Rock—Paper—Fuck, I Might Be Gay

— Блядь! Кацуки, жёстче…вот так… Шото издал почти рычание и опустил бёдра, засовывая искусственный член до основания и наблюдая за звёздами. Он приподнялся в неистовом желании быть разрушенным и повторял это движение снова и снова, стремясь кончить и насытиться. Он был так близок, балансируя на грани оргазма. Всё тело горело, словно огонь струился под кожей и распространялся и на правую половину тела. Бёдра Шото ныли, но эйфорическое чувство скольжения внутри было наркотиком. — Ещё немного, Кацу… Бззззз, бзззззз. Шото остановился, полностью усевшись на дилдо и раздражённо пыхтя в телефон. Как бы ему ни хотелось проигнорировать сообщение и продолжить свой "перерыв в учебе", он был хорошо осведомлен о привычке Мидории писать сообщение по типу "буду через несколько минут", а затем с энтузиазмом распахивать дверь, чтобы показать ему новую фигурку или плакат. Шото не был уверен, что Мидория не сможет этого сделать. Хлипкие замки в общежитии могут и не выдержать натиск парня, который иногда не осознавал собственных сил. Шото выпустил из себя толстый силиконовый член и ахнул от ощущения потери тепла. Мышцы напряглись, и он почувствовал, как избыток смазки стекает по внутренней стороне бёдер липкой струйкой. На экране высветилось текстовое уведомление с именем Кацуки, и Шото чуть не упал ничком, пытаясь разблокировать телефон как можно быстрее. "Прикончи меня." Это было первое сообщение от Кацуки, и оно состояло всего из двух слов — двух красивых, хотя и мрачных слов. Шото посмеялся, взволнованно набирая три ответа подряд. Кацуки отвечал на его сообщения, руководствуясь здравым смыслом, а Шото попытался найти компромисс, словно подыскать способ покончить друг с другом было совершенно обычным делом. Он нажал "Отправить" и перевернулся на живот, рассеянно прикусив губу, чтобы избавиться от глупой улыбки. Он понимал, что это нелепо, и он был бы первым, кто признал бы, что первоначальная влюблённость в Кацуки переросла в нечто трусливое – ну, он бы не признался вслух, – но он был абсолютно уверен, что его одноклассник не отвечал взаимностью. А с чего бы ему? Независимо от сексуальной ориентации Кацуки, он заслуживал кого-то совершенного, сильного и красивого, человека без огромного багажа и травм за спиной. Шото сравнивал себя с кем-то, кого можно запросто заменить. Что, на удивление, он не считал плохим свойством. Он чрезвычайно благодарен Кацуки за то, что тот уделял ему хотя бы крупицу внимания, но он также был не прочь украсть побольше в виде остроумных текстовых сообщений; потому что в любую секунду, когда Кацуки разговаривал с ним, он не разговаривал с другими людьми. Так что он решил позаимствовать ещё немного времени и понаблюдать за тем, как время приближаются к выпускному и возможному разрыву их соглашения. И когда Кацуки, наконец, поймёт, что на свете есть люди лучше его… Что ж, он сожжет все мосты, когда они дойдут до этого.

"Ты так и не ответил на мой вопрос."

"Почему ты хочешь, чтобы я прикончил тебя?"

"Экзамены?"

"В некотором роде."

"О, хорошо."

"Я волновался, что ты будешь рассеянным."

"Тск." "Застрял на стажировке." "И конца не видно." Стажировка? Шото посмотрел на часы, широко раскрыв глаза. Это было накануне выпускных экзаменов, а Кацуки всё ещё был на стажировке? Какой смысл в практической подготовке героя, если у него нет времени на изучение теории?! Шото продолжал переписку, стараясь не дать волю гневу. Это ещё никому не помогало. Вместо этого он сосредоточился на поиске решения. Он всегда мог позвонить в агентство Бэст Джинса, но он был не самым надёжным и учтивым человеком, когда дело касалось авторитетных лиц, так что это, возможно, не лучший вариант. Но кое-какая идея всё же имелась. Он снова посмотрел на часы и мысленно подсчитал, сколько материала ему ещё нужно просмотреть для подготовки к экзаменам. Шото был относительно уверен, что сможет продлить небольшой "перерыв в учебе", включив в него спасательную миссию. По сути, это учеба, не так ли?

"Скинь мне локацию. Буду через 20 минут."

Ответ Кацуки пришёл быстро. "Что?" Шото поднялся с пола, его внимание привлёк всё ещё скользкий дилдо.

"Буду через 30."

Шото отбросил телефон и выпрямился, опускаясь на толстую игрушку и теребя соски. Он позволил своему члену покачиваться нетронутым, возвращаясь к прежнему изматывающему ритму, постанывая и мысленно благодаря Серо за то, что тот слишком громко смотрел какую-то испанскую мыльную оперу в своей комнате. Тёплый силикон так хорошо раздвигал его, растягивая и доставляя удовольствие в самые глубокие места. Он научился превосходно развлекаться на этой штуке: уже понимал, когда подпрыгивать, а когда покачивать бёдрами. Понимал, к чему приведёт разница в углах наклона, и как, откинувшись назад, шелковистая головка будет самым восхитительным образом воздействовать на простату. Он запрокинул голову, оперся на руки и несколько раз сел на игрушку. Тело продолжало сжиматься вокруг дилдо, словно идеально сформированная насадка для члена, но сопротивления не было, учитывая количество смазки, которую он выдавил в себя. Он почти мог представить, что это сперма Кацуки вытекает из того места, где они соединялись, покрывая его шикарные бёдра липкой жидкостью. Каждая рельефная вена и бугорок создавали дополнительное трение для возбуждённых стенок, и Шото опустился ещё. Почти болезненный жар достиг пика. Мышцы ныли, и каждый удар его задницы о силиконовые шарики отдавался болью, но тело было напряжено до предела. Он кончил, бесстыдно выкрикивая имя Кацуки и излился на живот, не тронутый. Шото откинулся на спину, извиваясь, пока дилдо не выскользнул. И он наконец выдохнул. Как бы ни хотелось остаться и погрязнуть в сокрушительном посторгазмическом стыде, нужно спасать не-парня. Он схватил сброшенные боксеры и вытёр ими живот, потом, спотыкаясь, прошёл в маленькую ванную и более тщательно вымылся, после быстро накинул что-то из одежды. Тук-тук. Глаза Шото сузились, и он распахнул дверь, наблюдая, как удивление на лице Серо сменилось чем-то вроде обиды, а рука ещё поднята для стука. — Серо? Взгляд Серо скользнул за спину Шото. Он оглянулся и проследил взглядом. Лицо вспыхнуло, когда до Шото дошло, что его внушительных размеров дилдо и наполовину пустая бутылка смазки также лежат на видном месте посреди комнаты. Шото повернулся, шаркая ногами, вышёл в коридор и закрыл за собой дверь. — Эм... что… тебе нужна помощь в чём-то? Глаза Серо распахнулись, и он покачал головой, взгляд метнулся обратно к Шото, а затем – в сторону. — Н-нет. Просто хотел узнать, не хочешь ли ты позаниматься… Шото прислонился к двери, пытаясь избавиться от смущения. Прошло уже семь минут с тех пор, как он отправил сообщение Кацуки; ему нужно поторопиться. — Позаниматься… так ты называешь просмотр сериалов? — Шото попытался ухмыльнуться, но получилось натянуто. — Слишком громко ты это делаешь. Серо фыркнул, на этот раз по другой причине. — О-о, это… хех, они напоминают мне о доме, понимаешь? Тиа всегда смотрит их, они такие забавные… — Он нервно почесал затылок, и Шото посмеялся. — Они и звучат так. Что это была за женщина, которая кричала? Я не говорю по-испански. — Оу! Мария была в ярости, потому что узнала, что Аарон спит с её сестрой! Поэтому она ворвалась в комнату во время праздника Морин, указывая на него и крича. Это было дико. Они оба рассмеялись, и Шото снова взглянул в телефон. — Эм, я... я сожалею, что мне нужно идти... кое-что сделать... но, может, мы могли бы позаниматься позже? Если ты ещё не будешь спать? — Конечно! Я, наверное, не буду спать всю ночь, эта стехиометрия меня убивает, — Серо широко улыбнулся и кивнул. — О, да, я могу помочь, это всего лишь математика. — Да, это моя проблема. Шото снова засмеялся и покачал головой, помахав Серо на прощание, прежде чем броситься к лифту. Он вытащил телефон, чтобы убедиться, что Кацуки отправил локацию. Но этому сообщению предшествовал мини-срыв из пяти сообщений. Шото издал смешок, не в силах сдержать нежную улыбку, и вышёл из общежития. Не был точно уверен, как он спасёт его. Просто знал, что Кацуки заслуживает времени на учёбу, как и все остальные. До места было не очень далеко, да и движение было плотным, и ему лучше было дойти пешком, чем ехать на транспорте. И не только потому, что станция была увешана плакатами, прославляющими героя номер один. Шото закатил глаза и пробежался глазами по многочисленным фотографиям своего отца, пытаясь решить, как вытащить Кацуки. Если бы он действовал скрытно, то смог бы убедить Кацуки выскользнуть через запасной выход, но он ни за что не согласился бы добровольно отказаться от работы, пока продолжается конференция. Хм... значит, нужно закончить конференцию. Шото едва не сбил пожилую пару, вовремя отскочив в сторону и перепрыгнув через наружную вывеску кошачьего кафе. Итак, как завершить конференцию? Пожарная тревога? Анонимное сообщение о предполагаемой угрозе? Нет, Кацуки придётся помогать и в том, и в другом случае. Он спрыгнул с тротуара, чтобы обогнать группу туристов, и тут же отскочил в безопасное место, как раз вовремя, чтобы не попасть под мотоцикл. Значит, нужно придумать что-то достаточно веское, чтобы все закончилось, но достаточно безобидное, чтобы не втянуть Кацуки. Нужно что-то грандиозное, что-то драматичное, что-то… Шото неуклюже остановился перед конференц-залом. Грудь стягивало, а волосы, выбившиеся из хвоста, щекотали щеки и уши спутанной смесью рыжего и белого. На двери висел очередной плакат Старателя, и Шото ухмыльнулся, его блестящий — и, по общему признанию, чертовски безумный — план нарисовался. *** Лёгкие Шото горели. Он снова бежал. Они бежали, держась за руки, по улицам, сквозь суматоху пешеходного движения. Мышцы протестовали, когда ноги то и дело натыкались на асфальт, но горячие пальцы Кацуки переплелись с его, и это заставляло чувствовать себя живым. Ничто не могло замедлить темп. Ну, до тех пор, пока Кацуки не затащил его в переулок и в гневе не ответил на звонок. Шото сполз по кирпичной стене, отключаясь от одностороннего разговора и пытаясь отдышаться. Он закрыл глаза, чувствуя, как пульс отдаётся в ушах, а адреналин проникает в клетки с каждой секундой. Кацуки продолжал говорить, и Шото открыл глаза, чтобы посмотреть на него. На Кацуки был геройский костюм. Эта модель менее привлекательная, чем зимний аналог, но гораздо более привлекательная, чем всё, что Шото когда-либо носил в своей жизни. Мускулистые руки Кацуки блестели от тончайшего слоя пота, а его широкая грудь вздымалась, когда он пытался успокоить дыхание. Штаны хоть и мешковатые, но поддерживались широким ремнём, который подчеркивал его абсурдно узкую талию. Пальцы Шото дернулись от желания обнять его. — Твой старик разозлится на тебя, понимаешь? Шото не заметил, что Кацуки повесил трубку, но всё равно фыркнул и наклонил голову. — Когда это меня волновало, что он думает? — Что, чёрт возьми, это вообще было, кстати? — он нахмурил брови, но в его ругани, казалось, не было обычной злобы. — Спасательная операция как бы. Ты сказал, что это всё слишком затянулось. Экзамены завтра начинаются… может, ты и лучший в классе, но тебе, как и всем нам, нужно время на учёбу. Он прислонился к зданию и медленно встал, ноги буквально кричали ему оставаться на месте. На лице Кацуки было что-то непонятное, и он направился к нему. Шото застыл на месте, не понимая, что это значит. Он был зол? Разочарован? Кацуки не остановился, пока не прижал Шото к стене, положив руки по обе стороны от его головы, и не сводил богровых глаз с приоткрытых губ Шото. Оу… Прикосновение губ Кацуки к его губам было похоже на сладчайшую пытку, словно у него было всё и в то же время ничего. Это было грубо и жадно: беспорядочное столкновение языков и зубов. Шото не смог удержаться от стона и потянул Кацуки за волосы. Он поднял ногу и притянул его ближе, углубляя поцелуй и отдаваясь всем телом. Кацуки, не теряя времени, поднял его, прижал спиной к стене и сжал его задницу, пока они терлись друг о друга своими твердеющими членами. Это было пьяняще, волнующе, будоражуще и более интенсивно, чем прыгание на дилдо, а они даже не трахались. Шото задумался, не в том ли причина, что он так сильно зависим. Возможно, так было не всегда. Для Кацуки это, вероятно, было не большей разрядкой, чем хорошая тренировка или удар кулаком по листу гипсокартона. Но для Шото это было головокружительно и опьяняюще. — Б-блядь… Кацуки. Он попытался втянуть воздух, но тело требовало воссоединения их губ. Вместо этого Кацуки наклонился, заскулил и прикусил его шею. Глаза Шото закатились, и он мог бы кончить прямо на месте, но они ещё были на людях, и он не был уверен, что ему всё сойдёт с рук после его проделки. — Нам… нам нужно вернуться… — Что, Шото? Не хочешь меня больше? — Кацуки подчеркнул сказанное, покачав бёдрами, и Шото застонал. Светая лапша соба, он собирается погубить его. Ну, в эту игру могут играть двое. — Ах… дерьмо...Я том, что стоит вернуться, так как ты нужен мне внутри. Не можем же мы трахаться в этом переулке. Шото почувствовал, что падает, когда Кацуки опустил его, и взвизгнул, пытаясь удержаться на ногах. — Надо было сказать это раньше, валим отсюда, мать твою. — Придурок. Возможно, они вернулись бы быстрее, если бы не держались за руки. К тому времени, как они ввалились в комнату Кацуки, Шото был настолько возбуждён, что можно было дрова колоть. Кацуки сбросил перчатки у двери, и Шото толкнул его на пол, расстегнул ремень и грубо стянул штаны. Сам наскоро разделся, а затем, конечно же, поднял кулак, будто не собирался снова выбирать ножницы. К его большому удивлению, Кацуки выбрал бумагу. Шото на мгновение задумался, сколько времени потребуется Кацуки, чтобы понять, что к чему, но тот был слишком занят, запрыгая на него и снова соединяя их губы. — Сядь мне на лицо. Губы Шото дернулись, но он смог остановиться. Он был слишком возбуждён перспективой отлизать Кацуки, чтобы взять свои слова обратно. Лицо Кацуки приобрело красивый розовый оттенок. И он стал похож на ребёнка, стал выглядеть менее опытным, что, по мнению Шото, было объяснимо. — Э-эм, ч-что? Шото перевернулся на спину, бросив на него сердитый взгляд. — Я хочу, чтобы ты сел мне на лицо, я собираюсь отлизать тебе. — Но… что за фигня… твоя очередь кончать, и ты сказал, что хочешь… — То, что я кончу, не значит, что я не могу сделать и тебе приятно. Шото на самом деле не понимал, почему это было так важно для него, но ему нужно, чтобы Кацуки помнил об этом. Даже если сейчас последний раз – если их каким-то образом разлучит выпускной и геройская работа, – он хотел быть уверенным, что у него будет как можно больше первых встреч с Кацуки. И тогда, возможно, если повезёт, он останется в воспоминаниях Кацуки, даже когда всё закончится. Он усадил Кацуки на себя, скользя руками по гладкой коже и чувствуя, как тот дрожит над ним, то ли от волнения, то ли от предвкушения. Он широко развёл ягодицы Кацуки, любуясь неотразимым видом идеального розового отверстия. Шото для пробы высунул язык, проведя им по краю и заставив Кацуки напрячься и ахнуть. Он сделал это снова. Он почувствовал, как напряглись мышцы, и ввёл кончик языка внутрь, раздвигая его шире и разминая упругую плоть его задницы. Кацуки наклонился вперёд и сжал его член в кулаке, и Шото тихо выругался, когда его горячий язык скользнул по головке. Шото вернулся к вылизыванию и поцелуям его идеального отверстия, пока Кацуки втягивал головку его члена в свой маленький ротик. Шото не смог удержаться и не приподнять бёдра. Почувствовал бархатистое сопротивление горла Кацуки. Он усилил ласки, раздвигая его невероятно широко и погружая язык глубоко. Он почти пожалел – какой бы непристойной мысль не казалась – что не сделал этого раньше, после того, как кончил в Кацуки. Каково было бы вылизать его? Насладиться его тихими стонами, пока Шото угощался его растраханным, чрезмерно возбуждённым отверстием. Шото высунул язык, а Кацуки глубоко заглотил его член. Его влажные мышцы по всей длине напряглись, и Кацуки красиво сглотнул, прежде чем сделать вдох. Шото, однако, не сдавался и добавил палец, вылизывая его, как изголодавшийся зверь. Через короткое время Кацуки опустился обратно, заглатывая его член ещё раз и покачивая головой в такт движению языка. В конце концов, это стало слишком, поэтому Кацуки стал умолять его остановиться. Шото рассмеялся и шлепнул его по дерзкой заднице. — Ладно, ложись, хочу прокатиться на тебе. Он испытал чрезвычайную благодарность за то, что уже растянул себя. Смазка всё продолжала сочиться и стекать по его бёдрам и заднице, и Шото выпрямился, жадно опускаясь. Но независимо от того, сколько раз он насаживался на свой дилдо, было недостаточно, чтобы передать тот экстаз, который охватывал от члена Кацуки. Они застонали в унисон, Шото задвигал тазом, чувствуя зад под кожей и ошеломляюще горячую толщу. Шото приподнялся с привычной лёгкостью, опускаясь обратно и одновременно двигая тазом, ощущая каждый восхитительный дюйм щедрого члена Кацуки. Болезненно, но в то же время доставляло удовольствие в лучшем смысле слова, как острый васаби или обжигающий эффект сакэ, скользящий по горлу. Грубые руки легли ему на бёдра, и Кацуки прижался к нему, одновременно отталкивая его и проникая в тело. Шото откинул голову и закрыл глаза, пытаясь собраться с духом, насколько мог. Он с горем пополам осознавал, как восхитительно болит его отверстие, но никакая игрушка не сравнилась бы с тем, как Кацуки входил в него грубыми толчками. Шото полностью отдался моменту, подпрыгивая и двигая тазом пытаясь взять больше с каждым мощным толчком. Пальцы Кацуки впивались в его бока с такой силой, что обещала оставить синяки, а Шото надеялся на это. Он желал, чтобы осталось напоминание. Кацуки перевернул их, подмял Шото под себя, что тот сложился почти пополам. От нового угла вхождения у него перехватило дыхание, и с каждым толчком Кацуки всё глубже проникал к простате Шото. Кацуки кусал его, оставляя метки ещё и ещё, а Шото извивался, его второй оргазм за день стал сокрушительнее первого. Шото хотел удержаться в моменте, насладиться каждой частичкой фальшивой близости, но затем пальцы Кацуки скользнули по его языку, и он сплюнул ему в рот, и всё было кончено. Шото кончил мгновенно, тело содрогалось и пульсировало. Кацуки трахал его всё до талого, позволяя плыть по волнам, прежде чем наклониться для последнего поцелуя. Он тяжело дышал, когда Кацуки вышел и рухнул рядом с ним, а Шото пытался отдышаться, голова ещё кружилась. — Срань Господня, Кацу. Кацуки молчал, уставившись в потолок с непроницаемым выражением на лице. Он даже не попытался съязвить как обычно. Шото приподнялся на локте. — Эй, ты в порядке? — Чертовски великолепно. Шото нахмурился и легко ударил его по щеке, но Кацуки оттолкнул его руку, его алые глаза встретились с голубо-серыми. — Ты ещё с кем-нибудь трахаешься, красавчик? Погодите, что? Шото был настолько ошарашен вопросом, что на мгновение всё, что он мог сделать, – моргнуть и свести брови к переносице. — Ммм, я больше ни с кем не трахаюсь… почему ты спрашиваешь об этом? — Ты был подготовлен, врун чёртов. О... о, нет. Шото прижался к груди Кацуки, заглушая свой смех. Он даже не подумал о том, что уже растянулся и готовенький опустился на член Кацуки. — Я был... погружён в себя, когда ты написал мне в первый раз. — Ему пришлось смахнуть слёзы и понадеяться, что Кацуки не потребует разъяснений, но, разумеется, его ошарашенный вид сообщил Шото, что ему не могло так повезти. — Я насаживал себя на дилдо, Кацуки. Он улыбнулся, наконец-то почувствовав, как усталость этого дня пробирает до костей. — Ты и так заноза в заднице. Не думаю, что смог бы выдержать кого-то ещё, кроме тебя и школы. — Но школа ведь скоро закончится, не так ли, красавчик? Шото в очередной раз вспомнил, насколько всё временно. Всё, начиная от следов укусов на шее и заканчивая ощущением скользкой от пота кожи Кацуки под кончиками пальцев, было мимолётным, и это вызвало болезненное ощущение в животе. — Да… скоро закончится. Он не хотел, чтобы это заканчивалось. Рука Шото сама по себе коснулась щеки Кацуки. Сердце выпрыгивало из груди, и его чуть не стошнило, но Шото был уверен, что разорвёт его на части, если эта ночь будет последней, а он никогда не отступал. — Кацуки, я… Кацуки запустил мозолистые пальцы ему в волосы и притянул к себе. Шото растворился в ленивом поцелуе, закрыв глаза и позволив себе ощущать. Он почти мог позволить себе поверить в интимность этого, осмелиться на надежду, что Кацуки чувствует то же самое. И, возможно, именно этот проблеск или то, что они были так близки, придало ему смелости наконец признаться в своих чувствах. — Насчёт договорённости… мне нужно тебе кое-что сказать. Этого недостаточно. Этого никогда не будет достаточно. Я влюблён… — О, чёрт! Вот так! Приглушенный голос Каминари донесся сквозь тонкие стены, и Кацуки с Шото подпрыгнули от звука удара изголовья кровати Киришимы о гипсокартон... и ещё раз… и в очень специфическом ритме. Их глаза расширились, когда грохот стал ближе, а стоны и вопли – громче. Выражение растерянности на лице Кацуки сменилось отвращением, прежде чем они оба разразились сдавленным смехом. — О... боже мой, нет! Шото вскочил и зажал уши ладонями, а Кацуки спрятал лицо, его плечи тряслись. — Черт возьми… — он с суровым видом убрал руки от лица и указал на Шото. — Единственная причина, по которой мой член стал твёрдым, это то, что я трахал тебя! Это не имеет к этому никакого отношения! Шото заметил его очевидное возбуждение и снова расхохотался, за что получил подзатыльник. — Как думаешь, кто кончит? — выдавил это из себя между смешками Шото, а Кацуки фыркнул от удовольствия. — Судя по тому, как орёт Пикачу? Я бы сказал, что на этот раз ему повезло... Фу, я даже думать об этом не хочу… Член Шото дёрнулся, что не осталось незамеченным, и его лицо вспыхнуло от возобновившегося смеха Кацуки. — Только не говори мне, что тебя это заводит, Половинчатый? Он яростно замотал головой, Кацуки с ухмылкой навался на него. — Не уверен, что смогу помочь тебе с этим, не хотел бы наводить на мысли, что я гей. Шото попытался не вздрогнуть – на самом деле, он попытался – но эти слова оглушили, как пощечина. Как он мог забыть? Как он вообще мог подумать, что у него есть шанс с Кацуки, помимо того, что он является лишь средством для снятия стресса? Шото напустил на себя ледяной вид, не обращая внимания на растерянное выражение лица Кацуки. Он попытался отстраниться, но Кацуки схватил его за руку и наклонил голову. — Эй, что случилось? Что ты собирался сказать секунду назад? Насчёт договорённости? Точно, его признание. Его неудавшееся признание. — Просто... если геройская работа станет невыносимой, — Шото сглотнул, на языке осел привкус трусости. — У тебя есть мой номер. Пальцы Кацуки соскользнули с его руки, и Шото встал, молча одеваясь и не обращая внимания на то, как алые глаза следят за движениями. Он сделал всё от него зависящее, чтобы сохранить хоть какое-то подобие гордости, не дать ледяному фасаду разлететься вдребезги, как этому крошечному лучику надежды. Он прошёл к двери, даже не попрощавшись, распахнул её, захлопнул за собой и бросился к лестнице. Однажды Шото спросил Мидорию, как он продолжает улыбаться, как ему удаётся подражать Всемогущему в те минуты, когда мир, казалось, рушился под ногами. Мидория объяснил, что он продолжает изо всех сил цепляться даже за самый слабый намёк надежды, как за спасательный круг. Но прямо сейчас Шото не испытывал надежды. А единственная надежда, что у него была, заключалась в том, что он вернулся в свою комнату ещё до того, как упала первая слеза.