Последний лепесток

Субботнее утро встретило ее прохладным ветром, раздувающим непослушные пряди по лицу. Окно в спальне было открыто. Совы неустанно складывали письма и подарки на рабочий стол. Гермиона устало пропускала воздух по легким. Это действие требовала слишком больших усилий. Она медленно перебирала полученную корреспонденцию. Письмо от Молли, большая коробка от Джорджа, конверт от Анджелины Джонсон… Она не решилась вскрыть ни один подарок, ни одно письмо. У нее не нашлось бы сил читать поздравления, сердечные пожелания счастья. Она бы просто расплакалась. Растянулась на полу женской спальни, утопая в собственных слезах. Без надежды на обещанное «счастье». Один черный конверт выбивался из общей массы писем. На сургучной печати была выведена изящная буква «М». Гермиона не могла скрыть свое удивление. Неужели Малфой решил так официально ее поздравить? Но откуда ему было знать про ее день рождения? Она пыталась игнорировать наличие странного письма на своем столе, но взгляд предательски цеплялась за черное пятно на периферии зрения. Она продержалась буквально пару минут, прежде чем печать оказалась сломана. Любопытство, как и всегда, взяло над ней верх. На плотном, дорогом пергаменте были выведены аккуратные буквы.

«Мисс Грейнджер,

Позвольте выразить мои поздравления в день Вашего рождения. »

Гермиона неверяще перечитывала строки. Наполненные холодной выверенностью.

«Осмелюсь преподнести Вам подарок — символ освобождения, победы над тьмой. Искренне надеюсь, что он послужит Вам защитой в самые мрачные дни.

Слава умнейшей волшебницы пришла к Вам не без причины. В связи с чем, полагаю, Вы понимаете, что нас связывает. Я была бы Вам премного благодарна за компанию и возможность разделить беседу за чашкой чая.

Сообщите мне о Вашем согласии, и мы договоримся о подходящем времени.

С наилучшими пожеланиями,

Нарцисса Малфой»

Гермиона с шумом втягивала воздух, в третий раз перечитывая содержание записки. Это было неожиданно. Крайне неожиданно. Нарцисса Малфой приглашала ее на чай и поздравляла с днем рождения. Ей хотелось верить, что яд не являлся усилителем вкуса в семье Малфоев. Она бы соврала, сказав, что у нее не возникало мыслей связаться с Нарциссой. Ее состояние могло быть ключом к разгадке тайны проклятия. Не было секретом, как на подобное предложение может отреагировать младший Малфой. «Нет» — самый милый и невинный вариант. Однако Нарцисса действовала на опережение. И исходя из того, что темная фигура, с искривившимся от презрения лицом, еще не нависла над ней — Нарцисса не сообщила сыну о своих намерениях. Стоило ли ей говорить об этом Малфою? Он разозлится. Оскорбит. Наложит тысячу защитных заклинаний, чтобы не пустить ее на порог Малфой-мэнора. Если же она ему не скажет, и он впоследствии узнает… Яд в ее кружке прекратил бы быть неудачной шуткой. С каких пор она столько думала о мнении Малфоя? Отложив записку, Гермиона без особо энтузиазма заглянула внутрь конверта. На его дне лежал небольшой бархатный футляр. Когда он оказался в ее руке, размер футляра резко увеличился. Гермиона не сдержала улыбки. Знакомый трюк. Восхищение озарило ее взгляд, только крышка приоткрылась. Пальцы неспешно прошлись по витиеватому символу, выполненному из белого золота. Руна Кеназ, окруженная виноградной лозой. Символ огня, горящего в непроглядной тьме. Символ внутренней силы, несущей свет. Символ надежды. Гермиона приложила руну к груди, цепочка обвила шею. Обжигающее прикосновение холодного металла пробудило в памяти давно забытые слова. Счастье можно найти даже в самые темные времена, если не забывать обращаться к свету. Печальная улыбка скользнула по лицу. Белоснежная борода щипала глаза. Вы ведь не врали, профессор?

***

День обещал быть долгим. Гермиона изо всех сил старалась убедить друзей, что она не ждет этого праздника. Что лучший подарок, который они могут ей преподнести — сделать этот день самым обычным. Не выбивающимся из серой массы ее будней. Они отказывались ее слушать. Раздражение копилось от каждого разговора, в котором всплывала неприятная тема. Она злилась. Она не могла понять, почему они не уважали ее желаний. — Джинни, прошу тебя, только без сюрпризов, — в очередной раз умоляла Гермиона в один из вечеров в гостиной Гриффиндора. — Конечно, Герми, — ангельским голосом соглашалась с ней Джинни, — Никаких сюрпризов. Рыжая ведьма нагло врала ей в лицо. Не стараясь этого скрыть. Но разве Гермиона могла ее обвинять? Она первая внедрила наглую ложь в их общение. Они договорились встретиться в Трех Метлах после ее встречи с Эвансом. Конечно, неожиданное не свидание Гермионы с профессором вызвало уйму вопросов в глазах подруги. Тактичность позволила ей придержать их для более подходящего случая. Сопроводив студентов младших курсов до центра Хогсмида, Гермиона медлила. Стояла у края площади, взглядом провожая быстро разбредавшихся детей. Веселые. Беззаботные. С легким сердцем отдающие себя приключениям. Почему ей было тяжело смотреть в светящиеся глаза? Эванс ожидал ее в небольшом кафе, что не пользовалось особой популярностью среди студентов. Если заведение мадам Паддифут предназначалась для встреч влюбленных парочек, Три Метлы — для дружеских посиделок, то Чайный пакетик Розы Ли был неплохой альтернативой, находящейся меж двух огней. Ничем не примечательный зеленый фасад скрывал тихое, спокойное местечко, посещаемое старыми леди для обсуждения последних сплетен. Только Гермиона открыла дверь, на нее обрушился запах трав, чая и сдобной выпечки, теплотой окутывая замерзшее лицо. Живот недовольно заурчал различив аромат шоколада и слоеного теста. Не стоило пропускать завтрак. Она неуверенно огляделась по сторонам, позволив двери захлопнуться с характерным звоном колокольчика. Интерьер пестрил красками. Салатовые стены, красные скатерти на столах, множество растений, заполняющих палитрой пространство. «Здесь вырвало единорога» — Гермиона была уверена, именно такими словами описал бы обстановку Рон. Улыбка прошлась по ее губам. Не получила бы миссис Малфой сердечный приступ, если бы Гермиона пригласила ее выпить чай в таком месте? Подобная обстановка могла характеризовать хозяйку как эксцентричную личность, но Гермиона чувствовала тепло и уют среди хаоса. Аромат свежайшей выпечки определенно играл свою роль. Она заметила профессора Эванса за одним из столиков в углу. Его темные брови сошлись на переносице, прокладывая складку на лбу. Взгляд был направлен в окно, светлые глаза провожали мелькающих за витриной студентов. Собранный. Его пальцы быстро отбивали ритм по темной столешнице. Нервный? Гермиона помотала головой, направляясь к столику Эванса. Разглядывать людей не входило в нормы приличия. — Здравствуйте, профессор, — достаточно громко произнесла Гермиона, выводя его из раздумий. Она быстро скинула мантию и повесила ее на спинку стула. Глаза Эванса сразу же оживились. Губы расплылись в дружелюбной улыбке, стирая любой намек на былую задумчивость. Только пальцы продолжали играть стаккато. — Доброго дня, — кивнул он, пока Гермиона занимала место за столом. — Прошу, не обращайтесь ко мне «профессор» вне стен Хогвартса. Гермиона смутилась, выдерживая его взгляд. — Тогда… мистер Эванс? — Я бы предпочел Райан, но не смею настаивать, — он слегка наклонил голову, не переставая улыбаться. Будто формальности для него и правда не имели значения. Гермиона постаралась ответить на его улыбку, но губы не подчинялись. Лишь уголки рта дрогнули. Нелепо. — Хорошо, мистер… Райан, — голос выдавал сомнения. Тон казался вопросительным. Решив заполнить мгновение смущенной тишины, она продолжила: — Тогда зовите меня Гермионой. — Конечно, мисс Гермиона, — он усмехнулся и внимательным взглядом прошелся по ее лицу. — Вы сегодня особенно сияете… Позволите поинтересоваться, есть ли какой-то повод? Гермиона сдержала подступающее к щекам тепло, опуская взгляд на чайную карту. Она ненавидела Джинни. Не обращая внимания на все пререкания, Джинни отвоевала территорию ее волос, угрожая обездвижить подругу, если та продолжит сопротивляться. За четверть часа ей удалось превратить непокорную копну кудрей Гермионы в достаточно аккуратные локоны, закрепленные парой прядей сзади. Когда младшая Уизли достала свой набор кистей и приличного размера косметичку, Гермионе удалось организовать храбрый побег. Однако просто примеренная белая блузка, оголяющая ключицы, все еще покоилась на ее плечах. Не воспринял же Эванс ее внешний вид на свой счет? — Я думала мы решили перейти на «ты», — просто бросила Гермиона. Осознание характера ее слов пришло с более широкой улыбкой профессора, заставляя пожалеть о сказанном. — На самом деле, нет никакого особенного повода… просто у меня сегодня день рождения. Эванс приподнял брови. На его лице отразилось неподдельное удивление. — Ох, Гермиона, это же действительно особенный день! Извини, что не подготовил подарок, — в его голосе звучала искренняя нотка сожаления. — Если хочешь, можем перенести встречу. Компания нудного профессора не должна обременять тебя в этот праздник. Гермиона отрицательно помотала головой, слегка растрепав прическу. Джинни ее убьет. — Нет-нет, все хорошо. Лучшим подарком для меня будут знания. Профессор кивнул, будто соглашаясь со своими мыслями. Выдержав небольшую паузу, он продолжил: — Тогда, прежде чем я стану твоим личным учебником, позволь угостить тебя праздничным тортом, — его тон не содержал вопроса, лишь непреклонное утверждение. Был ли он выпускником Гриффиндора? Гермионе отвела взгляд. — Я предпочитаю праздничную выпечку, — слабая улыбка не тронула ее глаз. Любая пропитка торта горчила. Отдавала печалью, затерявшейся между коржами. Каждый год, до того как Гермиона отправилась учиться в волшебный мир, мама пекла для нее самый вкусный торт на день рождения. Деловитая миссис Грейнджер никогда не умела готовить, все свое время уделяя работе. Только в праздник единственной дочери она проводила целое утро на кухне, обернувший в испачканный мукой фартук. Ни горелые коржи, ни смазанная надпись «С Днем Рождения, Гермиона!», ни шутки отца о покупки более съедобного аналога не могли испортить чудесного вкуса, пропитанного стараниями и заботой. Да, поэтому Гермиона не переносила торты. Уже второй год. Ни одно чертово малиновое варенье не хранило привкуса материнской любви. У нее одной оставалась память о нем. Профессор не стал расспрашивать Гермиону о нахлынувшем меланхоличном настроении, представив время потеряться в собственных мыслях. Они сделали заказ. Молодая официантка с приветливой улыбкой покинула их лишь на минуту, чтобы вернуться с синим чайником причудливой формы и булочкой, обильно политой шоколадной глазурью. Искушение забыть о всех насущных проблемах и последовать за ароматом теста в обитель наслаждения, откинув мысли о серьезном разговоре… Было подавлено. Гермиона наблюдала за тонкой струйкой пара, прокладывающий свой путь от чайника до потолка. Вопросы формировались в ее голове. — Вы… ты говорил, что попробуешь поискать литературу, — начала она, переводя тему разговора с чая на темную магию. — Удалось найти что-то? Эванс кивнул, на его лице отразилось довольство. Он вытащил пару книг из своей кожаной сумки, пододвинув их ближе к Гермионе. Она с жадным любопытством пробежалась по названиям.«Охота на ведьм. Том 2.». «Укрепление линии рода. Правда и ложь». Гермиона подняла растерянный взгляд на профессора. Книги не совсем соответствовали ее ожиданиям. — Если бы я мог, принес древние трактаты темных магов, но, боюсь, мою преподавательскую методику не оценят, — словно оправдываясь, проговорил Эванс. — Да и никаких конкретных упоминаний или научных исследований на эту тему в архивах Хогвартса, как и моих личных, нет. — Гермиона усмехнулась. В первом она не сомневалась.— Книга об укрепление рода в основном написана для жен аристократов, которые устали от вылазок в высшее общество,— в его словах отчетливо чувствовалось пренебрежение. — Но… есть одно «но». Книга содержит интересное упоминание способов, к которым прибегали волшебники в средневековье, когда их семьи несли катастрофические потери. Гермиона не перебивала. Напряжение скопилось в ее руках, заставляя сжимать пальцы в кулаки. Нетерпение. Предвкушение. Желание знать. — Один из них — кощунственный. Очень темный, — нагнетающе продолжал Эванс, словно переместился на одну из своих лекций. Гермиона нервно покусывала щеку. — Они использовали живых людей в качестве подпитки. Проклинали чужую душу, в угоду собственной силе, — он помедлил, опуская внимательный взгляд. Сбавляя градус. — Думаю, в этой истории можно покопаться. Если эти проклятия и правда существовали, они определенно действовали медленно. И связаны с родом. Ее дыхание перехватило. Не находилось слов. Это и правда была ценная информация. Та сторона, с которой она не смотрела. Гермиона была поражена. — Спасибо… — после некоторой паузы, проговорила она. — Это… очень интересно. Правда, спасибо. Эванс выдал одну из своихочаровательныхулыбок и покорно склонил голову. — Всегда к Вашим услугам. Он рассказал ей чуть больше о прочитанном. Поведал несколько случаев из своей жизни, из исследований, что отдаленно касались этой темы. Ей показалось странным, как детально он мог описывать некоторые проклятия. Подмечая все, до мест, на которых с большей вероятностью может повредиться кожа. Мысли лихорадочно проносились в голове, складываясь в новую концепцию. Проклятие могло не быть насмешкой. Издевательством. По крайней мере в своем изначальном варианте. Оно могло нести в себе защиту рода. Или что-то вроде. Кем Гермиона представлялась в этой теории? Магической дойной коровой? Она не могла не задать вопрос, крутящийся у нее на языке. Такой очевидный. Отчаянный. — Как думаете, подобные заклинания могут быть обращены вспять? — ее голос не дрожал, она постаралась говорить ровно. Он был предательски тихим. Чувствовался ли в нем страх? — В этих книгах лишь мифы и теории. Ни инструкций, ни магических формул, — он усмехнулся, проводя ладонью по щетине. — Но… если честно, я сомневаюсь. Проклятие, настолько темное, что связало, если не души, то магию — вместе. Его отмена означает обрыв магических потоков, которые могут привести к летальному исходу. Отмена, скорее всего, лишь ускорит смерть жертвы. Губы Гермионы дрогнули. В немом ужасе. Она давно это знала. Отрицала. Отодвигала мысль вглубь подсознания. Слова обрели форму, текстуру. Сконцентрировались в центре ее сознания. Сказанное другим человеком — подтверждение собственных суждений. Она умирала. — Гермиона, можно поинтересоваться, — голос Эванса доносился из-под толщи воды. Слабым течением прибывал к ее убежищу. — Что привлекло в этой теме? Глубокий вдох. Комок в горле продвигался вдоль пищевода. — Она мало исследована… — собственный голос звучал незнакомо, блекло. Со стороны. — Может, понадобится для работы в Министерстве… Поэтому выбрала эту тему… для эссе. Министерство. Планы. Работа. Она умирала. Кажется, Эванс продолжал говорить. Обрывки его слов долетали до ее сознания, смешиваясь в хаосе мыслей. В глазах плыло. Она кивала. Она моргала. Она слабо улыбалась. Она чувствовала как биение сердце сотрясало все тело. Отдавало в горло. Препятствуя попаданию кислорода. Как дрожь проходило по ее телу. Сжигая нервные окончания, вспыхнувшие как спичка. — А кого ты выбрала в качестве напарника? — вновь до нее доносился слабый голос. — Боюсь не могу им стать. Она моргнула. Открыла рот. Ее язык начал двигаться. Хрупкая, как хрусталь улыбка на ее лице. Готовая разбиться от дуновения ветра. Ей хотелось ее разбить. — А… Малфоя. Улыбка озаряет плывущее лицо. Показалось. Мрачный взгляд затмевает голубые глаза. Вдох. Выдох. Осколки болью разлетались по легким. Эванс продолжал свой монолог. Гермиона считала свои вдохи, в надежде сохранить лицо, пока мрачные мысли заполняли сознание. Раз. Увидит ли она детей Гарри и Джинни? Два. Какая надпись будет выгравирована на ее могиле? Три. Почувствуют ли что-то ее родители? Увидит ли она их когда-нибудь? Четыре. Справится ли Гарри с очередной потерей? Пять. Сколько времени у нее осталось? Шесть. Малфой… Семь. Она умирала.

***

Прохладный воздух обжигал легкие. Она лихорадочно поглощала кислород, словно скоро его отнимут. Ветер, скользящий по лицу, отрезвлял. Позволял сердцу замедлить ритм. Гермиона шла, не разбирая дороги. Чайный пакетик Розы Ли остался за спиной. Звонкий смех, обрывки разговоров — отдавали болью в висках. Мир продолжал вертеться несмотря на то, что один из миллиарда человек потерял свою ось. Тяжесть мыслей горечью скопилась под языком. Неужели все ее старания вели лишь к скоропостижному концу? Она резко остановились, прекратив бессмысленную гонку. Веки сомкнулись. С силой врезаясь в глазницы. Она хотела кричать. Плакать. Биться в конвульсиях. Утопать в самобичевании. Был ли в этом смысл? Если все подтвердится. Если теория окажется правдой. Если… Это означало лишь одно — у нее не было пути назад. Не было маховика времени. Не было Альбуса Дамблдора, рассуждающего о свете во тьме. Он был мертв. И она последует за ним. На Свет. Горькая улыбка растянулась на ее губах. Истеричная. Лишенная сил. Гермиона медленно открыла глаза, позволяя лучам солнца себя ослепить. Она оказалась у витрины кафе мадам Паддифут. Смешно. Влюбленные глаза, полные надежды. Кроткие взгляды. Планы на будущее. Незнакомые глаза следили за ней в отражении. Карие. Пустые. Высеченные на осунувшимся лице. Словно издевка, аккуратные локоны обрамляли ее лицо. Джинни хорошо постаралась — она почти не была похожа на труп. Джинни. Мерлин, друзья ждали ее в Трех Метлах. Ждали, чтобы разделить с ней счастье. Отпраздновать начало нового года ее жизни. Жизни, что утекла сквозь раскрытые пальцы. Она… должна подарить им этот день. Она должна смеяться. Она должна улыбаться и смотреть в теплые глаза. Она должна подарить им эти воспоминания. Превозмогая дрожь в шатких ногах, Гермиона последовала в сторону своей очередной лжи. Вдох-выдох. Она улыбается. Два. Она смеется. Три. Она счастлива. Гермиона позволила себе последний, наполненный острыми лезвиями, вдох, прежде чем дверь паба громогласно скрипнула. Словно оповещая: Вход только в масках. На ее лице растянулась улыбка. Теплый воздух полоснул щеки, запах сливочного пива приветливо приглашал на порог. — С днем рождения! — оглушительный хор голосов заполнил помещение. Она не успела вымолвить и слова, как разноцветные искры завладели всем пространством, танцуя в причудливой манере. Наполняя воздух мириадой разноцветных звезд. В следующую секунду перед ней возник торт, уставленный девятнадцатью пылающими свечами. — Загадывай желание! — нетерпеливо воскликнула Джинни, державшая торт. — Скорее! Торт. Гермиона сглотнула, прикрывая глаза. Она обещала. Все взгляды были направлены на нее, в ожидании безоговорочного подчинения. Просто задуть чертовы свечи. Воздух оставлял мелкие рубцы на горле. Наполненные легкие сжимали грудь. Какое желание было доступно ей? Порыв кровавого дыхания поглотил пламя, погружая комнату во тьму. Разноцветные звезды пылью осыпались на пол. Послышался смех, аплодисменты и восторженный свист. Друзья один за другим начали подходить к ней, заключая в крепкие объятия. Люстры вновь озарили помещение светом. Гарри, Невилл, Луна, Дин, Парвати… Казалось, половина гриффиндорской гостиной столпилась вокруг нее, желая всего наилучшего. Одним из последних в ее объятиях оказался Рон. Его лицо светилось искренней, неподдельной улыбкой. — Как же я соскучился, Герми, — отпуская ее плечи, проговорил он. — Тебе понравился наш небольшой фокус? Моя с Джорджем разработка. Его голос лучился гордостью. — Да… Очень, красиво, — похвалила Гермиона, натягивая улыбку. — Вы большие молодцы. — Спасибо! — Глаза Рона засияли еще ярче. — Мы вдохновились магловской штукой. Кажется, конветски… или конфенчи… — Конфетти, — беззлобно поправила она. Усталость проскользнула в голосе. Улыбка стала шире. — Да, точно. Кон-фет-ти. Они еще некоторое время обсуждали с Роном последние новости. Кружка сливочного пива чудесным образом оказалась в ее руках. Он делился успехами во «Всевозможных волшебных вредилках», новыми идеями. Отчитался о соблюдении составленного ею бизнес-плана. Она и правда соскучилась по своему беззаботному рыжему другу. Ее улыбки и смех были искренними. Почти. Когда содержимое кружки испарилось, а Рон увлекся беседой о квиддиче с Гарри, Гермиона позволила себе выдохнуть. Вторая кружка сливочного пива оказалась в ее руках. Она никогда не была человеком, искавшим утешение в стакане. Алкоголь, сигареты, случайные связи — ничего из этого не было ее способом борьбы со стрессом. В жизни нужно все попробовать, правда? Горечь осквернила сливочный вкус. Разноцветная обертка ворохом заполнила стол. Механическими движениями она открывала очередной подарок. Улыбнуться. Поблагодарить. Обнять. Это же так просто? — Гермиона, — чарующий голос прозвучал неожиданно ясно. Луна оказалась за ее спиной. — Я хотела подарить тебе оберег… но ты ведь не хотела. Она развернулась к подруге. Новая подготовленная улыбка была готова к использованию. — И я вижу, что уже поздно, — огромные глаза Луны смотрели сквозь нее. В них блестело сочувствие. — Их уже слишком много, правда? Губы дрогнули. В немом всхлипе, которому не суждено было вырваться. Трещина прошлась по счастливому лицу. — Что ты имеешь в виду? — запоздалый, хриплый вопрос. Он не достиг ушей Лавгуд. Она успела упорхнуть, прежде чем Гермиона позволила себе эту слабость. Луна оставила ее с очередным осколком улыбки в руках. Гермиона отступила к стене. Прислонилась к камню, холод которого помогал сохранять остатки рассудка. В ее руке вновь оказалась наполненная кружка. Четвертая. Пятая? Веселье вокруг кружилось подобно безумной карусели. Мелькали улыбки, звонкий смех, громкие тосты. Все казалось таким мутным, смешавшимся в очередном стакане. Сторонний наблюдатель, что ошибся дверью. Незваный гость на собственной вечеринке. Призрак на своих поминках. Раздражение дрожью поднималось по телу. Трещины полосовали лицо. Она злилась. На себя — за глупость. На судьбу — за несправедливость. На друзей — за то, что слепы. За то, что заставили ее вступить в театр. Притворяться живой. Воздух густел, сжимая стены все ближе к телу. Она не справлялась. Она больше не могла. Еще секунда — маска слетит с лица. Обнажит неприглядную правду. Словно Золушка, чей час настал. Гермиона оттолкнулась от стены. Единственное, что ей оставалась — бежать. Не оглядываясь. Скрыться, прежде чем ее часы пробьют полночь. Она выбрала идеальное время для побега — все были слишком увлечены рассказом Рона о новой коллекции вредилок. Ловким движением ее пальцы зацепились за открытую бутылку. Ноги несли ее к двери. Никто не заметил. Никто, кроме Гарри. Облегчение, полученное от свежего воздуха, резко переросло в отчаяние, когда раздался скрип двери. — Гермиона! — в его голосе звучало беспокойство. Такое искреннее. Такое невыносимое. — Ты куда? Она по крупицам склеила остатки своей маски. Оборванное платье не блестело золотом. — Я хочу прогуляться, — голос звучал ровно. Был непривычно холодным. — Тогда я пойду с тобой. Он не понимал. Смотрел своим любимым взглядом. Беспокойным. Желающим помочь. — Мне нужно побыть одной, — она отвела взгляд, не в силах смотреть на друга. — Герми, останься. Мы так старались… Джинни всю неделю бегала по замку, готовилась… Осколки упали с ее глаз, обнажая взгляд. Полный горечи. Раздражения. — Я не просила, Гарри, — ее слова пропитала злость. — Я ничего этого не просила. Ни подарков, ни праздника, ни поздравлений… ни торта. — Мы просто хотели тебя порадовать, — его голос надломился обидой. — Порадовать? — Горло сжалось в рваном смехе. Настоящем. — Это просто смешно. Единственное, что вы хотели — устроить праздник для себя. Смеяться, делать вид, что все как раньше. Он медленно выдохнул, опуская глаза. Руки сжались в карманах мантии. — Гермиона… я знаю, тебе пришлось трудно. Всем нам. — он обвел взглядом окна Трех Метел. В зеленых глазах отразилось пламя факелов. — Но не делай этого. Не отталкивай нас. Мы справимся со всем… вместе. Мы ведь всегда так делали? За стеклом очков блестела надежда. Уверенность. Преданность. Ей хотелось броситься в его объятия, извиниться. Сказать, какой она была дурой. Признаться во всем. Но она не могла. Это был не его бой. Не его сражение. — Я ненавижу торты, — мрачная усмешка растянулась на ее губах. Глаза друга раскололись, болью выжигая шрам на ее сердце. Он понял.— Просто оставь меня, Гарри. Пожалуйста. Она отвернулась. Дрожь взяла сердце в тиски. В одном слове спряталось слишком много смысла. Пожалуйста. «Уходи, пока я не сломалась.» Пожалуйста. «Не заставляй меня умирать на твоих руках.» Пожалуйста. «Прости меня.» И он ушел, услышав ее молитву. Протяжный скрип ознаменовал окончание ее спектакля. Оваций не было. На дрожащих ногах, она сделала несколько неуверенных шагов в сторону. Холодное стекло бутылки нагрелась от жара ладони. Слезы стекали с бледных щек. Осыпая ее руки осколками разбитой маски. *** Гермиона не могла остановиться. Ноги несли ее прочь. Сквозь опустевшие улицы, мимо слившихся с темнотой мантий. Соль на щеках уступила место дождевым каплям. Она дрожала. Огонь спиртного не дарил тепла. Сил анализировать не осталось. Действие темной магии? Ее собственные чувства? Казалось, грань перестала существовать. Глоток. Не способный выжечь клубок мыслей, петлей затянувший сознание. Перекошенное от злости лицо Рона. Он оставил их. Окровавленный нож. Безумный взгляд. Обувь рассекала скопившиеся лужи. Грязь стекала по мантии. Тишина, заполнившая родной дом. Пустая комната. Крик, острее любого меча. Молли Уизли, склонившаяся над телом сына. Голова гудела под напором воспоминаний. Капли бежали по шее, стекая с кудрявых прядей. Отмена лишь ускорит смерть жертвы. Только когда перед Гермионой оказалась темная водная гладь озера, она остановилась. Ноги застыли в дюйме от черных вод. Она стиснула зубы, до боли сжимая веки. Полупустая бутылка огневиски выскользнула из рук. Она не любила алкоголь по одной простой причине: она всегда боялась потерять контроль. Расписание, графики, планы — ее удел. Она всегда должна была знать что делать, управлять ситуацией. Контролировать свою жизнь. У нее нагло отняли эту возможность. Она больше не владела ей. Она все чаще теряла контроль. Она устала. Горькая ухмылка оскалила белое лицо. Она могла вернуть контроль, сыграв шутку со своей судьбой. Гермиона сделала медленный шаг. Ледяная вода прошла сквозь мокрые кеды. Она могла не ждать своей участи, молча исполняя роль. Шаг. Еще один. Она могла вновь стать храброй. Холод подкосил колени. Никаких страданий. Никаких ожиданий. Никаких мучительно долгих месяцев. Постепенного разложения. Всепоглощающий холод. Мгновенная тьма. Долгожданный Свет. — Грейнджер, блять, ты окончательно ебнулась?! — буквы неторопливо складывались в слова. Знакомый голос рассек тишину. — Быстро выходи из воды, гиппогриф тебя подери, — слова звучали ближе. Отчетливей. Она сглотнула. Медленно открыла глаза, не поворачивая головы. — Зачем? — тихий, хриплый голос надломился. — Ты серьезно, блядь?! — послышались резкие хлопки воды. Разъяренное шипение. — Решила сдохнуть, да? Твоя новая цель? Неужели объявили номинацию «Попробуй умереть тупее старого маразматика»? — Оставь меня… — слова прервались всхлипом. — Не в мою смену. Резкий толчок. Невесомость. Сильные руки. Земля. Одежда больше не прилипала к телу. Согревающие чары обрамляли силуэт. Она не смотрела на него. Драко Малфой. Вновь Драко Малфой. Вновь приходит в момент ее слабости. Вновь тешит свое эго ее беспомощностью. — Ты не должен был, — она прижала голову к коленям. Лишь бы не видеть его лица. — Охуенно, Грейнджер. Просто блядь потрясающе, — ярость накаляла воздух. — Скажи, что я должен? Смотреть, как ты творишь наитупейшую хрень, что только могла прийти тебе в голову? Она молчала. Он продолжал. — Ты, блядь, сама утверждала, что я не помогу матери из тюрьмы. Как ты поможешь ей с того света? А? Грейнджер, я может и сомневался в твоем интеллекте, но не думал, что твой мозг размером со снитч. Ебаный Салазар, ну умрешь ты и что дальше? Поттер и Уизли ведь ни дня не продержатся. — Ты не понимаешь… — Чего я, блядь, не понимаю? Что ты самая тупая ведьма столетия?! Сука, ты пережила войну и хочешь умереть в ебаном озере. Гениально. — Я уже умираю, Малфой… Каждый день… Я не могу, я больше не могу. Она медленно подняла голову. Его белые пряди слиплись на лбу. Он навис над ней, прожигая льдом остатки сознания. Перекосившееся от злости лицо совсем не подходило мраморной статуе. В момент черты его лица разгладились. Он неспешно опустился на корточки. Серые глаза блуждали по опухшему лицу. Он протянул руку к ее щекам, аккуратно смахивая застилающие взор слезы. — Черт возьми, — на выдохе прохрипел Малфой, окончательно опускаясь на землю. — Глупый львенок. Он притянул ее к себе, голова Гермионы опустилась на его плечо. Очередной всхлип вырвался с ее губ. Длинные пальцы забрались в кудри, поглаживая голову. — Глупый, глупый львенок… — тихий шепот коснулся ее уха. Руки Гермионы нерешительно нашли его спину, цепляясь за мокрую ткань. Она выдохнула, прикрывая глаза. Его хватка стала крепче, прижимая ее к себе. Нос Малфоя опустилась в вихрь ее волос, утопая в кудрях. Мысли перестали путаться. Спокойствие наполняло ее кровь, с каждым нежным поглаживанием. Тепло. Такое настоящее, укутывающее. Свет. Разгоняющий опутывающую тьму. Это было первое настоящее объятие за весь долгий день.