1+1 = ❤️

      Уилл долго не мог уснуть. Слова Беделии крутились в голове, рождая всё новые и новые теории, одна страннее другой. Мог ли Ганнибал манипулировать им так умело и незаметно всё это время? Он никогда не казался безобидным или беспомощным, но всегда охотно раскрывался навстречу Уиллу, словно бругмансия белоснежная, что открывает свои лепестки лишь с наступлением ночи и издаёт сильный, очень вкусный аромат, против которого не может устоять ни одна бабочка. Уилл вот не устоял. Как-то зимой Ганнибал рассказывал, что в его оранжерее среди прочих есть это растение, и он каждый год с нетерпением ждёт его таинственного цветения.              Когда Уилл в очередной раз заворочался, размеренное глубокое дыхание Ганнибала вдруг стихло.              — Тебя что-то мучает, Уилл? — спросил он хрипловатым спросонья голосом.              Некоторое время парень молчал. Разум велел ему ничего не говорить и самому распутать это дело, а сердце шептало довериться ему. Раз они пара, значит должны разговаривать и пытаться понять друг друга, а не рубить с плеча.              — Почему Беделия всё ещё тут? — наконец спросил Уилл, повернувшись лицом к Ганнибалу. Тот удивлённо хмыкнул и вскинул брови.              — Наверное, потому что это её работа.              Уилл раздражённо вздохнул. Прямого ответа он и не ждал от хитрого доктора, но сейчас его не прельщали подобные игры.              — Что вас связывает с Беделией?              — Уговор, — односложно ответил Ганнибал, и его на этот раз серьёзный взгляд приковал к себе Уилла.              — В каком смысле?              — Это её тайна, не моя.              — Но уговор у вас общий, — заметил Уилл. — Ты же знаешь, я могу начать копать, и тогда никому из вас не поздоровится. Я хочу услышать это от тебя.              Ганнибал поджал губы и опустил взгляд. Некоторое время он размышлял в тишине ночи, а потом посмотрел на Уилла.              — В те времена, когда мы работали в клинике Джонса Хопкинса, Беделия допустила ошибку. У нас был пациент, который мучился от неоперабельной онкологии, давшей метастазы по всему организму. Анестезия перестала действовать. Было решено ввести пациента в искусственную кому, чтобы у нас было время подумать над тем, как помочь ему. Однако в ту же ночь он умер. Я констатировал его смерть и заметил в капельнице, которая была совсем новой, отверстие от иглы.              — Беделия убила его… — дрожащим голосом произнёс Уилл.              — Верно. Она считала, что порой лучше добить птицу, чем наблюдать за её страданиями.              — И ты замял дело, — хмуро добавил парень.              — Да. Беделия попросила у меня помощи, и я не мог отказать ей, — Ганнибал вздохнул и всмотрелся в его глаза. — А что бы сделал ты? Позволил умирающему человеку страдать дальше или помог бы ему?              — Я не знаю, — честно ответил Уилл и закусил губу. Его лицо стало менее напряжённым, но отпечаток грусти только усилился. Прекратить мучения казалось вполне человечным решением, хоть и жестоким, незаконным (впрочем, в некоторых европейских и не только странах была разрешена активная эвтаназия, в то время как в США — только пассивная), но не это взволновало Уилла. — Получается, ты помог Беделии… и впоследствии потребовал с неё долг?              — Веришь или нет, она сама предложила мне свою помощь в качестве сиделки, — ответил Ганнибал. — Она могла бы уйти в любой момент, но её чувство долга оказалось сильнее.              — Или же ты просто шантажируешь её, — предположил парень, чем вызвал у того тихий смех.              — Посмотри на меня, Уилл, — улыбнулся Ганнибал и нежно погладил его по щеке. — Как инвалид может кого-то шантажировать?              Былые сомнения развеялись. Действительно, как бы Ганнибал мог удерживать Беделию насильно? Она могла бы в любой момент сделать себе новый паспорт, сменить личность и уехать из страны навсегда. Опасный инвалид, способный на шантаж — это даже звучало глупо. Уилл почувствовал, что его потихоньку отпускает, а тучи над головой рассеиваются.              — Ну… Ты мог пригрозить Беделии, что переедешь её на своей коляске, — проговорил Уилл. Они на миг переглянулись, а затем рассмеялись в голос.              — Опасный преступник совершил наезд на пешехода и скрылся с места аварии! — цитировал несуществующие заголовки газет Ганнибал, пока Уилл от смеха утирал слёзы. — В погоню выехал десяток полицейских машин, но двигатель транспорта преступника оказался слишком мощен для слуг закона.              — И всё же убийца не смог далеко уйти! — подыграл ему Уилл. — Он был задержан на кухне, так как не смог проехать через её узкие двери. Полиция только что арестовала беглого преступника и заковала его в наручники, чтобы тот не смог сбежать…       

***

             После того разговора у Уилла словно груз с плеч свалился. Их отношения с Ганнибалом стали только крепче. Теперь на многочисленные процедуры его возила Беделия, а Уилл “мучил” бедного доктора своими жестокими тренировками лишь по выходным. Левая рука Ганнибала понемногу обретала чувствительность, и Уилл радовался этому так, словно это была его собственная рука.              Ганнибал и раньше выглядел с иголочки, но теперь цвет его лица стал здоровее. Его кожа лоснилась от масляных массажей, мышцы становились крепче от электростимуляции и ЛФК. Да и сам доктор так и пыхал энергией. Порой он долго смотрел на Уилла каким-то странным взглядом, в котором необъяснимым образом смешивались счастье, любовь и неумолимая тоска. Тогда Уилл подходил к нему и долго обнимал, не говоря ни слова, а после — зацеловывал, отчего Ганнибал не мог не улыбнуться. Уилл понимал, что было на душе его любимого — страх потерять самого дорогого человека. Он и сам испытывал это не раз.              Однажды утром в субботу Ганнибал решил устроить генеральную уборку. Уилл терпеть не мог хаоса, который обычно сопровождал это важное событие, а потому старался в лишний раз не мешаться под ногами.              Ганнибал нашёл его в своём кабинете. Там Уилл читал книгу, прячась от болтливой домработницы и рабочих, которые переставляли мебель, чинили электропроводку и в целом наводили много шума. Когда в доме никого не было (кроме Беделии и Ганнибала), Уилл при необходимости мог починить лестницу, электродвигатель коляски, засорившуюся раковину на кухне и прочие мелочи, но в общем гомоне абсолютно терялся.              — Я не ленюсь! — поспешил оправдаться Уилл, когда Ганнибал въехал в кабинет и, остановившись, сложил руки на животе в замок. — Просто… так много людей вокруг… Я даже не знаю, что мне делать.              — Не волнуйся, я в курсе, что шум и неразбериха тебя пугает, — снисходительно улыбнулся Ганнибал. — Однако мне нужна твоя помощь в именно здесь.              — Оу! — тут же взбодрился Уилл и захлопнул книгу. — Что от меня требуется?              Ганнибал облизнул губы и оглядел большую библиотеку на втором этаже. Помимо книг там лежали папки с бумагами, медицинские статьи, газеты и зарисовки.              — Нужно разобрать старые записи, которые я делал в период психотерапии, и сжечь всё, что было до этого года. К сожалению, я не смогу туда взобраться, а посторонних людей нельзя допускать к делам моих пациентов.              Уилл поднялся с софы и хитро ухмыльнулся, подойдя к нему.              — А мне, значит, можно? — вскинул он бровь.              — Тебе я доверяю, как себе.              — Хорошо, — кивнул Уилл. — Я сделаю это. И даже постараюсь не читать твои записи, но ничего не обещаю.              — Любопытство кошку сгубило, — улыбнулся ему Ганнибал и развернулся в сторону двери. — А я вернусь на свой пост, пока Конфри и Джексон не разломали наш дом окончательно.              Уилл проводил его смущённой улыбкой. Наш дом… От этих простых слов, брошенных вскользь, на душе стало так спокойно и тепло, что парень буквально взлетел по лестнице наверх и с воодушевлением принялся за дело.              У Ганнибала всё было по порядку: все записи распределены по папкам, а папки — по годам. Уилл сгрёб всё в охапку и спустил вниз. Он таки заглянул в пару блокнотов, чтобы вдоволь полюбоваться идеальным каллиграфическим почерком Ганнибала и его незаурядными точными замечаниями по поводу того или иного пациента, а затем разорвал и бросил в камин. Пламя объяло раскрытые страницы и медленно поглотило их.              В следующей папке были карандашные зарисовки. Уилл с тихим восторгом рассматривал чёткие линии и мастерски переданные архитектурные пейзажи Европы. Дворцы, соборы, церкви… Все они были прекрасны, и Уилл погружался в них так, словно в мгновение ока перемещался в пространстве и времени, оглядывая эти монументальные сооружения собственными глазами.              Также там были изображения скульптур и картин. Ника Самофракийская, Венера Милосская и Давид, элементы из Сикстинской Капеллы, «Рождения Венеры» и «Весны» Сандро Боттичелли — всё дышало жизнью и великолепием, как если бы автор этих зарисовок действительно был очарован их красотой и с любовью передавал даже мельчайшие детали. У Уилла не поднялась рука выкинуть такое. Далее шли рисунки из медицинского атласа и конверты со старыми статьями и бог весь чем ещё, но парень не стал их особо рассматривать.              Он уже собирался сложить всё обратно в папку, как наткнулся на нечто неуловимо знакомое. Уилл достал рисунок и замер с ним в руке. То был «Раненый человек» Ганса фон Герсдорфа. И всё бы ничего, но только на ней были изображены те самые орудия, которыми было проткнуто тело одной из жертв Чесапикского Потрошителя. Трясущимися руками Уилл достал телефон и нашёл там фото жертвы. Один в один. Даже лицо, волосы и поза тела были одинаковыми.              Ноги подкосились, и Уилл присел в кресло. Его бросило в жар, затем в холод, отчего противный липкий пот выступил на лбу. «Нет, этого не может быть! Нет-нет-нет…» — твердил он сам себе. Теперь всё стало на свои места. И манипуляции над Беделией, и то, почему убийства Потрошителя прекратились. И та ускользающая тьма в любимых янтарных глазах.              Уилл просидел в прострации некоторое время, даже не заметив, как Ганнибал въехал в кабинет и медленно осмотрел стол с раскиданными на нём рисунками. Его лицо было тщательно скрыто за маской хладнокровности, но то, как он подёргивал губой выдавало в нём внутреннюю нервозность и волнение.              — Почему? — тихо спросил Уилл.              — Почему что? — уточнил Ганнибал с невозмутимым видом.              — Почему именно сейчас? — он поднял на него глаза, полные боли и растущего гнева. — Ты ведь специально всё это затеял, чтобы я нашёл это?              — И ты меня не разочаровал, — произнёс Ганнибал и с трепетом выдохнул: — Я полностью в твоей власти, Уилл.              — Ой, да брось! — скривился парень и, вскочив с места, принялся нервно ходить из угла в угол. — Ты знаешь, что дело давно закрыто и на тебя нет ни одной улики. Знаешь, что, если я приду к Джеку с твоими рисунками, он скажет мне подтереться ими! Ты с самого начала водил меня за нос, как последнего дурака! Копался в моём разуме, очаровывал меня, всё сильнее приковывая к себе…              Ганнибал медленно прикрыл глаза и сглотнул.              — Это не так, Уилл! — мягко произнёс он, подняв на парня печальный взгляд. — Я всегда был открыт тебе.              Остановившись на месте, Уилл, уперев руки в боки, скептично закивал и горько рассмеялся. Затем ринулся к Ганнибалу и угрожающе навис над ним, с силой прижав его руки к подлокотникам.              — Вам понравилось играть с огнём, доктор Лектер? — злобно прошипел он в лицо Ганнибала, чей взгляд был снова опущен, то ли от стыда, то ли от неприятия услышанных слов. — Разгадает ли он мою тайну? Хватит ли ему ума? Влюблённый глупец, не видящий монстра пред собою! Так ты думал про меня, когда смотрел на меня спящего? Тебе было мало играть с бывшим полицейским, и ты решил повысить ставки — сделать из меня настоящего ищейку, агента ФБР, с которым точно можно будет позабавиться! Но всё опять пошло не по плану — марионетка отказалась играть по твоим правилам!              — Я был только рад, что ты выбрал преподавание, — вздохнул Ганнибал. Он даже не пытался вырваться из цепких рук Уилла, которые наверняка причиняли ему боль, но и смотреть ему в глаза не мог, чуть отвернув голову в сторону. — Если помнишь, ты сам решил заняться делом Потрошителя. И я лишь предупредил, чем грозит твоя затея.              — Ох, ну конечно! — фыркнул Уилл. — Ящик Пандоры — так ты это назвал? Слишком красивое название для того, что ты хранил на самом деле.              — Помнится, ты назвал инсталляции Потрошителя прекрасными произведениями искусства, — невозмутимо заметил Ганнибал.              — Чёрт! — Уилл выпрямился и потёр лицо ладонями. — Это же… Это как сравнивать фильм и реальность! Никто не хотел бы подобного в реальной жизни! Никто не хотел бы спать с серийным убийцей!              — Бывшим серийным убийцей, — подчеркнул Ганнибал.              Уилл уставился на него сквозь растопыренные пальцы. Затем склонился к нему и схватил за подбородок.              — Посмотри на меня, Ганнибал, — попросил он спокойным холодным тоном, и столкнулся с карими глазами, блестящими от сдерживаемых слёз. — Ответь мне честно. Если бы ты мог выздороветь и подняться на ноги, ты продолжил бы убивать?              Мгновение, пронёсшееся между их взглядами, острыми, словно лезвие бритвы, показалось целой вечностью.              — Скорее всего, да, — искренне ответил Ганнибал, не отрывая глаз.              Уилл поражённо выдохнул и отстранился. Его лицо перекосилось от шока и злости. От бараньей упёртости Ганнибала, которого он бы мог простить, если бы тот открестился от своей ужасающей деятельности в прошлом. Но нет же, самолюбие доктора Лектера всегда было превыше всего! Он никогда бы не пошёл против своих принципов и сущности. Теперь Уилл это понял.              Наспех собрав папку, парень молча выскочил из кабинета. В груди не хватало воздуха. Он ловил его ртом, пока шёл к своей комнате, но лёгкие словно отторгали кислород. Сердце бешено стучало в груди, гулко отдаваясь в ушах, пока Уилл собирал свои вещи. Перед глазами всё мелькало, словно в ускоренной перемотке. Вот он выбежал из дома и забрал собак. Вот завёл двигатель и рванул с места, пытаясь сбежать отсюда как можно быстрее.              Он не помнил, как оказался у себя дома в Вулф-Трэп. Как покормил собак, выгулял их и затем бесконечно долго сидел в кресле, устремив невидящий взгляд в пустоту. Выключенный телефон валялся где-то на кровати, не готовый принимать звонки и сообщения, как и его хозяин.              

***

             Несколько дней он провёл в прострации, занимаясь своими обычными делами. Чинил мотор старой лодки, ходил на рыбалку, возился с собаками, и всюду его сопровождали гнетущие мысли.              Пришлось включить телефон, чтобы сообщить Джеку, что ему нездоровится. Тут же повалили пропущенные звонки и голосовые, которые Уилл сразу же удалил. Поговорив с Джеком, он уже хотел выключить телефон снова, но тут пришло сообщение с незнакомого номера. Нахмурясь, Уилл поразмышлял немного и неуверенным движением пальца открыл сообщение, оказавшееся целым письмом. Как он и предполагал, оно было от Ганнибала.              «Дорогой Уилл, я понимаю, ты нуждаешься в передышке и времени, чтобы разобраться с собственными мыслями и чувствами. Я больше не буду надоедать тебе звонками или сообщениями. Это — единственное и последнее. И вот, когда я полностью открылся пред тобою по собственному желанию, хочу сказать — я люблю тебя, как бы тебе не хотелось думать обратное. Ты никогда не был для меня марионеткой, и я никогда не играл, только не с тобой. Я бы не смог, даже если бы захотел. Нельзя любить наполовину. Невозможно по-настоящему любить, понимать и при этом использовать человека. Подтверждение моих чувств к тебе ты найдёшь на дне последнего конверта, самого маленького.              Также в папке имеется большой конверт, в котором лежит список всех моих жертв и подробности убийств, известные только мне и следствию. Этого хватит, чтобы посадить меня на пожизненный срок в «Психиатрическую Больницу для особо опасных преступников», так как смертная казнь, к твоему сожалению, уже отменена в штате Мэриленд.              Более того, я пойму, если ты это сделаешь. Не волнуйся за меня, Уилл. Я выдержу всё, на что хватит твоего гнева. Я приму твоё решение с честью и смирением.              Искренне твой, Ганнибал Лектер.»                     На экран упала прозрачная капля, и Уилл понял, что плачет. Совершенно беззвучно, словно проливной ливень, бушующий за толстым непроницаемым стеклом. Ему хотелось кричать, рвать на себе волосы и раздолбать к чёртовой матери отремонтированный двигатель лодки.              «Что же ты делаешь, Ганнибал? — мысленно спрашивал он, пялясь в экран невидящим взглядом. — Чего ты от меня хочешь?!»              Он думал, что если вдруг найдёт улики на Ганнибала, то ему будет проще решиться отнести их Джеку. Однако на душе стало только хуже. Такое бывает, когда ты стремишься к чему-то, но достижение цели не приносит тебе ничего кроме опустошения, ведь в своём подсознании ты никогда этого не желал. Уилл не желал сдавать Ганнибала ФБР, не хотел видеть его в той серой клетке, рядом с Абелем Гидеоном, в невзрачном комбинезоне вместо вычурных костюмов-троек с гипнотическими узорами на шёлковых галстуках.              Собравшись с духом, Уилл налил в стакан виски на два пальца и сел изучать конверты. Ганнибал не соврал насчёт списка жертв и деталей. Подробностей было даже слишком много, из-за чего Уилл еле успел добежать до туалета и выблевать всё, что выпил за это время. Умывшись холодной водой, он посмотрел на себя в зеркало — бледного и замученного, с тёмными кругами под глазами от бессонных ночей и слипшимися от пота волосами. Ему было необходимо поспать хоть немного.              К конвертам Уилл вернулся на следующее утро. Уже с трезвой головой и холодным сердцем. Он перерыл весь список и нашёл среди них знакомое имя — Гаррет Джейкоб Хоббс, более известный как пропавший без вести серийный убийца Сорокопут. Уилл поискал информацию о нём в интернете и наткнулся на их семейную фотографию. Обычная счастливая семья: отец, мать и их юная дочь, как две капли воды похожая на Эбигейл. Ниже писалось, что мистер Хоббс, узнав каким-то таинственным образом о том, что им заинтересовалось ФБР, зарезал свою жену Луизу, ранил дочь и скрылся с места преступления. К счастью, Эбигейл была оказана своевременная помощь, и она выжила. Дальнейшая жизнь девочки была неизвестна. По мнению одной докучливой журналистки, дочь знала про деятельность своего отца и даже участвовала в ней, будучи приманкой, но этого не было доказано.              Отложив ноутбук, Уилл откинулся в кресле и крепко зажмурился. Вот, значит, каким образом Ганнибал спас Эбигейл. Оказал ей медицинскую помощь, убил отца и огородил от назойливой прессы. Он даже мог заговорить Гаррета своими искусительными речами, что тот сам отправился в заранее заготовленную ловушку. Возможно, Эбигейл участвовала в убийстве собственного отца, если Ганнибал счёл это эффективной психотерапией. По крайней мере, в настоящем времени она выглядела вполне счастливой девушкой, а значит терапия помогла ей справиться с тенями прошлого. Уилл только надеялся, что Эби действительно выбрала путь обычной жизни, а не тот, которым хотел её повести новый опекун. Ганнибал никогда не врал Уиллу, не солгал и в этот раз.              «Кто же ты? — вопрошал Уилл у сидящего напротив него образа доктора Лектера. — Заботливый отец, любящий мужчина или жестокий серийный убийца? Иль Монстро, Чесапикский Потрошитель? Каратель грубиянов и убийц? Или же просто гурман, для которого человечина — деликатес не более изысканный, чем осуждаемая обществом фуа-гра?»              «Ты и сам однажды приготовил для меня садовых овсянок, Уилл, — напомнил ему с таинственной улыбкой мысленный образ Ганнибала. — Не говори мне, что ты не знал о традиционном рецепте её приготовления, который предписывает сначала держать птиц на протяжении нескольких недель в тёмной коробке с зерном или в клетке, при этом попросту выкалывая им глаза. Когда овсянка находится в темноте, она начинает есть без остановки — птица думает, что ночи становятся длиннее, ознаменовывая приближение зимы, и готовится к долгому перелёту на юг, которого никогда не случится. В результате усиленного питания вес овсянки увеличивается в несколько раз, и она буквально заплывает жиром. Но на этом экзекуции не заканчиваются: бедную слепую овсянку живьём топят в арманьяке — так она "маринуется", затем ощипывают и жарят. Это достаточно приемлемо для тебя?»              Уиллу нечего было ответить на это, и он просто смотрел на Ганнибала исподлобья немигающим взглядом, которым впору выкалывать глаза не только бедным птицам, но и безжалостным убийцам, несмотря на их инвалидность.              «Ты узнал меня ещё до того, как я открылся тебе, — продолжал Ганнибал, склонив голову набок. — Видел во мне то, что не мог описать словами, чувствовал. И всё же оказался в моей постели, в моей жизни, в моём сердце…»              «Ты не способен на любовь! — с пренебрежением выплюнул Уилл. — И я ненавижу тебя всем своим разрушенным до основания сердцем!»              Образ Ганнибала рассмеялся ему в лицо, весело вскинув брови.              «Не ври себе, мой мальчик! Ты мог бы обмануть кого угодно, даже меня, но не себя. Я — лишь проекция твоего разума, твоего подсознания, и мне известно то, что неведомо тебе. Но думаю, ты просто напуган, как маленький мальчишка, только что познавший жизнь и смерть, познавший любовь и тягу к запретному. К слову, о любви… Ты внимательно прочитал моё письмо?»              Уилл вдруг вспомнил про последний конверт. Судорожно высыпав из папки всё содержимое на стол, он перебрал бумаги и нашёл маленький свёрток, не больше спичечного коробка. Вывалив его содержимое, Уилл уставился на ладонь, где блестели и переливались в лучах утреннего солнца два прекрасных мужских кольца. Одно было выполнено из белого золота, инкрустированное драгоценным камнем насыщенного васильково-синего цвета, прям под цвет глаз Уилла, а второе — похожее, но с алмазом кристальной прозрачности и лёгким голубым оттенком. Воздуха перестало хватать, и парень понял, что не дышал всё это время.              — Ты, блять, издеваешься?! — выкрикнул он в пустоту, где мгновение назад сидел Ганнибал и загадочно улыбался ему.              Откуда ни возьмись взявшиеся слёзы мешали рассматривать обручальные кольца. Сердце бешено билось в груди, а самого Уилла потряхивало, как от настоящего озноба.              Вот про какой выбор говорил Ганнибал: счастливая семейная жизнь с серийным убийцей или несчастная без него, но зато с чувством выполненного долга перед страной и законом.              Отбросив кольца на кипу разбросанных бумаг, Уилл развалился в кресле и сидел так часами, пока собаки не принялись жалобно скулить. Надев куртку и ботинки, он выпустил собак на улицу и пошёл следом, не обращая внимания ни на яркое весеннее солнце, ни на зеленеющую лужайку, ни на свежий запах хвойного леса, в который он в конце концов забрёл. Собаки радостно гавкали и носились вокруг него, приносили палки, и Уилл закидывал их вдаль, чтобы потом всё повторилось снова и снова. В голове царила полнейшая пустота, впрочем, как и в душе. Будто кто-то вырезал все внутренности и незаметно зашил.              Так прошло несколько недель. Ганнибал, как и обещал, не звонил, не писал, и Уилл был этому рад. Он до сих пор не знал, что делать. Просто ходил на работу, читал лекции, разговаривал со студентами и возвращался привычной дорогой в Вулф-Трэп.              Прогуливаясь с собаками по лесу, он иногда вспоминал прошлые счастливые деньки. Как однажды, в самом начале, вышел из душа в одном полотенце и неожиданно встретился с Ганнибалом. Тот оглядел его таким сверкающим заинтересованным взглядом, что Уилл весь покраснел от смущения и сбежал в свою комнату. Вспомнил, как они с Ганнибалом, Эбигейл и собаками пошли гулять в парк после обильного снегопада. Уилл с Эби принялись играть в снежки, а затем кто-то из них промахнулся и попал прямо в лицо Ганнибала. Потом они долго ухахатывались с его недовольной мокрой моськи. Вспоминал их долгие беседы и то, как они лежали в постели и смотрели друг на друга, не говоря ни слова. И им было по-настоящему хорошо.              Уиллу всегда нравился Ганнибал таким, какой он есть. Ему нравилось в нём всё: то, как аккуратно он принимал еду из рук Уилла, как ровно держал голову, несмотря на проблемы с позвоночником, как улыбался… Его улыбка была таким же удивительно прекрасным событием, как вышедшее вдруг солнце в бесконечно чёрную полярную ночь. А его шутки? Такие тонкие и хитрые, что даже пошлость в его словах обретала интеллигентную изысканность. И ведь Уиллу действительно было наплевать, кем раньше являлся Ганнибал, какую вёл жизнь. Он знал больше — его душу, словно они были знакомы целую вечность и наконец обрели друг друга.              Нельзя любить лишь наполовину. Уилл знал это и со смирением принял тот факт, что никогда не сможет возненавидеть Ганнибала по-настоящему, даже его тёмную сторону. Хуже всего было то, что Уилл видел в ней свою красоту и корил себя за это.              Тоска… Безумная тоска с каждым днём одолевала Уилла, отдаваясь в груди почти физической болью. Он мог страдать бесконечно долго, хоть до самой своей смерти, однако мысль о том, что Ганнибал испытывал сейчас то же самое, убивала его медленно и беспощадно. Добить птицу или дать ей улететь? И он принял решение.              Последнюю ночь Уилл спал, как младенец, не видя снов, не чувствуя тревоги. На утро собрал все свои вещи, которые уместились в пару чемоданов, и поставил дом на продажу.              — В связи с чем продаёте дом в такой прекрасной местности? — поинтересовалась молодая женщина, агент по недвижимости. Она осмотрела дом изнутри, и теперь они вышли во двор, чтобы она смогла сфотографировать прилагающуюся землю с лесами и реками.              — Я уезжаю, — коротко ответил Уилл, щурясь на солнце. — Навсегда. Поэтому все дальнейшие процедуры лучше провести дистанционно.              — Конечно-конечно! — заверила с улыбкой женщина. — Как только покупатель найдётся, я обязательно сообщу вам.              — Отлично! — произнёс Уилл.              В последний раз оглядев дом с толикой грусти и ностальгии, он приказал собакам залезть в пикап на заднее сидение. Распрощавшись с агентом по недвижимости, завёл двигатель и отправился в путь.