Последний лепесток

— Еще раз. Тихие всхлипы, подобно моросящему дождю, отбивались от стен подземелья. Хрупкое тело била дрожь. В такт собственным рыданиям. Девушка сжалась на ледяном полу, ногтями цепляясь за краешки камня. Она не смотрела. Она не умоляла. Она лежала в глубоких подвалах Малфой-мэнора, последними силами, фалангами маленьких пальцев, цепляясь за жизнь. За рассудок. — Прошу! — хриплый крик, застывший в кровавом кашле, эхом разрезал тишину. — Пожалуйста, измывайтесь надо мной, только не над ней! Мужчина, скованный в цепях, на локтях полз из темного угла, сражаясь с железным препятствием. — Твоя очередь не настала, дорогой. Смотри и наслаждайся, — Беллатриса протяжно хохотала, легкой рукой посылая проклятие в его сторону. — Силенцио! Рука Драко зависла над неподвижной девушкой. Беззащитной. Страдающей. Над девушкой, что не принадлежала этому миру. Что никогда не должна была столкнуться с ужасами, которые он таит. Человеком, что день назад проводил свой самый обычный день. Не зная, какая судьба его постигнет. Палочка дрожала в бледных руках. Сердце разрывалось от скорости, перехватывающей дыхание. Соль скользила по скулам, размывая взор. Словно помогая. Словно позволяя не видеть полной картины. — Давай, Драко, эта грязь не стоит и твоего волоса, — Беллатриса обошла его сзади, кладя ладонь на плечо. Мурлыкающим голосом нашептывая ему на ухо. — Ты же не хочешь разочаровывать своего Лорда? Драко сглотнул. Его губы приоткрылись, тихий голос отразился от стен. — Круцио… Красная вспышка сошла с кончика темной древесины. Медленно следуя до каменного пола, распалась. Прежде чем достигла цели. — Дорогой, это никуда не годится, — липкий голос отдавал сладостью. Изогнутая палочка обводила его спину. — Они мерзкие отродья, Драко. Их надо наказать за то, что они посмели явиться на этот свет. Он прикрыл глаза, сдерживая поток слез. Не желая видеть. Не желая помнить. — Круцио… Тишина. Красная вспышка распалась. — Ты характером весь в мать. Слабак, — Беллатриса раздраженно прошипела, отходя от него. — Нарциссе придется не сладко, когда я расскажу хозяину о твоих успехах. Зубы сжались, злость прошла по венам. Хватка стала крепче. Ненависть отразилась на лице. Он открыл глаза. Он должен был помнить. — Круцио. Хруст костей. Крик. Звон цепей. Драко несся по коридору, не разбирая дороги. Шумное дыхание, его собственное, было единственным, что держало в реальности. Он задел плечом студента, кажется, прошипел в его сторону несколько проклятий, пока тот испуганно отползал с дороги. Пусть боится. Пусть знает, кем он был. Воздух густел в легких, останавливая дыхание. Коридоры размывались в одно плывущее пятно. Звон оглушал слух, стук сердца бил в горло. Словно он был способен выблевать его из себя. Словно оно у него было. Прости… Блядь. Да как она посмела? Да как у нее духа, блядь, хватило? Как она могла своим тонким голоском вымолвить подобные слова в его сторону? Он не мог, он больше не мог выносить ее присутствия. Ее мягкого тона. Ее желания подойти ближе. Глухая боль стягивала нервы от вида спокойного лица. Злость сковывала разум от каждой идиотской фразы, что срывалась с ее губ. Ему хотелось распотрошить каждую книгу, вырывать с корнем все страницы. Переворачивать один стеллаж за другим, пока библиотека не стала бы отдаленно напоминать его сознание. Потом — вызвать адское пламя, сжигая все дотла. Он горел. Он хотел почувствовать этот огонь на своей коже. Я… чертов ресурс, Малфой. Чертово животное, которым он питался. Отрезая по кускам, проливая кровь, не заботясь даже о том, чтобы облегчить страдания. Забирая все, без остатка, и не отдавая ничего взамен. Как она смела извиняться?! Это не ты, это проклятие. Да, блядь, это не он дышал за счет сокращающихся минут ее жизни. Это не он, сука, курил по пачке в день, не разрывая глотку кашлем. Это не он был тем, за кого расплачивались чужой жизнью. Спертый воздух подземелий знакомо обволакивал липкую кожу. Темнота поглощала, становясь частью тела. Крики. Цепи. Соль. Желание смыть с себя всю эту мерзость. — Какого черта, Малфой?! — голос Нотта позволил сконцентрировать взгляд. Дверь резко хлопнула, почти срываясь с петель. Вещи летели из шкафов, ящики, вместе с содержимым, переворачивались. Тяжелое дыхание рвало грудь. — Где, блядь, моя метла? — Чего? — Теодор поднял на него глаза, недоуменно моргая. Не подходил. Молодец. — Моя метла, блядь! Он рычал, продолжая крушить. Не думая. Не останавливаясь. Пока заветная цель не оказалась в его руках. Ему нужен воздух. Ему нужен холод. Ему нужно чувствовать. Иначе он сгорит. — Малфой, ты куда?! — Нотт кричит вслед. — На ебаную тренировку. Ледяное дыхание ночи наносило удары в спину. Ветер обжигал кожу, свист заполнял голову, прогоняя мысли. Напряжение в каждом движении, в каждой мышце. В руках, что обхватили древко метлы. Выше. Быстрее. Холоднее. Недостаточно. Недостаточно, для того, чтобы забыть. Для того, чтобы не видеть ее лицо среди мелькающих бликов. Для того, чтобы не слышать ее голоса, смешивающегося с оглушающим воем. С десятком криков, что не покидали его даже во сне. Чтобы ты не чувствовал себя виноватым. Низкое пике. Неумолимо приближающаяся земля. Секунда. Две. Руки резко дергают древко вверх. Слабак. Не виноватым. Не виноватым, блядь. Единственное, что заставляло его вставать каждый гребаный день — это вина. Драко знал свои грехи. Он их принимал. Он никогда не позволял другим приписывать в их число лишние. Ему было достаточно собственных. Он не желал оправдания. Он его не ждал. Даже в ебаном Визенгамоте. А она… так легко его оправдала. С таким спокойным лицом говорила о его невиновности. Как будто он был, блядь, святым. Гребаным Поттером. Еще раз. Резко вниз. Ветер в лицо. Воздух выходит из легких. Вверх. Драко… Как она могла? Смотреть в его глаза, выносить его присутствие, прикасаться к нему, не испытывая отвращение. Называть его по имени. Как будто он не был чудовищем. Гребаным паразитом. Убийцей. Ты не убийца, Драко. Ему хотелось влететь в кабинет директора, вдребезги разбивая окно. Посмотреть в глаза чертовому маразматику, который ни разу не почтил визитом собственную рамку. Заставить его повторить. Разодрать в клочья полотно, пока он будет повторять. Пока он не признает, что был не прав. Земля. Ближе. Быстрее. Разбиться. Размазаться. Оставить кровавое пятно. Грязное. Он дергает метлу, вновь взмывая вверх. Кожа стирается от сильной хватки. Сердце стучит в висках. Он не может. Он не позволит себе. Тогда ее магия исчезнет вместе с ним. Драко прикрыл глаза, замирая среди неба. Ледяной ветер царапал, обжигал, сдирая кожу. Руки тряслись в ритм сердцу. Он не позволит ей сдохнуть ради него. Он найдет решение. Он снимет это проклятие, он сделает все, что угодно. Он не позволит ей взвалить вину на его плечи. Ведь он не справится с еще одним неоплаченным долгом. Он просто сломается, если его груз станет тяжелее.

***

У Гермионы не было желания идти на завтрак. Ночь была мучительно долгой: Морфей отказывался принимать ее в свои владения. Она закрывала глаза, слушала тишину. Но видела лишь серый лед, напряженную спину и побелевшие костяшки пальцев. Слышала низкий, дрогнувший голос. Ты… знала. После того, как Гермиона потеряла надежду, как ее тело сковал холод темных вод, как она перестала верить в спасение… Она решила, что ее знание уйдет вместе с ней. Никому не станет легче от правды. Вывод, что не должен был коснуться светлого ума волшебницы, которая когда-то воевала за нее. Но слизеринец, вновь и вновь, оказывающийся у ее обрыва, ловил руку и тащил обратно, не позволяя сорваться. Он вынудил ее вновь попробовать бороться. Возможно, не за себя. Возможно, бессмысленно. Но бороться. Драко… Он не должен был чувствовать вину, он не несет ответственность за действия Беллатрисы. Он не виноват в том, что по его венам течет кровь Блэков. Он не виноват, что ее жизнь медленно уходит, перетекает ему. Гермиона не могла забыть его взгляда, бури эмоций, шторма в глазах. Ей было больно понимать, что именно она оголила его незажившую рану. Именно она сделала его убийцей. Но если они намерены разгадать тайну, снять проклятие… она не могла утаивать от него ключевой фактор. Могла недоговорить о другом. Не менее важном. Причина ее появления в Большом зале отсутствовала. Не явилась на Зелья и не затесалась среди других лиц в коридорах. Где же он? Тревога начала сковывать разум, когда она не заметила платиновых волос и за обедом. Может, он решил уехать? Бросить все? Ее… Тяжесть медленно опускалась на плечи, пока взгляд ни на секунду не замирал. Она бы смогла принять его бегство, помня отблески боли между льдинками. Не каждый день узнаешь о подобном. Но почему тогда острые коготки оставляют ранки на душе? — Герми, я могу сделать вид, что ослепла, — тихий шепот коснулся ее уха, заставляя вздрогнуть, — но не буду. Ужин был в самом разгаре. На противоположной части зала Забини переговаривался с Ноттом, не отрывая взгляда от Паркинсон, что почти устроилась на коленях у Монтегю, заглядывая ему в рот. Ни одной светлой пряди. Гермиона неспешно отвела взгляд от стола, заполненного зелеными галстуками, и заглянула в лицо подруги. — Скучаешь по Малфою? — голос Джинни был тихим, наигранно непринужденным. Будто Гермиона не сказала ей меньше десятка слов за последние пару дней. — Что?.. — вопрос прозвучал напряженней, чем должен был. Она скучала по Малфою? Нет. Конечно, нет. Она… беспокоилась? О, Мерлин. Разве это было лучше? — Малфой, — повторила Джинни, многозначительно переводя взгляд на слизеринский стол. Гермиона сглотнула, стараясь справиться с комом в горле. — Нет, конечно. Я просто… — Гермиона запнулась, не зная, какая бессовестная ложь сорвется с ее губ на этот раз. «Просто не видела его весь день.» «Просто подумала, что он мог…» «Просто не знаю, как он справился со всем…» «Просто мне было так больно видеть, как трескался лед». — Можешь не говорить, я все понимаю, — Джинни слабо улыбнулась, делая глоток чая. — Но если нужно будет надрать аристократичный зад — обращайся. Хорошо? Гермиона слабо кивнула, обхватывая ладонями чашку. Тепло горячего чая тоскливо обволакивало кожу. — Хорошо. Джинни больше не стала задавать вопросов. «Я рядом. Всегда» — слова подруги звучали в голове. Гермиона медленно водила вилкой по тарелке, перемещая картофельное пюре с одного края на другой. Чем она заслужила подобную поддержку? Когда в последний раз интересовалась жизнью подруги? Искренне, а не желая перевести тему. Она только и делала, что отворачивалась от друзей все это время. Сбегала, врала. Из-за собственной слабости, из-за нежелания сталкиваться с ней лицом к лицу. Сколько? Сколько времени ты знаешь об этом? Она только и делала, что причиняла боль. Может ее проклятие было даром этому миру? Воздух в Большом Зале густел, голоса начинали сливаться в едва уловимый гул. Единственный отчетливый звук — биение сердца, отдающее в каждый нерв. Гермиона быстро собрала вещи, стараясь дышать ровно. Легкие не подчинялись, пропуская лишь маленькие, рваные вдохи. Не оглядываясь, она покинула ужин. Снова сбегала от своей слабости. Она остановилась, опустившись на траву, во дворе замка. Почувствовав прохладный вечерний воздух, пробирающийся под мантию. Дыхание сбилось. Пальцы вцепились в ледяные травинки, вырывая их с корнем. Мысли не давали покоя, вихрем заполняя сознание. Легкая дрожь сковала движения. Если она останется одна, будет ли бороться? Хуже всего — она не чувствовала ледяного дыхания, не слышала ласкового шепота. Она принимала зелье сегодня утром. Значит, это были ее мысли, ее тело, ее страх. — Салазар! — послышался женский вскрик, когда Гермиона почувствовала острый нос сапог на своей спине. — Грейнджер? Что ты тут делаешь? Она вздрогнула, оборачиваясь в сторону голоса. Пэнси Паркинсон стояла сзади нее, с накинутым на плечи черным пальто. Слегка растрепанная и со смазанной помадой. — Я… могу спросить то же, — справившись с удивлением, проговорила она. Гермиона не отводила взгляд от девушки, что грациозно постелила свое пальто на траву и, словно это было обычным делом, села в метре от гриффиндорки. Пэнси выглядела… усталой. Не злой, не едкой, не холодной принцессой Слизерина. Просто усталый человек, ищущий тишину среди хаоса замка. Пэнси ловко перехватила зубами сигарету и подожгла ее, прошептав заклинание. Веки, с темными тенями, опустились. Запах. Она и не заметила, как привыкла к нему. Сигаретный дым всегда вызывал у нее отвращение. Мерзкий, цепляющийся за одежду, волосы, остающийся на коже. Пробирающийся в легкие, даже если табак не тлел перед губами. Гермиона неосознанно потянулась вперед, вдыхая знакомый аромат. Застыла. Что она делает? Почему ее легкие, отвергающие несколько минут назад воздух, готовы были заполниться терпким, горьковатым ароматом? Почему он ассоциируется с чужой рубашкой? С квартирой, пропахшей кожей и дымом. С темным кабинетом и слезами. С теплом длинных пальцев. Она сходила с ума. — Хочешь? — безразлично протянула Паркинсон, вытягивая руку с открытой пачкой. Гермиона сглотнула. Нет. «Ты ведь не такая, Гермиона. Ты следуешь правилам.» Она должна сказать «нет». — Спасибо, — тихий голос дрогнул, когда в ее руках оказалась белая, продолговатая палочка. «Зачем тебе травиться этим ядом?» — недовольно восклицал разум, пока она внимательно скользила взглядом по сигарете.— Откуда? Пэнси равнодушно пожала плечами, делая затяг. Дым игрался в ее волосах. — Стащила у Драко, — прищуренный темный взгляд внимательно изучал ее лицо. Гермиона закусила внутреннюю сторону щеки, липкое чувство неосознанно сковало живот. У Драко. Смазанная помада слизеринки могла говорить о многом. Но она же сидела с Монтегю за ужином? У Драко. Его же не было ни на одном уроке, правильно? У Драко. — Грейнджер, не смотри на меня так, словно я забрала твою любимую книгу, — уголок губ слизеринки слегка приподнялся. В темных глазах играла усмешка. Гермиона медленно моргнула. Пальцы сильнее сжали мягкий фильтр. — Ты все равно не умеешь читать, — она попробовала придать голосу силу. Губы отказывались складываться в улыбке. — Сейчас мне достаточно и обложки, — Пэнси усмехнулась, игриво стирая остаток помады у губ. Следующая ее затяжка была дольше прошлой. — И не хочется заглянуть глубже? Мелодичный смех слизеринки заполнил тишину. Рваные клубы дыма выходили из легких, пока темный взгляд устремился в темное небо. — Не хочется тонуть в дерьме. Гермиона опустила взгляд. Слова Паркинсон можно было считать… откровением? Она поднесла сигарету к губам. Неуверенным движением палочки начертила руну и на кончике загорелся табак. Она несколько секунд смотрела на то, как пламя разъедает бумагу, превращаясь в пепел. Набравшись смелости, она вдохнула. Едкий дым обжег горло, вызвав приступ слез. Гермиона закашлялась, отодвигая от себя это дьявольское изобретение. Пэнси коротко рассмеялась, глядя на ее мучения с той самой ленивой усмешкой, которая всегда доводила людей до белого каления. — Мерлин, Грейнджер, ты хоть раз в жизни делала что-то неправильное? — Как видишь, — прохрипела она, пытаясь восстановить дыхание. Паркинсон усмехнулась, ничего не ответив. Гермиона вновь поднесла сигарету ко рту, но не спешила делать очередной затяг. Провожала взглядом пепел, что осыпался на траву. Вдыхала запах, исходящий от жженого табака. Неужели эта дрянь кому-то нравится? — Ты не знаешь, где он? — тихо спросила она, закусив губу. Пэнси чуть приподняла брови, хищным взглядом изучая ее лицо. — Драко? И с каких пор ты интересуешься? — она ловко стряхнула пепел с кончика сигареты, не сводя с нее глаз. Гермиона не ответила. Она не должна была интересоваться. Пэнси шумно выдохнула, растворяя окурок в своих руках. — Я не видела его с вечера, — она задумчиво отвела взгляд. — Этот придурок разнес половину своей комнаты, точно дракон. Рвал, метал, плевался пламенем. Потом… взял метлу и съебался. Слизеринка фыркнула, встав с земли и подняв пальто. — И ты не знаешь куда? — Гермиона была не в силах сдержать свое любопытство. — Если Драко Малфой когда-нибудь начнет тебе докладывать о своих делах, проверь его на оборотное. Паркинсон закатила глаза, разворачиваясь в сторону выхода. В ее голосе не было злости и раздражения, в нем слышалось усталое принятие. — Стой, — воскликнула Гермиона в спину уходящей девушки. Она обернулась, приподнимая черную бровь. — Спасибо за компанию, Паркинсон. Пэнси хмыкнула, откидывая каре в сторону. — То, что ты трахаешься с моим другом не делает нас подругами, Грейнджер. Гермиона раскрыла рот, наблюдая за прямой спиной удаляющейся слизеринки. — Мы не… — выдавила из себя Гермиона, но Паркинсон уже скрылась в коридоре. Цокот каблуков эхом раздавался в тишине. «Мы не трахаемся» — мысленно закончила она. Нет. Никогда. Гермиона перевела взгляд на тлеющую сигарету в руках. Поднесла ее к губам, делая осторожный затяг. Почувствовав дым, заполняющий легкие, она вновь закашлялась. Ну и дрянь. Даже не взглянув на ядовитую отраву, она выбросила ее. Только оказавшись внутри замка, Гермиона почувствовала знакомый запах. Исходивший уже от нее. От ее волос. Пальцев. Одежды. О, Мерлин. Его запах.

***

— Зависеть от кого-то — самая страшная слабость, — женщина разгладила складки черного платья. Ее темные глаза были устремлены за горизонт. — Будь умнее, мой дорогой. — Ты когда-нибудь позволяла ее себе? — темнокожий юноша чувствовал легкие капли дождя, начинающие стекать по его мантии. — Лишь однажды, — женщина усмехнулась, пряча глаза под черной вуалью. — Это было худшее решение в моей жизни. Она не дрогнула, когда дуб скрыл бледное лицо, защищая от дождя. Когда цветы опустились на дерево. Когда стук молотка разрезал тишину. Лишь маленькая капелька заблестела на ее щеке, оставляя гадать: была ли то слеза или ледяные осадки. Будучи азартным человеком, Блейз бы никогда не признался, что проиграл. Но, увы, он не был достаточно глуп, чтобы отрицать. Его руки сжимали стеклянный бокал, норовя разбить. В его глазах танцевал огонь, пока он не сводил темного взгляда. Пока он скалился, сохраняя лицо. Он наблюдал за ее руками, что цеплялись за плечи Монтегю. Как она смеялась над его шутками, кладя голову на чужое плечо. Как его пальцы скользили по ее тонкой талии. Мать была права — зависимость от людей превращает тебя в слабака. Идиота. И он им оказался. Он впустил в свою жизнь слишком многих людей, совсем не заботясь о последствиях. Он позволил себе эту слабость, несмотря на предостережения. Несмотря на попытки отгородиться, забыть и оттолкнуть. «Любовь — игра». Он был хорошим актером, прекрасным любовником и… ужасным скрягой, играющим на малых ставках. Не позволяющим ставить больше, чем готов отдать. Жаркие ночи, вино и флирт — привычное амплуа. Он никогда не повышал. Но он не учел того, что имея хорошие карты, уже не сможет выйти из игры. Поэтому он блефовал. Отвлекал внимание, пока глаза начинали гореть от желания заполучить выигрыш. Он хотел сорвать джекпот, но в последний момент выложил карты рубашкой вниз. Он смотрел, как ставка, которую он мог заполучить, ушла другому. Оставляя его довольствоваться несчастными сиклями. Когда Блейз выходил из Большого зала, он бросил последний взгляд на слизеринский стол. Он чувствовал взгляд Пэнси, но она смотрела не в его сторону. Умела ли она блефовать лучше него? Блейз медленно шествовал по пустынным коридорам, направляясь в гостиную. К тишине, разбавленной треском огня, прибавились новые звуки. За углом виднелись две тени. Он прислушался, заглядывая за каменную стену. В тусклом коридоре стояли две фигуры. Одна — знакомая, темноволосая, с хищной змейкой на белой рубашке. Другая — выше, с более широкими плечами и красным галстуком. Теодор Нотт и Невилл Лонгботтом. Интересно. — Ты когда-нибудь думал, что кто-то может волноваться за тебя? — Невилл слегка склонил голову, хмуря брови. Тео отвел взгляд, не в силах видеть тепло в светлых глазах. — Ты когда-нибудь думал, что не всем нужна забота? — он усмехнулся, не поднимая взгляда. — Тео, ты серьезно? — Невилл устало вздохнул, делая шаг вперед. — Снова? — Я… хуевый вариант, Лонгботтом, — усмешка не покидала лица Нотта, он не сдвинулся с места. — Поищи кого-то попроще. Невилл приподнял ладонь, касаясь руки Тео. В его глазах была уверенность. Гриффиндорская непоколебимость. Тепло, от которого хотелось спрятаться. — Ну, я люблю трудности, — Лонгботтом улыбнулся, встречаясь глазами с Ноттом. Блейз сделал пару аккуратных шагов назад, не создавая лишнего шума. Он развернулся, не желая знать больших подробностей. Тео умел рисковать. На его губах застыла ухмылка, отдающая горечью. «Твоя игра началась, приятель».

***

«Астрономическая башня. Сейчас. Д.М.» Черный филин улетел, как только с его лапы соскользнул небольшой клочок бумаги. Он не ждал ответа. Подтверждения. Всего три коротких слова, не просьба — приказ. Гермиона хотела выкинуть это грубое сообщение, швырнуть вслед улетающей птице, чтобы ее хозяин знал: она не будет срываться в двенадцатом часу ночи, по первой его просьбе. Она обязательно так бы и сделала, если бы он не пропал на весь день. Если бы она не помнила застывших серых глаз, в которых отражалось немыслимое количество чувств. Если бы… ее сердце не пропустило удар, когда она увидела две последние буквы. Наспех накинув вязаный свитер, она выскользнула из спальни, стараясь не шуметь. Парвати отсутствовала. Джинни, устав после тренировки, отключилась, только ее голова коснулась подушки. В гостиной она встретила несколько младшекурсников, которые не посмели указать старосте на то, что она не имеет права покидать башню после отбоя. Ноги несли ее по лестнице, дыхание сбивалось от быстрого темпа. Еще несколько пролетов. Она перепрыгивала по две ступенки за раз, пока не ощутила на своем лице прикосновение холодного ветра. Одинокая фигура сливалась с темнотой, опершись о каменный парапет. Свет луны играл на платиновых волосах, выделяя их среди ночной тьмы. Малфой задумчиво крутил в пальцах сигарету, даже не пытаясь зажечь. Гермиона остановилась, прижав пальцы к колючей шерсти свитера. Стараясь скрыться от обжигающего ветра. Он услышал ее. Его спина напряглась, но он не спешил поворачиваться. Она открыла рот, когда ее дыхание восстановилось. Слова так и не сорвались с губ. «Где ты был?» «Что-то произошло?» «Ты… в порядке?» — Зачем ты меня позвал? — именно этот вопрос заполнил тишину. Он лениво обернулся, убирая сигарету за ухо. Руки оказались в карманах, он сделал пару шагов навстречу. Серый лед окреп, скрывая в своих глубинах эмоции. Встретился с янтарем, пробирая до костей. Обжигая сильнее ночного воздуха. Его глаза быстро обошли ее тело. Она уже видела подобный взгляд, когда они столкнулись в коридоре. Внимательный. Словно он искал что-то, взглядом проверял ее пульс. Когда он остановился на ее руках, спрятанных под рукавами свитера, челюсти сжались. Она сглотнула. — Ты курила? — светлые брови оказались на переносице. Он сделал шаг ближе. — Я… нет, — ее голос был тихим. Малфой склонил голову. Белые пряди упали на глаза, скрывая прищуренный взгляд. — Хреново врешь, Грейнджер, — он усмехнулся, делая еще один шаг в ее сторону. Близко. Слишком близко. Гермиона почувствовала знакомый запах табака, различила отголоски мяты. Он возвышался над ней, занимая все пространство. Она не двигалась. Не подходила ближе. Не сделала шаг назад. Когда его нос оказался в дюйме от ее макушки, она шумно выдохнула. Удары сердца подходили к горлу. Руки сжались в кулаки: от холода, от желания почувствовать тепло, от того, что ей стоило только поднять их, чтобы прикоснуться. — Ты пахнешь, как моя куртка, — слова коснулись ее уха. Почти шепотом. Почти нежно. Его взгляд остановился на ее губах. Малфой резко выдохнул, увеличивая расстояние между ними. По ее щекам прошелся легкий румянец. — Это плохо? — янтарь встретился с серым льдом. Непроницаемым. Она увидела, как уголок его губы приподнялся, прежде чем он отвернулся. — Котята уже пострадали? Вопрос был задан так тихо, что она не была уверена, ждал ли он ответа. Гермиона застыла, вспомнив их шутливый разговор: — Твоя компания плохо на меня влияет. Скоро начну курить и убивать котят. — Осторожней, принцесса. Такими темпами еще понравишься мне. Малфой закурил, не сводя глаз с ночного небо. Желание приблизиться стало настолько осязаемым, что она не заметила, как оказалась возле него. У парапета, вглядываясь в неподвижное мраморное лицо. — Драко… — его имя сорвалось с ее губ. Снова. Неосознанно. Он вздрогнул, словно услышав проклятие. По льду прошлась еле заметная трещина, пальцы, державшие сигарету, сжались сильнее, сминая фильтр. — Не смей, — глухой, низкий голос. В нем слышалась злость. Гермиона не отошла. Пальцы сомкнулись на парапете, скрывая в сильной хватке начинающуюся дрожь. — Что? — Не смей меня оправдывать, Грейнджер, — он фыркнул, заполняя воздух дымом. — Не смей делать вид, что я тебя не убиваю. Лунный свет очертил линию сжавшийся челюсти. Звезды мерцали белым пламенем в ледяных глазах. Повисла тишина, которую оба не решались нарушить. Гермиона не знала, что сказать. Будто бы любые ее слова разбивались о его единственную фразу. «Я тебя убиваю». И он отказывался верить другим словам. — Зачем ты меня позвал…? — пять мелодичных букв почти прозвучали вновь, но она вовремя себя остановила. — Я обокрал Поттера. Она широко раскрыла глаза, выпуская из легких весь воздух. — Ты… что?! — Скажи Избранному поработать над охранными чарами, — на его лице проскользнула самодовольная улыбка. Он сделал очередной затяг. — Так тебя поэтому… не было весь день, — возмущение отразилось на хмурых бровях. Гермиона поджала губы, справляясь с нахлынувшим на нее раздражением. — Тебе же нельзя покидать замок, тебя могли поймать. — Грейнджер. — Почему ты пошел один? Если бы Гарри заметил… — Грейнджер. — Нельзя же быть таким опрометчивым. Могло случиться все, что угодно… — Грейнджер,— его голос прозвучал громче. — Малфой, ты идиот. Он усмехнулся, доставая из кармана несколько уменьшенных фолиантов. Древних, потрепанных временем. — Я же сказал, что разберусь с этим, — он пожал плечами, наблюдая, как ее любопытный взгляд начал изучать книги. — Ты должен был сказать! — в возмущение затесалось еще что-то. Слишком похожее на обиду. Он не может разбираться в этом один. Это не его проблема. Это… ее жизнь. — Не тебе меня в этом упрекать, — он усмехнулся. Холодно. Осколок льда задел сердце, заставив опустить взгляд. — Я… — Грейнджер, если я услышу еще хоть одно «прости», то наложу на тебя Силенцио, — он шипел, не отводя от нее глаз. Гермиона открыла рот. Увидев многозначительно выгнутую бровь, закрыла. Она и правда собиралась извиниться. Только ее пальцы потянулись к ворованным книгам, они снова оказались у него в кармане. Ее рука случайно коснулась его локтя. Гермиона закусила внутреннюю часть щеки, чувствуя, как его мышцы напряглись под ее пальцами. Воздух стал плотнее, препятствуя дыханию. Она нерешительно подняла глаза. Он смотрел на нее. Долго. Не позволяя увидеть чувств, скрытых под мраморной маской. — Я не дам тебе книги ночью, — ровный, низкий голос нарушил тишину. Он сделал шаг назад, освобождаясь от ее хватки. Тянущее чувство сковало желудок. Ладонь все еще чувствовала тепло, ощутимое даже под тканью пиджака. Ей не хотелось отпускать его руку. Протяжно выдохнув, она вопросительно посмотрела на него. — Ты не уснешь, если в твоем распоряжении окажется инструкция к средству для полировки метлы, — Малфой издевательски склонил голову. — Не то, что древние фолианты о родовых проклятиях Блэков. Гермиона закатила глаза, складывая руки на груди. Ей было необходимо куда-то деть эту зависшую в воздухе ладонь. — Тебя волнует мой сон? Она поддержала его едкий тон. Привычный. Именно такими должны быть их разговоры. Без прикосновений. Без разрывающих сердце ледяных осколков. Без тепла. — Нет, — Малфой слегка качнул головой, отводя взгляд. — Но ты не должна сдохнуть прежде, чем я найду решение. Ее губа дрогнула. Карий взгляд заблестел. Так вот в чем было дело. Повисла тишина. В ней отчетливо слышались тяжелые вдохи и громогласный стук сердца. «Прежде, чем я найду решение». Конечно, он не заботился. Он искал искупление. Он взял на себя вину. Он решил, что должен ее спасти. Но… он не знал. Снятие проклятия лишь ускорит смерть жертвы. Гермиона медленно сглотнула, стараясь совладать с комом в горле. Слабо кивнула, не поднимая блестящих глаз. Она не могла ему сказать. Отобрать надежду, которую сама потеряла. Сказать, что все усилия напрасны. — Хорошо, — ее голос дрогнул. Она откашлялась, придавая ему уверенности. — Мы найдем решение. Драко кивнул, направляясь в сторону выхода. Она не посмотрела. Не могла сдвинуться с места, сжимая кулаки. Он ушел, оставив ее среди холода, что пробивался под кожу. Среди темноты, в которой она не видела выхода. — Идешь? Ленивый голос раздался около лестницы. Гермиона вздрогнула, оборачиваясь. Малфой стоял, облокотившись рукой о перила. Белая бровь насмешливо изогнулась, уголки губ слегка приподнялись. Он не ушел. Он ждал ее. — Грейнджер, давай быстрее, — он закатил глаза, увидев непонимание на ее лице. — Я же сказал, что не позволю тебе сдохнуть. А с твоей страстью к потере сознания, не могу оставить тебя одну на Астрономической башне. Гермиона моргнула. Сердце предательски сжалось от его улыбки. Он почти сломался, когда она поделилась с ним частью правды. Что случится, когда он узнает другую? Как она могла так с ним поступать? Почему ноги несли ее за ним, вниз, по лестнице, когда разум кричал: «Остановись»? Почему она не хотела, чтобы он убирал руку, которая провожала ее спину, не касаясь, когда она подошла к первой ступеньке? Они шли в тишине. Он не просил позволения ее проводить. Она не просила его уйти. Когда Малфой пропустил поворот, ведущий в подземелья, она должна была что-то сказать. Но промолчала. Драко остановился у портрета Полной Дамы. Гермиона встретила его взгляд. «Ты не должен был чувствовать вину». «Ты должен был уйти». — Завтра начну работать с книгами, — протянул он, скрывая руки в карманах. Почему теперь он заставляет ее бороться? — Ты не должен… — голос выдал ее дрожь. Он напрягся. Щека дернулась. — Что? Она закусила внутреннюю сторону щеки. — Ты не должен делать это один. Повисла тишина. Малфой моргнул, будто удивленный тем, что она не сказала чего-то другого. Чего-то, чего он ожидал. Он кивнул. Резко. Отводя взгляд. Она шагнула к портрету, но прежде чем он исчез в темноте коридора, его имя снова сорвалось с губ: — Драко. Он замер. На этот раз он не вздрогнул, не отшатнулся, но пальцы в карманах стали белее. Гермиона не знала, что хотела сказать. Может, она хотела сказать правду. Может, снова солгать. Может, пообещать, что все будет хорошо. Он не дал ей шанс. — Ложись спать, Грейнджер, — его голос был хриплым. Почти усталым. Он не обернулся. Она стояла перед портретом, пока стена не встала на место. Гермиона вдруг разделила его желание взорвать ее Бомбардой.