Последний лепесток

Лучи солнца нежно ласкали кожу, играя на лице девушки. Шепот, набирающий громкость. Гермиона резко вздрогнула, открывая глаза. Белые стены, яркий свет, отдаленно знакомый голос. Вязкий запах трав ударил в нос. — Мадам Помфри, она уже проснулась, пустите же меня! — раздался раздраженный голос и глаза Гермионы смогли сфокусироваться на рыжем пятне, находившимся около двери. — Мисс Грейнджер нужен покой, приходите в обед, — отрезала целительница, чуть ли не выталкивая младшую Уизли за дверь. Больничное крыло. К одурманенному лекарствами сознанию Гермионы по-тихоньку приходило понимание. Вероятно, она провела здесь ночь. Но как же это произошло? — Ох, мисс Грейнджер, зелье рано перестало действовать, — начала хлопотать вокруг нее немного полноватая женщина средних лет, ворча себе под нос. — Как я здесь оказалась? — прохрипела она, сжавшимся от сухости горлом. — Как же, как же... мистер Малфой любезно Вас доставил, — недовольно цокнула языком Помфри, — А теперь примите эти два зелья. Она не противилась, позволяя влить в себя приготовленные целительницей отвары. Разум отказывался ей подчиняться. Малфой?.. Темные коридоры, ядовитые фразы, льдистые глаза. Малфой. Слабость, пеленой укутывающая тело. Гермиона вновь провалилась в темноту, чувствуя сильные руки на своей талии.

***

— Мерлин, Вы просто надо мной издеваетесь, — разъяренно прошипел Драко, уперев руки в директорский стол. Кабинет директора был погружен в мягкий, утренний свет, пробивающийся сквозь высокие витражные окна. Лучи падали на деревянный пол, отражаясь от разноцветной сверкающей чепухи, явно доставшейся от прошлого владельца. В углу кабинета тихо тикали старинные часы, их звук был настолько раздражающим, что Драко еле сдерживался, чтобы не швырнуть их в стену. Его не было на портрете. Но всепонимающий, всепрощающий взгляд полоумного старца настолько въелся в сознание Драко, что, казалось, преследовал с пустого гобелена. — Правила школы для всех одинаковы, — сухо ответила Макгонагалл, натянув губы как струну. — Я не могу позволить вам покинуть стены Хогвартса, особенно в сложившихся обстоятельствах. — Какие, к черту, обстоятельства? — сквозь зубы процедил слизеринец, сдерживаясь, чтобы не начать трясти директрису за плечи. — У меня нет запрета на выезд, с меня сняты все обвинения. Может, у вас есть личные подозрения? Макгонагалл прищурила глаза, окидывая его холодным взглядом: — Попрошу вас не выражаться, — холодно оборвала его старуха. Она сцепила руки на столе, её глаза были тверды, как никогда. — Я понимаю ваше беспокойство за мать, но мое решение окончательно. — Моей матери плохо, — медленно начал он, сдерживая гнев. Каждый его жест, каждое слово было пронизано плохо скрываемым раздражением, — Я прошу вас разрешения посетить Мунго, а не вечеринку выпускников Пожирателей Смерти. Макгонагалл смотрела на него внимательно. Между морщинами, количество которых значительно увеличилось за прошедших год, пролегла усталость. Возможно, внутри этой старой кошелки и осталась жалость, но сегодня был не его счастливый день — проявлять ее она не собиралась. — Мистер Малфой, я отвечаю за безопасность каждого студента головой, — она тяжело вздохнула, пододвигая съехавшие очки к переносице. — Вы сами прекрасно осведомлены о том, что ваша семья находится под пристальным вниманием. И поездка за пределы школы может быть воспринята… неоднозначно. На лице Малфоя растянулась довольная усмешка. Будто он услышал подтверждением всем своим мыслям. По кабинету прошелся пугающий, слегка истеричный смех. — Значит, неоднозначно, — протянул он. На его лице больше не было ни одного намека на эмоцию, взгляд резал острее меча Гриффиндора. — Если я пообещаю никого не убивать за пределами Хогвартса, отпустите? В воздухе повисла гнетущая тишина. Макгонагалл продолжала смотреть на него с осуждением, но твердость на ее лице слегка дрогнула. Драко был уверен, что сейчас она начнет читать ему высоко моральную лекцию об этике и неподобающем поведении. У него не было сил это выслушивать. — Сука, — послышался шепот сквозь зубы и грохот захлопывающейся двери. Ебаная кошелка. Она видела в нем лишь Пожирателя, облаченного в черный плащ. Чтоб ее семеро гриппогрифов по кругу пустили. Хрена гномьего она беспокоилась о его безопасности. Может, боялась, только он дорвется до свободы, сразу начнет кидаться в прохожих Авадой? Его кулаки были сжаты, костяшки побелели. Казалось, всевозможные проклятия, заполнившие его голову, были слышны во всех уголках Хогвартса. Малфой был на грани. Ярость будоражила его кровь, затуманивала взгляд. — Малфой! — раздался голос за его спиной. Драко застыл. Лицо его искривилось, щека непроизвольно дернулась. — Только не сейчас, Поттер, — прошипел он, разворачиваясь в сторону Избранного. Поттер нарывался, иного быть не может. Просто неосознанно умолял его о драке. У всех ебаных гриффиндорцев была чуйка на самый неподходящий момент. Драко сверлил Поттера взглядом. Его руки всё ещё дрожали от сжатия, а дыхание сбивалось. На мгновение Малфой позволил себе представить, как его кулак врезается в это высокомерное лицо, как очки падают на пол, а мир, пусть и ненадолго, становится чуточку более приятным. — Что ты сделал Гермионе, — проигнорировал его всемирный любимец, — она по твоей вине в больничном крыле? Поттер сделал несколько шагов вперед, сокращая дистанцию. Очень зря. Через стекло его очков пробивалось презрение, он был угрюм, но не агрессивен. К сожалению. — Ебануться блядь, Поттер, когда ты уже поймешь, — фыркнул Драко, оглядывая Избранного пренебрежительным взглядом. — С венгерского хвосторога я плевал на весь ваш охуевший львиный прайд. — Это не ответ, Малфой. Ты причастен? Драко засмеялся. Холодный, резкий смех разнесся по коридору, словно стекло, звенящими осколками последних капель его терпения, полетело на пол. — Потти-Потти, наш герой, — протянул Малфой, наслаждаясь каждым своим словом, — Так переживаешь за свою Золотую девочку, но не замечаешь того, что происходит у тебя под носом. — О чем это ты, хорек? — Поттер смерил его хмурым взглядом, но казалось, он задумался. — Да так, просто продолжай в том же духе, герой, — каждое его слово было пропитано смертельным ядом, глаза сузились в прищуре. — И ты потеряешь ее точно так же, как и всех остальных. На лицо Поттера пала тень. Он сделал шаг вперед, зеленые глаза блеснули. Драко испытывал несказанное удовольствие с силой надавливая на его не зажившую рану. — По крайней мере мне есть кого терять. Этого было достаточно. Драко занес кулак, вкладывая в удар всю накопившуюся ярость. Поттер был идеальной мишенью. Олицетворявший всю назойливость, недоверие и презрение общества. Избранный, любимец, герой. Просто везунчик, оказавшийся на выигравшей стороне. Кулак просвистел в дюйме от скулы Поттера, лишь задев его очки. Чьи-то руки с силой дернули Драко назад, заставив пошатнутся. — Что, гиппогриф вас дери, вы здесь творите?! — послышался злобный восклик из-за спины. Блейз. Не доверяя благоразумию парней, он встал между ними, препятствуя продолжению конфликта. — Малфой, блядь, ты рехнулся? — продолжал орать Забини. Развернувшись, он окинул взглядом Поттера, что поднимал очки с каменного пола. — А ты, звездочка, чего? Не видишь куда идешь? Поттер лишь фыркнул. — Мы не закончили, Малфой, — бросил он, шагая вперед. Когда Избранный проходил мимо, Драко дернулся. Ему хотелось продолжения. Гнев не нашел выхода и стремился наружу. Но только почувствовав движение друга, Блейз крепко схватил его, останавливая. Поттер скрылся за поворотом, эхо коридоров донесло до них тихое: «Репаро». — Убери от меня руки, Забини, — прошипел Драко сквозь зубы, освобождаясь от хватки заботливого друга. — Ты чего, в няньки заделался? Нахуя вмешался? Блейз глубоко вздохнул, смотря на него как на маленького ребенка. Снисходительно. — Спасибо, любовь моя, — наигранно пропел Забини, лицо его скривилось. — Спасибо за то, что спас меня от отчисления. Спасибо, что уберег от участи гнить в Азкабане за сломанный ноготь героя всея Британии… — Ты слишком много на себя берешь, — холодно бросил Малфой. — Подражаешь ему? Драко никогда не просил Блейза выступать в роли его защитника. Но этот чертов самовлюбленный засранец считал своим долгом быть его личным щитом. Каждый раз оказываясь рядом, спасая. Заставляя благодарить, быть обязанным. — Именно. Поделюсь футболками с его рожей и гриффиндорскими шарфами, — закатил глаза слизеринец. Его взгляд изменился. В нем промелькнула серьезность, не свойственная характеру. — Хотя бы раз поверь, что не всем плевать на судьбу твоей ебанной задницы. — Я всегда знал, что моя задница тебе не безразлична. Драко ухмыльнулся, ярость немного ушла, кровь остыла на пару градусов. Но он все равно не верил. Главная проблема их взаимоотношений заключалась в том, что дружба Блейза была безвозмездной. В то время как Малфой, наученный выстраивать связи на основе денег, влияния и власти, не верил в привязанность без поиска выгоды. Пару минут они провели в тишине, в своих мыслях шествуя по коридорам, прежде чем Забини нарушил тишину: — Но все-таки, что от тебя нужно было нашей звездочке? — поинтересовался Блейз, в глазах его сверкнули веселые искорки. — Хотел узнать, как ты оттрахал его подружку до лазарета? Драко остановился на мгновение, резко выдохнул, чуть ли не подавившись удивлением: — Забини, у тебя проблемы. Пэнс давать перестала, что ли? Иначе с чего такие фантазии? — Он демонстративно поморщился, словно от дурного запаха. — Это Пэнси мне и рассказала, — пожал плечами слизеринец, будто это было само собой разумеющимся. Хохотнув, он продолжил. — Значит все-таки правда? — Мерзость, — отрезал Драко, качнув головой. Его лицо оставалось надменно-сдержанным. Конечно, слова Забини звучали как последняя чушь, но правда ли они вызывали у него отвращение? В голову назойливым флоббер-червем пролезли воспоминания. Чертов яблочный аромат. Тело Грейнджер, кажущееся таким хрупким. Вполне неплохое. Когда она молчала, возможно, даже была почти сносной. Мерзость, прозвучал голос в голове. Совсем отдаленно напоминающий его собственный. Вчера ему пришло письмо от матери. Драко небрежно вскрыл печать, беглым взглядом прошелся по строчкам. Как всегда ровный, строгий почерк. Каждая буква была аккуратно выведена. В один момент он застыл, холодок прошелся по его спине: «Дорогой Драко, Я пишу тебе, чтобы предупредить — целители Святого Мунго настояли на кратком наблюдении, и хоть я не нахожу в этом необходимости, возражать было бы неразумно. Проведу в больнице несколько дней. Ты знаешь, я не склонна к излишнему беспокойству, и тем более не хочу тревожить тебя, но считаю своим долгом держать тебя в курсе. Помни, что это временные неудобства, и я в надёжных руках. С любовью, Мама.» Пальцы Драко сжались на пергаменте, сминая бумагу. Ее слова звучали так ровно, уверенно. По-деловому. Нарцисса всегда отличалась холодной стойкостью, на смертном одре она бы тоже лаконично прошептала: «Временные неудобства». Блядь. Сколько бы мать не уверяла его в обратном, он чувствовал — повод для беспокойства был. Она все лето была нездорова, но Драко позволял себе закрывать на это глаза. Временные неудобства. Он ведь так и думал. Ебаных три месяца, он знал — что-то происходит. Он должен был заставить ее посетить Мунго раньше, под Империусом, если бы пришлось. Предвидеть, предусмотреть, знать. «Что бы сделал отец?», пронеслось у него в голове. Драко мрачно усмехнулся, выдыхая едкий дым. Люциус бы делал вид, что ничего не происходит. Семья Малфоев должна быть идеальной, как с иголочки, красуясь на первой полосе Пророка: «Богатые и успешные». Последнее у них неизменно получалось, правда под другими заголовками. Несколько дней. Слова матери крутились в голове, будто издевались над его попытками успокоиться. Он ведь поступил точно так же как отец. Бросил ее, оставив наедине со своими проблемами. У Люциуса хоть было оправдание — в Азкабане он не по доброй воле. У Драко же был выбор. Выдыхаемый пар приобрел очертания цветка. Глаза, с каждым днем терявшие краски. Лепесток за лепестком растворялись в сером небытие. Взгляд, болью отражающийся в душе. Взгляд, который он никак не ожидал встретить в стенах школы. Грейнджер. Она нарушила его минуту уединения, застала его в момент слабости. Но ей не суждено было узнать об этом. По гриффиндорски гордо окидывала его взглядом, хоть и казалась беззащитным львенком. Он провоцировал ее. Ему хотелось вывести ее из себя, до истерики, слез. Увидеть боль, сквозящую в ее глазах. Лишь бы не чувствовать собственную. Грейнджер не поддавалась, будто наложив на себя сотню Протего, держала оборону. Но он не сдавался. Заклинанием за заклинанием, словом за словом, разрушая искусно выстроенные ею барьеры. Почему ты скрываешься, Грейнджер? Это было не его дело, не его проблема, не его борьба. Он просто хотел уязвить ее. Ведь так? Но взгляд когда-то сияющий горделивым золотом, неминуемо потухал. Ему было это непонятно, словно мучающая головоломка, не дающая уснуть. Почему это так знакомо. И снова она падает, теряет сознание. Валится к его ногам. Маленький, беззащитный львенок. Что же не так? Это не его дело. Драко сделал пару шагов назад, разворачивалась к выходу. Он не должен был ей помогать, это не его обязанность. Пусть ебаный Мальчик-Который-Выжил помогает не расстаться с жизнью своей подруге. Не. Его. Гребаное. Дело. Умрет еще одна грязнокровка по его вине, карму он уже не испортит. Ты не убийца, Драко. Он застыл, до боли стиснул зубы. Провел ладонью по волосам, сражаясь с внутренними демонами. Охуевший старый маразматик, какого черта он вновь проник в его голову? Драко протяжно выдохнул, опустошая легкие. Ему хотелось выпустить из них весь кислород, задохнуться от собственной слабости. Что бы сделал отец? К черту. — Грейнджер, — тихо пробормотал он, подойдя к гриффиндорке, сползшей по стене. Ее голова безвольно упала на колени. — И почему ты всегда оказываешься моей проблемой? Одно хорошее дело за месяц? Увы, израсходовано. Он собрал ее вещи с пола, закинул сумку на плечо и, ни на секунду не останавливая внутренний ругательный монолог, поднял ее на руки. Легкая. Даже слишком. Не ест? Драко помотал головой, рацион девушки точно не был его проблемой. Хрупкая. Беззащитная. Ее голова повисла на его плече, кудри растрепались по мантии, касаясь лица, щекоча шею. Ебаный яблочный аромат. Казалось, заполнил каждую клеточку его тела, наполнив пустые легкие. Усталая, измотанная. Гордость гриффиндора, героиня войны повисла на его руках, не в силах шевельнутся. Только веки слегка подрагивали. На ее лбу выступили капельки пота, словно она была в лихорадке, но тело оставалась холодным. Беспокойство сдавило его живот, заставляя нервничать. Только не умирай на моих руках, Грейнджер. Высвободив руку, он достал платок из кармана и аккуратно провел им по ее лбу. Вдруг, запачкает его. Коридоры тянулись бесконечно. Шаги отдавались эхом, а Драко находил своим действиям все новые и новые оправдания. Если бы он оставил ее, обвинений в его адрес было бы гораздо больше. Подозрительно, последнее, что помнит Грейнджер — разговор с ним. Потом ее находят в полумертвом состоянии… Кто же виноват. Мысль успокоила Малфоя. В его действиях была логика, личная выгода. Только от взгляда на бледное лицо девушки пробирала дрожь. «Просто оставь ее здесь, у дверей», — шептал внутренний голос, ядовито-рациональный. — «Она справится, кто-то найдёт её.» Но он уже стоял у дверей больничного крыла, стучал, громко и нетерпеливо. Дверь резко распахнулась, и на пороге появилась мадам Помфри — в ночной рубашке, с второпях накинутым халатом, босая и недовольная. — Мистер Малфой!— воскликнула она, ее сонное лицо исказилось от раздражения. — И что, Мерлина ради, вы здесь делаете среди ночи? Только взгляд целительницы скользнул чуть ниже, глаза ее расширились от ужаса: — О, Мерлин всемогущий! Что случилось? — Не поверите, — холодно бросил он, встречаясь взглядом с пухлой женщиной. — Спасаю героиню войны. Помфри действовала незамедлительно, проводила его в лазарет, хлопоча и не на секунду не затыкаясь. На ходу призывая к себе нужные зелья манящими чарами и бормоча что-то про «безответственность» и «чрезмерное усердие». Драко осторожно разместил девушку на кушетке. Грейнджер беспокойно вертела головой, тихий шепот доносился до его ушей: «Нет, нет... не надо». Малфой вздрогнул, будто драконьи когти прошлись по его телу. — Идите, мистер Малфой. Девушке нужен покой. Драко не сдвинулся с места. Дыхание Грейнджер было неровным, словно вот-вот остановится. «Нет. Беллатриса, нет». Шепот, как отрезвляющая пощечина, заставил его в ту же секунду попятиться назад. Тебе здесь не место. Кажется, мадам Помфри сказала ему что-то вслед, но он не слышал. Дверь закрылась, унося все случившиеся в небытие. Лишь страшный сон. Кошмар. Мерзость.