Зависимые

Москва просыпалась. На дорогах уже проезжали первые машины, дворники выходили из своих домов, приступая к уборке территории. В воздухе ещё чувствовалась свежесть — солнце лениво поднималось из-за горизонта, бросая первые лучи света на окна жилых домов. Возле одного из таких домов на Смоленской площади остановилось невзрачное такси с шахматными шашечками наверху — Пчёлкин, достав из кошелька купюру, сунул её в руку таксисту и вышел из машины. Всю дорогу до дома он не мог отделаться от противного, липкого ощущения. И хотя ничего страшного и непоправимого, на первый взгляд, этой ночью не случилось, но Пчёла испытывал угрызения совести. Потому что случилось кое-что другое. Вчера, когда он сидел в ресторане и выпивал, вряд ли мог себе представить, чем закончится этот вечер. Практически дойдя до нужного ему подъезда, мужчина остановился и сел на пустующую лавочку. Сложив руки в замок и опираясь локтями на колени, Пчёла смотрел перед собой немигающим взглядом, в асфальт, но вместо ровной поверхности видел прошлое, которое врезалось в его жизнь всего несколько часов назад.

Время протекало как-то незаметно. Сначала был разговор об Ире, затем — новоявленная знакомая поинтересовалась о том, почему он грустит и находится здесь. Пчёлкину не хотелось вдаваться во все подробности, поэтому он просто отмахнулся от этого вопроса, переведя тему.

Коктейли и бокалы коньяка шли один за другим, и постепенно тело расслабилось под воздействием алкоголя. У Пчёлкина не было на уме ничего такого — он просто хотел расслабиться. Поэтому, когда зал заметно поредел и заиграла какая-то мелодия, Вика вытащила его из-за стола, заявив, что ему нужно снять напряжение — это просто танец, ничего большего.

«Расслабился, блять?» — Внутренний голос совести добивал его, выдёргивая из воспоминания в реальность, в которой ему было, откровенно говоря, хреново. — «Хорошо тебе было, Пчёла?» Да пиздец, — отвратительно.

Они танцевали, не переходя никаких, как ему казалось, границ. Всё было прилично. Да, были его руки у неё на талии; был её взгляд, в котором отплясывали огоньки заведения; и были его полупьяные смешки, когда он крутил её вокруг своей оси и думал о том, что с ней, в общем-то, интересно общаться.

Потом, когда официант подошёл, чтобы сообщить, что они уже закрываются и нужно оплатить счёт, Пчёлкин выложил несколько купюр на стол.

— Действительно, что-то мы засиделись, — Жданова бросила взгляд на часы, подмечая три часа ночи.

— Да уж, летит времечко. Ну ладно. Спасибо за приятную компанию, — Пчёла, подхватив свой кошелёк и сунув его во внутренний карман пиджака, ещё не догадывался, что самое «приятное» ещё впереди.

Когда они вышли на улицу, он сразу приметил машину «такси» — за руль в таком состоянии садиться было чревато. Однако, сначала хотел, как истинный джентльмен, отправить домой даму, поэтому договорился с водителем, предварительно уточнив у Ждановой адрес, куда ей нужно ехать.

— Даже жаль, что уже так быстро всё закончилось, я бы ещё где-нибудь посидела, — с лёгким сожалением произнесла блондинка, глядя на него.

— Думаю, ещё насидишься с кем-то, вся жизнь впереди, вольная птичка, — в разговоре Жданова уже успела упомянуть, что недавно рассталась со своим молодым человеком и переживала это, по её словам, крайне болезненно. Ей хотелось отдохнуть, забыться — Пчёла хотел того же, вот только способы у них слегка отличались в этом «забытье».

Потому что, прощаясь, Вика вдруг резко поддалась вперёд и поцеловала его в губы. Пчёлкин не сразу понял, как это вообще произошло — сам он замер, а потом, почувствовав её ладонь на своей груди, отстранился, в шоке уставившись на свою собеседницу.

— Перегибаешь, не советую.

— Прости. Это не я, это последний выпитый коктейль, — Жданова подмигнула, — пусть останется нашим секретом. Спасибо за приятный вечер. — Хотя, уместнее было бы сказать «за приятную ночь». Но это, в чём Вика была уверена, ещё впереди. — Пока! — И, сев в машину, скрылась с его поля зрения так быстро, что он даже и ответить ничего толком не успел.

Остался стоять на месте, провожая такси взглядом, с ощущением её губ на своих. И с запахом её сладких (чересчур даже) духов, от которого хотелось теперь отмыться, словно от грязи.

Пчёлкина передёргивало от одного воспоминания об этом — он не понимал, как ему теперь себя вести. С одной стороны, не он был инициатором этого поцелуя и, конечно, если бы не алкоголь, его бы не случилось вовсе — но, с другой, умом он понимал, что сейчас ему нужно будет подняться в квартиру, где его встретит Ира. Нужно будет как-то посмотреть ей в глаза и сделать вид, что ничего не было — а ведь и вправду почти ничего не было, но ему от этого «почти» противно. Вздохнув, он поднялся с места, понимая, что никто, помимо него самого, не в состоянии сейчас сделать этого. Жданова права — пусть это останется их неприятным секретом. И если бы в этот момент Витя знал, что всё тайное рано или поздно становится явным, и что этот случай — не исключение, он сто раз бы подумал о том, как себя следует повести в дальнейшем. Но Пчёла, увы, поверил, что это останется тайной, о которой никто и никогда не узнает. «Устал, хотел отдохнуть, отдохнул. А теперь иди, посмотри в глаза своей жене» — внутренний голос, казалось, и не думал затихать. Мужчина слышал его, пока поднимался на четвёртый этаж в лифте; слышал, открывая своим ключом дверь и переступая порог квартиры. Внутри его встречала идеальная чистота в прихожей — всё блестело, потому что накануне Ира наверняка потратила время на уборку, не жалея сил, приводила их жилище в надлежащий вид, наполняя его каким-то уютом. Взгляд упал направо, в сторону коридора, ведущего на кухню — Пчёла, приблизившись, заметил накрытый стол. Потухшие свечи, бокалы, тарелка с пирогом, от которого, как ему казалось, даже сейчас ещё вкусно пахло — хотя это и нереально, за ночь все запахи давно уже выветрились в открытую форточку. И свежие фрукты, всё ещё аппетитно выглядевшие на одной из тарелок рядом — изобилие витаминов. В холодильнике обнаружил пасту, мясо по-француски и пакет любимого апельсинового сока для Иры — она и до беременности его любила, но сейчас, на поздних сроках, могла выпить по несколько стаканов за день, шутя о том, что это ей сейчас вместо кофе. После кухни Пчёла зашёл в их спальню — Ира лежала в кровати на спине, всё ещё в том платье, в котором накануне так и не дождалась его появления. Витя вспомнил её жалобы о том, что она с нетерпением ждёт родов, дабы получить возможность нормально отоспаться на животе. Дверь балкона из спальни тоже была открыта настежь — несмотря на то, что Ира плохо переносила жару и не могла уснуть, за ночь температура всё же немного снизилась, и от прохлады, проникшей в помещение, её ноги покрылись гусиной кожей. Витя провёл по ним рукой, поглаживая, и почувствовал холод — оглядевшись, Пчёла заметил на стенке шкафа напротив свёрнутый плед. Тихо, чтобы не потревожить её сон, он поднялся на ноги и взял его, раскрывая. Подойдя ближе, Витя укрыл её, заботливо укутав ноги потеплее. Сквозь сон, почувствовав его прикосновение, Ира шевельнулась и он отчего-то тут же замер, прислушиваясь и глядя на её лицо. Но веки остались закрытыми — она по-прежнему сладко спала, и макияж на её лице лучше любых слов дополнял всю увиденную им картинку, складывая детали в один однозначный паззл. Пчёла соврал бы, если бы не сказал, что единственной эмоцией, которую он чётко ощущал в этот момент, был стыд. Он уже успел сложить дважды два и понять, что она ждала его, а он так и не пришёл — развлекался, блять, в ресторане с другой. Развлекался, будучи уверенным, что Ира спокойно спит дома, не подозревая, что она не находила себе места и ждала его до последнего, пока ей, ввиду её состояния, не стало плохо. «Да, Пчёлкин, таких ослов, как ты, ещё поискать надо» — совесть отчитывала его заместо жены, которая не проснулась, и Витя, задержав взгляд на её лице, понял, что сегодня уже никуда не сможет уйти. Вздохнув, он тихо вышел за порог и, прикрыв дверь спальни, отправился в душ, чтобы смыть с себя все воспоминания о прошедшей ночи. Жаль, что совесть — не тело, и её нельзя отмыть губкой добела, иначе ему бы после этого стало куда легче, чем сейчас. Стоя под горячими струями воды, он, зажмурив глаза, понемногу пытался прийти в себя, но воображение упорно рисовало картинку того, как этой ночью Ира ждала его. Сначала готовилась, потом — сидела одна в большой и пустой квартире, пока усталость не сморила её окончательно. И отмахнуться от этого было куда сложнее. Смыв с себя все посторонние запахи и забросив вещи в корзину с грязным бельём, Пчёла, надев домашний халат, вышел из ванной. Словно почувствовав, что он вышел, Ира открыла дверь спальни и слабо улыбнулась ему. — Ты пришёл, — подойдя ближе, она поцеловала его в губы, и Пчёла поймал себя на мысли, что она даже не догадывается сейчас, что целует его после Ждановой. Совесть не засыпала. — Вырвался только под утро, — ложь в его голосе не была ею распознана. Ира кивнула, — но сегодня я весь твой… — Это уже хорошая новость, — обняв его, Ира уткнулась кончиком холодного носа в тёплую ключицу. Он, как всегда, мылся в кипятке, небось. Взгляд зацепился за приоткрытую дверь ванной, откуда чувствовались клубы тёплого пара. От Вити приятно пахло земляничным гелем и Пчёлкина прикрыла глаза, расслабившись в руках мужа, — ты голодный, наверное? — Нет, — есть Пчёле действительно не хотелось. Хотелось дать себе хорошего пинка под зад, — я уже успел перекусить в офисе. А ты? — Если честно, есть немного, — смущённо проговорила она, чувствуя, как румянец проступает на щеках, — просто я вчера не ужинала, ждала тебя, а потом уснула… Вить, ты же на меня не обижаешься? — Отстранившись, Ира заглянула ему в глаза, и Пчёла увидел там все переживания, которые не давали ей покоя. — У меня просто такое ощущение, что ты меня избегаешь из-за моих всплесков. Я, правда, не хочу срываться, но оно само как-то получается, против моей воли, что ли… Ты был прав, это гормоны и я становлюсь какой-то истеричкой… — Нет, ты не истеричка, — Витя выдавил из себя улыбку, заправив её выбившуюся прядь волос за ухо, — я всё понимаю, правда. И не обижаюсь. — Честно? — Конечно. — Ни капельки? — Ира продолжала смотреть ему в глаза, переспрашивая. — Ни капельки, — подтвердил он и тут же почувствовал её губы на своих. Ира прижалась к нему максимально близко, насколько это позволял живот и улыбнулась, когда Витя ответил на поцелуй. А сам Пчёлкин в этот момент подумал о том, что, конечно, нисколько на неё не обижается, в отличие от себя, потому что обида на себя после её извинений только усилилась. Разорвав поцелуй, он, глядя ей в глаза, произнёс: — Ты тоже меня прости. — За что? — Невинный вопрос и невинный взгляд её карих глаз. Ира не знала, за что именно Витя просит прощения сейчас, но, если бы ей стала известна реальная причина этих извинений — никакие слова с его стороны не убедили бы её в том, что он действительно раскаивается. У каждого человека, пожалуй, есть ситуация, при возникновении которой он не может наплевать на собственные принципы, как бы больно от этого ни было. И Пчёлкин понимал, что эта для Иры — одна из таких. После того случая прошлогодней весной, когда она случайно увидела в офисе совсем не то, что было на самом деле, Ира отреагировала резко и бурно. Где гарантия, что сейчас это не повторится? Где гарантия, что она, будучи беременной, не станет лишний раз нервничать? «Пусть останется нашим секретом» — прозвучало в голове голосом Ждановой. — Просто прости и всё. Я не должен был тогда так говорить и… — Ира приложила свой палец к его губам, останавливая. И просто поцеловала — снова, потому что это было красноречивее всяких ответов, а потом, отстранившись, улыбнулась. — Я сейчас в душ и можем посмотреть какой-нибудь фильм. Устроим себе домашний релакс, что скажешь? Пчёла улыбнулся. — Да, давай. — Я быстро, — скрывшись за дверью ванной, Ира не заметила, как улыбка на лице мужчины потухла, и Пчёла бросил взгляд в окно. Рассвет вовсю забрезжил, освещая гостиную желтоватым светом — новый день нёс в себе новые мысли и решения. И здесь и сейчас Витя принял решение молчать, не рассказывая ничего. Он убедил себя, что больше такого не повторится, и верил самому себе. А кто-то наверху, принимая во внимание эту слепую веру, рассмеялся и тихо шепнул: «Глупец».

***

В это время, в одной из квартир на улице Берзарина, на просторной кухне сидела девушка, занимавшаяся распитием кофе. После проведённой на ногах ночи и всего часа сна, Вика чувствовала во всём теле ноющую усталость и слабость, но на губах её всё равно держалась уверенная улыбка при воспоминании о том, как они с Пчёлкиным провели время. И хоть, помимо этого «невинного и случайного» поцелуя между ними ничего не было, но Жданова не спешила унывать: основа была заложена, рано или поздно всё случится само собой. Главное — не упустить того момента, когда он снова захочет развлечься. Голос совести внутри блондинки канул в забытьё, абсолютно не беспокоя девушку. Более того, Вика уже успела нарисовать себе в голове подробнейший сценарий того, чем могла закончиться эта ночь, если бы в крови Пчёлкина было чуть больше алкоголя. Когда она его поцеловала, рассчитывала, конечно, что он ответит, но этого не случилось; с другой стороны — он и не сразу оттолкнул. В том, что Пчёлкин ничего не расскажет своей жене, сомневаться не приходилось: Вика хорошо знала этот тип мужчин. Добровольное признание в измене или же в нечто подобном — не его случай. К тому же, он явно не захочет её нервировать, ведь, кажется, у бывшей Холмогоровой уже весьма приличный срок? Если учесть, что в декрет она ушла в феврале, то… по всей видимости, скоро должна родить. Вика отпила из чашки ещё один глоток и отставила её в сторону. Если Пчёлкин уже сейчас фактически готов уйти налево, то, после рождения их ребёнка, её шансы на его соблазнение лишь увеличатся. А всё почему? Да потому, что дети — это сплошной стресс. Пелёнки, бессонные ночи, режущиеся зубы и масса других забот надолго отнимают и время, и силы женщины. Не каждая сможет совладать со всеми пунктами, да ещё и для собственного мужа найти время в столь плотном и загруженном графике, а он не из тех, кто будет мириться с подобным положением вещей. Таким, как Пчёлкин, нужен накал страстей и постоянная встряска — чтобы не заскучать. Как правило, во многих подобных семьях начинаются конфликты. Жена сидит дома с ребёнком, муж — сутками пропадает на работе. Если однажды каким-то неосторожным словом или и вовсе — отказом — бывшая Холмогорова его оттолкнёт, Вика только скажет ей за это огромное спасибо, потому что тогда у неё появится ещё больше преимуществ. Если посмотреть правде в глаза, Жданова была уверена: не забеременей Ира вовремя, никакой свадьбы у них бы не было, потому что по своей натуре Витя не похож на того, кому нужна семья. Этим, пожалуй, она схожа с ним — ей тоже не нужна семья, и она уж точно не станет выносить ему мозг по пустякам. Ей, в принципе, неинтересны скандалы, а вот интриги… Интриги — это её кредо.

***

Август, 1992 год.

К началу девятого месяца беременности, Ира уже отсчитывала дни до родов. Леонид Андреевич, у которого она наблюдалась всё это время, ушёл в отпуск, заверив её, что, вернувшись ближе к концу месяца, будет рад увидеть её уже непосредственно на сохранении. Дата родов уже была назначена, и Ира, сообщив её Вите, осталась довольной, когда Пчёла заверил, что на тридцатое число расчистит все свои дела, тем более, что по календарю этот день выпадал на воскресенье. За последние несколько недель, их отношения значительно улучшились, что не могло её не радовать. Витя старался не задерживаться допоздна в офисе — наоборот, чаще всего мужчина возвращался ещё до того, как начинало темнеть. Если у них не всегда получалось устроить совместный завтрак, то совместный ужин скрашивал её каждодневное одиночество, которое по-прежнему прерывалось визитами друзей и родственников. Ира была рада всем без исключения и в обязательном порядке вела на кухню, чтобы напоить чаем и испечённым пирогом или печеньем — от избытка свободного времени, она успела хорошенько освоить приготовление выпечки. Когда Витя возвращался домой, улавливая в прихожей ароматы, Ира шутила, что такими темпами превратится не в мамочку, а сразу в бабушку, которая будет угощать своей едой всех вокруг. Пчёла посмеивался, обнимая её и целуя в шею, отчего по телу пробегала дрожь и мурашки. Пчёлкина всякий раз пыталась как можно скорее отстраниться, чтобы не искушать лишний раз ни себя, ни его — на последнем осмотре ей было рекомендовано воздержаться от половой жизни до конца беременности, и Ира понимала, почему: роды с каждым днём всё больше и больше приближались, а рожать раньше срока в её планы никак не входило. К тому же, сейчас, на тридцать пятой акушерской неделе, ей становилось всё тяжелее из-за живота, который будто существовал отдельно от неё, но при этом давал неимоверную нагрузку на позвоночник. Поэтому, даже простая уборка в квартире давалась ей куда тяжелее обычного и требовала больше сил. Ира быстро утомлялась и постоянно присаживалась, чтобы передохнуть, поглаживая живот. Ребёнок стал гораздо реже толкаться и шевелиться, чем поначалу её неслабо напугал, но Леонид Андреевич её успокоил: замедление такой активности свидетельствует о том, что малыш просто готовится к родам, и ему, как и будущей матери, требуется побольше отдыхать, чтобы набраться достаточно сил. Витя подошёл к этому серьёзно и запретил ей покидать пределы квартиры в одиночку. Ира, прежде довольствовавшаяся обществом подруги или брата, теперь сталкивалась со Шмидтом, который ходил с ней по магазинам за продуктами, таща в своих сильных накачанных руках тяжёлые пакеты, при этом не давая Ире даже одного из них, мотивируя это так: «Виктор Палыч приказал мне помогать, вы лучше просто воздухом подышите. Если хотите, могу отвезти вас в парк.» Сегодня она отказалась от длительной прогулки и, по возвращению из магазина, планировала заняться чтением. Холодильник до отвала забит едой, а в квартире более-менее чисто. Но, едва Ира уселась с книгой на диван, только-только удобно устроившись и вытянув ноги, в дверь позвонили. Ира бросила взгляд на часы — те показывали половину шестого. Может, это Витя вернулся пораньше? Поднявшись на ноги, она поспешила в коридор, чтобы открыть. Но, глянув предварительно в глазок, Ира удивилась, потому что там уже никого не было. Несколько секунд она стояла в прихожей, прислушиваясь к звукам, но в подъезде было тихо. Желания открывать дверь и проверять нарочно — не было. Решив, что это кто-то просто либо ошибся дверью, либо хулиганит, Ира вернулась в гостиную и только села на диван, как почувствовала резкую боль внизу живота. Это заставило её замереть, обхватив его руками. Ничего подобного прежде она не чувствовала — словно кто-то нарочно безостановочно пытался проткнуть кожу острыми иглами, вызывая судорогу. За считанные секунды она почувствовала, как эта боль усиливается до такой степени, что стерпеть её спокойно было уже нереально. «Так, спокойно, без паники» — повторяла она мысленно, пытаясь наладить дыхание. Вдыхая воздух через нос и выдыхая через рот, Ира поглаживала живот, надеясь, что сейчас боль уйдёт. В какой-то момент ей даже показалось, что стало легче — внизу живота перестало так ощутимо тянуть. Она осторожно поднялась на ноги и хотела было пойти в спальню, чтобы немного полежать, но уже на пороге боль снова напомнила о себе, и в этот раз она была до того сильной, что у неё потемнело в глазах. Набирая номер Вити, Ира понадеялась, что он ответит на звонок, но надежды не оправдались — Пчёлкин, ещё уходя утром в офис, предупредил, что сегодня у него будет важная сделка. По всей видимости, как раз сейчас он был занят подписанием договора, и в таких случаях Витя всегда отключал мобильник, чтобы ничто его не отрывало от этого процесса. Подумав, Ира набрала Шмидту и, когда он ответил, она, пытаясь сохранять ровное дыхание, скороговоркой проговорила: — Приезжай как можно скорее, мне нужно срочно в больницу… — Последнее слово потонуло в стоне, наполненном болью. Режущее и тянущее ощущение внизу не желало отпускать её, навевая страх. Шмидт заверил, что примчится через десять минут, и отключился.

***

Лёжа на кушетке с раздвинутыми ногами, Ира пыталась сохранять спокойствие, но с каждой секундой оно всё больше улетучивалось в неизвестном направлении. Пока Шмидт вёз её в роддом, она успела себе многое нафантазировать, и каждый из сценариев был хуже другого. — Так, спокойно, звезда моя, выдыхай, — Катерина, осмотрев её, ободряюще улыбнулась: — всё хорошо. — Да я б так не сказала, — резкие боли внизу живота успели её напугать, — мамочки… — Вот в точку! Думаю, что сегодня ты сама станешь мамочкой, — от этих слов внутри всё сжалось. — В смысле, сегодня? Мне срок ставили на тридцатое. Три недели ещё… — Ира испугалась. Нет, конечно, она понимала, что это не стопроцентная гарантия, но никак не ожидала того, что её ребёнок решит напоследок так удивить, вздумав родиться почти на месяц раньше положенного срока. — Голубев в отпуске, как я рожать буду? — В данный момент, это был наиболее интересующий её вопрос, который отошёл на второй план с появлением новой волны разрывающей боли. — Я приму роды, не беспокойся. Ты ж мне доверяешь? — Катерина выглядела вполне уверенно, внушая доверие. Ира кивнула. — Да ты не переживай, выдыхай. Схватки будут усиливаться, так что часов пять, думаю, у нас есть точно в запасе. — Пять?! — Вопрос прозвучал с более грубой интонацией из-за подкатившей боли. — Минимум пять. — Сущее издевательство. Она ж загнётся за пять часов. — Да, а как ты хотела? Первые роды — самые длительные. Ещё раз: никаких переживаний, родишь, потом ещё второго захочешь! «Да как-то пока желания не возникает» — проскочила в мыслях колкость, но вслух произносить её она не стала. — Кать, а для ребёнка это опасно? — Не боись, выходим, если понадобится! Кстати, кого ждёте, знаешь уже? — Нет, думала, после родов узнаем. — Ну тогда я звоню счастливому папаше? Пусть готовится принимать радостную новость… — С этими словами Катерина, улыбнувшись и подмигнув ей, вышла из смотровой, крикнув в коридор: — Люба, каталку сюда, срочно! Когда в начале седьмого её привезли в предродовую палату, она успела посмотреть на часы и прикинуть, когда примерно Витя освободится. Если Катя дозвонится до него, то, может, Пчёла приедет сюда, и успеет с ней побыть непосредственно до того, как её заберут в родильный зал — во всяком случае, Ире этого очень сильно хотелось, потому что такого накатывающего страха она никогда в жизни не переносила. Страх этот был даже не за себя, а за ребёнка: преждевременные роды навряд ли положительно могут сказаться на его здоровье, вдруг, что-то будет не так? И хоть Катя несколько раз настойчиво повторила ей, что от нервов и стресса нужно абстрагироваться, у Иры никак не получалось перестать думать об этом. Во всяком случае, пока она ещё могла стоять на ногах. А вот когда, из-за раздирающей боли, её положили на кровать и поставили капельницу, мотивируя это тем, что боли станет меньше и ей будет немного полегче, Ира, лёжа на боку с вытянутой правой рукой, куда ввели катетер, гладила свободной левой рукой себя по животу и, зажмуриваясь от нарастающих схваток, мысленно молилась о том, чтобы это закончилось как можно скорее и как можно более безболезненно для ребёнка. — Кать, ты Вите дозвонилась? — Когда тётка Белова в очередной раз зашла, чтобы её проведать, Ира едва разлепила глаза, смахивая с мокрого лба прядь волос. Ей было душно, и ничего не помогало — ни открытое настежь окно, ни кондиционер в палате, который включили по её просьбе ещё час назад. Ира чувствовала себя отвратительно и была уверена, что выглядит сейчас так же. — Дозвонилась, сказал, что едет. Давай-ка, звезда моя, ноги подгибай, я тебя ещё раз посмотрю, может, уже и пора… — Ира, шипя от ощущений, поджала ноги, чуть раздвинув их. — Шесть сантиметров. Ещё четыре надо. Рано. Если бы Ира могла, она, наверное, не стала бы отказывать себе в смачных формулировках в данный момент, но сил на то, чтобы взрываться, абсолютно не было. Ей казалось, что ещё чуть-чуть и она сойдёт с ума от этой боли и схваток, которые не прекращались. Она была готова лезть на стену, не прекращая стонать от боли. Капельницы хватило на несколько часов и, когда лекарство перестало действовать, двойная волна всех этих ощущений накрыла её до такой степени, что Ира всерьёз приготовилась терять сознание: перед глазами всё потемнело, а в ушах был белый шум. За окном уже было темно, когда Катя, зайдя к ней в палату, снова её осмотрела и на этот раз удовлетворительно заключила: — Ну, что, мамочка ты моя хорошая, готова к встрече со своим дитём? Поехали рожать! Ира была готова уже на всё, что угодно — лишь бы только всё это прекратилось, но в родильном её ожидали новые мучения. Катя кричала ей, что нужно тужиться, чтобы малыш быстрее вылез, а сама Ира, тужась изо всех сил, сжимала небольшие ручки на кресле до побелевших костяшек. Она старалась не кричать, потому что так только понапрасну тратила бы силы, но и сохранять равномерное дыхание было непросто. — Ира, ты меня слышишь? — Голос казался отдалённым, словно она была ограждена каким-то куполом. Свет лампы наверху в её голове подкидывал ассоциацию со светом в конце тоннеля — если она вдруг окочурится здесь, то получится символично, что последним, что она увидит в своей жизни, будет этот сияющий, режущий глаза, свет. — Давай, родная моя, ещё чуть-чуть, напрягись, в последний раз! И она напряглась — выжала из себя все возможные силы. При этом Ире показалось, словно всё её тело прошибла самая болезненная, из всех предыдущих, схватка. От бессилия, она откинулась головой назад и спустя долю секунды белый шум в ушах стал затихать, и на смену ему прорезался детский плач. «Ну наконец-то» — проскочило в мыслях и Ира улыбнулась, признавая, что всё закончилось. Раздирающей боли больше не было, она справилась. Когда, следом за малышом, она родила послед, что заняло ещё около двадцати минут, Ира наконец-то сумела выдохнуть. — Смотри на своё счастье, — Катерина положила ей на грудь ребёнка, которого уже вытерли и полностью осмотрели, и Ира, увидев сморщенное личико, улыбнулась, — принцесса! Здоровая и красивая… — Это девочка?.. — Девочка, — с улыбкой подтвердила Катерина. «Доченька» — мысленно проговорила про себя Ира и снова улыбнулась, вспомнив Витины наставления в течении беременности, что, по его мнению, у них будет мальчик. Для Иры же это, по сути, было совсем неважно, главное — чтобы с малышом всё было в порядке. И сейчас, глядя на свою новорождённую дочь, Пчёлкина признала, что все эти мучения с беременностью, схватками и болью стоили того, дабы теперь просто любоваться на эту маленькую красавицу, которая, с первых секунд рождения, напоминала ей мужа. — Ну что, пойду, поздравлю молодого папку, а то он там в коридоре уже минут сорок кукует, дёргается от каждого движения врачей, — Ира улыбнулась и кивнула. Катя, забрав малышку, передала её в руки медперсонала, которые заверили, что привезут девочку позже, а сейчас молодую мать перевезут в палату, где она сможет отдохнуть. Ира, проводив взглядом врача, унёсшего на руках её ребёнка, откинулась на спинку кровати и прикрыла глаза, свыкаясь с новой реальностью. Она стала мамой.