будучи уверенным, что готов к абсолютно любым её словам. — Я хочу выйти на работу. — В воцарившейся на секунду тишине, которую вполне можно было назвать умиротворённой после спавшей основной волны напряжённости, слова прозвучали подобно выстрелу. Ира внимательно наблюдала за его реакцией, ожидая каких-то комментариев. Внутренне она приготовилась к тому, что Пчёлкин будет против, хотя в глубине души надеялась, что он поддержит её в этом вопросе. Надежды эти, однако, не оправдались. Хватка его рук исчезла, позволив ей подняться с его колен. На мужском лице не было ни тени улыбки — губы плотно сжались в тонкую линию, затягивая паузу до неприличия. — Скажешь что-нибудь, наконец, или так и будем молчать? — После этого вопроса он снова поднял на неё взгляд, которым уткнулся в какую-то точку на полу, раздумывая. И ответ, прозвучавший стальным тоном, был, как ему казалось, очевидным: — Я против. — Почему? — Странный вопрос. — Вполне логичный, учитывая то, что я хочу услышать обоснованное мнение своего мужа, — парировала она в ответ. — Потому что я не хочу, чтобы ты опять пропадала на своих дежурствах — это аргумент, разве нет? — Витя поднялся со стула, но Ира остановила его, положив руки на мужские плечи. — Мы с тобой такими темпами опять не будем видеться, ты этого хочешь? А о Юле ты подумала? «Можно подумать, мы с тобой сейчас часто видимся» — проскочило в мыслях, но Ира ответила другое: — Я же не говорю тебе, что хочу вернуться на работу следователя. У меня есть более подходящий вариант, — эта фраза всё же заставила выражение его лица смягчиться, и он посмотрел на неё, ожидая полной информации. — Мне предложили работу в адвокатском офисе, график более, чем стабильный, с девяти до шести, а по пятницам так вообще — до пяти. Юле можно нанять няню, ну или договориться с кем-нибудь, чтобы с ней сидели, пока я буду на работе. Офис буквально в квартале отсюда. — Кто тебе предложил эту работу? — Это так важно? — Сложно ответить? Нет, ответить ей было несложно. Просто, зная его вспыльчивость, когда речь заходила об одном человеке, в положительную реакцию верилось с трудом. Тем не менее, признавая, что скрывать от Вити ей нечего, Ира ответила: — Вика Жданова. Она у нас в гостях была, поделилась, что её знакомый как раз ищет сотрудника… — Всё понятно, — кивнув, перебил её Витя, — мой ответ: нет. — Да почему? — Ира не видела причины, по которой муж так встал на дыбы. — Ты хочешь меня приковать к плите навечно, я не пойму? — Я хочу, чтобы моя дочь находилась с моей женой и со своей матерью, а не с кем попало, — глядя прямо в глаза, рубанул он. У Иры от подобных формулировок брови поползли наверх со скоростью света: — А кто говорит, что она будет с кем попало? У нас есть возможность найти и позволить себе квалифицированную няню, или, в конце-концов, твоих родителей попросить — ты не хуже меня знаешь, что они не откажут, потому что души в Юльке не чают! — Хочешь повесить на них свои обязанности? О какой няне ты говоришь? Я не позволю чужому человеку хотя бы на шаг приблизиться к моей дочери, — с нажимом. — Ты моя жена, и как любая нормальная женщина, должна уважать своего мужа, то бишь меня, и делать то, что я прошу. — Ты серьёзно сейчас? — Не веря собственным ушам, переспросила Ира, надеясь, что это какой-то глупый розыгрыш с его стороны. — Ты заводишься на пустом месте, хотя буквально только что убеждал меня в том, что это я раздуваю из мухи слона. Объясни мне, почему ты так реагируешь сейчас? — Я всё сказал, эта тема закрыта, — Витя развернулся и направился к выходу из кухни, всем своим видом показывая, что последнее слово останется в этой ситуации за ним. Она в шоке провожала его взглядом и, когда он завернул в коридоре направо, скрывшись с глаз, отвернулась к окну, пытаясь держать себя в руках. Обида буквально захлёстывала её в этот момент изнутри — она не могла адекватно объяснить его столь бурную реакцию. Даже представляя себе их разговор на эту тему, женщина никак не ожидала того, что муж окажется настолько категоричным. Пчёлкин, толкнув дверь в спальню, переступил порог и сбросил с себя пиджак, тут же открыв дверцу шкафа. Ярость поднималась внутри огненным клубком, подкатывая к горлу и вызывая жжение — умом он понимал, что это предложение, действительно, было очень выгодным, в сравнении с прежней должностью следователя: никаких тебе ночных дежурств, никаких выездов на места происшествия, но факт того, кто предложил Ире эту должность, заставлял Витю желать крушить всё вокруг. Чёрт бы побрал эту Жданову, которая всё это время пыталась влезть в их жизнь — Ира просто не замечала этого, не догадывалась ни о чём, но Витя знал, что Вика пытается наглым образом залезть к нему в штаны. Всякий раз, когда они пересекались в стенах этой квартиры, Пчёла мысленно проклинал её и всем своим видом показывал, что не намерен проявлять дружелюбие и гостеприимство. Витя старался её игнорировать, как мог, правда, но Жданова оказалась той ещё сукой. Как она объяснила его жене, после очередного конфликта с Карповым, о котором Витя был наслышан ещё во время Ириной работы в ОВД, блондинка написала заявление об увольнении по собственному желанию. Ему, откровенно говоря, было насрать на то, что у неё там не заладилось и где она теперь будет трудиться, пока в один день Ира не попросила его помочь ей с трудоустройством. Ей-Богу, в тот момент Витя Пчёлкин охуел от жизни и от чужого двуличия. Естественно, никакой речи о том, чтобы устроить её в офис на Цветном, быть не могло. В ту самую секунду, когда Ира предложила этот вариант, Пчёла поклялся себе, что этого никогда не будет, но и открыто разозлиться, отказав жене, не мог. Понимал, что Жданова умело манипулирует Ирой, а заодно — испытывает его терпение на прочность. Поэтому, Витя дал Вике визитку с координатами своего знакомого, и посоветовал обратиться туда, о чём, тогда ещё не догадывался, вскоре пожалел. Кривицкий Артемий Дмитриевич, с которым у Пчёлы были налажены кое-какие деловые контакты, при предварительном созвоне, пообещал, что возьмёт Жданову в свой юридический отдел, однако, он забыл предупредить, что его офис переехал с другого конца Москвы и теперь находился, блять, прямо напротив Цветного! И теперь каждый день, подъезжая к офису, Пчёла молил всех Богов о том, чтобы Ждановой поблизости не оказалось, но те, видимо, стали глухими — блондинка с завидным постоянством мелькала у него в поле зрения, улыбаясь и раздражая его одним своим фактом существования. Мужчина был уверен, что испытывает к ней такую сильную ненависть, которую никогда и ни к кому не испытывал — всё его нутро, вопреки воспитанию, изнывало от желания придушить её на месте, чтобы выбить из башки дурацкую мысль о том, что ей удастся добиться желаемого. Как итог, именно этот факт стал одной из основ причины, по которой он в последнее время не находил себе места, отдаляясь от Иры. Его откровенно бесило то, что она не задумывается над действиями своей «подружки», считая её нормальной, а он просто не может выложить перед ней все карты на стол, как есть, потому что, зная характер Иры, она может без разбору оборвать все мосты не только со Ждановой, но и с ним. Дыма же, блять, без огня не бывает — решит себе, что Пчёла бы не заводился, если бы не испытывал ничего к этой змее, или оставит его одним из крайних за то, что он так долго молчал, не посвящая её во все тонкости ситуации. А если в отместку Жданова расскажет о том злополучном поцелуе? Ире ведь не составит труда сопоставить факты и прийти к выводу, что она её не обманывает, и тогда грянет буря. Чёртов замкнутый круг, в котором не видно ни конца, ни края. Захватив с вешалки домашний халат, мужчина направился в ванную. Проходя мимо кухни, взглядом зацепился за жену, которая продолжала стоять у окна — и вид её подрагивающих плеч без слов говорил обо всём. В эту секунду Витя почувствовал себя ещё хуже — сердце буквально кровью обливалось, щемя от тоски. Преодолев расстояние, он снова подошёл к ней, коснувшись плеча. Ира вздрогнула и тут же развернулась, захотев уйти, но он не позволил ей этого сделать, преградив путь. Пчёлкина смотрела в пол, стараясь не показывать своих мокрых глаз, но он осторожно приподнял её за подбородок, заставляя всё же посмотреть на него. Большим пальцем Витя провёл от крыла носа по щеке, стирая влагу, и в это прикосновение он вложил всю свою нежность, которая переполняла его изнутри по отношению к ней. Пчёла хотел, чтобы она понимала, что он не из-за своих капризов так настроен, но со стороны Иры именно капризами все его действия и назывались, никак иначе. Он ведь даже не объяснил ей ничего — просто упёрся рогом и всё. Топнул ногой, показывая, кто в этом доме хозяин, и требуя от неё беспрекословного подчинения, словно она собачка на поводке. Ещё бы кулаком по столу стукнул для антуража. А Пчёлкин не знал, как ей объяснить. Не мог подобрать слов, будучи уверенным твёрдо в одном: ей не стоит идти на работу, предложенную Ждановой. Кем угодно — хоть Папой Римским, но только не этой лицемерной стервой. Голубые глаза с отблеском вины всматривались в карие, в которых продолжала скапливаться жидкость. Ира изо всех сил старалась не разреветься здесь и сейчас при собственном муже, заставляя Витю чувствовать себя скотиной. Он не должен был быть таким резким с ней, учитывая все свалившиеся на их головы обстоятельства — просто нервы сдали. Никто из них не железный, но, даже несмотря на этот срыв, он действовал в интересах их семьи, хоть она этого пока и не понимает. — Ир, ну, хорош, всё… я же для нас стараюсь, чего тебе не хватает? — Понимания. — А я, чё, не понимаю тебя? — Ты даже не пытаешься. — Она смотрела ему в глаза и своим дрожащим голосом выворачивала сейчас всю душу ему наизнанку. — Ты просто удобно устроился: я в четырёх стенах сижу, никак не развиваюсь, а ты там бизнесом вовсю рулишь и у тебя всё шикарно… А я устала, Вить, — её тихий шёпот разрывал его на части, — я устала постоянно сидеть дома и ждать твоего возвращения; устала от бесконечного сопровождения охраны на прогулках с дочкой. Ты, наверное, даже не замечаешь этого, у тебя в голове в последнее время одни договора. Деньги, деньги, деньги — всё сводится к этим чёртовым бумажкам… — Пчёла вздохнул. — А в жизни, Вить, не только они нужны. — Ну да, в жизни ещё нужно уметь удачно проехаться по мозгам. Скажи мне, ты зачем сейчас этот скандал затеяла, тебе не хватает накала страстей? — Ира смотрела на Витю и не понимала, что произошло. В какой момент он так переменился? — Неужели сложно просто подчиниться? От чего ты устала: от того, что ты сидишь дома сутками напролёт, и ни о чём не думаешь? На кой хрен тебе нужна эта работа, чтобы меньше времени проводить со мной и Юлей? — Последний год я только и делаю, что провожу время с Юлей… — Да, а ещё слушаешь не пойми кого, а не своего мужа. Тебе твоя Жданова поёт в уши о работе, а теперь ты мне мозг выносишь со всем этим. — Он говорил тихо, говорил абсолютно спокойно, но эти слова полоснули Иру по сердцу. — Значит, то, что я тебе тут душу раскрываю, выворачиваю себя наизнанку и пытаюсь поговорить с тобой начистоту… Это всё для тебя — просто вынос мозга? Может, ты поэтому из офиса не хочешь возвращаться и так засиживаться там стал? Ну, чтобы не выслушивать в очередной раз бредни с моей стороны, — ты же такого мнения о моих словах, да? — Может, и поэтому, — удар. Не физический. Моральный. Слова эхом проскочили несколько раз в её голове, а в голубом взгляде на смену вспыльчивости пришли трещины. — Я не хочу с тобой ссориться, правда, но ты сама сейчас вынуждаешь меня. — Провоцирую, да? То есть, я одна крайняя из нас двоих, а ты — белый и пушистый? Не повезло тебе с женой, оказывается… — Я не то хотел сказать, — он попытался взять её за руку, но Ира одёрнула прикосновение, уже не глядя ему в глаза. На её лице проскочила горькая усмешка. — Да нет, ты сказал именно то, что хотел, — встав на цыпочки, Пчёлкина поцеловала его в щёку, добавив: — спасибо тебе, любимый, за твою поддержку. Ты прав — я стала забывать о том, кто я такая. Как я вообще могла подумать, что у меня есть какое-то право голоса и выбора в нашей с тобой семейной жизни? Ты — глава семьи, и только ты можешь принимать какие-то решения… — Не утрируй. — Я не утрирую, что ты. Я просто поняла свою ошибку, — Ира снова улыбнулась, слишком наигранно, чтобы это казалось правдой. — С этого дня у тебя будет самая подчиняющаяся жена в мире. И пусть это тебя сделает счастливым, потому что в нашей семье главное, чтобы тебе было хорошо, а мы с дочкой как-нибудь так, рядышком, на отведённых нам ролях, проживём. Он уже открыл было рот, чтобы что-то сказать, но в этот самый момент из детской донёсся плач дочери. И этот звук привёл Иру в чувства, выбросив из лап оцепенения, в которое она угодила на несколько секунд, глядя ему в глаза — отстранившись, Пчёлкина незамедлительно направилась к Юле. — Маленькая моя, ты уже проснулась? Не плачь, не плачь, моя хорошая, мама рядом, — успокаивающие нотки в голосе Иры, который она изо всех сил пыталась сделать более радостным, чтобы не пугать малышку ещё больше, зацепили его в самое сердце. Момент для объяснений был упущен — щёлкнув выключателем, Витя скрылся за дверью ванной, желая смыть с себя всю усталость, переполнявшую его после бессонной ночи в офисе. Уже там, стоя под горячими струями душа, мужчина, уткнувшись лбом в плитку на стене, приходил к выводу, что он был неправ. И вообще, всё это из-за Ждановой, которая нарочно провоцировала их ссоры своими действиями. Но он не собирается плясать под её дудку и рушить всё то, что у них с Ирой есть. Хрен ей, а не удовольствие от осознания воплощения задуманного плана, Витя её насквозь видит. И он ни за что не допустит, чтобы эта сука окончательно запудрила мозги его жене. Жданова решила поиграть с огнём? В этом огне она же сама и сгорит.

***

С момента их ссоры прошло уже четыре дня. Девяносто шесть часов, из которых лишь половину — если не меньше — Витя провёл в офисе. И за всё это время Ира ни разу ему не улыбнулась и не заговорила с ним первой. Будто превратилась в Снежную королеву, которая одним своим видом замораживала пространство вокруг себя. От неё веяло холодом, острым и режущим, и как он ни старался, у него не получалось преодолеть эту чёртову стену, которой она от него отгородилась. При этом, Ира делала вид, что всё, как прежде — кормила его завтраком и ужином, отвечала, если он что-то спрашивал, но в каждом её слове или действии была сплошная монотонность и безразличие. Всё это будто олицетворяло собой капли, наполняющие до краёв чашу его терпения. Она не закатывала ему истерик, не поднимала тему о своей работе, чтобы вновь попытаться его переубедить, но уж лучше бы так, чем вот это всё. Своим поведением жена только лишний раз сводила его с ума, заставляя снова и снова жалеть о том, что произошло. Сидя в спальне, жена была погружена в чтение книги. Желтоватый свет ночника падал на страницы и, учитывая темноту за окном, Витя мог бы поспорить, что ей чертовски неудобно читать эту книжку и портить собственное зрение из-за недостаточного освещения — однако, Ира продолжала сидеть, не собираясь спать, в особенности потому, что сам Витя уже погасил лампу со своей стороны и пытался окунуться в царство Морфея. Кап. Громкое переворачивание каждой страницы действовало на нервы, мешая сконцентрироваться на необходимой ему тишине. Серьёзно — как только ему казалось, что он вот-вот провалится в сновидения, этот звук раздавался так громко, будто Ира держала книгу не у себя на коленях, а у него над головой. Кап. Не выдержав, Витя зажёг свет со своей стороны и осел на кровати, поправляя подушку. — Может, хватит уже? — Ира бросила на него равнодушный взгляд, оторвавшись от страниц. — Я признаю, что был неправ, сморозил хуйню, обидел тебя, но чего ты добиваешься своим поведением? Думаешь, если вести себя как мисс-я-самая-недоступная-Царевна-Несмеяна, это как-то решит наш конфликт? — Ты о чём? Я просто читаю на ночь, — режим «дуры» успешно включён. А выключала ли она его хоть раз за эти четыре дня, находясь рядом с ним? Реальной дурой Ира никогда не была, и Витя понимал, что, здесь и сейчас, она всё это делает нарочно, ему назло. Кап. И, как только её взгляд снова переметнулся к страницам, она снова перевернула одну из них, со скрипом отделяя её от следующих. Кап. Пчёлкин, не выдержав, выхватил эту книгу у неё из рук, отбросив на свою тумбочку. Ира, даже не пытаясь вернуть себе своё чтиво, стала с интересом рассматривать интерьер их спальни, который был знаком ей уже до малейших деталей. — Не делай вид, что тебе плевать на то, что происходит. — У Иры язык зачесался от желания спросить в ответ: «А что происходит?», но она сдержалась. К тому же, Витя, не давая ей и слова вставить, продолжил: — Ты долго будешь меня выводить из себя? В конце-концов, из-за ебанной ерунды, четвёртый день уже строишь из себя непонятно кого. Специально, да? — Я? — На женском лице проскочило небывалое удивление. Ира ткнула пальцем себя в грудь, и его взгляд упал на вырез ночной рубашки, из-под которого соблазнительно выглядывали очертания её груди. — Ты меня с кем-то путаешь. Может, тебе успокоительное принять? Кап. Пчёлкин сощурился и перегруппировался, оказавшись прямо перед ней. — Я ведь с тобой нормально разговариваю сейчас. — Я, вообще-то, тоже, если ты не заметил. — Смешно, блять. Именно с таким тоном «нормально» разговаривают! Кап. В карих глазах было сплошное, переигрывающее безразличие. И чем больше Витя его замечал, тем больше его бесило её поведение, и ему хотелось, чтобы она проявила хоть какие-то эмоции. — Что ты на меня так смотришь? — Улавливая в голубых глазах напротив знакомый блеск, сводящий с ума, Ира чувствовала тугой узел, постепенно возникавший внизу живота, казалось бы, против её собственной воли. Однако, пытаясь сохранять спокойствие, она продолжила: — Разве я что-то делаю не так? Хамлю тебе или игнорирую? — Кап. — Я же, как любая нормальная женщина, уважаю своего мужа и делаю то, что он просит. — Она пощёлкала пальцами перед его лицом и Витя прикрыл глаза, пытаясь держать себя в руках. — Ты какой-то уж слишком раздражительный, на работе проблемы, да? Кап. Послав к чертям всю свою выдержку, Витя в мгновение преодолел разделяющее их расстояние, потянув её за ногу на себя и нависнув сверху. Ира, не ожидавшая таких открытых действий, на секунду замедлилась с реакцией, и этой форы Пчёлкину хватило, чтобы накрыть своими губами её, нагло вторгаясь языком в чужой рот. В этот поцелуй он хотел выплеснуть всю свою ярость, которую она вызывала в нём здесь и сейчас. В голове промелькнула мысль, что, может, хотя бы теперь она перестанет носить на своём лице эту напускную маску равнодушия — ударит его своими сжатыми кулачками в грудь или укусит за губу, как раньше, пытаясь вовсе не оказать реальное сопротивление действиям, а только сильнее завлечь его в их порядком затянувшуюся игру. Их отношения с Ирой напоминали ему минное поле, на котором шаг вправо, шаг влево — и взрыв. Но каждая ссора, происходящая между ними, рано или поздно всегда заканчивалась таким же бурным примирением. Они априори не могли ужиться, долго злясь друг на друга, но эта ссора, вспыхнувшая между ними, била рекорды всех тех, какие только Пчёла мог припомнить. Раньше им и пары дней было достаточно, чтобы этот пыл поутих и они смогли нормально поговорить друг с другом — он же пытался это сделать, а чем решила ответить она? Продолжила играть перед ним, зная наверняка, что все её действия играют на его нервной системе. И за каждую каплю, которая наполнила чашу его терпения, Витя хотел взять плату с процентами. Нужно просто сделать так, чтобы Ира растаяла под его натиском — и он был уверен в своей победе. Прежде, она всегда проигрывала в этих играх, отдавая ему победу. Однако, секунды шли, поцелуй не прекращался, но что-то было не так, и только сейчас Витя понял, что: она не отвечала. Никак. Лежала под ним на кровати, не останавливая его и не проявляя ответную инициативу. Так, словно превратилась в неподвижную пластмассовую женщину-манекена. Отстранившись и всё ещё нависая над ней сверху, он посмотрел на женское лицо в свете мерцающей в небе луны. В карих глазах не было ничего, кроме холода. Пчёлкину показалось, что его окатили ледяной водой — спину прошибло холодным потом. — Извини, что говорю без разрешения, ты уже закончил? Я дочитать хочу, там сюжет интересный. Оставшись в спальне наедине, Ира выровнялась на кровати и бросила взгляд на дверь, за которой только что скрылся Витя. В голове на секунду даже проскочила мысль — уж не переборщила ли она со своим показным подчинением? Но, с другой стороны, он же хотел себе именно такую жену, разве нет? Без истерик, без скандалов, без выноса мозга — наоборот, он этот скандал сейчас сам устроил, на пустом месте. Ей хотелось, чтобы Витя понял свою ошибку. Чтобы он признал вслух, что в браке между двумя людьми, если они друг друга любят, не может быть никакого подчинения, нельзя этого требовать вот так, в открытую — она, что, рабыня, чтобы подчиняться ему? Может, ещё «хозяином» его называть, или по имени и отчеству обращаться? А что, ведь это как раз говорит об уважении. Остаётся только один интересующий её вопрос: Пчёлкин хочет всю жизнь жить с собачкой в подчинении, или с человеком? С реальным, живым человеком, у которого есть своё мнение и который — Ира на меньшее не согласна — имеет право высказаться и получать такое же уважение к себе. Почему он требует от неё то, что сам дать не в состоянии? Решил затеять патриархат? По-настоящему она никогда на это не согласится — или он её первый день знает? Зато наглядно продемонстрировала, что не все ожидания могут совпасть с реальностью — пусть делает выводы и определяется, что ему нужно. Скользкий червячок неприятно зашевелился где-то внутри. Ире было самой противно уже от этой порядком затянувшейся ссоры и от напряжения, которое сквозило между ними, метая молнии. Проклиная собственный внутренний голос, она подорвалась с кровати и вышла из спальни в гостиную. Витя сидел на диване, упёршись взглядом в одну точку — и выражение его лица не выражало ни черта хорошего. Пчёлкин был даже не зол, а будто раздавлен, и Ира поняла, что пора завязывать. Спектакль порядком затянулся. — Хорошо, я признаю, что я погорячилась сейчас, прости. Всё, чего я хочу — это уважения к себе с твоей стороны, и уважения к своим желаниям. Мне кажется, я заслуживаю того, чтобы ты по-нормальному мне объяснил, почему ты так бесишься, в особенности — когда речь заходит о Ждановой. — Опустившись рядом на диван, Ира приблизилась к нему, обняв, но Витя никак не ответил. Тишина давила на виски. — Скажи мне, в чём причина? Между вами что-то произошло? — Просто она меня бесит, и на твоём месте я бы не общался с ней. — Так не бывает, Вить. У каждой эмоции есть своя причина. — Не у каждой, — Пчёлкин, повернув голову, вздохнул. — Иногда случается, что некоторые люди бесят на подсознательном уровне. — Она тебе нравится? — Чего? — Он был готов рассмеяться над её предположением, несмотря на то, что после этих слов у него в крови, кажется, выработался адреналин. Это всё потому, что на долю секунды Пчёла испугался, что Ира узнает правду о той злополучной ночи годичной давности. — Что за бред? — Возможно, но согласись, что ты слишком бурно на неё реагируешь. — Слишком бурно я реагирую на то, что мы с тобой ссоримся после ваших с ней посиделок. Она же наверняка льёт тебе в уши всё то, что ты мне высказываешь, да? Ира вздохнула, прикрыв глаза. Сил на то, чтобы спорить и ссориться дальше у неё не осталось. — Я тебя услышала. Больше её здесь не будет, я сведу общение с ней к минимуму и не стану соглашаться на эту чёртову работу в офисе, пусть это предложение мне и нравится, но если ты против — ладно, я пойду на уступки. Я устала от всех этих событий за последнее время, я не хочу, чтобы ты от меня отдалялся ещё больше и, может быть, я действительно перегнула палку в своих словах тогда. Если это так, я готова признать свои ошибки, — она говорила открыто и серьёзно. В данный момент у Пчёлкиной было ощущение, что она, в каком-то смысле, наступает себе на горло ради того, чтобы помириться с Витей. Может, потому, что он всё равно для неё важнее всех этих принципов. Он — её муж, самый близкий для неё человек, не считая дочери, и если ему так важно, чтобы она послушала и сделала, как он просит — она сделает. В конце-концов, в отношениях ведь всегда нужно уметь идти на компромисс, верно? Витя же, услышав эти слова, пришёл в удивление — после всего, что они друг другу наговорили, он никак не ожидал такой капитуляции со стороны Иры. И, тем не менее, грудную клетку залило теплом от осознания, что она всё-таки дорожит его мнением и сворачивает эту холодную войну. — Но, пожалуйста, не забывай, что я — твоя жена, и у меня тоже могут быть свои какие-то желания и своё мнение. Я не согласна жить в патриархате и, думаю, тебе не очень понравилось видеть это «подчинение» во всём, я права? — Пчёлкин кивнул. У него, действительно, сложилось впечатление, что он живёт не с живым человеком, а с роботом, который просто выполняет всё, что его попросят, но первым не идёт на контакт. — Мы с тобой должны быть на равных, и все серьёзные решения, касающиеся нашей семьи, принимать вместе. И, если мы расходимся во мнениях на какие-то вещи, не нужно хлопать дверью и заявлять, что «я так сказал, и точка, ты должна подчиниться». Я, Вить, не рабыня, и мне тоже хочется уважения и хотя бы какого-то объяснения твоим поступкам. — Я тебя понял, — он снова кивнул. — Впредь буду прислушиваться к твоим желаниям, если они не будут противоречить интересам нашей семьи. Ира вздохнула. Слабая победа, но это, наверное, лучше, чем затянувшаяся холодная война. — Надеюсь, это не просто слова с твоей стороны.

***

На следующее день, Пчёлкин не спешил уезжать домой, задержавшись около офиса на Цветном. Несмотря на то, что с Ирой они помирились и, вроде как, всё обсудили, придя к компромиссу, из его головы не исчезли мысли о Ждановой. Витя был зол на неё и по-прежнему не планировал оставлять без внимания сотворённую выходку. Стоя около своего припаркованного мерседеса, неподалёку от входа, мужчина вдыхал прохладный сентябрьский воздух. Зелёная листва на деревьях зашелестела при очередном дуновении ветерка, вздымая лёгкие клубы пыли вдоль тротуара. Пчёлкин ждал момента, когда из офиса напротив покажется знакомая фигура. Для себя он чётко решил, что сегодня расставит все точки над «ё», в первый и последний раз сам подойдя к Ждановой. Витя не собирался куда-то её вести или развлекаться с ней, ему нужно было всего лишь втемяшить в её блондинистую голову простую истину: у неё ни черта не выйдет. Он любит Иру. Ему больше нахуй никто не нужен, кроме неё. Наконец, взгляд наткнулся на двери противоположного офиса, принадлежавшего Артемию Кривицкому — они распахнулись, и на улицу, держа сумку на локте, вышла женская фигура. Вика всегда следила за своим внешним видом — идеально выглаженные вещи, причёска, каблуки, ярко-красная помада на губах, контрастирующая с обычно бледной кожей на лице. В голубых глазах был холод, который Жданова мастерски преображала всякий раз, когда ей это было нужно, играя роль доброй и порядочной подружки. Сейчас же, Витя был уверен, ей играть незачем: он всё равно не купится на её дешёвые трюки, потому что, в отличие от Иры, видит насквозь змеиную сущность. — Привет, меня ждёшь? Как приятно, — женские губы расплылись в едкой улыбке, вызвав в нём ещё больше злости. У Пчёлы буквально под ложечкой засвербело от желания прижать эту надоедливую идиотку к стенке, в чём он не стал себе отказывать, слегка отталкивая её и заставляя прислониться спиной к твёрдому кирпичу. — Оставь свои грёбаные любезности для какого-нибудь лоха, а передо и со мной лучше не играй, — едва не процедил он сквозь зубы. Едкая улыбка на женских губах дрогнула, когда Пчёлкин приблизился. В мужском взгляде можно было без труда уловить искры угрозы — таким он был точь-в-точь как гроза, криминальный авторитет. Его следует бояться, уважать и трепетать перед ним. И частичка этих эмоций едва ощутимо сейчас коснулась её души, заставив прочувствовать липкий страх, коснувшийся её внутренностей при этом. — Ты не с той ноги, что ли, встал, или белены объелся? — Закрой свой поганый рот и слушай сюда, — Пчёла поднял указательный палец правой руки вверх, продолжая метать во взгляде молнии в её сторону. — Если я ещё хоть раз увижу тебя рядом со своей семьёй, если хоть малейшая тень твоя мелькнёт рядом с моим домом — я даю тебе слово, что ты пожалеешь, что вообще на этот свет родилась, это понятно? — Интересно, что же ты сделаешь, — она усмехнулась и тут же вскрикнула — Пчёлкин замахнулся, ударив кулаком в стену рядом с её лицом. Он никогда не поднимал руку ни на одну женщину в его окружении. Витю просто не так воспитывали, его родители внушили ему, что отношение к противоположному полу должно быть другим; что женщины — слабее, а слабых нужно, наоборот, защищать. Однако, здесь и сейчас он ловил себя на мысли, что волна ярости, переполняющая его, разрывает до такой степени, что он может не сдержаться. Жданова с огнём играет, он не обязан её жалеть. — Поверь, тебе лучше этого не знать. — Накажешь меня, да? — Ухмылка. — Я, знаешь ли, даже не буду против твоего наказания… — Ты кем себя возомнила? Меня твои услуги шлюхи не интересуют, у меня жена есть, — Пчёла смотрел на Жданову и чувствовал, как его переполняет изнутри эта буря. — Есть, — согласилась Вика, кивая. И, в следующую секунду, скользнув взглядом по округе, приблизилась к нему, сократив расстояние практически до минимума. Пчёлкин уловил запах её блядских, сладких духов, настолько сладких, что аж блевать тянуло. Приторные — совсем не такие, какими пользовалась Ира. Её запах его так же выбешивал. — Но хочешь-то ты меня. — Неправда. — Я же вижу, как ты бесишься. А всё почему? Потому что ты знаешь, что я права, но ты при этом пытаешься быть примерным семьянином, который любит свою жёнушку. — Смешок с её стороны. — А правда в том, что все мужики изменяют, и я не заставляю тебя уходить от неё — просто меня так же тянет к тебе, но я, в отличие от тебя, имею смелость себе в этом признаться… — Пиздишь, как дышишь, а дышишь часто. — Хочешь сказать, я ещё ни разу не появлялась в твоих мыслях и фантазиях? — Её рука провела по щеке, очертив ноготками линию скул. Витя смотрел на Жданову и твердил себе, что это всё враньё. Кончик языка провёл по нижней губе и в следующую секунду она её чуть закусила, продолжая находиться близко. Ближе, чем это допустимо. Блять. — Если бы я была тебе безразлична, ты бы вообще не стал искать со мной встреч, чтобы предъявить эти претензии, а ты делаешь это, потому что тебя ко мне тоже тянет. Сука. Не тянет. Не тянет! Жданова отстранилась первой, снова заглядывая ему в глаза на расстоянии нескольких метров, и Витя мог поклясться, что этот чёртов сучий взгляд будет ещё не раз приходить к нему в кошмарах. — Нечем крыть? — Я тебя предупредил. Ещё раз сунешься — проблем не оберёшься, — сказав это, Витя развернулся и направился прочь. И запах её приставучих духов, кажется, отпечатался у него в лёгких, раздражая слизистую. Жданова, провожая его взглядом, только усмехнулась и ответила уже чуть тише, так, что её никто, кроме неё самой, не слышал: — Предупредил… Посмотрим, кто первый пострадает из-за проблем. — Тем более, что после одного осторожного и незаметного действия, совершённого только что ею, у него явно начнутся дома проблемы. Если, конечно, он не проверит свои карманы до того, как доберётся домой. «Твоей жёнушке точно понравится эта помада» — подумала она и, усмехнувшись, направилась в противоположную сторону от офиса Артемия Кривицкого, скрываясь в свете зажжённых фонарей. Игра началась — и теперь Виктория Жданова совершенно точно не будет оставаться безмолвной зрительницей в стороне.