Поломанные люди

Как правило, с течением времени большинство событий детства имеют свойство стираться из памяти. Приобретая новые знания и опыт, она избавляется от лишнего, как люди отделываются от старых, износившихся или же ставших бесполезными вещей. Однако некоторые из них, особенно яркие, стремительно бегущим годам неподвластны. Они могут не беспокоить нас в обычные дни, мирно почивая в глубине подсознания, но случись нечто похожее спустя много лет, налетают шквалом давно пережитых эмоций. Тому было одиннадцать, когда возвращаясь из школы, он увидел во дворе одного из домов мальчишку, играющего с собакой. Ничего особенного они не делали, парень просто бросал ей фрисби, но Том даже остановился, глядя на них, будто завороженный. Искреннее радость обоих, смех мальчика, когда собака, в очередной раз вернувшись с игрушкой, в порыве чувств вдруг повалила его на землю и принялась облизывать лицо. Единение с обычным псом поразило до глубины души. Нечто, выходящее за границы отношений хозяина и его питомца. Та самая дружба, о которой Том имел довольно смутное представление. Конечно, мама была его другом, но общаться с ней подолгу не дозволялось, а с другими детьми Томас-старший и вовсе запрещал не то что играть, а даже разговаривать. Причин такой строгости Том не понимал, а спрашивать боялся, зная, что отец не любит, когда ему перечат. Но собака — нечто другое. Она могла бы спать в его комнате, лежать рядом, когда он выполняет домашнее задание. А вечером, после ужина, он бы играл с ней на заднем дворе, пока мама не позовёт к вечерней молитве и сну. Том так отчётливо представил себя на месте того мальчика, что заколотилось сердце. Радостное воодушевление не проходило весь оставшийся день и вечером, когда подали ужин, Том набрался смелости и попросил у отца собаку. Он ожидал, что придётся долго упрашивать, но, к его удивлению, Томас-старший сразу же отозвался на просьбу. Правда, поставил условие: Том должен хорошо себя вести, усердно учиться и много молиться. Если он постарается и пообещает заботиться о своём будущем питомце, то так и быть, на Рождество ему подарят щенка. Неожиданные благодушие и щедрость отца не вызвали в маленьком Томе никакого подозрения, и ближайшие несколько месяцев он со всей пылкостью детского сердца отдавался учёбе, вере и богу. Он предвкушал, он радовался, он надеялся. В сочельник, сидя с родителями за столом, Том изнывал от нетерпения, прислушивался к каждому звуку, надеясь уловить малейшие признаки присутствия в доме будущего друга. В голове рисовался образ маленького комочка с блестящими глазками-пуговками, мокрым носом и гладкой тёплой шерстью. Том обязательно сделает всё, чтобы это создание его полюбило. Когда ужин подошёл к концу и мама вручила ему свёрток, внутри которого обнаружился шерстяной свитер и пара тёплых носков, Том не роптал и смиренно поблагодарил родителей. В душе ещё теплилась надежда, что рождественское чудо случится утром. Но собака так и не появилась. Никогда. Отец и не вспомнил о ней ни разу, а Том боялся спрашивать. Потом мама купила ему щенка, но плюшевого. У него не билось сердце, он не умел бегать, играть и, что самое важное, чувствовать. И вот сейчас, стоя посреди кухни, Том отчётливо вспомнил тот случай: жестокое равнодушие отца и мамины руки, ласково гладившие по голове, когда Том, изо всех сил прижимая к себе игрушечного пса, горько плакал, уткнувшись лицом в её колени. Только мама умерла, а Том давно вырос и не имел права позволить вновь себя одурачить. Мог ли он предугадать, что всё окажется напрасным? Что приложенные накануне усилия утром обесценятся по щелчку пальцев? Пришлось признаться, что знаков было предостаточно. То, как быстро Дэн приехал и как легко прошёл их разговор. Обманывал ли он раньше? К сожалению, да. Но вера в чудо оказалась сильнее, как и тридцать лет назад. Злость поднималась и поднималась, парализуя, удерживая у кухонной стойки. Нытьё в висках усилилось, часть боли отделилась, потянулась, будто пальцами, к затылку и дотронулась до него кончиками когтей. Бессонная ночь не могла пройти без последствий. И весь сегодняшний день грозился пройти в непривычном разобранном состоянии. Том глубоко вдохнул-выдохнул и заставил себя сдвинуться с места. Контрастный душ помог немного взбодриться, однако боль в голове не утихомирил. Поначалу пронеслась малодушная мысль отказаться от завтрака, дабы сэкономить драгоценное время, но здравый смысл своевременно напомнил об одном из главных правил трезвости: никакого урчащего желудка. Поэтому Том затолкал в себя два сэндвича с курицей и огурцом, выпил полчашки кофе. Полез за обезболивающим, но в аптечке не нашлось ни аспирина, ни ибупрофена. Что ж, придётся терпеть до больничной аптеки. Уже взявшись за ручку входной двери, Том снова кинул взгляд на идеально сложенный плед. Может, стоило ночью откликнуться на призыв Дэна? Тогда сегодня они бы проснулись вместе, позавтракали. И Дэн не уехал бы без него. А в дороге поговорили о разводе. И обсудили условия, его отменяющие… Ты нормальный?! Вообще понимаешь, о чём думаешь? «Знаю. Я просто скучаю. Очень. Сильно». В животе дёрнулась тоска. Когти медленно, но уверенно погружались в голову. Том моргнул и дёрнул дверь. На улице царила духотища, влажный воздух дрожал, парило, будто в сауне. Тому, как любому человеку, прожившему в Дувере хотя бы пару лет, не обязательно было смотреть прогноз погоды, чтобы почувствовать приближающуюся грозу. К вечеру город накроет ливнем, но до тех пор придётся вытерпеть множество часов безжалостного липкого зноя. А ещё, в придачу ко всем злоключениям, в машине неожиданно полетел кондиционер. Точнее, они начались именно с этой поломки, когда он пытался дозвониться до Бенни. Шагая к своей старенькой таратайке, Том заметил владельца горемычного джипа. Засунув руки в карманы шортов, мужчина разглядывал его с видом озабоченного родителя, пытающегося проникнуть в мысли плачущего ребёнка и понять, что у того болит. Похоже, мужик переехал совсем недавно, иначе бы не ломал голову, а отогнал машину к семейству Джонсонов, чей сервис располагался на соседней улице. Их мастерская работала уже пятнадцать лет и чинили там абсолютно всё — от проколотой покрышки и погнутого бампера до сбоев сложной электроники. При этом делали хорошо и не драли втридорога. Том и сам собирался к ним сегодня, но мироздание решило устроить встряску покруче сломанного кондиционера. Может, отправить несчастного мужика к Джонсонам прямо сейчас? Но представив последующий обязательный ритуал знакомства, рукопожатий и вежливых фраз о будничном, Том отбросил эту мысль. Не в первый же раз у парня машина ломается, наверняка есть и свои контакты хороших мастерских. Так что да, сам разберётся, а время важнее. Том потянул на себя дверцу, но не спешил залезать в машину. Почему-то не мог оторвать взгляда от соседа. Как и ночью, когда появилось то ощущение узнавания. Высокий, худощавый, подтянутый. Рост и комплекция человека, играющего в… баскетбол? Опять баскетбол. Шорты и майка, открывающая сильные руки. Том вдруг ясно увидел, как они ведут по площадке мяч, обманывая соперников, забрасывают его в кольцо хлёстким, отточенным годами тренировок движением. И эта чёлка — длинная, почти дерзкая — она не давала покоя, заставляя сердце отплясывать польку, второй раз за утро вызывая образы былого. Мужчина неожиданно повернулся и посмотрел прямо на застывшего у своей машины Тома. Прошлое пронеслось перед глазами, видоизменилось и оформилось в чёткое понимание, что да, он знает этого мужчину. О, господи… Давным-давно, в юности, один парень учил его играть в баскетбол. «По приколу», как говорили в те годы. Однажды, зазевавшись, он словил мяч лицом. Удар пришёлся аккурат по щеке. Обжигающе и больно, вышибая из груди воздух, почти до слёз. Сейчас Том ощутил примерно то же самое, только возведённое в высшую степень, ибо бросать мяч его учил человек, стоящий через дорогу у злополучного джипа. Барт, мать его, Эванс. Время, сделав новый круг в двадцать с гаком лет, замерло, сердце забилось, будто он залпом проглотил две банки энергетика, и Тому лишь оставалось надеяться, что он не грохнется без чувств на раскалённый беспощадным мартовским солнцем асфальт. Усилием воли отведя взгляд от так же таращившегося на него Барта, Том поспешно забрался на водительское сиденье. Сунул ключ в замок зажигания и завёл мотор. Посидел, глубоко дыша, пытаясь выдавить из себя изумление. Наконец, кое-как справившись с эмоциями, вывернул руль и выехал с импровизированной парковки их переулка. Проезжая мимо Барта, он упорно смотрел прямо перед собой. Это невозможно. Так не бывает. Дувер — огромный город с населением в три с лишним миллиона человек. Как они умудрились поселиться не просто в одном квартале, но и в соседних домах? Когда он успел въехать? Точно недавно, иначе за полтора месяца они бы хоть раз, но столкнулись. В пекарне, магазине, да просто на улице. А может, Том просто не замечал его, поглощённый работой, страданиями по Дэну и разводу с ним? В голове царил грандиозный хаос, и Том не сразу сообразил, что у него орёт мобильник. Сбавив скорость, он сунул в ухо наушник. Поморщился, когда боль стрельнула в висок и отдалась в затылке глухим ударом. Надо поскорее добраться до больницы и купить чёртово обезболивающее. С другой стороны, он бы не отказался от синей таблетки. Чтобы забыть обо всём, что произошло за эти сутки. Гарнитура пыталась подключиться к продолжавшему трезвонить телефону. Видимо, даже чёртовы наушники решили восстать против него. Или же наоборот, против внезапно сошедшей с ума действительности? Последние сутки с этим миром происходило что-то откровенно нездоровое. Связь, наконец, соизволила установиться, и Том нажал на кнопку. — Привет, Кайла. — Том Браун, ты — мудила! Что за дерьмо происходит? — проорала она в ухе, едва не оглушив, вытеснив мысли о Барте. — Ты хоть понимаешь, что эта история совсем не крутая? Дэвид в бешенстве, и я, между прочим, тоже! Что в бешенстве, слышалось по голосу. Остановившись на красный сигнал светофора, Том стряхнул очередное удивление и принялся соображать, в чём причина столь дурного настроения его подруги и агентки. И какую роль в нём играет Дэвид Уотсон. «ТаймРид» считался одним из лучших литературных журналов не только Дувера, но и округа, и когда год назад они приняли в печать его писанину, статус Тома вырос из никому неизвестного писателя в популярного в узких кругах. Не то чтобы это как-то сильно сказалось на его финансовом положении (хотя платили тут, конечно, приличнее, нежели в предыдущих изданиях), но чем больше у тебя читателей, тем выше вероятность быть замеченным издательством. А Том по-прежнему не терял надежды, что однажды возьмёт в руки собственную книгу, напечатанную на бумаге. И всё шло относительно ровно, пока полтора месяца назад Том не написал «Выживших». Повесть произвела эффект ебанувшей посреди ясного неба молнии. Мнения как читателей, так и критиков разделились. Одна половина утверждала, что повесть вышла хорошей, пусть и необычной для Тома, другая презрительно орала об отсутствии сюжета, романтизации токсичных отношений и прочих вещах, которые сам Том на дух не переносил. Нашёлся особо смелый и дерзкий персонаж, заявивший, что рассказ написан другим человеком, а настоящий Том Браун отправился в утиль. Исписался. Эмоции бурлили, кипели и переливались почти месяц с момента публикации. Тому приходили письма с упрёками и восторгами. Кто-то просил комментариев. Том пошёл по самому безопасному, как он считал, пути. Просто не реагировал. Когда не подкидываешь на вентилятор, страсти сходят на нет быстрее. Эту тактику поддержала и Кайла. Дэвид же урчал, как объевшийся мяса тигр. Том не разделял его восторгов, но понимал их причину: из-за поднявшейся шумихи в литературной прессе рост продаж и подписок на «ТаймРид» увеличился. Чёрный пиар тоже пиар — древняя прописная истина. За прошедшее время Том успел написать небольшой рассказ, отправить его в редакцию на согласование, а параллельно, вот уже три месяца, трудился над новой повестью. Правда, она неожиданно начала разрастаться, и не привыкшего работать с подобными объёмами Тома это напугало. Настолько, что он не решался дать черновик даже своей подруге. Непонятная неуверенность в себе, пришедшая именно после «Выживших», тоже не нравилась. Он писал почти тридцать лет, если брать в расчёт школу, и за столь долгий срок многие щёлкали его по носу. Дурного Том в подобных случаях не находил (все учатся на своих ошибках), но сейчас он будто вернулся в то время, когда, страшась и надеясь, показывал знакомым свои первые творения. Однако, что имела в виду Кайла под «эта история», он решительно не понимал. Может, она каким-то образом узнала о рукописи и теперь сердится? Но тогда причём здесь Дэвид? Или же редакция решила не брать в печать его работу? Более вероятное предположение, но неприятно кольнувшее: Том до сих пор оставался должен Сэму Доусону, своему адвокату, который занимался его разводом. Имевшихся на счету небольших сбережений (откладывать деньги Том, к сожалению, так и не научился) хватило лишь, чтобы погасить большую часть суммы, а потому он очень рассчитывал на будущий гонорар. — Кайла, я попрошу Роба, чтобы он прислал текст со своими пометками. — Какие, мать твою, пометки? О чём ты говоришь? Том запнулся. И правда, почему Роб, его редактор, не позвонил сам? Или не написал? Почему позвонил Дэвид, причём Кайле? На несколько секунд повисло неуклюжее молчание. А когда Кайла, наконец, заговорила, в её голосе послышались тоскливые нотки: — Ты что, не читал статью? Статью? Какую статью? Что происходит? — Понятия не имею, о чём ты говоришь, — отозвался Том, всматриваясь в дорогу, чтобы не пропустить нужный поворот. — Я сейчас еду в больницу. Бенни в реанимации после срыва. — Ох, чёрт, — Том будто увидел, как она поморщилась. — Слушай, мне жаль Бенни, но сейчас тебе надо подумать о себе. Ты реально по уши в дерьме, Том. — Да о чём ты талдычишь? Очередной красный заставил затормозить. Почти минута обратного отсчёта. Ещё одна чёртова потерянная минута. И правда одно сплошное дерьмо. — Что ж, звезда моя, слушай. Поначалу Том даже не понял, что именно она говорит, а потом порадовался, что стоит на светофоре. Иначе бы точно во что-нибудь врезался. — Они пишут, что тебя уволили за сексуальные домогательства студента! — Кайла снова сорвалась на крик. — Мне срать на прошлое твоих родителей, но твоё, Том! Сексуальное домогательство! Ты понимаешь, что это означает в нашей долбаной стране? Загорелся зелёный, но Том не шевелился. Он просто не мог. Позади раздались раздражённые гудки других автомобилей. Насилу совладав с непослушным телом, он отпустил педаль тормоза и нажал на газ. Спасибо человечеству за изобретение коробки-автомат. — Скажи, что это гнусная инсинуация. У Тома ответа не нашлось. Ещё недавно бывшие чёткими контуры окружающей действительности расплывались, деформировались, обращаясь новой реальностью — безобразной и отталкивающей. Стыд, тошнота, безысходность — всё навалилось разом, мысли путались, налезая друг на друга, будто тараканы в банке. Вероятность стать причиной аварии росла в геометрической прогрессии, и Том как можно аккуратнее перестроился, а затем припарковался на первой попавшей в поле зрения стоянке. Заглушив мотор, он медленно опустил вопящую от боли голову на руль. Как с тошнотворным хрустом лопнувший фурункул вываливает потоки гноя вперемешку с кровью, так и его скелеты, тщательно утрамбованные им в шкаф за эти годы, один за другим выползали наружу, омерзительно скалясь. И воняли они не менее гадко. Том не понаслышке знал об этом. В детстве, подмышкой, у него был рассадник этого дерьма. Они болели, чесались, мешали спать, просто жить. Мама каждый вечер обрабатывала их какой-то мазью, пока они не вскрылись… О, господи, мама… Плевать на Томаса-старшего, на себя, но его бедная несчастная мать. Она такого не заслужила. — Том, скажи уже что-нибудь. Усилием воли он поднял голову и протёр глаза. В них будто песка насыпали. — Я… прости меня, Кайла, — он выталкивал из себя слова. — Про родителей всё правда, но к своим студентам я никогда не приставал. Она не ответила, и Том не сдержал вымученной улыбки. Что ж, мог ли он осуждать Кайлу? Ведь тогда ему тоже никто не поверил. Лишь один человек попробовал заступиться, но, к сожалению, его слово не имело значения. — Слушай, но Дэн-то хоть в курсе? Дэн… срань господня, у него же связи с этими треклятыми консерваторами, которые помогают ему вести бизнес. А они вряд ли обрадуются подобным подробностям прошлого его супруга. Ты должен был ему рассказать, Том. Давно рассказать, но всё время боялся. Чего? Что он тебя бросит? Так ты сам его бросаешь теперь. Почему ты ему не рассказал? — Кайла, мне правда очень нужно в больницу. Дэн, скорее всего уже там и… ты понимаешь. Снова невыносимое тягостное молчание. Терзающая черепушку боль. Дрожащие от страха пальцы. И, разумеется, выползшее из темноты невыносимое желание выпить. Куда без него, когда внутри всё похоже на трясущийся пудинг. — Я сама позвоню Дэвиду, — наконец, сказала Кайла. — Ты не обязана этого делать. В ухе послышался вздох. — Ну, надо бы тебя послать, конечно. Но я вроде как твой друг. И верю, что ты не делал этого. Облегчение вырвалось наружу прежде, чем Том успел понять. На мгновение он забыл о раздирающей голову боли. Об этой мерзкой статье. — Спасибо, Кайла. — Ситуация, конечно, херовая. Но мы так просто не сдаёмся, верно? Том не сдержал нервного смешка. Чего у Кайлы не отнять, так это боевого настроя даже в самой херовой ситуации. Именно благодаря подруге он не сломался. Она помогла ему найти силы бороться с зависимостью и продолжить писать. И появление его рассказов на страницах «ТаймРид» являлось в первую очередь заслугой Кайлы Дженкинс. — Не сдаёмся. Спасибо. — Пока ещё не за что. Давай, держись. И Бенни скажи, чтобы не раскисал. Ох, Кайла, твоими бы устами, да Весельчаку в уши. — Передам. Спасибо тебе ещё раз. Мне правда очень важно, что ты веришь мне. Она фыркнула, проворчала что-то на тему романтических героев-мудаков и отключилась. Том какое-то время просто сидел, глядя перед собой. Ужасно хотелось поехать домой и залезть с головой под одеяло. Чтобы не видеть Дэна, не говорить с ним. Не оправдываться перед ним. Добро пожаловать в новую реальность, Томас Браун, он же Томас Паттерсон-младший. Чувство вины зашевелилось гадкими червями. Они множились, росли и расползались по всему телу. Чёртово мироздание, похоже, не желало прекращать своё жестокое веселье. Том решительно повернул в замке ключ зажигания и выехал на дорогу. Он увидел автомобиль Дэна, едва заехал на стоянку для посетителей. Чёрный блестящий седан, с которым супруг не расставался последние пару лет. Он любил хорошие и дорогие вещи, мог себе их позволить, но вместе с тем не имел склонности к излишнему расточительству. Вещь должна быть не только эстетичной, но и практичной. Так сказать, приносить пользу. А ты был полезен, Том? Для чего ему понадобился этот брак? Шагая ко входу для посетителей, а затем поднимаясь в лифте на этаж реанимационного отделения, Том в очередной раз пытался ответить на эти вопросы. Он задавал их и Дэну, прямо и открыто, но тот никогда не отвечал. Вечно увиливал, а мог и вовсе промолчать. Лишь посмотрит снисходительно-жалостливо, будто считает ниже своего достоинства объяснять очевидные (для него одного, разумеется) вещи. Как и признавать собственные просчёты. Он так и не признался себе, что их брак — грандиозная ошибка. Видимо, поэтому и тянет до сих пор с разводом. Или же боится ударов по своей репутации. Как в своё время боялся Томас-старший, а потому дал спиться маме, лишь бы не опорочить себя в глазах своих друзей-консерваторов. Традиционные ценности и любовь к богу, мать их… При мысли о родителях и той статье снова неприятно засосало под ложечкой. Можно, конечно, попытаться рассмотреть сложившуюся ситуацию и в положительном ключе. Что вылезшая наружу правда, наконец, замотивирует Дэна на окончательный разрыв. Почему нет? Ни один бизнесмен (а Дэн был в первую очередь им) не станет брать на себя риски заляпаться той грязью, что неизбежно выльется на Тома. Так что развод — весьма благоразумное решение. А Дэниэл Бауман всегда руководствовался исключительно здравым смыслом. Ну, почти всегда. Характерный аромат дезинфицирующих средств вперемешку с лекарствами ударил в нос, едва Том перешагнул порог отделения. От отвратного и непереносимого со времён юности запаха предсказуемо замутило, и Том сглотнул противный комок. Боль добралась до глазниц, стучала кувалдой по затылку. Даже думать стало больно. Но на аптеку времени, к сожалению, не осталось. За сегодняшнее утро он и так потратил его с избытком, все дедлайны вышли, и теперь его ждал уже не столько Бенни, сколько Дэн. Он сидел в одном из кресел, закинув ногу на ногу и уткнувшись в телефон. Смотрит видео с котиками? Вряд ли, время и обстановка не располагают. Изучает тему депрессии и суицидальных настроений? Возможно, если успел поговорить с врачами. А может, читает некую выпущенную сегодня утром статью? И тогда Тому пиздец. Ибо невозможно найти плюсы там, где их не существует. Ноги вдруг налились тяжестью, будто мозг послал им сигнал не приближаться к супругу. Не ходить туда, где очень страшно. Том почти поддался желанию развернуться и уйти, но Дэн уже заметил его и поднялся с кресла. Пришлось заставить себя преодолеть разделяющее их расстояние. Он остановился напротив и выпалил первое, что пришло в раскалывающуюся голову: — Ты был у него? Дэн медленно покачал головой, не сводя с него пристального и до усрачки пугающего взгляда. На мгновение Тому даже показалось, что его ударят или толкнут, и непроизвольно шагнул назад. В ушах засвистело, а съеденные сэндвичи начали подниматься к пищеводу, грозясь вывалиться на намытую до блеска напольную плитку. Том усилием воли снова проглотил их. Чёртовы больницы… А Дэн вдруг обхватил ладонью его запястье. Привычное прикосновение неожиданно отозвалось в теле непонятной тревожностью, и Том, не сопротивляясь, послушно поплёлся за Дэном. В желудке нестерпимо резало и скручивалось, будто его выжимали, как мокрую тряпку. И когда Дэн заволок его в туалет, тут же бросился к унитазу, извергая в него не успевший толком перевариться завтрак. При каждом новом спазме в голове взрывались бомбы, перед глазами плясали огненные круги, а в груди медленно надувался чёрный удушающий шар страха. Наконец, желудок перестал сокращаться, и Том, отвалившись от унитаза, обессиленно сполз по стенке на пол, хватая ртом воздух, пытаясь втянуть в себя хотя бы малую его часть. — Томми, ты что, ночью по-тихому бухал? Или что-то принимал? Бухал? Принимал? О чём он? И почему, почему так страшно? Это же Дэн. Его Дэн. Да, у него гадкий характер, но он и близко не похож на Томаса-старшего. Том понял это давно, иначе бы не подпустил к себе так близко. — Нет, я… о, господи… — Господь наш, отпусти грехи наши... Взвизгнула плеть, опустилась на худую, покрытую рубцами спину… Паника обрушилась с новой, сокрушающей силой. Том попытался закричать, но задыхающееся горло не издало ни звука. Он обхватил голову руками, изо всех сил зажмуриваясь, сжимаясь, отчаянно желая стать крошечной букашкой и спрятаться под плинтус, где его никто не найдёт, где можно выдавить из тела голос, воспоминания о днях, когда он тоже боялся. Время застыло, осталась лишь чернота, она была вокруг и внутри него, она ослепила, оглушила, и он ничего не чувствовал, кроме пожирающего его ужаса. Твою ж мать, какой ёбаный ад… — Том, дышите. Дышать? Он не может дышать, лёгкие совсем не слушаются. И эти впивающиеся в голову когти… Господи, как больно… — Том, вы в безопасности. Вам не причинят вреда. Вы должны дышать, Том… Вот так, хорошо… Вдох-выдох… вдох-выдох… Воздух каким-то образом ворвался в лёгкие, и стало немножко легче. Боль по-прежнему пульсировала в висках, но зато отступила чернота, и Тому, наконец, удалось сфокусировать взгляд. Перед ним на корточках сидела незнакомая женщина и вглядывалась в его лицо. — Вдох-выдох, Том, продолжайте. Мягкий, как кошачье мурлыканье, голос успокаивал, подбадривал, и Том послушно втягивал в себя воздух, пока вновь не задышал в привычном ритме. — Что случилось? Собственный голос звучал хрипло, совсем не музыкально. — Вы знаете, какой сегодня день недели? — Четверг, — отозвался Том, почти не задумываясь. — А где находитесь? — В больнице. — Что ж, замечательно, — улыбнулась женщина. — Как в целом себя чувствуете? — Не очень, — он растерянно осмотрелся, поймал недовольный взгляд Дэна поверх плеча женщины. — Ты что-то принимал, Томми? Он изумлённо воззрился на супруга. Принимал? Наркотики? Совсем с ума сошёл, что ли? — Дэн, это не наркотическое отравление, а паническая атака, — не поворачивая головы, проговорила женщина, подтверждая догадки Тома. Он провёл ладонью по лицу. Припомнил жуткую тошноту и боль. Крепкую ладонь, никогда не причиняющую боли. И всё, дальше пустота. Том даже забыл, как блевал, а судя по мерзкому привкусу во рту, так оно и было. — С вами случалось подобное раньше? Ужасно не хотелось говорить правду, но, судя по накинутому поверх одежды белому халату, женщина являлась врачом. А с врачами Том привык быть откровенным. — Да, несколько раз, но давно. — Ты никогда не говорил об этом, — донёсся голос Дэна и тут же слегка насмешливо добавил: — Впрочем, ты о многом не рассказывал, да, Томми? — Дэн, вам лучше сейчас помолчать. Пожалуйста, — вновь встряла врач. У неё и правда был очень приятный голос: глубокий, звучавший почти нараспев. Светло-голубые глаза смотрели с неподдельным сочувствием, она протянула пластиковый стаканчик с водой, который Том тут же жадно осушил. — Я могу что-нибудь сделать для вас? — Я бы не отказался от аспирина. Голова раскалывается. — Хорошо, я принесу. Вам надо умыться. Встать сможете? Прислушавшись к себе, Том кивнул. — Да. Думаю, смогу. Она выпрямилась и повернулась к Дэну. — Помогите, пожалуйста, своему супругу подняться. Том не перечил, когда Дэн начал поднимать его. Почувствовав под рукой знакомое крепкое плечо, испытал почти непреодолимое желание уткнуться в него лбом, закрыть глаза и стоять, пока не утихнут молотки в голове. Но Дэн потянул его к умывальникам, а потому пришлось перебирать ногами. — Стоишь? — Да, — Том опёрся о раковину ладонями. — Спасибо. — Что ж, думаю, теперь вы справитесь без меня, — подала свой удивительный голос врач. — Я схожу за аспирином, встретимся у палаты. Дэн, будьте благоразумны, пожалуйста. — Я всегда благоразумен, — его голос звучал сухо. Она оставила их, а Том крутанул вентиль холодной воды. Умылся, затем прополоскал рот, чтобы хоть немного избавиться от кислого привкуса рвоты. — Ты точно не пил? Вопрос кольнул обидой. Том поднял голову и в зеркале встретился с супругом взглядом. — Ты же был у меня всю ночь. — Откуда я знаю, что ты там у себя в комнате делал. «Курил, думал о нас, дрочил и плакал». — Спал. Один раз вышел за водой, ты сам видел. А потом сказал те слова. Том не произнёс этого вслух, но оно повисло в воздухе. Он по глазам Дэна видел, что тот тоже помнит. Оттого молчание становилось неловким и тягостным. — Вид у тебя паршивый. — сказал, наконец, Дэн. Да, спасибо, он видел. Синяки под глазами, бледное лицо, адская боль в висках. Будто Том реально накануне засадил упаковку пива. Он нашёл в себе силы повернуться к супругу лицом. — Пойдём, ладно? Мне очень нужен аспирин. Дэн несколько секунд вглядывался в его лицо. Наверное, хотел удостовериться, что Том снова не станет блевать. Хотя и сам выглядел не самым лучшим образом. Ещё хуже, чем вчера. Видимо, тоже сказывался стресс и недосып. — Помочь? «Нет. Лучше не сердись и обними. И скажи, что всё будет хорошо». — Я сам в состоянии, спасибо, — проговорил Том и, старательно отводя взгляд, направился к выходу из туалета. В теле по-прежнему оставалась слабость, но хотя бы не штормило. Врач, как и обещала, ждала их возле палаты Бенни, с желанной таблеткой обезболивающего. Том проглотил её почти торопливо, запивая водой, моля мироздание о сострадании. — Спасибо, доктор…? — Стентон. Можно просто Карен. Я — психотерапевт, буду работать с Бенни, — сообщила она. — Мы успели познакомиться и немного пообщаться, но в целом он пока не слишком разговорчив. Вы понимаете, почему? Том кивнул. Помедлив, вытащил из кармана склянку. Он чуть не забыл её, когда переодевался. Вспомнил, когда запихивал те шорты в корзину для белья. Дэн, увидев пузырёк, промолчал, но выражение его лица говорило красноречивее любых слов. Похоже, гроза нагрянет раньше времени. — Я нашёл это в его мусорном ведре. Не меняясь в лице, Карен оглядела пузырёк со всех сторон и протянула обратно. — Думаю, Бенни мог хранить здесь свои седативные. Том сглотнул и кивнул. «Бенни, как же тебя угораздило». — Мы можем, наконец, пойти к нему? — подал голос Дэн. Карен перевела на него взгляд. Она была ниже на полголовы, раза в два уже в плечах и в целом не отличалась крепостью телосложения, однако грозный тон Дэна её, похоже, нисколько не напугал. — А вы уверены, что не станете делать глупостей? — А у вас проблемы со слухом или просто туго до головы доходит? Вы уже два раза спрашивали. Сил, чтобы осадить супруга, не осталось. Да и вряд ли бы он послушался. Карен была преградой, что отделяла Дэна от Бенни, а потому градус его паскудства потихоньку приближался к кипящей точке. Но следовало отдать должное и профессионализму Карен — на её узком лице не дрогнул ни единый мускул. Лишь в голосе, когда заговорила, проскользнули холодные нотки. — Я спрошу у Бенни, хочет ли он вас видеть. Едва за ней закрылась дверь, Дэн предсказуемо навис. Том почти физически ощутил исходящее от него бешенство. — Это твоё хвалёное доверие, о котором ты вечно твердишь? — Я хотел тебе рассказать по дороге, но ты удрал. Он пытался остудить его злость напоминанием о несдержанном обещании, но добился противоположного эффекта. Челюсть Дэна крепко сжалась, глаза потемнели, став почти чёрными. — Я, как ты говоришь, удрал, потому что иначе бы прибил тебя. А у меня нет ни малейшего желания закончить, как твой отец. Дар речи на несколько мгновений улетучился. Испарился. И как Том мог забыть? Новая реальность же. Она нравилась всё меньше и меньше. — Значит, ты её читал. Теперь не имело смысла притворяться. Интересно, что подумал Дэн? Особенно о той части, что касалась домогательств. От мысли, что супруг мог поверить, накатило отчаяние. — Пайпер кусками цитировала. Под утренний кофе. Ну, конечно. Пайпер. Как всегда, впереди планеты всей. Верная боевая подруга не останется в стороне, когда над любимым боссом нависает опасность. — Ты портишь ему жизнь, Том. Он будто наяву услышал фразу, неоднократно произнесённую мисс Роуз за последние три года. — Я могу всё объяснить… — Нет, — обрубил Дэн. — Единственное, что меня сейчас волнует, это Бенни. И ты знал, да? Что он пытался… покончить собой. — Я подозревал. Но не хотел расстраивать тебя понапрасну. — Ты нормальный? Это же Бенни! Он цедил слова сквозь зубы, а Том давил желание зажмуриться. — Я знаю. Просто иногда я тебя очень боюсь. Слова вырвались помимо воли. Дэн ответил ошеломлённым взглядом. Будто увидел впервые. — Ты спятил? Мы ни разу даже не подрались за всё время. — Дело не в этом. — А в чём тогда? Ответить Том не успел, из палаты вышла Карен. — Вы уверены, что у вас всё в порядке? — Да, — кивнул Том, глядя на Дэна, который не спускал с него поражённых глаз. — Всё нормально, уверяю вас. — Что ж, я пойду навстречу и поверю вам, Том, — смягчилась она. — Бенни готов встретиться с вами. Запомните: никакого прессинга. Если он не захочет говорить, не давите. И разумеется, никакого яда, злости и прочих негативных эмоций. Дэн, это в первую очередь вас касается. Вы вообще меня слушаете? Дэн моргнул и посмотрел на неё. — Да. — Его голос прозвучал глухо. — Буду благоразумным. — Хорошо. Запомните, вы идёте туда только потому, что так захотел Бенни. Дэн кивнул и прошёл в палату. Помедлив, Том шагнул следом. В коридор тенью проскользнула медсестра, тихонько прикрывая за собой дверь. Увидев их, Бенни не улыбнулся. Он даже не пошевелился. Заострившиеся скулы, осунувшееся лицо. Под тёмными, как у брата, глазами залегли сильные тени. И взгляд — потухший и безжизненный. Вместо Весельчака Бенни, которого они знали и любили, на кровати лежала сломанная заводная игрушка.