Зависимые

Январь, 1992 год.

В кабинете следователя Холмогоровой царила мёртвая тишина. Напряжение, казалось, можно было прочувствовать в воздухе — оно проникало в лёгкие, оседая на внутренних органах мелкими песчинками, раздражая нервную систему и доводя до изнеможения. Порой Ира задавалась вопросом: где взять эти силы, чтобы пережить очередной непростой день? И дело было даже не в том, что за последние полгода жизнь вокруг существенно изменилась — ей не было никакого дела до распада Советского союза; не было дела до людей, которые возмущались или, наоборот, радовались данным переменам. Ира жила сугубо своей жизнью, в которой значительное место занимала работа, а в ней, как раз, проблем хватало с лихвой. Разговоры о том, что в окрестностях их города завёлся маньяк, как-то резко стали звучать в стенах отделения. Ира поначалу не вслушивалась в подобные беседы, предпочитая работать над теми делами, которые были непосредственно поручены ей, вот только за последние полгода в Москве и области пропало семь мальчишек, в возрасте от десяти до шестнадцати лет. Из них были найдены только шестеро — уже мёртвыми, зарытыми в лесу. А когда несколько дней назад случилось очередное, восьмое исчезновение, безутешные родители пришли писать заявление к ним в отделение. Дежурный отправил их к ней, и позже Ире пришлось выслушивать от Карпова о том, насколько значимое это дело, и что такой следователь, как она, скорее сама напорется на неприятности, а не отыщет убийцу. Спорить ей не хотелось, да и не о чем было — все эти разговоры и общественное волнение придали статус резонанса. На последних совещаниях Хрулёв неоднократно упоминал о том, что СМИ уже раздуло целый скандал, сделав из мухи слона и выставив правоохранительные органы как, откровенно говоря, слабое звено в борьбе с нарастающей преступностью. Вышестоящее начальство, имя которого даже вслух не упоминалось — красноречивого взгляда вверх было достаточно, чтобы осознать всю серьёзность подобных чинов — приказало в кратчайшие сроки обеспечить результат и явить народу пойманного преступника. Участковых обязывали ходить по учебных заведениях, проводя специальные беседы со школьниками, остерегая их от нежелательных одиночных прогулок в позднее время; родителей просили относиться серьёзнее к безопасности собственных детей и, по возможности, сопровождать их при острой необходимости куда-либо; а сама милиция в это время тщетно пыталась докопаться до истины, выискивая зацепки в каждом эпизоде. Ира в который раз уже перечитывала материалы дела двенадцатилетнего Андрея Гордеева, пропавшего в четверг, шестнадцатого января. Родители мальчика были на работе: отец — на заводе пахал в две смены, мать — там же, бухгалтером. У самого Андрея было семь уроков в школе, после — секция по плаванью, но до неё он так и не добрался. В промежутке между тремя и пятью часами он пропал. Пообщавшись с тренером по плаванью, Ира спросила, почему он не поставил родителей в известность, когда мальчик не появился в назначенное время, на что мужчина объяснил, что Андрей в последнее время редко посещал занятия, отговариваясь проблемами с учёбой — и сей факт стал уже удивлением для родителей, которые считали, что их сын плодотворно тренируется. Тренер предоставил журнал посещаемости, из которого Ира сделала себе копию ведомости — в последний раз Андрей Гордеев был на секции по плаванью во вторник, седьмого января. А до этого пропустил ещё два занятия, и в промежутке между своим последним появлением и датой исчезновения у него должно было быть ещё три занятия — в четверг, девятого января, в субботу, одиннадцатого, и во вторник — четырнадцатого. Возникал логический вопрос: где мальчик находился всё это время? Куда он ходил вместо плавания? Ира надеялась, что хоть какие-то детали раскроются благодаря разговору с одноклассниками Андрея, но здесь её ожидал так называемый «облом»: никто ничего не видел, никто ничего не слышал. А классная руководительница, по большому секрету, сообщила, что в коллективе у мальчика не ладилось: он был замкнутым и практически ни с кем не общался, что, в свете случившихся событий, усложняло задачу с его поисками и добычей информации. Соседка Гордеевых — семидесятипятилетняя старушка — заявила, что видела, как мальчик садился в какую-то машину, но ни марки, ни номеров, конечно же, запомнить не смогла. Да и разглядеть, с высоты пятого этажа, настолько мелкие детали было трудно, но одно сказала точно: Андрея она узнала по полосатой шапке, в которой он вечно бегал по двору, а машина, подъехавшая к подъезду, в свете фонарей была какого-то светло-бежевого оттенка. И как сказал Гриша, когда они вышли из подъезда после опроса соседей, красноречивее некуда: — М-да, негусто! Слушай, а ты уверена вообще, что её слова стоит воспринимать всерьёз? На бабку один раз взглянешь, и уже понятно, что там прогрессирует старость по полной программе… — А что ты предлагаешь? Других свидетелей нет, все остальные, как один, талдычат: ничего не видели, ничего не знаем… И потом: она ж не сумасшедшая какая-то, вполне себе адекватная женщина. Да, старенькая, но ещё при своём уме живёт. — Ну тогда будем искать эту машину, чё, других вариантов не остаётся. В архиве Ира подняла старые дела и выяснила, что схожие эпизоды начались ещё в восемьдесят шестом году. Тогда, в апреле, пропал шестнадцатилетний Андрей Павлов — по словам родителей, парень пошёл собирать берёзовый сок в лесном массиве, неподалёку от дачи, и не вернулся. На следующий день его отец обнаружил труп собственного сына — экспертиза установила, что смерть наступила в результате удушья, после чего жертве ещё перерезали горло и изнасиловали. Криминальный психолог дал чётко понять, что преступление совершил маньяк, был даже составлен психологический портрет преступника, но, по всей видимости, одного эпизода для поимки оказалось недостаточно. А спустя практически три месяца, произошло ещё одно убийство — на сей раз, около пионерлагеря «Звёздный» — жертвой оказался четырнадцатилетний Андрей Гуляев. И Ира бы, возможно, подумала уже, что преступник отталкивается от имени, выискивая себе жертв, но спустя ещё несколько недель был убит шестнадцатилетний Олег Гаськов. На его теле насчитали тридцать пять (!) колото-резаных ран. И если изначально эти убийства связывали с серией убийств Чикатило, то, когда в тысяча девятьсот девяностом году его арестовали, выяснилось, что он не был причастен к данным эпизодам. И лишь натолкнувшись на ещё один так называемый «висяк», информация о котором хранилась в архиве, Ира поняла, что соседка в действительности сказала правду и не ошиблась: машина бежевого цвета фигурировала в деле десятилетнего Сергея Строчкина. По словам очевидцев, мальчишка голосовал поздно вечером, первого ноября восемьдесят восьмого года, на станции Перхушково. К нему подъехал автомобиль бежевого цвета, после чего он сел в салон — и больше его никто не видел живым. Останки мальчика были найдены только спустя почти два года, летом тысяча девятьсот девяностого года — и опознали их по наличию перочинного ножика, принадлежавшего Сергею. В совокупности всех этих эпизодов даже слепому стало бы понятно, что каждое убийство — дело рук настоящего маньяка и педофила: хладнокровного, безжалостного и крайне опасного. Поэтому все сотрудники милиции встали на дыбы, желая как можно скорее отыскать убийцу. Проблема заключалась в том, что ни в одном из дел не было даже малейших намёков на личность преступника, и на то, где и как все эти жертвы с ним знакомились. Ира взяла в руки фотографию двенадцатилетнего Андрея Гордеева. На вид он был совсем обычным ребёнком: улыбчивый, рыженький, с россыпью мелких веснушек на лице. Вполне себе симпатичный мальчишка — глядя на такого и не подумаешь, что у него могут быть проблемы со сверстниками в общении. И вот как ей узнать, какое именно событие стало фатальным в его жизни? Где и как он встретил того, кто увёз его из дома со злым умыслом, очевидно, точно зная, что мальчишка уже не вернётся? И — что было ужаснее всего — жив ли он до сих пор? Настенные часы показывали уже половину одиннадцатого вечера. Ира знала, что самолёт Вити, которым он вылетел из Германии, должен приземлиться где-то около десяти, а это значит, что уже в скором времени он переступит порог квартиры, и тогда можно ждать неприятностей. Конечно, положа руку на сердце, в данный момент Ира бы хотела оказаться не в этом кабинете, а дома, в объятьях Пчёлкина. Она ужасно соскучилась по нему, несмотря на то, что в Москве его не было всего несколько дней, но эти дни показались ей вечностью, со всем этим ворохом суеты и бесконечной череды работы. Она уже успела сутки отпахать на дежурстве, а теперь ещё, вдобавок ко всему, Карпов, заявившись к ней в кабинет несколько часов назад, заявил, что сегодня Ира тоже останется в отделении. Видите ли, работать нужно, искать зацепки, а иначе — если произойдёт ещё одно убийство — то дело статьёй в газете не ограничится. Головы полетят… И, даже несмотря на то, что Стас взял это дело под свой контроль, отчитываясь Хрулёву лично, а тот, в свою очередь — вышестоящим чинам — у Иры было стойкое ощущение, что Карпов наблюдает за ней и контролирует каждый шаг. Ждёт очередной ошибки, чтобы, получив повод, наконец, добиться её увольнения. А в нынешних обстоятельствах хуже становилось оттого, что она не знала, сколько ещё сумеет выдержать подобную нагрузку. Либо в один прекрасный момент, словно загнанная лошадь, свалится от усталости; либо выскажет ему всё, что думает о его, так называемом, статусе начальника. Правда, в этом случае она совершенно точно подпишет себе заявление об уходе, причём, в совокупности со строгим выговором. Вздохнув, Ира перелистнула страницу с показаниями родителей Гордеева и принялась вчитываться в показания старушки-соседки. Глаза слипались от недосыпа, в сон клонило жутко, но идти в очередной раз за кофе сил не было. Дожить бы до утра, и… желательно, чтоб без эксцессов. Но в последнее уже не верилось.

***

Тысяча девятьсот девяносто второй год, вступая в календарные права, подкидывал немало суеты. Пчёлкин возвращался из поездки в Германию, куда был вынужден отправиться несколько дней назад — ему до чёртиков не хотелось покидать Москву, но другого выхода не предвиделось. Радовало то, что хотя бы не зря смотался, удалось заключить выгодный контракт, и теперь, сидя на заднем сидении такси, пойманного им у аэропорта, Витя больше всего хотел как можно скорее оказаться на Патриарших, где, по его подсчётам, сейчас должна ждать его возвращения одна удивительно занятая особа. Он жутко соскучился по Ире, и роль здесь играла не столько эта поездка, с редкой возможностью свободной минуты, сколько тот факт, что они нормально проводили вместе время недели две тому назад. То он в офисе задерживался допоздна, то она на своих дежурствах пропадала — и как бы Витю это не напрягало, он действительно старался понимать; не давить и не затевать ссор. Уезжая, он взял с Иры слово, что в день его возвращения она вернётся со своей работы пораньше, и сейчас для полного счастья ему не хватало сгрести её в охапку и провести этот вечер, плавно перетекающий в ночь, вместе. Попросив таксиста притормозить у цветочного, Пчёлкин зашёл в магазин, благоухающий ароматами, и встретился с улыбчивой продавщицей. Миловидная девчонка лет двадцати сходу спросила его, какие цветы ему нужны, и Витя без промедления указал на ярко-красные розы. Не глядя, выложил одну многочисленных купюр в кошельке и, заявив, что сдачи не надо, забрал букет и двинулся обратно к машине. Таксист, увидев его снова, как-то по-доброму хмыкнул и поинтересовался: — К девушке едете? Может, ещё шампанского по дороге захватите? — Шампанское уже есть, — у Пчёлы, после новогоднего застолья, осталась ещё бутылка «Советского», которую, по случаю радостного повода, можно будет сегодня испить. Подъезжая к дому, Витя набрал Сашу, чтобы коротко сообщить о своём прибытии в Москву и договориться о встрече завтра в офисе — Белый, очевидно, пребывающий рядом с Ольгой, тоже не шибко горел желанием обсуждать деловые вопросы, так что их диалог очень быстро завершился. Расплатившись с таксистом, Пчёла двинулся в сторону подъезда и мимолётно поднял голову вверх, отыскивая нужные окна. Свет в квартире не горел, однако, несмотря на это, Витя продолжал думать о том, что Ира, возможно, решила встретить его в более романтической обстановке. Усмехнувшись и осмотрев букет, мужчина двинулся в подъезд. Оказавшись на седьмом этаже, Пчёла вышел из лифта и повернул направо, остановившись перед дверью квартиры. Нажал на дверной звонок и, загородив глазок розами, затаил дыхание в ожидании, когда с той стороны послышатся звуки шагов. Секунда, две, три — тихо. Тогда Витя повторил свой манёвр ещё раз — результат был тот же. В конце концов, осознав, что ему не спешат открывать, Пчёла достал свой ключ и вставил его в замочную скважину. Тот ловко проскользнул и с двумя щелчками быстро открыл дверь. Потянув за ручку на себя, Витя увидел, что в прихожей была темнота — полоска света с лестничной клетки была единственным освещением. Переступив порог, он щёлкнул по выключателю, зажигая свет, и прикрыл за собой дверь, провернув ключ. — Есть кто живой? — На данный вопрос в ответ тоже прозвучала тишина. Разувшись, Пчёлкин положил букет цветов на тумбочку около зеркала и сбросил с себя пальто. Глянул в отражение, смахнув с волос следы снега, осыпавшего вовсю улицы, и, подхватив розы, прошёл вглубь квартиры. Вопреки его ожиданиям, вместо Иры из командировки в Германию его встречала пустота. Её не было нигде: ни в гостиной, ни в спальне. Пчёла, как дурак, даже в ванную заглянул, подумав на секунду — а вдруг она решила встретить его там, так сказать, во всей красе? И по итогу, обойдя всю квартиру, почувствовал, как его накрывает волна разочарования. Отыскав в гостиной вазу, Пчёла набрал воды и, поставив цветы в воду, схватил телефон, набирая уже заученный им номер. Длинные гудки, кажется, тянулись целую вечность, раздражая слух — мужчина отсчитывал про себя их количество, надеясь, что сейчас на том конце провода раздастся совершенно другой голос, который скажет, что Ирины Юрьевны уже нет на работе. По крайней мере, тогда это бы дало ему надежду, что она, например, в магазине — решила что-то прикупить, устроить ужин при свечах или ещё что… Да какая разница? Главное, чтобы не там. Но вторая волна разочарования накрыла в тот момент, когда в трубке раздались знакомые нотки. — Следователь Холмогорова, слушаю, — её голос был вымотанным, а слова прозвучали резко; создавалось ощущение, что катастрофическая нехватка времени не располагала к любым разговорам. — Нет, это я слушаю, — Пчёлкин в этот момент молил Бога о том, чтобы Ира ему сказала, что она уже выезжает, — только не говори мне, что ты опять на своём дежурстве… — Вить… Ты уже приехал? — А теперь в словах отчётливо слышится удивление и немного — едва ли — горечь. Ира не могла не понимать, что данная ситуация его разозлит. — Я-то приехал, как дебил последний, с аэропорта мчался, чтоб побыстрее тебя увидеть, а ты там, я так понимаю, не особо торопилась? — В его голосе начинают прорезаться те самые нотки недовольства, которые грозятся перерасти в самый настоящий срыв. В глубине души Пчёла пытается себя контролировать, но в его голове не укладывается тот факт, что происходящее — реальность. — Прости, у меня форс-мажор тут, и… — Какой, нахрен, форс-мажор? Ты издеваешься?! — Не заводись, пожалуйста… — Серьёзно? А чё ещё мне сделать прикажешь? Это, по-твоему, нормально? — Он перехватывает трубку покрепче, прислоняя её к уху и слыша уставший женский вздох. — Мы с тобой договаривались, что ты будешь дома, а ты опять на своей грёбаной работе! Нет, ты мне скажи, у вас там, кроме тебя, вообще некому работать, или что? — В ответ — тишина. — Алло, бля, ты меня там слышишь вообще или в одно ухо влетает, а через другое вылетает?! — Если бы Пчёлкин в этот момент видел, что Ира прислонила трубку к плечу, потому что в кабинет вошёл Карпов, взбесился бы ещё больше. — Ну чё ты молчишь? И секундой позже до него долетает ответ: — Прости, мне нужно бежать… — Зашибись поговорили! — Короткие гудки раздаются даже раньше, чем он успевает выговорить эту фразу. Она тупо бросила трубку. Не объяснила, даже не удосужилась сказать, когда её ждать. В данную секунду в Пчёле подгорало сесть в свою машину, которую он оставил у подъезда перед отлётом в Германию, и просто поехать прямиком к ней в отделение, устроить там разбор полётов со всеми вытекающими, но в глубине души он понимал, что этим ни черта не добьётся, кроме как её осуждения. — Охренительный вечер! — Телефон был отброшен на кресло, а сам Витя, оказавшись на диване, бросил взгляд на шкаф. Взор зацепился за фото, стоящее на полке — с их совместного отдыха в Одессе.

— Я тебе обещаю: когда ты вернёшься, я тебя встречу так, что с лихвой компенсирую эти последние недели.

Получасом позже, Пчёлкин так же восседал на диване, с бутылкой коньяка. На столике перед ним расположилась пепельница — не взирая на то, что Ире не нравилось его курение в квартире, сейчас он принципиально курил в гостиной, пытаясь успокоить собственное недовольство. И с каждой секундой мёртвой тишины в квартире ему это давалось всё сложнее. Когда алкоголь ударил в голову, слегка расслабив тело, Витя всё ещё не мог перестать думать о той западне, которая ожидала его по приезду в Москву. Не так он себе представлял этот вечер, когда торопился домой, словно ужаленный — цветы ей купил, думал, они проведут вместе время, но Ира наплевала на своё обещание и снова пропала в своей работе. Форс-мажор, блять… Он не понимал, что ему нужно сделать и какими словами воздействовать на неё, чтобы, наконец, дошло, как сильно его это достало. В одиночку выпивая залпом очередной бокал коньяка, Пчёла окончательно для себя понял, что в этот раз ситуация дошла до абсурда и пересекла всяческие границы. Его терпение оказалось не железным — всё это время, ещё с того момента, как он впервые за неё испугался, примчавшись в больницу весной, он старался терпеть и не затевать ссор. Он, в общем-то, в какой-то момент даже решил, что научился с пониманием относиться к её дежурствам, к её работе, уважать, в конце концов, её выбор, но сегодня Витя чётко осознал, что это не принесло ему ни черта хорошего. А раз так, то теперь он будет играть не по её, а по своим правилам.

***

Прошедшая ночь отняла уйму сил и нервов, а внезапный выезд на место происшествия, который случился под утро, окончательно её вымотал. У Иры было такое впечатление, что голова стала чугунной, от количества информации и собственных неутешительных мыслей хотелось просто взорваться. Усталость накатывала с такой силой, что, оказавшись в машине Макса, предложившего подвезти её до дома, она едва не уснула. — Что-то мне не нравится твой вид, — Жаров, бросив на неё взгляд, выдвинул своё заключение и заглушил мотор, остановившись напротив подъезда. Ира заметила припаркованный мерседес Вити, который стоял всё там же, где он его и оставил перед отлётом в Германию. Значит, Пчёлкин не уехал в офис и сейчас находится там, в квартире. Однако, не желая акцентировать на том внимание, слабо улыбнулась, взглянув на Макса в ответ, и спросила: — Страшненькая, да? — Да я не об этом, — Жарову стало как-то неловко, — просто ты такая измученная, вон, мешки уже под глазами. Тебе бы выспаться, а ты мотаешься на выезды, ещё и в отделе пашешь с этой отчётностью… — Это Карпову нужно спасибо сказать, — как-никак, именно он подкинул ей ту кучу работы, причём, как назло, именно вчера, после обеда, когда она уже выстраивала план уйти домой пораньше. Но, как говорят в народе, хочешь рассмешить Бога — расскажи ему о своих планах. Карпов, конечно, не Бог, и планы её ему были глубоко до задницы, но чтоб оставить её работать он имел все полномочия. Казалось, он это делает специально — заваливает её так, чтоб она света белого не видела. И с каждым днём этих чёртовых завалов становилось всё больше и больше. То на вызов очередной ей поручит ехать, то отчётность затребует, то ещё что. К каждому её действию был готов придраться, а Ира, осознавая это, назло ему старалась делать всё чётко в срок и без проколов. Жаль только, что подобные энергозатратные действия вылезали боком в личной жизни, но жаловаться и приводить этот аргумент она не собиралась. — Доведёт он тебя такими темпами. — Не хорони меня раньше времени. Я обязательно высплюсь на том свете… — Типун тебе на язык. — Максу шуточки про тот свет не нравились, а у Иры они уже сами собой вырывались. И потом — лучше так, чем умываться слезами, которыми всё равно делу не поможешь. — Ладно, беги, а то он потом ещё прикопается, что опоздали на это дурацкое совещание, я подожду. — Спасибо, — Ира вышла из машины и преодолела расстояние до подъезда. Поднимаясь в лифте на свой этаж, поймала себя на мысли, что больше всего сейчас она не хочет выяснения отношений и скандалов, но, судя по вчерашнему голосу Вити, скандала не избежать. Она-то рассчитывала, что, заявившись утром перед совещанием, не застанет его, но, по всей видимости, его желание расставить все точки над «и» было слишком велико. Накануне она оборвала звонок, даже не поговорив с ним толком, а внутренне сама же от этого и мучалась… Но выяснять отношения в тот момент, когда над душой коршуном нависает Карпов — весьма плохая идея. Осторожно открыв квартиру ключом, Ира вошла в прихожую. Сбросила сапоги и повесила пальто на крючок, направившись на кухню. Ей срочно нужна была порция хорошего, бодрящего кофе — иначе велика вероятность, что она уснёт на ходу. Бросив взгляд на часы и убедившись, что сейчас половина восьмого, Холмогорова зажгла плиту и поставила чайник на огонь. В чашку бросила две ложки крепкого кофе и одну ложку сахара. Убирая всё это обратно в шкафчик, Ира не сразу заметила, как позади неё в дверном проёме остановился Пчёлкин. — Надо же, какие люди с утра пораньше, — его голос буквально сквозил неприкрытой иронией и сарказмом, и это было не к добру. — Я думала, ты будешь в офисе, — Ира отвернулась, чтобы переставить чашку на стол. — А я думал, что меня вчера встретят здесь, как полагается, но, видишь как, не всем нашим желаниям дано сбываться. — Витя едко усмехнулся. — Ну да ладно, сейчас мы с тобой сядем и поговорим обо всех этих форс-мажорах, и о том, чем это всё может закончиться… — Вить… — Ира выдержала паузу и захотела провалиться сквозь землю, чувствуя на себе его взгляд. — Мы с тобой обязательно поговорим, я обещаю, как только я приеду вечером… — Вечером? — Он развернулся, удаляясь в гостиную, и Ира, проводив его взглядом, почувствовала, как внутри у неё всё замерло. Она успела отсчитать про себя всего лишь несколько секунд, прежде чем он снова вернулся, на сей раз уже повышая голос: — Ты себя слышишь вообще?! Ты посмотри на себя со стороны — стоишь вся бледная, мешки вон под глазами! Я весь вечер вчера тут куковал один, всю ночь прождал, а ты приехала, чтоб тупо кофе выпить, переодеться — и опять туда?! — Ира молчала, выслушивая его претензии. И с каждым озвученным Витей словом, внутри неё так же начинало закипать. Пчёлкин подошёл ближе, сокращая расстояние, и развернул её лицом к себе, заставив посмотреть на него. — У тебя вообще хоть где-то есть я и наша жизнь, или ты только о своей работе дурацкой думаешь круглыми сутками напролёт? — Она не дурацкая и она мне нужна. — Ира подняла глаза, сталкиваясь взглядом с голубыми омутами, в которых полыхали молнии. — И о нас я тоже думаю. — Заметно! Чтоб пропадать сутками чёрте где и чёрте с кем… — Прорычал сквозь зубы Пчёлкин. — А ты, Пчёла, сиди и, нахуй, радуйся жизни, пока тебя задвигают на десятый план! — Ира бросила взгляд на его спину, замечая, что сейчас каждая мышца на его теле напряжена до предела. — Мне уже твоя работа вот где! — Он провёл рукой около горла, показывая всё своё отношение к данной ситуации. Ира закусила щеку изнутри, пытаясь сдерживать собственные эмоции. — Мне казалось, ты уже понял, кто я и чем занимаюсь, — в эту секунду ей было до глубины души обидно и, пожалуй, она могла бы понять его эмоции, вот только Витя, как ей казалось, совершенно не хотел её понимать. — Я тоже думал, что ты будешь держать своё слово. — Хватит! — Нервы, натянутые из-за напряжения последних нескольких дней, рвались, выпуская наружу слова. — Не нужно меня попрекать моей работой, я тебя твоей не попрекаю, я смирилась с тем, кто ты и что ты! Ты, по-моему, тоже не сидишь в четырёх стенах, в потолок не плюёшь, — выражение лица Пчёлкина стремительно менялось, становясь более яростным, — катаешься туда сюда, по городам или заграницу, и в офисе своём не меньше просиживаешь… Но я тебя понимаю! А ты меня только и делаешь, что попрекаешь сейчас… — Она отбросила полотенце, которое уже взяла в руки, чтобы снять чайник с плиты, и направилась к выходу из кухни, осознавая, что спокойно выпить кофе в такой обстановке ей попросту не удастся. Пчёла, однако, даже не думал упускать её, оставляя последнее слово за ней. Направился следом, нагоняя около гостиной. — Сравнила, блять, небо с землёй! Я — мужик, и я деньги зарабатываю, а ты на своей работе, что? Копейки?!.. — Ира замерла, услышав эти слова, брошенные в спину. — Где это видано, чтоб баба непонятно где пропадала, а мужик в пустую хату возвращался и ждал её до утра?! — Вот ты как заговорил? — Обернувшись, она посмотрела на него так, точно увидела впервые. Нет, конечно, Ира всегда знала, что, в глубине души, Витя не одобряет её работы, но она и представить себе не могла, что когда-нибудь услышит от него такие слова. И оттого было больней вдвойне, что умом она понимала: в них есть доля правды, как и в его обиде. — Не думала я, что ты придерживаешься настолько старческих взглядов… — На губах сама собой прорезалась кривая усмешка. — Нормальных я взглядов! — Ты в каком веке живёшь, Вить? Оглянись вокруг, сейчас каждая женщина имеет право на свой выбор, сейчас каждая может реализовать себя в профессии! И в любой работе, так или иначе, сталкиваются с трудностями, с форс-мажорными ситуациями, или ты о таком не слышал? — Да, только почему-то ни Оля, ни Даша себе не позволяют пропадать вот так, а ты — куда ты всё время лезешь, скажи мне? Больше всех надо?! — Я — не они, и не нужно меня с ними сравнивать! — Иру просто поражало то, до чего Витя докатился в их разговоре. — Если я — женщина, то не имею права работать? Или, что, мне у плиты себя приковать? Борщи тебе готовить и носки стирать?!.. — Всё лучше, чем за твоими преступниками гоняться и на пулю или ножевое нарываться, или ты забыла, чем дело весной закончилось? Напомнить?! Как из-за твоей дурости твой напарничек схлопотал по самое не балуйся!.. — На последнем слове Пчёла сам осёкся, ведь понял, что сморозил. Но было уже поздно, потому что поняла и Ира. И эти слова ударили по ней больнее всех, что были высказаны до этого. Он не имел права говорить ей подобное. Он, чёрт бы его побрал, прекрасно знал, как сильно она переживала потом, несмотря на то, что сам Макс её уверял в обратном: вины Иры в том не было, но все вокруг, включая даже Хрулёва, сказали, что она есть. И теперь, высказав это, Витя стал рядом с ними в один ряд, тем самым разочаровывая её. Ира не верила своим ушам. И только сейчас до неё стало доходить, что, раз он это высказывает ей теперь, то он думал так всегда. Именно так, и никак иначе. — Да пошёл ты… — Прозвучало в ответ негромко. Тихо и даже как-то разочарованно, но он всё равно услышал. Ира развернулась, чтобы уйти, и тут же почувствовала, что он ухватил её за руку. Стальная хватка — чёртово дежавю. В эту секунду она испытывала ощущение, что у их отношений ебический порочный круг: всё по новой. Где-то это уже с ними было… — Отпусти. — А если не отпущу, чё ты сделаешь? — Сталь. В эту секунду, Пчёлкин абсолютно серьёзен и ни капли не шутит. — Меня заебало то, что ты задвигаешь куда подальше всё, что угодно, кроме своей работы, так что сегодня будет по-моему! — А тебе всегда важно, чтоб всё было только по-твоему, ты других вообще не замечаешь, и всех, кто идёт наперекор, стараешься переехать, как танк! Для бизнеса хватки тебе не занимать, но в личной жизни эта черта — плохой союзник, потому что попахивает эгоизмом… — Не тебе мне об эгоизме заикаться! — Может быть, но я всё равно скажу, — Ира посмотрела ему прямо в глаза и выпалила, дёрнув руку на себя: — если ты не уважаешь меня и мой выбор, то и от меня уважения не жди. Уже на пороге в спальню вздрогнула от резкого звука бьющегося стекла. Пчёлкин столкнул с журнального столика вазу, в которой со вчерашнего вечера стояли купленные для неё розы. Боковым зрением ей удалось заметить, как хрупкие бутоны рассыпались по полу вперемешку с осколками. И звук этой разбившейся вазы почему-то вызвал в ней хлёсткую ассоциацию с их собственным счастьем. Оно тоже словно бы разбилось — с её надеждами, что он всё понимает; и с его — что она, рано или поздно, станет делать так, как ему того хочется. Не сказав более ни слова, Ира скрылась в спальне. И стоило ей только открыть шкаф с одеждой, как до её слуха донёсся звук поворота ключа в замочной скважине. Осознание накрыло сразу — она выскочила в гостиную, пересекая расстояние до коридора, не взирая на риск напороться на какой-нибудь осколок на полу. Пчёлкин, заметив её, тут же захлопнул за собой дверь. Её ключей не было. — Открой. — Оказавшись в прихожей спустя долю секунды, Ира принялась дёргать за ручку, но безуспешно. Посмотрела в глазок — Пчёлкин стоял напротив, с той стороны, и смотрел в одну точку, игнорируя её голос. — Ты ведёшь себя просто смешно! — Ну так посмейся, потому что мне самому уже не до смеха, — он посмотрел в глазок, будто бы чувствовал, что в эту секунду Ира наблюдает за ним, — зато так ты меня точно дождёшься. Посиди, подумай, может, мозги на место встанут! — Пчёлкин, я не твоя собственность, чтобы ты меня под замок сажал! — Ира на секунду представила себе, с каким удовольствием Карпов, получив повод, уволит её. А Витя этому только обрадуется! Саданула ладонью по поверхности, но без толку — только руку обожгло болью. — Меня ждут внизу, ты это понимаешь?! Открой дверь! Вместо ответа ей достался звук шагов на лестничной клетке, а затем — тишина. Он просто запер её, как собаку какую-то, и ушёл…

***

— Виктор Палыч, вот документы, которые вы просили подготовить, — Люда, постучав в кабинет, подошла ближе к рабочему столу Пчёлкина. Тот сегодня был не в духе, в чём, кажется, с самого утра уже весь офис имел возможность убедиться. После той апрельской ситуации Люда, не имея возможности лишить себя заработка, была вынуждена остаться работать в офисе уже с новым руководством в лице Белова и его бригады. И, надо сказать, со временем неудачный инцидент слегка позабылся ею — во всяком случае, более не было ни одного намёка на то, что ей стоит бояться за свою безопасность. Немного позже, Люда сумела изучить всю четвёрку неразлучных друзей, сделав про каждого из них вывод. Белов ей казался стальным руководителем с большими амбициями; Холмогоров — чересчур эмоциональным для хватки бизнесмена, однако, с работающей головой; сам Пчёлкин опережал двоих предыдущих по деловой хватке, с первого дня вникая в каждую бумажку, которая имела отношение к офису. Был ещё Филатов, который в общении оказался наиболее добродушным и уравновешенным. Люда даже порой ловила себя на мысли, что поражалась, как он попал в их бандитские дела. Впрочем, слишком много рассуждать о чужих жизнях времени у неё не было. Пчёлкин зачастую, имея хорошее настроение, улыбался и отвешивал комплимент-другой, чисто в ходе работы. Люда научилась пропускать его фразочки мимо ушей, понимая, что они абсолютно не имеют значения ни для неё, ни уж, тем более, для него самого. Однако, сегодня, увидев мужчину в приёмной, Люда невооруженным взглядом уловила то, что что-то с ним не так. Пчёлкин выглядел чересчур серьёзным и даже не улыбнулся — неужели его деловая поездка в Германию прошла неудачно? Люде удалось накануне услышать разговор Белова по телефону, из которого можно было сделать вывод, что тут, как раз таки, наоборот: успех был, причём, немалый. И даже сейчас, когда Люда занесла необходимые документы в его кабинет, которые Пчёлкин просил подготовить ещё уезжая в Германию — ему, словно, не было никакого дела ни до неё, ни до бумаг. — Устали после перелёта? — А? — Ну, точно, что-то не то. Пчёлкин, пребывая в своих мыслях, даже не сразу услышал её вопрос. — Типа того. Можешь быть свободна на сегодня. — Вы уверены? — Обеденный перерыв закончился только сорок минут назад, и до конца рабочего дня оставалось часа четыре. Чтобы Пчёлкин отпустил её вдруг ни с того, ни с сего? Он же из всей четвёрки был самым ярым к работе, постоянно засиживаясь допоздна при первых необходимостях. — Я дважды не повторяю, если сказал, что свободна, значит — свободна, — Пчёлкина, кажется, разозлило то, что она вздумала переспрашивать. Люда пожала плечами и решила тихо удалиться, пока он и в самом деле не передумал. Уже когда она собиралась покинуть офис, в приёмной оказался Филатов. — Люд, ты куда-то уходишь? — Меня Виктор Палыч отпустил. — Брови мужчины на мгновение взлетели вверх, словно бы он сам не верил в услышанное. — Валерий Константинович, по-моему, там что-то случилось… — Люда понимала, что у неё права вмешаться нет, но у Филатова, который приходится другом и товарищем, на то основания есть. — Ладно, раз отпустил, иди. Хорошего дня. — Спасибо, и вам. Как только Люда удалилась из приёмной, цокая каблучками своих туфель, Фил открыл толкнул дверь, на которой висела соответствующая табличка:

Финансовый директор

Пчёлкин В.П.

Взор мужчины сразу наткнулся на товарища, который сидел за столом и курил. Причём, судя по всему, уже не первую сигарету — с закрытыми окнами помещение быстро наполнилось никотином, раздражая слизистую. — Пчёл, ты в курсе, что капля никотина убивает лошадь? — Размахивая рукой воздух вокруг себя, чтобы хоть немного ослабить эту адскую смесь, Фил подошёл к окну, открывая его нараспашку. — Ты б хоть проветривал, что ли… Решил Людку отпустить пораньше, чтоб она не надышалась тут? — Никотин в очереди на меня последний. — Пчёлкин, выдыхая дым, чувствовал, что в лёгких уже жжёт. Рядом с ним лежала пепельница, в которой уже насчитывалось несколько окурков, но ему, по большому счёту, было плевать. Сосредоточиться на работе было нереально, мыслями он всё время возвращался к утреннему скандалу с Ирой, и ничего не мог с собой поделать. Фил, бросив взгляд на товарища, подметил его выражение лица и погружённость в себя. Не нужно быть высококвалифицированным специалистом в области психологии, чтобы определить, что у его друга что-то случилось, а ходить вокруг да около Валера никогда не любил, поэтому выпалил в лоб: — Рассказывай давай, по какому поводу ты тут травишься, — и без лишнего приглашения занял место в кресле возле стола. — Да чё рассказывать… — Пчёлкину не хотелось казаться каким-то нытиком, который вываливает свои проблемы на друга, но, надо признать, действующая ситуация сыграла на нервах неслабо. Его и вправду заебало то, что Ира не видит очевидного и думает о своей работе, которая в топе жизненных необходимостей с какого-то хера опередила его и их отношения, отодвинув на задний план. Но чтоб прям выговариваться кому-то? Специально? Это было не по его как-то. Валера сей факт знал, поэтому понял, что слова придётся вытаскивать клещами и решил пойти другим путём. — Ладно, давай включим логику? — Фил глянул на Пчёлу и, когда хмыкнул, продолжил: — В Германию ты съездил успешно, ваш разговор с Саней я утром слышал, — и правда: командировка получилась удачнее некуда, — с родителями у тебя всё хорошо, вроде, да? — Пчёлкин кивнул. — А если на работе и с родителями у тебя всё гладко, то остаётся только один вариант, почему у тебя такое настроение. С Иркой чего не поделили? — Не то вопрос, не то утверждение. Пчёлкин затушил очередную сигарету, наблюдая за тем, как струя дыма всё ещё плавно поднимается в воздух от жёлтого фильтра «Самца». — Ни хрена от тебя не скроешь, Теофил… Из тебя бы разведчик вышел на «ура». — И разведчиком быть не нужно, в чём Фил уверен. Достаточно просто хорошо знать тех, с кем бок о бок находишься всю свою жизнь. — Ну так что, расскажешь, может? Или будешь в себе носить? — Фил ведь слышал некоторые шёпотки в офисе с самого утра. А теперь воочию убеждается, что нужно что-то делать, иначе, не дай Боже, занесёт их делового шмеля куда-то, а им потом придётся дружно разгребать тот ворох проблем и выгребать из задницы, в которую один неминуемо потащит всех остальных. С первого класса вместе… Не пустые слова. — Наша песня хороша — начинай сначала… — Из-за работы её? — Валера уже улавливал то, что в отношениях друзей этот факт стал камнем преткновения. И если раньше он полагал, что они, как взрослые люди, способны сами прийти к компромиссу, то, похоже, в этот раз всё пошло по другому, плачевному сценарию. — Мне иногда кажется, что она вообще живёт с этой работой, а не со мной, — в тоне голоса Пчёлы явно прослеживалась обида, причём, нешуточная. Фил вздохнул, — на словах одно твердит, а на деле совсем другое боком вылезает… Нет, ты сам посуди: где это принято, чтоб сутками пропадать? У всех вон дома сидят… Я, конечно, не запрещаю ей, пошла бы работать куда-то с нормальным графиком, так нет же, блять, ей подавай этот криминал, с этими проблемами и риском… — Ну, Пчёл, а что ты хотел? Ира упрямая, своё будущее уже давно решила, — Фил понимал, что подруга не просто так в институте своём училась, и диплом ей вовсе не для галочки нужен. — Вот именно, что она решила… — А ты, стало быть, с этим не согласен. — А ты бы согласился? Если б Томка так сутками напролёт преступников ловила… — Не, Пчёл, дохлый номер — сравнивать, — Валера знает, что у их истории с Тамарой изначально совсем другое положение. И в данный момент его жена сидит дома, потому что у них подрастает их сын. — Она мне тоже высказала это… — Фил хмыкнул. Неудивительно. Подобное задевает за живое. Ира гордая, как, впрочем, и Пчёла. И вот эта гордость костью в горле у обоих стоит, мешая пойти навстречу другому. — Я, как дурак, припёрся вчера с аэропорта, с букетом, планы строил, думал, меня ждут, а в итоге — хрен тебе, Пчёла, пустые углы и тишина… И ведь сама же слово своё не сдержала, сама, а меня ещё и попрекает, что я её выбор не уважаю, — было ли ему обидно? Однозначно, да. Фил, выслушивая друга, только губы поджимал. Сложная ситуация, и прежде чем что-то советовать — нужно хорошенько подумать. Но, услышав о том, чем именно Пчёлкин закончил их разговор, неутешительно покачал головой, не высказывая одобрения подобному поступку. — Пчёл, хочешь правду, как оно на самом деле? — Поделись, потому что я вообще уже ни в зуб ногой… — Вы оба жуткие упрямцы! — Диагноз, поставленный со стороны, в данном случае является истиной в первой инстанции. Фил врать не станет… — Я понимаю, ты завёлся, не без причины, но ты ведь сам знаешь, что и как у неё повёрнуто. К тому же, в одном Ира права железобетонно: она твой выбор принимает, и закономерно заслуживает подобного в ответ… Погоди, — увидев, что Пчёла хочет возразить, Фил останавливает его всего одним вопросом: — скажи мне, ты её любишь? — Дурацкий вопрос… — Нет, а ты ответь, — Фил не отставал, наседая на своём, — любишь? — Если б не любил, я бы вообще не парился и не психовал… — Ну, а раз так, то нечего жопу греть и никотином травиться. Иди и поговори с ней, как есть, скажи всё, что у тебя накипело, — Пчёла хмыкнул. — Если говорить обо всём, то чьи-то уши в трубочку точно свернутся… — По факту и без обид, — то, что два человека наговорят друг другу лишнего, явно не станет шагом к примирению противоположных сторон, — ты её знаешь сто лет. Ну, она такая же упрямая, как и Кос, если что втемяшит себе в голову, так с концами. Тебе что важнее: свои принципы сохранить или с ней быть рядом? — Лихо ты закрутил… — В общем, так: поговори с ней, и харэ загоняться. Ирка оценит, я уверен, и сама же перед тобой извиниться. Наверняка ведь сидит там в квартире сейчас и думает обо всём, и её тоже грызёт. — Фил направился к выходу из кабинета, но в дверях уже остановился, чтобы вынести окончательный вердикт: — Пчёл, а запиранием в четырёх стенах ещё никому не удавалось удержать человека надолго при себе. Подумай об этом. — Выставив указательный палец, Валера скрылся в приёмной, оставив товарища наедине со своими мыслями. Больше сказать ему было нечего, всё зависящее от себя он сделал. Дальше дело за ними двумя…

***

В квартире стояла жгучая тишина. Такая, что Ире казалось, будто она в ушах слышит её писк — противный и беспрерывный. Забравшись в гостиной на диван с ногами, она смотрела в стену напротив и думала над сложившейся ситуацией, думала над прошлым — вспоминала, анализировала, сопоставляла. Кто бы мог подумать, что в их с Пчёлкиным жизни камнем преткновения послужит её собственная работа, а ведь ей всегда казалось, что Витя самый амбициозный из всей четвёрки. И что в итоге? Он требует от неё подчинения, абсолютно не желая мириться с тем, что Ира не хочет прогибаться, что у неё есть своё мнение, и что она любит свою работу. Да, Ира готова признать, что сама неидеальна — она и правда много времени проводит вне дома, погружённая в расследования, но вот чего абсолютно точно она не ожидала от него — это того, что он её посадит под замок. Витя просто начхал на всё и всех, кроме себя, и не оставил ей никакого выбора, кроме того, что здесь и сейчас она вынуждена сидеть взаперти, дожидаясь его возвращения. На глаза попался снимок в серванте — кажется, сделанный в другой жизни. Они с Пчёлкиным, совсем ещё юные, с лета восемьдесят девятого, стоят вдвоём в беседке. На нём — его синяя майка и кепка, надвинутая козырьком назад, а рядом — в простом платьице с ромашкой стоит Ира, и рука Вити, по-хозяйски лежащая на её талии, тогда ещё воспринималась чисто по-дружески. Или, скорее, они вокруг себя выстраивали для всех иллюзию, что приходятся друг другу не более, чем друзьями…

— «Б» три!

— Мимо! «Л» семь!

— Попала… Так… «Р» один!

— И снова мимо!

— Да ну их в баню! — Пчёлкин, отбросив листок, потянулся к пачке «Самца» и, зажав в зубах сигарету, провёл спичкой по коробку, поджигая, — Ты всё время выигрываешь!

— Витя, не кури! — Ире абсолютно не по душе то, что сидящий рядом парень променял их игру на перекур, оставив её с не объявленной победой, — Это не повод сдаваться! Или что, лапки к верху, хвостик поджал?

— В каком месте, блять, у меня хвостик?! — Пчёла вертится и так, и сяк, показывая то, что он совершенно не видит у себя мохнатой части в придании, что заставляет Иру пожать плечами.

— Слеп ты, Витя!

— То-то и не могу разглядеть, как ты мухлюешь…

— Клевета чистой воды! Между прочим, листок-то твой был у тебя!

— Это ещё ничё не значит, — Пчёлкин отмахивается, — всё, что я смог заметить — это твою красоту! Вскружила голову, не иначе…

— То есть, я же ещё виновата, что ты продул три партии подряд?

Очнувшись от воспоминания, Ира поднимается с дивана, выходя на балкон. На улице зима — она кутается посильнее в плед, пытаясь перебороть рой мурашек, пробегающих по коже от прикосновения к щиколоткам холодного ветра. Снег, падающий с неба, выглядит вполне завораживающе, укрывая улицы белым одеялом. Выудив из пачки Пчёлкина сигарету, Ира поджигает спичкой кончик, пока её взгляд падает вниз — на то место, где сегодня утром её дожидался Макс. И где Ира смогла увидеть его стычку с недовольным Пчёлкиным, который, выскочив из подъезда, заявил Жарову, чтобы тот проваливал куда подальше, потому что сама Ира не выйдет. Признаваться было стыдно, поэтому Максу она сказала только о том, что ей стало плохо, и попросила предупредить Карпова. О том, какова была реакция последнего, Ира могла только догадываться, но что-либо исправить было уже нельзя. Пчёлкин уехал, оставив её во власти терзающих душу мыслей. Затянувшись, в моменте Ира первым делом чувствует, как горло обжигает дозой никотина; в нос ударяет запах едкого дыма, а глаза, от близко поднесённого к рецепторам кончика сигареты, даже начинают слегка слезиться. Впрочем, в последнем она убеждает себя, что это всё из-за дыма, а не потому, что она в действительности плачет. Накопленная усталость сказывается, вырываясь в этот момент с жидкостью, сбегающей вниз по щекам — нет ни истерики, ни возмущения, просто слёзы. Беззвучные и непрекращающиеся.

— Сравнила, блять, небо с землёй! Я — мужик, и я деньги зарабатываю, а ты на своей работе, что? Копейки?!.. — Ира замерла, услышав эти слова, брошенные в спину. — Где это видано, чтоб баба непонятно где пропадала, а мужик в пустую хату возвращался и ждал её до утра?!

— Вот ты как заговорил? — Обернувшись, она посмотрела на него так, точно увидела впервые. Нет, конечно, Ира всегда знала, что, в глубине души, Витя не одобряет её работы, но она и представить себе не могла, что когда-нибудь услышит от него такие слова. И оттого было больней вдвойне, что умом она понимала: в них есть доля правды, как и в его обиде. — Не думала я, что ты придерживаешься настолько старческих взглядов… — На губах сама собой прорезалась кривая усмешка.

— Нормальных я взглядов!

— Ты в каком веке живёшь, Вить? Оглянись вокруг, сейчас каждая женщина имеет право на свой выбор, сейчас каждая может реализовать себя в профессии! И в любой работе, так или иначе, сталкиваются с трудностями, с форс-мажорными ситуациями, или ты о таком не слышал?

— Да, только почему-то ни Оля, ни Даша себе не позволяют пропадать вот так, а ты — куда ты всё время лезешь, скажи мне? Больше всех надо?!

— Я — не они, и не нужно меня с ними сравнивать!

Кто ещё из них сравнивает небо с землёй… Даша работает в своём детском саду, с детишками носится, а Ольга — вообще дома сидит, после того, как консерваторию окончила, потому что Саша наотрез против того, чтобы супруга себя утруждала концертами. Слышала Ира об одном случае, когда вся честная Бригада, заявившись в ресторан, бывшую Сурикову с поличным поймала, да ещё и так удачно — прямо на сцене. Что касается Тамары, которую Витя даже упоминать не стал, то там причина более, чем очевидная, дополнительных объяснений не требующая — ребёнок. Подруга, с которой они когда-то вместе учились в институте, сделала свой выбор, и не прогадала, потому что их семейному счастью с Валеркой можно только позавидовать от души. Видно же, что любят друг друга и что любимы! А что у них с Витей? Ира его любит, Ира чувствует себя тоже виноватой в ситуации, которая сложилась между ними, но при упоминании того, как он её запер и какими словами бросался ей в лицо — в том числе и про весеннее ножевое Жарова — всё это въелось в её голову и отказывалось покидать пределы сознания. Почему он не мог просто сдержать этих своих слов? Он ведь не мог не понимать, что ей будет обидно услышать подобное — хотел специально ужалить посильнее? А она, в своё время, пыталась поддержать его…

Чувствуя тепло его ладони, скользнувшей выше и обхватившей за талию, Ира прижалась к Пчёлкину и, уткнувшись лбом в его лоб, тихо произнесла:

— Я понимаю, что тебе тяжело. Вся эта ситуация — просто сущий кошмар. Но всё наладится, слышишь?

Ира поцеловала его в губы, желая, чтобы Пчёлкин окончательно забыл обо всём плохом, что было за этот вечер, и он ответил, одной рукой зарывшись ей в волосы, пропуская мягкие пряди между пальцами, отчего у самой Иры возникло щекочущее чувство в районе затылка и она улыбнулась сквозь поцелуй.

Собственная ладонь скользнула ниже, под ткань халата, остановившись на мужской груди, где чувствовалось учащённое сердцебиение.

Оторвавшись от столь желанных и манящих, в данный момент, губ, Ира снова посмотрела Пчёлкину в глаза.

— Белов просто дурак, который вспылил по глупости.

Сделав ещё одну, последнюю тягу, Ира стряхнула пепел и выбросила бычок. Снегопад усиливался, поэтому стоять на балконе и дальше было уже чревато заработать себе впоследствии как минимум простуду, без которой и так хватало в жизни проблем. Переступая порог балкона и закрывая за собой дверь, в моменте на короткую долю секунды Ире кажется, что мир перед глазами покачнулся — в затылок будто бы что-то ударило, несильно, но резко. Дрожь волной прошла по всему телу, а единственной твёрдой опорой стала дверь балкона, за которую она ухватилась крепче, чтобы не свалиться на пол. Да уж, и Макс, и Витя были правы — скоро с этой работой и нервами она себя окончательно доведёт. Оказавшись снова на диване, Ира умостила голову на быльце и прикрыла глаза. Спать хотелось неимоверно — укутавшись потеплее в плед, она решила поспать хотя бы час-другой, а потом, если Витя не вернётся к тому времени, позвонить ему. Не прошло и пары минут, как она провалилась в сон, когда домашний телефон стал разрываться от входящего звонка. Но Ира, нагруженная усталостью последних недель и уже находящаяся в объятьях Морфея, уже абсолютно не слышала этого.